Блох Роберт Альберт. И домовой утащит вас

Роберт Блох
И домовой утащит вас

   Когда Нэнси встретила Филипа Эймза в первый раз, он просто не заметил ее. И винить его за это нельзя. В конце концов, ей было всего пятнадцать лет, совсем ребенок. Но это было в прошлом году, сейчас все изменилось.
   В июне семья Нэнси опять приехала в Бивер-Лейк на лето, и девушка сгорала от нетерпения узнать, по-прежнему ли Филип Эймз живет в своем коттедже.
   Хеди Шустер сказала, что он у себя, это точно. Мистер Эймз живет в коттедже круглый год. И даже несмотря на кошмарный холод у озера зимой. Эту информацию подтвердил и мистер Прентисс, с которым накануне разговаривала Хеди Шустер. А уж этот Прентисс не мог ошибаться. Он точно знал, где и что происходит.
   При первом же удобном случае Нэнси пошла на прогулку по дороге мимо коттеджа Филипа Эймза. Но дверь была закрыта, на окнах занавески, так что она ничего не увидела. Ни на что иное Нэнси и не могла рассчитывать Обычно мистера Эймза не было видно в дневное время. Он жил почти как отшельник. Хеди Шустер сказала, что это потому, что он пишет докторскую диссертацию. Появляется Эймз только по вечерам.
   – Ну, в конце концов, это ведь лучшее время, не правда ли? – сказала Хеди Шустер с неким намеком в голосе. Какая она все-таки ехидная, эта Хеди. Ведь знает же, что Нэнси неравнодушна к Филипу. Ладно Бог с ней!
   Впрочем, Нэнси и не скрывает своих чувств к Филипу Эймзу. Все-таки ей уже шестнадцать лет, она знала, чего хотела, и имела на это право. Что же касается Филипа Эймза, то он, действительно, был необыкновенным человеком.
   Нэнси нравились высокие мужчины, а Филип Эймз превосходно сложен, статен. У него густые черные волосы и темные глаза, а кожа такая белая. Наверное, потому, что он никогда не бывал у озера в солнечный день. Нэнси хотелось бы знать, как Филип выглядит в плавках, и будет ли он в этом году проводить так же много времени с ее родителями, как в прошлом. Он очень подружился с ними. Ему нравился Ральф. Вообще, ее отец нравился всем. И Лаура была рада иметь компанию.
   Конечно, если бы мать заподозрила, что чувствовала Нэнси по отношению к этому мужчине, она пришла бы в ярость. Но ей ни к чему пока знать это. Если только Хеди Шустер не разболтает. Но лучше ей этого не делать, а то Нэнси ее убьет.
   Хеди была знакома с несколькими мальчиками с другой стороны озера, у которых был кабриолет, и она хотела, чтобы Нэнси пошла как-нибудь на свидание вместе с ней. Но Нэнси первые несколько вечеров оставалась в коттедже. Она надеялась, что Филип Эймз заглянет к ним, и очень тщательно одевалась. Никаких там коротеньких носочков или детских вещей, только ее лучшие брюки и один из тех шикарных свитеров, что Лаура купила для нее у Сакса. Эти свитера как-то по-особому шли Нэнси, и мистеру Филипу Эймзу давно пришло время заметить это.
   Но он не приходил и не приходил, хотя прошла уже неделя, и Нэнси совершенно сходила с ума, потому что Хеди все твердила ей, сколько всего она пропускает, сидя вечерами дома.
   И наконец Филип Эймз пришел. Он был еще лучше, чем она его помнила – она совсем забыла о его глубоком голосе. Настоящий мужской голос. И он не смеялся все время, как эти отвратительные молодые тупицы, от которых приходила в восторг Хеди. Филип был сдержан, в нем чувствовалась внутренняя духовная жизнь Он был рад видеть Ральфа и Лауру, но не выказывал явно своей радости.
   – Вы помните нашу Нэнси, Филип? – спросила Лаура.
   Взглянув мельком на Нэнси, Филип кивнул. А Нэнси так волновалась, что по коже мурашки бегали. Можно подумать, что она была совсем ребенком, который стоит и пытается не краснеть. Но Филип, казалось, не замечал этого. Он заметил совсем другое; Когда они все вышли на крыльцо и сели там, Филип сел рядом с Нэнси и задавал ей всякие вопросы. И не потому, что хотел быть вежливым. Нэнси могла определить разницу. Впервые Филип смотрел на нее как на женщину, Нэнси знала это точно. И она никогда не забудет этот момент, никогда. Когда-нибудь они вместе вспомнят это, когда-нибудь…
   Ральф и Лаура все прерывали Филипа, спрашивая его о диссертации. Он сказал, что она продвигается и, может быть, будет закончена этим летом. Затем Ральф захотел рассказать о своей старой строительной работе. И Нэнси знала, что Филип просто терпит все это, ему было совсем не интересно.
   Филип спросил Нэнси, почему она почти совсем не загорела. На это девушка ответила, что мало гуляла в эти дни.
   – Я просто не знаю, что в нее вселилось, – вмешалась в разговор Лаура, – Нэнси просто весь день слоняется по коттеджу, читает. Я хотела бы, чтобы дочка больше бывала на свежем воздухе.
   – Ну, мама! – воскликнула Нэнси. Можно было подумать, что Лаура говорит о десятилетнем ребенке.
   – Я сам мало выхожу в эти дни, – сказал Филип, придя ей на помощь. – Мы, серьезные люди, должны держаться вместе. А что, если нам прогуляться завтра вечером? Хочешь посмотреть, что происходит в павильоне на том берегу озера, Нэнси?
   Хочет ли она? Да Нэнси и мечтать об этом не могла и теперь не в состоянии представить, как она появится вместе с Филипом, когда Хеди Шустер и ее компания будут там. Ой, что будет…
   – Надеюсь, у вас нет возражений? – Филип спрашивал Ральфа и Лауру, и, конечно, все было в порядке.
   – Ну, юная леди, тогда встретимся завтра около восьми часов.
   Только это имело значение. Конечно, Ральф поддразнивал Нэнси в связи с ее новым дружком. А Лаура на коленях умоляла ее вернуться с прогулки до одиннадцати.
   – В конце концов, мы еще совсем мало знаем мистера Эймза. Он кажется очень приятным молодым человеком, но…
   – Пожалуйста, мама! Я надеюсь, ты не собираешься рассказывать мне о пчелках и цветочках, – остановила мать Нэнси.
   Лаура выглядела слегка шокированной, но больше ничего не сказала, и Нэнси смогла спокойно заняться своей прической.
   Ей едва хватило времени на ужин, потому что сделать высокую прическу было не так-то просто. Волосы Нэнси были еще недостаточно длинны для того, чтобы зачесать их наверх, но эта прическа взрослила ее и стоила потраченных не нее трудов. Все же Филип был старше. Двадцать семь? Двадцать восемь? Конечно, не тридцать. Может быть, она спросит его о возрасте сегодня вечером или через пару вечеров. Потому что будут еще встречи. Впереди было все лето, их лето!

* * *

   Без четверти восемь Нэнси была на крыльце, вся в ожидании. Было бы притворством делать вид, что она еще не готова. Филип не заслуживал такого обращения. Так что Нэнси не скрывала, что ждет его, когда Филип появился на тропинке.
   – Добрый вечер, моя дорогая.
   Да. Он сказал это: «Моя дорогая». Нэнси была рада, что Филип не видел ее лица, скрытого в тени. Солнце как раз садилось.
   И она пошла по тропинке навстречу.
   Филип отшатнулся и отвел взгляд.
   – Я… я виноват, – пробормотал он, – я зашел сказать, что не смогу сегодня. Кое-что произошло внезапно…
   – О!..
   – Я надеюсь, ты понимаешь.
   Почему Филип продолжал отступать? Что случилось?
   – Ну, я должен бежать. Как-нибудь в другой раз, – бормотал он.
   Нэнси так и осталась стоять с открытым ртом. Филип просто сбежал.
   Что он о себе думает? Сумасшедший он, что ли?
   Нэнси хотелось что-нибудь сказать, но она не могла вымолвить ни слова. Она так рассердилась, что чуть не плакала. Слезы подступили к глазам, и девушка увидела, как Филип как бы уплывает от нее. Луна как раз поднималась над озером, разрезая темноту. Филип исчезал на тропинке.
   Наконец он совсем исчез, и Нэнси заметила что-то, летящее низко, вдоль деревьев. Это что-то пискнуло и кинулось к ее голове. Оно летело с того места, где только что стоял Филип, и, когда оно было близко, Нэнси почувствовала запах резины и увидела маленькие красные горящие глазки.
   Это был нетопырь, черная летучая мышь.
   Нэнси не закричала. Она не произнесла ни звука, просто побежала прямо в дом, в спальню. Бросилась на кровать и, закусив уголок подушки, заплакала.
   Лаура вела себя как нельзя лучше. Она не сказала ни слова. Она сделала вид, что ничего не заметила. Нэнси не пережила бы, если бы было иначе.
   Да и что можно сказать? То, что он сбежал, не было таким уж ужасным. Нэнси пережила это. Однако когда она лежала у себя в кровати глубокой ночью, ей пришла в голову другая мысль, ужасная мысль.
   Но, видимо, так и было. Ведь Филип хотел быть с ней. И действовал исключительно под влиянием внезапно нахлынувших обстоятельств.
   Филип Эймз жил здесь весь год, и никто еще не видел его в дневное время. Это первое. И второе: он так резко прервал встречу с Нэнси, когда взошла луна, и сразу эта летучая мышь…
   Может быть, кто-нибудь что-нибудь знает. Например, этот сплетник мистер Прентисс из магазина. Конечно, нельзя прямо пойти к нему и спросить об этом.
   Нэнси думала-думала и придумала, что делать. На следующее утро она пошла в магазин и взяла мистера Прентисса в оборот.
   – Мистер Эймз, – начала Нэнси, – будет обедать у нас на этой неделе, и мама хотела бы знать, что он особенно любит, ну, вы знаете, что-нибудь консервированное…
   Тогда мистер Прентисс и сказал это. Нэнси знала, что так и будет.
   – Филип Эймз ничего не покупает здесь. Никогда не видел его в моем магазине.
   Да. Филип Эймз живет здесь круглый год, но никогда не появлялся в дневное время. И он никогда не покупал никакой еды. Никогда. И, конечно, это ложь, что Филип приглашен на обед, потому что, подумав, Нэнси поняла, что никогда не видела, чтобы он что-нибудь ел.
   И вот доказательство.
   Но Нэнси должна быть уверена. Можно ли проверить как-нибудь еще?
   Днем Нэнси договорилась с Хеди Шустер пойти на свидание к ребятам на той стороне озера, как только стемнеет. И когда вернувшийся с прогулки отец сообщил, что видел Филипа Эймза и тот пообещал к вечеру зайти, Нэнси обрадовалась, что договорилась с Хеди, а значит, ее в это время не будет дома.
   Да, она была рада. Нэнси не могла видеть Филипа после того, что случилось, и после того, что она узнала о нем. Выходит, сегодня вечером у Нэнси есть возможность сделать то, что она задумала. Если Филипа не будет дома, она сможет зайти в его коттедж.
   Хеди чуть не лопнула от возмущения, когда Нэнси отказалась идти с ней на свидание. Но она не задала ни одного вопроса, и уже около девяти вечера Нэнси незаметно проскользнула мимо своего дома. Филип был у них, все в порядке Нэнси пошла по тропинке к его дому. Было темно, облака закрывали луну. Она чуть не упала перед самой дверью его коттеджа. Дверь была заперта. Но окно открыто. Нэнси отодвинула занавеску и залезла внутрь. Это был самый обыкновенный коттедж. Нэнси взяла с собой тоненький фонарик и, пока оглядывалась вокруг, держала его внизу. Смотреть было не на что. Не на что!
   Конечно, на кровати не спали. По крайней мере, она была хорошо убрана, что необычно для мужчины. В комнатах не видно ни посуды, ничего из других вещей. Даже походной печки нет. В шкафу висели костюмы, в ящиках тоже полно одежды.
   У Нэнси было странное ощущение, когда она открыла комод и стала перебирать рубашки, носки и другие вещи, сложенные стопками. Большинство из них были совершенно новыми.
   Над комодом не висело зеркало, не было зеркала и в ванной, она его нигде не видела. Конечно, его и не должно было быть, если…
   Но Нэнси надо было удостовериться в этом.
   Она подошла к рабочему столу. На нем стояла пишущая машинка и лежала толстая рукопись. Может быть, Филип все-таки писал диссертацию. Она пролистала стопку бумаги, ища титульный лист. И нашла его! «Заметки по эмпирическому подходу к демонологии в современном мире». Так вот в чем дело!
   Почему-то это потрясло ее больше, чем что-либо другое. Это связывало все воедино. «Демонология»! «В современном мире», значит, сегодня. Филип Эймз писал о демонах и обо всем таком.
   Нэнси знала теперь: она должна что-то сделать, рассказать кому-нибудь.
   Да. Именно это. Сегодня вечером после того, как Филип уйдет, она все расскажет Лауре. Расскажет ей, что Филип не ест, что в доме нет зеркал, что он так бледен, и никто не видел его в дневное время, и что летучая мышь вылетела при заходе солнца. Расскажет матери, что Филип… вампир.
   Нэнси не помнила, как она пережила ту ночь, когда все рассказала Лауре. С матерью случилась истерика, и больших трудов стоило успокоить ее. Нэнси этого не ожидала, но решила не останавливаться. Нельзя этого делать.
   И хотя у девушки были сомнения, оставалось все же последнее: надо было довести дело до конца.
   Поэтому на следующий вечер, когда Нэнси услышала, что Филип, видимо, опять заглянет к ним, она нашла предлог для отсутствия. Спрятавшись, девушка подождала, пока Филип зайдет к ним, и направилась к его коттеджу. Опять было облачно, ее это устраивало.
   Закончив там, Нэнси вернулась домой. Филип все еще беседовал с Лаурой и Ральфом. И Нэнси слышала разговор через открытое окно.
   – Вы боитесь темноты, не так ли? – говорил Филип. – О, я знаю, что боитесь. Я знаю все про вас, вы понимаете? Вы боялись темноты, когда были ребенком. Не из-за грабителей, воров или убийц. Дети не думают о таких вещах. Вы боялись темноты из-за… домового!
   Так говорили ваши родители: домовой – это один из умных, хитрых снов, придуманных взрослыми, созданных специально для того, чтобы спрятать за ними свой ужас. Но ведь ужас-то, действительно, существует.
   Когда вы были маленькими, вы знали, как выглядит домовой. Вы видели его во сне – это черное, ухмыляющееся лицо со злыми красными глазками. Вы слышали его гудящий голос, бормочущий что-то во сне, когда вам снились кошмары. И вы просыпались и звали маму.
   Признайте это, ведь вы кричали, – продолжал Филип. – А сейчас, когда вы выросли, то смеетесь над этим. Сейчас вы стыдитесь своего страха. Но вы все еще боитесь. Вы научились насмехаться над ведьмовством и демонологией. Вы читаете гладкие научные объяснения, отбрасывая глубинные страхи с помощью придуманных психиатрами объяснений. Мифология, фольклор, примитивное невежество – вот что такое сказки о ведьмах и волшебниках, не так ли? Нет ни сатаны, ни ада, ни рая. Правильно?
   И все же вы не можете совсем избавиться от таких мыслей. Вы покупаете книги о сверхъестественном и ходите на фильмы ужасов, посещаете лекции спиритуалистов, слушаете рассказы о привидениях и обсуждаете свои сны, рассуждаете о Фаусте. И хотя вы всего лишь повторяете аргументы, которые выучили, – вы не можете отрешиться от загадок. И довольно часто вас вдруг наполняет в темноте глубокий страх, страх, который вся ваша бравада и притворство не могут изгнать из души.
   Потому что вы знаете, что это правда. Существуют такие вещи, такие силы, такое зло, которые неподвластны человеческому разумению. И… домовой утащит вас, если вы не будете настороже!
   Филип засмеялся.
   – Теперь, перед лицом всего этого, неужели вам трудно понять, почему ваша дочь решила, что я, ни больше ни меньше, как вампир?
   Они все трое рассмеялись. Но Нэнси даже не улыбнулась. Она скорчилась под окном и закусила губу.
   Лаура все открыла. И кому? Ему! Возможно, выболтала все о еде и о летучей мыши и все остальное. И теперь они веселились по этому поводу.
   – Черт бы их всех побрал! – пробормотала девушка.
   У Филипа был острый слух. Нэнси слышала, как он встал и подошел к окну. Не было смысла прятаться. Нэнси подошла к крыльцу, открыла дверь.
   – Привет, моя дорогая, – обратился к ней Филип.
   – Нэнси, дома, так быстро? – удивилась Лаура.
   Они все одновременно улыбались ей. Нэнси не могла на них смотреть. У Филипа на лице была широкая улыбка и впервые она обратила внимание на его зубы – большие, белые, блестящие, ровные… Острые кончики спрятаны за полными красными губами. Все, что она видела, – это блестящие зубы Филипа.
   Нэнси перекрестилась и, рыдая, убежала в свою комнату.
   На следующий день они выясняли отношения. Лаура сказала, что она вела себя как ребенок и поставила родителей в ужасно неловкое положение.
   – Но зачем вам надо было все ему рассказывать? – хотела знать Нэнси.
   – Потому, что он спросил нас.
   – Спросил вас? – удивилась девушка.
   – Да, кто-то сказал ему, что ты расспрашивала о нем в магазине.
   Так вот что. Вот почему он пришел со своими длинными рассуждениями о домовых. Да, он, без сомнения, умен. Заставил родителей подумать, что она просто выкинула такую детскую штучку. Заставил их смеяться над дочерью. После всего этого не было никакого смысла разговаривать с Лаурой.
   – Давай забудем все, – сказала Нэнси ивышла.
   В этот день она долго сидела под деревьями, пытаясь все обдумать.
   В конце концов, она могла ошибиться. Множество летучих мышей летало вокруг на закате. Человеку не обязательно вести домашнее хозяйство – он всегда может поесть в ресторане. Может быть, он, действительно, весь день работал над диссертацией. Не обязательно быть вампиром, чтобы писать о демонологии. У многих людей блестящие белые зубы. И никого не укусили за горло, не убили, ничего такого не произошло…
   Но что-то было не так. Она чувствовала это. Нэнси знала, что думала Лаура. Мать считала, что Нэнси просто обиделась на Филипа из-за несостоявшегося свидания. Что она слишком начиталась разных глупых книг и выдумала свою любовь к Филипу.
   Да, это было правдой. Нэнси, действительно, хотела, чтобы он обратил на нее внимание. Филип был самым привлекательным мужчиной, какого она когда-либо встречала. Если бы только это не было правдой. Это не могло быть неправдой. Но у Филипа нет зеркал…
   И так Нэнси сидела и думала. Стемнело, прежде чем она взяла себя в руки. Лаура и Ральф, видимо, давно уже ужинают. Нэнси встала и пошла по тропе вдоль озера. Ее трясло, тени прыгали вокруг нее, и она шла быстро.
   Вдруг что-то появилось впереди из темноты. У девушки от ужаса душа ушла в пятки.
   – Я напугал вас? – услышала она голос.
   Он стоял там.
   – Извините, я не хотел пугать вас, моя дорогая.
   Филип просто стоял там, улыбаясь.
   – Я был у вас дома, искал вас, – продолжал он.
   – Меня?
   – Да, я хотел поговорить с вами. Давайте погуляем.
   – О, извините, у меня свидание… – ответила Нэнси.
   – Жаль. Я надеялся, мы сможем стать друзьями. Вы не сердитесь на меня за прошлый вечер, не правда ли?
   – Нисколько. – Нэнси не могла понять, что происходит.
   Сейчас Филип был таким обыкновенным. С таким она могла справиться.
   Они продолжали идти по тропинке. Стало темнее, и она думала, разойдутся ли облака. Не то, чтобы она была действительно напугана, но…
   Филип потер глаз.
   – Что случилось? – спросила Нэнси.
   – Что-то попало в глаз. У вас есть зеркало, моя дорогая? – сказал Филип.
   – Зеркало?
   – Да, если можно.
   Руки Нэнси дрожали так, что она едва не выронила сумочку. Но она достала зеркальце и дала Филипу.
   Он посмотрел в него и потер глаз. Нэнси заглянула через плечо Филипа и увидела его отражение. У него была отражение.
   Больше Нэнси не соображала, что делает, что говорит. Слова выскочили сами.
   – Вы, вы смотрите в зеркало!?
   Филип улыбнулся и вернул ей зеркальце.
   – Конечно. И я нашел веточку на ручке моей двери. Ту, что вы положили, когда уходили обратно. В тот вечер, вернувшись домой, вы осенили меня крестом.
   – О, не будьте такой испуганной, Нэнси! Я знаю все о ваших мыслях. Вы думали, что я вампир, так ведь?
   Нэнси не могла вымолвить ни слова. Ей хотелось провалиться сквозь землю.
   Филип улыбнулся.
   – Вы так подумали обо мне только потому, что я работаю весь день, обедаю в ресторанах и гуляю вечерами. Моя диссертация тоже удивила вас? Но вы ошибаетесь, Нэнси. Я не вампир. Вампиры носят длинные черные плащи ив течение дня спят в гробах или могилах. Вы ведь не нашли ни плаща, ни гроба, когда обыскивали мой коттедж.
   – Но я… – хотела возразить Нэнси.
   – Я не сержусь на вас, моя дорогая, – перебил ее Филип. – Я просто хотел, чтобы вы знали, что я преспокойно могу смотреться в зеркало, креститься, питаться бифштексами и все прочее.
   Нэнси отвернулась. Облака расходились от луны, и тяжесть уходила из ее сердца.
   – Я вижу… – прошептала она. – Я думаю, вы считаете меня ужасной дурой, Филип.
   – Вовсе нет. – Он взял ее за руку. Она знала, что у вампиров руки холодные, но прикосновение, Филипа было теплым. – Я думаю, что вы очень хорошенькая девушка. У вас прекрасные волосы, Нэнси. Вы знаете это? Смотрите, луна всходит. Она блестит в ваших волосах. Я могу видеть вас теперь. Нэнси, вы больше не боитесь меня?
   – Нет, Филип, я никогда не боялась. Нет, действительно. Я думаю, Лаура права. Это мое подсознание.
   – Подсознание. Мы любим науку, да? – удивился Филип.
   – Вы знаете, видимо, все это про вампира я просто выдумала, чтобы вы обратили на меня внимание. И, к тому же, я думала, что вампиры должны быть высокими, темными, красивыми, как вы…
   Филип прижал Нэнси к себе.
   – Вы очень умная девушка, Нэнси. Очень умная. Жаль, что вы устроили столько шума из ничего.
   – Но я не хотела этого. С этим уже покончено. Только Лаура и Ральф знают, – оправдывалась Нэнси.
   Филип еще не поцеловал ее. Он покачал головой.
   – Я боюсь, все не так просто, в конце концов. Бросишь камень в пруд. Идут круги.
   – Круги?
   – Да, – продолжал Филип – Лаура и Ральф будут рассказывать. Изобразят все как шутку. Лаура уже что-то сказала Прентиссу. Очень скоро люди начнут шептаться. Задумываться. Чужак всегда подозрителен, Нэнси. Репутация – очень хрупкая вещь. Все бесполезно, моя дорогая. Мне придется убираться отсюда.
   Нэнси не верила своим ушам.
   – Неужели вас это беспокоит, – прошептала она, – пусть болтают, что угодно. Мы просто посмеемся над ними.
   – Я-то посмеюсь над ними, – уточнил Филип, – а вот вы – нет.
   Он прижал Нэнси к себе совсем близко, так что она не могла видеть его лица. Он что-то бормотал ей в плечо.
   – Как жаль, что вы были такой дурочкой, и сунулись куда не надо. Но теперь я уже не могу отпустить вас. Это все испортит. Вы догадались слишком о многом.
   Нэнси отпрянула, но Филип крепко держал ее. Он был очень силен.
   – Филип, отпустите меня!
   Он прижимал ее к себе все ближе и ближе, спасения не было.
   Лунный свет бил ему прямо в лицо, и впервые Нэнси заметила изменения в нем.
   – Филип, значит, это правда, вы вампир!
   – О нет, моя дорогая, – прошептал он. – Я не вампир. Я… просто оборотень!