— По ходу решим, что делать дальше, — Симмонз посмотрел в зеркало заднего обзора. — Френк, возьми тряпку, протри дверцу снаружи.
   За ними никто не гнался. Полицейские сирены стонали в нескольких кварталах от них.
   — Капусту переложим в твой багажник, Френк.
   — Хорошо.
   — К тебе же посадим и Луи.
   — С женщиной?
   — По-другому не выходит.
   — Ладно.
   — Лучше бы тебе не попадаться на глаза полиции. Автомобиль-то твой, так?
   — Да, черт возьми!
   — С «родными» номерными знаками?
   — Естественно.
   — Я бы не поехал на дело в своем автомобиле...
   — Я же не собирался везти деньги, кассирш и раненых, Говард!
   — Это точно. Ты уж не нарушай правила дорожного движения.
   — Как забавно!
   — А если тебя остановит коп, придется его пристрелить.
   — Радужная перспектива!..
   — Да уж.
   — Говард, с этой бабой возникнут проблемы. Кто она? Кассирша, которую долбил Луи?
   — Да. Я думал, Бен ее застрелит.
   — Следовало бы.
   — Нечего было вообще ее долбить. И Эдди напрасно туда сунулся. Знаешь, что мы делаем? Сами все усложняем.
   — Ты вот на днях говорил, что тебе это не нравится.
   — Говорил. Только не знал, что. А теперь знаю. Мы сами все усложняем.
   — Похоже. Слушай, а ты хочешь взять и Бена, так?
   — В мой автомобиль?
   — Ага. Хочешь?
   — Учитывая, как все поворачивается, почему нет?
* * *
   Пересадка из пикапа в автомобиль Дена прошла гладко. За несколько секунд Ден и Мердок уложили мешки с деньгами в багажник рядом с клюшками для гольфа, Мердок перенес Джордано на переднее сиденье, привязал ремнем, а сам сел сзади с кассиршей. Симмонз стер акварельную надпись со своей дверцы. Он уже сидел за рулем, когда Ден тронул с места свой автомобиль.
   Симмонз подождал, пока Ден уедет. Он понимал, что полиция уже перекрыла основные магистрали, но не очень-то волновался. Здесь столько улиц, перекрестков, объездов, что сразу все перекрыть просто невозможно. На это потребовалось бы несколько часов. Полковник наметил безопасный маршрут для вывоза денег. Симмонз им и намеревался воспользоваться, но теперь предстояло искать другой.
   А сие означало замену машины.
   Мердок, вспомнил он, оставил «додж» в Роллинг-Экрз, около пересечения Олдер и Саммервуд-стрит. Он поехал туда, сразу нашел «додж». Автомобиль стоял у пустующего дома. Симмонз свернул на подъездную дорожку. Ворота прежние хозяева не заперли, так что Симмонз открыл их, загнал пикап в гараж и закрыл за собой ворота. Быстро сняв комбинезон, он бросил его в мусорный бак и вышел из гаража в костюме и при галстуке.
   На крыльце дома напротив стояла женщина с широко раскрытыми глазами. Симмонзу понадобилось мгновение, чтобы смекнуть, что к чему. Он хохотнул и направился к табличке с надписью «Продается». Пару раз пнул ее ногой, вытащил из земли и отнес к мусорному баку.
   Когда он вернулся, женщины на крыльце не было. «Уже звонит», — решил он. Сначала мужу, потом соседям и наконец — риэлтеру. В ближайшие два дня половина домов в этом квартале будет выставлена на продажу.
   И продадут их, естественно, неграм. Раз один негр уже купил дом в их округе, им тут делать нечего.
   Симмонз залез в «додж». Соединил проводки, идущие к аккумулятору и стартеру. Двигатель завелся мгновенно.
   Симмонз рассмеялся.
   Он-то хотел лишь избавиться от пикапа, который ищет полиция. А в итоге искоренил сегрегацию в целом квартале.
* * *
   Патриция Новак сжалась в комочек на заднем сиденье и обхватила себя руками, стараясь унять дрожь. В машине было тепло, а она все дрожала и дрожала.
   Сначала Пат пыталась что-то сказать. Что точно, она уже не помнила, но вроде бы насчет Джордана. Но не успела она произнести несколько слов, как здоровенный мужлан, что сидел рядом с ней, положил пистолет на колено, широко улыбнулся и предложил ей сидеть тихо, как мышка, и молчать или у него не останется иного выхода, как прикончить ее.
   После этого Пат не вымолвила ни слова.
   Но вот не думать она не могла. У нее уже не осталось сомнений, что Джордан Льюис, в которого она так внезапно влюбилась, никакой не рекламный агент.
   И профессия у него совсем другая — грабитель банков.
   У нее засосало под ложечкой. Все эти ненавязчивые вопросы о ее работе... Только сейчас до нее дошло, почему он их задавал. А уж потом она сделала и следующий логичный вывод: он заинтересовался ею только потому, что она работала в банке. Причем не просто в банке, а в том, который он и его напарники решили ограбить.
   Именно поэтому он и начал с ней встречаться.
   Спал с ней, чтобы узнать то, что она могла ему сказать.
   Пат почувствовала, как ее лицо заливается краской, и опустила глаза, уставившись в коврик под ногами. Ну и дура! И зовут его совсем не Джордан! Как же он, должно быть, смеялся за ее спиной!..
   Но он не позволил этому мужлану убить ее. Мужлан направил на нее громадный пистолет, а Джордан что-то сказал, и мужлан передумал. А ведь для Джордана все бы упростилось, если в этот человек ее убил. Живая, она усложняла жизнь им всем.
   Означает ли это, что она небезразлична Джордану?
   «Скорее всего», — подумала Пат. Вспомнила его прикосновения, его обходительность. Разумеется, сначала он лишь играл (она вновь покраснела, вспомнив первую ночь, его застенчивость и одновременно безупречно спланированные тактические ходы, приведшие ее в его постель), но потом, возможно, появились и настоящие чувства. Иначе зачем было оставлять ее в живых?
   Если только они не решили убить ее позже.
   По телу Пат пробежала дрожь. Очень уж быстро все происходило, она не привыкла к таким темпам. Пат подумала о родителях, о детях, но не смогла на этом сосредоточиться. В этой жизни им места не было. В этой жизни у нее другая компания: эти люди, этот автомобиль.
   Эти грабители банков!
   Джордан, ее Джордан ограбил банк. (А она-то боялась, что никогда больше его не увидит. «Красавицей тебе больше не быть», — словно идиотка, талдычила она зеркалу.) Ограбил банк! Ограбил банк!..
   Тут Пат вновь густо покраснела, охваченная внезапно возникшим острым сексуальным желанием.

Глава 26

   Джордано пришел в себя в кровати. Сел, огляделся. Недавнее он помнил фрагментарно и поэтому не сразу сориентировался. Но картину на противоположной стене он узнал. Он в спальне дома в Тарритауне. Болела нога. Джордано откинул одеяло. Нога перевязана, причем повязка наложена умелой рукой. Саднило левый бок. Там тоже белела марлевая накладка, прихваченная пластырем. Джордано даже не помнил, что его задело и там.
   Он решил, что находится в полной безопасности и состояние его удовлетворительное. А потому вытянулся и позволил себе вновь провалиться в небытие.
   Когда он опять открыл глаза, полковник читал книгу у его кровати. Джордано кашлянул, и полковник тут же отложил книгу.
   — Ты в Тарритауне. Тебя подстрелили во время ограбления. Ты это помнишь, Луи?
   — Да.
   — Ты голоден? Хочешь пить?
   — Вроде бы нет. Который час?
   — Двадцать три сорок пять.
   — А где все?
   — В Нью-Джерси. Вызволяют Эдуарда.
   — Втроем? Господи! — Он сел, поморщившись от боли в ноге. — Пулю вы вынули?
   — Да. Тебе, между прочим, повезло. Не задеты ни кость, ни артерии. Чуть зацепило вену, поэтому ты потерял немного крови. Через день или два сможешь отправиться, куда пожелаешь. Но сегодня вечером ты ничем бы им не помог. Даже не думай об этом.
   — Втроем им будет тяжело.
   — Я в этом сомневаюсь. Вся необходимая информация о поместье у них имеется. С охранниками они разберутся без труда. Никаких сложностей я, не ожидаю.
   — У вас печаль в глазах, сэр?..
   — Очень тяжело на душе. И так будет, пока нам не сообщат, что с Эдди все в порядке. — Взгляд полковника затуманился. — Охранник умер.
   — Понятно. Я его убил или Бен? Я помню не все.
   — Бен.
   — Хорошо.
   Полковник отпил из стакана. Он отдавал предпочтение шотландскому с содовой. Джордано подумал, не выпить ли и ему, но решил, что еще не время.
   — А женщина? — вырвалось у него.
   — Спит. Элен дала ей таблетку снотворного.
   — Я совсем о ней забыл. — Он потянулся. — Я бы покурил.
   — Сигареты на столе.
   Джордано достал пачку, вытащил сигарету, закурил и выпустил струю дыма.
   — И что нам теперь делать?
   — Она не может вернуться к нормальной жизни, Луи. Свидетели показали, что она узнала одного из грабителей и назвала его по фамилии. Поверишь ли, фамилию она произнесла неправильно. Вероятнее всего, она назвала тебя Джордан. Свидетели услышали Джордж.
   — Это хорошо.
   — Да. Но ты же понимаешь, в каком мы положении. Она видела нас всех, может описать каждого. Даже если у нее и нет желания говорить, полиция не оставит ее в покое.
   — Если она исчезнет на какое-то время, пока все не успокоится...
   — Мы взяли из банка почти четверть миллиона долларов. По мнению полиции, мы же ограбили и банк в Пассэике. Схожесть почерка грабителей для них очевидна. К завтрашнему дню они выяснят, что за обоими банками стоит Платт, и это расставит все точки над "i". С их точки зрения, только показания девушки помогут найти участников двух ограблений, которые унесли несколько жизней. Поэтому полиция будет помнить о ней всегда, Луи.
   — Так что же нам с ней делать? — Полковник промолчал, но его ответ Джордано понял без слов. — Нет, на это я не согласен. Это никуда не годится, сэр.
   — Я же еще ничего не сказал, Луи.
   — Если вы собираетесь сказать, что мы должны ее убить, то нет, я на это не соглашусь.
   — Я и не собирался убеждать тебя, Луи.
   Джордано вроде бы и не слышал его.
   — Охранник — другое дело. Совсем другое. Он воевал на стороне противника да еще попытался изобразить из себя героя. Это не его деньги. Даже не его работа. Он должен был убежать за угол и не путаться под ногами. К черту охранника! И вице-президент банка, которого пристрелил Ден, тоже заслуживал пули. Гангстеру другого и не положено. Но вот девушка. Если мы начнем убивать хороших людей только потому, что они оказались у нас на пути... Нет, сэр, извините, но мне это определенно не нравится.
   Полковник молчал несколько минут, и Джордано даже подумал, не сболтнул ли он лишнего, но вспомнил свои слова и решил, что готов расписаться под каждым.
   — Так, может, тебе жениться на ней? — спросил Кросс.
   — На ней? Господи, нет! Я ни на ком не хочу жениться. И на ней тоже. Она мила, но изюминки в ней нет. Жениться я не хочу.
   — Вариантов только два, Луи. Жениться или убить, потому что главный закон природы — самосохранение.
   — Я знаю, но...
   — Даже если ты или я согласились бы освободить ее, невзирая на последствия, мы не можем этого сделать. У нас есть обязательства перед остальными.
   — Я знаю, сэр.
   — Хочешь над этим подумать, Луи?
   — Да. — Он помолчал. — Если мы дадим ей денег и отпустим...
   — Ее арестуют через неделю.
   — Арестуют, сэр.
   Кросс развернул кресло и направился к двери.
   — Не буду тебе мешать, Луи. Как насчет поесть? Бифштекс с яичницей?
   — Отличная идея, сэр!
   — Что-нибудь выпьешь? Или только кофе?
   — Только кофе, сэр.
   — Хорошо. — У двери полковник задержался. — Луи, тебе надо серьезно подумать. Повидайся с ней, прежде чем принимать решение. Разберись в своих чувствах.
   — Я уверен, что не хочу жениться на ней.
   — Принимать решение прямо сейчас необязательно.
   — Полагаю, нам придется ее убить, сэр.
   — Подумай об этом, Луи.

Глава 27

   Симмонз и Мердок перелезли через сетчатый забор в дальней части поместья Платта. Без особых проблем, хотя по забору уже пустили ток. Пять минут спустя они оказались у самого дома и убили трех охранников. Симмонз расправился с двумя с помощью гаротты из рояльной струны. Мердок зарезал третьего ножом.
   Когда они встретились над трупом третьего охранника, Мердок приложил руки ко рту, и над поместьем ухнул ночной филин. Услышав условный сигнал, Ден выступил из-за кустов на другой стороне дороги и пристрелил обоих охранников у ворот из винтовки двадцать второго калибра. Ствол он несколько раз обмотал махровым полотенцем. Полотенце приглушило выстрелы, так что звук разнесся недалеко.
   Гараж они обошли стороной. Мэнсо сказал, что живет там только обслуга, а горничные и кухарки никакой угрозы не представляли. На лужайке они не нашли следов свежей могилы.
   — Он в доме, — уверенно заявил Ден. — Живой. Я это чувствую.
   — В последнее время ты что-то много чувствуешь!.. — поддел его Мердок.
   — С чувствами у меня все в порядке. Не то что у некоторых с мыслями. В последнее время.
   — Понятно. Система сигнализации питается от общей сети?
   — Да.
   Мердок пожелал взглянуть на систему сигнализации. Ознакомившись с ее устройством, покачал головой.
   — Провода перерезать нет смысла. Система сигнализации автоматически переводится на питание от аккумуляторов. Эдди, должно быть, не знал, как она работает, но один мой знакомый получил пять лет, нарвавшись именно на такую. Обрезал провода и вошел в дом, как в собственный. Естественно, система его засекла.
   Он проверил окно. По периметру каждого стекла тянулась серебристая лента, подключенная к системе сигнализации. Стоило разбить стекло, как поднялся бы трезвон.
   — Но стекло-то можно и вырезать, — пробормотал Мердок. — Говард, дай-ка мне стеклорез.
* * *
   Когда Мэнсо услышал шаги, он прижался к стене у двери. Ночь сейчас или день, он не знал. Не знал, чьи это шаги и к нему ли пришел человек. Знал он, только одно: если Платт откроет дверь, он его тут же убьет.
   Нож остался при нем. Ему дали надеть ботинки, и никто не заметил ножа, спрятанного под стельку. Теперь нож перекочевал к нему в руку. Шаги приблизились. Сейчас ключ вставят в замок, повернут, откроется дверь, Платт войдет — с оружием или без, с телохранителем или без, — но в любом случае нож вонзится ему в горло.
   Весь день дверь искушала его. Деревянная, тонкая, с петлями внутри, в пределах его досягаемости. С ножом или без, он мог выйти из своей камеры с той же легкостью, с какой птичка перелетала через изгородь.
   Но какой в этом прок? Вышиби он дверь, об этом узнал бы весь дом. Даже если бы он аккуратно снял ее с петель, то едва ли смог бы выбраться из поместья. Охранники наверняка получили указания не выпускать его, да и что он мог сделать в одиночку.
   Поэтому Мэнсо добровольно остался в заточении. Платт сказал ему, что передал его слова Элен Тремонт, а раз так, полковник в курсе происходящего и рано или поздно пошлет к нему подмогу. Вопрос в том, сколько ему удастся продержаться. Потому что в конце концов Платт найдет человека, хорошо знавшего Флоренс Маннхайм, и выяснит, что сына Эдди у нее никогда не было.
   Мэнсо не собирался ждать, пока Платт сообщит ему об этом. Он вообще не собирался ждать. При следующей встрече с Платтом он с ним покончит. Если ему повезет, потом он вырвется отсюда. Если нет, по крайней мере, умрет вместе с Платтом.
   — Эдди? Ты здесь, дружище?
   — Бен!
   Шаги затихли у его двери. Мэнсо убрал нож, прижался к ней.
   — Бен?
   Мердок хохотнул:
   — Я повидал многие тюрьмы, старина, но из этой камеры удрать практически невозможно. Да в сравнении с ней Алькатрас[10]— дневной стационар для детей-калек.
   — Открывай дверь!
   — Открывать? Эдди, на ней же большой висячий замок. Деревянная дверь с настоящим висячим замком. Как мне ее открыть?
   — Кончай треп.
   — Не заводись. Мне просто за тебя стыдно. Сидеть за деревянной дверью. — Мэнсо услышал, как скрипнул металл по металлу, и дверь распахнулась. Мердок держал в руке замок. Вместе с петлями. — Даже не пришлось открывать. Петли просто вывалились. Френк и Говард наверху. Мы сделали пятерых во дворе и одного на первом этаже. Я едва не наткнулся на него, но все-таки успел прирезать, пока он не перебудил весь дом.
   — Где Луи? И что с Платтом?
   — Платт в спальне, если судить по голосам, с женщиной. Мы решили сначала найти тебя, чтобы ты принял участие в завершающем этапе. Если, конечно, захочешь. Луи получил пулю в ногу. Банк мы взяли. Так что самое интересное ты пропустил. Луи в порядке. Команда проголосовала за то, чтобы выделить тебе полную долю, хотя ты и просидел на скамейке запасных. — Веселье исчезло из его голоса. — Ты ужасно выглядишь. Что с тобой?
   — Прошлой ночью мне немного досталось. Я думаю, что прошлой ночью. Но если вы уже взяли банк... Какой нынче день?
   Мердок рассмеялся:
   — К чему тебе знать такие мелочи? Сосредоточься на текущем моменте. Пошли наверх, старина. Убьем Платта и смотаемся отсюда.
* * *
   Весь наряд Марлен состоял из черного бюстгальтера. Она сидела перед туалетным столиком и расчесывала черные волосы. Платт лежал на кровати, наблюдая за ней. Злость к ней смешивалась с сексуальным влечением.
   — Иди сюда! И разденься.
   Она повернулась, положила гребень на туалетный столик.
   — Разве я недостаточно раздета, Альберт?
   — Сними бюстгальтер.
   Она завела руки за спину и расстегнула застежку. Платт критически оглядел жену:
   — Груди начинают обвисать. Да, ничто не вечно. Ты стареешь и начинаешь обвисать.
   — Сукин сын!
   — Иди в постель.
   Она пришла, но ничего не произошло. Несколько минут спустя он оттолкнул ее и сел. Марлен посмотрела на Платта, ее глаза изумленно раскрылись. Раньше такого не случалось.
   — Интересное дело. Ты стареешь и начинаешь обвисать, не так ли?
   Она ожидала фонтана ругательств, даже пощечины. Но Платт вновь удивил ее.
   — Ты знаешь о моем банке в Нью-Корнуолле? Его ограбили.
   — Так это твой банк? Я что-то слышала в новостях.
   — Мой.
   — И что? Ты держал там много денег?
   Он посмотрел на нее.
   — Кое-что держал.
   — Но они застрахованы, не так ли?
   Платт задумался, пожал плечами.
   — Застрахованы.
   Марлен поднялась. Он быстро перекатился к краю кровати, схватил ее за руку и потянул на себя.
   — Говори правду! Ты и Эдди. Что у вас было?
   — Неизвестность сводит тебя с ума, да?
   — Я хочу знать, что делается в моем доме. Он тебя трахнул?
   — Возможно.
   — Что ты несешь?
   — Может, трахнул, а может — нет.
   — Утром-то ты знала об этом наверняка.
   — Возможно. Альберт, мне больно. Отпусти мою руку. Я сказала, отпусти.
   — Сука!..
   — И что ты собираешься делать?
   — С ним? Подумаем.
   — Кстати, он не твой сын.
   — Откуда тебе это известно?
   — От него.
   — Что ты несешь?
   — Он сам мне сказал. Его к тебе подослали. Твои же друзья из Чикаго.
   Платт резко сел, лицо его побелело. Неужели кто-то действительно решил его прощупать? Костатис говорил, что на него напирают парни из Южного Джерси, требуя свою долю в операциях в Трентоне. Может, кто-то решил, что пора перераспределить доходы и в округе Берген? И тогда к нему могли заслать лазутчика. Опять же теперь ему не одну неделю придется разбираться с полицией. А лазутчик будет жить в его доме, трахать или не трахать его жену — в зависимости от того, врет она или говорит правду...
   В этом-то и беда. Все зависело от того, говорит она правду или нет.
   Потому что, если она врет, а оснований для этого у нее предостаточно, он сам запер единственного сына в подвале, нападение на банк в Нью-Корнуолле — случайность, грабители просто не знали, чей банк чистят, и это означает только одно: его адвокатам придется попотеть.
   Но как узнать, говорит она правду или нагло врет?
   Платт заговорил, обращаясь не только к ней, но и к себе:
   — Если я решу, что он мой сын, всякий раз, взглянув на него, я буду сомневаться, так ли это. Буду постоянно сомневаться. Так не годится. Или он лжет, или его мать свихнулась и наболтала ему черт знает чего. Конечно, я переболел триппером, но, возможно, я всегда был стерилен. Да, так оно и есть. Я не мог иметь детей, так что он не мой сын. Логично я рассуждаю?
   — Если ты так считаешь, Альберт, почему нет?
   — Я так считаю.
   — Ты собираешься его убить?
   — Пусть посидит внизу до утра. А потом напущу на неге пару мальчиков. Думаю, они развяжут ему язык. Насчет Чикаго ты все выдумала?
   — Ты мне не веришь?
   — Даже если б поверил, а я тебе не верю, он мог солгать.
   — Неужели?
   Платт вытянулся на кровати, довольный тем, что решение принято и метания остались в прошлом. Протянув руку, он ухватил Марлен за левую грудь. От неожиданности она вскрикнула.
   — При таких размерах они не могут не обвисать, — хохотнул Платт. — Иди сюда. Раздвинь ноги.
   — Если ты позволишь мне наблюдать.
   — Что?
   — Хочу посмотреть, как его будут убивать.
   — Значит, он к тебе подкатывался, так?
   — Не в том смысле, как ты думаешь. Ты разрешишь? Тогда я тебя ублажу.
   Платт улыбнулся:
   — Ты получишь место в первом ряду.
   Он устроился поудобнее, закрыл глаза, поглаживая руками ее черные волосы, и скоро уже постанывал от удовольствия.
   — Сучка ты моя, сумасшедшая, породистая, нежная сучка. О-о-о-о!..
   Тут открылась дверь, и Мэнсо с револьвером в руке вошел в спальню.

После

   Утро они проводили в постели. Поднимались в час или в два часа дня и шли на пляж, начинавшийся в двадцати футах от их бунгало. Она не любила сидеть в воде. Окунувшись, сразу возвращалась на берег. Вода в Карибском море, теплая, прозрачная, потрясала своей голубизной. Он мог плавать часами. Она же ждала его, растянувшись на полотенце под жаркими лучами солнца. Как и он, она не обгорала, и уже через неделю ее кожа стала коричневой.
   После обеда они пару часов проводили в баре. Местный бармен смешивал удивительно вкусные коктейли, а владелец отеля, с одним синим и вторым карим глазом, подсаживался к их столику и рассказывал всякие байки.
   В полночь они плавали в море, чтобы после любовных утех отойти ко сну.
   — Я бы хотела остаться здесь навсегда, — вздохнула она.
   — Навсегда не получится.
   — Я знаю.
   — Главный жизненный принцип — нигде не задерживаться надолго. Один из главных.
   — А другой — никогда не возвращаться, потому что во второй раз не получишь такого удовольствия, как в первый.
   — Откуда ты знаешь? А, ну конечно, это я тебе говорил.
   — Говорил.
   — Тебе идут светлые волосы.
   — Надо сходить в парикмахерскую. А то корни уже начали темнеть.
   — Я не заметил. Светлые волосы и загар... Думаю, тебя не узнала бы и родная мать.
   — Проверить-то мы не можем, так?
   — Боюсь, что нет. — Он хотел что-то добавить, но передумал и изменил тему: — Я звонил в аэропорт. Заказал на четверг два билета до Майами. «Транс-Кариб». Оттуда полетим на «Делте». Есть прямой рейс в среду у «Пан-Ам», но на «Транс-Кариб» лучше обслуживание. К тому же мы выгадаем целый день.
   — Отлично. А Финикс мне понравится?
   — Мне нравится. Там ты сможешь поддерживать загар.
   — А ты... ты раньше бывал в Финиксе?
   — Конечно.
   — Я хотела сказать, были у тебя там женщины?
   — Ничего серьезного.
   — Потому что я тебя не ограничиваю. Я жива, этого более чем достаточно. Если ты захочешь...
   — Давай пока оставим все как есть, а?
   — Ты же сам сказал, навсегда не получится.
   — Слушай, а что они сейчас делают? — спросила она чуть позже.
   — Полковник читает. Библию или книгу по военной истории. Элен, наверное, что-то печет. Остальные? Говард собирался провести несколько дней в Нью-Йорке. Там проходят аукционы марок, в которых он хотел поучаствовать. Френк ездит по стране. Где он сейчас, понятия не имею. Бен скорее всего сидит в камере. После завершения операции он обычно пьет, пока не кончатся деньги.
   — Как можно пропить пятьдесят тысяч долларов?
   — Бен бы с этим справился, но ему не дают. Если б он брал с собой все деньги, могли бы возникнуть вопросы. Поэтому обычно он увозит с собой одну-две тысячи. Пятьсот откладывает, чтобы оплатить проезд, если его вызовет полковник, остальные просаживает. А большую часть его доли полковник инвестирует. Теперь состояние Бена наверняка за полмиллиона.
   — Никогда бы не подумала!
   — Да уж, по нему не скажешь, что он богат. Он даже не вспоминает об этих деньгах, потому-то и избегает крупных неприятностей. Видишь ли, самое важное — строить жизнь под себя. Как тебе удобнее. Мы вот можем все время путешествовать, и нас это вполне устраивает. А у Бена свое. Когда у него кончаются деньги, он устраивается на работу. И живет как забулдыга, пока полковник не позвонит ему.
   — А Эдди в Европе?
   Он кивнул.
   — Думаю, в Монте-Карло. Пока он не хочет показываться в Лас-Вегасе или Атлантик-Сити. У полиции к нему претензий нет, но он полагает, что гангстерам надо дать время, чтобы они забыли о Платте и его жене. Хочешь поплавать или сразу пойдешь в бунгало?
   — Что-то не хочется.
   — А я окунусь. Морская вода полезна для моей ноги.
   Она сидела на берегу и смотрела, как он плавает. Закурила, воткнула спичку в песок.
   Она больше не увидит своих детей, родителей. А если и увидит, то через много лет.
   Должно быть, у нее не все в порядке с головой, подумала она. Она же любила детей, мать, отца. Теперь ее разлучили с ними, а ей это безразлично. Очень уж это странно, вот она и решила, что у нее не все в порядке с головой.
   Она загорела, перекрасила волосы, лучилась здоровьем и энергией. Ела как лошадь и худела, обретая стройность. А ее лицо, когда она видела свое отражение в зеркале, сияло счастьем. Почему нет? Она жива и влюблена.
   Он не хотел жениться. Она тоже. Он не ошибся, говоря, что навсегда не получится. Рано или поздно он захочет избавиться от нее. Сейчас он это отрицает, но она понимала, что в будущем такое случится. Однако к тому времени она уже обучится новой жизни. В Нью-Джерси она не вернется, и полиция никогда ее не найдет.
   Если судить по сообщениям газет, она мертва. Ее взяли в заложницы, похитили и убили. «Что ж, — подумала она, — пусть так и будет. Патриция Новак, мир праху твоему. Патриция Кросби, добро пожаловать в этот мир».
   Джордано вышел из воды. Шагал он легко, словно охранник и не прострелил ему ногу. Она смотрела на него, освещенного лунным светом, и у нее учащенно забилось сердце. Она побежала ему навстречу.