Страница:
«Кому я могу позвонить?»
Он снова взялся за телефон и набрал номер, который знал наизусть. После третьего гудка трубку снял его брат.
— Пит, — сказал Кхари, — ты мне нужен. Хватай такси, я тебе отдам деньги, только приезжай сюда немедленно, слышишь?
Наступила пауза. Потом он услышал:
— Малыш, я для тебя что угодно сделаю, ты же знаешь...
— Тогда хватай такси и приезжай!
— ...Но в твои дела я впутываться не хочу. Я просто не могу, малыш.
— Это не дела.
— А что?
— Это Франсина.
— Господи, что случилось? Ладно, расскажешь, когда приеду. Ты ведь дома, да?
— Нуда, дома.
— Сейчас беру такси и еду.
— Здесь замечательно, — сказал он. — Если ты думаешь, что в Нью-Йорке все ирландцы ненормальные, ты бы посмотрел, какие они у себя дома. Здесь через дом по пабу, и никто из них не вылезает оттуда до самого закрытия.
— Но ведь они рано закрываются?
— Слишком рано, черт возьми. Но в отеле обязаны подавать выпивку в любое время дня и ночи каждому постояльцу, который там зарегистрирован. Сразу видно — цивилизованная страна, правда?
— Точно.
— Только тут все курят. То и дело закуривают и угощают всех вокруг. А у французов с этим еще хуже. Когда я был там — навещал родню по отцовской линии, — так они на меня обижались, почему я не курю. По-моему, американцы — единственный народ в мире, у кого хватило ума бросить.
— Ну, сколько-то курящих у нас еще осталось, Мик.
— Так им и надо, пусть мучаются в самолетах, в кино и везде, где курить не разрешается. — Он рассказал мне длинную историю о мужчине и женщине, с которыми познакомился несколько вечеров назад. История была забавная, и мы оба посмеялись. Потом он поинтересовался, как мои дела, и я сказал, что хорошо.
— Правда? — спросил он.
— Малость засиделся, пожалуй. Слишком много свободного времени. И к тому же сейчас полнолуние.
— Это точно, — отозвался он. — Здесь тоже.
— Какое странное совпадение.
— Но здесь, в Ирландии, всегда полнолуние. Хорошо еще, что все время льет дождь и луны никогда не видно. Мэтт, у меня идея. Садись в самолет и прилетай сюда.
— Что?
— Готов спорить, что ты никогда не был в Ирландии.
— Я вообще за границей никогда не был, — сказал я. — Нет, погоди, вру. Раза два ездил в Канаду и один раз в Мексику, только...
— А в Европе не был?
— Нет.
— Так, ради Бога, садись в самолет и прилетай сюда. Можешь и ее захватить, если хочешь, — он имел в виду Элейн. — Или приезжай один, это не важно. Я говорил с Розенстайном, и он сказал, что мне лучше еще некоторое время не показываться в Штатах. Сказал, что может все уладить, но тут впутались эти блядские федеральные следователи, поэтому он хочет, чтобы я держался подальше от Америки, пока он не даст отбой. Очень может быть, что я проторчу в этой вонючей дыре еще с месяц или больше. Чего ты смеешься?
— Я думал, тебе там понравилось, а теперь оказывается, что это вонючая дыра.
— Когда рядом нет друзей, везде будет вонючая дыра. Приезжай, старина. Что скажешь?
КХАРИ. Я хочу поговорить с женой.
ПОХИТИТЕЛЬ. Это невозможно. Она спрятана в одном доме. Я звоню из автомата.
КХАРИ. Но откуда я могу знать, что с ней все в порядке?
ПОХИТИТЕЛЬ. Потому что у нас есть все основания ее поберечь. Подумайте только, какую ценность она для нас представляет.
КХАРИ. Господи, а откуда я вообще могу знать, что она у вас в руках?
ПОХИТИТЕЛЬ. Вы помните, какие у нее груди?
КХАРИ. Что?
ПОХИТИТЕЛЬ. Вы можете узнать одну из них? Так будет проще всего. Я отрежу у нее одну титьку и оставлю у вас на пороге, чтобы вас успокоить.
КХАРИ. Господи, что вы говорите? Не смейте так говорить.
ПОХИТИТЕЛЬ. Тогда давайте не будем затевать разговор о доказательствах, ладно? Мы должны доверять друг другу, мистер Кхари. Поверьте мне, в этом деле главное — доверие.
— Вот и все, — сказал Кинен Питеру. — Им надо доверять, но как я могу им доверять? Я даже не знаю, кто они. Я все думал, кому бы позвонить. Ну, знаешь, из тех, с кем у меня дела. Кто бы поддержал меня, помог. Но о ком я ни подумаю, — почем я знаю, может, и он в этом замешан. Как я могу кого-нибудь исключить? Ведь кто-то же все это устроил.
— А как они...
— Не знаю. Ничего не знаю. Знаю только одно — она поехала за покупками и не вернулась. Вышла из дома, села в машину, а через пять часов зазвонил телефон.
— Через пять часов?
— Не знаю точно, что-то около того. Пит, я сам не понимаю, что делаю, у меня же нет никакого опыта.
— Малыш, но ты ведь постоянно проворачиваешь всякие там дела.
— Это совсем другое. Когда продаешь зелье, все делается так, чтобы не было никакого риска, чтобы все были застрахованы. А тут...
— Тех, кто торгует зельем, время от времени убивают.
— Да, но обычно есть какая-то причина. Во-первых, когда имеешь дело с незнакомыми. Это верная смерть. Сначала все идет хорошо, а кончается разборкой. Во-вторых, а может быть, во-первых-с-половиной, — когда имеешь дело с людьми, которых вроде знаешь, а на самом деле нет. И еще — считай это под каким хочешь номером, — люди попадают в беду, когда пытаются схитрить. Например, провернуть дело без денег — они думают, что рассчитаются потом. Залезают в долги, и до поры до времени это сходит им с рук, а потом в один прекрасный день не сходит. И знаешь, когда это бывает? В девяти случаях из десяти — когда они сами запускают руку в собственный товар и перестают соображать.
— Или делают все, как надо, а потом шестеро ребят с Ямайки вламываются к ним в дом и расстреливают всех подряд.
— Ну, такое тоже бывает, — согласился Кинен. — И не обязательно с Ямайки. Я на днях читал про лаосцев из Сан-Франциско. Каждую неделю появляется какая-нибудь новая банда приезжих, которая хочет тебя прикончить. — Он потряс головой. — Вся штука в том, что если торговать зельем как надо, то всегда можно дать задний ход, когда что-то тебе не нравится. Ты не обязан доводить сделку до конца. Если у тебя есть деньги, можешь потратить их на что-то другое. Если у тебя есть товар, можешь продать его кому-то другому. Ты в деле только до тех пор, пока все идет нормально, в любую минуту можешь дать отбой, можешь подстраховаться, можешь сразу сказать, знаешь ты этих людей или нет, можно им доверять или нет.
— А здесь...
— А здесь у нас ничего нет. Сидим и ковыряемся в заднице, больше ничего не остается. Я сказал: мы привезем деньги, вы привезете мою жену, а они говорят — нет. Говорят, что так дело не делается. Что же мне им сказать — можете оставить мою жену себе? Продайте ее кому-нибудь еще, если вам не нравится, как я делаю дело? Я же не могу этого сказать.
— Нет.
— Вообще-то я смог. Он сказал — миллион, а я сказал — четыреста тысяч. Я сказал — хрен вам, больше у меня нет, и он согласился. А если бы я сказал...
Зазвонил телефон. Кинен несколько минут говорил, что-то записывая в блокноте.
— Нет, один я не приду, — сказал он. — У меня здесь брат, он будет со мной. И никаких возражений.
Он немного послушал и хотел добавить что-то еще, но в трубке послышался щелчок.
— Надо ехать, — сказал он. — Они хотят, чтобы я положил деньги в два мешка для мусора. Это просто. Только не понимаю, почему в два? Может, они не знают, как выглядят четыреста тысяч, сколько они занимают места?
— А может, им врач не велел поднимать тяжести.
— Наверное. Мы должны подъехать на перекресток Оушн-авеню и Фэррагет-роуд.
— Это во Флэтбуше[2], да?
— По-моему, да.
— Точно. Фэррагет-роуд — это кварталах в двух от Бруклинского колледжа. А где нам надо остановиться?
— У телефонной будки.
Когда они поделили деньги на две части и сложили в два мешка для мусора, Кинен протянул Питеру девятимиллиметровый автоматический пистолет.
— Возьми, — сказал он. — На такое дело нельзя идти безоружным.
— На такое дело вообще не надо бы идти. Какой мне будет толк от пистолета?
— Не знаю. Но все равно возьми.
Когда они уже стояли в дверях, Питер схватил брата за руку.
— Ты забыл включить сигнализацию, — сказал он.
— Ну и что? Франсина у них, деньги мы берем с собой. Что еще можно здесь украсть?
— Но раз у тебя есть сигнализация, так включи ее. От нее будет не меньше толку, чем от этих дурацких пистолетов.
— Ладно, ты прав, — сказал Кхари и вернулся в дом. Выйдя снова, он сказал: — Последнее слово техники. Вломиться в дом нельзя, прослушать телефон нельзя, поставить микрофон нельзя. Можно только украсть мою жену и заставить меня бегать по всему городу с мешками для мусора, полными сотенных бумажек.
— Как лучше туда проехать, малыш? Я думаю, по Бэй-Ридж, а потом по шоссе Кингз до самой Оушн-авеню.
— Да, наверное, так. Есть еще с десяток способов, но этот не хуже других. Сядешь за руль, Пит?
— А ты хочешь, чтобы вел я?
— Ну да, так будет лучше. Я сейчас в таком состоянии, что мне ничего не стоит врезаться в полицейскую машину. Или монашку задавить.
Телефон зазвонил, и Кинен взял трубку. На часах Питера было ровно восемь тридцать. Интересно, они по часам работают или кто-то сидит у окна в одном из зданий напротив, наблюдая за улицей?
Кинен быстро подошел к машине.
— Поехали на Ветеранз-авеню, — сказал он.
— Никогда о такой не слыхал.
— — Это где-то между Флэтлендзом и Милл-Бэйзином[3], в той стороне. Он сказал мне, как туда проехать. По Фэррагет, потом по Флэтбуш, потом по авеню "Н", она выходит прямо на Ветеранз.
— А что там?
— Еще один телефон-автомат на углу Ветеранз-авеню и Восточной Шестьдесят Шестой.
— Зачем эти разъезды по городу, как ты думаешь?
— Чтобы поиграть у нас на нервах. Или чтобы убедиться, что у нас нет прикрытия. Не знаю. Пит. Может, они просто хотят нас погонять.
— И не без успеха.
Кинен обошел машину и сел на правое сиденье. Питер сказал:
— По Фэррагет, потом по Флэтбуш, потом по авеню "Н". Значит, на Флэтбуш направо, а потом, наверное, по "Н" налево?
— Правильно. Направо по Флэтбуш и налево по "Н".
— Сколько у нас времени?
— Они не сказали. Кажется, никакого времени не назначили. Просто сказали, чтобы мы поторапливались.
— Значит, останавливаться выпить кофе не станем.
— Нет, — сказал Кинен. — Пожалуй, нет.
Похититель сказал:
— Очень хорошо. Вы быстро доехали.
— Что дальше?
— Где деньги?
— На заднем сиденье. В двух мешках для мусора, как вы и говорили.
— Хорошо. Теперь вы и ваш брат должны дойти пешком по Шестьдесят Шестой до авеню "М".
— Пешком?
— Да.
— С деньгами?
— Нет, деньги оставьте, где лежат.
— На заднем сиденье?
— Да. И не запирайте машину.
— Мы оставляем деньги в незапертой машине и проходим пешком один квартал...
— Нет, два квартала.
— И что дальше?
— Ждите на углу авеню "М" пять минут. Потом садитесь в машину и поезжайте домой.
— А моя жена?
— С вашей женой все в порядке.
— Но как я...
— Она будет ждать вас в машине.
— Смотрите, если...
— Что-что?
— Ничего. Послушайте, меня беспокоит только одно: деньги будут лежать в незапертой машине. Боюсь, кто-нибудь их украдет до того, как подойдете вы.
— Не беспокойтесь, — сказал мужчина. — В этом районе публика приличная.
Кажется, я еще не рассказал, как они выглядят, да? Они похожи друг на друга — сразу видно, что братья. У Кинена рост сто семьдесят восемь, его брат сантиметра на два пониже. Сложением оба напоминают жилистых средневесов, хотя Питер уже начал полнеть. У обоих оливковая кожа и прямые темные волосы, гладко зачесанные назад, с пробором слева. Кинен в свои тридцать три года спереди немного лысеет, отчего лоб у него кажется выше. У Питера, хоть он и старше на два года, волосы пока густые. У обоих правильные черты лица, длинные прямые носы и темные глаза, глубоко сидящие под густыми бровями. Питер носит аккуратно подстриженные усики, у Кинена ни усов, ни бороды нет.
Если судить о людях по внешности, то, оказавшись лицом к лицу с ними обоими, вы постарались бы первым вывести из строя Кинена. По крайней мере, сделали бы попытку. Есть в нем что-то такое: с первого взгляда видно, что из них двоих опаснее он и что его действия будут неожиданнее и точнее.
Вот так они и выглядели, когда быстрым шагом, но без излишней поспешности шли к перекрестку, где оставили машину Кинена. Она все еще стояла там, по-прежнему не запертая. Мешков с деньгами на заднем сиденье уже не было. И Франсины Кхари там тоже не было.
— Вот сволочи, — произнес Кинен.
— А в багажнике?
Он открыл отделение для перчаток, нажал кнопку, отпиравшую багажник, потом обошел машину и поднял крышку. В багажнике ничего не было, кроме запасного колеса и домкрата. Кинен только успел захлопнуть крышку, как в десятке метров от них зазвонил телефон-автомат.
Он кинулся к нему и схватил трубку.
— Поезжайте домой, — сказал мужской голос. — К тому времени, как вы приедете, она, скорее всего, уже будет там.
— Мне кажется, тебе надо лететь, — сказала она. — По-моему, это замечательная мысль.
— А что, если полететь нам обоим?
— Ну, не знаю, Мэтт. Тогда мне придется пропустить занятия.
Каждый четверг вечером у нее были занятия на курсах — когда я позвонил, она как раз только что с них вернулась. «Искусство и архитектура Индии в эпоху Моголов».
— Мы поедем всего на неделю, может быть, дней на десять, — сказал я. — Всего-то одно и пропустишь.
— Одно занятие — не страшно.
— Вот именно, так что...
— Так что все дело, видимо, просто в том, что мне не очень хочется ехать. Ведь я буду третьей лишней, разве нет? У меня так и стоит перед глазами картина, как вы с Миком колесите по стране и учите ирландцев всяким безобразиям.
— Ничего себе картина.
— Нет, я хочу сказать, это будет что-то вроде мальчишника, верно? А зачем вам тогда девушка? Серьезно, я не особенно хочу ехать, а тебе, я знаю, не сидится на месте, поэтому тебе это было бы, по-моему, очень полезно. Ты еще не был нигде в Европе?
— Не был.
— А сколько времени прошло с тех пор, как Мик уехал? Месяц?
— Около того.
— Я думаю, тебе надо ехать.
— Может быть, — сказал я. — Я подумаю.
Кинен заставил себя обойти все комнаты, зная, что это бесполезно, что сигнализация была включена и Франсина либо отключила бы ее, входя, либо она сработала бы. Когда искать было уже негде, он вернулся на кухню, где Питер варил кофе.
— Плохо дело. Пит, — сказал он.
— Знаю, малыш.
— Ты варишь кофе? Мне вроде не хочется. Ничего, если я выпью рюмку?
— Если ты — ничего. Вот если бы я выпил рюмку — другое дело.
— Я просто подумал... Не важно. На самом деле я вовсе и не хочу.
— Вот тут-то и разница между нами, малыш.
— Да, наверное. — Он резко повернулся к Питеру. — Что за дерганье они нам устраивают, Пит? Говорят, она в машине, а ее там нет. Говорят, она будет здесь, а ее нет. Что за хреновина?
— Может, они застряли в пробке.
— Ну и что дальше? Сидим здесь, как идиоты, и ждем. Я даже не знаю, чего ждем. Деньги у них, а что у нас? Хрен у нас, вот что. Я не знаю, кто они и где они, я ничего не знаю, и... Что нам делать, Пит?
— Не знаю.
— Я думаю, ее уже нет в живых.
Питер ничего не сказал.
— Потому что... Зачем теперь этим сволочам оставлять ее в живых? Она ведь может их опознать. Спокойнее ее убить, чем отпускать. Убить, закопать, и все тут. И делу конец. Вот что я бы сделал, если бы был на их месте.
— Нет, не сделал бы.
— Я сказал — если бы был на их месте. Но я не на их месте. Прежде всего, я не стал бы похищать женщину — ни в чем не повинную, добрую женщину, которая никогда никому не причиняла зла, у которой и в мыслях этого не было...
— Успокойся, малыш.
Они то сидели молча, то снова перебрасывались несколькими словами — а что им еще оставалось делать? Так прошло примерно полчаса, а потом зазвонил телефон, и Кинен бросился к нему.
— Мистер Кхари?
— Где она?
— Прошу прощения. Наши планы немного изменились.
— Где она?!
— Совсем недалеко от вас, за углом, на, ага, на Семьдесят Девятой. По-моему, это южная сторона, через три или четыре дома от угла...
— Что?
— Тут в неположенном месте, у пожарного гидранта, стоит машина. Серый «форд-темпо». Ваша жена в нем.
— В машине?
— В багажнике.
— Вы засунули ее в багажник?
— Воздуха там хватает. Но сегодня прохладно, так что вам лучше забрать ее оттуда поскорее.
— А ключ есть? Как я смогу...
— Замок сломан. Ключ вам не понадобится.
Когда они бегом заворачивали за угол, он сказал Питеру:
— Что значит — замок сломан? Если багажник не заперт, почему она не может взять и вылезти? Что такое он говорил?
— Не знаю, малыш.
— Наверно, она связана. Пластырь, наручники — в общем, не может двигаться.
— Возможно.
— Господи, Пит...
Машина стояла там, где и было сказано, — далеко не новый, видавший виды «форд» с треснувшим лобовым стеклом и глубокой вмятиной на правой дверце. Замок багажника был вообще выломан. Кинен рывком поднял крышку.
Там никого не было — только лежали какие-то свертки. Свертки разного размера, упакованные в черный пластик и перетянутые липкой лентой.
— Не может быть, — произнес Кинен.
Он стоял неподвижно и все повторял:
— Не может быть. Не может быть...
Потом Питер взял из багажника один сверток, достал из кармана складной нож и разрезал ленту. Он развернул черный пластик — очень похожий на тот, из которого были сделаны мешки, куда они сложили деньги, — и в руках у него оказалась человеческая ступня, отрезанная в нескольких сантиметрах выше щиколотки. Ногти трех пальцев были покрыты красным лаком. Остальных двух пальцев не хватало.
Кинен закинул голову назад и завыл по-собачьи.
2
Он снова взялся за телефон и набрал номер, который знал наизусть. После третьего гудка трубку снял его брат.
— Пит, — сказал Кхари, — ты мне нужен. Хватай такси, я тебе отдам деньги, только приезжай сюда немедленно, слышишь?
Наступила пауза. Потом он услышал:
— Малыш, я для тебя что угодно сделаю, ты же знаешь...
— Тогда хватай такси и приезжай!
— ...Но в твои дела я впутываться не хочу. Я просто не могу, малыш.
— Это не дела.
— А что?
— Это Франсина.
— Господи, что случилось? Ладно, расскажешь, когда приеду. Ты ведь дома, да?
— Нуда, дома.
— Сейчас беру такси и еду.
* * *
Как раз в то время, когда Питер Кхари искал таксиста, который согласился бы отвезти его в Бруклин, я смотрел, как в студии «И-эс-пи-эн» тележурналисты рассуждают, насколько вероятно повышение заработной платы спортсменам. Поэтому я не слишком огорчился, когда зазвонил телефон. Это был Мик Баллу, он звонил из города Каслбар в графстве Мэйо, в Ирландии. Слышимость была прекрасная, как будто он говорил из задней комнаты бара «Гроган».— Здесь замечательно, — сказал он. — Если ты думаешь, что в Нью-Йорке все ирландцы ненормальные, ты бы посмотрел, какие они у себя дома. Здесь через дом по пабу, и никто из них не вылезает оттуда до самого закрытия.
— Но ведь они рано закрываются?
— Слишком рано, черт возьми. Но в отеле обязаны подавать выпивку в любое время дня и ночи каждому постояльцу, который там зарегистрирован. Сразу видно — цивилизованная страна, правда?
— Точно.
— Только тут все курят. То и дело закуривают и угощают всех вокруг. А у французов с этим еще хуже. Когда я был там — навещал родню по отцовской линии, — так они на меня обижались, почему я не курю. По-моему, американцы — единственный народ в мире, у кого хватило ума бросить.
— Ну, сколько-то курящих у нас еще осталось, Мик.
— Так им и надо, пусть мучаются в самолетах, в кино и везде, где курить не разрешается. — Он рассказал мне длинную историю о мужчине и женщине, с которыми познакомился несколько вечеров назад. История была забавная, и мы оба посмеялись. Потом он поинтересовался, как мои дела, и я сказал, что хорошо.
— Правда? — спросил он.
— Малость засиделся, пожалуй. Слишком много свободного времени. И к тому же сейчас полнолуние.
— Это точно, — отозвался он. — Здесь тоже.
— Какое странное совпадение.
— Но здесь, в Ирландии, всегда полнолуние. Хорошо еще, что все время льет дождь и луны никогда не видно. Мэтт, у меня идея. Садись в самолет и прилетай сюда.
— Что?
— Готов спорить, что ты никогда не был в Ирландии.
— Я вообще за границей никогда не был, — сказал я. — Нет, погоди, вру. Раза два ездил в Канаду и один раз в Мексику, только...
— А в Европе не был?
— Нет.
— Так, ради Бога, садись в самолет и прилетай сюда. Можешь и ее захватить, если хочешь, — он имел в виду Элейн. — Или приезжай один, это не важно. Я говорил с Розенстайном, и он сказал, что мне лучше еще некоторое время не показываться в Штатах. Сказал, что может все уладить, но тут впутались эти блядские федеральные следователи, поэтому он хочет, чтобы я держался подальше от Америки, пока он не даст отбой. Очень может быть, что я проторчу в этой вонючей дыре еще с месяц или больше. Чего ты смеешься?
— Я думал, тебе там понравилось, а теперь оказывается, что это вонючая дыра.
— Когда рядом нет друзей, везде будет вонючая дыра. Приезжай, старина. Что скажешь?
* * *
Питер Кхари добрался до дома брата сразу после того, как Кинен еще раз поговорил с тем из похитителей, что повежливее. На этот раз тот был не слишком вежлив, особенно к концу, когда Кхари попытался потребовать доказательств, что Франсина жива и здорова. Разговор был примерно такой:КХАРИ. Я хочу поговорить с женой.
ПОХИТИТЕЛЬ. Это невозможно. Она спрятана в одном доме. Я звоню из автомата.
КХАРИ. Но откуда я могу знать, что с ней все в порядке?
ПОХИТИТЕЛЬ. Потому что у нас есть все основания ее поберечь. Подумайте только, какую ценность она для нас представляет.
КХАРИ. Господи, а откуда я вообще могу знать, что она у вас в руках?
ПОХИТИТЕЛЬ. Вы помните, какие у нее груди?
КХАРИ. Что?
ПОХИТИТЕЛЬ. Вы можете узнать одну из них? Так будет проще всего. Я отрежу у нее одну титьку и оставлю у вас на пороге, чтобы вас успокоить.
КХАРИ. Господи, что вы говорите? Не смейте так говорить.
ПОХИТИТЕЛЬ. Тогда давайте не будем затевать разговор о доказательствах, ладно? Мы должны доверять друг другу, мистер Кхари. Поверьте мне, в этом деле главное — доверие.
— Вот и все, — сказал Кинен Питеру. — Им надо доверять, но как я могу им доверять? Я даже не знаю, кто они. Я все думал, кому бы позвонить. Ну, знаешь, из тех, с кем у меня дела. Кто бы поддержал меня, помог. Но о ком я ни подумаю, — почем я знаю, может, и он в этом замешан. Как я могу кого-нибудь исключить? Ведь кто-то же все это устроил.
— А как они...
— Не знаю. Ничего не знаю. Знаю только одно — она поехала за покупками и не вернулась. Вышла из дома, села в машину, а через пять часов зазвонил телефон.
— Через пять часов?
— Не знаю точно, что-то около того. Пит, я сам не понимаю, что делаю, у меня же нет никакого опыта.
— Малыш, но ты ведь постоянно проворачиваешь всякие там дела.
— Это совсем другое. Когда продаешь зелье, все делается так, чтобы не было никакого риска, чтобы все были застрахованы. А тут...
— Тех, кто торгует зельем, время от времени убивают.
— Да, но обычно есть какая-то причина. Во-первых, когда имеешь дело с незнакомыми. Это верная смерть. Сначала все идет хорошо, а кончается разборкой. Во-вторых, а может быть, во-первых-с-половиной, — когда имеешь дело с людьми, которых вроде знаешь, а на самом деле нет. И еще — считай это под каким хочешь номером, — люди попадают в беду, когда пытаются схитрить. Например, провернуть дело без денег — они думают, что рассчитаются потом. Залезают в долги, и до поры до времени это сходит им с рук, а потом в один прекрасный день не сходит. И знаешь, когда это бывает? В девяти случаях из десяти — когда они сами запускают руку в собственный товар и перестают соображать.
— Или делают все, как надо, а потом шестеро ребят с Ямайки вламываются к ним в дом и расстреливают всех подряд.
— Ну, такое тоже бывает, — согласился Кинен. — И не обязательно с Ямайки. Я на днях читал про лаосцев из Сан-Франциско. Каждую неделю появляется какая-нибудь новая банда приезжих, которая хочет тебя прикончить. — Он потряс головой. — Вся штука в том, что если торговать зельем как надо, то всегда можно дать задний ход, когда что-то тебе не нравится. Ты не обязан доводить сделку до конца. Если у тебя есть деньги, можешь потратить их на что-то другое. Если у тебя есть товар, можешь продать его кому-то другому. Ты в деле только до тех пор, пока все идет нормально, в любую минуту можешь дать отбой, можешь подстраховаться, можешь сразу сказать, знаешь ты этих людей или нет, можно им доверять или нет.
— А здесь...
— А здесь у нас ничего нет. Сидим и ковыряемся в заднице, больше ничего не остается. Я сказал: мы привезем деньги, вы привезете мою жену, а они говорят — нет. Говорят, что так дело не делается. Что же мне им сказать — можете оставить мою жену себе? Продайте ее кому-нибудь еще, если вам не нравится, как я делаю дело? Я же не могу этого сказать.
— Нет.
— Вообще-то я смог. Он сказал — миллион, а я сказал — четыреста тысяч. Я сказал — хрен вам, больше у меня нет, и он согласился. А если бы я сказал...
Зазвонил телефон. Кинен несколько минут говорил, что-то записывая в блокноте.
— Нет, один я не приду, — сказал он. — У меня здесь брат, он будет со мной. И никаких возражений.
Он немного послушал и хотел добавить что-то еще, но в трубке послышался щелчок.
— Надо ехать, — сказал он. — Они хотят, чтобы я положил деньги в два мешка для мусора. Это просто. Только не понимаю, почему в два? Может, они не знают, как выглядят четыреста тысяч, сколько они занимают места?
— А может, им врач не велел поднимать тяжести.
— Наверное. Мы должны подъехать на перекресток Оушн-авеню и Фэррагет-роуд.
— Это во Флэтбуше[2], да?
— По-моему, да.
— Точно. Фэррагет-роуд — это кварталах в двух от Бруклинского колледжа. А где нам надо остановиться?
— У телефонной будки.
Когда они поделили деньги на две части и сложили в два мешка для мусора, Кинен протянул Питеру девятимиллиметровый автоматический пистолет.
— Возьми, — сказал он. — На такое дело нельзя идти безоружным.
— На такое дело вообще не надо бы идти. Какой мне будет толк от пистолета?
— Не знаю. Но все равно возьми.
Когда они уже стояли в дверях, Питер схватил брата за руку.
— Ты забыл включить сигнализацию, — сказал он.
— Ну и что? Франсина у них, деньги мы берем с собой. Что еще можно здесь украсть?
— Но раз у тебя есть сигнализация, так включи ее. От нее будет не меньше толку, чем от этих дурацких пистолетов.
— Ладно, ты прав, — сказал Кхари и вернулся в дом. Выйдя снова, он сказал: — Последнее слово техники. Вломиться в дом нельзя, прослушать телефон нельзя, поставить микрофон нельзя. Можно только украсть мою жену и заставить меня бегать по всему городу с мешками для мусора, полными сотенных бумажек.
— Как лучше туда проехать, малыш? Я думаю, по Бэй-Ридж, а потом по шоссе Кингз до самой Оушн-авеню.
— Да, наверное, так. Есть еще с десяток способов, но этот не хуже других. Сядешь за руль, Пит?
— А ты хочешь, чтобы вел я?
— Ну да, так будет лучше. Я сейчас в таком состоянии, что мне ничего не стоит врезаться в полицейскую машину. Или монашку задавить.
* * *
Им велели быть у телефона-автомата на Фэррагет-роуд в восемь тридцать. Они приехали на три минуты раньше по часам Питера. Он остался в машине, а Кинен подошел к телефону и встал рядом, ожидая звонка. Пистолет Питер еще раньше засунул под ремень сзади. Сидя за рулем, он все время чувствовал, как пистолет давит на спину. Теперь он вынул его и положил на колени.Телефон зазвонил, и Кинен взял трубку. На часах Питера было ровно восемь тридцать. Интересно, они по часам работают или кто-то сидит у окна в одном из зданий напротив, наблюдая за улицей?
Кинен быстро подошел к машине.
— Поехали на Ветеранз-авеню, — сказал он.
— Никогда о такой не слыхал.
— — Это где-то между Флэтлендзом и Милл-Бэйзином[3], в той стороне. Он сказал мне, как туда проехать. По Фэррагет, потом по Флэтбуш, потом по авеню "Н", она выходит прямо на Ветеранз.
— А что там?
— Еще один телефон-автомат на углу Ветеранз-авеню и Восточной Шестьдесят Шестой.
— Зачем эти разъезды по городу, как ты думаешь?
— Чтобы поиграть у нас на нервах. Или чтобы убедиться, что у нас нет прикрытия. Не знаю. Пит. Может, они просто хотят нас погонять.
— И не без успеха.
Кинен обошел машину и сел на правое сиденье. Питер сказал:
— По Фэррагет, потом по Флэтбуш, потом по авеню "Н". Значит, на Флэтбуш направо, а потом, наверное, по "Н" налево?
— Правильно. Направо по Флэтбуш и налево по "Н".
— Сколько у нас времени?
— Они не сказали. Кажется, никакого времени не назначили. Просто сказали, чтобы мы поторапливались.
— Значит, останавливаться выпить кофе не станем.
— Нет, — сказал Кинен. — Пожалуй, нет.
* * *
На углу Ветеранз-авеню и Шестьдесят Шестой все повторилось сначала. Питер ждал в машине, Кинен по дошел к телефону, и он почти тут же зазвонил.Похититель сказал:
— Очень хорошо. Вы быстро доехали.
— Что дальше?
— Где деньги?
— На заднем сиденье. В двух мешках для мусора, как вы и говорили.
— Хорошо. Теперь вы и ваш брат должны дойти пешком по Шестьдесят Шестой до авеню "М".
— Пешком?
— Да.
— С деньгами?
— Нет, деньги оставьте, где лежат.
— На заднем сиденье?
— Да. И не запирайте машину.
— Мы оставляем деньги в незапертой машине и проходим пешком один квартал...
— Нет, два квартала.
— И что дальше?
— Ждите на углу авеню "М" пять минут. Потом садитесь в машину и поезжайте домой.
— А моя жена?
— С вашей женой все в порядке.
— Но как я...
— Она будет ждать вас в машине.
— Смотрите, если...
— Что-что?
— Ничего. Послушайте, меня беспокоит только одно: деньги будут лежать в незапертой машине. Боюсь, кто-нибудь их украдет до того, как подойдете вы.
— Не беспокойтесь, — сказал мужчина. — В этом районе публика приличная.
* * *
Они не стали запирать машину, оставили в ней деньги и прошли два квартала, один короткий и один длинный, до авеню "М". Подождав пять минут по часам Питера, они направились обратно к «бьюику».Кажется, я еще не рассказал, как они выглядят, да? Они похожи друг на друга — сразу видно, что братья. У Кинена рост сто семьдесят восемь, его брат сантиметра на два пониже. Сложением оба напоминают жилистых средневесов, хотя Питер уже начал полнеть. У обоих оливковая кожа и прямые темные волосы, гладко зачесанные назад, с пробором слева. Кинен в свои тридцать три года спереди немного лысеет, отчего лоб у него кажется выше. У Питера, хоть он и старше на два года, волосы пока густые. У обоих правильные черты лица, длинные прямые носы и темные глаза, глубоко сидящие под густыми бровями. Питер носит аккуратно подстриженные усики, у Кинена ни усов, ни бороды нет.
Если судить о людях по внешности, то, оказавшись лицом к лицу с ними обоими, вы постарались бы первым вывести из строя Кинена. По крайней мере, сделали бы попытку. Есть в нем что-то такое: с первого взгляда видно, что из них двоих опаснее он и что его действия будут неожиданнее и точнее.
Вот так они и выглядели, когда быстрым шагом, но без излишней поспешности шли к перекрестку, где оставили машину Кинена. Она все еще стояла там, по-прежнему не запертая. Мешков с деньгами на заднем сиденье уже не было. И Франсины Кхари там тоже не было.
— Вот сволочи, — произнес Кинен.
— А в багажнике?
Он открыл отделение для перчаток, нажал кнопку, отпиравшую багажник, потом обошел машину и поднял крышку. В багажнике ничего не было, кроме запасного колеса и домкрата. Кинен только успел захлопнуть крышку, как в десятке метров от них зазвонил телефон-автомат.
Он кинулся к нему и схватил трубку.
— Поезжайте домой, — сказал мужской голос. — К тому времени, как вы приедете, она, скорее всего, уже будет там.
* * *
Я отправился на свое обычное вечернее собрание в церкви святого апостола Павла, что за углом от моего отеля, но в перерыве ушел. Вернувшись к себе, я позвонил Элейн и рассказал о своем разговоре с Миком.— Мне кажется, тебе надо лететь, — сказала она. — По-моему, это замечательная мысль.
— А что, если полететь нам обоим?
— Ну, не знаю, Мэтт. Тогда мне придется пропустить занятия.
Каждый четверг вечером у нее были занятия на курсах — когда я позвонил, она как раз только что с них вернулась. «Искусство и архитектура Индии в эпоху Моголов».
— Мы поедем всего на неделю, может быть, дней на десять, — сказал я. — Всего-то одно и пропустишь.
— Одно занятие — не страшно.
— Вот именно, так что...
— Так что все дело, видимо, просто в том, что мне не очень хочется ехать. Ведь я буду третьей лишней, разве нет? У меня так и стоит перед глазами картина, как вы с Миком колесите по стране и учите ирландцев всяким безобразиям.
— Ничего себе картина.
— Нет, я хочу сказать, это будет что-то вроде мальчишника, верно? А зачем вам тогда девушка? Серьезно, я не особенно хочу ехать, а тебе, я знаю, не сидится на месте, поэтому тебе это было бы, по-моему, очень полезно. Ты еще не был нигде в Европе?
— Не был.
— А сколько времени прошло с тех пор, как Мик уехал? Месяц?
— Около того.
— Я думаю, тебе надо ехать.
— Может быть, — сказал я. — Я подумаю.
* * *
Ее там не было. Нигде.Кинен заставил себя обойти все комнаты, зная, что это бесполезно, что сигнализация была включена и Франсина либо отключила бы ее, входя, либо она сработала бы. Когда искать было уже негде, он вернулся на кухню, где Питер варил кофе.
— Плохо дело. Пит, — сказал он.
— Знаю, малыш.
— Ты варишь кофе? Мне вроде не хочется. Ничего, если я выпью рюмку?
— Если ты — ничего. Вот если бы я выпил рюмку — другое дело.
— Я просто подумал... Не важно. На самом деле я вовсе и не хочу.
— Вот тут-то и разница между нами, малыш.
— Да, наверное. — Он резко повернулся к Питеру. — Что за дерганье они нам устраивают, Пит? Говорят, она в машине, а ее там нет. Говорят, она будет здесь, а ее нет. Что за хреновина?
— Может, они застряли в пробке.
— Ну и что дальше? Сидим здесь, как идиоты, и ждем. Я даже не знаю, чего ждем. Деньги у них, а что у нас? Хрен у нас, вот что. Я не знаю, кто они и где они, я ничего не знаю, и... Что нам делать, Пит?
— Не знаю.
— Я думаю, ее уже нет в живых.
Питер ничего не сказал.
— Потому что... Зачем теперь этим сволочам оставлять ее в живых? Она ведь может их опознать. Спокойнее ее убить, чем отпускать. Убить, закопать, и все тут. И делу конец. Вот что я бы сделал, если бы был на их месте.
— Нет, не сделал бы.
— Я сказал — если бы был на их месте. Но я не на их месте. Прежде всего, я не стал бы похищать женщину — ни в чем не повинную, добрую женщину, которая никогда никому не причиняла зла, у которой и в мыслях этого не было...
— Успокойся, малыш.
Они то сидели молча, то снова перебрасывались несколькими словами — а что им еще оставалось делать? Так прошло примерно полчаса, а потом зазвонил телефон, и Кинен бросился к нему.
— Мистер Кхари?
— Где она?
— Прошу прощения. Наши планы немного изменились.
— Где она?!
— Совсем недалеко от вас, за углом, на, ага, на Семьдесят Девятой. По-моему, это южная сторона, через три или четыре дома от угла...
— Что?
— Тут в неположенном месте, у пожарного гидранта, стоит машина. Серый «форд-темпо». Ваша жена в нем.
— В машине?
— В багажнике.
— Вы засунули ее в багажник?
— Воздуха там хватает. Но сегодня прохладно, так что вам лучше забрать ее оттуда поскорее.
— А ключ есть? Как я смогу...
— Замок сломан. Ключ вам не понадобится.
Когда они бегом заворачивали за угол, он сказал Питеру:
— Что значит — замок сломан? Если багажник не заперт, почему она не может взять и вылезти? Что такое он говорил?
— Не знаю, малыш.
— Наверно, она связана. Пластырь, наручники — в общем, не может двигаться.
— Возможно.
— Господи, Пит...
Машина стояла там, где и было сказано, — далеко не новый, видавший виды «форд» с треснувшим лобовым стеклом и глубокой вмятиной на правой дверце. Замок багажника был вообще выломан. Кинен рывком поднял крышку.
Там никого не было — только лежали какие-то свертки. Свертки разного размера, упакованные в черный пластик и перетянутые липкой лентой.
— Не может быть, — произнес Кинен.
Он стоял неподвижно и все повторял:
— Не может быть. Не может быть...
Потом Питер взял из багажника один сверток, достал из кармана складной нож и разрезал ленту. Он развернул черный пластик — очень похожий на тот, из которого были сделаны мешки, куда они сложили деньги, — и в руках у него оказалась человеческая ступня, отрезанная в нескольких сантиметрах выше щиколотки. Ногти трех пальцев были покрыты красным лаком. Остальных двух пальцев не хватало.
Кинен закинул голову назад и завыл по-собачьи.
2
Это было в четверг. А в понедельник, когда я вернулся с обеда, дежурный отеля передал мне записку. «Позвоните Питеру Кари», — говорилось в ней, и был номер телефона, который начинался с 718, — это либо Бруклин, либо Куинс[4]. По-моему, я не был знаком ни с каким Питером Кари из Бруклина или Куинса, да и ниоткуда еще, но мне не в первый раз звонят люди, с которыми я не знаком. Я поднялся к себе и позвонил по телефону, указанному в записке. Когда мужской голос ответил, я спросил:
— Мистер Кари?
— Да?
— Меня зовут Мэттью Скаддер, мне передали, что вы просили позвонить.
— Вас просили мне позвонить?
— Да. Здесь сказано, что вы звонили мне в четверть первого.
— Повторите, пожалуйста, ваше имя.
Я повторил, и он сказал:
— А, погодите минутку, ведь вы детектив, да? Это мой брат звонил вам, мой брат Питер.
— Тут так и сказано — Питер Кари.
— Подождите, не кладите трубку.
Я подождал, и через секунду какой-то другой голос, похожий на первый, но немного ниже и мягче, произнес:
— Мэтт, это Пит.
— А, Пит? — сказал я. — Мы с вами знакомы, Пит?
— Ну да, знакомы, только вы можете не знать, как меня зовут. Я регулярно бываю у святого Павла и выступал там на собрании, кажется, месяца полтора назад.
— Питер Кари, — повторил я.
— На самом деле моя фамилия Кхари, — сказал он. — Я родом из Ливана. Как же мне вам объяснить, кто я? Ну, я бросил пить года полтора назад, снимаю комнату на Пятьдесят Пятой. Работал посыльным и по доставке товаров, но на самом деле моя специальность — монтажер в кино, только я не знаю, смогу ли к ней вернуться...
— У вас там было что-то по части наркотиков.
— Точно, только окончательно меня добил алкоголь. Теперь вспомнили?
— Да. Я был там в тот вечер, когда вы выступали. Только не знал вашей фамилии.
— Ну вот, теперь вы все знаете.
— Что я могу для вас сделать, Пит?
— Я хотел бы, чтобы вы приехали сюда и поговорили со мной и с моим братом. Вы детектив, а это, мне кажется, как раз то, что нам нужно.
— А вы не могли бы хоть приблизительно сказать, о чем речь?
— Понимаете ли...
— Не по телефону?
— Думаю, что по телефону не стоит, Мэтт. Надо кое-что выяснить, это очень важно, мы заплатим вам, сколько скажете.
— Видите ли, — сказал я, — я не уверен, что сейчас могу взяться за какую-то работу. Дело в том, что у меня намечается одна поездка. В конце недели я улетаю за океан.
— Куда?
— В Ирландию.
— Вот здорово, — отозвался он — Но послушай те, Мэтт, может, вы хотя бы приедете сюда, чтобы мы вам все рассказали? Вы нас выслушаете и если решите, что ничего не можете сделать, мы не будем в обиде и заплатим вам за потраченное время и за такси сюда и обратно. — Я слышал, как брат сказал ему что-то, чего я не разобрал, и Пит ответил — Сейчас скажу ему. Мэтт, Кинен говорит, что мы мог ли бы заехать за вами, но нам все равно придется вернуться сюда, так что, я думаю, будет быстрее если вы просто возьмете такси.
Мне показалось, что для человека, который работает посыльным и по доставке товаров, он что-то много говорит о такси, но тут мне вспомнилось, что я слышал про его брата.
— У вас один брат или несколько, Пит?
— Только один.
— Мне кажется, вы что-то о нем говорили, когда рассказывали о себе. Что-то о его делах.
Наступила пауза. Потом я услышал:
— Мэтт, я прошу вас хотя бы приехать сюда и выслушать нас.
— Где вы находитесь?
— Вы знаете Бруклин?
— Я же еще не покойник.
— Что-что?
— Ничего. Просто мысли вслух. Есть такой известный рассказ. «Только покойники знают Бруклин». Кое-какие места там я знаю довольно прилично. В какой вы части Бруклина?
— Бэй-Ридж. Колониал-роуд.
— Ну, это не так сложно.
Он сказал мне адрес, и я его записал.
Линия метро "R", которую называют еще Бродвейской местной, начинается в Джамейке[5], на Сто Семьдесят Девятой, идет через весь город и кончается в нескольких кварталах от моста Веррацано в юго-западном углу Бруклина Я сел в поезд на перекрестке Пятьдесят Седьмой и Седьмой авеню и сошел за две остановки до конечной.
Кое-кто считает, что стоит выехать из Манхэттена, и вы уже за городом. Они неправы — это просто другая часть города, но разница, безусловно, очень чувствуется. Чтобы ее заметить, не нужно даже открывать глаза. Здесь другой энергетический уровень и воздух не гудит от постоянного лихорадочного напряжения.
Я прошел квартал по Четвертой авеню, миновал китайский ресторан, корейскую овощную лавку, контору букмекера и пару ирландских баров, потом свернул на Колониал-роуд и там нашел дом Кинена Кхари. Он стоял среди других таких же особняков — солидных домов без особых затей, выстроенных, судя по виду, еще до войны. Крохотный газон, деревянная лестница в несколько ступенек, ведущая к парадной двери. Я поднялся по лестнице и позвонил
Пит впустил меня, провел на кухню и познакомил со своим братом. Тот встал, пожал мне руку и жестом предложил стул. Сам он садиться не стал, а подошел к плите и, обернувшись ко мне, сказал:
— Благодарю вас, что пришли. Я могу задать вам несколько вопросов, мистер Скаддер? Прежде чем мы приступим к делу?
— Пожалуйста.
— Может быть, сначала что-нибудь выпьете? Нет, не спиртного. Я знаю, что вы с Питом познакомились на собраниях «АА», но у нас готов кофе, а если хотите, могу предложить вам чего-нибудь прохладительного Кофе сварен по-ливански — это примерно то же самое, что по-турецки или по-армянски, очень густой и крепкий. Там есть еще банка растворимого, если хотите.
— По-ливански — это звучит неплохо.
На вкус это оказалось тоже неплохо. Я отпил глоток, а он спросил:
— Мистер Кари?
— Да?
— Меня зовут Мэттью Скаддер, мне передали, что вы просили позвонить.
— Вас просили мне позвонить?
— Да. Здесь сказано, что вы звонили мне в четверть первого.
— Повторите, пожалуйста, ваше имя.
Я повторил, и он сказал:
— А, погодите минутку, ведь вы детектив, да? Это мой брат звонил вам, мой брат Питер.
— Тут так и сказано — Питер Кари.
— Подождите, не кладите трубку.
Я подождал, и через секунду какой-то другой голос, похожий на первый, но немного ниже и мягче, произнес:
— Мэтт, это Пит.
— А, Пит? — сказал я. — Мы с вами знакомы, Пит?
— Ну да, знакомы, только вы можете не знать, как меня зовут. Я регулярно бываю у святого Павла и выступал там на собрании, кажется, месяца полтора назад.
— Питер Кари, — повторил я.
— На самом деле моя фамилия Кхари, — сказал он. — Я родом из Ливана. Как же мне вам объяснить, кто я? Ну, я бросил пить года полтора назад, снимаю комнату на Пятьдесят Пятой. Работал посыльным и по доставке товаров, но на самом деле моя специальность — монтажер в кино, только я не знаю, смогу ли к ней вернуться...
— У вас там было что-то по части наркотиков.
— Точно, только окончательно меня добил алкоголь. Теперь вспомнили?
— Да. Я был там в тот вечер, когда вы выступали. Только не знал вашей фамилии.
— Ну вот, теперь вы все знаете.
— Что я могу для вас сделать, Пит?
— Я хотел бы, чтобы вы приехали сюда и поговорили со мной и с моим братом. Вы детектив, а это, мне кажется, как раз то, что нам нужно.
— А вы не могли бы хоть приблизительно сказать, о чем речь?
— Понимаете ли...
— Не по телефону?
— Думаю, что по телефону не стоит, Мэтт. Надо кое-что выяснить, это очень важно, мы заплатим вам, сколько скажете.
— Видите ли, — сказал я, — я не уверен, что сейчас могу взяться за какую-то работу. Дело в том, что у меня намечается одна поездка. В конце недели я улетаю за океан.
— Куда?
— В Ирландию.
— Вот здорово, — отозвался он — Но послушай те, Мэтт, может, вы хотя бы приедете сюда, чтобы мы вам все рассказали? Вы нас выслушаете и если решите, что ничего не можете сделать, мы не будем в обиде и заплатим вам за потраченное время и за такси сюда и обратно. — Я слышал, как брат сказал ему что-то, чего я не разобрал, и Пит ответил — Сейчас скажу ему. Мэтт, Кинен говорит, что мы мог ли бы заехать за вами, но нам все равно придется вернуться сюда, так что, я думаю, будет быстрее если вы просто возьмете такси.
Мне показалось, что для человека, который работает посыльным и по доставке товаров, он что-то много говорит о такси, но тут мне вспомнилось, что я слышал про его брата.
— У вас один брат или несколько, Пит?
— Только один.
— Мне кажется, вы что-то о нем говорили, когда рассказывали о себе. Что-то о его делах.
Наступила пауза. Потом я услышал:
— Мэтт, я прошу вас хотя бы приехать сюда и выслушать нас.
— Где вы находитесь?
— Вы знаете Бруклин?
— Я же еще не покойник.
— Что-что?
— Ничего. Просто мысли вслух. Есть такой известный рассказ. «Только покойники знают Бруклин». Кое-какие места там я знаю довольно прилично. В какой вы части Бруклина?
— Бэй-Ридж. Колониал-роуд.
— Ну, это не так сложно.
Он сказал мне адрес, и я его записал.
Линия метро "R", которую называют еще Бродвейской местной, начинается в Джамейке[5], на Сто Семьдесят Девятой, идет через весь город и кончается в нескольких кварталах от моста Веррацано в юго-западном углу Бруклина Я сел в поезд на перекрестке Пятьдесят Седьмой и Седьмой авеню и сошел за две остановки до конечной.
Кое-кто считает, что стоит выехать из Манхэттена, и вы уже за городом. Они неправы — это просто другая часть города, но разница, безусловно, очень чувствуется. Чтобы ее заметить, не нужно даже открывать глаза. Здесь другой энергетический уровень и воздух не гудит от постоянного лихорадочного напряжения.
Я прошел квартал по Четвертой авеню, миновал китайский ресторан, корейскую овощную лавку, контору букмекера и пару ирландских баров, потом свернул на Колониал-роуд и там нашел дом Кинена Кхари. Он стоял среди других таких же особняков — солидных домов без особых затей, выстроенных, судя по виду, еще до войны. Крохотный газон, деревянная лестница в несколько ступенек, ведущая к парадной двери. Я поднялся по лестнице и позвонил
Пит впустил меня, провел на кухню и познакомил со своим братом. Тот встал, пожал мне руку и жестом предложил стул. Сам он садиться не стал, а подошел к плите и, обернувшись ко мне, сказал:
— Благодарю вас, что пришли. Я могу задать вам несколько вопросов, мистер Скаддер? Прежде чем мы приступим к делу?
— Пожалуйста.
— Может быть, сначала что-нибудь выпьете? Нет, не спиртного. Я знаю, что вы с Питом познакомились на собраниях «АА», но у нас готов кофе, а если хотите, могу предложить вам чего-нибудь прохладительного Кофе сварен по-ливански — это примерно то же самое, что по-турецки или по-армянски, очень густой и крепкий. Там есть еще банка растворимого, если хотите.
— По-ливански — это звучит неплохо.
На вкус это оказалось тоже неплохо. Я отпил глоток, а он спросил: