Страница:
Не встретив нигде ни клочка земли, повернули обратно, возвращаясь к тропическим островам, к прелестным женщинам Таити.
Королевское научное общество и Адмиралтейство положительно оценили итог экспедиции. Джеймс Кук открыл архипелаг Тонга, Новую Каледонию, составил подробные карты и частично наметил границы южных льдов. А в высших сферах его отчет о рынках, куда со временем мог бы открыться путь для торговых английских кораблей, вызвал большой интерес.
Миссис Кук вышла встречать своего мужа, ведя за руку трехлетнего мальчика. Теперь сын крестьянина был произведен в капитаны первого ранга и удостоился высокой чести быть избранным в члены Лондонского Королевского общества. В случае если он сочтет свое жалованье недостаточным, его назначали на должность начальника госпиталя в Гринвиче.
Модный в то время художник-портретист изобразил Кука в капитанской форме. Серьезный вид, парик с косичкой и лентой, суровый взгляд, крупный нос, волевой подбородок. Куку было тогда сорок семь лет.
Поиски большого Южного континента теперь уже отпадали, возник другой географический вопрос: существует ли к северу от Америки «Великий проход», иначе говоря, можно ли пройти северным путем из Атлантического океана в Тихий? Началось снаряжение новой экспедиции, и Джеймс Кук сразу вызвался командовать ею.
– Я был бы счастлив еще раз отправиться в плавание на борту «Резольюшен». Люблю этот старый и надежный корабль.
– Вы его получите и вдобавок еще одну судно.
Это был корабль «Дискавери» («Открытие») под командованием Кларка, верного спутника Кука. Маршрут третьего плавания был таким же внушительным, как и первых двух. Если провести пальцем по линии этого маршрута, можно лучше всего понять, что наш земной шар следовало бы называть морским шаром: мыс Доброй Надежды, острова Кергелен, Новая Зеландия, архипелаг Кука, Таити и другие острова Общества, Гавайи; затем путь с юга на север до Верхней Калифорнии; проход через Берингов пролив до 71° северной широты, обследование берегов Аляски и обратный путь на юг до Гавайских островов. Однако здесь следует рассказать о некоторых событиях.
В июле 1777 года «Резольюшен» и «Дискавери» подошли к берегам Таити, благословенного острова, где английские моряки уже побывали пять лет назад. Приняли их очень радушно, тем более что Кук не забыл привести подарки. Король Оту пригласил офицеров на остров, не предупредив своих гостей, что одним из представлений во время этой экскурсии будет человеческое жертвоприношение. Моряки онемели от ужаса, но так как это был религиозный обряд, Кук, не желая осложнений, решил не вмешиваться.
Матросы, не присутствовавшие на этом зрелище и уже завязавшие приятное знакомство с таитянками, выслушали приказ об отплытии с кислой миной. На следующей стоянке на островах Общества, где они встретили таких же очаровательных женщин, несколько матросов дезертировали.
– Этого я ни в коем случае не потерплю, – сказал Кук.
Он тут же взял в качестве заложников всех членов семьи местного властителя и потребовал выдачи беглецов. Историки упрекают Джеймса Кука за то «назидательное наказание», какому он подверг матросов: их били плетью, а потом в кандалах посадили в трюм. Но ведь в такой дали от вербовщиков Калифорнии или Китая глава экспедиции рисковал остаться без экипажа.
На 160° западной долготы, почти у самого тропика Рака, показались острова, не отмеченные ни на одной карте. Кук назвал их Сандвичевыми в честь первого лорда Адмиралтейства, вдохновителя экспедиции. Когда оба парусника осторожно вошли в лучезарную бухту, сотни туземцев бросились в пироги с балансирами и поплыли им навстречу. Оружия в их лодках моряки не заметили, но у всех гребцов голова была закрыта чем-то вроде жесткого капюшона с прорезями для глаз и украшенного пучком перьев. Одежды на людях никакой не было, так что эти маски придавали им какой-то жуткий вид. Но уже через несколько минут стало ясно, что островитяне стараются просто показать свою радость. Они сновали вокруг английских кораблей, словно резвые стайки рыб, и громко выкрикивали слова, в которых угадывались добрые приветствия. Сам Кук должен был признать, что еще никогда ему не доводилось видеть более доверчивых туземцев.
Встреченные по-братски, моряки вышли на берег и узнали, что находятся они в бухте Каракауа и что все острова носят название Овайи. Впоследствии это слово превратилось в Гавайи. К морякам подошел старик очень маленького роста и весь покрытый какой-то белой паршой (по всей видимости это был жрец) и попросил, чтобы его непременно провели к командиру. Кук принял его в своей каюте. Прежде чем упасть перед ним ниц, человек набросил ему на плечи кусок красной ткани и протянул молочного поросенка. Как вскоре выяснилось, красная ткань и молочный поросенок были достоянием богов, а одна местная легенда предсказывала появление из-за моря белого бога.
Кук, вероятно, не сравнивал эту легенду с теми преданиями, какие спутники Кортеса узнали в Мексике, где тоже говорится о появлении белого бога на гигантской пироге, приплывшей с востока. Как и прежде, стремясь избегать осложнений, Кук подчинился обожествлявшим его ритуалам и согласился поменяться именами с королем Терриобу. Он отметил, что жители Гавайев прилежны в работе и лучше обрабатывают землю, чем таитяне. Язык их мало отличался от таитянского – свидетельство того, что они были прекрасные мореходы. 2300 морских миль, то есть 4250 километров, отделяют Гавайские острова от Таити, и, видимо, это расстояние пироги одолевали не раз.
17 февраля 1778 года экспедиция, покинув Гавайи, устремилась к своей более важной географической цели – «Великому проходу». Мореплаватели, уходившие на его поиски из Атлантики, назвали этот воображаемый путь Северо-Западным проходом. Кук намеревался открыть его с тихоокеанской стороны.
Корабли прошли Беринговым проливом и достигли 70-й параллели. Кук и его люди были первыми в мире моряками, которые пересекли оба полярных круга, и этот подвиг еще не скоро повторят потом другие. Но перед кораблями оказалось теперь то же самое препятствие, что преградило им путь в южной части Тихого океана в предшествующее плавание: по всему горизонту громоздились сверкающие льды, окруженные страшной эскадрой айсбергов. Матросы не могли вынести этого зрелища.
– Неужели снова плавать месяцами в этом ледяном аду?
Никто не бунтовал, все слишком боялись командира. Однако ропот и брань слышались всюду. Никакая сила не могла бы заставить Джеймса Кука отступить от намеченной цели, но капитан был слишком осмотрительным мореходом и хорошо понимал, что дело идет к зиме и лучше пока отложить попытку. Он отдает приказ повернуть обратно. 26 ноября 1778 года «Резольюшен» и «Дискавери» снова подошли к Гавайским островам.
Принимали их так же сердечно, как и первый раз, устроили даже многолюдные церемонии, где Куку воздавались божественные почести. Через несколько недель атмосфера, однако, изменилась. В конце января 1779 года Терриобу дал понять прибывшему из-за морей богу-капитану, что народ Гавайев желает отъезда экспедиции.
– Белые слишком много едят.
Это наивное заявление могло быть только предлогом. Ведь психология туземцев отнюдь не примитивна, и, возможно, король опасался за собственный престиж, если белый бог пробудет тут слишком долго. Может быть, появилась какая-нибудь оппозиция его двору. А ведь у Кука не было иной цели, кроме продолжения поисков «Великого прохода». Когда он сообщил королю о своих намерениях, отношения вновь стали дружественными, обменялись даже подарками, а 4 февраля 1779 года корабли тронулись в путь.
Время от времени почти на всем пространстве Тихого океана свирепствуют тайфуны. В наши дни радио извещает моряков об их зарождении и возможном пути продвижения, их обозначают определенным названием, чаще всего каким-либо женским именем. В XVIII веке ничего подобного, разумеется, не было, и безымянный тайфун, свирепствовавший с 4 по 7 февраля 1779 года в районе Гавайских островов, неожиданно обрушился на корабли экспедиции Кука, оборвав все паруса. На «Резольюшен» была сломана фок-мачта. Командир отдал единственно приемлемый приказ: вернуться в бухту Каракауа, откуда корабли недавно вышли.
Берег был пустынным. Ни пироги, ни рыбака, ни единой живой души. Можно было подумать, что тайфун уничтожил всех жителей острова. Нагрузили баркасы, перевезли на берег все необходимое для устройства ремонтной мастерской. Вдали показались туземцы и тут же убежали как бы в суеверном страхе. Так оно и было.
Когда английские суда вышли в море, Терриобу поспешил наложить табу на ту землю, по которой ступал белый бог перед отплытием. Пройти по этому пляжу никто бы не рискнул под страхом смерти. Королевское решение, внушенное, видимо, страхом, было воспринято как положено. Быть может, Терриобу думал таким образом обезопасить себя на случай возвращения соперника.
Увидев, что англичане шагают по священному пляжу, не навлекая на себя гнева богов и не падая замертво, туземцы тоже стали туда заходить. Первые дни отношения были внешне очень дружественные, но потом начали портиться. Из ремонтной мастерской, устроенной на берегу, пропадали инструменты. Иногда вслед матросам, носившим на корабль пресную воду, летели камни. Кук не решался прибегнуть к наказаниям, но, когда в ночь с 13 на 14 февраля с «Дискавери» была похищена шлюпка, он в сопровождении двух офицеров и восьми вооруженных матросов отправился к королю:
– Лодку надо вернуть. Я беру вас на свой корабль, и вы пробудете там до тех пор, пока нам не возвратят лодку.
После долгих объяснений Терриобу согласился наконец стать заложником. Когда он дал свое согласие, обезумевшие прислужники – или сообщники – бросились к его ногам, умоляя не покидать их, не идти навстречу неведомой опасности, грозившей ему на борту страшного парусника.
Снова начались переговоры. Желая примирения, Кук не стал брать короля в заложники, а король обещал, что воры будут найдены и лодка возвращена.
Направляясь к баркасу, Кук заметил, что число туземцев на пляже увеличилось. В море готовилась выйти пирога с довольно возбужденными людьми в масках. Капитан собирался сесть в баркас, когда прозвучал выстрел. Какой-то моряк, желая попугать людей в пироге, выстрелил без приказа. Целился ли он намеренно, но один человек был сражен насмерть. Услышав крики и стенания туземцев, Кук понял, что убит их вождь. Поднялась целая буря.
Кук только что поднял ногу, собираясь перешагнуть через борт лодки, когда в спину ему попал камень. Он в ярости оглянулся. Бросивший камень человек, облаченный в боевые доспехи из циновок – жалкая защита против огнестрельного оружия, – еще не опустил руку. Кук мгновенно дал отпор, выстрелив в противника дробью, желая лишь напугать его, а не убить. Все замерли. Человек, в которого целились, не упал, как и было рассчитано. Туземцы, потерявшие веру во всемогущество белого бога, бросились на него.
На этот раз командир выстрелил пулей. Один гаваец упал. Но было уже поздно, возбужденные туземцы даже не заметили этого. Еще один камень, тяжелее первого, угодил Куку в голову. Он потерял равновесие и выронил ружье. Длинные ножи пронзили его тело. Вместо того чтобы прийти командиру на помощь, его обезумевшие спутники бросились к баркасу.
Так повторилась трагедия Мактана, где нашел свою смерть Магеллан.
Кларк, ставший главой экспедиции, вступил с Терриобу в переговоры и добился, чтобы жрецы доставили на корабль останки капитана.
Корабли не могли сразу отплыть. Необходимо еще было запастись пресной водой, а туземцы вели себя теперь не только с явной враждебностью, но и с вызовом. Один из них появился на пироге у самого корабля, нацепив на себя шляпу Кука. Это было уже слишком. Кларк высадил на берег отряд вооруженных людей, которые спалили несколько деревень и перебили туземцев. Жестокая расправа дала свои плоды. Одежда и другие вещи Кука были возвращены.
Все, что осталось от знаменитого капитана, было уложено в гроб, и 21 февраля 1779 года корабли тронулись в путь. Погружение состоялось в открытом море с почестями, какие полагались командиру флота в дальних морях. Восемь раз гремели пушечные выстрелы под синим небом тропика Рака, в то время как опускали в море останки человека, который ради него готов был жертвовать всем. Англия надела траур, Европа и Америка выражали искреннее сочувствие.
«НЕТ ЛИ ВЕСТЕЙ О ЛАПЕРУЗЕ?»
Жан-Франсуа Гало де Ла Перуз, родившийся близ города Альби в семье земельных собственников и высоких должностных лиц, в пятнадцать лет поступил в гардемарины. Восемнадцати лет, во время первого сражения у Киберона, он попал в плен к англичанам и после войны при обмене военнопленными был освобожден. В 1764 году его произвели в чин лейтенанта, а три года спустя он получил командование транспортным судном «Адур». С 1773 по 1777 год длится его плавание в Ост-Индию, откуда он возвращается в чине капитан-лейтенанта. Командуя фрегатом «Амазонка», Лаперуз захватил английский корвет и каперское судно. В 1780 году, произведенный в капитаны первого ранга, он добавляет к своим трофеям два английских фрегата. Карьера более чем удачная, просто блестящая, завоевала ему уважение адмиралов и даже министра, но еще не привлекла взора более высоких лиц. Королю этот отличный военный моряк станет известен благодаря одному его гуманному поступку.
В 1782 году морским министром был маркиз де Кастри, который никак не мог примириться с потерей Канады, а поскольку Франция продолжала воевать с Англией, Кастри хотел уничтожить некоторые укрепления врага в Гудзоновом заливе.
– Пошлите туда господина де Лаперуза.
Лаперуз отплыл из Франции с тремя кораблями и отлично выполнил поручение. Первым, прежде чем его успели сжечь или разрушить, сдался форт Принц Уэльский. Та же участь постигла и форт Йорк.
Введенный в курс событий, Людовик XVI не одобрил инициативы министра. Какую пользу может принести эта операция? Никакой. Зато следует опасаться кровавой расплаты. Король велел Кастри явиться во дворец:
– Сударь, – заявил он ему без обиняков, – какой скверный способ вести войну, это мне решительно не нравится!
И Людовик XVI приказал дать подробный отчет о событиях. Король узнал, что Лаперуз, проявив большое личное мужество, показал себя затем и очень гуманным человеком. Он хорошо обращался с английскими пленными, а вернув им свободу, снабдил продовольствием и даже оружием, чтобы они могли эвакуироваться, не опасаясь нападения индейцев. В секретных бумагах Харна, коменданта второго форта, Лаперуз нашел описание плавания вдоль северного побережья Америки. Там были карты, планы и совершенно новые сведения. Победитель не забрал эти документы, а вернул автору, взяв с него слово опубликовать их по возвращении в Лондон. Эта подробность настолько понравилась королю, что, задумав после заключения Версальского мира снарядить научную морскую экспедицию, он хотел, чтобы командовал ею непременно Лаперуз.
Предписания, данные им капитану, были ясны и подробны. Франции необходимо было «развивать отечественную торговлю и расширять морские плавания французов». Лаперузу вменялось в обязанность завоевать расположение вождей далеких племен как хорошим отношением, так и подарками, определить, какие товары из Европы могут им больше всего понравиться и что они предложат в обмен. Король собственноручно начертал заключительные слова: «При любых обстоятельствах господин де Лаперуз будет обращаться к разным народам, какие он посетит во время своего плавания, с большой мягкостью и человечностью. Если бы экспедиция смогла закончиться, не потеряв ни одного человека, его величество восприняло бы это как одну из самых больших ее удач».
Маршрут кругосветного плавания, предписанный Лаперузу, превосходил все, что было известно до той поры: из Бреста идти к Канарским островам, обогнуть мыс Горн, сделать остановку на острове Пасхи, затем на Сандвичевых островах, идти вдоль американского берега на север, снова спуститься к югу; от американского побережья направиться в Японию и достичь Китая; вдоль азиатского берега идти на север, потом снова повернуть к югу и плыть до Новой Голландии (Австралии); вернуться во Францию через Молуккские острова, Иль-де-Франс (остров Маврикий) и мыс Доброй Надежды. Людовик XVI думал проявить щедрость, назначая для завершения кругосветного плавания четыре года. Удивительно, что Лаперуз почти уложился в эти сроки.
1 августа 1785 года он вышел из Бреста с двумя фрегатами – «Буссоль», которым командовал он лично, и «Астролябия». Этот корабль вел капитан Флерио де Лангль. Всего в экспедиции было 242 человека, 17 из них ученые и художники. Чтобы не оставлять короля в неведении, была разработана программа доставки вестей.
Уже в октябре с Канарских островов вернулся математик Гаспар Монж, плывший только до Тенерифе, и привез отчеты о наблюдениях Ламанона и Ламартиньера.
В феврале 1787 года в Версаль прибыла важная корреспонденция, отправленная из Монтерея (в испанской Калифорнии) и содержавшая несколько писем. В первом письме Лаперуз приносил королю Франции извинения за небольшую задержку почты. «За четырнадцать месяцев мы обогнули мыс Горн, проплыли вдоль всего американского берега до горы Сент-Эли; исследовали этот берег с большой тщательностью и 15 сентября прибыли в Монтерей. Мы устраивали стоянки на разных островах Южного моря и прошли по параллели Сандвичевых островов пятьсот лье с востока на запад. Я простоял сутки на острове Мауи и прошел новым проходом, который англичане не смогли обследовать».
В менее официальных посланиях, прибывших с той же почтой, подробности были красочнее. Когда «Астролябия» и «Буссоль» вышли из Магелланова пролива, сообщалось там, их встретило целое стадо китов, этих властелинов моря, «хором выпускавших фонтаны». Стоянка в заливе Консепсьон, в Чили, была предлогом для описания совершенно очаровательных, как уверяли корреспонденты, чилийских дам. 8 апреля подошли к острову Пасхи. Мужчины там ходили обнаженными, женщины были лишь слегка прикрыты. Удивительно, что гигантские статуи не возбудили у французов большого любопытства: «Это не идолы, а скорее могильные памятники». Никого не заинтересовало, как перевозились и возводились эти тяжелые глыбы. Отношения с туземцами сложились превосходные, главным образом благодаря тому, что Лаперуз не допускал никаких наказаний за воровство. Напротив, при отъезде французы оставили на острове коз, овец, свиней и посеяли на вулканической почве семена апельсинов, лимонов, моркови, кукурузы, капусты и хлопка. Как уже говорилось, эти добрые дела не были потом забыты.
Остров Мауи был одним из Сандвичевых островов, на котором бедный Кук не успел побывать. Следуя в точности наказам короля, Лаперуз постарался составить акт о владении этой землей. «Никогда на ней не было европейцев, но она орошена потом населяющих ее людей и служит могилой их предкам».
Сообщение заканчивается на оптимистической ноте, чтобы порадовать Людовика XVI: «До сего времени не пролито ни капли туземной крови, на «Буссоли» нет ни одного больного. Погиб только слуга на «Астролябии». К сожалению, в той же важной почте было еще одно письмо, написанное позднее и совсем не такое утешительное. «Буссоль» и «Астролябия» вошли в естественную, еще не исследованную гавань в южной части Аляски. «Представьте себе водный бассейн, – писал Лаперуз, – такой глубины, что ее нельзя измерить в середине, окруженный очень высокими крутыми горами, покрытыми снегом. Я ни разу не видел, чтобы хоть единый порыв ветерка рябил поверхность этих вод. Волновалась она только от падения огромных кусков льда, которые обрушиваясь, производят шум, разносящийся далеко по горам». В середине бухты зеленые, покрытые лесом острова. В знак гостеприимства туземцы размахивают кусками белого меха. «Мы уже считали себя самыми счастливыми из мореплавателей, но в это время нас поджидала большая беда, которой нельзя было предвидеть».
Двухмачтовая парусная лодка с «Астролябии» и шлюпка поменьше с «Буссоли» получили задание определить глубину бухты. Проплывая между островами, тридцать моряков высадились на одном из них, чтобы поохотиться. «Столько же ради удовольствия, как и ради пользы». И вот шлюпка вернулась одна, а ее командир рассказал о случившемся несчастье. Вынесенная из прохода приливной волной, «катившейся со скоростью трех или четырех миль в час», двухмачтовая лодка была выброшена на подводные скалы и разбилась. Двадцать один человек, в том числе шесть офицеров, погибли. Все они были молодые люди, самому старшему из них всего тридцать три года. «Не постыжусь признаться, – писал Лаперуз, – что с тех пор, как это случилось, мои сожаления сто раз сопровождались слезами». Бухту назвали Гаванью Французов (теперь залив Литуйа), а на серединном острове возвели памятник с такой надписью:
У входа в гавань
погиб двадцать один отважный моряк
кто бы вы ни были
пролейте с нами слезы.
На пути в Монтерей Лаперуз, подавив свою скорбь, составил для министра обстоятельную записку о торговле пушниной. На крайнем севере Америки моряки Кука находили шкурки выдры, котика и другую пушнину, которую местные жители отдавали почти даром, за дешевые безделушки. Меха были проданы потом в Китае по очень дорогой цене. Людовик XVI полагал, что и французы могли бы заняться подобной коммерцией.
В конце августа 1787 года в Версаль поступили новые вести от Лаперуза. Почта была передана в Макао на один французский корабль 3 января. Личная корреспонденция, лежавшая отдельно, содержала дневник плавания до самой стоянки в Макао и карту северо-западного побережья Америки, которая была, как писал командир, «несомненно самой точной из всех, какие составлялись до сих пор». Лаперуз сообщал об открытии островов Неккер и Ла-Басс, о заходе «на один из островов к северу от Марианских, откуда направился в Китай». В первых числах августа он рассчитывал быть на Камчатке, от нее идти к Алеутским островам, а потом плыть, «не теряя не минуты», в южное полушарие.
В октябре 1787 года фрегат «Проворный», прибывший из Манилы, доставил новую почту. Из этих писем стало известно мнение Лаперуза о китайском правительстве, «самом несправедливом, самом притесняющем и подлом на свете». В Маниле, на Филиппинских островах, еще одно обстоятельство вызвало негодование великого путешественника: «Беда грозит уничтожить остатки благополучия – налог на табак!»
Минет целый год, прежде чем придет сообщение о том, что Лаперуз лишь немного ошибся в намеченных сроках и что в сентябре он был на Камчатке. Почту на этот раз доставил Лессепс, вице-консул в России. Везли ее через Сибирь на собачьих упряжках, на телеге и даже на спине верблюда.
К географическим сводкам путевых заметок были приложены секретные сведения, одно из которых касалось Формозы: «Остров Формоза[16] имеет очень важное значение, и та страна, которая им завладеет, сможет с помощью угрозы добиться от Китая всего, что пожелает».
7 сентября 1787 года в Авачинской бухте, в Петропавловске, «Буссоль» была встречена выстрелами из пушек. Это был салют и приветствие Лаперузу. Комендант русской крепости получил из Версаля, сухопутным транспортом, депеши, предназначенные французскому капитану. Там было и сообщение о присвоении ему звания командира эскадры, подписанное 2 ноября 1786 года.
Теперь стало известно, что оба фрегата ушли в южное полушарие. Вестей от них не ожидалось до самой остановки на Иль-де-Франс, намеченной на декабрь 1788 года. Людовик XVI был удивлен, получив 5 июня 1789 года почту из Новой Голландии (Австралии), отправленную английским капитаном, заходившим в Ботанический залив. 26 января 1788 года туда прибыл Лаперуз после задержавшего его в пути трагического происшествия, о котором он давал подробный отчет.
Еще раз переплыв почти весь Тихий океан, корабли подошли в начале декабря к архипелагу Мореплавателей и сделали стоянку на острове Мауна. Появились туземцы, опоясанные водорослями наподобие мифологических морских богов. Красивые женщины ходили обнаженные. Поведение островитян не было воинственным. Моряки смогли получить кокосы, гуаяву, бананы, кур и свиней. Лаперузу эта краткая стоянка показалась идиллической, мастерство местных жителей привело его в восторг: «Я был удивлен до крайности, когда увидел там большую плетеную постройку. Лучший архитектор не мог бы дать более изящного изгиба краям эллипса, завершающего эту хижину».
Перед отплытием Флерио де Лангль вышел на берег присмотреть за нарядом матросов, запасавших пресную воду, и прихватил с собой разные мелкие подарки, чтобы оставить у туземцев хорошее воспоминание о французах. Островитяне устроили из-за них драку, самые сильные и решительные захватили почти все. Те, кому ничего не досталось, винили за это не своих соседей, а дарителей. Они начали бросать камни, что было очень опасно. Флерио де Лангль мог бы дать команду открыть огонь, но, помня наставления короля, предпочел отдать приказ вернуться на корабль. В него попал камень, и он пошатнулся. По прошествии девяти лет вновь разыгрывалась сцена смерти Кука. Когда сопровождавшие его моряки хотели защитить капитана, их намокшие ружья оказались бесполезными. Двенадцать человек, в том числе и Флерио де Лангль, были убиты.
Королевское научное общество и Адмиралтейство положительно оценили итог экспедиции. Джеймс Кук открыл архипелаг Тонга, Новую Каледонию, составил подробные карты и частично наметил границы южных льдов. А в высших сферах его отчет о рынках, куда со временем мог бы открыться путь для торговых английских кораблей, вызвал большой интерес.
Миссис Кук вышла встречать своего мужа, ведя за руку трехлетнего мальчика. Теперь сын крестьянина был произведен в капитаны первого ранга и удостоился высокой чести быть избранным в члены Лондонского Королевского общества. В случае если он сочтет свое жалованье недостаточным, его назначали на должность начальника госпиталя в Гринвиче.
Модный в то время художник-портретист изобразил Кука в капитанской форме. Серьезный вид, парик с косичкой и лентой, суровый взгляд, крупный нос, волевой подбородок. Куку было тогда сорок семь лет.
Поиски большого Южного континента теперь уже отпадали, возник другой географический вопрос: существует ли к северу от Америки «Великий проход», иначе говоря, можно ли пройти северным путем из Атлантического океана в Тихий? Началось снаряжение новой экспедиции, и Джеймс Кук сразу вызвался командовать ею.
– Я был бы счастлив еще раз отправиться в плавание на борту «Резольюшен». Люблю этот старый и надежный корабль.
– Вы его получите и вдобавок еще одну судно.
Это был корабль «Дискавери» («Открытие») под командованием Кларка, верного спутника Кука. Маршрут третьего плавания был таким же внушительным, как и первых двух. Если провести пальцем по линии этого маршрута, можно лучше всего понять, что наш земной шар следовало бы называть морским шаром: мыс Доброй Надежды, острова Кергелен, Новая Зеландия, архипелаг Кука, Таити и другие острова Общества, Гавайи; затем путь с юга на север до Верхней Калифорнии; проход через Берингов пролив до 71° северной широты, обследование берегов Аляски и обратный путь на юг до Гавайских островов. Однако здесь следует рассказать о некоторых событиях.
В июле 1777 года «Резольюшен» и «Дискавери» подошли к берегам Таити, благословенного острова, где английские моряки уже побывали пять лет назад. Приняли их очень радушно, тем более что Кук не забыл привести подарки. Король Оту пригласил офицеров на остров, не предупредив своих гостей, что одним из представлений во время этой экскурсии будет человеческое жертвоприношение. Моряки онемели от ужаса, но так как это был религиозный обряд, Кук, не желая осложнений, решил не вмешиваться.
Матросы, не присутствовавшие на этом зрелище и уже завязавшие приятное знакомство с таитянками, выслушали приказ об отплытии с кислой миной. На следующей стоянке на островах Общества, где они встретили таких же очаровательных женщин, несколько матросов дезертировали.
– Этого я ни в коем случае не потерплю, – сказал Кук.
Он тут же взял в качестве заложников всех членов семьи местного властителя и потребовал выдачи беглецов. Историки упрекают Джеймса Кука за то «назидательное наказание», какому он подверг матросов: их били плетью, а потом в кандалах посадили в трюм. Но ведь в такой дали от вербовщиков Калифорнии или Китая глава экспедиции рисковал остаться без экипажа.
На 160° западной долготы, почти у самого тропика Рака, показались острова, не отмеченные ни на одной карте. Кук назвал их Сандвичевыми в честь первого лорда Адмиралтейства, вдохновителя экспедиции. Когда оба парусника осторожно вошли в лучезарную бухту, сотни туземцев бросились в пироги с балансирами и поплыли им навстречу. Оружия в их лодках моряки не заметили, но у всех гребцов голова была закрыта чем-то вроде жесткого капюшона с прорезями для глаз и украшенного пучком перьев. Одежды на людях никакой не было, так что эти маски придавали им какой-то жуткий вид. Но уже через несколько минут стало ясно, что островитяне стараются просто показать свою радость. Они сновали вокруг английских кораблей, словно резвые стайки рыб, и громко выкрикивали слова, в которых угадывались добрые приветствия. Сам Кук должен был признать, что еще никогда ему не доводилось видеть более доверчивых туземцев.
Встреченные по-братски, моряки вышли на берег и узнали, что находятся они в бухте Каракауа и что все острова носят название Овайи. Впоследствии это слово превратилось в Гавайи. К морякам подошел старик очень маленького роста и весь покрытый какой-то белой паршой (по всей видимости это был жрец) и попросил, чтобы его непременно провели к командиру. Кук принял его в своей каюте. Прежде чем упасть перед ним ниц, человек набросил ему на плечи кусок красной ткани и протянул молочного поросенка. Как вскоре выяснилось, красная ткань и молочный поросенок были достоянием богов, а одна местная легенда предсказывала появление из-за моря белого бога.
Кук, вероятно, не сравнивал эту легенду с теми преданиями, какие спутники Кортеса узнали в Мексике, где тоже говорится о появлении белого бога на гигантской пироге, приплывшей с востока. Как и прежде, стремясь избегать осложнений, Кук подчинился обожествлявшим его ритуалам и согласился поменяться именами с королем Терриобу. Он отметил, что жители Гавайев прилежны в работе и лучше обрабатывают землю, чем таитяне. Язык их мало отличался от таитянского – свидетельство того, что они были прекрасные мореходы. 2300 морских миль, то есть 4250 километров, отделяют Гавайские острова от Таити, и, видимо, это расстояние пироги одолевали не раз.
17 февраля 1778 года экспедиция, покинув Гавайи, устремилась к своей более важной географической цели – «Великому проходу». Мореплаватели, уходившие на его поиски из Атлантики, назвали этот воображаемый путь Северо-Западным проходом. Кук намеревался открыть его с тихоокеанской стороны.
Корабли прошли Беринговым проливом и достигли 70-й параллели. Кук и его люди были первыми в мире моряками, которые пересекли оба полярных круга, и этот подвиг еще не скоро повторят потом другие. Но перед кораблями оказалось теперь то же самое препятствие, что преградило им путь в южной части Тихого океана в предшествующее плавание: по всему горизонту громоздились сверкающие льды, окруженные страшной эскадрой айсбергов. Матросы не могли вынести этого зрелища.
– Неужели снова плавать месяцами в этом ледяном аду?
Никто не бунтовал, все слишком боялись командира. Однако ропот и брань слышались всюду. Никакая сила не могла бы заставить Джеймса Кука отступить от намеченной цели, но капитан был слишком осмотрительным мореходом и хорошо понимал, что дело идет к зиме и лучше пока отложить попытку. Он отдает приказ повернуть обратно. 26 ноября 1778 года «Резольюшен» и «Дискавери» снова подошли к Гавайским островам.
Принимали их так же сердечно, как и первый раз, устроили даже многолюдные церемонии, где Куку воздавались божественные почести. Через несколько недель атмосфера, однако, изменилась. В конце января 1779 года Терриобу дал понять прибывшему из-за морей богу-капитану, что народ Гавайев желает отъезда экспедиции.
– Белые слишком много едят.
Это наивное заявление могло быть только предлогом. Ведь психология туземцев отнюдь не примитивна, и, возможно, король опасался за собственный престиж, если белый бог пробудет тут слишком долго. Может быть, появилась какая-нибудь оппозиция его двору. А ведь у Кука не было иной цели, кроме продолжения поисков «Великого прохода». Когда он сообщил королю о своих намерениях, отношения вновь стали дружественными, обменялись даже подарками, а 4 февраля 1779 года корабли тронулись в путь.
Время от времени почти на всем пространстве Тихого океана свирепствуют тайфуны. В наши дни радио извещает моряков об их зарождении и возможном пути продвижения, их обозначают определенным названием, чаще всего каким-либо женским именем. В XVIII веке ничего подобного, разумеется, не было, и безымянный тайфун, свирепствовавший с 4 по 7 февраля 1779 года в районе Гавайских островов, неожиданно обрушился на корабли экспедиции Кука, оборвав все паруса. На «Резольюшен» была сломана фок-мачта. Командир отдал единственно приемлемый приказ: вернуться в бухту Каракауа, откуда корабли недавно вышли.
Берег был пустынным. Ни пироги, ни рыбака, ни единой живой души. Можно было подумать, что тайфун уничтожил всех жителей острова. Нагрузили баркасы, перевезли на берег все необходимое для устройства ремонтной мастерской. Вдали показались туземцы и тут же убежали как бы в суеверном страхе. Так оно и было.
Когда английские суда вышли в море, Терриобу поспешил наложить табу на ту землю, по которой ступал белый бог перед отплытием. Пройти по этому пляжу никто бы не рискнул под страхом смерти. Королевское решение, внушенное, видимо, страхом, было воспринято как положено. Быть может, Терриобу думал таким образом обезопасить себя на случай возвращения соперника.
Увидев, что англичане шагают по священному пляжу, не навлекая на себя гнева богов и не падая замертво, туземцы тоже стали туда заходить. Первые дни отношения были внешне очень дружественные, но потом начали портиться. Из ремонтной мастерской, устроенной на берегу, пропадали инструменты. Иногда вслед матросам, носившим на корабль пресную воду, летели камни. Кук не решался прибегнуть к наказаниям, но, когда в ночь с 13 на 14 февраля с «Дискавери» была похищена шлюпка, он в сопровождении двух офицеров и восьми вооруженных матросов отправился к королю:
– Лодку надо вернуть. Я беру вас на свой корабль, и вы пробудете там до тех пор, пока нам не возвратят лодку.
После долгих объяснений Терриобу согласился наконец стать заложником. Когда он дал свое согласие, обезумевшие прислужники – или сообщники – бросились к его ногам, умоляя не покидать их, не идти навстречу неведомой опасности, грозившей ему на борту страшного парусника.
Снова начались переговоры. Желая примирения, Кук не стал брать короля в заложники, а король обещал, что воры будут найдены и лодка возвращена.
Направляясь к баркасу, Кук заметил, что число туземцев на пляже увеличилось. В море готовилась выйти пирога с довольно возбужденными людьми в масках. Капитан собирался сесть в баркас, когда прозвучал выстрел. Какой-то моряк, желая попугать людей в пироге, выстрелил без приказа. Целился ли он намеренно, но один человек был сражен насмерть. Услышав крики и стенания туземцев, Кук понял, что убит их вождь. Поднялась целая буря.
Кук только что поднял ногу, собираясь перешагнуть через борт лодки, когда в спину ему попал камень. Он в ярости оглянулся. Бросивший камень человек, облаченный в боевые доспехи из циновок – жалкая защита против огнестрельного оружия, – еще не опустил руку. Кук мгновенно дал отпор, выстрелив в противника дробью, желая лишь напугать его, а не убить. Все замерли. Человек, в которого целились, не упал, как и было рассчитано. Туземцы, потерявшие веру во всемогущество белого бога, бросились на него.
На этот раз командир выстрелил пулей. Один гаваец упал. Но было уже поздно, возбужденные туземцы даже не заметили этого. Еще один камень, тяжелее первого, угодил Куку в голову. Он потерял равновесие и выронил ружье. Длинные ножи пронзили его тело. Вместо того чтобы прийти командиру на помощь, его обезумевшие спутники бросились к баркасу.
Так повторилась трагедия Мактана, где нашел свою смерть Магеллан.
Кларк, ставший главой экспедиции, вступил с Терриобу в переговоры и добился, чтобы жрецы доставили на корабль останки капитана.
Корабли не могли сразу отплыть. Необходимо еще было запастись пресной водой, а туземцы вели себя теперь не только с явной враждебностью, но и с вызовом. Один из них появился на пироге у самого корабля, нацепив на себя шляпу Кука. Это было уже слишком. Кларк высадил на берег отряд вооруженных людей, которые спалили несколько деревень и перебили туземцев. Жестокая расправа дала свои плоды. Одежда и другие вещи Кука были возвращены.
Все, что осталось от знаменитого капитана, было уложено в гроб, и 21 февраля 1779 года корабли тронулись в путь. Погружение состоялось в открытом море с почестями, какие полагались командиру флота в дальних морях. Восемь раз гремели пушечные выстрелы под синим небом тропика Рака, в то время как опускали в море останки человека, который ради него готов был жертвовать всем. Англия надела траур, Европа и Америка выражали искреннее сочувствие.
«НЕТ ЛИ ВЕСТЕЙ О ЛАПЕРУЗЕ?»
В 1782 году морским министром был маркиз де Кастри, который никак не мог примириться с потерей Канады, а поскольку Франция продолжала воевать с Англией, Кастри хотел уничтожить некоторые укрепления врага в Гудзоновом заливе.
– Пошлите туда господина де Лаперуза.
Лаперуз отплыл из Франции с тремя кораблями и отлично выполнил поручение. Первым, прежде чем его успели сжечь или разрушить, сдался форт Принц Уэльский. Та же участь постигла и форт Йорк.
Введенный в курс событий, Людовик XVI не одобрил инициативы министра. Какую пользу может принести эта операция? Никакой. Зато следует опасаться кровавой расплаты. Король велел Кастри явиться во дворец:
– Сударь, – заявил он ему без обиняков, – какой скверный способ вести войну, это мне решительно не нравится!
И Людовик XVI приказал дать подробный отчет о событиях. Король узнал, что Лаперуз, проявив большое личное мужество, показал себя затем и очень гуманным человеком. Он хорошо обращался с английскими пленными, а вернув им свободу, снабдил продовольствием и даже оружием, чтобы они могли эвакуироваться, не опасаясь нападения индейцев. В секретных бумагах Харна, коменданта второго форта, Лаперуз нашел описание плавания вдоль северного побережья Америки. Там были карты, планы и совершенно новые сведения. Победитель не забрал эти документы, а вернул автору, взяв с него слово опубликовать их по возвращении в Лондон. Эта подробность настолько понравилась королю, что, задумав после заключения Версальского мира снарядить научную морскую экспедицию, он хотел, чтобы командовал ею непременно Лаперуз.
Предписания, данные им капитану, были ясны и подробны. Франции необходимо было «развивать отечественную торговлю и расширять морские плавания французов». Лаперузу вменялось в обязанность завоевать расположение вождей далеких племен как хорошим отношением, так и подарками, определить, какие товары из Европы могут им больше всего понравиться и что они предложат в обмен. Король собственноручно начертал заключительные слова: «При любых обстоятельствах господин де Лаперуз будет обращаться к разным народам, какие он посетит во время своего плавания, с большой мягкостью и человечностью. Если бы экспедиция смогла закончиться, не потеряв ни одного человека, его величество восприняло бы это как одну из самых больших ее удач».
Маршрут кругосветного плавания, предписанный Лаперузу, превосходил все, что было известно до той поры: из Бреста идти к Канарским островам, обогнуть мыс Горн, сделать остановку на острове Пасхи, затем на Сандвичевых островах, идти вдоль американского берега на север, снова спуститься к югу; от американского побережья направиться в Японию и достичь Китая; вдоль азиатского берега идти на север, потом снова повернуть к югу и плыть до Новой Голландии (Австралии); вернуться во Францию через Молуккские острова, Иль-де-Франс (остров Маврикий) и мыс Доброй Надежды. Людовик XVI думал проявить щедрость, назначая для завершения кругосветного плавания четыре года. Удивительно, что Лаперуз почти уложился в эти сроки.
1 августа 1785 года он вышел из Бреста с двумя фрегатами – «Буссоль», которым командовал он лично, и «Астролябия». Этот корабль вел капитан Флерио де Лангль. Всего в экспедиции было 242 человека, 17 из них ученые и художники. Чтобы не оставлять короля в неведении, была разработана программа доставки вестей.
Уже в октябре с Канарских островов вернулся математик Гаспар Монж, плывший только до Тенерифе, и привез отчеты о наблюдениях Ламанона и Ламартиньера.
В феврале 1787 года в Версаль прибыла важная корреспонденция, отправленная из Монтерея (в испанской Калифорнии) и содержавшая несколько писем. В первом письме Лаперуз приносил королю Франции извинения за небольшую задержку почты. «За четырнадцать месяцев мы обогнули мыс Горн, проплыли вдоль всего американского берега до горы Сент-Эли; исследовали этот берег с большой тщательностью и 15 сентября прибыли в Монтерей. Мы устраивали стоянки на разных островах Южного моря и прошли по параллели Сандвичевых островов пятьсот лье с востока на запад. Я простоял сутки на острове Мауи и прошел новым проходом, который англичане не смогли обследовать».
В менее официальных посланиях, прибывших с той же почтой, подробности были красочнее. Когда «Астролябия» и «Буссоль» вышли из Магелланова пролива, сообщалось там, их встретило целое стадо китов, этих властелинов моря, «хором выпускавших фонтаны». Стоянка в заливе Консепсьон, в Чили, была предлогом для описания совершенно очаровательных, как уверяли корреспонденты, чилийских дам. 8 апреля подошли к острову Пасхи. Мужчины там ходили обнаженными, женщины были лишь слегка прикрыты. Удивительно, что гигантские статуи не возбудили у французов большого любопытства: «Это не идолы, а скорее могильные памятники». Никого не заинтересовало, как перевозились и возводились эти тяжелые глыбы. Отношения с туземцами сложились превосходные, главным образом благодаря тому, что Лаперуз не допускал никаких наказаний за воровство. Напротив, при отъезде французы оставили на острове коз, овец, свиней и посеяли на вулканической почве семена апельсинов, лимонов, моркови, кукурузы, капусты и хлопка. Как уже говорилось, эти добрые дела не были потом забыты.
Остров Мауи был одним из Сандвичевых островов, на котором бедный Кук не успел побывать. Следуя в точности наказам короля, Лаперуз постарался составить акт о владении этой землей. «Никогда на ней не было европейцев, но она орошена потом населяющих ее людей и служит могилой их предкам».
Сообщение заканчивается на оптимистической ноте, чтобы порадовать Людовика XVI: «До сего времени не пролито ни капли туземной крови, на «Буссоли» нет ни одного больного. Погиб только слуга на «Астролябии». К сожалению, в той же важной почте было еще одно письмо, написанное позднее и совсем не такое утешительное. «Буссоль» и «Астролябия» вошли в естественную, еще не исследованную гавань в южной части Аляски. «Представьте себе водный бассейн, – писал Лаперуз, – такой глубины, что ее нельзя измерить в середине, окруженный очень высокими крутыми горами, покрытыми снегом. Я ни разу не видел, чтобы хоть единый порыв ветерка рябил поверхность этих вод. Волновалась она только от падения огромных кусков льда, которые обрушиваясь, производят шум, разносящийся далеко по горам». В середине бухты зеленые, покрытые лесом острова. В знак гостеприимства туземцы размахивают кусками белого меха. «Мы уже считали себя самыми счастливыми из мореплавателей, но в это время нас поджидала большая беда, которой нельзя было предвидеть».
Двухмачтовая парусная лодка с «Астролябии» и шлюпка поменьше с «Буссоли» получили задание определить глубину бухты. Проплывая между островами, тридцать моряков высадились на одном из них, чтобы поохотиться. «Столько же ради удовольствия, как и ради пользы». И вот шлюпка вернулась одна, а ее командир рассказал о случившемся несчастье. Вынесенная из прохода приливной волной, «катившейся со скоростью трех или четырех миль в час», двухмачтовая лодка была выброшена на подводные скалы и разбилась. Двадцать один человек, в том числе шесть офицеров, погибли. Все они были молодые люди, самому старшему из них всего тридцать три года. «Не постыжусь признаться, – писал Лаперуз, – что с тех пор, как это случилось, мои сожаления сто раз сопровождались слезами». Бухту назвали Гаванью Французов (теперь залив Литуйа), а на серединном острове возвели памятник с такой надписью:
У входа в гавань
погиб двадцать один отважный моряк
кто бы вы ни были
пролейте с нами слезы.
На пути в Монтерей Лаперуз, подавив свою скорбь, составил для министра обстоятельную записку о торговле пушниной. На крайнем севере Америки моряки Кука находили шкурки выдры, котика и другую пушнину, которую местные жители отдавали почти даром, за дешевые безделушки. Меха были проданы потом в Китае по очень дорогой цене. Людовик XVI полагал, что и французы могли бы заняться подобной коммерцией.
В конце августа 1787 года в Версаль поступили новые вести от Лаперуза. Почта была передана в Макао на один французский корабль 3 января. Личная корреспонденция, лежавшая отдельно, содержала дневник плавания до самой стоянки в Макао и карту северо-западного побережья Америки, которая была, как писал командир, «несомненно самой точной из всех, какие составлялись до сих пор». Лаперуз сообщал об открытии островов Неккер и Ла-Басс, о заходе «на один из островов к северу от Марианских, откуда направился в Китай». В первых числах августа он рассчитывал быть на Камчатке, от нее идти к Алеутским островам, а потом плыть, «не теряя не минуты», в южное полушарие.
В октябре 1787 года фрегат «Проворный», прибывший из Манилы, доставил новую почту. Из этих писем стало известно мнение Лаперуза о китайском правительстве, «самом несправедливом, самом притесняющем и подлом на свете». В Маниле, на Филиппинских островах, еще одно обстоятельство вызвало негодование великого путешественника: «Беда грозит уничтожить остатки благополучия – налог на табак!»
Минет целый год, прежде чем придет сообщение о том, что Лаперуз лишь немного ошибся в намеченных сроках и что в сентябре он был на Камчатке. Почту на этот раз доставил Лессепс, вице-консул в России. Везли ее через Сибирь на собачьих упряжках, на телеге и даже на спине верблюда.
К географическим сводкам путевых заметок были приложены секретные сведения, одно из которых касалось Формозы: «Остров Формоза[16] имеет очень важное значение, и та страна, которая им завладеет, сможет с помощью угрозы добиться от Китая всего, что пожелает».
7 сентября 1787 года в Авачинской бухте, в Петропавловске, «Буссоль» была встречена выстрелами из пушек. Это был салют и приветствие Лаперузу. Комендант русской крепости получил из Версаля, сухопутным транспортом, депеши, предназначенные французскому капитану. Там было и сообщение о присвоении ему звания командира эскадры, подписанное 2 ноября 1786 года.
Теперь стало известно, что оба фрегата ушли в южное полушарие. Вестей от них не ожидалось до самой остановки на Иль-де-Франс, намеченной на декабрь 1788 года. Людовик XVI был удивлен, получив 5 июня 1789 года почту из Новой Голландии (Австралии), отправленную английским капитаном, заходившим в Ботанический залив. 26 января 1788 года туда прибыл Лаперуз после задержавшего его в пути трагического происшествия, о котором он давал подробный отчет.
Еще раз переплыв почти весь Тихий океан, корабли подошли в начале декабря к архипелагу Мореплавателей и сделали стоянку на острове Мауна. Появились туземцы, опоясанные водорослями наподобие мифологических морских богов. Красивые женщины ходили обнаженные. Поведение островитян не было воинственным. Моряки смогли получить кокосы, гуаяву, бананы, кур и свиней. Лаперузу эта краткая стоянка показалась идиллической, мастерство местных жителей привело его в восторг: «Я был удивлен до крайности, когда увидел там большую плетеную постройку. Лучший архитектор не мог бы дать более изящного изгиба краям эллипса, завершающего эту хижину».
Перед отплытием Флерио де Лангль вышел на берег присмотреть за нарядом матросов, запасавших пресную воду, и прихватил с собой разные мелкие подарки, чтобы оставить у туземцев хорошее воспоминание о французах. Островитяне устроили из-за них драку, самые сильные и решительные захватили почти все. Те, кому ничего не досталось, винили за это не своих соседей, а дарителей. Они начали бросать камни, что было очень опасно. Флерио де Лангль мог бы дать команду открыть огонь, но, помня наставления короля, предпочел отдать приказ вернуться на корабль. В него попал камень, и он пошатнулся. По прошествии девяти лет вновь разыгрывалась сцена смерти Кука. Когда сопровождавшие его моряки хотели защитить капитана, их намокшие ружья оказались бесполезными. Двенадцать человек, в том числе и Флерио де Лангль, были убиты.