Богданов Николай Григорьевич. Чудесники

   - Да я уже светлею, белею!
   - Не то, не то, - махнула рукой Шагайка, - есть у меня близкий человек, которому передам я тайну. Есть! - Старуха улыбнулась, морщины на лице ее разошлись, как лучи, и оживили хмурое лицо.
   - Кто ж это такой? - ревниво спросил Афанасий.
   - Наша кровная родня, дочь Василия!
   - Разве она жива?
   - Жива, - торжествующе сказала старуха, - с малых лет жила сироткой в детском доме, училась, стала светлым человеком и знает розмысл числ! Вот от нее письмо, - Шагайка вынула из-за пазухи конверт и снова залилась слезами.
   - Чего ты плачешь, внучка жива, ну и хорошо!
   - Как же хорошо, когда не могу я ей, болезной, послать денег или какую посылку! Обманул меня Вильгельм, совсем обидел! Бывало, как получу ее письмо, так никому не покажу, спрячу. А сама ей денег шлю, либо какой еды в посылке. Читать, писать не умею, а по этим посылкам она знала, что жива ее бабушка. Адрес-то мне писал сам начальник почты. Никому я больше не доверяла.
   - Чудеса, - протянул Афанасий. - Вот бы знать, чего тут написано?
   Бабушка взяла Афанасия за руку и сказала:
   - Есть у тебя деньги?
   - Нет, - смутился Афанасий, - совсем немного.
   - У кого же мне взять денег? Надо мне внучку вызвать, послать ей на дорогу. Чтобы ехала сейчас, помру ведь я скоро! Не пропала бы тайна!
   - Не иначе, тебе просить у Вильгельма.
   - Не даст, зол он на меня.
   - А ты зачем ему вредила?
   - Заставляла его долг отдать, пугала его, усатого разбойника! Ведь я его отцу, мельнику, посулила тайну открыть. Они меня за это обещались весь век кормить, а потом обманули.
   - Так, так, - отозвался Афанасий, - теперь мне понятно. Ну, а зачем ты все-таки на старый пчельник-то забрела?
   - Эх, бесчувственный ты человек, Афанасий. Ведь это наше старое гнездо, недаром и зовут его Шагаевским пчельником. Тошнехонько мне одной. Вот забреду сюда, сяду на эти старые колоды, и словно я среди своей родни.
   Закрою глаза, и слышно мне, как пчелки шумят, надо мной золотую паутину вьют. И кажется мне, обступают со всех сторон милые лица, родные. Мать с отцом. Дедушка с бабушкой, все они тут жили. Медку я первый раз в жизни вот тут вкусила. Горе впервые здесь узнала... Как же мне сюда не зайти, когда тоска одолеет?
   Старуха всхлипнула и приложила к глазам конец платка.
   Афанасий, ворча про себя, отошел и стал готовить щуку к копчению. Продел под жабры проволоку, намотал ее на палку, выбрав потолще. Оставалось засунуть ее сверху в трубу.
   - Я-то на старое гнездышко поплакать прихожу, а тыто чего здесь колдуешь? - спросила бабушка Шагайка, наблюдая его приготовления.
   - Да вот рыбку готовлю для пикника. Собрался мой Федя с товарищами здесь погулять, вместе с невестами.
   Вроде смотрин будет. Утром сюда приедут из разных деревень красавицы. Приходи, если желаешь полюбоваться.
   И тебя копченой рыбкой угощу, если не улетит она, вихорная, как ведьма на помеле.
   - А ты крепко в нечистую силу веришь? - усмехнулась Шагайка.
   - Как же мне не верить. Я охотник, я всякое повидал.
   Такое, что и нарочно не придумаешь. Вот ты послушай-ка...
   Ему нужно было подождать, пока щука примет соль, и, стараясь скоротать время, он принялся рассказывать Шагайке случавшиеся с ним загадочные происшествия.
   - Однажды, в самый полдень, залез я в густую чащобу, где знал небольшое озеро. Смотрю, посредине озера плавает громадный селезень: на свое отражение в воде посматривает, перышки чистит, прихорашивается. Ну, я посмотрел да и обмолвился: "Ишь какой леший". Потом приложился - ба-бах! Селезень сразу лапки кверху. Засучил я штаны, влез в озеро. Жулика тогда со мной не было. Схватил убитого селезня за шею, поднял против своих глаз и говорю: "Ну, ты хорош!" А селезень в ответ: "Ну и ты хорош!"
   Разжались у меня руки, селезень шлепнулся в болото, а я прочь что есть духу. Шепчу: "С нами крестная сила".
   А вдогонку мне из кустов: "Ха-ха-ха! Охо-хо!" Километра три отбежал, глядь - а ружья нет. Как домой явиться?
   Сотворил молитву и пошел обратно. Смотрю, недалеко от проклятого места незнакомые парни корзинки плетут. Горит у них костерок, и в котелке что-то варится. Обрадовался людям, подошел и рассказал, что проделала нечистая сила.
   Парни даже не удивились. "Обыкновенное дело, то. ли еще бывает". А один говорит: "У меня дедушка умел нечистую силу заговаривать: велит, бывало, лешему какуюнибудь в.ещь принести - и принесет".
   "А ружье?" - спрашиваю.
   "И ружье обратно принесет. Да вот можно попробовать, я дедушкины заговорные слова знаю". Парень сделал торжественное лицо, велел всем закрыть глаза, перекрестился кукишем и давай бормотать: "Чика, рика, чемирика - мое ружье принеси-ка, со мной рядом положи-ка, щук, шок, шебаршок - возьми себе ремешок! Готово!"
   Открыл я глаза и вижу - лежит мое ружье, только без ремня. Перекрестился я еще раз, взял ружье со страхом, решил его у дьячка святой водой сбрызнуть, а парень, колдунов внук, даже не удивился. "Это, говорит, - нам дело обыкновенное. Иди, охотничек, с нами утятину есть, давно поспела".
   Вот какой был со мной случай! Да не один.
   Видя, что старуха охотница послушать, он рассказал еще несколько таких историй и, лишь когда наступила ночь и взошла луна, опустил щуку в трубу.
   - Ну вот, теперь и костерок под ней развести можно.
   Вначале пожарче, чтобы ее жаром схватило. А уж потом побольше дымку подпустить. Когда ее жаром-то сразу припечет, в ней больше сочности сохранится. Уж это я знаю...
   Афанасий умолк и принялся раздувать костерок на загнетке.
   - Ну, а щука-то, чай, не селезень, - усмехнулась бабушка Шагайка, выпотрошенная да просоленная, теперь не стрепещется.
   - Кто ж ее знает, кто ж ее знает, - пробормотал Афанасий, - ежели она из озера в озеро под землей прошла, может и еще чего сотворить.
   И, переведя дух, снова принялся раздувать костер на загнетке. А в трубе, пониже щуки, подогреваемое огнем, все больше накалялось заряженное ружье. Яша Волчков засунул его со всем припасом в эту трубу, только не сверху, а снизу, и надежно укрепил ивовыми прутьями.
   В то время когда старый егерь раздувал огонь под своим заряженным ружьем, Ваня Бабенчиков и Яша Волчков, возвращаясь из колхоза, подходили к Волчьему острову.
   - Смотри-ка, сказал Ваня Бабенчиков, - на Шагаевом пчельнике огонек какой-то?
   - Да, что-то там светится, словно кто печку топит, - встревожился Яша Волчков.
   - Ну, кому там ночью огнем баловаться? Так, от луны, наверное, отсвечивает какая-нибудь стеклянка, - успокоил его Ваня.
   - Ой, Ваня, давай поторопимся, на пчельник забежим!
   - Да разве на водяных лыжах побежишь? Да еще с краюшками хлеба за спиной.
   - Ой, что-то мне страшно...
   А старый егерь безмятежно раздувал себе огонек на загнетке. Бабушка Шагайка, сидя на старой пчелиной колоде, задумчиво на него посматривала да свои думки думала.
   И вдруг в трубе как трахнет... Афанасия от загнетки прочь отшвырнуло. Далеко откатился он кубарем, опаленный пыхнувшим на него огнем. А из трубы вместе с клубом искр вылетела ощеренная пасть щуки и взвилась в небо, как огненный змий с дымным хвостом, страшно прогрохотав.
   Шагайка подхватила подол юбки да и бежать... Афанасий Жнивин, не поднимаясь с четверенек, бросился наутек. За ним Жулик с громким лаем.
   Потом охотник остановился перевести дух. Ужасный запах паленой шерсти заставил его чихнуть.
   - Ох, свят, свят, кажись, вместо щуки я черта подпалил?! - насилу опомнился суеверный егерь. Стал приводить себя в порядок, погладил по привычке усы и не обнаружил их. Провел по бороде - на пальцах остались только клочки спаленных волос. - Ой, горе мне! Как же я теперь на люди покажусь? Где моя борода? Нет моей бороды! Где мои усы? Нет моей красы! Кто я теперь? Что я теперь? Человек или опаленная головешка?
   Так Афанасий Жнивин жаловался на судьбу, постепенно успокаиваясь от пережитого страха.
   Но пожалуй, больше всех напугался Яша Волчков, увидев, как поднялся в небо багровый столб с шагаевского пчельника.
   - Ой, Ваня! Я пропал! Мы пропали! Не выдавай - это я ружье в трубу спрятал! Это оно бабахнуло!
   Услышали гром взрыва и на Волчьем острове. Но спросонья - это было под утро - не поняли, что случилось.
   Встревожились только тогда, когда вернулись Ваня с Яшей и торопливо, дрожа и сбиваясь, сообщили страшную весть...
   Конечно же, пионеры сразу пошли на пчельник. Увидели разметенные взрывом, обгорелые сучья и еще тлеющие гнилушки костра, разведенного Жнивиным. Нашли ружье с обгоревшей ложей и разодранными стволами.
   Нашли клочья от патронташа и медные гильзы. Нашли даже куски копченой щуки, еще теплые. Но никаких других следов не нашли.
   - Ой, наверное, дядя Афанасий взорвался и в небо поднялся. Ой, это все из-за меня! - сокрушался Яша Волчков.
   - Да брось ты ныть... - рассердился Петя, переживший за эти дни гораздо больше волнений, чем за всю свою жизнь. - Ищи лучше, может быть, он лежит где-нибудь в кустах, отброшенный взрывом, и нуждается в помощи!
   Нет, никого нуждающегося в помощи не нашли. Поговорили, обсудили и решили, что Афанасий, затопив печку, наверное, благополучно ушел в деревню.
   МЕЖДУ ДВУХ ВРАЖДУЮЩИХ АРМИЙ
   Несмотря на такое происшествие, всполошившее всех на рассвете, ребята ни на минуту не забыли о своей мечте прорыть канал и о том, что вожатый поддержал их. Петя решил: пусть прокопают, а там легче будет вернуть ребят в колхоз. Так ему казалось. И он сам поторопил чудесников с утра пораньше взяться за работу.
   Попив чаю, настоянного на черной смородине, закусив свежим хлебом, принесенным от деда Савохина, ребята бодро зашагали на работу с топорами и лопатами на плечах.
   Вышли к берегу реки, туда, где в Мокшу падал тоненький звонкий ключик, и принялись за дело.
   Прокопать-то надо было всего шагов тридцать. Петя расставил ребят цепочкой, разделив на каждого поровну все пространство. Сам вожатый, выбрав себе лопату потяжелей, с рукояткой, отшлифованной многими руками, работал у самого берега Мокши. Петя отмерил себе долю земли побольше. Удивительная здесь была почва - темно-синяя глина. Очень твердая. И очень мылкая. Стоило размочить ее, и она тут же раскисала, пуская пену.
   - А ее и зовут земляное мыло, - объяснила Нюра Савохина, - у нас, когда настоящего не было, с ним стирали.
   Лопате эта глина поддавалась плохо. В сухом виде хоть топором руби. А стоило намочить - лопата в ней вязла так, что не вытащишь.
   Всю толщу неподатливой глины пронизывали корни ивняка и шиповника, которые приходилось рубить топорами.
   Ребят бросило в пот. И руки стали саднить от мозолей. Но работали горячо, без отдыха. Уж очень всем хотелось поскорей увидеть, как побежит в речку болотная вода.
   Из лесу налетели сороки и, с любопытством заглядывая прямо в лица ребят, стрекотали без умолку, обсуждая их работу. И, по-видимому, расходились во мнениях, что это, для чего и как получится. Спорили между собой так, что даже передрались.
   Полюбопытствовали и чибисы. Пикировали сверху и настойчиво спрашивали: "Чьи вы? Чьи вы?"
   А вскоре заинтересовались и люди. На том берегу показалась ватага загорелых белоголовых ребят. Завидев работающих пионеров, мальчишки-полевики приняли их за своих врагов - лесовиков. Раздался свист, улюлюкание, угрозы. И вот они уже на плотах готовятся к переправе.
   Смуглолицые явно решили отомстить за свое поражение и явились в большом количестве. Были здесь и малыши и здоровенные подростки. Их рыжие головы возвышались над толпой, как подсолнухи во ржи.
   - Что делать, вожатый? - встревожились пионеры.
   - Ничего, продолжайте работать, - сказал Петя, а сам, оставив лопату, подозвал к себе горниста Ваню Бабенчикова. - Когда подплывут, играй сигнал "Слушайте все". Потом я буду говорить.
   Не успел Ваня приложить к губам горн, как со стороны леса донеслись угрожающие, воинственные крики и появились белолицые лесовики.
   - Наверное, сговорились вояки, - усмехнулся Петя, - спешат, как на рыцарский турнир...
   - Вот узнают, что мы причина их войны, да как турнут нас с двух сторон, - поежился Ваня.
   - Играй, играй, да погромче.
   Ваня затрубил. Чистые, звонкие звуки горна, отраженные и усиленные лесным эхом, заполнили всю окрестность.
   Белолицые остановились как громом пораженные. А темнолицые с любопытством высунулись из-под берега - они уже успели переплыть реку.
   Обе враждующие армии устремили свои взоры на третью силу, возникшую между ними, - на ребят в красных галстуках, вставших цепочкой у какой-то канавы.
   Многие узнали Петю.
   - Смотри-ка, тот самый, который нас хотел помирить.
   Горн умолк, и наступила тишина. Даже сороки угомонились и чибисы замолчали.
   - Стой, ребята, сначала разберемся - потом подеремся! - громко прокричал Петя. - По два парламентера с каждой стороны - давай ко мне!
   После некоторого замешательства от каждой стороны отделилось по паре ребят. Босоногие, простоволосые, в рваных рубашках и драных штанах - кто же ходит на драку в новом да в чистом? - они подходили с независимым видом, гордые своей удалью. Ну, прямо как древние воины Святослава, поразившие когда-то византийцев бедностью своей одежды и гордой осанкой.
   - Друзья, - обратился к ним Петя, - вы сражаетесь напрасно, по недоразумению. За похищенную рыбу, - обратился он к темнолицым, - и за оборванную смородину, - повернулся он к белолицым, - вам нужно колотить не друг друга, а нас, грешных!
   - Ну и поколотим! - мрачно сказал один из белолицых.
   - За озорство, известно, бьют, - отозвался один из темнолицых.
   - Да мы не ради озорства, - сказал Петя, - а по необходимости.
   - Это какая необходимость с чужих снастей рыбу снимать.
   - Чужую смородину обирать?
   - Да вот пришлось. Прощения просим! - И Петя, прижав руки к груди, поклонился парламентерам.
   Это явно понравилось представителям мальчишеских армий.
   - Повинную голову меч не сечет! - сказал смуглолицый.
   - Ладно, что было, то прошло. А это еще какую беду творите? - белолицый кивнул в сторону канала.
   - Не беду, а радостное дело - хотим болота осушить.
   Чтобы на их месте образовались сенокосные луга!
   - Побогатеть хотите? Побольше сена иметь да на наш хлебушек менять?
   - Ловки! Будут косить луга задарма да ставить из нашего леса дома!
   Петя не ожидал, что хорошее дело вызовет у деревенских ребят такое недоброжелательство.
   Он как-то не придал значения тому, что Вильгельм ловко спекулирует сеном, выменивая на него в соседних колхозах лес и хлеб. Но для ребят это была жгучая проблема.
   - Да нет, что вы, мы же не для брехаловского колхоза стараемся. Мы на этих лугах устроим свой пионерский колхоз. Хотите - и вас примем!
   Это вырвалось у Пети как-то само собой.
   - А что? Мы в долю войдем! - воскликнул смуглолицый. - Нам без сена зарез!
   - Чего не войти, поработаем лето - на всю зиму сена запасем. Вот уважим отцов! - отозвался белолицый.
   И, словно опасаясь, как бы Петя не передумал, они тут же бросились к своим армиям, крича на бегу:
   - Ребята, брехаловские луга осушают! Нас в пай зовут! Вместе робить, вместе укос делить!
   Не успели пионеры оглянуться, как были окружены толпой деревенских ребят. Забыв о драке, мальчишки враждующих деревень просили топоры и лопаты. Все хотели принять участие в интересном деле. Глина так и летела в воду. В реке образовался мутный пенный след. Привлеченные им, под берегом ворочались крупные рыбы.
   - Нам рыбы не жалко, вон ее в реке сколько! - говорили смуглолицые полевики пионерам. - Своих удочек нет - ловите нашими.
   - Рвите ягоды где хотите, хоть на пчельнике, хоть в лесу, - говорили белолицые лесовики.
   В общем труде быстро образовалось товарищество.
   К обеду мальчишки успели сбегать в свои деревни и притащили разной снеди: квасную тюрю в глиняных горшках, хлебные корки, сдобренные луком и конопляным маслом, печеную картошку, пышки из пшеницы грубого помола. И щедро угощали пионеров.
   Многие явились с лопатами и топорами.
   Всем не терпелось поскорей "отворить воду".
   СПОРЫ-РАЗГОВОРЫ, СЛАДКИЕ МЕЧТЫ
   После обеда сам собой возник задушевный разговор.
   Вот бы здорово так всегда: вместе работать, вместе за стол садиться. И жить бы всем вместе дружно и весело.
   Построить такой большущий домище. Вот здесь, на пчельнике. И поселиться в нем. И пусть это будет детский колхоз.
   Что может быть лучше на свете?!
   И главное, сами себе хозяева.
   Никакие взрослые не помыкают, не командуют. Не заставляют делать то, чего не хочется. Ты, например, желаешь пойти рыбачить, а мать заставляет малышей в люльке качать. Ты, допустим, желаешь коней в ночное вести, а дед тебя заставляет учиться у него лапти плести!
   А главное, у взрослых много плохих привычек, которые ребята от них перенимают: иные пьют, другие курят.
   Когда будут ребята жить одни, откуда плохому-то завестись? Все хорошими будут.
   - Даешь детский колхоз!
   - Станем жить одни, без всякого начальства, чтобы все были равны.
   - Председателя все-таки надо иметь, без головы нельзя! Кого-нибудь надо поставить и повыше.
   - Поставишь одного выше всех, а он зазнается, вон как Вильгельм наш, брехаловский.
   - А мы давайте по очереди - нынче один председателем, завтра другой, так по кругу и пойдем, тогда никто не зазнается.
   - Верно!
   Ребята расшумелись, раскраснелись. Все уже чувствовали себя жителями необыкновенного, сказочного колхоза. Глаза у всех горели. Иные даже взвизгивали от восторга, представляя себе привольную жизнь без взрослых.
   А Петя? Петя, признаться, растерялся. Он очень хорошо понимал все тонкости пионерской работы, но о колхозной жизни знал только издалека, из газет.
   - Ладно, - сказал он, - детский или недетский колхоз, потом разберемся - главное, закончить канал.
   После обеда все вместе искупались и снова за работу.
   Канава заметно углублялась. Вскоре каждый землекоп уже выкопал яму в свой рост, и над всей канавой только сверкали лопаты да взметывалась синеватая глина.
   Но чем ниже, тем она становилась мокрей, липла к лопатам, вязла, с трудом отрывался каждый кусок.
   - Ничего, одолеем! - не унывали ребята. За каждым работающим на гребне стояли сменщики. Чуть притомился, запотел, сейчас забирают из рук лопату. И свежая сила сменяет уставшую.
   Хорошо работается, когда всем видна польза труда.
   Вот они, болота, полные резучей осоки да колючего телореза; осуши их, и зацветут здесь луговые травы, зазвенят косы, вырастут стога душистого сена.
   Перед глазами деревенских ребят ясно вставала эта картина. Каждый знал, какое богатство хорошие луга - ведь там, где много сена, много коров, а там, где много коров, вволю пей молока.
   Хорошо работается, когда трудишься не один, а большой артелью. Азарт разбирает, когда видишь, как рядом спорится дело у товарищей. И смех и шутки. Приустал - друзья подбодрят, замучился - сменят.
   Так и работали ребята трех враждующих деревень, забыв все тяжбы и ссоры.
   КОЛДОВСТВО ШАГАЙКИ?
   И вдруг неожиданное происшествие отвлекло их. Появилась бабушка Шагайка.
   Завидев ребят, копающих канаву, она почему-то пришла в ярость:
   - Стойте, озорники! Ишь что затеяли? Пошли прочь!
   Вот я вас! - закричала она и набросилась на ребят, размахивая клюкой.
   Седые космы ее развевались, крючковатый нос трясся, как клюв хищной птицы.
   Девчонки с визгом убегали от нее прочь, мальчишки с хохотом увертывались от ударов клюки. Но не бросали работы. Старуха напрасно носилась по гребню канала - стоило ей отбежать в один конец, как в другом уже сверкали лопаты и взметывалась вверх глина.
   - Остановитесь! Не ройте эту землю, а то она вас зароет! - грозила старуха, не унимаясь.
   - Да что вы, бабушка, то убеждали меня, будто ребят на мыло сварили, теперь в могилу их хотите вогнать.
   Опомнитесь. Не мешайте нам, - попросил Петя.
   Но старуха не унималась. Присев на насыпи, она, тяжело дыша, выкрикивала какие-то непонятные заклятия, потом сорвалась с места и пошла прочь, потрясая в воздухе клюкой.
   Вслед ей раздался свист, улюлюкание, насмешки:
   - Колдунья! Ведьма!
   - Садись в ступу, улетай! Метлой помахивай!
   - Мы колдовства не боимся!
   Работа продолжалась. И так успешно, что осталась между рекой и болотами лишь небольшая перемычка.
   Стоит прокопать ее, и вода побежит в речку потоком.
   И вдруг, откуда ни возьмись, набежала грозовая тучка.
   Шум ветра, блеск молний, веселый гром. И на головы ребят посыпались теплые капли. Вода в реке закипела.
   - Шагайка наколдовала! - засмеялся Яша Волчков.
   Все бросились под защиту огромной дуплистой ветлы.
   Тучка так же внезапно исчезла, как появилась. Ребята даже не очень промокли. Но по дну канавы уже струился не крошечный ручеек, а мутно-синий поток и шумно впадал в реку.
   Глина, выброшенная из канавы, размякла, раскисла, и ребятишки, забравшиеся на гребень, вязли в ней так, что едва вытаскивали ноги.
   При первом взгляде Пете показалось, что канава стала несколько уже. Стенки ее словно припухли и наклонились друг к другу.
   - Может, углубить?
   - Еще подкопать немного?
   - Хватит, - заявил Паша Кашин, - вода сама углубит, она камень долбит, землю роет. А ну, давай помогай отворять болота!
   И он стал раскапывать перемычку. Ребята бросились ему на подмогу. А некоторые все же спрыгнули в канаву и стали ровнять дно, убирая недокопанные холмики и бугорки.
   Но глина, как тесто, липла к лопатам, тянулась, не отрывалась.
   Вот сняли ребята один слой земли с перемычки, сняли другой. Вот уже работают по колено в жидкой грязи.
   Болотная вода словно сама, желая поскорей вырваться и стать проточной, так и напирает. Вот переплеснулась вместе с грязью и водорослями и потекла.
   - Пошла! Пошла! - раздались восторженные крики, и многие мальчики, любящие "провожать" дождевые ручьи, бросились в канаву и стали помогать воде преодолевать бугры и холмики, оставшиеся на дне.
   Среди белолицых и темнолицых мелькали красные галстуки, возбужденные лица Яши Волчкова, Вани Бабенчикова, Нюры Савохиной.
   Но вдруг Петя увидел нечто колдовское, глазам своим не поверил: стены канавы начали сами собой сдвигаться!
   Вначале медленно-медленно, коварно тихо, незаметно.
   Потом все быстрей, быстрей... Казалось, земля вдруг ожила и хочет проглотить ребят.
   Петя издал предостерегающий крик, его подхватили мальчишки, бывшие наверху.
   Почуяв опасность, ребята стали выскакивать. Но вязкая почва не пускала, хватала за ноги. Товарищи сверху помогали, протягивали руки, старались вытащить, но сами сползали вниз в страшную яму.
   Петя бросился на помощь Нюре. Но почва под ним заколебалась, и он упал, услышав какой-то странный, чавкающий звук.
   Канава сомкнулась под крики и вопли ребят.
   Петя хотел вскочить, но увяз в глине, словно кто-то живой ухватил и не пускает.
   Стиснутая сомкнувшейся канавой, к нему тянула руки Нюра, а он не мог ее выручить.
   - Помогите! - закричал Петя. И словно в ответ вдруг услышал звон колокольчиков, будто на помощь ему поспешала невесть откуда тройка с бубенцами.
   ОПЯТЬ ТРИ ВЕСЕЛЫХ ДРУГА
   Тройка не тройка, а пара коней действительно прикатила на пчельник. Правил ею Федя-сапер. А в обнимку с его товарищами сидела бабушка Шагайка.
   Заслышав крики ребят, Федя припустил коней по рытвинам давно не езженной дороги и осадил их только на пчельнике, так что бубенчики на хомутах и колокольчик на дуге звякнули и смолкли.
   - Там они, спасайте! - крикнула бабушка Шагайка и, вскочив с облучка, шустрым колобком покатилась к речке.
   Обгоняя ее, бросился на шум и крики Федя. Скинув гармонь, поспешил Вася, за ним Аким, наспех прикрутивший коней к плетню. Поспели они вовремя.
   Не без труда вытащили Нюру. Быстро откопали Пашу Кашина, которого прихватило чуть не до пояса.
   - Все живы? Никто в яме не остался? - спрашивал Федя, прохаживаясь вдоль канавы.
   Начали считать. Выходило, что все налицо.
   - Ах вы, разбойники, что ж вы наделали? Я же вам говорила, я предупреждала! - сердито кричала бабушка Шагайка.
   - Мы не виноваты, - дрожащими губами произнес Петя, - все шло хорошо... И вдруг земля сама закрылась.
   Как западня захлопнулась.
   - Здесь колдовство! Колдовство! - закричали деревенские мальчишки.
   - Гиблое место!
   - Чур меня! Чур! - торопливо крестясь и озираясь по сторонам, они стали разбегаться в разные стороны.
   Белолицые к своей деревне, темнолицые к своим плотам и на ту сторону.
   - Стой! Постой! Куда вы?
   Не тут-то было. Гонимые страхом, ребята исчезли, словно выметенные невидимой ведьминой метлой. Парнишки, что повзрослей, утащили малышей на закорках.
   - Ну, добились своего, громовые осколки? - уперев руки в бока, сказала Шагайка. - Будете меня не слушаться? Будете над старыми смеяться?
   А Федя, хлопнув Петю по плечу, сказал:
   - Ну, поработали вы на суеверие, братцы! Ух, теперь по деревням авторитет колдунов и ведьм сильно повысится!
   Его друзья рассмеялись, но пионерам было не до смеха.
   Сами-то они выскочили из канавы, отделались царапинами да ссадинами. Но обвал вместе со множеством топоров и лопат похоронил замечательные мечты и планы ребят.
   Растерянность овладела ими не из-за страха, нет, смятение испытывали они потому, что не знали - что же дальше?
   - Ну ладно, - сказал Федя, - носов не вешать, радоваться надо, что все живы остались. Давайте-ка отмывайтесь от грязи да к костру. Ишь все дрожите, как цуцики!
   Где ваш горн? Где барабан? А ну-ка сбор, да повеселей, погромче!
   Опережая ребят, Вася, схватив гармонь, заиграл марш на мотив песни:
   Братишка наш Буденный,
   С нами весь народ.
   Приказ - голов не вешать,
   А глядеть вперед!
   А веселый Аким, подавая пример, разделся и первым ухнул с берега в речку.