Страница:
Процесс либерализации длился очень долго. В первые десять – двадцать лет Тасмания была для ссыльных сущим адом. Губернатор Сорель (1817-1824) указывает в одном из отчетов для Лондона на временное улучшение положения: «В прошлом году кнутом биты лишь три четверти каторжников». Не имея возможности бежать, поскольку вокруг острова простиралось пустынное море, и видя сравнительно малое количество охранников, заключенные не раз пытались захватить власть на острове в свои руки. Но мятежи сурово подавлялись. «Губернатор Сорель расправился с мятежниками, – читаем мы в одной из английских газет того времени. – Белые уничтожили цветных». И никаких подробностей.
Когда на Тасманию прибыли овцеводы, правительство стало раздавать им земли и каторжников в придачу. Интеграция в конце концов осуществилась, жизнь на острове стала мирной, поскольку среди каторжников, высылаемых из Англии, становилось все меньше настоящих преступников и все больше обычных людей – голодающих бедняг, укравших кусок хлеба или несколько картофелин. Кроме того, появились первые политические заключенные из Ирландии. К весьма своеобразным личностям можно отнести и попавших туда горе-администраторов вроде экс-короля Исландии Юргенсена. Жизнь Юргенсена на Земле Ван Демена совсем не похожа на жизнь заключенного. Сначала он работал в канцелярии губернатора (он умел писать; более того, администрация опекала его: он слишком много видел и знал), потом главным редактором хобартской газеты, он ушел с последней службы по причине, изложенной в его воспоминаниях: «Владелец газеты настаивал, чтобы каждый служащий слушал молитвы три раза в день. Но их читали слишком долго нудным тоном и скудным языком».
Получив свободу, Юргенсен перепробовал множество профессий – был полицейским агентом, разведчиком полезных ископаемых, лесничим «Ван Демен ланд компани» – и, по-видимому, жил очень счастливо. Он женился на женщине старше себя, обладавшей отменным здоровьем и неистребимой любовью к крепким напиткам. Умер он в возрасте шестидесяти пяти лет в хобартской больнице, совсем забытый своими «соотечественниками», и сегодня никто не может указать, где находится его могила.
ЧАЙНЫЕ ГОНКИ
Вторая половина мая 1866 года. На причалах Фучжоу в устье реки Минцзянь царит необычайное оживление. Через этот порт осуществляется торговля с западными странами. Здесь можно встретить богато одетых китайцев, кули в лохмотьях или с набедренной повязкой, которые перетаскивают тюки; женщин очень мало, зато много европейских и малайских моряков, арабов и негров. В воздухе носятся запахи рыбы, древесного угля, пеньки, смолы, пряностей – ни с чем не сравнимый аромат азиатских портов той эпохи. Магазины, склады и фактории Фучжоу образуют как бы театральный задник из трехэтажных домов, крытых цветной черепицей, которая одинаково сверкает как от солнца, так и от дождя. На самом берегу теснятся типичные китайские лавочки, крытые, но без стен. Прилавки в них завалены различной пищей, бумажными игрушками и непонятными для европейцев предметами.
На реке царит не меньшее оживление, чем на причалах. По воде скользят джонки всех размеров – двухмачтовые, трехмачтовые, с поднятыми или опущенными бамбуковыми парусами. Множество джонок без мачт – они служат жильем, ресторанами, гостиницами. На волнах покачивается несчетное число мелких и крохотных лодчонок с крышами. Это лавочки, где продаются те же товары, что и на причалах.
И над этой лодочной мелюзгой величественно и элегантно возвышаются трехмачтовые клипера, участники чайных гонок. Их десять, они стоят на двух якорях посредине реки, и их борта облеплены лодчонками. По палубе клиперов муравьями снуют кули и матросы.
Во время погрузки паруса со снастями обмотаны вокруг рей и закреплены. Если бы мы вдруг перенеслись в те времена, эти суда показались бы нам настоящими гоночными яхтами. Это близко к истине, поскольку клипера принимают участие в своеобразной мировой регате, которая длится примерно три месяца. Правда, старта никто не дает. Как только судно заканчивает погрузку, оно тут же пускается в путь.
Начало чайных гонок восходит к первой половине XVII века.
1610 год. Португальский корабль из Макао приходит в Лиссабон. Среди доставленных грузов несколько тюков с чайным листом. Русские уже знают это растение, поскольку караваны из Китая стали доставлять в Россию чай еще в 1600 году. Западная Европа познакомилась с чаем в 1610 году.
1640 год. Настойка из чая подается в Лондоне только в заведении некоего Томаса Гарвея. Этого, конечно, мало, чтобы завоевать столицу. Так, Самюэль Пепис[37] упоминает о чае в своем дневнике лишь в 1660 году: «Я попросил принести чашечку чаю (это китайский напиток), который отведал впервые».
Во Франции чай появился, по-видимому, в то же время, что и в Англии. Медики объявляют его вначале вредным. Тогда поднимают голос защитники чая и хвалят его с не меньшей страстью, чем ругают противники. По их словам, чай – панацея, «которая предупреждает болезни головы, желудка и кишок, катары, разные воспалительные процессы, приливы и недомогания, ревматизмы, появление песка в моче – следствие разгульной и невоздержанной жизни». Но для потомков галлов такой язык неубедителен. В 1686 году Людовику XIV предписывают чай «для улучшения пищеварения и предупреждения жара и головокружения», но подавляющее большинство подданных продолжает игнорировать китайский напиток, прежде всего по причине его дороговизны и редкости. И только в конце XVIII века англичанам удается приучить Францию к чаю.
Россию чай завоевывает, а Англию просто-напросто покоряет. В 1776 году англичане импортируют уже шесть тысяч фунтов чая в год, и их неутолимая жажда требует свершения чуда техники; создаются крупные клипера – парусники с усиленными мачтами, тонкими обводами, заостренным носом. Они похожи на морских птиц редкой красоты. Поскольку англичане поняли, что чай теряет свои качества во время долгих переходов, инженеры-судостроители постоянно работали над улучшением и увеличением размеров клиперов и сделали из них истинных гончих морей.
В 1865 году чайную гонку выиграл «Файери Кросс». В мае 1866 года он числится среди фаворитов, но заядлые спорщики как в Англии, так и в Китае – самое большое количество игроков живет в этих странах – заключают пари и ставят крупные суммы на два других клипера – «Ариэль» и «Типинг», чьи капитаны пользуются заслуженной репутацией.
Рано утром 30 мая старпом «Ариэля» зашел в каюту капитана Кея.
– Капитан, буксировщик готов взять нас на буксир. Но у меня дурная новость: «Файери Кросс» ушел на заре.
Кей остался невозмутимым.
– Я знал, что он немного обойдет меня в Китайском море. Робинсон изучил местные течения как свои пять пальцев. Но я его нагоню в Индийском океане, поскольку «Ариэль» только построен и позволяет идти на риск. И я рискну. Передайте трос на буксир. Я поднимаюсь на мостик.
Сильный ветер поднимал волну на желтых водах реки Минцзянь. Горизонт застилала дождевая завеса. Когда буксир, крохотное паровое колесное судно, доставивший лоцмана, едва не задел борт «Ариэля», Кей ничего не сказал, но принял китайца с ледяным презрением.
Идти на буксире по вспененной реке среди множества груженых джонок и сампанов нелегко. Двигатель буксира был слишком слабым, и суденышко боролось с волнами изо всех сил, пытаясь вывести «Ариэль» из устья. Мощный порыв ветра отбросил его назад, и оно снова задело корпус «Ариэля».
– Достаточно! – сказал Кей. – Пусть он отдаст трос!
Он сообщил лоцману, что больше не нуждается в его услугах, и дал приказ поднять марселя[38], затем велел поставить остальные паруса. Три мачты «Ариэля» забелели, словно маяки, на серой воде Китайского моря. К полудню на фоне дождя слева по борту появился силуэт другого клипера.
– Мы нагнали «Файери Кросс»! – закричали палубные матросы.
Кей, стоявший на мостике рядом с вахтенным офицером пожал плечами:
– Бизань-мачта «Файери Кросса» ниже. Это «Типинг».
«Типинг» отплыл накануне вечером. Кей не считал его серьезным конкурентом. Северо-восточный муссон дул с постоянной силой. За первые сутки «Ариэль» прошел 190 миль, затем 195 и на третьи сутки – 240. Нормальная средняя скорость. «Ариэль» настиг «Типинга» через двое суток, и оба судна пошли вровень. Их борьба продолжалась целую неделю. Кей ничего не говорил, но каждые полчаса спрашивал вахтенного на марсе[39] фок-мачты[40], не показался ли впереди «Файери Кросс». Горизонт был пуст. Матросы ругались и сплевывали за борт с подветренной стороны. Лишь рулевому разрешалось сплевывать на палубу клипера. Поскольку он жевал бетель, на мостике перед рулевым колесом образовался коричневый полукруг.
Составить определенное мнение о качестве экипажей этих клиперов необычайно трудно. Нередко утверждалось, что матросов отбирали тщательнейшим образом, но некоторые происшествия наводят на мысль, что среди них попадались и бездельники, и пьяницы, завербованные в последний момент. Капитаны прибегали к помощи вербовщиков, чтобы заменить беглецов. Правда, в море этот человеческий мусор попадал в ежовые рукавицы и его использовали с полной отдачей под надзором умелых матросов, не желавших выполнять чужую работу. Более того, перед началом чайных гонок экипаж делал ставку на свое судно; так же поступали и взятые накануне плавания пропойцы.
Матросы «Ариэля» злились, что «Типинг» не отстает, и, как вышколенные псы, бросались по свистку боцмана обтягивать шкоты[41] того или иного паруса. Муссон дул так равномерно, что «Ариэлю» во время перехода по Китайскому морю не приходилось менять галсов[42].
Не делал этого и «Типинг». Но через неделю и без каких-либо видимых изменений в парусах «Типинг» замедлил ход и отстал. Как мало нужно, чтобы изменить поведение большого скоростного парусника в море! Может ослабеть фордун[43] или бакштаг[44], изогнуться рея[45], обрасти водорослями и ракушками корпус, и его поверхность станет менее гладкой. «Типинг» отставал все больше и 15 июня днем исчез за горизонтом.
– Мы идем первыми. Скорее всего мы обошли «Файери Кросс», не заметив его.
Так считали матросы и часть офицеров. Но Кей не разделял их оптимизма и оказался прав. 20 июня в Зондском проливе малайский лоцман из Джакарты сообщил, что «Файери Кросс» прошел двое суток назад. Страсти вокруг гонок кипели по всему маршруту перехода. Среди моряков не было равнодушных. «Типинг» прошел Джакарту через двое суток после «Ариэля», за ним шли еще два клипера – «Серика» и «Тайцинг».
– Я обойду «Файери Кросс» в Индийском океане. И пойду на любой риск.
Кей намеревался полностью использовать мощное дыхание муссона, беспрепятственно дующего над водным простором.
– Поставить все лиселя[46] и поднять паруса на штагах[47].
«Ариэль» походил на летящий храм. Такелаж пел и вибрировал под напором ветра. Матросов тревожила эта песнь. Они частенько поднимали голову, с беспокойством поглядывая на мачты, и почти не разговаривали друг с другом. В Китайском море работы было мало, и матросам не часто приходилось карабкаться по выбленкам. Если люди не отбывали вахту, они неспешно скребли дерево, лакировали, красили, драили медь – обычный туалет судна для поддержания его красоты. В Индийском океане распорядок изменился. Муссон представлял собой великую неукрощенную силу, к тому же капризную: ветер то слабел, то усиливался, иногда он слегка менял направление. Не один капитан приказал бы подбирать некоторые паруса, когда усиливался ветер. Кей действовал иначе: на «Ариэле» стояли все паруса, и матросам казалось, что мачты трещат. Свободные от вахты матросы спали одетыми, не снимая сапог, поскольку дудка[48] боцмана могла в любое время вызвать их на палубу. Окончившие вахту молча жевали в сумрачном матросском кубрике скудную пищу, запивая ее. Пили ром, разбавленный водой. Иногда раздавались крики, возникали ссоры, кое-кто терял голову и начинал насвистывать. А ведь всем известно: пение приносит добро даже в самые тяжкие моменты, а свист накликает на вашу голову ярость всех чертей.
Однажды ночью в конце июня сверху послышался треск – сломалась брам-стеньга, верхняя часть мачты. Она не выдержала постоянного давления ветра на парус. Осталось неизвестным, насвистывал ли кто-либо на борту в эту ночь или нет, но морские историки нашли в судовом журнале «Ариэля» только коротенькую запись о происшествии 28 июня: «Шесть часов утра. Закончен ремонт брам-стеньги». Надо иметь живое воображение и хорошо знать море, чтобы правильно оценить истинное значение этих коротких строк. Для ремонта брам-стеньги в открытом море надо: 1) забраться на верх мачты, то есть оказаться на высоте тридцати метров над палубой; 2) закрепиться чуть ниже надлома, чтобы не сорваться; 3) поймать надломленную часть, которая бешено носится над головой; 4) установить ее на место и накрепко привязать к брусу, поднятому снизу. Все это проделывается под жуткий рев ветра, тогда как парус брам-рея[49] бьется, слепит, царапает и норовит сбросить тебя вниз. Возможно, наверху работали одновременно два человека, но трудно себе представить, как им это удалось, тем более что ремонт, законченный, согласно записи в судовом журнале, к шести часам утра, производился ночью, почти в кромешной тьме.
Матросы и даже офицеры надеялись, что после столь досадного происшествия капитан уменьшит количество парусов. Но нет. Он лишь подобрал парус брам-рея, пока чинилась мачта, и «Ариэль» побил свой ежедневный рекорд, пройдя за сутки 330 миль, то есть шел со средней скоростью тринадцать узлов. Вахтенный матрос на марсе осматривал горизонт, особенно впереди по курсу, в надежде увидеть «Файери Кросс». Но море оставалось пустынным.
Когда «Ариэль» проходил мимо острова Маврикий, от местного лоцмана узнали, что «Файери Кросс» прошел двумя сутками ранее. Кей дал приказ вновь отпустить парус на брам-рее. Он решил поставить на карту все. Мыс Доброй Надежды он обогнул лишь три часа спустя после «Файери Кросса». А утром все увидели впереди большое парусное судно – «Файери Кросс». Во второй половине дня «Ариэль» с легкостью догнал «Файери Кросс», который словно прилип к морю, прижатый чьей-то невидимой гигантской ладонью. Матросы «Ариэля» бесновались от радости. Кей выдал команде двойную порцию рома и пива.
После прохода Зондского пролива Кей спускался в свою каюту лишь за тем, чтобы сменить одежду и умыться. «Все эти недели, – писал он, – я раздевался только ради утреннего туалета, заменявшего мне сон. Иногда я позволял себе вздремнуть, но только на палубе».
«Ариэль» нагнал и даже немного обошел «Файери Кросс», но Кей понимал, что победу праздновать рано, и знал – ему придется проводить на мостике не меньше времени, чем раньше, поскольку клипера шли навстречу не менее опасному врагу, чем яростные муссоны и «ревущие сороковые».
Впереди лежали экваториальные зоны затишья – почти полное отсутствие ветра, внезапные шквалы, ливневые дожди. Проклятая зона, выматывающая все силы, потому что беспрестанно приходилось менять паруса.
– Поступим так, – сказал Кей старпому, – отклонимся к западу и обойдем зону затишья. Более длинный путь, но зато мы не потеряем ветер и в конце концов победим.
Такая мысль соблазняла многих капитанов, но немногие решались осуществить ее на деле. Они предпочитали ждать в безветренной зоне, видя соперников, а затем, когда поднимется ветер, постараться обойти их на последнем этапе. Кей направил свой клипер на северо-запад. Через некоторое время вахтенный матрос сообщил, что «Файери Кросс», идущий в нескольких милях сзади, отклонился в том же направлении. Робинсон, капитан «Файери Кросса», раскусил хитрость Кея и последовал за ним.
Зона затишья в океане не обозначена столбиками-указателями, она слегка смещается; так случилось и в этот год. «Ариэль» и «Файери Кросс» попали в ту самую зону затишья, которую хотели обойти, а остальные конкуренты – «Типинг», «Серика» и «Тайцинг», избравшие старую стратегию, – встретили благоприятные ветры. Распределение мест в гонке коренным образом изменилось. Через несколько дней «Ариэль» оказался на предпоследнем месте, немного впереди «Типинга», который не сумел воспользоваться благоприятным ветром.
Но зона затишья движется постоянно – она колеблется над безбрежной равниной океана, словно громадный маятник, как бы играя с участниками чайной гонки, которые на несколько дней оказались рядом друг с другом.
Клипера приближались к экватору. 9 августа гонку возглавили «Типинг» и «Файери Кросс». Как и Кей, капитан «Файери Кросса» Робинсон выдал матросам двойную порцию рома.
– Наши шансы выиграть гонку столь же велики, как и при отплытии из Фучжоу, а может, и выше. К северу от экватора Кей использует ветер не лучше меня. А «Типинга» я не боюсь.
Через час после того, как Робинсон произнес эту фразу, море преподнесло обоим судам неприятный сюрприз. Со всех сторон их окружала плоская серебристо-белая равнина, ослепительно сверкавшая на солнце. За судами тянулся едва видимый след, паруса обвисли.
А в тридцати милях к западу «Ариэль» с надутыми парусами полным ходом рванулся вперед.
«Типинг» и «Файери Кросс» застыли рядом. Их капитаны (капитана «Типинга» звали Мак-Кеннон) не покидали мостиков. Оба сидели в креслах под зонтиком и, не отрываясь, смотрели на верхушки мачт, чтобы уловить малейшее движение воздуха, которым можно было воспользоваться, брасуя[50] тот или иной парус. Капризное море то сближало, то отдаляло суда. К вечеру 17 августа легкий бриз тронул паруса «Типинга», и он удалился. А в трех милях от него «Файери Кросс» стоял, словно приклеенный к поверхности моря. Только через двадцать четыре часа Робинсон увидел, как надулись верхние паруса.
– Слишком поздно, – сказал он старпому. – Мы проиграли гонку.
В районе Азорских островов порядок движения клиперов был следующим: «Ариэль», «Тайцинг», «Файери Кросс», «Серика», «Типинг».
«Ариэль» первым достиг Ла-Манша. Порывы сильнейшего ветра срывали клочья пены с гребней волн. 5 сентября в 1 час 30 минут ночи вахтенный офицер предупредил капитана Кея, что показался огонь маяка Бишоп («маяк епископа»), построенного с невероятными трудностями в 1858 году на Сент-Аньесе – одном из островов архипелага Силли, который почти постоянно терзают яростные волны.
Маяк можно посетить на свой страх и риск.
Кей, лежавший одетым на койке, тут же поднялся на палубу. Впервые с момента отплытия из Фучжоу Кей, как он сказал сам, ощутил стеснение в груди. Матросы очередной вахты с волнением вглядывались в проблесковый огонь маяка, подставляя лица порывам ветра. Новость разнеслась по всему судну, и остальные матросы поднялись на палубу, чтобы разделить радость при виде огней победы. Они колотили друг друга по спинам; над морем, перекрывая вой ветра, полетела песня.
«Ариэль» отклонился вправо, чтобы войти в Ла-Манш. Кей не желал спускаться к себе в каюту. Он хотел видеть, как мимо проплывают береговые огни.
Восток посветлел, начинался восход солнца. Кей глянул на побледневший в свете зари огонь Бишопа и вздрогнул: в нескольких милях позади по левому борту на фоне белесоватого неба, по которому быстро скользили облака, возник силуэт парусника. На мостике появился старпом; он хотел предупредить об этом капитана.
– Я узнал его, – сказал Кей. – Это «Типинг».
«Типинг» шел всего в нескольких милях позади. Каким ветром его принесло, какой гений внезапно посетил капитана Мак-Кеннона? Кей расстроился, но быстро овладел собой: он не мог упустить победу в самый последний момент, поскольку очень хорошо знал ветры и течения Ла-Манша. В 8.25 «Ариэль» первым прошел мимо мыса Лизар со скоростью 15 узлов. В 16.30 он миновал Портленд, немного опережая соперника, затем «Типинг» отстал на несколько миль.
Снова наступила ночь. Кей всматривался в знакомые огни маяков английского побережья, уходившие назад; каждые две минуты он оглядывался и прикидывал, приближаются или удаляются ходовые огни «Типинга». Все забыли, что есть вахтенная и отдыхающая команды. Матросы собрались на палубе: они не могли заснуть из-за перевозбуждения, хотя ни один из них не выпил ни глотка спиртного. Даже пьянчуги, погруженные на клипер в Фучжоу в бессознательном состоянии, волновались не менее других. «Ариэль» стал их кораблем, а его победа – их победой.
На заре в виду дюн мыса Дандженесс, у входа в Па-де-Кале, с палубы «Ариэля» взлетели ракеты – согласно мореходным правилам для судов дальнего плавания, капитан Кей требовал лоцмана. Около 7 часов лоцман прибыл на борт. «Ариэль» продолжал идти вдоль английского побережья с неплохой скоростью. «Типинг» шел сзади на прежнем расстоянии.
В два часа пополудни у входа в Темзу «Ариэль» лег в дрейф. Паровой буксир, который должен был провести его по Темзе, уже направлялся к нему. На него передали трос. «Типинг» был далеко позади. Договор между капитанами клиперов гласил: «Победителем чайной гонки объявляется то судно, которое первым войдет в доки».
Кей и его моряки видели, как «Типинг» лег в дрейф для передачи троса на буксир. С этого момента перестали играть свою роль великолепные паруса, самые острые обводы, морские знания лучших капитанов. Судьба гонки зависела от жалких колесных буксиров, без которых нельзя было обойтись на реке с оживленным движением. До появления паровых буксиров большие корабли тащились по реке до Лондона позади гребных судов.
Буксир «Типинга» оказался чуть-чуть мощнее буксира «Ариэля». Но этого «чуть-чуть» было вполне достаточно, чтобы постепенно сократить расстояние между двумя судами. На берегах Темзы собрались мужчины, женщины и дети, которые с любопытством наблюдали за состязанием. Матросы «Ариэля» переживали тяжелые минуты. Им порой казалось, что горше в жизни не бывает; разве можно спокойно видеть, как из-за какого-то поганого буксира летят прахом результаты более чем трех месяцев изматывающей работы, немыслимых усилий, бесчисленных вахт и пережитых опасностей? Старпом «Ариэля» с рупором в руке подстегивал хозяина буксира, хотя тот ничего не слышал из-за пыхтения машины. Вдруг офицер разразился десятком отборнейших ругательств и погрозил ему кулаком – «Типинг» обошел «Ариэля».
На мостик последнего поднялась небольшая группа матросов во главе с боцманом, который снял головной убор и обратился к капитану Кею:
– Капитан, разрешите нам отправиться на этот проклятый тихоход. Мы набьем его топки углем, заклепаем предохранительные клапаны. Пусть идет быстрее или взрывается!
Челюсти Кея были крепко сжаты, но он успокоил боцмана и матросов:
– «Типинг» будет ждать прилива в Грейвсенде. Там мы его настигнем.
Крупные суда могли войти в доки лишь в момент прилива: Грейвсенд (ныне промышленный город с 51 тысячей жителей) находится примерно в четырнадцати морских милях (26 километров) от входа в доки. «Типинг» был вынужден остановиться и ждать. Кей не бросил якоря. Он держал буксир под парами рядом с «Ариэлем», готовый к последнему рывку, как только позволит прилив. Он видел, что Мак-Кеннон отдал сходные распоряжения. Это невыносимое ожидание длилось почти два часа. Наконец приливная волна пошла вверх по реке. «Ариэль» и «Типинг» тронулись с места одновременно.
Когда на Тасманию прибыли овцеводы, правительство стало раздавать им земли и каторжников в придачу. Интеграция в конце концов осуществилась, жизнь на острове стала мирной, поскольку среди каторжников, высылаемых из Англии, становилось все меньше настоящих преступников и все больше обычных людей – голодающих бедняг, укравших кусок хлеба или несколько картофелин. Кроме того, появились первые политические заключенные из Ирландии. К весьма своеобразным личностям можно отнести и попавших туда горе-администраторов вроде экс-короля Исландии Юргенсена. Жизнь Юргенсена на Земле Ван Демена совсем не похожа на жизнь заключенного. Сначала он работал в канцелярии губернатора (он умел писать; более того, администрация опекала его: он слишком много видел и знал), потом главным редактором хобартской газеты, он ушел с последней службы по причине, изложенной в его воспоминаниях: «Владелец газеты настаивал, чтобы каждый служащий слушал молитвы три раза в день. Но их читали слишком долго нудным тоном и скудным языком».
Получив свободу, Юргенсен перепробовал множество профессий – был полицейским агентом, разведчиком полезных ископаемых, лесничим «Ван Демен ланд компани» – и, по-видимому, жил очень счастливо. Он женился на женщине старше себя, обладавшей отменным здоровьем и неистребимой любовью к крепким напиткам. Умер он в возрасте шестидесяти пяти лет в хобартской больнице, совсем забытый своими «соотечественниками», и сегодня никто не может указать, где находится его могила.
ЧАЙНЫЕ ГОНКИ
На реке царит не меньшее оживление, чем на причалах. По воде скользят джонки всех размеров – двухмачтовые, трехмачтовые, с поднятыми или опущенными бамбуковыми парусами. Множество джонок без мачт – они служат жильем, ресторанами, гостиницами. На волнах покачивается несчетное число мелких и крохотных лодчонок с крышами. Это лавочки, где продаются те же товары, что и на причалах.
И над этой лодочной мелюзгой величественно и элегантно возвышаются трехмачтовые клипера, участники чайных гонок. Их десять, они стоят на двух якорях посредине реки, и их борта облеплены лодчонками. По палубе клиперов муравьями снуют кули и матросы.
Во время погрузки паруса со снастями обмотаны вокруг рей и закреплены. Если бы мы вдруг перенеслись в те времена, эти суда показались бы нам настоящими гоночными яхтами. Это близко к истине, поскольку клипера принимают участие в своеобразной мировой регате, которая длится примерно три месяца. Правда, старта никто не дает. Как только судно заканчивает погрузку, оно тут же пускается в путь.
Начало чайных гонок восходит к первой половине XVII века.
1610 год. Португальский корабль из Макао приходит в Лиссабон. Среди доставленных грузов несколько тюков с чайным листом. Русские уже знают это растение, поскольку караваны из Китая стали доставлять в Россию чай еще в 1600 году. Западная Европа познакомилась с чаем в 1610 году.
1640 год. Настойка из чая подается в Лондоне только в заведении некоего Томаса Гарвея. Этого, конечно, мало, чтобы завоевать столицу. Так, Самюэль Пепис[37] упоминает о чае в своем дневнике лишь в 1660 году: «Я попросил принести чашечку чаю (это китайский напиток), который отведал впервые».
Во Франции чай появился, по-видимому, в то же время, что и в Англии. Медики объявляют его вначале вредным. Тогда поднимают голос защитники чая и хвалят его с не меньшей страстью, чем ругают противники. По их словам, чай – панацея, «которая предупреждает болезни головы, желудка и кишок, катары, разные воспалительные процессы, приливы и недомогания, ревматизмы, появление песка в моче – следствие разгульной и невоздержанной жизни». Но для потомков галлов такой язык неубедителен. В 1686 году Людовику XIV предписывают чай «для улучшения пищеварения и предупреждения жара и головокружения», но подавляющее большинство подданных продолжает игнорировать китайский напиток, прежде всего по причине его дороговизны и редкости. И только в конце XVIII века англичанам удается приучить Францию к чаю.
Россию чай завоевывает, а Англию просто-напросто покоряет. В 1776 году англичане импортируют уже шесть тысяч фунтов чая в год, и их неутолимая жажда требует свершения чуда техники; создаются крупные клипера – парусники с усиленными мачтами, тонкими обводами, заостренным носом. Они похожи на морских птиц редкой красоты. Поскольку англичане поняли, что чай теряет свои качества во время долгих переходов, инженеры-судостроители постоянно работали над улучшением и увеличением размеров клиперов и сделали из них истинных гончих морей.
В 1865 году чайную гонку выиграл «Файери Кросс». В мае 1866 года он числится среди фаворитов, но заядлые спорщики как в Англии, так и в Китае – самое большое количество игроков живет в этих странах – заключают пари и ставят крупные суммы на два других клипера – «Ариэль» и «Типинг», чьи капитаны пользуются заслуженной репутацией.
Рано утром 30 мая старпом «Ариэля» зашел в каюту капитана Кея.
– Капитан, буксировщик готов взять нас на буксир. Но у меня дурная новость: «Файери Кросс» ушел на заре.
Кей остался невозмутимым.
– Я знал, что он немного обойдет меня в Китайском море. Робинсон изучил местные течения как свои пять пальцев. Но я его нагоню в Индийском океане, поскольку «Ариэль» только построен и позволяет идти на риск. И я рискну. Передайте трос на буксир. Я поднимаюсь на мостик.
Сильный ветер поднимал волну на желтых водах реки Минцзянь. Горизонт застилала дождевая завеса. Когда буксир, крохотное паровое колесное судно, доставивший лоцмана, едва не задел борт «Ариэля», Кей ничего не сказал, но принял китайца с ледяным презрением.
Идти на буксире по вспененной реке среди множества груженых джонок и сампанов нелегко. Двигатель буксира был слишком слабым, и суденышко боролось с волнами изо всех сил, пытаясь вывести «Ариэль» из устья. Мощный порыв ветра отбросил его назад, и оно снова задело корпус «Ариэля».
– Достаточно! – сказал Кей. – Пусть он отдаст трос!
Он сообщил лоцману, что больше не нуждается в его услугах, и дал приказ поднять марселя[38], затем велел поставить остальные паруса. Три мачты «Ариэля» забелели, словно маяки, на серой воде Китайского моря. К полудню на фоне дождя слева по борту появился силуэт другого клипера.
– Мы нагнали «Файери Кросс»! – закричали палубные матросы.
Кей, стоявший на мостике рядом с вахтенным офицером пожал плечами:
– Бизань-мачта «Файери Кросса» ниже. Это «Типинг».
«Типинг» отплыл накануне вечером. Кей не считал его серьезным конкурентом. Северо-восточный муссон дул с постоянной силой. За первые сутки «Ариэль» прошел 190 миль, затем 195 и на третьи сутки – 240. Нормальная средняя скорость. «Ариэль» настиг «Типинга» через двое суток, и оба судна пошли вровень. Их борьба продолжалась целую неделю. Кей ничего не говорил, но каждые полчаса спрашивал вахтенного на марсе[39] фок-мачты[40], не показался ли впереди «Файери Кросс». Горизонт был пуст. Матросы ругались и сплевывали за борт с подветренной стороны. Лишь рулевому разрешалось сплевывать на палубу клипера. Поскольку он жевал бетель, на мостике перед рулевым колесом образовался коричневый полукруг.
Составить определенное мнение о качестве экипажей этих клиперов необычайно трудно. Нередко утверждалось, что матросов отбирали тщательнейшим образом, но некоторые происшествия наводят на мысль, что среди них попадались и бездельники, и пьяницы, завербованные в последний момент. Капитаны прибегали к помощи вербовщиков, чтобы заменить беглецов. Правда, в море этот человеческий мусор попадал в ежовые рукавицы и его использовали с полной отдачей под надзором умелых матросов, не желавших выполнять чужую работу. Более того, перед началом чайных гонок экипаж делал ставку на свое судно; так же поступали и взятые накануне плавания пропойцы.
Матросы «Ариэля» злились, что «Типинг» не отстает, и, как вышколенные псы, бросались по свистку боцмана обтягивать шкоты[41] того или иного паруса. Муссон дул так равномерно, что «Ариэлю» во время перехода по Китайскому морю не приходилось менять галсов[42].
Не делал этого и «Типинг». Но через неделю и без каких-либо видимых изменений в парусах «Типинг» замедлил ход и отстал. Как мало нужно, чтобы изменить поведение большого скоростного парусника в море! Может ослабеть фордун[43] или бакштаг[44], изогнуться рея[45], обрасти водорослями и ракушками корпус, и его поверхность станет менее гладкой. «Типинг» отставал все больше и 15 июня днем исчез за горизонтом.
– Мы идем первыми. Скорее всего мы обошли «Файери Кросс», не заметив его.
Так считали матросы и часть офицеров. Но Кей не разделял их оптимизма и оказался прав. 20 июня в Зондском проливе малайский лоцман из Джакарты сообщил, что «Файери Кросс» прошел двое суток назад. Страсти вокруг гонок кипели по всему маршруту перехода. Среди моряков не было равнодушных. «Типинг» прошел Джакарту через двое суток после «Ариэля», за ним шли еще два клипера – «Серика» и «Тайцинг».
– Я обойду «Файери Кросс» в Индийском океане. И пойду на любой риск.
Кей намеревался полностью использовать мощное дыхание муссона, беспрепятственно дующего над водным простором.
– Поставить все лиселя[46] и поднять паруса на штагах[47].
«Ариэль» походил на летящий храм. Такелаж пел и вибрировал под напором ветра. Матросов тревожила эта песнь. Они частенько поднимали голову, с беспокойством поглядывая на мачты, и почти не разговаривали друг с другом. В Китайском море работы было мало, и матросам не часто приходилось карабкаться по выбленкам. Если люди не отбывали вахту, они неспешно скребли дерево, лакировали, красили, драили медь – обычный туалет судна для поддержания его красоты. В Индийском океане распорядок изменился. Муссон представлял собой великую неукрощенную силу, к тому же капризную: ветер то слабел, то усиливался, иногда он слегка менял направление. Не один капитан приказал бы подбирать некоторые паруса, когда усиливался ветер. Кей действовал иначе: на «Ариэле» стояли все паруса, и матросам казалось, что мачты трещат. Свободные от вахты матросы спали одетыми, не снимая сапог, поскольку дудка[48] боцмана могла в любое время вызвать их на палубу. Окончившие вахту молча жевали в сумрачном матросском кубрике скудную пищу, запивая ее. Пили ром, разбавленный водой. Иногда раздавались крики, возникали ссоры, кое-кто терял голову и начинал насвистывать. А ведь всем известно: пение приносит добро даже в самые тяжкие моменты, а свист накликает на вашу голову ярость всех чертей.
Однажды ночью в конце июня сверху послышался треск – сломалась брам-стеньга, верхняя часть мачты. Она не выдержала постоянного давления ветра на парус. Осталось неизвестным, насвистывал ли кто-либо на борту в эту ночь или нет, но морские историки нашли в судовом журнале «Ариэля» только коротенькую запись о происшествии 28 июня: «Шесть часов утра. Закончен ремонт брам-стеньги». Надо иметь живое воображение и хорошо знать море, чтобы правильно оценить истинное значение этих коротких строк. Для ремонта брам-стеньги в открытом море надо: 1) забраться на верх мачты, то есть оказаться на высоте тридцати метров над палубой; 2) закрепиться чуть ниже надлома, чтобы не сорваться; 3) поймать надломленную часть, которая бешено носится над головой; 4) установить ее на место и накрепко привязать к брусу, поднятому снизу. Все это проделывается под жуткий рев ветра, тогда как парус брам-рея[49] бьется, слепит, царапает и норовит сбросить тебя вниз. Возможно, наверху работали одновременно два человека, но трудно себе представить, как им это удалось, тем более что ремонт, законченный, согласно записи в судовом журнале, к шести часам утра, производился ночью, почти в кромешной тьме.
Матросы и даже офицеры надеялись, что после столь досадного происшествия капитан уменьшит количество парусов. Но нет. Он лишь подобрал парус брам-рея, пока чинилась мачта, и «Ариэль» побил свой ежедневный рекорд, пройдя за сутки 330 миль, то есть шел со средней скоростью тринадцать узлов. Вахтенный матрос на марсе осматривал горизонт, особенно впереди по курсу, в надежде увидеть «Файери Кросс». Но море оставалось пустынным.
Когда «Ариэль» проходил мимо острова Маврикий, от местного лоцмана узнали, что «Файери Кросс» прошел двумя сутками ранее. Кей дал приказ вновь отпустить парус на брам-рее. Он решил поставить на карту все. Мыс Доброй Надежды он обогнул лишь три часа спустя после «Файери Кросса». А утром все увидели впереди большое парусное судно – «Файери Кросс». Во второй половине дня «Ариэль» с легкостью догнал «Файери Кросс», который словно прилип к морю, прижатый чьей-то невидимой гигантской ладонью. Матросы «Ариэля» бесновались от радости. Кей выдал команде двойную порцию рома и пива.
После прохода Зондского пролива Кей спускался в свою каюту лишь за тем, чтобы сменить одежду и умыться. «Все эти недели, – писал он, – я раздевался только ради утреннего туалета, заменявшего мне сон. Иногда я позволял себе вздремнуть, но только на палубе».
«Ариэль» нагнал и даже немного обошел «Файери Кросс», но Кей понимал, что победу праздновать рано, и знал – ему придется проводить на мостике не меньше времени, чем раньше, поскольку клипера шли навстречу не менее опасному врагу, чем яростные муссоны и «ревущие сороковые».
Впереди лежали экваториальные зоны затишья – почти полное отсутствие ветра, внезапные шквалы, ливневые дожди. Проклятая зона, выматывающая все силы, потому что беспрестанно приходилось менять паруса.
– Поступим так, – сказал Кей старпому, – отклонимся к западу и обойдем зону затишья. Более длинный путь, но зато мы не потеряем ветер и в конце концов победим.
Такая мысль соблазняла многих капитанов, но немногие решались осуществить ее на деле. Они предпочитали ждать в безветренной зоне, видя соперников, а затем, когда поднимется ветер, постараться обойти их на последнем этапе. Кей направил свой клипер на северо-запад. Через некоторое время вахтенный матрос сообщил, что «Файери Кросс», идущий в нескольких милях сзади, отклонился в том же направлении. Робинсон, капитан «Файери Кросса», раскусил хитрость Кея и последовал за ним.
Зона затишья в океане не обозначена столбиками-указателями, она слегка смещается; так случилось и в этот год. «Ариэль» и «Файери Кросс» попали в ту самую зону затишья, которую хотели обойти, а остальные конкуренты – «Типинг», «Серика» и «Тайцинг», избравшие старую стратегию, – встретили благоприятные ветры. Распределение мест в гонке коренным образом изменилось. Через несколько дней «Ариэль» оказался на предпоследнем месте, немного впереди «Типинга», который не сумел воспользоваться благоприятным ветром.
Но зона затишья движется постоянно – она колеблется над безбрежной равниной океана, словно громадный маятник, как бы играя с участниками чайной гонки, которые на несколько дней оказались рядом друг с другом.
Клипера приближались к экватору. 9 августа гонку возглавили «Типинг» и «Файери Кросс». Как и Кей, капитан «Файери Кросса» Робинсон выдал матросам двойную порцию рома.
– Наши шансы выиграть гонку столь же велики, как и при отплытии из Фучжоу, а может, и выше. К северу от экватора Кей использует ветер не лучше меня. А «Типинга» я не боюсь.
Через час после того, как Робинсон произнес эту фразу, море преподнесло обоим судам неприятный сюрприз. Со всех сторон их окружала плоская серебристо-белая равнина, ослепительно сверкавшая на солнце. За судами тянулся едва видимый след, паруса обвисли.
А в тридцати милях к западу «Ариэль» с надутыми парусами полным ходом рванулся вперед.
«Типинг» и «Файери Кросс» застыли рядом. Их капитаны (капитана «Типинга» звали Мак-Кеннон) не покидали мостиков. Оба сидели в креслах под зонтиком и, не отрываясь, смотрели на верхушки мачт, чтобы уловить малейшее движение воздуха, которым можно было воспользоваться, брасуя[50] тот или иной парус. Капризное море то сближало, то отдаляло суда. К вечеру 17 августа легкий бриз тронул паруса «Типинга», и он удалился. А в трех милях от него «Файери Кросс» стоял, словно приклеенный к поверхности моря. Только через двадцать четыре часа Робинсон увидел, как надулись верхние паруса.
– Слишком поздно, – сказал он старпому. – Мы проиграли гонку.
В районе Азорских островов порядок движения клиперов был следующим: «Ариэль», «Тайцинг», «Файери Кросс», «Серика», «Типинг».
«Ариэль» первым достиг Ла-Манша. Порывы сильнейшего ветра срывали клочья пены с гребней волн. 5 сентября в 1 час 30 минут ночи вахтенный офицер предупредил капитана Кея, что показался огонь маяка Бишоп («маяк епископа»), построенного с невероятными трудностями в 1858 году на Сент-Аньесе – одном из островов архипелага Силли, который почти постоянно терзают яростные волны.
Маяк можно посетить на свой страх и риск.
Кей, лежавший одетым на койке, тут же поднялся на палубу. Впервые с момента отплытия из Фучжоу Кей, как он сказал сам, ощутил стеснение в груди. Матросы очередной вахты с волнением вглядывались в проблесковый огонь маяка, подставляя лица порывам ветра. Новость разнеслась по всему судну, и остальные матросы поднялись на палубу, чтобы разделить радость при виде огней победы. Они колотили друг друга по спинам; над морем, перекрывая вой ветра, полетела песня.
«Ариэль» отклонился вправо, чтобы войти в Ла-Манш. Кей не желал спускаться к себе в каюту. Он хотел видеть, как мимо проплывают береговые огни.
Восток посветлел, начинался восход солнца. Кей глянул на побледневший в свете зари огонь Бишопа и вздрогнул: в нескольких милях позади по левому борту на фоне белесоватого неба, по которому быстро скользили облака, возник силуэт парусника. На мостике появился старпом; он хотел предупредить об этом капитана.
– Я узнал его, – сказал Кей. – Это «Типинг».
«Типинг» шел всего в нескольких милях позади. Каким ветром его принесло, какой гений внезапно посетил капитана Мак-Кеннона? Кей расстроился, но быстро овладел собой: он не мог упустить победу в самый последний момент, поскольку очень хорошо знал ветры и течения Ла-Манша. В 8.25 «Ариэль» первым прошел мимо мыса Лизар со скоростью 15 узлов. В 16.30 он миновал Портленд, немного опережая соперника, затем «Типинг» отстал на несколько миль.
Снова наступила ночь. Кей всматривался в знакомые огни маяков английского побережья, уходившие назад; каждые две минуты он оглядывался и прикидывал, приближаются или удаляются ходовые огни «Типинга». Все забыли, что есть вахтенная и отдыхающая команды. Матросы собрались на палубе: они не могли заснуть из-за перевозбуждения, хотя ни один из них не выпил ни глотка спиртного. Даже пьянчуги, погруженные на клипер в Фучжоу в бессознательном состоянии, волновались не менее других. «Ариэль» стал их кораблем, а его победа – их победой.
На заре в виду дюн мыса Дандженесс, у входа в Па-де-Кале, с палубы «Ариэля» взлетели ракеты – согласно мореходным правилам для судов дальнего плавания, капитан Кей требовал лоцмана. Около 7 часов лоцман прибыл на борт. «Ариэль» продолжал идти вдоль английского побережья с неплохой скоростью. «Типинг» шел сзади на прежнем расстоянии.
В два часа пополудни у входа в Темзу «Ариэль» лег в дрейф. Паровой буксир, который должен был провести его по Темзе, уже направлялся к нему. На него передали трос. «Типинг» был далеко позади. Договор между капитанами клиперов гласил: «Победителем чайной гонки объявляется то судно, которое первым войдет в доки».
Кей и его моряки видели, как «Типинг» лег в дрейф для передачи троса на буксир. С этого момента перестали играть свою роль великолепные паруса, самые острые обводы, морские знания лучших капитанов. Судьба гонки зависела от жалких колесных буксиров, без которых нельзя было обойтись на реке с оживленным движением. До появления паровых буксиров большие корабли тащились по реке до Лондона позади гребных судов.
Буксир «Типинга» оказался чуть-чуть мощнее буксира «Ариэля». Но этого «чуть-чуть» было вполне достаточно, чтобы постепенно сократить расстояние между двумя судами. На берегах Темзы собрались мужчины, женщины и дети, которые с любопытством наблюдали за состязанием. Матросы «Ариэля» переживали тяжелые минуты. Им порой казалось, что горше в жизни не бывает; разве можно спокойно видеть, как из-за какого-то поганого буксира летят прахом результаты более чем трех месяцев изматывающей работы, немыслимых усилий, бесчисленных вахт и пережитых опасностей? Старпом «Ариэля» с рупором в руке подстегивал хозяина буксира, хотя тот ничего не слышал из-за пыхтения машины. Вдруг офицер разразился десятком отборнейших ругательств и погрозил ему кулаком – «Типинг» обошел «Ариэля».
На мостик последнего поднялась небольшая группа матросов во главе с боцманом, который снял головной убор и обратился к капитану Кею:
– Капитан, разрешите нам отправиться на этот проклятый тихоход. Мы набьем его топки углем, заклепаем предохранительные клапаны. Пусть идет быстрее или взрывается!
Челюсти Кея были крепко сжаты, но он успокоил боцмана и матросов:
– «Типинг» будет ждать прилива в Грейвсенде. Там мы его настигнем.
Крупные суда могли войти в доки лишь в момент прилива: Грейвсенд (ныне промышленный город с 51 тысячей жителей) находится примерно в четырнадцати морских милях (26 километров) от входа в доки. «Типинг» был вынужден остановиться и ждать. Кей не бросил якоря. Он держал буксир под парами рядом с «Ариэлем», готовый к последнему рывку, как только позволит прилив. Он видел, что Мак-Кеннон отдал сходные распоряжения. Это невыносимое ожидание длилось почти два часа. Наконец приливная волна пошла вверх по реке. «Ариэль» и «Типинг» тронулись с места одновременно.