— Правда? Это не имеет значения. Я оказался не настолько глуп, чтобы остаться. Я обвел испанцев вокруг пальца, сбежал целым и невредимым, несмотря на то что стал одним из главных преступников, за кем охотились по всей колонии. Они не смогли поймать меня тогда, и им не удастся сделать это теперь!
   В этот момент Фелиситэ вырвала руку и ударила Валькура локтем в раненый живот с такой силой, что у того перехватило дыхание, и он, вскрикнув от боли, выпустил ее из цепких объятий. Бросившись наземь, Фелиситэ перевернулась и тут же поднялась с пистолетом Моргана в руках. Увидев направленный в грудь ствол, Валькур, рванувшийся было за ней, остановился как вкопанный, широко расставив руки, а потом подался назад. Его глаза горели такой злобой, что будь у него пистолет, он бы не раздумывая убил сестру. Но одной шпаги было явно недостаточно, чтобы покончить с ней.
   — А теперь, — проговорила Фелиситэ в наступившей тишине, — брось шпагу.
   Губы Валькура скривились в усмешке, однако глаза сохраняли прежнее злобное выражение.
   — Я могу это сделать, только ты все равно ничего не добьешься. Моих людей не остановит моя смерть, а у тебя в пистолете всего один заряд. У них нет другого выбора, кроме как довести до конца наш план. В противном случае их все равно повесят испанцы или капитан вздернет их как бунтовщиков.
   — Тогда они могут бежать и без тебя.
   В ответ на ее слова из толпы сообщников Валькура послышался одобрительный ропот, и они снова начали отступать к шлюпкам. Те, кто находился поближе, побросали туда мешавшее им лишнее оружие и, ухватившись за планшир, поволокли баркасы к воде.
   — Ты не станешь в меня стрелять, Фелиситэ, вот так, хладнокровно, когда ты уже успокоилась после схватки. Это, слава Богу, не в твоем вкусе. Брось пистолет и идем со мной. Лучше выбрать жизнь, чем болтаться на виселице. Сказать правду, я никогда не желал твоей смерти. Если хочешь знать, Фелиситэ, дорогая, я по-своему заботился о тебе, как ни о ком и ни о чем другом на свете. Иначе я бы не пытался спасти тебя от Моргана в ту ночь в Новом Орлеане, не подумал о том, чтобы вернуться за тобой. И если я обманом увез тебя с собой и силой заставил помочь провести твоего любовника, чтобы захватить его корабль, я поступил так лишь потому, что иначе ты бы не согласилась это сделать. А если я причинил тебе физическую боль, так по-другому я просто неспособен овладеть женщиной.
   Судя по тону, Валькур полагал, что его доводы покажутся сестре убедительными, заставят ее передумать. Однако он ошибался. Фелиситэ уже приняла нелегкое решение, а его слова вызвали у нее только чувство отвращения.
   — Если тебе кажется, что я не буду стрелять, попробуй подойти ближе.
   — Ради Бога, Фелиситэ, будь разумной! — закричал Валькур. — У нас мало времени. Идем!
   — Ни за что!
   — Тогда оставайся умирать со своим беглым любовником, будь ты проклята!
   Быстро повернувшись, Валькур прыгнул в последний баркас, который бунтовщики сталкивали в воду. Холодная волна гнева охватила Фелиситэ. Сжимая тяжелый пистолет обеими руками, она навела его на Валькура и спустила курок.
   Выстрел прозвучал, как мощный взрыв, отдача подбросила пистолет вверх, однако в самое последнее мгновение Морган успел стремительным движением повернуть его дулом в небо. Пуля просвистела у Валькура над головой, не причинив ему вреда. Обернувшись с потемневшим от злобы лицом, он бросил в сторону сестры грязное ругательство.
   — Пусть уходит, — проговорил Морган, опускаясь рядом с ней на колени. — Тебе незачем марать руки его кровью.
   Наверное, он был прав, а может, и нет. Но все же, покончив с Валькуром Мюратом, Фелиситэ почувствовала бы облегчение, отомстив за все, что ей пришлось пережить по его вине.
   Неподалеку от них моряки, подобрав пару оставленных пистолетов, выстрелили вслед пиратам, изо всех сил налегавшим на весла, чтобы скорей отойти от берега. Бросившись в воду, матросы кричали в бессильной злобе, осыпая их проклятиями, швыряли им вслед палки и морские раковины. Захватившие шлюпки бунтовщики уходили все дальше в море, увозя с собой оружие, надежды, последние шансы на спасение, не оставив брошенным на острове людям ничего, кроме грядущей встречи с жестоким испанским законом.
   Злобные выкрики, проклятия, отчаянные мольбы и нереальные предложения постепенно стихли. «Пруденс» лежал на мелководье со снятым такелажем. Чтобы подготовить его к отплытию, потребуется не менее шести часов напряженного труда. Бриг превратился в бесполезную коробку, а его шлюпку, также находившуюся на берегу, угнали мятежники. У моряков не было оружия, чтобы защищаться, кроме нескольких ножей и кинжалов, плотницких инструментов и гандшпугов, с которыми они не смогут ничего сделать против хорошо вооруженных солдат. Им оставалось только спрятаться в лесу. Впрочем, на таком маленьком острове их рано или поздно найдут и одного за другим вытащат из укрытий.
   Несколько человек избрали именно такой выход. Скользнув под сень пальмового леса, они тут же исчезли в густых зарослях. Однако большинство остались стоять на месте.
   Вскоре добродушный капитан «Пруденс» стал о чемто советоваться со своими людьми, отозвав их в сторону.
   Он заявил, что они, по большей части англичане, попали к пиратам совсем недавно, поэтому им особенно нечего бояться. Даже испанцы способны понять, что им пришлось присягнуть не по своей воле. Стоит им поведать эту историю, как они получат обратно свое судно вместе с грузом, с соленой треской, которую не доели пираты, потому что Испания и Англия сейчас не воюют друг с другом.
   Остальные, наблюдая, как бунтовщики карабкаются на борт «Черного жеребца», не могли рассчитывать, что им удастся отделаться так легко. Появившиеся на горизонте фрегаты неумолимо увеличивались в размерах. С борта бригантины были слышны громкие команды и визг лебедок, а из голубой воды показался поднятый якорь. Потом легкий бриз наполнил распустившиеся на нок-реях белые паруса. Вслед за этим на грот-мачте с громкими хлопками надулись фок и грот, и судно легко, без видимого усилия, заскользило из бухты, оставляя за кормой красивый пенистый бурун.
   — Он выберется, — проговорил капитан Бономм, — этот сукин сын уйдет от них.
   Морган, нахмурившись так, что густые брови сошлись на переносице, пристально глядел в сторону прибрежных деревьев у выхода из залива.
   — По-моему, нет.
   Из-за изгиба берега показались два больших линейных корабля с более чем сотней пушек на каждом. Они двигались навстречу друг другу с противоположных направлений, а их мачты пока оставались почти неразличимыми за стволами пальм.
   — Силы небесные! — воскликнул Бономм. При этом в его взгляде, устремленном в том же направлении, куда смотрел Морган, печаль смешивалась с радостью. Потом француз снова поглядел на изящные очертания бригантины. Хотя на ее борту сейчас находились бунтовщики, они были моряками из его команды, с которой он преодолел бесчисленные мили за время долгих походов. Судя по поднявшейся на «Черном жеребце» суматохе и по тому, как там поспешно разворачивали орудия, люди заметили идущие им наперерез суда.
   Фелиситэ затаила дыхание, глядя на сближающиеся корабли.
   — Может, они еще уйдут, — сказал Бономм, — если успеют выбраться из бухты.
   — Он решил попробовать это сделать, — спокойно согласился Морган.
   — Похоже, да. У бригантины не такая глубокая осадка, и она может вернуться в бухту. Фрегаты и другие тяжелые суда не станут ее преследовать. Только пушки у испанцев длиннее, они больше весят и дальше бьют. Они могут остаться в море и разнести бригантину в щепки. Нет, Мюрату надо попробовать прорваться, иначе его ждет петля.
   Корабли испанцев подходили к пиратской бригантине все ближе. Фелиситэ, наблюдавшей за ними прищурив глаза от солнца, казалось, что камень, брошенный с палубы одного корабля, легко долетит до другого.
   — Может, испанцы не станут в него стрелять, — медленно проговорила она.
   Капитан Бономм, до этого рассматривавший из-под руки ближайшие суда, с сомнением поглядел на маячившие вдалеке фрегаты. Потом, когда он снова сосредоточил внимание на удалявшейся бригантине, с его губ сорвалось злобное проклятие.
   — Что такое? — спросила Фелиситэ.
   — Чтоб я дожил до этого дня! — простонал француз. — Господи, в чем я провинился, чтобы заслужить такую измену? Что такого я сделал?
   Фелиситэ поглядела на небольшой корабль, двигавшийся под охраной фрегатов.
   — Это же «Ла Палома»! — удивленно воскликнула она.
   — Совершенно верно. Это кораблик подлой потаскухи Изабеллы. Она продала нас испанцам.
   — Вы наверняка ошибаетесь. — Фелиситэ искоса посмотрела на Моргана, ожидая, что он подтвердит ее слова. Однако он молчал, продолжая вглядываться в морскую гладь с бесстрастным выражением лица.
   — Нет, я не ошибся, — послышался голос Бономма, — и наш друг Морган это понимает!
   В эту минуту «Черный жеребец» открыл огонь. Все орудия правого борта разом выстрелили, наполнив воздух раскатистым грохотом. На столь близком расстоянии ядра, выпушенные по двигающемуся в западном направлении судну, все до единого достигли цели. Пробитые паруса захлопали на ветру, вверх взметнулись фонтаны щепок, над водной поверхностью далеко разнеслись крики умирающих. Однако испанец некоторое время продолжал двигаться прежним курсом, не отвечая на стрельбу противника. Потом над его палубами показались клубы дыма и вспышки пламени, мощный залп заставил судно резко накрениться на противопоОстальные моряки разделились на группы. Баст, стоя поодаль в окружении нескольких человек из команды «Черного жеребца», пристально смотрел на Фелиситэ. В глубине его темных глаз она прочитала безмолвное прощание, однако Баст не пытался приблизиться. Девушка улыбнулась ему, словно стремясь этим выразить сожаление, идущее из глубины разрывавшегося от боли сердца, а потом, подняв голову, обернулась к Моргану и дотронулась похолодевшими пальцами до его мускулистого предплечья.
   Морган посмотрел на нее сверху вниз, губы его искривились в подобии улыбки, зеленые глаза стали совсем темными.
   — Да, Фелиситэ?
   — Я должна тебе кое-что сказать.
   Он ласково дотронулся до ее руки, и это прикосновение почему-то показалось ей испытующим.
   — Я тоже, — ответил он тихо. — Но я, наверное, пока подожду.
   Фелиситэ покачала головой, отказываясь слушать его доводы в эту решающую минуту.
   — Почему? Потом, возможно, будет уже поздно, ты должен знать… Я люблю тебя.
   — Фелиситэ, — прошептал Морган с болью в голосе, — это, конечно, хороший подарок для человека, которого ждет смерть, только…
   — Поэтому я не признавалась тебе раньше, — сказала она, стараясь заглянуть ему в лицо широко открытыми глазами. — Но теперь мне хочется, чтобы ты обо всем знал. У меня, наверное, больше не будет другого шанса. Я поняла это много недель назад, задолго до того, как Валькур стал просить меня помочь захватить твой корабль. Я знала и не хотела говорить, потому что…
   — Потому что боялась мне доверять, — закончил за нее Морган бесстрастным голосом. — Но почему ты решила сделать это сейчас?
   — Если у нас нет будущего, доверие больше не имеет значения, как и все остальное кроме этой минуты.
   Морган привлек Фелиситэ к себе и нежно обнял.
   — Неважно, сколько мне осталось жить, и что произойдет потом, — проговорил он согревая дыханием ее висок, — но я никогда не забуду этот день и всегда буду помнить тебя, Фелиситэ, в рубашке и бриджах, с развевающимися на ветру волосами. А слова, которые я только что услышал, останутся у меня в сердце до моих последних дней.
   Он прижался губами к ее губам, словно приветствуя ее этим теплым и ласковым жестом, который можно было принять за знак прощания.
   За спиной Фелиситэ послышался скрежет гальки и глухой плеск волн о днища подошедших к берегу баркасов. Времени больше не оставалось. Не услышав от Моргана Мак-Кормака признания в любви сейчас, она уже никогда его не услышит.

Глава 20

   Изабелла де Эррара первой выбралась на берег из шлюпки с испанцами. Капитан Бономм протянул ей руку, помогая ступить на песок. Она приветствовала его теплой улыбкой, надолго задержав руку француза в своей. Потом, тихо проговорив несколько слов, внимательно посмотрела ему в лицо, прежде чем отвернуться. Капитан Жак Бономм с поклоном отступил на несколько шагов, по-прежнему не сводя глаз с испанской аристократки.
   Следом на берег сошли два испанских офицера, в их движениях чувствовалась уверенность и отсутствие спешки. За ними высадились солдаты в красных мундирах. Выстроившись в две шеренги и взяв мушкеты на плечо, они с бесстрастным видом стояли в ожидании приказов.
   — Морган! — воскликнула Изабелла, оглядевшись и увидев его рядом с Фелиситэ. Ее лицо озарилось улыбкой, когда она подошла ближе. — У меня нет слов, чтобы выразить, как я рада видеть тебя целым и невредимым. Я очень опасалась, что ты можешь совершить какой-нибудь опрометчивый поступок. Например, попробуешь сбежать вместе с Фелиситэ.
   — Такая мысль приходила мне в голову, — ответил Морган, подавая женщине руку.
   Кивнув Фелиситэ, Изабелла снова обратилась к нему:
   — В подзорную трубу я не смогла разглядеть тебя на корабле, так же как и никто другой. Однако это было невозможно определить точно. Конечно, когда с «Черного жеребца» открыли по нам огонь, наши капитаны подумали, что тебя или нет на борту, или ты просто сошел с ума! У них не оставалось выбора, кроме как потопить судно.
   — Я их вполне понимаю, — кивнул Морган. Этого, однако, нельзя было сказать о Фелиситэ. Тем не менее к ней в душу закралось подозрение, столь неожиданное, что она испытала ощущение неприятной пустоты в желудке.
   — Ты в безопасности, и это самое главное, а остальное можно… уладить, — поспешно проговорила Изабелла и отступила в сторону, увидев приближающихся офицеров.
   — Полковник Мак-Кормак, — сказал один из них с легким поклоном, придерживая шпагу, — маркиза, наверное, уже сказала вам, какое облегчение мы испытали, обнаружив вас на острове. Мы сожалеем о гибели вашего корабля. Мне остается только поздравить вас с успешным завершением исключительно сложного задания.
   Морган поклонился в ответ.
   — Благодарю вас, капитан Ортега. Все могло кончиться совсем иначе, если бы вы Не подоспели вовремя.
   Негромко извинившись, Палома удалилась с задумчивым выражением лица. Бросив ей вслед восхищенный взгляд, капитан вновь повернулся к Моргану.
   — Что касается нашего своевременного прибытия, — сказал он, — за это в первую очередь следует благодарить маркизу де Талабера. Это она сообщила нам о вашем местонахождении. Если учесть тот факт, что ваш корабль захватили пираты и вам пришлось играть другую роль, нам понадобилось бы обшарить все Карибское море, чтобы отыскать вас. Маркиза со своим необычным судном здорово облегчила нам задачу. Признаюсь, я сам поначалу отнесся скептически к ее предложению помочь нам, пока мы будем курсировать в этом районе, но потом, после ее успехов, мне пришлось пожалеть о своих словах. Как она объяснила сама, «Ла Палома», я имею в виду судно, может проникнуть во многие места, не поднимая там тревоги, в отличие от эскадры линейных кораблей.
   — Совершенно верно, — ответил Морган довольно сухо. Изабелла подошла к Бономму и снова заговорила с ним тихим голосом. Капитан «Пруденса» стоял в стороне, с нетерпением ожидая, когда ему позволят высказаться, в то время как позади него Баст, к которому вновь вернулась военная выправка, о чем-то весело беседовал с другим офицером, сохраняя при этом непринужденную позу. Фелиситэ наблюдала за ними с тревогой, не в силах понять, что происходит. Проявление теплых чувств и уважения к Моргану не укладывались в рамки приличий, свойственных цивилизованным людям. Теперь она не сомневалась, что Морган даже не помышлял об измене и по-прежнему состоял на службе у испанцев. Его появление в Карибском море, в отличие от ее собственного, оказалось частью хорошо продуманной операции, несомненно направленной на то, чтобы пресечь пиратский разбой, угрожающий испанскому владычеству в Луизиане.
   Испанский капитан снова заговорил:
   — После нашей операции, судя по тому, как она завершилась, морские разбойники хотя бы на некоторое время перестанут грабить наши суда. Теперь они хорошенько подумают, прежде чем заняться этим снова! Я не сомневаюсь, генерал-губернатор О'Райли будет весьма доволен.
   — Это еще только начало.
   — Однако мы уже преподнесли им первый урок, заявили о наших твердых позициях.
   — Да, — согласился Морган без особого энтузиазма. Офицер кивнул, а потом, очевидно решив сменить тему разговора, спросил:
   — А что с этим Мюратом, которого вы собирались поймать? Где он? И что это за судно здесь в бухте? Как быть с людьми, которые находятся с вами? Если я не ошибаюсь, несколько пиратов скрылись в лесу. Может, следует послать туда солдат, чтобы они переловили этих бродяг? Как вы считаете, полковник? Мои люди в вашем распоряжении.
   — Насчет Мюрата я объясню потом, — ответил Морган, стараясь не смотреть на Фелиситэ. — У тех, кто сбежал в лес, ваше появление вызвало вполне понятные опасения, поскольку они не имели представления о том, как вы собираетесь поступить с нами. Здесь остались по большей части люди из команды брига, который стоит в бухте, и те, кого я взял с собой в плавание. Капитан брита ожидает встречи с вами. Но сначала позвольте мне исправить мою оплошность, капитан Ортега, и представить вам мадемуазель Фелиситэ Лафарг.
   — Мадемуазель, — поклонился испанец после того, как Морган познакомил его с девушкой. Он смотрел на нее так, словно слышал ее имя не в первый раз. При этом он окинул неодобрительным взглядом ее наряд, состоящий из бриджей и рубашки.
   — Я буду вам признателен, капитан, — продолжал Морган, — если вы отправите эту сеньориту на корабль в сопровождении ваших людей.
   — Конечно, — ответил офицер, и его лицо сразу приобрело жесткое выражение.
   Фелиситэ торопливо взглянула на Моргана. Однако он лишь на мгновение задержал на ней взгляд, вновь обратившись к своему собеседнику:
   — Вы сделаете мне большое одолжение, предоставив ей помещение, предназначавшееся для меня, и… позаботившись о том, чтобы она ни в чем не нуждалась и к ней относились с должным уважением.
   Слегка поморщившись, офицер чуть наклонил голову прежде чем отдать соответствующие распоряжения.
   — Я… я должна взять в хижине кое-что из вещей, — сказала Фелиситэ, с усилием справившись со спазмом в горле. Стала ли она теперь пленницей или нет? Хотя положение Моргана коренным образом изменилось, это ни в коей мере не относилось к ней самой. Она оказалась на борту «Ворона» по своей воле и к тому же помогла пиратам захватить «Черного жеребца». Что бы она ни говорила и ни делала потом, не могло изменить этих двух фактов и служить оправданием совершенного ею проступка. С точки зрения испанцев, она была женщиной, вставшей на путь пиратства, которую следовало подвергнуть самому строгому наказанию, предусмотренному за подобные преступления.
   Направляясь к хижине, Фелиситэ чувствовала, что Морган смотрит ей вслед, однако он не произнес ни слова.
   Собрав скудные пожитки, она кое-как свернула их, стараясь не смотреть на скомканное покрывало возле стены. Остановившись на минуту посреди жилища с редком в руках, Фелиситэ оглядела грубые стены из пальмовых листьев, остроконечную крышу, а потом, через раскрытую дверь, — голубую гладь моря, вздымающуюся вдали словно грудь. Наконец она тяжело вздохнула и, выйдя из хижины, решительно направилась к ожидавшим ее солдатам.
   Вскоре шлюпка уже подходила к фрегату. Фелиситэ вскарабкалась по веревочному трапу, ловко брошенному с борта чьей-то умелой рукой. Поднявшись на палубу, она увидела, как от берега отошел другой баркас и направился к бригантине «Ла Палома». На глазах Фелиситэ он подошел к паруснику; Изабелла приказала спустить трап, и вслед за ней на борт поднялся какой-то мужчина. Фелиситэ ощутила внезапный прилив радости, узнав в нем капитана Жака Бономма. Потом на бригантине подняли якорь, и женщины из команды этого плавучего борделя облепили такелаж, чтобы подготовить судно к отплытию. Изабелла и французский пират прошли на нос и встали рядом.
   Неожиданно для себя Фелиситэ подняла руку в прощальном привете, и они тоже помахали ей в ответ. А потом большие белые паруса бригантины наполнились ветром, и она устремилась в открытое море, унося Изабеллу вместе с ее возлюбленным от возмездия Фемиды. Белый голубь под бушпритом скользил над волнами, расправив крылья словно в полете.
   Быстроходную бригантину не смог бы догнать ни один из стоявших в гавани кораблей. Чуть улыбнувшись по поводу этого обстоятельства, Фелиситэ посмотрела, как волны относят к берегу баркас, который Изабелла похитила, оставаясь верна своей неподражаемой манере.
   Наконец Фелиситэ обернулась к сопровождавшим ее людям. Они, не менее ее заинтересовавшись развернувшимся на их глазах зрелищем, теперь наконец вспомнили о своих обязанностях. Испанский лейтенант выступил вперед и с навязчивой вежливостью проводил девушку вниз.
   Предоставленная ей каюта оказалась больше всех, которые Фелиситэ приходилось видеть раньше. Благодаря необычно высокой корме в ней были большие иллюминаторы, пропускавшие много света и воздуха. В каюте находилась одна широкая койка из резного красного дерева с мягким матрасом, хорошим бельем и бархатным покрывалом. В углу стоял умывальник из тика. Картину дополняли также тиковый письменный стол и несколько кресел с бархатными подушками. На отделанных деревянными панелями стенах были укреплены вращающиеся медные светильники, а пол во всю его ширину покрывал турецкий ковер. В общем, она очутилась в на редкость уютной тюрьме.
   Стоя посреди каюты, заложив руки за спину, лейтенант отвел взгляд от мужского костюма Фелиситэ и спросил, не нужно ли ей еще чего-нибудь. После того как она покачала головой, испанец посмотрел на сверток с одеждой, который она держала в руках. Пообещав прислать ей лакея капитана, он с поклоном удалился.
   Не прошло и четверти часа, как раздался стук в дверь. Взявшись за ручку и убедившись, что дверь не заперта, Фелиситэ распахнула ее медленным движением.
   На пороге стоял невысокий подвижный мужчина, одетый по последней парижской моде. Склонив голову, лакей обратился к ней на безупречном французском языке:
   — Мне передали, мадемуазель, что вам, возможно, потребуется моя помощь, чтобы привести себя в презентабельный вид.
   На мгновение Фелиситэ охватил гнев. Потом, убедившись, насколько справедлив этот далеко не деликатный намек, она заставила себя улыбнуться и пропустила лакея в каюту. Почему бы ей не предстать перед своим тюремщиком в самом привлекательном виде, если тот когданибудь вознамерится взглянуть на нее?
   У Фелиситэ было более чем достаточно времени, чтобы заняться своей внешностью, проделав все необходимые процедуры, о которых она успела наполовину забыть. Она приняла ванну, промыла волосы туалетным мылом с ароматом розового масла, натерла огрубевшую кожу чистым белым гусиным жиром, удалила мозоли с помощью кусочка пемзы, а также подровняла ногти и отполировала их до блеска. Фелиситэ успела даже вздремнуть в полдень, пока ее белье — сорочка, корсет и нижние юбки — сохли на солнце после стирки.
   Чистая от макушки до пят, благоухающая ароматом роз, она снова облачилась в женскую одежду. Лакей, которого звали Андре, выгладил ее новое платье. Темнокоричневое, с кружевами цвета слоновой кости, его вполне можно было носить в знак запоздалого траура по отцу. Одевшись, Фелиситэ позвала в каюту лакея, и он с неожиданным искусством сделал ей восхитительную прическу из завитых волос, перебросив одну толстую прядь через плечо. Он раздобыл даже шпильки из каких-то одному ему ведомых запасов, откуда появилось ароматное мыло и остальные принадлежности женского туалета.
   Теперь Фелиситэ оставалось только ждать Моргана, если он вообще появится на судне. Уже наступил вечер, и на фрегате стали готовиться к отплытию, когда он вошел в каюту. Морган не преминул воспользоваться случаем, чтобы освежиться и переодеться в форменный мундир. Окинув взглядом его широкоплечую фигуру, которая, казалось, вот-вот заполнит всю каюту, Фелиситэ обратила внимание на знакомую перевязь шпаги — ярко-красную, с золотой каймой. Она видела ее на нем на борту «Черного жеребца» и позже в рундуке, когда его перевезли на берег перед килеванием бригантины. Почему она сразу не догадалась, что настоящий изменник не станет оставлять такое воспоминание о тех, кому он служил раньше?
   — Ты сейчас настоящая красавица, Фелиситэ, — восхищенно сказал он, — хотя я бы, наверное, предпочел, чтобы ты осталась похожей на оборванного мальчишку.
   — А ты — на парусного мастера. — Взгляд девушки, как и голос, оставался холодным.
   Морган остановился рядом, лицо его сделалось серьезным. Спустя несколько мгновений он спросил:
   — Ты не голодна? Я распорядился, чтобы наш ужин принесли сюда.
   — Отлично, — с иронией ответила она. — Я как раз не хотела мешать трапезе офицеров. А что еще ты придумал, чтобы скрасить мое путешествие в Новый Орлеан? Ты ведь наверняка позаботился, чтобы я не слишком много размышляла о том, как меня будут вешать? Или, может, мне не стоит напрасно беспокоиться? Ведь всегда остается надежда на более почетную смерть; меня могут и расстрелять, если опять не найдут палача.