Биармы видели все это с берега, но никто из них не показывался. Они выжидали.
   Викинги вынули весла из весельных дыр и сложили их вдоль бортов. Опустился полосатый парус. За борт упал якорь. Рядом с драккаром Хунда бросил якорь корабль Карле.
   Викинги повскакали с румов и с любопытством смотрели на незнакомый берег. Потом они стали приводить в порядок свои корабли. Орвар ударил в гонг — сигнал к ужину.
   Ночью вверх и вниз по реке шныряли дозорные лодки викингов с вооруженными моряками. На кораблях усталые команды рано легли спать.
   По берегу, у городища Ой-Ял, крадучись и прячась за деревьями, до утра ходили дозорные биармов, стерегли каждый шаг незваных гостей.

Глава тринадцатая. ДАРЫ НОРВЕЖСКОГО КОРОЛЯ

   Едва занялась заря. Туре Хунд уже был на ногах: пришло время больших дел, спать, нежиться на мягких шкурах некогда. К нему на корабль прибыл Карле, и они стали готовиться к высадке на берег.
   Туре знал обычаи лесных людей: без ведома старейшины торг не мог состояться. Поэтому еще с вечера викинги приготовили дары Хальмару. Давний обычай торговых людей. Отступать от него нельзя.
   Туре Хунд взял кожаный мешок, принесенный Орваром, и вывалил его содержимое на палубу. Тут было ожерелье из тонких, как ноготь, золотых монет, ножной и ручной медные браслеты, стеклянные бусы, дюжина металлических наконечников для стрел, две женские рубашки с глубоким вырезом из тонкого полотна — на тот случай, если у старейшины окажется жена, отрез сукна в десять локтей и норманский нарядный плащ из тонкой шерсти с позолоченной пряжкой.
   — Скажем ему, что все это послал король, — проговорил Туре. — Хватит этого?
   — Вот еще несколько эртогов «Эртог (эре) — денежная единица у норманнов» серебра от нас с Гунстейном, — сказал Карле, бросив в кучу мешочек с монетами. — Этого вполне хватит. Я и то думаю, что жирно будет. .
   Туре вздохнул:
   — Прошли времена, когда туземцы довольствовались какими-нибудь пустяками. Они узнали снег тигля «Снег тигля — серебро», марку сукна «Марка сукна — мера стоимостью в эртог серебра» и, будь уверен, могут отличить английскую шерсть от холста! . .
   — Это верно. Туземцы стали корыстолюбивы, — сказал Карле. — Как бы не продешевить на торге!
   — Ничего! Мы свое возьмем. Я старейшине припас еще особый подарок. Я знаю вкусы этих биармов, черт их побери!
   Туре достал из кошелька бронзовую фигурку на витом шелковом шнурке. Фигурка изображала медведя с поднятыми лапами и разинутой пастью.
   — Амулет! — пояснил Туре. — Допустим, что он охраняет охотника в рукопашной схватке со зверем. Таких медведей траллс Минор отливает сотнями и продает по пять пеннингов «Пеннинг — самая мелкая монета» за штуку, — рассмеялся Туре. — Биармы очень ценят амулеты. 
   — Будем ли брать с собой охрану? — спросил Карле.
   — Возьмем десятка два викингов и оставим их на берегу. Если будет опасность — протрубим в рог, и они прибегут на помощь.
   — Успеешь ли протрубить? Скрутят — не опомнишься!
   — Не посмеют! У нас на драккарах больше сотни воинов. Сотня викингов стоит тысячи туземцев! Они это прекрасно знают. И потом они, кажется, редко нападают первыми…
   Орвар, уложив дары в мешок, крепко завязал его. Спустили две лодки и поплыли к берегу.
 
***
 
   С того времени, как появился парус, с берега в дом старейшины маленький, юркий биарм Вадуга приносил одну за другой вести о норманнах:
   — О старейшина! Они бросили мечи на палубу и подняли на шесте белого зайца!
   — Они притихли. Ударил бубен. У них, наверное, ужин.
   — Их лодки мутят воду вокруг кораблей. В лодках оружные нурманны.
   — С зарей на корабль Собаки прибыл с другого корабля другой нурманн. Одет богато. Видно, знатный человек.
   — Они спустили две лодки, полные людей, и плывут к берегу!
   Еще ночью Хальмар позвал старого мудреца и шамана Пукана. В хижину неслышно вошел согбенный поджарый биарм с лысой головой и вислыми, как у моржа, седыми усами. Под мышкой он принес три сухих можжевеловых полена и одно с тремя сучками — осиновое. Пукан догадывался, зачем его позвал старейшина, но мудрецу не пристало без нужды распускать язык, словно собачий хвост, и он молча ждал у порога.
   Хальмар сидел перед очагом на березовом чурбане. Он сказал Пукану:
   — Я позвал тебя, чтобы ты разгадал мысли нурманнов. Будет литься кровь или все обойдется миром?
   — Чтобы ответить, старейшина, на твой вопрос, мне надо сесть к очагу, — скромно промолвил мудрец.
   Хальмар знаком пригласил Пукана сесть у огня.
   Пукан уселся на скамью и положил на свои тощие острые колени принесенные с собой дрова. Несколько минут он молчал и не сводил глаз с огня, пылавшего в очаге, как будто силился там что-то разглядеть. Наконец лицо его оживилось, усы вздрогнули, и он сказал шепотом:
   — Прошу тебя, старейшина, молчать. Молчи, смотри и навостри ухо. Голубой огонь показался. Пришло время звать дух предков.
   Пукан взял железную кочергу и подгреб к краю очага горку угольев, дышавших золотым огнем. Он подождал, когда пламя, исходящее от них, станет голубым. Потом положил на уголья крест-накрест три можжевеловых полена, а сверху — осиновое. Поленья вспыхнули неожиданно быстро дивным синим огнем. Пукан словно не замечал жара. Он склонился близко к пламени и впился в него острым взглядом. Хальмар тоже приблизил свое лицо к синему огню.
   Пукан начал говорить, не сводя глаз с пламени:
   — Смотри, старейшина, — точно сухая трава под ветром шелестел его голос. — Вон, в синем пламени, маленький человек. Это дух предков. Он показывается на мой зов…
   Старейшина всматривался в синее пламя, но маленького человека не видел. Но колдун приказал ему молчать, и Хальмар молчал.
   — Дух предков! Добрый, всемогущий дух, — говорил Пукан. — Я обеспокоил тебя. Прости меня и не обижайся. Мне надо ответить моему народу, зачем пришли к нам Вик-Инг. Какое лихо привезли они на своих ладьях под разбойными парусами?
   Пукан умолк и, неотрывно глядя на пламя, прислушался. Хальмар застыл в неподвижности. Потрескивали головни в очаге. Дым стлался под потолком и уходил в трубу. И тут в хижине раздался тихий, совсем тихий голос:
   — Они пришли торговать. Войны не будет. Но берегите Богиню Вод!.. Берегите мать-Иомалу…
   Голос умолк, и синее пламя сменилось алым. Пукан взял кочергу и осторожно сдвинул обугленные можжевеловые поленья в середину очага. Он выпрямился и вопросительно посмотрел на старейшину. Хальмар сказал:
   — Я слышал.
   — Все ли я сделал для тебя, старейшина? — спросил мудрец. — Могу ли я идти?
   — Можешь идти. Спасибо. Иомала не забудет тебя…
   Хальмар встал. Пукан тоже встал, поклонился и, как тень, исчез за дверью.
   Хальмар опять сел перед очагом. Позади послышался шорох. Придерживаясь за косяк двери, вошла Хальмиора. В длинной рубахе, худая, с распущенными волосами, она еле стояла на ногах. Глаза ее горели сухим лихорадочным огнем.
   — Зачем поднялась? — спросил Хальмар. — Зачем делаешь себе худо?
   — Я вижу тень заботы на твоем лице, — сказала жена. — Всю ночь хлопала дверь, и к тебе ходили люди. Скажи мне, что за беда стучится в дом?
   — Пришли нурманны.
   — Нурманны? Вик-Инг? Что им надо в нашем краю?
   — Они пришли торговать. Не думай об этом. Все обойдется. Это — забота мужчин. Иди, лежи.
   — Мне стало легче. Я хочу посидеть с тобой! — настойчиво говорила Хальмиора.
   — Скоро опять будут приходить люди. Не мешай. Давай, я отведу тебя.
   Успокоив жену, Хальмар взял плошку со светильником и пошел в чулан с оружием. Он долго рассматривал свои доспехи — проверил каждую чешуйку железной кольчуги, щит, потрогал, крепко ли сидит копье на древке, и, наконец, взял в руки топор — подарок ватажного старосты Владимирка. У топора было широкое блестящее лезвие на длинной дубовой рукояти.
   Он держал топор в руках и вспоминал о первой встрече с новгородскими ватажниками, когда они только еще пришли сюда и начали строить свои большие бревенчатые хижины.
 
***
 
   Едва викинги высадились на берег и поднялись на крутой обрыв, как на тропе перед ними встали биармы. Впереди — низенький, толстый человек в оленьей безрукавке до колен и рубахе из серого грубого полотна, с хитрыми, заплывшими жиром глазками — виночерпий Рутана Сантери. За ним — высокий, стройный юноша в нарядной, шитой узорами меховой куртке, с непокрытой темноволосой головой и чуть-чуть раскосыми синими глазами — Рейс. И тот и другой были безоружны.
   Туре, Карле и Орвар остановились, всматриваясь в лица биармов и силясь угадать их намерения. Сантери сверлил своими хитрыми глазками викингов и, казалось, видел их насквозь. Он не переставал кланяться и улыбаться, не без труда кивая круглой головой на толстой бычьей шее. Рейе стоял в настороженной позе.
   На викингах, были надеты кожаные куртки, а поверх — богатые плащи с золотыми пряжками на груди. Под плащами топорщились длинные и тяжелые мечи. Орвар держал на плече мешок.
   Наконец Туре поднял руку в знак приветствия. Его примеру последовали Орвар и Карле. От взгляда Хунда не укрылось то, что на лбу толстого биарма сохранился след клейма. Страшный знак, который выжигали каленым железом норманны на лицах своих рабов — траллсов.
   — Можно ли узнать, зачем к нам пожаловали славные викинги? — на ломаном норвежском языке спросил Сантери.
   — Мы привезли много товаров. У нас есть золото и серебро, — отозвался Хунд. — На все это мы хотим купить дорогие меха. Больше нам ничего не надо.
   — Мирным купцам у нас дорога открыта, — сказал Сантери. — Видите, мы встречаем вас вдвоем и без оружия. Мы знали, что благородные викинги пришли к нам с миром, — продолжал Сантери, не сходя, однако, с тропы и не уступая викингам пути.
   Туре быстрым взглядом окинул густые кусты, росшие по сторонам. Кусты были неподвижны, но ярл чуял, что в них скрывается много людей.
   Туре перевел взгляд на Сантери и вежливо заметил:
   — Мы идем с дарами к вашему старейшине Хальмару.
   — Старейшина вас ждет. Но к нему в дом с мечами не ходят.
   — Хорошо. Мы оставим мечи у входа, — недовольно бросил Туре и добавил резко и повелительно: — Веди, траллс!..
   Сантери вздрогнул: ярл узнал в нем бывшего раба. Виночерпий замер на тропе и, подняв голову, посмотрел Хунду прямо в глаза. В его взгляде было такое, что заставило ярла насторожиться: затаенная покорность и почти собачья преданность. Виночерпий оглянулся на Рейе, сделал нарочито хмурое лицо и быстро сказал по-норвежски Туре Хунду:
   — Морской конь «Морской конь — корабль викингов» — желанный гость. .
   Хунд понял значение этих слов. Сантери оказался для викингов своим человеком в становище биармов. Усилием воли подавив в себе удовлетворение от встречи с этим человеком, ярл повторил приказание:
   — Веди нас к старейшине. Время идет.
   Сантери пошел впереди, Рейе, ничего не понявший из этого короткого разговора, — следом за викингами. Дружина Туре и Карле осталась на берегу.
 
***
 
   Морской конь — желанный гость. С этими словами связано многое в жизни Сантери, когда он стал на тропу хитрости и вероломства.
   Сантери родился и вырос в этих лесах. Когда ему исполнилось двадцать лет, в середине лета к берегу Вины пришли три корабля норманнов, предводительствуемые Свейном Коротконогим. Свейн сошел на берег и стал торговать с местными жителями. Набив мешки и отсеки на кораблях мягкой рухлядью и моржовым зубом, перед самым отплытием он решил разграбить Ой-Ял, рассчитывая на свой сильный отряд в полтораста человек.
   Норманны напали на биармов рано утром, перед зарей. Забил сигнальный бубен. Биармы с оружием в руках бежали на место сбора. Среди них был и Сантери с отцовской тяжелой палицей и кожаным щитом.
   Биармы яростно отбивались от чужеземцев. Но викинги все-таки потеснили их к опушке леса. Путь отступления был усеян трупами биармских воинов. Среди них корчились в предсмертных судорогах и немногие из норманнов, ужаленные стрелами.
   Собравшись с силами, биармы опять бросились на норманнов. Сантери, раненный в плечо, возбужденный схваткой, вырвался вперед.
   Он на всю жизнь запомнил тот миг, когда на него с исступленным воем кинулся один из берсерков, самых отчаянных головорезов, тех, которые бросались в бой, обнаженные до пояса, и шли напролом с тяжелыми и острыми мечами, круша все на своем пути.
   Увидев берсерка, размахивающего мечом, Сантери струсил и уклонился в сторону. Меч берсерка опустился на голову того биарма, что бежал следом за Сантери.
   Сантери не удалось спрятаться в лесу. Норманны, разметав дружину биармов, схватили его и утащили пленником на корабль.
   И хотя Сантери был ранен, ярл не выбросил его в море на обратном пути: молодой биарм был крепко сложен, силен и, если его вылечить, мог стать нужным работником в усадьбе Свейна.
   Семь раз день сменялся ночью, пока корабли шли к глубокому фиорду близ Усеберга, где была расположена усадьба Свейна Коротконогого. Старуха-знахарка быстро поставила на ноги молодого чужеземца, и Свейн заставил Сантери пасти коров.
   Сантери жил вместе с работниками ярла в низкой продымленной каменной лачуге, приткнувшейся к скале на усадьбе Свейна. По утрам он выгонял скот в долину, вечером возвращал его домой. Молодой биарм тосковал по родине. Однажды он попытался бежать, но слуги ярла догнали его, жестоко избили, и Свейн посадил его на цепь, приковав к стене, окружающей двор, рядом с лютым псом-волкодавом. Три дня его держали без воды и пищи, а потом выжгли на лбу клеймо и надели железный ошейник.
   Вольная жизнь пастуха кончилась. Сантери выполнял на усадьбе самую черную и тяжелую работу: чистил хлевы, рубил дрова, тесал камни для новой постройки, затеянной хозяином. Воля Сантери была сломлена, он примирился со своей участью. Однажды он попросил хозяина, когда тот проходил мимо:
   — Мой господин, прости меня за побег. Я очень прошу сделать меня снова пастухом.
   — Для того, чтобы опять бежать и быть повешенным?
   — Нет, я больше не побегу. Я буду верен хозяину.
   Ярл усмехнулся и ничего не сказал. Он собирался в поход в Данию и решил, что лучше будет, если этот биарм останется на усадьбе при догляде слуг и жены.
   Через три месяца Свейн вернулся из похода веселый и подобревший. Три дня в его доме длился шумный пир. Сантери прислуживал гостям, принося из кухни яства и питье, и старался делать все так, чтобы хозяин остался им доволен. Неволя научила его угодливости, хитрости и изворотливости. Ярл это заметил, а на следующее лето опять приставил Сантери к стаду, а осенью дал ему новую одежду и отдельный угол в доме для прислуги. Сантери научился варить пиво из ячменя и постепенно сделался незаменимым работником на усадьбе. Хозяин требовал от него повиновения, и Сантери повиновался.
   После похода в Англию ярл занемог. Он постарел, осунулся. Жена его Ингибиорга — светловолосая красавица, вдвое моложе мужа, ухаживала за ним, как за малым ребенком. Но дни Свейна Коротконогого были уже сочтены. Он решил оставить по себе хорошую память друзьям-викингам, которым предстояло еще много походов в разные моря и чужие дальние земли. Свейн вспомнил о Сантери и позвал его к себе.
   — Пришло время тебе возвращаться на родину. Я отпускаю тебя в Бьярмаланд.
   — Мой господин! — сказал Сантери. — Теперь моя родина здесь. Ты щедро и милостиво ко мне относишься, и я умру на твоей земле.
   Свейн нахмурился и чуть повысил голос:
   — Траллс мне возражает? Он хочет, чтобы я приказал утопить его в фиорде?
   Сантери испуганно замолчал. Ярл бросил на земляной пол к ногам биарма кожаный кошелек с серебром.
   — Вот тебе деньги для того, чтобы в Бьярмаланде ты мог обзавестись домом и хозяйством. Но эти деньги тебе надо отработать. Это — плата вперед. В Бьярмаланде ты будешь нашим человеком. Когда туда придут драккары норвежцев, ты должен будешь сказать им: Морской конь — желанный гость и оказывать нашим людям всяческие услуги. Они будут щедро вознаграждать тебя. У викингов должны быть везде свои глаза и уши.
   Ярл помолчал и после некоторого раздумья добавил:
   — Может быть, со временем я позову тебя сюда, если тебе нравится здесь. Тогда я дам тебе дом и женю на красивой норвежской девушке. Все может быть… А теперь иди.
   В середине лета, когда ярла уже не стало, его сын посадил Сантери на корабль, идущий в Альдейгьюборг «Альдейгьюборг — Старая Ладога», и оттуда Сантери после долгих мытарств, пробираясь лесами и болотами, возвратился на родину, в Ой-Ял.
   Перед входом в хижину старейшины Сантери остановился и знаком приказал снять мечи. Карле, Туре и Орвар отстегнули пояса с мечами и сложили их у входа. Сантери отворил низенькую дверь и пропустил ярлов вперед.
   В большой комнате с закопченным потолком было пусто. Ярко пылал очаг. Сантери показал на широкую сосновую скамью у стены, и гости сели. Виночерпий отворил дверь в следующую комнату и громко сказал:
   — Почтенный старейшина! Вик-Инг пришли к тебе в гости. Свои мечи они оставили за порогом.
   Сантери отошел от двери и, обогнув очаг, встал рядом с Рейе. Лица биармов, багровые от пламени, стали непроницаемыми.
   Из внутренней комнаты вышел Хальмар. На нем просторная куртка из выделанной кожи, обшитая красивым узором по воротнику, подолу и рукавам, новые полотняные штаны и легкие сапоги из лосиной кожи с загнутыми носками, украшенные кусочками оленьего меха и цветного сукна. На голове старейшины — массивный серебряный налобник с золотым амулетом — соболем на лбу.
   Викинги встали и поклонились. Рослые ярлы чуть ли не задевали головами низкий потолок. Старейшина пригласил их сесть, сел и сам на трехногий стул с резной спинкой.
   Хальмар хлопнул в ладоши, и двое биармов внесли стол с угощением. Тут были деревянные блюда с жареным мясом лося, бочонок с брагой, запеченная утка на глиняном блюде, вяленая и соленая рыба — сиги, семга, сельдь и щука.
   Хальмар не подал виду, что знает по-норвежски и сказал на родном языке:
   — Гости устали и проголодались. У Холодного мыса им, наверное, подвело животы. Все, что на столе, прошу есть и пить. На голодный желудок серьезный разговор вести нельзя. В голодном животе поселяются злые духи. Изгонять их нужно медом и пищей. От пищи человек становится добрее и разумнее.
   Хальмар улыбнулся и подал знак Сантери. Тот перевел эти слова. Викинги заулыбались, закивали и подвинулись ближе к столу. Хальмар налил в деревянные кружки меда.
   Рейе, стоя позади очага, вглядывался в лица викингов, осматривал их одежды, вслушивался в отрывистую чужеземную речь.
   Когда гости насытились и изгнали из живота злых духов, Хальмар начал говорить о деле.
   — Чем будут заниматься Вик-Инг на нашем берегу?
   — Прежде всего мы просим старейшину принять дары норвежского короля! — сказал Туре Хунд. — Мы желаем богатства и счастья твоему народу.
   Орвар тотчас развязал мешок и выгрузил на прибранный стол подарки. Хальмар поблагодарил викингов и короля норвежского и хлопнул в ладони. Из соседней комнаты юный биарм притащил туго завязанный кожаный мешок с шкурками соболей, выдр, бобров и куниц.
   — Примите и вы мой подарок, — сказал старейшина.
   — Спасибо, старейшина! Мы передадим все это королю, когда вернемся домой, — сказал Туре. Он достал из своего кошелька амулет и вручил его Хальмару, сказав:
   — Это священный амулет. Он хранит охотника в схватке со зверем. Мне его подарил отец, когда вернулся из похода в Исландию. Прими, старейшина, мой дар!
   Когда с дарами было покончено, Туре попросил старейшину о том, чтобы все биармы были оповещены о торге, — и те, кто близко, и те, кто живет в дальних лесах. Пусть все несут на берет Вины на торг побольше мехов, моржового зуба, выделанной и невыделанной кожи. Норманны будут платить за все это золотом, серебром и своими товарами. Торг будет идти честно, без обмана. Ярл просил старейшину сказать всем биармам, что викинги пришли сюда с миром. Что тот, кто пожелает осмотреть их корабли, будет почетным гостем на драккарах. А после торга викинги поднимут паруса и отправятся в обратный путь.
   Хальмар дал согласие на торг.
   Викинги распрощались и вышли из дома старейшины. Нацепив за порогом свои мечи, они, довольные, отправились на корабли.

Глава четырнадцатая. НА ТОРГЕ

   Принеси сюда весы, и я скажу, сколько стоит мои кошелек!
Исландские саги

   Торг с норманнами являл собой зрелище любопытное и редкое в этих местах. Неподалеку от стоянки драккаров, на берегу, на большой луговине, открытой всем ветрам и солнцу, были устроены на вбитых в землю кольях длинные прилавки из досок. На них норманны разложили товары, небольшие весы с чашечками из тонкой бронзы, чтобы взвешивать серебро и золото.
   К берегу приткнулись лодки викингов. В лодках сидели вооруженные скандинавы, готовые выйти на берег по первому зову ярлов.
   Дни стояли погожие, ясные, и товары, разложенные на прилавках, и цветные плащи викингов, и праздничные наряды биармов — все выглядело пестро и красочно.
   Внизу, в небольшом отдалении от берега, на реке, стояли на якорях корабли викингов, легкие, изящные, с форштевнями, увенчанными резными золочеными фигурами.
   Давно берега Вины не видели такого смешения красок, такого обилия людей и товаров.
   Первым явился на торг купец Рутан. Едва викинги успели разложить свои товары и приготовить сундучки с деньгами, как он, подобно ежу, выкатился из лесу и, отдуваясь и пыхтя, приблизился маленькими шажками к прилавку. Двое мужчин несли за ним объемистые, туго завязанные мешки. Окинув наметанным взглядом торг, Рутан определил, что главным купцом тут является пузатый, чернобородый викинг в плаще цвета крови, с золотой пряжкой на груди — Туре Хунд, — и направился к нему. Вскоре подошел и Сантери, которому отводилась роль переводчика. Толстое узкоглазое лицо виночерпия, гладкое и безусое, как у евнуха, выражало готовность и угодливость.
   Рутан подошел к прилавку и, приложив руку к сердцу, поклонился Хунду, затем отвесил поклон Карле и Гунстейну, стоявшим в двух шагах от Туре. Братья были в одинаковых голубых плащах и красных куртках.
   — Рад видеть знатного купца из-за моря! — сказал Рутан.
   — Рад видеть знатного купца с берега! — отозвался Хунд.
   Сантери переводил разговор.
   — Что хочет купить викинг Хунд? — осведомился Рутан.
   — А что хочет продать купец Рутан? — улыбнулся Туре в ответ.
   По знаку Ругана один из его слуг положил к ногам купца мешок.
   — Развяжи! — приказал купец.
   Биарм быстро развязал мешок. Рутан запустил в него руку и, не сводя глаз с ярла, выбросил на прилавок несколько беличьих шкурок.
   Туре Хунд усмехнулся, взял одну из шкурок и небрежно потряс ею в воздухе:
   — Товар не по знатному купцу! Я бы на твоем месте выбросил на прилавок бобров или соболей!
   Рутан сокрушенно закивал головой, затряс нечесаными, спутанными волосами и зацокал языком:
   — Це-це-це… Нынешние годы неудачливы для охотников. Бобры ушли на новые места. Черные соболи убежали далеко в тайгу. Корму мало. А тех, что остались, выловили волки. Смотри, викинг, какой мягкий мех! Хорошее одеяло можешь сшить своей жене! А если у тебя не одна жена, — всем хватит того, что в моих двух мешках. А не хватит — еще принесу!
   Карле и Гунстейн переглянулись, догадавшись, что Рутан хитрит.
   Но торг есть торг. Туре Хунд взял шкурку, вывернул ее наизнанку, осмотрел мездру, помял шкурку в своих толстых сильных пальцах и положил на прилавок.
   — Сколько у тебя таких шкурок?
   — В одном мешке полсотни, в другом полсотни, — ответил Рутан.
   — Что ты хочешь за сотню белок?
   — А что ты можешь дать за них? — прищурился Рутан.
   — Шесть локтей красного сукна.
   — Показывай сукно.
   Туре Хунд склонился к большому кожаному кулю, лежавшему у его ног на траве, пошарил в нем и выложил тонкое сукно вишнево-красного цвета. Рутан схватил отрез и стал его смотреть. Толстые, коричневые то ли от загара, то ли от грязи пальцы его быстро пробежали по кромке товара, стали ощупывать сукно, поглаживать его против ворса. Рутан посмотрел сукно на солнце, попробовал его прочность и с недовольным видом отпихнул его от себя:
   — Плохое сукно. На солнце просвечивает, как паутина. Такого сукна за мой товар надо двадцать локтей!
   — Это сукно плохое? — изумленно воскликнул Хунд. — Это самый лучший товар! Что ты понимаешь в сукнах!
   Он взял отрез и хотел было сунуть его обратно в куль, но Рутан удержал его:
   — Пятнадцать локтей!
   — Семь.
   — Двенадцать!
   — Восемь!
   Сантери едва успевал переводить.
   — Одиннадцать, — говорил Рутан.
   — Девять, — прибавил Хунд.
   — Ладно. Десять.
   — Давай шкурки!
   Рутан снова пощупал сукно, опять скорчил недовольную гримасу, но махнул рукой:
   — Пусть будет по-твоему. Только из уважения к гостю я отдаю шкурки дешевле.
   — Я ценю твое уважение, — отозвался Хунд и, взяв с прилавка дубовую мерку, показал ее купцу, чтобы тот убедился, что мерка сделана без обмана. Затем ловко, будто торговал всю жизнь, отмерил и отрезал острым, как бритва, ножом десять локтей. Рутан принял отрез и передал его слуге не глядя.