Блаватская Елена Петровна. Ключ к теософии

   Спрашивающий. В ваших аргументах что-то есть. Признаюсь, я никогда не рассматривал это в таком свете.
   Теософ. Вот именно; и нужно быть насквозь эгоистом, полностью лишённым чувства справедливости, чтобы даже вообразить что-либо подобное. Мы всё ещё вместе с теми, кого потеряли в материальной форме, причем гораздо ближе к ним сейчас, чем когда они были живы. И так не только в фантазиях дэвачани, как могут вообразить некоторые, но в реальности. Ведь чистая божественная любовь – не только лишь цветок человеческого сердца; её корни – в вечности. Святая духовная любовь бессмертна, и рано или поздно все те, кто любил друг друга подобной духовной любовью, будут вновь приведены кармой к воплощению в одной и той же семье. И мы вновь говорим, что у любви по ту сторону могилы, хотя вы можете называть её иллюзией, есть божественная и волшебная сила, воздействующая на живущих. Любовь, которой наполнено Я матери, воображающей своих детей рядом с собою живущими жизнью полного счастья, и столь же реальная, как она была и на земле, всегда будет ощущаться этими детьми, живущими в воплощении. Она будет проявляться в их снах, а зачастую и при различных событиях – в защите и спасении, ниспосланными «провидением», так как любовь – это мощный щит, не ограниченный пространством или временем. Пример с матерью в дэвачане распространяется и на остальные человеческие отношения и привязанности, за исключением чисто эгоистических и материальных. На остальное вам намекнёт аналогия.
   Спрашивающий. Значит, вы ни в коем случае не допускаете возможность общения живущих с развоплощённым духом?
   Теософ. Как правило, это так, но из этого правила есть два исключения. Первое такое исключение относится к нескольким дням, сразу после смерти человека, прежде чем его Я перейдёт в дэвачан. Другой вопрос, получал ли кто-либо из живущих ощутимую пользу от возвращения духа на предметный план – кроме как в тех исключительных случаях, когда сила желания умирающего возвратиться для определённой цели заставляла высшее сознание оставаться бодрствующим, и поэтому сообщавшийся «дух» действительно был индивидуальностью. Но в основном дух после смерти бывает как бы ошеломлён и очень быстро впадает в то, что мы называем «преддэвачаническим состоянием бессознательности». Второе исключение – это нирманакайи.
   Спрашивающий. Кто это, и что этот термин у вас означает?
   Теософ. Это наименование дано тем, кто заслужив право на нирвану и циклический отдых – (не дэвачан, ибо последний – иллюзия нашего сознания, счастливый сон, а те, кто готов к нирване, должны уже полностью лишиться всяких желаний или возможности мирских иллюзий) – тем не менее из сострадания к человечеству остаётся на земле, отказавшись от нирваны. Такой адепт, или святой, как бы вы его ни называли, считая эгоизмом отдыхать в блаженстве, в то время как человечество стонет под тяжестью страданий, происходящих от неведения, отказывается от нирваны и решает остаться этой земле в духе, невидимым. У нирманакай нет материального тела, так как они его отбросили; но со всеми своими принципами они остаются в сфере нашей жизни – даже в астральной её области. И они действительно могут общаться с немногими избранными, но, конечно, не с обыкновенными медиумами.
   Спрашивающий. Я задал вам вопрос о нирманакаях, так как читал в немецких и других трудах, что в учениях северного буддизма это наименование давалось земным воплощениям или телам, принимаемым буддами.^[52]
   Теософ. Да, это так, только востоковеды неправильно представляли себе это земное тело, считая его предметным и физическим, а не чисто астральным и субъектным.
   Спрашивающий. А какую пользу они могут принести на земле?
   Теософ. Отдельным людям – немного, поскольку они не имеют права вмешиваться в карму, и могут лишь советовать смертным и вдохновлять их на действия ради общего блага. И всё же, они совершают больше благодеяний, чем вы себе представляете.
   Спрашивающий. С этим наука никогда не согласится, даже современная психология. Её приверженцы уверены, что никакая часть разума не может пережить физического мозга. Что бы вы им ответили?
   Теософ. Я бы даже не стала утруждать себя ответом, а просто сказала бы словами, принадлежащими М. А. Оксону: «Разум после смерти тела сохраняется. Ведь это вопрос не только мозга… На основании того, что нам известно, разумно выдвинуть предположение о нерушимости человеческого духа („Тождественность духа“)».^[53]
   Спрашивающий. Но ведь Оксон спиритуалист?
   Теософ. Совершенно верно, причём единственный истинный спиритуалист, которого я знаю, хотя мы можем всё ещё не соглашаться с ним по многим второстепенным вопросам. Если не считать их, то ни один спиритуалист не приближался так близко к оккультным истинам, как он. Подобно любому из нас, он непрестанно говорит «об опасностях, сразу же подстерегающих неподготовленного и поверхностного человека, который станет манипулировать оккультным, перейдя его порог и не рассчитав цену, которую придётся за это заплатить».^[54] У нас остается только одно разногласие в вопросе о «подлинности духа». В других отношениях я, со своей стороны, почти полностью согласна с ним и принимаю те три положения, которые он выразил в своем обращении в июле 1884 года. Скорее, этот выдающийся спиритуалист спорит с нами, чем мы с ним.
   Спрашивающий. Что же это за положения?
   Теософ. 1. Есть жизнь, сопутствующая физической жизни тела и независимая от неё.
   2. Как непременное следствие, эта жизнь простирается за пределы жизни тела. (Мы говорим, что она простирается через весь дэвачан.).
   3. Существует сообщение между обитателями этого состояния существования и обитателями мира, в котором мы живём сейчас.
   Всё зависит, как видите, от меньших и второстепенных аспектов этих основных положений, от принимаемых нами взглядов на дух и на душу, или на индивидуальность и на личность. Спиритуалисты смешивают их «в одно»; мы же разделяем их и говорим, что за исключением означенного выше, ни один дух не посещает землю вновь, хотя животная душа и может это сделать. Но давайте снова вернемся к нашему основному предмету – к скандхам.
   Спрашивающий. Сейчас я начинаю понимать лучше. Дух тех скандх, которые, так сказать, наиболее благородны, соединившись с воплощающимся Я, сохраняется и добавляется к запасу его «ангельского» опыта. А атрибуты, соединенные с материальными скандхами эгоистическими и личными мотивами, исчезают из поля деятельности между двумя воплощениями и появляются вновь в последующем воплощении, как кармические результаты, требующие искупления. И по этой-то причине дух не может сам покинуть дэвачан. Это так?
   Теософ. Это очень близко. А если вы к этому добавите, что закон воздаяния, или карма, вознаграждающая всё возвышенное и наиболее духовное в дэвачане, никогда не упустит возможности вознаградить их вновь на земле, обеспечив им дальнейшее развитие и соответствующее для этого тело, – тогда вы будете вполне точны.

Несколько слов о Скандхах

   Спрашивающий. А что происходит с низшими скандхами личности после смерти тела? Они уничтожаются совсем?
   Теософ. И да, и нет – вот новая метафизическая и оккультная загадка для вас. Они уничтожаются как проводник действий личности, но сохраняются как кармические следствия, зародыши, взвешенные в атмосфере земного плана, готовые мстительными врагами вернуться к жизни и соединить себя с новой личностью, когда Я воплотится вновь.
   Спрашивающий. Это настолько трудно, что выше моего понимания.
   Теософ. Только до тех пор, пока вы не усвоите все подробности. Потому что тогда вы увидите, что по логике, последовательности, глубокой философии, божественному милосердию и справедливости, учение о перевоплощении не имеет равных на земле. Это вера в непрерывный прогресс каждого воплощающегося Я, или божественной души, которая в эволюции от внешнего к внутреннему, от материального к духовному достигает в конце каждой стадии абсолютного единства с божественным принципом. Укрепляясь и усиливаясь, переходя от красоты и совершенства одного плана к ещё более высокой красоте и совершенству другого, восходя в каждом цикле к новому великолепию, знанию и силе, всякое Я таким образом становится своим собственным спасителем в каждом мире и воплощении – таково его предназначение.
   Спрашивающий. Но христианство учит тому же самому. Оно также проповедует совершенствование.
   Теософ. Да, только добавляя кое-что ещё. Оно говорит нам о невозможности достичь спасения без помощи чудотворного спасителя и потому осуждает на вечную смерть всех тех, кто не примет эту догму. Именно в этом и состоит различие между теологией христианства и теософией. Первая акцентирует веру в нисхождение духовного Я в низшее я; вторая же внушает необходимость усилий для того, чтобы подняться к Христу, или в состояние буддхи.
   Спрашивающий. Но говоря об уничтожении сознания в случае неудачи, не думаете ли вы, что, с точки зрения неметафизической, это равнозначно уничтожению Я?
   Теософ. С точки зрения тех, кто буквально верит в воскресение тела и настаивает на том, что каждая косточка, каждый сосуд и атом воскреснет в Судный День во плоти – конечно, да. Если вы по-прежнему настаиваете на том, что тленная оболочка с добавлением каких-то ограниченных качеств может дать бессмертного человека, нам будет трудно понять друг друга. А если вы не понимаете, что ограничивая существование каждого Я одной земной жизнью, вы делаете из Божества вечно пьяного Индру (как по мёртвой букве Пуран), безжалостного Молоха, бога, создавшего на земле полную неразбериху и еще требующего благодарности за это, – в таком случае, чем быстрее мы оставим этот разговор, тем лучше.
   Спрашивающий. Ну ладно, разделавшись с темой скандх, давайте вернемся к вопросу о сознании, сохраняющемся после смерти. Вот что интересует большинство людей. Обладаем ли мы в дэвачане знанием большим, чем во время земной жизни?
   Теософ. В некотором смысле мы можем приобрести большее знание; то есть мы можем развить любую способность, которую хотели и старались развить в течение жизни, при условии, что это касается абстрактного и идеального, например, музыки, живописи, поэзии и тому подобного, ибо дэвачан – это лишь идеализированное и субъективное продолжение земной жизни.
   Спрашивающий. Но если в дэвачане дух свободен от материи, то почему бы ему не обладать полным знанием?
   Теософ. Потому что, как я уже сказала, Я «обручено», с памятью своего последнего воплощения, если можно так выразиться. Поэтому, если вы поразмыслите над тем, что я говорила, и свяжете все факты воедино, вы поймете, что дэвачаническое состояние – это не состояние всезнания, а трансцендентальное продолжение только что окончившейся жизни личности. Это отдых души от тягот жизни.
   Спрашивающий. Но учёные-материалисты утверждают, что после смерти от человека ничего не остаётся, что человеческое тело просто распадается на составные элементы, и то, что мы называем душой, есть только временное самосознание, являющееся побочным продуктом органических процессов, который исчезнет подобно пару. Не кажется ли вам их позиция странной?
   Теософ. Вовсе нет, как я понимаю. Когда они говорят, что самосознание исчезает вместе с телом, они просто высказывают неосознанное пророчество в отношении самих себя, ведь раз они твёрдо убеждены в том, что заявляют, никакая сознательная жизнь после смерти для них невозможна. Но в каждом правиле есть исключения.

О посмертном и послеродовом сознании^[55]

   Спрашивающий. Но если сохранение человеческого самосознания после смерти является правилом, почему должны быть исключения?
   Теософ. В основных правилах духовного мира исключений не может быть, но есть правила для тех, кто видит, и для тех, кто предпочитает оставаться слепым.
   Спрашивающий. Это я понимаю; но в таком случае это «полное и окончательное исчезновение самосознания» не более, как заблуждение слепого, который, не видя солнца, отрицает его, но узрит его духовными глазами после смерти…
   Теософ. Ничто не заставит его увидеть, и ничего он не узрит. Упорно отрицая в течение жизни продолжение существования после смерти, он не сможет его увидеть, поскольку его духовные способности, будучи неразвиты и подавляемы при жизни, не смогут развиться и после смерти, и он останется слепым. Утверждая, что он должен увидеть, вы очевидно имеете в виду одно, а я другое. Вы говорите о «духе духа», о пламени от пламени, – то есть об атмане, и смешиваете его с человеческой душой – манасом… Вы меня не понимаете, и позвольте мне попробовать объяснить это. Вся суть вашего вопроса – в том, чтобы понять, как это возможна в случае закоренелого материалиста полная утрата самосознания и самовосприятия после смерти? Не так ли? Я говорю – это возможно. Ибо, твёрдо веря в наше эзотерическое учение, которое называет посмертный период, то есть промежуточное время между двумя жизнями, лишь временным состоянием, я отвечаю утвердительно и говорю: один ли год или миллион лет продолжается этот антракт между двумя действиями иллюзии жизни, загробное состояние может безо всякого нарушения правил оказаться совершенно тем состоянием, в каком находится человек во время глубокого обморока.
   Спрашивающий. Но если вы сказали сейчас, что фундаментальные законы посмертного состояния не допускают исключений, как же это может быть?
   Теософ. Я и не говорила, что исключение возможно. Но духовный закон продолжения приложим только к тем вещам, которые действительно существуют. Для того, кто прочитал и понял Мундака Упанишаду и Ведантасару, всё это станет ясно. Я скажу больше: чтобы приобрести ясное понимание того, почему материалист может и не сохранить самосознание после смерти, достаточно понять, что мы подразумеваем под буддхи и двойственностью манаса. Ведь манас, в низшем своём аспекте, является местопребыванием земного ума, а потому может предоставить лишь то восприятие Вселенной, которое основывается на свидетельстве этого ума, а духовного видения он дать не может. В нашей восточной школе говорят, что между буддхи и манасом (Я), или Ишварой и праджней^[56] на самом деле не больше разницы, чем между лесом и его деревьями, озером и его водами, как учит Мундака. Одно или даже сотня засохших от потери жизненного сока или вырванных с корнями деревьев не могут помешать лесу оставаться тем же лесом.
   Спрашивающий. Так… но ведь буддхи представляет в этом сравнении лес, а манас-тайджаси – деревья. И если буддхи бессмертно, то как же, будучи тем же, что и буддхи, может манас-тайджаси,^[57] полностью потерять сознание до своего нового воплощения? Это-то и затрудняет меня.
   Теософ. Напрасно, поскольку вы смешиваете абстрактное представление целого с его случайными видоизменениями. Помните, что если о буддхи-манасе можно сказать, что он безусловно бессмертен, то о низшем манасе, и ещё в меньшей степени о тайджаси (который лишь – свойство) такого сказать нельзя. Ни то, ни другое, не может существовать отдельно от буддхи, божественной души, поскольку первый (манас) в своем низшем аспекте есть качественная принадлежность земной личности, а второй (тайджаси) – то же, что и первое, только с отражением в себе буддхи. В свою очередь, буддхи оставалось бы только безличным духом без этого в себе элемента, заимствованного им от от человеческой души, и который обусловливает и делает из него нечто как бы отдельное от мировой души на всё время цикла человеческих воплощений. Вернее было бы сказать, что буддхи-манас не может ни умереть, ни утратить своё составное самосознание в Вечности или воспоминание о своих предыдущих воплощениях, в которых оба – то есть духовная и человеческая души, были тесно связаны друг с другом. Однако, это не так в случае материалиста, чья человеческая душа не только ничего не получает от божественной души, но даже отказывается признавать её существование. Но применять эту аксиому к атрибутам и качествам характерным чертам человеческой души – это всё равно, что настаивать, что так как ваша божественная душа бессмертна, то значит румянец на ваших щеках тоже должен быть бессмертен; хотя он, как и тайджаси – просто преходящее явление.
   Спрашивающий. Правильно ли я понял ваши слова, что мы не должны смешивать в наших умах сущность с явлением, причину со следствием?
   Теософ. Я говорю так и повторяю, что, будучи ограничена манасом или человеческой душой, светозарность самой тайджаси делается вопросом времени; потому что бессмертие и сознание после смерти для земной личности человека становятся просто обусловленными атрибутами, так как всецело зависят от условий и верований, создаваемых самой человеческой душой ещё при жизни её тела. Карма действует непрерывно, и мы пожинаем в мире загробном плоды лишь того, что сами посеяли в этой жизни.
   Спрашивающий. Но если мое Я может очутиться после разрушения моего тела в состоянии полной бессознательности, то какое же может быть для меня в этом наказание за грехи моей жизни?
   Теософ. Наша философия учит, что кармическое наказание постигает Я только в будущем воплощении, а непосредственно за гробом нас ожидают только награды за понесённые и незаслуженные страдания в земной жизни.^[58] Таким образом, всё посмертное наказание, даже для материалиста, состоит в отсутствии награды, в полной потере сознания своего счастья и покоя. Карма – порождение земного Я, плод деятельности того древа, которое является видимой для всех предметной личностью, равно как и плод всех помышлений и даже намерений духовного я; но она также и нежная мать, которая залечивает нанесенные ею в прошедшей жизни раны, прежде чем станет снова бичевать это Я, нанося ему новые. Можно сказать, что нет в жизни человека душевного или физического страдания, которое не было бы плодом и прямым последствием некоего греха в его предыдущем существовании; с другой стороны, поскольку человек не сохраняет о том ни малейшего воспоминания в настоящей жизни, и потому чувствует себя не заслуживающим такой кары и поэтому страдающим безвинно, вследствие уже одного этого он достоин утешения и полного отдыха и покоя в жизни загробной. Для нашего духовного Я смерть является всегда избавительницей и другом. Для материалиста, который, несмотря на свой материализм, не был плохим человеком, промежуток между двумя жизнями будет подобен крепкому и безмятежному сну младенца – либо совсем без сновидений, либо наполненному картинами, для которых у него не будет чёткого восприятия; в то время, как для обычного смертного это будет сон, полный реального блаженства и видений, столь же яркий, как и сама жизнь.
   Спрашивающий. Значит, личностный человек должен всегда слепо претерпевать кармические наказания, навлеченные его Я?
   Теософ. Не совсем так. В торжественный момент смерти, даже внезапной, каждый человек видит всю свою прошедшую жизнь, предстающую перед ним в определённом порядке и в мельчайших подробностях. На один краткий миг личностное становится едино с индивидуальным и всеведущим Я. Но этого мгновения достаточно, чтобы показать человеку всю цепь причин, которые были задействованы во время его жизни. Теперь он видит и воспринимает себя таким, каков он есть, без прикрас лести и самообмана. Он читает свою жизнь, оставаясь как бы зрителем, наблюдающим с высоты покидаемую им арену; он чувствует и знает справедливость всего перенесённого им страдания.^[59]
   Спрашивающий. Это происходит со каждым?
   Теософ. Без всякого исключения. Святые и праведные люди, как нас учат, видят не только свою прошедшую жизнь, но даже некоторые предшествовавшие жизни, в которых были заложены причины, сделавшие их теми, кем они были, в той жизни, которую покидают сейчас. Они познают закон кармы во всём его величии и справедливости.
   Спрашивающий. А перед новым рождением бывает что-нибудь, соответствующее этому?
   Теософ. Да. Так же, как человек в момент смерти бросает ретроспективный взгляд на проведённую им жизнь, так и в момент своего нового рождения на земле Я, пробуждающееся от состояния дэвачана, получает видение перспективы ожидающей его жизни и осознаёт все причины, что к ней привели. Оно осознаёт их и видит свою будущность, потому что именно между дэвачаном и новым рождением оно вновь обретает полное манасическое сознание и на короткое время опять становится богом, которым было, перед тем как в соответствии с кармическим законом впервые снизошло в материю и воплотилось в первом человеке из плоти. «Золотая нить» видит все свои «жемчужины», не упуская ни одной из них.

Что в действительности имеется в виду под уничтожением

   Спрашивающий. Я слышал, как некоторые теософы говорят о золотой нити, на которую нанизаны их жизни. Что они подразумевают под этим?
   Теософ. В индусских священных книгах сказано, что то, что проходит периодические воплощения – это сутратма, что буквально означает «нить души». Это синоним перевоплощающегося Я (манаса в соединении с буддхи), впитывающего манасические воспоминания манаса обо всех наших прошлых жизнях. Она названа так, потому что последовательность всех жизней человека подобна жемчужинам, нанизанным на одну нить. В одной из Упанишад эти повторяющиеся рождения уподобляются земной жизни, проходящей поочередно между сном и бдением.
   Спрашивающий. Должен сказать, что это не представляется достаточно ясным, и вот почему. После сна для человека начинается другой день, но человек душой, как и телом – всё тот же самый, что был и накануне; тогда как при каждом новом воплощении меняются не только его наружная оболочка, пол и самая личность, но, по-видимому, и все его умственные и духовные качества. Да и как же это сравнение может быть верным ввиду того, что люди, восстав ото сна, хорошо помнят не только то, что они делали вчера, но и за многие дни, месяцы и даже годы назад, а между тем в своей настоящей жизни они не сохраняют ни малейшего воспоминания о какой-либо прошлой своей жизни, или о каком-либо относящемся к ней факте или событии… Ведь проснувшийся человек может, пожалуй, забыть то, что он видел во сне, но он всё-таки знает, что он спал и что во время сна он жил… О прошлой же жизни мы даже и этого не знаем. Как же так?