Бобров Леонид. Нас было тринадцать

   Вновь я был один в своей комнате в снова думал.
   Все неприятное, связанное с Гиви, концентрировалось вокруг двух отметок времени: в одиннадцать двадцать он вышел из лаборатории; в одиннадцать тридцать пять кто-то столкнул Виктора. Где находился Гиви в течение этого промежутка?
   - Ну, что ж, - продолжал я думать. - Как поступают физики в таких случаях? Если экспериментальные данные приводят к сомнительным выводам, то эти данные снова и снова проверяют. Значит, и мне надо перепроверить время.
   Одиннадцать двадцать - это было указано по часам Марины. Олег, как он потом мне сказал, в тот момент также посмотрел на часы. Значит, это время не вызывает сомнений.
   Необходимо, следовательно, проверить цифру - одиннадцать тридцать пять. Это время показывали часы Виктора, остановившиеся, как мы решили, от удара при падении. А что если часы, испортившись при ударе, продолжали идти, например, минут десять и лишь потом остановились?
   В часовых механизмах среди нас разбирался только Петрович. Меня он понял с полуслова.
   - Сам думал об этом. Нет, у Бойченко часы были высшего класса, с противоударным механизмом. Если такие часы портятся от удара, то, значит, поломка серьезная, скажем, кончик оси сломался, тогда они чуть покачаются и станут. Десять минут они ходить не будут. Если сразу не стали, значит, будут продолжать нормально ходить.
   Какая-то смутная мысль родилась в моей голове. Она постепенно росла, крепла, расталкивала другие соображения, выходила на первый план...
   - И долго они будут идти? - спросил я, хотя ответ мне был уже известен.
   - Долго ли? Пока завод не кончится, - ответил Петрович, пожав плечами.
   - Но послушайте, Сергей Петрович! Завод мог кончиться ночью. Часы показывали одиннадцать тридцать пять ночи! Мы нашли Виктора после полуночи. Часы могли остановиться за час до нашего прихода. Как я раньше не сообразил?! Эти одиннадцать тридцать пять никакого отношения к моменту гибели Виктора не имеют! Надо сейчас же посмотреть, сломаны часы или нет, надо их вскрыть...
   Я говорил быстро, волнуясь, чувствуя, что появился какой-то проблеск, выход из тупика.
   - Погоди, не горячись. Говоришь, ночью остановились? Кончался завод, и остановились?
   Петрович растерянно улыбнулся. Видимо, ему было неловко, что он сам упустил такую возможность.
   - Но вскрывать часы не хотелось бы, - продолжал он, - да и Борис Владимирович не разрешит. Скажет, что трогать нельзя, вещественное доказательство, весной, мол, приедут специалисты, тогда и разберутся.
   - Но, Петрович, простите, Сергей Петрович, ведь нельзя оставлять до весны лабораторию в таком состоянии. Если часы Виктора спокойно шли почти до полуночи, то с Гиви снимается самое тяжелое.
   - Кажется, есть выход, - сказал Петрович минуту спустя. Можно, конечно, попробовать завести часы и посмотреть пойдут ли? Но это не лучший способ. Во- первых, могут сказать: "Зачем крутили завод? Почему не оставили часы, как они были?". Во-вторых, пусть пойдут часы. Что это докажет? Когда они остановились, ночью или днем? Не ясно. Может, Виктор забыл их с вечера завести. А выход вот такой: помнишь, часы Виктора с календарем, через маленькое окошечко число показывают. Часовая стрелка за сутки два раза проходит циферблат, а число меняется только один раз - около двенадцати ночи. Что если, не вскрывая часов, чуть двинуть стрелки? Сдвинется число, значит, наверняка часы ночью остановились. Останется на месте - значит, днем. Потом стрелки можно вернуть в старое положение.
   Я готов был расцеловать Петровича. Через несколько минут мы уже были у Б. В., и я, волнуясь и немного путаясь, изложил ему суть дела.
   Б. В. выслушал меня, нахмурив брови, с явно недовольным видом пытался возражать, но в конце концов сдался. Он открыл сейф, достал часы. Мы подошли к окну. Б. В. выдвинул головку часов и начал медленно ее поворачивать. Минутная стрелка сдвинулась, а немного спустя дрогнуло - и сменилось число в окошечке. Часы остановились ночью! Никакого отношения к смерти Виктора их показания не имели.
   - Не понимаю, как можно было забыть, что часы дважды в сутки показывают одно и то же время, - сказал Б. В. Такая элементарщина. Откуда вообще взялась идея определить момент гибели Бойченко по его часам?
   С совершенно невинным видом я заметил:
   - Но это же ваша идея, Борис Владимирович.
   Б. В. растерянно посмотрел на меня, потом на Петровича. Воспользовавшись замешательством, я выскользнул из комнаты.
   После "опыта" с часами момент гибели Бойченко вновь стал неопределенным. Предположим, что преступление произошло примерно в одиннадцать двадцать пять. Тогда никто не сможет утверждать, что Гиви ждал Виктора на дороге. В это время он попросту спускался по тропинке. Но если допустить, что Виктор погиб в одиннадцать тридцать пять или, скажем, сорок, то вновь возникает старый вопрос: где был Брегвадзе, что он делал в течение десяти - пятнадцати минут? Когда же погиб Виктор?.. Крик слышали несколько человек. Неужели никто не взглянул на часы? Да, конечно, никто! Чепуха! Зачем смотреть на часы, когда слышишь крик человека?
   Вечером я заглянул в радиорубку. Петя был за Своим любимым делом. Он часами просиживал у приемника, почти непрерывно меняя настройку, переходя от одного диапазона к другому. Поймать какую-нибудь дальнюю экзотическую станцию - вот что его прельщало!
   - Игорь, а я только что Бразилию поймал. Сначала музыка, а потом диктор сказал, вроде "иси радио Бразивиль".
   - Наверное, Браззавиль. Это не Бразилия, это Конго, Африка.
   - Конго? Ты уверен?
   Петя взял со стола тетрадку и что-то в ней исправил.
   - Смотри, - сказал он, протягивая тетрадь, - вчера вот Эквадор поймал. Тут уж без ошибок. Так и сказал диктор: "Радио Эквадор". Вот, смотри, записано: Эквадор, частота 7,24 мегагерц, время - 22 часа 48 минут. Тут уж я не ошибся. Южная Америка, вот здорово!
   Я с любопытством листал тетрадь. Каждая страница была аккуратно разграфлена вертикальными линиями. Без труда можно было установить, какого числа, в какое время, на какой частоте Петя слушал ту или иную станцию.
   - Зачем ты такую бухгалтерию завел?
   - У нас, у радистов, закон: как установил с кем связь, так немедленно все запиши: когда начал, когда кончил, частоту, словом - все подробности.
   - А когда с Москвой или Хорогом связываешься, тоже все записываешь? - спросил я с интересом.
   - Конечно. Тут уж я обязан. Специальный журнал есть.
   - Покажи. Любопытно взглянуть.
   Петя протянул мне журнал. Я быстро перелистал страницы. В день гибели Виктора сеанс связи с Москвой начался в одиннадцать часов и кончился в одиннадцать тридцать три.
   Я смотрел на эту запись, не веря своим глазам. Петя слышал крик Виктора минуты через две после окончания сеанса. Значит все-таки Виктор погиб в одиннадцать тридцать пять?! Неужели круг замкнулся и все возвратилось к исходному положению? Снова проблема Гиви. Снова вопрос: где он был двенадцать минут? Я чувствовал себя как человек, который попал в глубокую яму, пытался выкарабкаться, почти достиг края и снова свалился на дно.
   - По каким часам ты определил время окончания сеанса? Часы были верные? Может быть, они спешили или отставали?
   Петя указал на большие часы, которые стояли на шкафу и весело тикали, как бы посмеиваясь надо мной.
   - Часы правильные, я их каждый день по московскому радио проверяю.
   Делать было нечего. Я вышел из радиорубки, не зная, что предпринять дальше. Какое удивительное совпадение! Часы Бойченко остановились ночью. Между их показанием и моментом его гибели никакой связи нет. И тем не менее часы показывают одиннадцать тридцать пять. Неужели они остановились ровно через двенадцать часов после падения, с точностью до минуты?! Нет, что-то здесь не так. Я вернулся в радиорубку.
   - Петя, послушай, ты действительно определил время окончания сеанса по своим часам?
   - А почему ты сомневаешься? Ведь вы же сами установили, что Бойченко погиб в одиннадцать тридцать пять, а сеанс я закончил минуты за две до того, как услышал крик. Вот и в журнале записано одиннадцать тридцать три.
   Что-то неестественное послышалось в голосе Пети. Я внимательно посмотрел на него.
   - Но тогда непонятно, почему ты никому не сказал о своей записи? Хотя бы тогда, когда мы еще не выяснили, что ты столкнулся с Петровичем. Покажи ты тогда журнал, и сразу было бы очевидно, что за две минуты до гибели Бойченко ты находился в своей радиорубке?
   - Мне бы не поверили. Могли сказать, что я подогнал время, сделал запись потом, вечером, на следующий день...
   - Что за чепуха! Ведь ты всегда можешь связаться с Москвой и попросить подтвердить твою запись. Раз есть правило вести журнал, то московский радист также записал, когда кончил с тобой говорить. Не так ли?
   Петя молчал, растерянно поглаживая хохолок на затылке.
   - Молчишь? - продолжал я. - Тогда слушай. Время гибели Виктора - одиннадцать тридцать пять - было определено неверно, произошла ошибка. Виктор погиб раньше. Выходит, что ты кончил сеанс связи после того, как услышал крик и побежал на дорогу. Как ты это объяснишь?
   "Виктор погиб раньше". Почему я так сказал? Не было никаких объективных данных. Но я не сомневался в невиновности Гиви, верил ему. А если так, то крик Виктора раздался через минуту-другую после ухода Гиви с Альфы. Не позже.
   - Ошибка? - Петя был явно смущен. - Ладно, Игорь, скажу по честному, все как было. Я забыл тогда записать время окончания сеанса, понимаешь? Принял последнее сообщение и попросил московского радиста позвонить моим, домой. А потом и задумался - вспомнил мать, сестренку... Услышал крик, выбежал... Дальше все знаешь. Остался у меня пропуск в журнале. Нельзя так: это - нарушение. Когда вы установили, что крик Бойченко раздался в одиннадцать тридцать пять, я отсчитал две минуты и написал в журнале одиннадцать тридцать три. Виноват я, сам понимаю.
   Петя стоял красный и пристыженный, как школьник, которого педагог уличил в неблаговидном поступке. А я не мог сдержать радость. Разгадка была близка. Я встал, подошел к смущенному парню, хлопнул его по плечу.
   - Ладно, подними нос. Свяжись побыстрее с Москвой и запроси; когда окончился тот сеанс.
   - Можно только завтра, в одиннадцать.
   - Ну, завтра, так завтра. И как узнаешь, сразу мне сообщи.
   На следующее утро время тянулось невероятно медленно. Я сидел за своей установкой на Альфе, делая вид, что готовлю опыт, а в действительности чуть ли не каждую минуту поглядывал на часы. Наконец появился Петя. Он с таинственным видом подошел ко мне и зашептал на ухо:
   - Одиннадцать двадцать. Москвич ручается. Точная запись в журнале.
   Я почти предугадывал этот ответ и все же почувствовал огромное облегчение, будто гора с плеч свалилась. Собрался с мыслями, потом подозвал Олега и Марину и все им рассказал. Собственно, рассказывать было не так уж много: Виктор погиб в одиннадцать часов двадцать две, двадцать три минуты. Гиви в это время, уйдя с Альфы и нигде не задерживаясь, спокойно спускался по тропинке.
   Марина сначала смотрела на меня, ничего не понимая. После переживаний последних дней до нее с трудом доходило, что все кончилось, что неприятности уже позади. Потом она расплакалась, неожиданно поцеловала меня, Петю, потянулась было к Олегу. Затем бросилась к Гиви, обняла его и, одновременно плача и смеясь, стала что-то сбивчиво объяснять.
   Наконец и до Гиви дошла суть дела. Он подошел ко мне, обнял и взволнованно сказал:
   - Спасибо, друг. Прости, я неправильно тебя понимал.
   Через несколько минут, когда возбуждение немного улеглось, Марина захлопала в ладоши:
   - Мальчики, идея. Предлагаю устроить сюрприз. Скоро обед. Вначале никому ни слова. После обеда Гиви подойдет к Игорю, обнимет его. Они сядут рядышком на диване и будут мирно беседовать. Представляете эффект!
   К началу обеда мы с невозмутимыми лицами сидели на своих местах. Однако деланное безразличие нам не удалось. Б. В. посмотрел на меня, затем на Гиви с Мариной, улыбнулся и сказал:
   - Ну, Игорь, видимо, кое-кому вы уже сообщили про "опыт" с часами. Вероятно, это всем интересно...
   Я встал и рассказал об ошибке с часами Виктора.
   - Вот н хорошо, - прервал меня Б. В. - Теперь все обстоятельства полностью прояснились. Никто из нас не может быть в чем-либо заподозрен.
   Но успех сегодняшнего дня, видимо, подстегнул сидевшего во мне чертика.
   - Я не вполне согласен. Если часы Бойченко не указывают, когда он погиб, то вопрос этот не снимается, отпадает лишь первый, ошибочный ответ. А вопрос ведь крайне важен, сказал я спокойным голосом.
   Б. В. хотел было меня перебить, но в ярости не находил слов.
   - Вы что, снова... - только и сумел он произнести.
   - Борис Владимирович, мне кажется, что Игорь не кончил, пусть договаривает до конца, - вмешался Петрович.
   Вот тут дошла очередь до записи в радиожурнале и до запроса в Москву.
   - Теперь все действительно ясно. Гиви вышел из Альфы чуть позже одиннадцати двадцати. Спустя примерно минуту, когда раздался крик, он спускался по тропинке. Никаких вопросов к нему быть не может. Что касается остальных, то новое время гибели Виктора для них ничего не меняет. Они по-прежнему вне подозрений, - кончил я.
   Кажется, все вздохнули с облегчением, когда я кончил свои рассказ. Б. В. успокоился, вышел из-за стола и крепко пожал мне руку. Потом он вернулся на свое место, постоял с минуту, собираясь с мыслями, и попросил внимательно его выслушать.
   Он говорил о трагической гибели Виктора, о трудных днях лаборатории, о необходимости полностью включиться в работу и наверстать упущенное.
   - Нет сомнения, что Виктора столкнул в пропасть какой-то неизвестный, который пробирался в горах, боясь быть замеченным. Завтра я свяжусь с Хорогом и сообщу обо всем милиции. Пусть принимают меры. Вас, Игорь, прошу возможно быстрее подготовить подробное и последовательное изложение всех фактов, всей аргументации.
   ГЛАВА XI
   Вечером я сел писать. Надо было дать сжатое, последовательное и беспристрастное изложение фактов и доказательств. Вместо этого на бумаге появлялись обрывки рассуждений, сомнений, переживаний. Я начинал писать, зачеркивал, рвал написанное, снова писал и снова зачеркивал.
   Из столовой впервые за последние недели слышались оживленные голоса. Я направился туда и в коридоре столкнулся с Гиви.
   - Игорь, зайди ко мне. Маринэ хочет тебе кое-что рассказать.
   Мы зашли.
   - Маринэ, расскажи Игорю, что ты хотела...
   - Может быть, не стоит, - сказала нерешительно Марина, ведь все уже уладилось.
   - Нет, нет, расскажи, не надо скрывать.
   Я с недоумением смотрел то на Гиви, то на Марину. Что может она скрывать? О чем речь?
   - Понимаешь, Игорь, Виктора я знаю, то есть знала, давно. Еще когда я училась, он встречался с моей подругой. Ирка чудесная девчонка, добрая, отзывчивая. Мы жили с ней в одной комнате и...
   - Маринэ, ты разве про Иру хочешь рассказать?
   - Да, то есть нет, не про Ирку. Но я хотела сказать, что мы с Виктором дружили и, когда он совсем неожиданно приехал, я очень обрадовалась. Ведь здесь очень тоскливо, в особенности когда начинается зимовка. Чувствуешь себя оторванной от всего мира. А Виктор такой веселый, остроумный.
   Марина виновато посмотрела на Гиви и продолжала:
   - За два дня до его гибели мы гуляли. Виктор рассказывал о Москве, об общих друзьях. Потом я его спросила, как ему нравится у нас - природа, работа, товарищи, А он как-то странно ответил, что нравится, но не все люди хорошие.
   - Это все? - спросил я. - А что, собственно, скрывать? Кто-то Виктору больше нравился, а кое-кто меньше. Это естественно. Вероятно, он Гиви невзлюбил. Ну и что?
   - Нет, - покачал головой Гиви. - Виктор не про меня говорил. Пусть Марииэ подробно расскажет.
   - Ну, слушайте. Я спросила, как ему у нас нравится. Помню, что сказала: "Правда, какие хорошие люди здесь собрались?" А Виктор стал серьезным, помрачнел в так задумчиво ответил: "Хорошие, да не все..."
   Я тоже сначала подумала, что он Гиви имеет в виду, в разозлилась: "Тебе что, Гиви не по душе?" А он в ответ: "При чем тут твой Гиви? Не о нем речь, о другом... Только я не вполне уверен". Потом помолчал и добавил: "Давай не будем больше об этом. Не было этого разговора".
   Марина умолкла. Молчали и мы. Потом я спросил Гиви:
   - Почему ты попросил Марину рассказать об этой беседе? Ты связываешь слова Виктора с его гибелью? И почему сейчас, а не раньше?
   - Ничего я не связываю. Не мое дело связывать. Но такие вещи скрывать не надо. Зачем только мы про этот разговор должны знать? А почему раньше просил не рассказывать? Не понимаешь? Вы могли подумать, что Маринэ хочет меня чистым сделать, на другого тень бросить.
   В словах Гиви была известная логика, но от этого легче не становилось.
   - Мне кажется, что придавать особое значение словам Виктора не надо, - сказал я, подумав. - Кто-то ему не понравился. Ну и что? Может быть, он имел в виду Листопада? Во всяком случае, к его гибели они отношения не имеют.
   Из столовой доносились громкие голоса и смех.
   - Пойдемте, там что-то веселое происходит, - предложила Марина.
   Мы направились в столовую. В углу в кресле сидел Петрович. Его глаза оживленно поблескивали из-под кустистых бровей. Он читал, нет, не читал, а скорее рассказывал о Теркине:
   Только взял боец трехрядку,
   Сразу видно - гармонист.
   Для началу, для порядку
   Кинул пальцы сверху вниз.
   ...............
   Но в моих ушах звучали другие слова "Хорошие люди, да не все... Только я не уверен..." Кого имел в виду Виктор? Листопада? Я невольно поискал его глазами. Он стоял, прислонись к стене, и с явным удовольствием слушал стихи.
   Встретив Листопада, Виктор, естественно, вспомнил злополучную защиту. Хорошим человеком он Листопада считать не мог. Но в чем он сомневался? В чем он не был уверен? Что Листопад - тот самый Листопад? Нет, не о Листопаде он думал, когда говорил с Мариной.
   И от той гармошки старой,
   Что осталась сиротой,
   Как-то вдруг теплее стало
   На дороге фронтовой.
   Тетя Лиза сидела против Петровича. Она наклонилась вперед, как бы боясь пропустить строчку и даже слово. За нею, облокотясь о спинку стула, стояла Вера.
   "Хорошие люди, да не все..." Петрович, Вера, тетя Лиза они тогда были на кухне.
   Плясуны на пару пара
   С места кинулися вдруг.
   Задышал морозным паром,
   Разогрелся темный круг.
   Петя стоял у окна. Он так увлекся, слушая Петровича, что двигал руками, как будто сам играл на гармони. А когда пошел пляс, то он начал притоптывать ногами. Казалось, он сам вот-вот затанцует. Б. В., посмотрев на Петю, не смог удержать улыбки и что-то шепнул Вере.
   "Хорошие люди, да не все... Только я не уверен..." Петя был на базе. Б. В. небольшого роста. Отпадают.
   Петрович умолк. Раздались бурные аплодисменты.
   - Сергей Петрович, еще что-нибудь.
   - Еще отрывок...
   Неслось со всех сторон.
   - Петрович, давай про переправу, - попросил Харламов.
   - Про медаль, про медаль, - требовал Листопад.
   "Хорошие люди, да не все..."
   Харламов и Кронид были вместе на Бете.
   Олег подошел к Гиви и что-то ему сказал. Олег в тот день был со мной на Альфе. Гиви? Но тогда зачем он настаивал, чтобы Марина мне передала разговор с Виктором. Теперь, когда уже все улеглось.
   Нет, все это чепуха, явная чепуха.
   Скорее всего Марина, сама того не желая, исказила разговор с Виктором. Когда тучи над Гиви стали сгущаться, она непроизвольно придала словам Виктора такой оттенок, такой смысл, который защищал любимого человека.
   И все же слова "Хорошие люди, да не все... Только я не уверен..." вопреки всякой логике продолжали звучать. Слова, сказанные за день до гибели, почти последние слова Виктора.
   Дверь в комнату Виктора была заперта, но Олег легко открыл ее своим ключом.
   Затхлый воздух, пыль. Очевидно, после похорон сюда никто не входил. На крючке сиротливо висела модная лыжная куртка и рядом - яркая вязаная шапочка.
   Как давно это было - последний приезд Миршаита, Виктор, стоящий у "газика" в этой куртке и в этой шапке. Потом песни под гитару, стихи...
   На столе были разбросаны листы исписанной бумаги. Я стал перебирать страницу за страницей. Формулы, выкладки, расчеты и почти никаких слов. Местами попадались рисунки женские головки, кораблики. Пошла серия мужских лиц с бородой и усами. Видимо, у Виктора была привычка рисовать в минуты раздумья.
   - Посмотри, что за странная идея разрисовывать самого себя, - сказал Олег, протягивая полоску неразрезанных фотографий.
   На одной из них Виктор пририсовал себе бороду и усы.
   - Действительно, чудно. Может быть, собирался отпустить бороду и хотел посмотреть, как будет выглядеть? Никогда не думал, что борода так меняет человека, - добавил я, разглядывая фотографии.
   Мы просмотрели исписанные листы, порылись в ящиках стола, перебрали книги на столе. Ничего интересного. Ничего, что можно было бы связать с последними словами Виктора.
   Я вернулся к себе.
   "Хорошие люди, да не все..." Нет, к черту. Надо сесть писать. Все выяснено, все. И время гибели точно установлено, и непричастность каждого из нас доказана. Я мысленно перебрал все доводы, аргументы. Лишь одна маленькая деталь, мелочь, оставалась непонятной. Стоит ли придавать ей значение? Не слишком ли я педантичен? А если...?
   Утром я посоветовался с Олегом, потом извинился перед Б. В., сказав, что не успел написать, что мне нужен еще день.
   После обеда, снова все обдумав, я вышел из дома. Протон лежал у крыльца и возился с большой обглоданной костью. Увидев меня, он заурчал и в то же время энергично замахал хвостом, показывая, что урчание не надо принимать всерьез.
   - Протон, пошли гулять!
   "Гулять" было любимым словом. Протон оставил кость и побежал передо мной, поминутно оглядываясь, чтобы убедиться, что я иду следом. Мы дошли до тропинки, ведущей к Альфе, и пошли дальше по дороге. Я остановился там, где предположительно погиб Виктор, лег и осторожно подполз к краю дороги. Хотелось увидеть сверху небольшой обломок скалы, вблизи которого мы нашли Виктора, и таким способом уточнить место, откуда его столкнули.
   Неожиданно Протон зарычал, схватив меня за штанину, стал дергать и тащить от обрыва. Я встал. По дороге шел Харламов.
   - Так и свалиться недолго. Что рассматриваете? спросил он.
   - Да так, ничего особенного, уточняю детали. Ведь Б. В. просил все описать, - ответил я.
   - А, понятно. Уточняйте, уточняйте, чтоб все было ясно. Вот пес чертов. Вечно рычит на меня, - сказал Харламов и пошел в сторону Беты.
   Примерно часа через три и мы с Олегом пришли на Бету.
   - Кронид Августович, - начал Олег, - Б. В. придает большое значение эксперименту, который вы ведете. Он предложил кому-либо из нас, мне или Игорю, перейти работать на вашу установку. Не могли бы вы рассказать поподробнее об эксперименте, возможно, одному из нас этот опыт больше придется по душе.
   Как всегда в разговоре с Кронидом, Олег говорил громко, с тем чтобы тот без труда его слышал.
   - Конечно, с удовольствием, - ответил Кронид. - Нам вдвоем с Алексеем Тихоновичем очень трудно.
   Кронид пригладил бороду, закурил трубку. Мы сели и приготовились слушать. Рассказывал он интересно, с огоньком. Чувствовалось, что сам увлечен новым экспериментом.
   Минут через десять после нашего прихода послышался отчетливый протяжный крик. Крик человека. Как раз в этот момент Кронид умолк и сделал глубокую затяжку. Он, видимо, ничего не слышал и, выпустив мощный клуб дыма, как ни в чем не бывало продолжал излагать основную идею своего эксперимента. Харламов вздрогнул, посмотрел на нас, но, увидев невозмутимые лица трех человек, ничего не сказал и продолжал работать.
   Минут через пять снова раздался крик. На этот раз значительно громче. Видимо, кто-то кричал с более близкого расстояния. И снова Кронид не прервал свой рассказ. Харламов резко повернулся к нам. В его глазах была заметна полная растерянность. И вновь он увидел спокойные лица.
   Кронид кончил. Мы задали несколько вопросов и обещали на следующий день решить, кто из нас перейдет на Бету.
   - Рабочий день, кажется, кончился. Вы собираетесь идти или задержитесь? - спросил я Кронида, глядя на часы.
   - Да задержусь минут на двадцать.
   - Если не возражаете, мы подождем вас и по дороге еще поговорим.
   Шли мы вместе - Кронид, Олег и я. С нами весело бежал Протон. Немного отстав, шагал Харламов.
   Пока что все шло по намеченному плану, хотя, признаться, результат был неожиданным. Теперь следовало избежать преждевременных вопросов, в особенности со стороны Б. В. Но я знал, что Б. В. не будет что-либо спрашивать в присутствии сотрудников лаборатории, и поэтому пришел в столовую с опозданием, когда ужин уже начался.
   После ужина я встал и попросил меня выслушать.
   - Товарищи, извините, что я вновь возвращаю вас к трагической гибели Виктора Бойченко.
   Я заранее продумал каждое слово своего заявления и вопреки обычному говорил очень последовательно и, кажется, даже немного по-книжному.
   - Как вы знаете, Борис Владимирович просил меня подробно изложить в письменном виде все обстоятельства гибели Виктора. Одна деталь остается для меня совершенно непонятной.
   Петрович хотел что-то сказать, но я протестующе поднял руку.
   - Непонятно следующее. Во время гибели Виктора Кронид Августович и Алексей Тихонович были на Бете и слышали крик. Нам всем известно, что Кронид Августович плохо слышит. Остается неясным, мог ли Кронид Августович расслышать крик Виктора?
   Тут вмешался Б. В.
   - Что вы опять затеяли? Кронид Августович слышит плохо, но он не абсолютно глух и вполне может услышать крик.
   - Минуточку, Борис Владимирович. В физике сомнение решается экспериментом. Где-то я читал, что эксперименты применяются и в следственной практике. Так вот, сегодня к концу рабочего дня Олег и я находились на Бете. В это время раздался крик. Быть может, кто-либо из присутствующих его слышал. Закричал по нашей просьбе Петя. Кричал он с дороги, с места гибели Виктора, кричал так же, как в тот день Виктор. Этот крик слышал Олег, слышал я и, кажется, Алексей Тихонович.