Николас Блинкоу
Кислотники
Посвящается Роберту Блинкоу
Глава первая
— Да. Уже еду. — Амджад бросил радиотелефон на приборный щиток, и голос его дяди растворился в хлюпанье дворников и горячем дыхании вентиляторов «ниссана». Дождь не переставая лил весь день.
Когда Амджад принял вызов, он был в паре минут от бара «Уорп». Поворот на Грейт-Энкоутс-стрит — и заведение в пятидесяти ярдах перед ним. У входа какой-то парень скакал и дергался, как ненормальный. «Веселенькие пляски под дождем!» — подумал Амджад, очень надеясь, что это не его пассажир.
Такси прочавкало по грязи и остановилось. Открылись двери бара, и вышла женщина. Довольно высокая — на каблуках, голова прикрыта от дождя шарфом. Плясун открыл перед ней дверцу такси, и она скользнула внутрь, на акриловые тигровые шкуры заднего сиденья. Парень последовал за ней.
— Куда едем, шеф? — спросил его Амджад. Ответила женщина:
— Палатайн-Корт, пожалуйста. Это за онкологической больницей.
— То, что надо, дорогая. — Амджад включил счетчик и нажал на педаль газа.
В зеркало заднего вида он бросил взгляд на женщину. И по выговору, и на вид — точно нездешняя.
Амджад сразу догадался, что она иностранка, — еще до того, как женщина заговорила. Будь она англичанкой, выглядела бы иначе. Английские девушки любят естественность, а уж если накладывают косметику, то лопатой. Англичанка на ее месте просто не знала бы, что с собой делать, — с таким длинным худым носом и глубокими унылыми морщинами по обеим сторонам огромного рта. А эта пассажирка сотворила из себя прямо-таки красотку. На тигровых шкурах, закутанная в большой черный шарф и увешанная дорогими цацками, она вполне могла сойти за кинозвезду.
Может, она и знаменитость, кто ее знает. Может, она с телевидения — диктор или кто еще. Амджад не мог взять в толк, что она здесь делала и почему обнималась с этим играющим в молчанку парнем, которого явно подцепила в баре.
— Извините… Разрешите спросить — откуда вы, милочка? — обратился к ней Амджад.
— Из Америки.
На американку она тоже не была похожа. Амджад уже собрался задать следующий вопрос, но женщина опередила его:
— Зачем ты повесил четки на зеркало? На счастье? Они сохраняют в равновесии твою карму?
Амджад засмеялся и щелкнул по связке бусин, закачавшихся на лобовом стекле. Они должны были отводить от него беду и пока неплохо с этим справлялись — ни одной аварии за все время, что он за рулем. Ничего хуже нескольких «чайников», «поцеловавших» его «ниссан», с ним не случалось, и никто еще не пытался угрожать ему пушкой.
— Они защищают нас всех от опасности, киска.
— От опасности, — повторил парень.
Его твердый городской выговор — свистящее "с" и резко падающий тон на "и" — казался каким-то ненатуральным. Парень мог быть родом откуда угодно, только не из Манчестера. Наконец-то нарушил молчание — вероятно, решил обратить на себя внимание:
— Мы и так в безопасности: у меня хорошая карма — ее хватит на всех.
Парень определенно белый. Насчет женщины Амджад не был уверен. Но вроде и не черная. Точно не из Пакистана, и не индуска, не бангладешка, ничего общего. Он снова оглянулся, но парочка сзади целовалась.
Амджад помалкивал, пока не увидел впереди знак объезда.
— Похоже, придется ехать другой дорогой. Женщина и ее спутник оторвались друг от друга, чтобы взглянуть на полицейское оцепление. Район вокруг автовокзала был огорожен синими и белыми пластиковыми лентами, которые яростно трепыхались на ветру под дождем.
— Что случилось? — спросила женщина. Амджад пожал плечами — все что угодно: ИРА[1], футбольные фанаты, драка, а может, облава в одном из пабов для геев. Парень начал вдруг рассказывать о гее, «мальчике по вызову», который месяц назад сиганул вниз со стоянки на крыше автовокзала. Амджад знал эту историю, но слышал, что самоубийством там и не пахло: просто парень накачался кислотой и решил, что умеет летать.
Автовокзал давно остался позади, а пассажирка все продолжала смотреть в окно. Когда Амджад встал на светофоре у Уайтвез-стрит, она спросила:
— А что стало с Центральным вокзалом? Парень ткнул пальцем:
— Вон то здание? Это Б-МВЦ, Большой Манчестерский выставочный центр… — Он замолчал на полуслове. — Так ты знаешь Манчестер?
Она ответила:
— Да, знаю. Хотя давно здесь не была.
— Могу точно сказать, как давно: Б-МВЦ построили десять лет назад.
Амджад остановил машину в глухом переулке за христианской больницей, и красотка заплатила по счетчику, добавив чаевые. Разворачивая свой «ниссан», Амджад видел, как она вставляет ключ в замок. Парень скакал по луже и задирал к небу голову, подставляя лицо под дождь. Он опять плясал. Совсем свихнутый, не иначе.
Открывая входную дверь, Эстелла обернулась. Она проследила взглядом за такси, рассекавшим глубокую реку, натекшую из водосточной трубы, потом перевела взгляд на Йена, резвившегося в луже. Эстелла никак не могла успокоиться — как же изменился Манчестер! Она свистнула, и Йен подбежал к ней вприпрыжку, как ласковый преданный песик.
— Второй этаж, дорогой, — сообщила она.
Йен, опередив ее, запрыгал вверх по ступенькам.
Когда они почти добрались до двери квартиры, Эстелла притормозила Йена, ухватив его сзади за джинсы, развернула к себе, и они стали целоваться. Его губы были сладкими на вкус — он выпил галлон шипучки, которую она ему покупала. Эстелла приготовила бы Йену мартини из собственных запасов, но он сказал, что не притрагивается к алкоголю. А жаль — джин продезинфицировал бы ему рот. И наверняка снял бы это дикое моторное возбуждение.
— Можно мне кайфануть? — спросил Йен.
Эстелла кивнула: косяк, пожалуй, слегка расслабит его. Она перешагнула через чемоданы, которые так и не распаковала, бросив на полу гостиной, и нашла пластиковую хозяйственную сумку со спиртным, закупленным в аэропорту в дьюти-фри. После чего отправилась с сумкой на маленькую кухню, где провозилась целую вечность в поисках стаканов: будь это ее собственное жилье, она держала бы в кухонном шкафчике моющие средства.
— Классное стерео! — крикнул Йен из комнаты, вставляя диск.
— Досталось мне вместе с квартирой, я еще не включала.
Йен занялся настройкой усилителя, пока Эстелла готовила себе питье. Она заглянула в холодильник, отыскивая маслины, — вроде бы клала их туда, а Йен, покатываясь со смеху на полу гостиной, пытался найти розетку. Когда Эстелла бросила наконец оливку в свой стакан, стереосистема загудела. Это было что-то вроде электронной музыки, в которой отсутствовал даже намек на ритм.
Позже, когда Йен стоял, раскачиваясь, у ее постели, он сказал, что с ним уже все о'кей: эмбиент-музыка, косячок — и полный порядок. Эстелла чувствовала себя почти хорошо. Вечный дискомфорт из-за смены часовых поясов постепенно отпускал. Эстелла лежала на кровати, чувствуя, как уходит напряжение в ступнях, высвобождая живительную энергию и посылая ее к позвоночнику. Она удивилась, что запись Йена действует так расслабляюще. Это было что-то вроде танцевальной музыки, но без ритма — просто звук разлетающихся брызг, похожий на саундтрек к неизвестному фильму. Интересно, как это зазвучит, если переложить на ритм румбы. Усевшись на край кровати, она притянула Йена к себе и принялась настукивать кончиками пальцев веселый латиноамериканский ритм на его заднице. Пенис Йена покачивался перед ее губами — соблазнительный розовый кончик в обрамлении крайней плоти. Йен, кажется, находился в трансе. Он медленно размахивал руками в воздухе, словно ощущал себя морской водорослью на дне океана или кроной молодого дерева на легком ветру, а может, какой-нибудь космической хреновиной.
Эстелла вытащила презерватив из-под ленты на волосах, аккуратно распечатала и, держа между зубами, натянула его ртом на возбужденный член Йена. Не мешая Йену раскачиваться, она лишь усиливала эффект губами и языком. Увы, его активность — выражавшаяся в трансе — длилась недолго. Он оказался слабаком.
Йен заснул почти сразу, и Эстелла об этом не сожалела. Она подцепила его, потому что ненавидела быть одна после перелетов. Но теперь уже чувствовала себя в тысячу раз лучше и знала, что легко сумеет заснуть. Йен разметался, захватив две трети широченной кровати, худой и бледный на фоне простыни. Он был очень милый. Может, и хорошо, что они ограничились оральным сексом. Эстелла все еще была девственницей и пока не решалась на дефлорацию. Пройдя через чудовищные муки операций по изменению пола, она ждала, когда бразильские доктора скажут, что совершенно удовлетворены результатами, а до тех пор избегала рискованных экспериментов. Но Эстелла чувствовала — очень скоро с сексом не будет проблем, как, впрочем, и с новым телом. Сегодня вечером она так и осталась в колготках, красиво облегавших ее стройные ноги, ей не хотелось демонстрировать первому встречному специальное защитное нижнее белье, что вполне понятно.
Эстелла перевернулась на живот, прижавшись к постели грудью, и, пытаясь поудобнее устроиться, закинула свою руку поперек живота Йена. Не прошло и минуты, как она уснула.
Когда Амджад принял вызов, он был в паре минут от бара «Уорп». Поворот на Грейт-Энкоутс-стрит — и заведение в пятидесяти ярдах перед ним. У входа какой-то парень скакал и дергался, как ненормальный. «Веселенькие пляски под дождем!» — подумал Амджад, очень надеясь, что это не его пассажир.
Такси прочавкало по грязи и остановилось. Открылись двери бара, и вышла женщина. Довольно высокая — на каблуках, голова прикрыта от дождя шарфом. Плясун открыл перед ней дверцу такси, и она скользнула внутрь, на акриловые тигровые шкуры заднего сиденья. Парень последовал за ней.
— Куда едем, шеф? — спросил его Амджад. Ответила женщина:
— Палатайн-Корт, пожалуйста. Это за онкологической больницей.
— То, что надо, дорогая. — Амджад включил счетчик и нажал на педаль газа.
В зеркало заднего вида он бросил взгляд на женщину. И по выговору, и на вид — точно нездешняя.
Амджад сразу догадался, что она иностранка, — еще до того, как женщина заговорила. Будь она англичанкой, выглядела бы иначе. Английские девушки любят естественность, а уж если накладывают косметику, то лопатой. Англичанка на ее месте просто не знала бы, что с собой делать, — с таким длинным худым носом и глубокими унылыми морщинами по обеим сторонам огромного рта. А эта пассажирка сотворила из себя прямо-таки красотку. На тигровых шкурах, закутанная в большой черный шарф и увешанная дорогими цацками, она вполне могла сойти за кинозвезду.
Может, она и знаменитость, кто ее знает. Может, она с телевидения — диктор или кто еще. Амджад не мог взять в толк, что она здесь делала и почему обнималась с этим играющим в молчанку парнем, которого явно подцепила в баре.
— Извините… Разрешите спросить — откуда вы, милочка? — обратился к ней Амджад.
— Из Америки.
На американку она тоже не была похожа. Амджад уже собрался задать следующий вопрос, но женщина опередила его:
— Зачем ты повесил четки на зеркало? На счастье? Они сохраняют в равновесии твою карму?
Амджад засмеялся и щелкнул по связке бусин, закачавшихся на лобовом стекле. Они должны были отводить от него беду и пока неплохо с этим справлялись — ни одной аварии за все время, что он за рулем. Ничего хуже нескольких «чайников», «поцеловавших» его «ниссан», с ним не случалось, и никто еще не пытался угрожать ему пушкой.
— Они защищают нас всех от опасности, киска.
— От опасности, — повторил парень.
Его твердый городской выговор — свистящее "с" и резко падающий тон на "и" — казался каким-то ненатуральным. Парень мог быть родом откуда угодно, только не из Манчестера. Наконец-то нарушил молчание — вероятно, решил обратить на себя внимание:
— Мы и так в безопасности: у меня хорошая карма — ее хватит на всех.
Парень определенно белый. Насчет женщины Амджад не был уверен. Но вроде и не черная. Точно не из Пакистана, и не индуска, не бангладешка, ничего общего. Он снова оглянулся, но парочка сзади целовалась.
Амджад помалкивал, пока не увидел впереди знак объезда.
— Похоже, придется ехать другой дорогой. Женщина и ее спутник оторвались друг от друга, чтобы взглянуть на полицейское оцепление. Район вокруг автовокзала был огорожен синими и белыми пластиковыми лентами, которые яростно трепыхались на ветру под дождем.
— Что случилось? — спросила женщина. Амджад пожал плечами — все что угодно: ИРА[1], футбольные фанаты, драка, а может, облава в одном из пабов для геев. Парень начал вдруг рассказывать о гее, «мальчике по вызову», который месяц назад сиганул вниз со стоянки на крыше автовокзала. Амджад знал эту историю, но слышал, что самоубийством там и не пахло: просто парень накачался кислотой и решил, что умеет летать.
Автовокзал давно остался позади, а пассажирка все продолжала смотреть в окно. Когда Амджад встал на светофоре у Уайтвез-стрит, она спросила:
— А что стало с Центральным вокзалом? Парень ткнул пальцем:
— Вон то здание? Это Б-МВЦ, Большой Манчестерский выставочный центр… — Он замолчал на полуслове. — Так ты знаешь Манчестер?
Она ответила:
— Да, знаю. Хотя давно здесь не была.
— Могу точно сказать, как давно: Б-МВЦ построили десять лет назад.
Амджад остановил машину в глухом переулке за христианской больницей, и красотка заплатила по счетчику, добавив чаевые. Разворачивая свой «ниссан», Амджад видел, как она вставляет ключ в замок. Парень скакал по луже и задирал к небу голову, подставляя лицо под дождь. Он опять плясал. Совсем свихнутый, не иначе.
Открывая входную дверь, Эстелла обернулась. Она проследила взглядом за такси, рассекавшим глубокую реку, натекшую из водосточной трубы, потом перевела взгляд на Йена, резвившегося в луже. Эстелла никак не могла успокоиться — как же изменился Манчестер! Она свистнула, и Йен подбежал к ней вприпрыжку, как ласковый преданный песик.
— Второй этаж, дорогой, — сообщила она.
Йен, опередив ее, запрыгал вверх по ступенькам.
Когда они почти добрались до двери квартиры, Эстелла притормозила Йена, ухватив его сзади за джинсы, развернула к себе, и они стали целоваться. Его губы были сладкими на вкус — он выпил галлон шипучки, которую она ему покупала. Эстелла приготовила бы Йену мартини из собственных запасов, но он сказал, что не притрагивается к алкоголю. А жаль — джин продезинфицировал бы ему рот. И наверняка снял бы это дикое моторное возбуждение.
— Можно мне кайфануть? — спросил Йен.
Эстелла кивнула: косяк, пожалуй, слегка расслабит его. Она перешагнула через чемоданы, которые так и не распаковала, бросив на полу гостиной, и нашла пластиковую хозяйственную сумку со спиртным, закупленным в аэропорту в дьюти-фри. После чего отправилась с сумкой на маленькую кухню, где провозилась целую вечность в поисках стаканов: будь это ее собственное жилье, она держала бы в кухонном шкафчике моющие средства.
— Классное стерео! — крикнул Йен из комнаты, вставляя диск.
— Досталось мне вместе с квартирой, я еще не включала.
Йен занялся настройкой усилителя, пока Эстелла готовила себе питье. Она заглянула в холодильник, отыскивая маслины, — вроде бы клала их туда, а Йен, покатываясь со смеху на полу гостиной, пытался найти розетку. Когда Эстелла бросила наконец оливку в свой стакан, стереосистема загудела. Это было что-то вроде электронной музыки, в которой отсутствовал даже намек на ритм.
Позже, когда Йен стоял, раскачиваясь, у ее постели, он сказал, что с ним уже все о'кей: эмбиент-музыка, косячок — и полный порядок. Эстелла чувствовала себя почти хорошо. Вечный дискомфорт из-за смены часовых поясов постепенно отпускал. Эстелла лежала на кровати, чувствуя, как уходит напряжение в ступнях, высвобождая живительную энергию и посылая ее к позвоночнику. Она удивилась, что запись Йена действует так расслабляюще. Это было что-то вроде танцевальной музыки, но без ритма — просто звук разлетающихся брызг, похожий на саундтрек к неизвестному фильму. Интересно, как это зазвучит, если переложить на ритм румбы. Усевшись на край кровати, она притянула Йена к себе и принялась настукивать кончиками пальцев веселый латиноамериканский ритм на его заднице. Пенис Йена покачивался перед ее губами — соблазнительный розовый кончик в обрамлении крайней плоти. Йен, кажется, находился в трансе. Он медленно размахивал руками в воздухе, словно ощущал себя морской водорослью на дне океана или кроной молодого дерева на легком ветру, а может, какой-нибудь космической хреновиной.
Эстелла вытащила презерватив из-под ленты на волосах, аккуратно распечатала и, держа между зубами, натянула его ртом на возбужденный член Йена. Не мешая Йену раскачиваться, она лишь усиливала эффект губами и языком. Увы, его активность — выражавшаяся в трансе — длилась недолго. Он оказался слабаком.
Йен заснул почти сразу, и Эстелла об этом не сожалела. Она подцепила его, потому что ненавидела быть одна после перелетов. Но теперь уже чувствовала себя в тысячу раз лучше и знала, что легко сумеет заснуть. Йен разметался, захватив две трети широченной кровати, худой и бледный на фоне простыни. Он был очень милый. Может, и хорошо, что они ограничились оральным сексом. Эстелла все еще была девственницей и пока не решалась на дефлорацию. Пройдя через чудовищные муки операций по изменению пола, она ждала, когда бразильские доктора скажут, что совершенно удовлетворены результатами, а до тех пор избегала рискованных экспериментов. Но Эстелла чувствовала — очень скоро с сексом не будет проблем, как, впрочем, и с новым телом. Сегодня вечером она так и осталась в колготках, красиво облегавших ее стройные ноги, ей не хотелось демонстрировать первому встречному специальное защитное нижнее белье, что вполне понятно.
Эстелла перевернулась на живот, прижавшись к постели грудью, и, пытаясь поудобнее устроиться, закинула свою руку поперек живота Йена. Не прошло и минуты, как она уснула.
Глава вторая
Эстеллу разбудило проникавшее сквозь шторы солнце. Другая широта: свет слабый и очень холодно. Ее дорожный будильник показывал два часа дня. Она вспомнила, что засыпала в компании с парнем, но сейчас была одна, рядом никого, белье испачкано ее черной тушью для ресниц. Из зеркала, висевшего в изголовье кровати, на Эстеллу глядело ее собственное отражение — растрепанные волосы, испуганные глаза медведя панды. Господи, почему в этой квартире столько зеркал? Просто ужас какой-то, так и спятить недолго… Особенно после трех беспересадочных перелетов — она восемнадцать часов проболталась в воздухе! Ничего удивительного, что сразу после приземления ее переклинило. Нужно срочно найти что-нибудь взбадривающее.
Эстелла выползла в прихожую, не обратив внимания на использованный презерватив, даже когда наступила на него. Мелочи можно оставить на потом. Сейчас ей хотелось только одного — добраться до термостата и повернуть регулятор делений на десять, чтобы стало потеплее. До отъезда из Манчестера холод ужасно досаждал ей, пробирая до самых костей, так что английским климатом она была сыта по горло.
Когда Эстелла соглашалась на эту работу, ей пообещали полностью оборудованную квартиру и кое-какие дополнительные блага за особую плату — по крайней мере, бассейн и спортзал. Пожалуй, стоит сделать фотографию лужи помоечно-серого цвета во дворе дома. И показать снимок боссу — пусть знает, что за плавательный бассейн купили на его доллары. Он не имеет об этом никакого представления и наверняка считает, что Манчестер — тот же Майами. Может, туманов чуть побольше. Служащие, сообщившие о наличии в доме спортзала, сильно рискуют. А если босс к тому же узнает, что в квартире размером с клозет нет ничего, кроме дурацкого тренажера, кому-то придется за это ответить. Скорее всего шутников отправят назад в Медельин — подкладывать бомбы под судей и епископов. Всем другим комическим жанрам Гектор Барранкоу Гарза предпочитал грубый дешевый фарс.
В гостиной Эстеллу ждал неприятный сюрприз: Йен внаглую прогулялся по ее вещам. Чемоданы по-прежнему лежали на полу, но теперь они были раскрыты, а одежда разбросана по ковру. Иисус милосердный, придется обследовать каждый чемодан один за другим, чтобы узнать, что стянул чертов ублюдок. Нет, это не жизнь, а сплошные неприятности.
Постаравшись забыть на время о случившемся, Эстелла отправилась в ванную с зеркальными стенами. Она чувствовала, что рухнет в обморок, если немедленно не восстановит водный баланс своей бедной, сшитой из лоскутов кожи. Все журналы предупреждали, как отвратительно авиаперелеты действуют на кожу лица. Больше всего на свете ей сейчас хотелось погрузиться в ледяную «Эвиан»[2] и чтобы кто-нибудь переворачивал ее каждые пять минут.
Прежде чем она вышла из-под душа, зазвонил телефон. Эстелла быстро замотала полотенцем мокрые волосы, соорудив на голове некое подобие высокого белого тюрбана. Прихватив висевший за дверью купальный халат, она отправилась на поиски аппарата, который в конце концов обнаружился под пакетом «Мейсиз»[3].
— Манчестерский офис, — ответила она, изображая секретаршу.
— Эстелла? Как дела? — Самоуверенный латино-американский английский ее босса. — Надеюсь, ты уже пришла в себя? Тебе подыскали классную квартирку. Бассейн видела?
— Слишком холодно для плавания, Гектор. Дождь идет не переставая, как я приземлилась.
— Вот дерьмо! А ты к тому же наверняка совсем расклеилась от перелета, да? Я уж думал, ты никогда не подойдешь к телефону.
— Я сегодня сутра чуточку отупела, Гектор. Вчера вечером, чтобы заснуть, пришлось кое-что принять. Но скоро займусь делом, только подлечусь немного в твоем бассейне. Думаю, вернусь через пару дней.
— Мне бы хотелось увидеть тебя в бассейне, детка. Я пошлю парней за косметическим молочком для тела и, когда приедешь, размажу его по тебе языком.
Гарза был в хорошем настроении и очень старался как можно правильнее говорить по-английски, но он никогда не путал деловой разговор со светским.
— Ты получила пакет?
Эстелла рискнула ответить, что, вроде, да.
— Но посмотреть еще не посмотрела? Пресвятая Дева Мария, Эстелла, поспеши. И перезвони мне по сотовому. Нет, давай-ка я лучше подожду, пока ты посмотришь. Не хочу откладывать это на потом.
Эстелла положила телефонную трубку на пол и двинулась в спальню. Но голос Гарзы догнал ее, стелясь по ковру. Она бегом вернулась к трубке:
— Что ты сказал, Гектор?
— Спросил, есть ли у тебя есть громкая связь. Включи ее. Я не какой-нибудь чокнутый шизик, чтобы разговаривать с самим собой!
Эстелла ткнула клавишу на панели телефона. Голос Гарзы теперь повсюду следовал за ней. Гектор вопил, что она, дескать, лучше всех знает, как действовать в подобных случаях. Ну, и какие у нее проблемы? Ей что, опять приспичило побывать у одного из своих крутых пятизвездочных генитальных лепил, или она будет ссылаться на долбаную менопаузу или придумает что-то еще?
Эстелла и правда знала, как следует действовать, это точно, но она не имела абсолютно никакого желания лететь в Англию. А Гарза настаивал на ее личном участии, заявляя, что такое дело нельзя доверить чужаку — все должно остаться внутри фирмы.
— Шагай в ногу со временем, Эстелла. Это обычная работа, я ее делаю перед завтраком, едва продрав глаза и даже не успев сходить в сортир. Знаю, знаю все, что ты думаешь про Англию. Но я считаю, ты сумеешь грамотно взяться за дело, по крайней мере будешь действовать хладнокровно. В том смысле, как понимают хладнокровие тамошние англо-протестантские задницы.
Эстелла воскресила в памяти всю ту беседу. Гарза, пожалуй, не думал, что Манчестер — это Майами в тумане. Скорее, он полагал, будто вся Англия похожа на Бостон, где он однажды побывал. Проведя в городе всего три часа, он выплеснул на мэтра в гостиничном ресторане рыбный суп. Он чувствовал себя оскорбленным, не желая смириться с не оправдавшей его ожиданий действительностью. И если кто-то думал, что он будет при этом вести себя как ягненок, то Гектор Барранкоу Гарза мог только пожалеть этот чертов город. Эстелла помнила, как, вернувшись, он пожал плечами и зло бросил: «Знаешь, а пошли они все…» Он с нетерпением предвкушал эту поездку, воображая, что все вокруг будут выглядеть как Кэри Грант, Грейс Келли или, может, Чарлз Лоутон[4]. Он ожидал, что увидит шикарное искусство, воплощенное в жизнь. А Эстелла представляла, как потели на комбинированных съемках Кэри Грант с Чарлзом Ло-утоном или, может, с Грейс Келли. Предчувствуя, что бостонская поездка закончится скверно, она отказалась составить шефу компанию, сославшись на дела в Майами.
Эстелла вошла в спальню, чтобы забрать из платяного шкафа свой кейс. У нее подкосились ноги, когда она увидела его распахнутый зев на тренажере.
Йен обчистил ее. Никаких сомнений, он даже не попытался замести следы. Там, где лежала «Беретта», валялось несколько клочков бумаги.
Голос Гарзы не давал ей собраться с мыслями. Эстелла крикнула, что получила пакет, да, да. Гарза не расслышал и завопил: «Что? Что?» Она сгребла в охапку кейс и бумаги и, прижимая все к себе, вернулась в гостиную.
— Пакет у меня, Гектор.
— Да? Все в порядке?
Фотографии были вынуты и перевернуты — их рассматривали во всех мыслимых и немыслимых ракурсах. Эстелла бросила снимки на пол и взглянула на лицо человека, которого ей предстояло убить. Кто бы ни взял в руки эту пачку, к его услугам было написанное на каждой фотографии имя и стрелка, нацеленная прямо в голову мистеру Джону Берджису. Последнему дебилу стало бы ясно, что этот человек под прицелом — стрелки находили его даже в толпе, изображая траекторию пули. Вполне могли обойтись без этих художеств — Эстелла и так знала имя.
Надо взять себя в руки и не паниковать. Она верит в судьбу, верит в звезды и их психомагнетическое действие. Главное — понять направление, в котором развернутся астральные силы, а уж она сумеет это использовать.
— Эстелла?
— Секунду, Гектор, голубчик. Высокие каблуки созданы не для того, чтобы бегать за мужчинами.
— А для того, чтобы мужчины бегали за тобой, да? Ты сделаешь все в лучшем виде, детка. Пусть он только придет, и ты трахнешь его по полной программе.
Эстелла снова взглянула на фотографии. На всех до единой был запечатлен владелец бара, того самого, где она прошлой ночью подцепила Йена. И где Джон Берджис повесил высоко на стене собственный портрет, с которого радушный хозяин улыбался блаженной улыбкой своим клиентам. Эстелла знала Джона Берджиса. Плохо, что его знал Йен.
Ей надо хорошенько все обдумать. Йен рассматривал фотографии. Это факт. Но сложил ли он два и два? Пистолет плюс фотографии равно убийству человека: бах, бах, бах. Эстелла еще раз проверила содержимое кейса. Кроме «Беретты», ничего, кажется, не пропало. Йен, конечно, мог прихватить и что-то из фотографий, она не знала, сколько их там было. Но скорее всего снимки он не взял.
— Есть проблемы?
— Все отлично, Гектор. Скажи, чем занимается наш партнер?
— Черт побери, Эстелла. Это же не засекреченная кодовая линия, мы разговариваем по открытой хреновой связи. Тебя уже услышали спутники-шпионы. Он парень с деньгами, вот и все.
— Насколько много у него денег? Может он согласиться предоставить свои услуги на торгах за более высокую цену?
— Да он полное дерьмо! Он собирается разорвать эксклюзивный контракт, заключенный с нами. Он идет на торги и дает нашим конкурентам такие же преимущества на европейском рынке, какие получили мы. Необходимо сохранить наш приоритет. О'кей?
— О'кей, Гектор. Скоро увидимся. Еще день-два.
— Хорошо, детка. Знаешь, я хочу, чтобы ты подкрепила силы в бассейне. А пока — да хранят тебя все святые.
Она бросила трубку и вернулась к кейсу. Пластиковый контейнер с рельефным логотипом «Фемпакса», производителя женских гигиенических тампонов, был на месте. В контейнере она прятала пули. До тех пор, пока в магазине нет пуль, «Беретта» безопасна. Эстелла не знала, почему Йен обошел своим вниманием этот контейнер. Может, побрезговал. Если он и вправду такой тупой, что не довел обыск до конца, очко в его пользу.
Эстелла надеялась, что Йен тупой. Очень, очень тупой. Ей, конечно, придется отловить его. И еще — нужно сделать вид, что все в порядке, и прибрать квартиру. Похоже, ей придется пробыть в Манчестере дольше, чем она рассчитывала. Так что имеет смысл устроиться поудобнее.
Йен сидел на столе, болтая ногами, и разглядывал флакон, который вытащил из кармана. Тереза ясно видела белые таблетки за коричневым стеклом, но Йен, похоже, не знал, что это такое. Он уставился на флакон без этикетки и выглядел более озадаченным, чем обычно.
Офисы помещались под клубом в старых подвалах с кривыми кирпичными потолками — напоминание о том, что «Уорп», до того как его отреставрировали и переоборудовали, был товарным складом. Тереза с Йеном, дожидаясь начала показа, сидели перед выстроенной в ряд вдоль противоположной стены телевизионной аппаратурой. Их позвал сюда Джанк. Он предложил, если они не против, посмотреть его последнюю видеозапись. Сейчас он наклонился, настраивая видеомагнитофон, оба его глаза — здоровый и стеклянный — гипнотизировали мерцающую зеленую стрелку. Джанк работал в клубе с самого открытия и имел право заходить в офисы — в отличие от Терезы с Йеном. Тереза нервничала из-за того, что они нарушили запрет, а Йену все было по барабану, его сейчас занимали только таблетки, и он показал флакон Джанку:
— Как думаешь, что это такое?
Но Джанку тоже ничего в голову не пришло.
— Откуда я знаю? Почему бы не спросить женщину, которая тебе их дала?
— Может, и спрошу. Только сомневаюсь, увижу ли ее снова.
— А кто она такая?
— Не знаю. Но она не отсюда. — Йен жестами изобразил фламенко, щелкая пальцами, как кастаньетами. — Латиноска или что-то в этом роде. Ну, знаешь: «Рива, рива, эль марьячи».
Йен высыпал кучу таблеток себе на руку и понюхал. Рассуждая вслух, вспомнил, что женщина не была под кайфом. Но если она из Латинской Америки, эти таблетки вполне могли оказаться и кокаином: прямиком из Колумбии, их просто отштамповали, чтобы выглядели обычной фармацевтикой. Здесь небось граммов двадцать пять: флакон вмещает пятьдесят таблеток.
— А может, это барбитураты. Валиум или вроде того.
«Пусть себе болтает», — думала Тереза, наблюдая, как Йен глазеет на таблетки из-под свисающей на лоб челки. Она догадывалась, что случилось. Как только Йен оказался в квартире бабы, которая его «сняла», он дождался, пока «клиентка» заснет, и обчистил ее аптечку. Тереза была ровесницей Йена, но только после знакомства с ним почувствовала себя зрелым человеком. Йен размечтался, если надеется, что раздобыл кокаин, но если считает, что это валиум, пусть экспериментирует.
— И все-таки, что это такое?
Тереза пожала плечами. Она точно знала, что несколько таблеток Йен обязательно попробует. Скорее, даже горсть — как в прошлом году, когда к нему попали те антидепрессанты. Он объявил их галоперидолом и жахнул сразу больше дюжины. Часом или получасом позже челюсти Йена начали конвульсивно подергиваться, сцепившись намертво; он кривил губы, как Джек Николсон, и его усмешка становилась все более жуткой. Доктор потом описал этот побочный эффект как sardonicus rictus[5]. Прошло сорок девять часов, прежде чем Йен согласился лечь в больницу, а до тех пор терпел, зажав зубами свернутый в трубку комикс, вот только челюсти все время со скрипом ходили из стороны в сторону, и он издавал глухие лязгающие звуки.
Тереза могла бы напомнить все это Йену, но вряд ли он забыл ту историю. Доктора и сестры, весь медицинский персонал больницы, перебывали у него, чтобы посмотреть на идиота, сожравшего такую уйму галоперидола. Тереза была тогда с Йеном, но предоставила ему самому объяснять докторам, как все случилось. Нет, она не слишком беспокоилась о своей репутации — мол, подумают, что она подружка этого кретина, просто было ужас как забавно наблюдать за Йеном, пытавшимся промычать название препарата на манер полоумного чревовещателя. Это было и правда смешно. Особенно когда первый антигистаминный укол начал действовать и Йен, вдобавок к жуткой ухмылке, вывалил из пасти язык. Но Тереза вовсе не жаждала снова так веселиться.
Йен отложил флакон и принялся скручивать косяк. Ловко справившись с этим делом, он предложил Терезе поискать пепельницу.
Тем временем Джанк перемотал пленку, нажал «воспроизведение», и на экране замелькала нарезка комиксов. Герои казались вытянутыми, будто стремились вырваться на волю. Багз Банни был толстым коротышкой и двигался вперевалочку, задумчивой походкой. Тереза не знала, как Джанку удалось заставить его так ходить.
Джанк встал и, потянувшись, обернулся к Йену: — Не оставляй окурки. Не хочу, чтобы Берджис узнал, как я использую днем его офис.
Вернувшись в ванную, Эстелла обнаружила, что исчез весь ее запас «Чикадола». Она едва не расплакалась. Это были лучшие гормональные таблетки, они держали ее в такой классной форме…
Эстелла выползла в прихожую, не обратив внимания на использованный презерватив, даже когда наступила на него. Мелочи можно оставить на потом. Сейчас ей хотелось только одного — добраться до термостата и повернуть регулятор делений на десять, чтобы стало потеплее. До отъезда из Манчестера холод ужасно досаждал ей, пробирая до самых костей, так что английским климатом она была сыта по горло.
Когда Эстелла соглашалась на эту работу, ей пообещали полностью оборудованную квартиру и кое-какие дополнительные блага за особую плату — по крайней мере, бассейн и спортзал. Пожалуй, стоит сделать фотографию лужи помоечно-серого цвета во дворе дома. И показать снимок боссу — пусть знает, что за плавательный бассейн купили на его доллары. Он не имеет об этом никакого представления и наверняка считает, что Манчестер — тот же Майами. Может, туманов чуть побольше. Служащие, сообщившие о наличии в доме спортзала, сильно рискуют. А если босс к тому же узнает, что в квартире размером с клозет нет ничего, кроме дурацкого тренажера, кому-то придется за это ответить. Скорее всего шутников отправят назад в Медельин — подкладывать бомбы под судей и епископов. Всем другим комическим жанрам Гектор Барранкоу Гарза предпочитал грубый дешевый фарс.
В гостиной Эстеллу ждал неприятный сюрприз: Йен внаглую прогулялся по ее вещам. Чемоданы по-прежнему лежали на полу, но теперь они были раскрыты, а одежда разбросана по ковру. Иисус милосердный, придется обследовать каждый чемодан один за другим, чтобы узнать, что стянул чертов ублюдок. Нет, это не жизнь, а сплошные неприятности.
Постаравшись забыть на время о случившемся, Эстелла отправилась в ванную с зеркальными стенами. Она чувствовала, что рухнет в обморок, если немедленно не восстановит водный баланс своей бедной, сшитой из лоскутов кожи. Все журналы предупреждали, как отвратительно авиаперелеты действуют на кожу лица. Больше всего на свете ей сейчас хотелось погрузиться в ледяную «Эвиан»[2] и чтобы кто-нибудь переворачивал ее каждые пять минут.
Прежде чем она вышла из-под душа, зазвонил телефон. Эстелла быстро замотала полотенцем мокрые волосы, соорудив на голове некое подобие высокого белого тюрбана. Прихватив висевший за дверью купальный халат, она отправилась на поиски аппарата, который в конце концов обнаружился под пакетом «Мейсиз»[3].
— Манчестерский офис, — ответила она, изображая секретаршу.
— Эстелла? Как дела? — Самоуверенный латино-американский английский ее босса. — Надеюсь, ты уже пришла в себя? Тебе подыскали классную квартирку. Бассейн видела?
— Слишком холодно для плавания, Гектор. Дождь идет не переставая, как я приземлилась.
— Вот дерьмо! А ты к тому же наверняка совсем расклеилась от перелета, да? Я уж думал, ты никогда не подойдешь к телефону.
— Я сегодня сутра чуточку отупела, Гектор. Вчера вечером, чтобы заснуть, пришлось кое-что принять. Но скоро займусь делом, только подлечусь немного в твоем бассейне. Думаю, вернусь через пару дней.
— Мне бы хотелось увидеть тебя в бассейне, детка. Я пошлю парней за косметическим молочком для тела и, когда приедешь, размажу его по тебе языком.
Гарза был в хорошем настроении и очень старался как можно правильнее говорить по-английски, но он никогда не путал деловой разговор со светским.
— Ты получила пакет?
Эстелла рискнула ответить, что, вроде, да.
— Но посмотреть еще не посмотрела? Пресвятая Дева Мария, Эстелла, поспеши. И перезвони мне по сотовому. Нет, давай-ка я лучше подожду, пока ты посмотришь. Не хочу откладывать это на потом.
Эстелла положила телефонную трубку на пол и двинулась в спальню. Но голос Гарзы догнал ее, стелясь по ковру. Она бегом вернулась к трубке:
— Что ты сказал, Гектор?
— Спросил, есть ли у тебя есть громкая связь. Включи ее. Я не какой-нибудь чокнутый шизик, чтобы разговаривать с самим собой!
Эстелла ткнула клавишу на панели телефона. Голос Гарзы теперь повсюду следовал за ней. Гектор вопил, что она, дескать, лучше всех знает, как действовать в подобных случаях. Ну, и какие у нее проблемы? Ей что, опять приспичило побывать у одного из своих крутых пятизвездочных генитальных лепил, или она будет ссылаться на долбаную менопаузу или придумает что-то еще?
Эстелла и правда знала, как следует действовать, это точно, но она не имела абсолютно никакого желания лететь в Англию. А Гарза настаивал на ее личном участии, заявляя, что такое дело нельзя доверить чужаку — все должно остаться внутри фирмы.
— Шагай в ногу со временем, Эстелла. Это обычная работа, я ее делаю перед завтраком, едва продрав глаза и даже не успев сходить в сортир. Знаю, знаю все, что ты думаешь про Англию. Но я считаю, ты сумеешь грамотно взяться за дело, по крайней мере будешь действовать хладнокровно. В том смысле, как понимают хладнокровие тамошние англо-протестантские задницы.
Эстелла воскресила в памяти всю ту беседу. Гарза, пожалуй, не думал, что Манчестер — это Майами в тумане. Скорее, он полагал, будто вся Англия похожа на Бостон, где он однажды побывал. Проведя в городе всего три часа, он выплеснул на мэтра в гостиничном ресторане рыбный суп. Он чувствовал себя оскорбленным, не желая смириться с не оправдавшей его ожиданий действительностью. И если кто-то думал, что он будет при этом вести себя как ягненок, то Гектор Барранкоу Гарза мог только пожалеть этот чертов город. Эстелла помнила, как, вернувшись, он пожал плечами и зло бросил: «Знаешь, а пошли они все…» Он с нетерпением предвкушал эту поездку, воображая, что все вокруг будут выглядеть как Кэри Грант, Грейс Келли или, может, Чарлз Лоутон[4]. Он ожидал, что увидит шикарное искусство, воплощенное в жизнь. А Эстелла представляла, как потели на комбинированных съемках Кэри Грант с Чарлзом Ло-утоном или, может, с Грейс Келли. Предчувствуя, что бостонская поездка закончится скверно, она отказалась составить шефу компанию, сославшись на дела в Майами.
Эстелла вошла в спальню, чтобы забрать из платяного шкафа свой кейс. У нее подкосились ноги, когда она увидела его распахнутый зев на тренажере.
Йен обчистил ее. Никаких сомнений, он даже не попытался замести следы. Там, где лежала «Беретта», валялось несколько клочков бумаги.
Голос Гарзы не давал ей собраться с мыслями. Эстелла крикнула, что получила пакет, да, да. Гарза не расслышал и завопил: «Что? Что?» Она сгребла в охапку кейс и бумаги и, прижимая все к себе, вернулась в гостиную.
— Пакет у меня, Гектор.
— Да? Все в порядке?
Фотографии были вынуты и перевернуты — их рассматривали во всех мыслимых и немыслимых ракурсах. Эстелла бросила снимки на пол и взглянула на лицо человека, которого ей предстояло убить. Кто бы ни взял в руки эту пачку, к его услугам было написанное на каждой фотографии имя и стрелка, нацеленная прямо в голову мистеру Джону Берджису. Последнему дебилу стало бы ясно, что этот человек под прицелом — стрелки находили его даже в толпе, изображая траекторию пули. Вполне могли обойтись без этих художеств — Эстелла и так знала имя.
Надо взять себя в руки и не паниковать. Она верит в судьбу, верит в звезды и их психомагнетическое действие. Главное — понять направление, в котором развернутся астральные силы, а уж она сумеет это использовать.
— Эстелла?
— Секунду, Гектор, голубчик. Высокие каблуки созданы не для того, чтобы бегать за мужчинами.
— А для того, чтобы мужчины бегали за тобой, да? Ты сделаешь все в лучшем виде, детка. Пусть он только придет, и ты трахнешь его по полной программе.
Эстелла снова взглянула на фотографии. На всех до единой был запечатлен владелец бара, того самого, где она прошлой ночью подцепила Йена. И где Джон Берджис повесил высоко на стене собственный портрет, с которого радушный хозяин улыбался блаженной улыбкой своим клиентам. Эстелла знала Джона Берджиса. Плохо, что его знал Йен.
Ей надо хорошенько все обдумать. Йен рассматривал фотографии. Это факт. Но сложил ли он два и два? Пистолет плюс фотографии равно убийству человека: бах, бах, бах. Эстелла еще раз проверила содержимое кейса. Кроме «Беретты», ничего, кажется, не пропало. Йен, конечно, мог прихватить и что-то из фотографий, она не знала, сколько их там было. Но скорее всего снимки он не взял.
— Есть проблемы?
— Все отлично, Гектор. Скажи, чем занимается наш партнер?
— Черт побери, Эстелла. Это же не засекреченная кодовая линия, мы разговариваем по открытой хреновой связи. Тебя уже услышали спутники-шпионы. Он парень с деньгами, вот и все.
— Насколько много у него денег? Может он согласиться предоставить свои услуги на торгах за более высокую цену?
— Да он полное дерьмо! Он собирается разорвать эксклюзивный контракт, заключенный с нами. Он идет на торги и дает нашим конкурентам такие же преимущества на европейском рынке, какие получили мы. Необходимо сохранить наш приоритет. О'кей?
— О'кей, Гектор. Скоро увидимся. Еще день-два.
— Хорошо, детка. Знаешь, я хочу, чтобы ты подкрепила силы в бассейне. А пока — да хранят тебя все святые.
Она бросила трубку и вернулась к кейсу. Пластиковый контейнер с рельефным логотипом «Фемпакса», производителя женских гигиенических тампонов, был на месте. В контейнере она прятала пули. До тех пор, пока в магазине нет пуль, «Беретта» безопасна. Эстелла не знала, почему Йен обошел своим вниманием этот контейнер. Может, побрезговал. Если он и вправду такой тупой, что не довел обыск до конца, очко в его пользу.
Эстелла надеялась, что Йен тупой. Очень, очень тупой. Ей, конечно, придется отловить его. И еще — нужно сделать вид, что все в порядке, и прибрать квартиру. Похоже, ей придется пробыть в Манчестере дольше, чем она рассчитывала. Так что имеет смысл устроиться поудобнее.
Йен сидел на столе, болтая ногами, и разглядывал флакон, который вытащил из кармана. Тереза ясно видела белые таблетки за коричневым стеклом, но Йен, похоже, не знал, что это такое. Он уставился на флакон без этикетки и выглядел более озадаченным, чем обычно.
Офисы помещались под клубом в старых подвалах с кривыми кирпичными потолками — напоминание о том, что «Уорп», до того как его отреставрировали и переоборудовали, был товарным складом. Тереза с Йеном, дожидаясь начала показа, сидели перед выстроенной в ряд вдоль противоположной стены телевизионной аппаратурой. Их позвал сюда Джанк. Он предложил, если они не против, посмотреть его последнюю видеозапись. Сейчас он наклонился, настраивая видеомагнитофон, оба его глаза — здоровый и стеклянный — гипнотизировали мерцающую зеленую стрелку. Джанк работал в клубе с самого открытия и имел право заходить в офисы — в отличие от Терезы с Йеном. Тереза нервничала из-за того, что они нарушили запрет, а Йену все было по барабану, его сейчас занимали только таблетки, и он показал флакон Джанку:
— Как думаешь, что это такое?
Но Джанку тоже ничего в голову не пришло.
— Откуда я знаю? Почему бы не спросить женщину, которая тебе их дала?
— Может, и спрошу. Только сомневаюсь, увижу ли ее снова.
— А кто она такая?
— Не знаю. Но она не отсюда. — Йен жестами изобразил фламенко, щелкая пальцами, как кастаньетами. — Латиноска или что-то в этом роде. Ну, знаешь: «Рива, рива, эль марьячи».
Йен высыпал кучу таблеток себе на руку и понюхал. Рассуждая вслух, вспомнил, что женщина не была под кайфом. Но если она из Латинской Америки, эти таблетки вполне могли оказаться и кокаином: прямиком из Колумбии, их просто отштамповали, чтобы выглядели обычной фармацевтикой. Здесь небось граммов двадцать пять: флакон вмещает пятьдесят таблеток.
— А может, это барбитураты. Валиум или вроде того.
«Пусть себе болтает», — думала Тереза, наблюдая, как Йен глазеет на таблетки из-под свисающей на лоб челки. Она догадывалась, что случилось. Как только Йен оказался в квартире бабы, которая его «сняла», он дождался, пока «клиентка» заснет, и обчистил ее аптечку. Тереза была ровесницей Йена, но только после знакомства с ним почувствовала себя зрелым человеком. Йен размечтался, если надеется, что раздобыл кокаин, но если считает, что это валиум, пусть экспериментирует.
— И все-таки, что это такое?
Тереза пожала плечами. Она точно знала, что несколько таблеток Йен обязательно попробует. Скорее, даже горсть — как в прошлом году, когда к нему попали те антидепрессанты. Он объявил их галоперидолом и жахнул сразу больше дюжины. Часом или получасом позже челюсти Йена начали конвульсивно подергиваться, сцепившись намертво; он кривил губы, как Джек Николсон, и его усмешка становилась все более жуткой. Доктор потом описал этот побочный эффект как sardonicus rictus[5]. Прошло сорок девять часов, прежде чем Йен согласился лечь в больницу, а до тех пор терпел, зажав зубами свернутый в трубку комикс, вот только челюсти все время со скрипом ходили из стороны в сторону, и он издавал глухие лязгающие звуки.
Тереза могла бы напомнить все это Йену, но вряд ли он забыл ту историю. Доктора и сестры, весь медицинский персонал больницы, перебывали у него, чтобы посмотреть на идиота, сожравшего такую уйму галоперидола. Тереза была тогда с Йеном, но предоставила ему самому объяснять докторам, как все случилось. Нет, она не слишком беспокоилась о своей репутации — мол, подумают, что она подружка этого кретина, просто было ужас как забавно наблюдать за Йеном, пытавшимся промычать название препарата на манер полоумного чревовещателя. Это было и правда смешно. Особенно когда первый антигистаминный укол начал действовать и Йен, вдобавок к жуткой ухмылке, вывалил из пасти язык. Но Тереза вовсе не жаждала снова так веселиться.
Йен отложил флакон и принялся скручивать косяк. Ловко справившись с этим делом, он предложил Терезе поискать пепельницу.
Тем временем Джанк перемотал пленку, нажал «воспроизведение», и на экране замелькала нарезка комиксов. Герои казались вытянутыми, будто стремились вырваться на волю. Багз Банни был толстым коротышкой и двигался вперевалочку, задумчивой походкой. Тереза не знала, как Джанку удалось заставить его так ходить.
Джанк встал и, потянувшись, обернулся к Йену: — Не оставляй окурки. Не хочу, чтобы Берджис узнал, как я использую днем его офис.
Вернувшись в ванную, Эстелла обнаружила, что исчез весь ее запас «Чикадола». Она едва не расплакалась. Это были лучшие гормональные таблетки, они держали ее в такой классной форме…
Глава третья
Обычно Джанк ходил в обход: до Манчестерского шоссе, через подземный переход с вывороченными булыжниками — непременной приметой городского дизайна, и наверх в Халми. Он шел, не поднимая головы, неспешно ступая широкими шагами: руки в карманах «пуховика», на спине — рюкзак из прорезиненной ткани. Направо — отсюда уже не видно — его квартира, чуть дальше — остатки жилого массива, остовы недавно выселенных больших многоквартирных домов, покинутых жильцами и занятых бомжами. Слева висел переброшенный через Принсес-парк-уэй узкий пешеходный мост, где иногда ночами тусовалась местная шпана, облагавшая данью пешеходов. На другой стороне моста и находился тайник Джанка — гараж, который он снял по объявлению в бесплатной газете. Джанк наведывался в гараж раз в неделю и всегда только ранним утром, чтобы никто его не засек, полагая, что большинство людей в пять или шесть утра сладко спят в своих постелях.