Блок Лауренс. Смертельный медовый месяц

   10
   В закусочной не было музыкального автомата. За стойкой орала простая радиола. Элла Фитцжеральд и Луис Жордан пели старый шлягер. В воздухе висели тяжелые запахи кухни. В закусочной были две ниши со столиками и обе заняты. Так что они ели, сидя рядом у стойки. Он пил кофе и ждал, пока бармен принесет ему чашку с овсяными хлопьями. Она пила кофе и ела тосты. Его сигарета медленно таяла в стеклянной пепельнице. Она не курила.
   Закусочная находилась на Бродвее, совсем близко от Сквера Наций. После того, как они покинули дом Люблина, они прошли пешком Нью-Кирк-Авеию до Пятнадцатой улицы. Там был один из входов в метро. Они спустились вниз, купили жетоны, прошли через контроль и стали молча дожидаться поезда в направлении Манхэттена. После долгого ожидания поезд пришел - это был состав линии БМТ-Брайтон. В это время в нем было совсем немного вагонов, и те шли почти пустые. Они доехали до Четырнадцатой улицы, а там вышли. Из окон станции метро закусочная выглядела не хуже любого другого кафе. Было около семи часов, когда они вошли туда. Теперь они уже сидели здесь примерно двадцать минут.
   Мужчина, который сидел рядом с Джулией, сложил свежий номер "Таймс" и вышел из закусочной. Дэви наклонился ближе к Джулии.
   - Я убил его.
   Она уставилась в свою кофейную чашку и ничего не отвечала.
   - Я убил человека.
   - Не убил. Это была необходимость. Ты боролся и...
   Он покачал головой.
   - Когда кто-либо умирает в процессе или вследствие совершения преступления, преступник абсолютно виновен в его смерти.
   - Мы совершили преступление?
   - Множество преступлений. Недозволенное проникновение в дом и различные виды тяжелых телесных повреждений. А Карл мертв. И это означает, что я стал виновником его смерти, а ты моя сообщница.
   - Может что-нибудь...
   - ...с нами случится? Нет, - он немного сдержался, - органы юстиции не будут ничего предпринимать. Они ничего об этом не узнают. По крайней мере официально. Насколько я знаю, в таких случаях... заводится обычное дело. А Люблин сделает так, что труп Карла просто исчезнет.
   - В реке?
   - Я не знаю, как они это делают сегодня. Я однажды читал, что они прячут трупы под улицами. Представляешь, у них есть друг, занимающийся дорожным строительством, и вот они ночью укладывают труп в дорожное полотно и покрывают сверху бетоном. Я где-то читал, что под скоростной дорогой Нью-Джерси лежат больше двадцати трупов. Машины проезжают прямо по ним и никто не знает об этом.
   - О, бог мой!
   Наконец подали его овсяные хлопья, кашеобразную массу на дне чашки. Он положил чайной ложкой немного сахара и слегка полил все молоком. Несколько ложек он осилил, а потом отодвинул чашку в сторону. Человек за стойкой спросил, все ли в порядке. Дэви ответил, что да, он просто не так голоден, как думал. Он заказал еще две чашки кофе. Как это ни странно, кофе здесь оказался прекрасным.
   - Мы теперь в опасности, ты знаешь это?
   - Через Люблина?
   - Да. Он не просто угрожал. Мы обошлись с ним довольно грубо. Он тертый калач и хорошо перенес все это, но ему было больно, это я точно знаю. Я бил его и покалечил. Он это так просто не забудет. Но что еще хуже: мне удалось выжать из него имя Уошберна и всю историю убийства Корелли. Он принял чертовски много побоев, лишь бы не выдавать имени Уошберна. Ясно, что Уошберн теперь не должен узнать, что тот его предал. Он ведь абсолютно уверен, что Уошберн узнает это, если мы его застанем. Значит Люблин захочет опередить нас, чтобы убить.
   - Думаешь, он сможет нас найти?
   - Может быть, - он задумался. - Он знает мое имя. Ты ведь называла меня при нем Дэви.
   - Это было недосмотром. Он все еще думает, что меня зовут Рита?
   - Не знаю. Возможно.
   - Я не хочу, чтобы меня убивали, - она сказала это очень спокойно и даже небрежно, так, как будто она тщательно обдумывала эту возможность, пока не пришла к выводу, что смерть нечто такое, чего следует избегать при любых обстоятельствах.
   - Я не хочу, чтобы он нас убил.
   - Этого не будет.
   - Он знает твое имя и наверное мое. Это все, что у него есть. Кроме словесного описания нашей внешности. Но словесный портрет не обязан совпадать с оригиналом. Ты не думаешь, что мне настало время опять превратиться в блондинку?
   - Это неплохая идея.
   - Заплати по счету. Я встречу тебя на улице, за углом.
   Он допил свой кофе и оплатил счет, оставил на столике немного чаевых и вышел на улицу. Она встала и пошла к туалету.
   Небо теперь стало ясным, ярко светило солнце. Он закурил сигарету. Табак сразу дал себя знать: он закашлялся - слишком много сигарет, слишком много времени без сна. Он еще раз затянулся и прошелся до угла Тринадцатой улицы. Затянувшись в последний раз, бросил сигарету в урну.
   Когда он увидел ее, идущую навстречу, то уставился на нее, как завороженный. Превращение было просто удивительно. Она опять стала Джулией: со светлыми волосами, на которых остался лишь легкий след краски. Она изменила и саму прическу - волосы снова струились вокруг лица и обрамляли его как раньше. Толстый слой грима она тоже смыла, даже успела сменить цвет помады. Все эти изменения унесли с ее лица твердость и грубоватость и придали чертам ощутимую мягкость. Она так прекрасно играла роль дешевой девицы, что он сам почти поверил в это. В скором времени он привык к ее новому облику. Он был взволнован, увидев ее вновь такой, какой она всегда была до этого.
   - Я была не очень аккуратна. Я не могла смыть всю коричневую краску. Об этом позабочусь позже. Но пока и этого достаточно. Как я выгляжу?
   Он объяснил ей это.
   - Однако, это было забавно, Дэви. Я с удовольствием была Ритой. Конечно, недолго. Во мне, наверное, потеряна актриса.
   - Или проститутка.
   - Прости...
   - Джулия, мне это неприятно.
   - Не будь смешным.
   - Ну, я тебя просто дразнил, я не думал...
   - Это было моей ошибкой. Мы должны были сохранить способность подтрунивать друг над другом.
   - Это было нетактично с моей стороны.
   - Мы не должны быть нетактичными друг к другу. Забудем это. Что ты хочешь теперь делать?
   - Этого я пока не знаю.
   - Куда мы можем с тобой пойти?
   - Мы можем вернуться в отель. Ты, наверное, здорово устала.
   - Не особенно.
   - Ты же совсем не спала, да и прошлой ночью спала не очень хорошо. Разве ты не устала?
   - Очень - но я не сонная. Мне не верится, чтобы я могла заснуть. А ты устал?
   - Нет.
   - Ты хочешь обратно в отель?
   - Нет.
   Он закурил новую сигарету. Она взяла ее у него и затянулась. Он сказал, пусть она оставит ее у себя, а сам закурил другую.
   - Мне кажется, нам стоит узнать все, что можно, о Уошберне. Если он такой важный человек, как говорил Люблин, его имя должно часто мелькать в заголовках газет. Мы могли бы провести час в библиотеке. У них там есть "Нью-Йорк Таймс" на микрофильмах, да и каталог тоже. Пожалуй, это стоит часа работы.
   - Хорошо. А ты знаешь как туда попасть, к библиотеке? Он уже пользовался однажды библиотекой во время подготовки к экзамену на степень адвоката и еще помнил, где она находится. Они не могли найти такси. Утренняя толчея на улицах уже началась и такси просто не было. Тогда они пошли вдоль Тринадцатой улицы, чтобы попасть на автобус в центр.
   - Так как Карл умер, осталось одним человеком меньше, который знал, как мы выглядим. Люблин - единственный, кто может опознать нас.
   - Ты в шоке, да?
   Он посмотрел на нее.
   - Из-за Карла.
   - Потому что я убил его?
   - Да.
   - Но с другой стороны, меня беспокоит то, что я не убил Люблина. - Он отбросил сигарету. - Я просто должен был это сделать.
   - Ты не мог сделать этого.
   - Просто мне нужно было один раз сильнее ударить его. Потом я бы смог внушить себе, что я не хотел убивать его, что это было просто неосторожно с моей стороны и слабостью с его. Тогда не было бы никого, кто мог начать охоту за нами, и нам было бы нечего бояться. Это было бы наилучшим решением.
   - Но ты не мог сделать этого, Дэви.
   - Пожалуй.
   * *
   Фрэнсис Джеймс Уошберн за прошедшие пять лет едва ли не десяток раз упоминался в "Таймс". Дважды его командировали в Вашингтон, чтобы выступить перед сенатской комиссией по расследованию. Один раз он упоминался в передаче о гангстерском контроле в профессиональном боксе, один раз - в сообщении о бесчинствах гангстеров на рынке труда. Во всех случаях он ссылался на закон и отказывался отвечать на некоторые вопросы, не желая навлекать на себя обвинение. Сами вопросы указывали на то, что Уошберн имел какие-то подпольные связи с одним из местных профсоюзов, что он был неофициальным президентом местного объединения служащих отелей и ресторанов, что ему принадлежала львиная доля капитала, предназначенного на продвижение боксера среднего веса по имени Литтл Кид Мортон, и что он и в другом отношении был замешан в тех темных предприятиях, которые были предметом, заинтересовавшим сенатскую комиссию по расследованию.
   Его трижды арестовывали. Один раз его обвиняли в том, что он имел отношение к получению взятки крупным должностным лицом из городских властей. В другой раз его подозревали в хранении наркотиков. Кроме того, его поймали во время облавы на игроков в кости и арестовали за участие в запрещенных азартных играх. И каждый раз обвинение отпадало за отсутствием улик, и Уошберн оказывался на свободе. В одной из статей "Таймс" сообщала, что во время Второй Мировой войны Уошберн два года провел в тюрьме за укрывательство. В тридцатые годы он тоже не раз побывал за решеткой за членовредительство, а в 1937 году с него было снято обвинение в убийстве.
   Остальные сообщения о нем были краткими. Он внес большую часть фонда на предвыборную кампанию республиканского депутата городского совета Нью-Йорка. Было упомянуто еще об одном политического плана пожертвовании и о том, что он держал покров над гробом какого-то другого политика.
   В общем, виделся образ человека шестидесяти лет, который до войны сумел выбиться из нижних рангов гангстерской иерархии и постепенно занять положение сомнительно-респектабельное. У Уошберна были обширные деловые интересы и политические связи. Он был человеком важным и явно процветал. Так что добраться до него было значительно труднее, чем до Мори Люблина.
   Они провели в отделе микрофильмов не более часа. Когда они вернулись в отель, ночного портье уже не было и на его месте стоял другой мужчина.
   Поднявшись наверх, они сначала приняли душ, а потом Джулия смыла с волос остатки краски и, причесав, уложила их. Когда час спустя они спустились вниз и вышли на улицу, на Дэви была летняя рубашка, а на Джулии свежая блузка и юбка.
   Уошберн жил в районе Восточного Гремерси-Парка, 47. Они не знали, где это, поэтому Дэви зашел в аптеку и после долгих поисков обнаружил нужный им район на городском плане. Нужно было двигаться в Восточную часть, в квартал, лежащий на уровне 20-й улицы между Третьей и Четвертой Авеню.
   Они взяли такси и, доехав до угла 17-ой Восточной улицы и Ирвинг-Плейс, вышли за три квартала до того места, где жил Уошберн. Это был квартал убогих, построенных с потугой на благоустроенность домов, изредка отделанных глазурью. Встречались и деревья, но немного. По дороге к Ирвинг-Плэйс дома стали несколько представительнее.
   Больше всего Дэви мучил вопрос, не установил ли Люблин слежку за домом Уошберна. Вероятность этого была очень велика. Но, нащупав под курткой заложенный за пояс револьвер, он несколько успокоился и они зашагали рядом.
   11
   Дом 47 в Восточном Гремерси-Парке оказался большим четырехэтажным зданием из светло-серого камня, которое было тщательно отремонтировано после войны. Квартир было четыре - по одной в каждом этаже. Перед входной дверью стоял большого роста негр в коричневой с золотыми обшлагами униформе.
   - Нет, - сказал этот привратник Джулии, - в доме не живет мистер Уотсон. На четвертом этаже живет мистер Уошберн, возможно они ищут именно его. Она ответила, что это не он, а негр в ответ услужливо улыбнулся.
   Итак, Уошберн живет на четвертом этаже. Они перешли улицу и вернулись на полквартала назад, пока не ушли с глаз привратника. Зеленый квартал парка был со всех четырех сторон обнесен высокой белой решеткой. Ворота тоже были закрыты. На аккуратной металлической доске они прочли, что ключ от парка может получить любой проживающий в одном из близлежащих домов, в любое время. Для всех остальных парк был закрыт. Они постояли у ворот, пока Дэви курил.
   - Не можем же мы вечно торчать тут, Дэви. Рано или поздно Люблин пришлет сюда кого-нибудь.
   - Или полиция подцепит нас за шатание вокруг дома.
   - Хм... Что будем делать? Как ты думаешь, можем мы вот так просто подняться к нему?
   - Нет. В одной из статей упоминалась его жена. А она вполне может быть дома. И потом, у него должно быть много прислуги - телохранители, повара и тому подобное...
   - Что же нам делать?
   - Пока не знаю.
   Они прошли дальше на угол. Мимо них прошел полисмен - он совсем не улыбался. На углу они стояли, пока в светофоре дважды не сменился свет.
   - Если бы нам попасть в парк...
   - Дэви, у нас же нет ключа.
   - Я знаю. Из парка мы могли бы держать под наблюдением дверь дома так, что нас бы никто не видел. Это совсем не бросалось бы в глаза. Мы сели бы просто на скамейку, как парочки влюбленных и смотрели бы за домом. Сейчас мы даже не знаем, дома ли Уошберн и кто живет с ним вместе. Мы не знаем толком, как он выглядит. Та фотография в газете была не слишком хорошая. Расплывчатая, как большинство растровых фото в газетах.
   - Да, вся в этих мелких точечках...
   Да она, к тому же, была и совсем не большая. Но все же возможно, что мы его узнаем, если он выйдет один. Тогда мы могли бы последить за ним. Он для нас ключ ко всему. Если только Люблин не солгал так красиво в последний момент, Уошберн наша единственная ниточка на пути к убийцам.
   - Ты думаешь, мы смогли бы заставить его говорить?
   - Не знаю. Я сначала думал, что и Люблин не будет говорить. - Дэви взглянул на дом, в котором жил Уошберн. - Прямо напротив парка. В фильмах они всегда снимают квартиру прямо напротив и садятся там в засаду с биноклями, передатчиками, магнитофонами и всякими прочими штуками, и, что самое главное, - они всегда настигают свою жертву. Ну, а что, черт возьми, делать, если этот собачий сын живет прямо напротив парка, в который даже не войдешь просто так?
   Соседние с домом Уошберна здания были тоже отремонтированы и демонстрировали атмосферу определенного благополучия. Там вряд ли сдаются комнаты, подумал он. Почти наверняка не сдаются. Может быть со двора...
   - Пойдем!
   Позади дома Уошберна стояло административное здание Четвертой Авеню. В вестибюле они посмотрели на именные таблички. Здесь были два адвоката, три инспектора по приисканию работы, рекламное и другие мелкие бюро по экспорту и импорту.
   Было похоже, что лифт не работал. Они поднялись по крутым ступенькам на четвертый этаж. Всю тыловую сторону занимали бюро фирмы "Бидл и Грэбер". Входная дверь с кружком из молочного стекла была закрыта. За ней был слышен стук пишущей машинки.
   Он подошел к двери и постучал.
   Машинка тут же умолкла, и вскоре дверь осторожно открыла седая женщина. Дэви спросил, тут ли работает мистер Флойд Хэрпер, на что женщина ответила, что здесь нет никакого мистера Хэрпера. Через ее плечо Дэви взглянул в окно. Оно открывалось на внутренний дворик, по другую сторону которого он заметил окна тыловой стороны квартиры Уошберна. Занавеси были открыты, но времени рассмотреть все до мелочи у него совершенно не было. Вот если бы он стоял ближе к окну, да еще с биноклем... Он поблагодарил и вышел.
   - Из их окон хорошо видна квартира Уошберна.
   - Очень жаль, что помещения уже заняты. Если бы они были свободны, мы могли бы их снять.
   - Есть еще одна возможность.
   - Какая?
   - Подожди меня внизу.
   Они спустились вместе до третьего этажа. Джулия пошла дальше, а он постучал в дверь бюро хозяйственного инспектора. Голос за дверью велел ему войти. Он вошел. Мужчина лет сорока с пробивающейся лысиной спросил, что ему угодно.
   - Если вы позволите, я хотел бы задать один вопрос. Я думал снять в этом доме помещение для бюро. Здесь ведь есть еще свободные помещения, не правда ли?
   - Мне кажется, да. На верхнем этаже, по-моему.
   - Я бы хотел знать еще: можно ли в этом здании работать круглосуточно? Можно ли ночью, например, войти в него или выйти.
   Бухгалтер объяснил ему, что это можно устроить. У них есть ночной лифтер и ночью нужно только записываться в книгу учета при уходе и возвращении.
   - Совсем неплохо устроено, - сказал бухгалтер. - Да и адрес наш звучит по сравнению с прежним солиднее: Южная Парк-Авеню - не то, что Четвертая Авеню, правда? В городе все, конечно, называют ее по-старому, но в письмах мы применяем новое название, как более выразительное. Дать вам номер телефона бюро по найму?
   - Большое спасибо, он у меня уже есть.
   Через два дома было кафе, которое сейчас, между завтраком и обедом, было пустым. Да, теперь мы питаемся в самое необычное время, подумал Дэви. Они уселись в одной из пустых ниш и заказали тосты с холодной курицей. Джулия пила кофе, а он взял молоко. Бутерброды были довольно вкусные. Он оказался более голодным, чем думал. И усталым - это пришло как-то вдруг. Спать не хотелось, но он поймал себя на том, что тупо и бездумно смотрит в одну точку, как будто мозг его временами просто выключался. В конце концов он тоже заказал кофе и заставил себя выпить его.
   - Ночью я могу опять пойти в этот дом, - объяснил он ей, - пойти, вписать в книгу какое-нибудь имя и пробраться в это бюро.
   - Как пробраться?
   - Открыть замок отмычкой. Или разбить окно и открыть дверь. На этаже никого не будет и если я уже буду в бюро, то смогу спокойно понаблюдать за квартирой Уошберна, - тут он умолк и покачал головой. - Нет, это чушь. Правда?
   - Выглядит довольно рискованно. Если тебя кто-нибудь услышит...
   - Больше того. Во-первых, он наверное задернет занавеси, как только на улице стемнеет. Это делают почти все. Во-вторых, я увидел бы только одну комнату и, возможно, это была бы спальня. За входной дверью я бы не смог наблюдать и поэтому никогда не узнал бы, вышел ли он из дома. Нужно постараться каким-то образом незаметно понаблюдать за фасадом, а не только за двором.
   - И все же, дорогой, кое-что мы можем сделать.
   - Что же?
   - Вместо того, чтобы взламывать бюро и подвергать себя такой опасности... К тому же, это легче, да и не так опасно. Лучше нам забраться в Грэмерси-Парк.
   * * *
   Они ждали у северной стороны парка, примерно, в двадцати метрах от главных ворот. Привилегия иметь ключ от парка была, вероятно, чисто символическим жестом. Толку от нее не было никакого. В парке не было никого, кроме пожилого человека в черном костюме с темно-коричневой бабочкой, который сидел и выразительно двигал губами, читая "Уолл-Стрит Джорнал". Они ждали, пока он покинет парк, но он, казалось, решил сидеть здесь вечно. Прошло полчаса и в парке появился еще один посетитель. На этот раз это была женщина, очень чисто одетая и очень старая женщина в сером твидовом костюме. Она вела на поводке небольшого терьера. Открыв ключом ворота, она впустила собаку и вошла в парк сама. Дэви и Джулия наблюдали, как за ней закрылись ворота.
   Женщина провела в парке минут двадцать, переходя с собакой от одного дерева к другому. Было просто непонятно, как в такой маленькой собаке может так много поместиться. Наконец она завершила свой обход. Женщина направилась к воротам. Джулия и Дэви точно рассчитали свои движения. Они достигли ворот точно в тот момент, когда женщина возилась с замком. Она открыла его, а Дэви отворил даме ворота, в то время как Джулия усиленно восторгалась собачкой. Та ответила ей тем же. Когда дама вывела собаку за ворота, Джулия вошла внутрь. Дэви уже хотел было последовать за ней, когда вдруг женщина с любопытством спросила:
   - У вас, конечно, есть свой собственный ключ?
   - Я оставила его в квартире, - Джулия обезоруживающе улыбнулась. - Мы живем как раз напротив, - сказала она указав на дом Уошберна.
   Старушка оглядела их пытливым, смеющимся взглядом.
   - Нет, - она покачала головой, - этому я не поверю.
   Собака тянула ее за поводок, но женщина не уходила.
   - В этом парке так редко видишь молодых людей. Разве это не варварство, сделать такую прелесть как этот парк, а потом обнести его забором? В мире слишком много заборов и слишком мало парков. Иногда я думаю, что Дункан, она указала головой на собаку, - занимает единственно правильную позицию по отношению к этому забору. Он использует его вместо дерева. Ну, а вы ведь живете не здесь, правда?
   - Ну...
   - И голос ваш звучит так, как будто вы приехали откуда-нибудь с севера штата. Вы определенно не ньюйоркцы. - Она покачала головой. - Такой обман и только ради того, чтобы немного отдохнуть в этом прелестном парке! А вы, конечно, женаты. Во всяком случае, обручальные кольца у вас на руках надеты и, похоже, одинаковые. И даже если это не так, я все равно позволила бы себе маленькую прихоть и поверила бы, что вы женаты. Приехали откуда-то и страшно хотите посидеть вместе в парке. - Женщина дружелюбно улыбнулась. - Возможно у вас медовый месяц. Через год или два супружеской жизни вы наверняка будете сыты сидением в парках. А может быть, и друг другом.
   - О, надеюсь, этого не случится.
   Улыбка старушки стала шире.
   - Я тоже, моя дорогая. По мне, так идите в парк спокойно. Я со своим покойным мужем всегда ходила в Вашингтон-Сквер - это было тогда, когда он за меня сватался. Вам это выражение не кажется старомодным? А я ведь уже старая, да?
   - Я бы не сказала...
   - А вы очень милая. Но я все же совершенно определенно старая. Насколько я знаю, Вашингтон-Сквер с тех пор сильно изменился. Там, наверное, полно молодых людей в кожаных куртках, с бородами и гитарами. Может быть, это и аргумент, чтобы ставить заборы и ворота. Этот вопрос можно, правда, рассмотреть с самых разных сторон. Я наверно слишком наивная старушка, да?
   - Нет.
   - Ну, пусть вам будет хорошо в парке. - Женщина кивнула им.
   - И пусть вам будет хорошо вместе. И, если хотите услышать мой совет, не старейте слишком быстро. Давать непрошеные советы - это одна из немногих оставшихся привилегий стариков. Вы знаете это? Не старейте слишком быстро. Быть старым действительно не очень-то радостно. Это лучше, чем быть мертвым, но, в действительности, - единственное преимущество старости.
   Железные ворота захлопнулись. Женщина и ее кудрявая собачка быстро, мелкими шагами пошли к светофору на перекрестке и остановились в ожидании зеленого сигнала. Потом они перешли улицу и двинулись вдоль домов.
   - Мы и на самом деле перехитрили ее, - улыбнулась Джулия.
   - Хм...
   Они подошли к скамейке у дорожки, которая шла вдоль западной ограды парка. Тут они были почти напротив дома Уошберна. У входа все еще стоял все тот же привратник.
   - Мы перехитрили ее.
   - Старушку или...
   - Она решила, что мы милая молодая парочка. Допускаю, что в свое время мы такими и были. - Она отвела взгляд в сторону. - Но я совсем не уверена, что мы и теперь та же парочка.
   12
   Их скамейка стояла в тени двух высоких вязов. Воздух в парке был прохладнее и чище, чем в городе. Они сидели на скамейке тесно прижавшись друг к другу, смотрели сквозь решетку на дом напротив. Декорация совершенно не соответствовала обстоятельствам. Она была слишком спокойной. Мысли Дэви начали путаться и ему пришлось заставлять себя думать о том, что привело их сюда. В остальном он держался свободно, чтобы соответствовать впечатлению, произведенному на старушку. Молодые, проводящие медовый месяц и пожелавшие провести несколько минут в стороне от жары и уличного шума Нью-Йорка.
   Сосредоточиться ему помогало другое: мысли о пяти пулях, которые, одна за другой, были выпущены в голову Корелли; о тех ловких, безжалостных побоях, которые ему самому пришлось снести; о зверском, циничном и жестоком изнасиловании Джулии; о холодной ярости по пути в город; о Карле, так чванившемся своими мускулами Карле, телохранителе Люблина, который сперва был столь спесивым и мощным, а теперь был мертв.
   Наблюдать было довольно трудно. В начале им казалось, что этого достаточно - занять пост, оставаться на нем и ждать, пока что-нибудь произойдет. Все было так за исключением одного - ничего не происходило.
   Никто не входил в дом Уошберна и никто не покидал его. Привратник стоял на своем посту. Точно в час он зажег сигарету и примерно через двадцать минут бросил окурок на тротуар. Время от времени в парк приходил кто-нибудь со своим ключом - или выгулять собаку, или посидеть за книгой или газетой. Занавеси в квартире Уошберна были еще открыты, но окна находились на четвертом этаже, а они сидели внизу. Было видно только то, что в комнате горит свет. Это означало, что кто-то, вероятно, дома, но это было и все, что они пока могли выяснить.
   Поэтому постепенно им становилось все труднее сконцентрироваться. Они беседовали, но разговор вращался вокруг одной и той же темы, что придавало всей ситуации налет нереальности. По поводу предстоящей задачи говорить было почти нечего - ни о квартире Уошберна, ни о том, что предпринять дальше. Другие темы как-то не соответствовали моменту. Поэтому в основном они просто молчали, хотя молчание сплошь и рядом прерывалось - когда она просила сигарету или один из них о чем-нибудь спрашивал, а другой быстро отвечал.
   - Эта машина уже была здесь.
   Он быстро поднял глаза. Она указала головой на серебристый "понтиак", который сворачивал с 20-й улицы на запад. Он едва успел разглядеть машину, как она скрылась за другим автомобилем.