Страница:
– Кукушка! – выкрикнул Рожков, вероятно, в адрес Огурцовой.
– Какой позор! – воскликнула Глория Евгеньевна. Такое впечатление, что она поставила перед собой цель вытянуть юбку до пола и неуклонно шла к ней.
– Вы должны порвать все отношения с подругами! Они сбивают вас с толку, и кончится тем, что вы не только опорочите кристально чистое имя своей бабушки, но и сами окажитесь на дне! И потом, что это за имена у них какие-то странные – Икки, Пульхерия, иноземное – Анжела?! Их родителям мало было нормальных имен? Елена или Светлана?
– Вы считаете, что у вас с женой нормальные имена?! – «Новокаин» уже не оказывал своего обезболивающе-замораживающего действия.
– А чем вам не нравится имя Амур? – возмутился бабушкин секретарь. – Стрела моего покойного отца была пущена, так сказать, в самое яблочко моей матери, в результате чего на свет появился я и был назван в честь сына богини Венеры, который поспособствовал стреле, пущенной моим отцом, попасть в мишень!
– А имя вашей жены?! Оно, как и имя Анжела, – иноземное! – не отступала я.
– Отец моей супруги был пианистом, мать преподавала музыку в школе. Они оба обожали творчество Антонио Вивальди, в особенности его произведение «Глория», в честь которого, собственно, и назвали свою единственную и любимую дочь! Что тут непонятного?! Все ясно, по-моему, – взахлеб тараторил Рожков. – А вот имена ваших подруг кажутся нам с Лориком в высшей степени странными! Мы требуем объяснения! – настаивал он, хотя Лорика в данную минуту совершенно не интересовали ни имена моих подруг, ни они сами – ее юбка, уже четко обрисовывая колени, дотянулась почти до середины икр.
– Никакие они не странные! У Икки просто бабушка была рьяной коммунисткой и настояла назвать ее именно так и никак иначе.
– Не вижу никакой связи! – Амур Александрович оторвал взгляд от блокнота и быстро-быстро заморгал.
– Да что тут непонятного! Ее имя расшифровывается как Исполнительный Комитет Коммунистического Интернационала. Анжелку родители так назвали после просмотра двух серий популярного тогда фильма об Анжелике и Жофрее. Пульхерия тоже стала жертвой пристрастия своих родителей – они у нее филологи, специалисты по творчеству Гоголя. Вероника Адамовна и Аполлинарий Модестович дали ей такое имя в честь героини гоголевской повести «Старосветские помещики».
– Ну, это все лирика! Подведем итоги...
– У меня пересохла ротовая полость! – перебила супруга Глория Евгеньевна.
– Налейте ей чаю, а то она не успокоится! – раздраженно воскликнул Амур Александрович. Я оторвала самую неприличную часть своего тела от стула и пошла на кухню. Бабушкин секретарь подпрыгнул, будто все это время сидел на пружине, сжимая ее весом своего тела, и поскакал вслед за мной, выкрикивая:
– Я говорю, настало время подвести итоги!
– Какие еще итоги? – Эта парочка начинала раздражать меня все больше.
– Общение с подругами возможно лишь в одном случае – если они последуют вашему с Полиной Петровной примеру и снова соединятся законным браком со своими мужьями. Если они будут вести нормальный образ жизни в полноценной ячейке общества!
– А кто вам сказал, что я еще раз выйду замуж за Власа? – Я оторопела от подобной наглости.
– Это дело уже решенное, – твердо проговорил он и снова высморкался.
– А кто, позвольте полюбопытствовать, это может решить, кроме меня? – спросила я, заливая пакетик бергамотового чая кипятком.
– Как – кто?! Вы меня удивляете! – зашевелились влажные губы Амура Александровича. – Вчера на партийном собрании вы у нас висели на повестке дня! – Он, в свою очередь, был так изумлен моим непониманием, что из его слов выходило, будто бы я «висела на повестке». – Все члены партии вчера битый час потратили на обсуждение вашей персоны и пришли к общему решению – вы должны опять выйти замуж и вести скромную жизнь, дабы не запятнать безупречную репутацию своей бабушки. Поверьте! – еще больше воодушевился Рожков. – Ее есть кому запятнать и помимо вас! (Я имею в виду репутацию.) Взять, к примеру, сына Веры Петровны – этого идиота Жорика! – Он расходился все больше и больше. – Это ж вообще изверг какой-то! Вчера хотели провести собрание в комнате вашей бабушки, так он со своей сожительницей Зойкой как начали орать – мол, у нас своя семья и нечего тут балаган устраивать! Пришлось всем идти к Зинаиде Петрыжкиной, что этажом ниже живет.
– Да... с Гузкой нашей Мисс Бесконечности не повезло, – задумчиво проговорила я и добавила: – Вообще с Зожорами.
– Что? Что вы такое сказали? – встрепенулся Амур Александрович: он еще больше как-то засуетился и забрызгал слюной. – Кто такая Гузка? Что за особа Мисс Бесконечность? А Зожоры? Лорик, ты что-нибудь поняла? – спросил он, но Глория Евгеньевна, которая в данный момент одной рукой продолжала тянуть юбку к полу (и надо заметить, небезуспешно), а в другой держала чашку с чаем, манерно оттопырив мизинец (промачивая, таким образом, горло и согревая верхние, а заодно и нижние дыхательные пути), будто не слышала мужниного вопроса, что вполне естественно – у нее было занятие поважнее: превратить мини-юбку в макси и при этом удержать чашку с кипятком.
– Гузкой мы с мамой называем Зою...
– Поразительно! Это ж надо, как метко, в самую точку, можно сказать, попали! – с восторгом вопил он. – Лорик! Ведь эта самая Зоя и правда напоминает жирную утиную...
– Хвостовую часть птицы, – вмешалась Глория Евгеньевна – видимо, побоялась, что супруг произнесет нечто такое, что никак не смогут выдержать ее уши.
– Совершенно верно, дорогуша. Теперь, Марья Алексеевна, соблаговолите объяснить, кто такие Зожоры? – спросил бабушкин секретарь и, распахнув свои коровьи ресницы, уставился на меня, затаив дыхание.
– Ну как кто?! Зоя с дядей Жорой! – Амур Александрович продолжал неотрывно смотреть на меня – даже моргать перестал. – Зоя плюс Жора равняется Зожоры! – «разжевала» я и по глазам тут же поняла, что он наконец-то уразумел, кто такие Зожоры. Вслед за осмысленным взглядом бабушкин секретарь закатился смехом – так, что казалось, на кафельный пол из худого мешка посыпался горох, весело подпрыгивая и звонко ударяясь, вновь подскакивал вверх. Глория Евгеньевна не поддержала заливистого смеха мужа. Я пару раз благопристойно хихикнула, но потом неожиданно для себя вдруг захохотала безудержно и неприлично – можно сказать, заржала, как лошадь.
– Хватит, Марья Лексевна, успокойтесь. – Активист пытался остановить мой нескромный откровенный приступ смеха, не ведая того, что разобрало-то меня не от слияния двух имен в одно, а самого Амура Александровича и его горохоподобного гогота. – Скажите лучше, что из себя представляет эта ваша Мисс Бесконечность?
– Что представляет? – переспросила я через смешок. – Это всеми уважаемый, кристально чистый человек. Коренная москвичка 89 лет, отличник народного просвещения, – секретарь моей бабушки все недоуменно глазел на меня – он никак не мог понять, кого я имею в виду, – тыловик, заслуженный учитель России со стажем работы 43 года в интернате для умственно отсталых детей, – активист еще не мог уловить, о ком я говорю, – Вера Петровна Сорокина.
– Что? Как? А почему Мисс Бесконечность? – Амур Александрович подскочил от удивления, а может, негодования за то, что самого почитаемого члена партии так странно называют, да не кто-нибудь, а ее собственная внучка. – Извольте объясниться! – потребовал он, снова усаживаясь в кресло.
Кто бы знал, как мне надоело всем и каждому растолковывать, почему я называю Мисс Бесконечность – Мисс Бесконечностью! Согласитесь, можно оскомину набить, повторяя, как полтора года назад, когда бабушке стукнуло 88 лет, мне, в свою очередь, в голову стукнула мысль о том, что перевернутая горизонтально восьмерка обозначает бесконечность. С тех пор коренная москвичка и отличница народного просвещения стала называться Мисс Двойной Бесконечностью, а когда полгода назад бабушке исполнилось восемьдесят девять и она окончательно переместилась в зону бесконечности, я переименовала ее в Мисс Совершенную Бесконечность.
– Не буду я ничего вам объяснять! И вообще, мне некогда, у меня мало времени, мне надо работать! – наконец-то я дала отпор нежеланным гостям, и тут же, в это самое мгновение раздался треск: Глории Евгеньевне не удалось все-таки сделать из своей юбки настоящее макси, и теперь в огромной дыре зияла ее узкая угловатая коленка в хлопковых колготах песочного цвета.
– Лорик! Ну что ты опять натворила! Зачем ты привязалась к юбке? Совсем новая юбка была! Только позавчера ее тебе Зинаида по доброте душевной отдала на вечное пользование! – вовсю брызгался Амур Александрович.
– Эта юбка повела себя крайне скверно – она не оправдала моих ожиданий!
– Да у тебя любая вещь ведет себя безобразно! – не утихал он. – На прошлой неделе ты точно так же нахлобучивала вязаную шапку, которую тебе отказала в конце осени Евдокия Павловна, и до того дотянула, что та порвалась на самой лысине!
– У меня нет лысины. Это у тебя, Мурик, открытый лоб до затылка, – возразила боевая подруга бабушкиного секретаря.
– А вам, Марья Лексевна, не следует давать родной бабушке какие бы то ни было прозвища! Вы, наверное, забыли, что уже давно не ходите под стол пешком!
– Амур Саныч! Мне некогда! Вы понимаете?! – Поражаюсь своей наглости – никогда и никому раньше бы не позволила сказать подобное. Да! Развод действует на меня потрясающе!
– Ну хорошо, хорошо, – торопливо зашевелил он губами и, направляясь в коридор, проговорил: – Мне осталось задать вам два вопроса. Всего два!
– Задавайте свои вопросы, – произнесла я вслух, а мысленно добавила: «и убирайтесь поскорее!»
– Откуда взялась ваша сестра Ада Михайловна Корытникова, она что – незаконнорожденная дочь вашей матери, кто она по профессии, замужем ли, есть ли дети, кто такая Афродита? И второй вопрос. Куда это вы сегодня намылились отмечать старый Новый год, и с каких до каких? – заработал душ. В два вопроса Рожков умудрился интонационно уместить целых восемь! Несомненно, в нем умер гениальный оратор.
– Адочка сама нашла меня несколько месяцев назад через телевизионное ток-шоу «От меня нигде не скроешься!». Она моя двоюродная сестра – дочь брата моего отца. Так что можете успокоиться – у мамы нет незаконнорожденных детей. Работает моя кузина уборщицей в овощном магазине, в настоящее время в разводе, совершенно одинока, если не считать меня и ее собаки – Афродиты. Ее отец давно приказал всем нам долго жить, а мать вышла замуж и уехала на Камчатку. Все, – выпалила я, надеясь, что после подобной тирады бабушкины гости немедленно покинут мою квартиру. Но не тут-то было!
– Ваша сестра тоже разведена?! Это просто какая-то масштабная катастрофа повальных разводов! А вы подумали о демографическом положении в нашей стране?! Или вы думаете только о себе? Эгоистки! – Амур Александрович даже подпрыгнул – то ли от негодования, то ли захотел хоть на долю секунды казаться значительно выше своего роста.
– Извините, но ваше время истекло, – сказала я.
– Я не услышал ответа на мой второй вопрос, – настойчиво проговорил бабушкин секретарь, надевая «африканское» пальто, – а именно: куда вы сегодня идете и в котором часу?
– Это вас не касается! Вы внедряетесь в мою частную, личную жизнь! – рассердилась я.
– И все-таки, – требовал Амур Александрович, втискивая ноги в ботинки с задниками-гармошками. Я поняла: Рожковы никуда не уйдут, пока не отвечу на этот вопрос, и чтобы побыстрее отвязаться от назойливой парочки, раскололась:
– В семь вечера в кафе «У дядюшки Ануфрия».
– Вот и чудненько! – вдруг обрадовался бабушкин секретарь и, торжественно положив шапку «пирожок» на ладонь, отчеканил: – Теперь мы будем постоянно с вами связаны. Миритесь с Власом. Избавляйтесь от подруг. Они вам такие непутевые не нужны. Думайте о катастрофическом демографическом положении России и пытайтесь нормализовать его, создав ячейку общества. Пойдем, Лорик! – Амур Александрович напоследок громко высморкался, а Лорик послушно последовала за мужем, вытягивая теперь облезлый кроличий полушубок, пытаясь тем самым скрыть дырку на юбке.
«Наконец-то!» – подумала я, закрыв за ними дверь, однако буквально через минуту снова задребезжал домофон.
– Кто?! – раздраженно не спросила, а крикнула я, потому что знала наверняка – это не иначе как Рожковы.
– Я это! Я! Амур Саныч! – Он опять оплевывал стену у подъезда. – Я еще раз хочу призвать вас к благоразумию! Выходите замуж за Власа и прекратите порочить кристально чистое имя самого уважаемого члена нашей партии – Веры Петровны Сорокиной!
– Счастливого пути! – пожелала я бабушкиному секретарю и повесила трубку домофона.
«Теперь точно ушли. Ну и фрукт этот Амур Саныч! Беспардонный, нетактичный, наглый, лысый кабачок!» – подумала я, еще находясь под впечатлением бесцеремонного допроса и настойчивых, не менее бесцеремонных назиданий по поводу Власа, моих подруг и нормализации демографического положения России. Но, как сказал Рожков, это все лирика. А теперь пришло самое время рассказать все по порядку.
Полтора месяца назад, на следующий день после вечеринки свободных, разведенных женщин в уютном небольшом зальчике ресторана в терракотово-бежевых тонах, где собралось все наше содружество с мамашами, а также Адочка с чудесным образом ожившей Афродитой и Мисс Бесконечность, которая рассказала леденящую кровь придуманную историю о том, как чуть было не попала в гарем к заморскому хану, бабушка моя вступила в партию пенсионеров России, которая носит необычное, я бы даже сказала, романтичное название – партия «Золотого песка и вылетающих голубков».
А случилось это так.
Часов в 10 утра Зожоры отправились за продуктами на рынок, оставив Мисс Бесконечность наедине с самой собой. И надо же было так случиться, что именно в их отсутствие к ней зашла соседка с нижнего этажа – некая Зинаида Петрыжкина, да не одна, а в сопровождении уже известного читателю Амура Александровича Рожкова, и попросила луковицу для борща, потому что в такую мерзопакостную погоду хозяин даже собаку на улицу не выгонит. Надо сказать, что Зинаида Петрыжкина вообще выходила из дома крайне редко – эта сорокапятилетняя женщина, похожая на пересушенную на солнце серо-желтого неопределенного оттенка воблу (именно такого цвета у нее было лицо), предпочитала шататься по подъезду, подслушивать да подглядывать, а потом выводить жильцов на чистую воду. Вообще она слыла самым активным обитателем подъезда, а подъезд, в свою очередь, заменял ей все на свете – и врагов, и друзей, и улицу.
Всякий раз, когда я навещала бабушку и случайно натыкалась на Петрыжкину, она неизменно была одета в длинный халат с запахом с яркими желтыми, зелеными и красными розами, видимо, купленный на вьетнамском рынке (однажды она сделала исключение и все же покинула границы подъезда), и тапочки с массивными бульдожьими рожами. Халат то и дело распахивался, так как рассчитан на миниатюрных вьетнамок, обнажая жилистые ноги Петрыжкиной; а волосы отчего-то всегда накручены на четыре больших бигуди – у меня сложилось такое впечатление, что эта женщина постоянно куда-то собирается, но когда я увидела ее в третий раз в халате и с четырьмя бигуди на голове, меня вдруг осенило: она никуда не собирается – просто у нее такая прическа!
Именно Петрыжкиной Зожоры стали оставлять ключи, когда уезжали на все лето на дачу, после того как бабушка два раза чуть было не спалила квартиру, оставив чайник на включенной на всю мощность электрической конфорке. Второй раз был совсем критическим: потолок в кухне почернел, и тут терпение «сыночка» лопнуло, он не выдержал и отдал ключи Зинаиде – самой активной обитательнице подъезда.
Луковицу Мисс Бесконечность дала – мало того, она пригласила соседку с Амуром Александровичем к себе в комнату и через десять минут настолько очаровала Рожкова своими меткими афористическими фразами, что тот сразу же предложил вступить старушке в партию «Золотого песка и вылетающих голубков». Название бабушке понравилось, и она, не задумываясь, согласилась.
Тут непременно надо заметить, что после болезненного разрыва Мисс Бесконечности с искусственным осеменителем коров – Панкратом Захаровичем, после их ночного побега из Москвы в родную деревню зоотехника – Хрячкино, буквально принудительное вызволение старушки нами с Власом обратно в столицу подействовало на нее престранным образом. Сначала она дулась на меня и не разговаривала, демонстративно швыряя трубки. Видно, сердечная рана еще не успела затянуться, а в памяти свежи воспоминания о романтических посиделках на лестнице между квартирами Мисс Бесконечности и Оглобли (дочери Панкрата Захарыча, к которой он изредка приезжал посторожить квартиру во время ее отпуска). Она не забыла еще, как в 88 лет снова почувствовала себя четырнадцатилетней Джульеттой, как сидела в шелковой сексапильной сорочке и соблазняла Ромео семидесяти девяти лет, неприлично оголив морщинистые плечи и дряблые руки, как причесалась специально для него, лихо заколов с двух сторон серебристо-седые волосы ядовито-розовыми прищепками для белья. Старушка еще хранила в памяти и серенады, которые зоотехник страстно пел рано утром под ее балконом, аккомпанируя себе на гармошке, а она кокетливо махала ему носовым платком, облокотившись на перила, и подготовку к свадьбе...
Но вдруг после придуманной истории о ее похищении якобы для украшения гарема иноземного хана на вечеринке свободных женщин настроение отличника народного просвещения резко переменилось. Вернее будет сказать, не настроение, а отношение как к своему бывшему возлюбленному Панкратке, так и к противоположенному полу в целом. Я думаю, произошло это из-за той враждебной атмосферы ко всем подряд мужчинам, что царила среди разведенных женщин полтора месяца назад в уютном зальчике в терракотово-бежевых тонах. Бабушка быстро сориентировалась и почувствовала себя одной из нас – оскорбленной, разведенной и совершенно свободной от каких бы то ни было обязательств перед любым представителем мужеского пола – будь то Панкратка или ее новый ухажер все из той же деревни Хрячкино – Василий. Теперь она не должна отчитываться, где была, не должна, как сама выразилась на банкете, «стирать тухлые Панкраткины носки в корыте с холодной водой»... Одним словом, Мисс Бесконечность после бурного романа с зоотехником почувствовала, познала даже, что такое свобода и что значит быть не связанной ни с кем любовными узами. Поняла она, что это ей совершенно ни к чему, не по ней это, и отдалась новой страсти, которая заключалась в коллекционировании афоризмов. Любую понравившуюся услышанную фразу она теперь немедленно заносит в тетрадь, по ночам разучивает пополнившуюся за день сокровищницу крылатых выражений, а утром нормально не говорит, а отвечает глубокомысленными чужими изречениями. Если на заданный вопрос в ее «золотом фонде» нет подходящего ответа, она попросту молчит, поджав губы, или тяжело вздыхает. Вот вчера взять – звонит, я ее спрашиваю:
– Как Жорик твой любимый поживает? – Она молчит – ни одной мудрой реплики в ее словесном арсенале нет по этому поводу. – Ты почему не отвечаешь? – спрашиваю я. Интересно, как она выкрутится из этого положения посредством собственного лексикона?
– Я говорю молчанием! – весомо сказала она, но тут же нашлась: – Круче Жорика только яйца! – и бросила трубку.
Однако вернусь к визиту Зинаиды Петрыжкиной и господина Рожкова к бабушке под предлогом «луковки в долг» и попытаюсь рассказать о партии «Золотого песка и вылетающих голубков». Как потом оказалось, несмотря на то, что партия эта пенсионерская и принимали в ее ряды только тех, кто вышел на заслуженный отдых, была совсем еще молода – «семи месяцев от создания», и входило в нее всего 14 человек вместе с супругами Рожковыми и Зинаидой Петрыжкиной. Лидером данной организации является Нерон Павлович Тригубов шестидесяти шести лет, деспот и самодур, который держит в кулаке всех членов «Золотого песка». Настоящее его имя – Неон, но Тригубов самолично вставил в середину букву «р», чтобы добиться наибольшего сходства со своим кумиром – римским императором Нероном. Для достижения этой цели он еженедельно посещал бега, утверждая, что его страсть к скачкам столь же безмерна, как у великого цезаря. Примером для лидера пенсионерской партии были не только скачки, но также наглость, распущенность и жестокость объекта его восторженного обожания и поклонения. Как-то он проговорился, что хочет поджечь дом своего соседа по даче, в точности, как его тезка спалил Рим.
– А пока ничтожный домишко будет полыхать, я стану читать стихи собственного сочинения, – с упоением говаривал он.
Хоть лидер был явно не в себе, у партии были намечены на будущее четкая цель и разнообразные программы для ее достижения. Цель звучит приблизительно так: «Спасти и восстановить Россию!» От кого именно 14 человек собирались спасать родину-мать, точно сказать не могу, как и не могу сказать, до какой степени они собрались ее восстанавливать. Но лозунг, на мой взгляд, возвышенный и благородный, хоть и несколько пространный.
– Россию надо восстанавливать! – горячо, захлебываясь, говорил Амур Александрович бабушке в первую их встречу. – Это что ж творится! Вы только посмотрите на нашу молодежь! Она не стремится ни к чему хорошему! Демографическое положение катастрофично! Никто не хочет рожать – все отказываются! А образование?! Оно в упадке, как и текстильная промышленность! А куда делись с улиц города автоматы с газированной водой за одну и три копейки?! Скажите, кому они мешали? А эти платные туалеты по десять, а то и пятнадцать рублей! Беспредел! Кругом беспредел! – на что Мисс Бесконечность многозначительно ответила:
– Люби свое корыто, даже если оно разбито!
– Какая умная, глубокая мысль! Вы просто прелесть, Вера Петровна! – пришел в восторг Рожков и снова затараторил о безобразиях в стране. Говорил он долго, горячо и, если верить бабушке, истово. Когда же Амур Александрович закончил, старушка не менее истово воскликнула на всю квартиру:
– Освободим страну от злокачественной опухоли! – После сей реплики отличнику народного просвещения России было незамедлительно предложено вступить в партию «Золотого песка».
На следующий день в квартире этажом ниже бабушка была торжественно принята в ряды партии пенсионеров, став 15-м ее достойным членом. А через день с 15-го места она перепрыгнула на второе и уже конкурировала с самим Нероном Павловичом Тригубовым. Она сразу проявила себя с самой лучшей стороны, выдвинув пару свежих лозунгов, и товарищи по партии решили между собой сместить нынешнего лидера, а на его место поставить наимудрейшую и справедливейшую Мисс Бесконечность. Так, еще через день соратники по общему делу прикрепили к ней секретаря в лице Амура Александровича, который с утра до глубокого вечера сидел рядом со старушкой и записывал все, что та говорила, несмотря на косые взгляды Гузки и злобные выкрики со стороны Жорика.
Именно по причине того, что Мисс Совершенная Бесконечность в скором времени должна стать главой партии, чета Рожковых и заявилась ко мне сегодня с утра, засыпая меня в течение двух часов бестактными вопросами и направляя на путь истинный. И все это для того, чтобы у будущего лидера была безупречная репутация со всех сторон – даже со стороны подруг ее внучки.
Если быть немногословной, то именно таким образом развивались события в бабушкиной жизни после расставания с Панкратом Захаровичем.
Мне ничего не остается, как уничтожать особей мужеского пола морально, так сказать, пером. Под сильным давлением своего редактора Любочки я пытаюсь начать новый любовный роман, но никак не получается переключиться на него с «Записок». Неделю назад она позвонила мне и похвалила за оперативную работу:
– Молодец, Маня! За три месяца два романа – очень неплохой результат! Значит, все-таки можешь, когда захочешь! – прогремела она в трубку и настоятельно порекомендовала мне писать параллельно два романа – 4-й том «Записок» и какой-нибудь нежный, женский и романтический (Любочка так и выразилась тогда – «нежный, женский и романтический»).
Бедняжка, она не подозревает, какой план созрел в моей голове после развода! Ведь все темы я, кажется, уже осветила в своем творчестве – поведала читателю обо всем, о чем может поведать тридцатитрехлетняя женщина: и тему страстной любви закомплексованной девушки из автомеханического техникума к зрелому мужчине в «Убийстве на рассвете», и тему неземной любви, предательства и измены, также раскрыла образ рокового мужчины в одноименном романе, и о неоправданных надеждах все было мною написано, и о прелестях любви в летнее время года. Даже деревенскую тему затронула, создав трогательную пасторальную историю любви пастуха и птичницы в последнем своем творении, которое, надо заметить, Любочке очень понравилось, и она дала ему зажигательное название – «Секс на сенокосе».
– Какой позор! – воскликнула Глория Евгеньевна. Такое впечатление, что она поставила перед собой цель вытянуть юбку до пола и неуклонно шла к ней.
– Вы должны порвать все отношения с подругами! Они сбивают вас с толку, и кончится тем, что вы не только опорочите кристально чистое имя своей бабушки, но и сами окажитесь на дне! И потом, что это за имена у них какие-то странные – Икки, Пульхерия, иноземное – Анжела?! Их родителям мало было нормальных имен? Елена или Светлана?
– Вы считаете, что у вас с женой нормальные имена?! – «Новокаин» уже не оказывал своего обезболивающе-замораживающего действия.
– А чем вам не нравится имя Амур? – возмутился бабушкин секретарь. – Стрела моего покойного отца была пущена, так сказать, в самое яблочко моей матери, в результате чего на свет появился я и был назван в честь сына богини Венеры, который поспособствовал стреле, пущенной моим отцом, попасть в мишень!
– А имя вашей жены?! Оно, как и имя Анжела, – иноземное! – не отступала я.
– Отец моей супруги был пианистом, мать преподавала музыку в школе. Они оба обожали творчество Антонио Вивальди, в особенности его произведение «Глория», в честь которого, собственно, и назвали свою единственную и любимую дочь! Что тут непонятного?! Все ясно, по-моему, – взахлеб тараторил Рожков. – А вот имена ваших подруг кажутся нам с Лориком в высшей степени странными! Мы требуем объяснения! – настаивал он, хотя Лорика в данную минуту совершенно не интересовали ни имена моих подруг, ни они сами – ее юбка, уже четко обрисовывая колени, дотянулась почти до середины икр.
– Никакие они не странные! У Икки просто бабушка была рьяной коммунисткой и настояла назвать ее именно так и никак иначе.
– Не вижу никакой связи! – Амур Александрович оторвал взгляд от блокнота и быстро-быстро заморгал.
– Да что тут непонятного! Ее имя расшифровывается как Исполнительный Комитет Коммунистического Интернационала. Анжелку родители так назвали после просмотра двух серий популярного тогда фильма об Анжелике и Жофрее. Пульхерия тоже стала жертвой пристрастия своих родителей – они у нее филологи, специалисты по творчеству Гоголя. Вероника Адамовна и Аполлинарий Модестович дали ей такое имя в честь героини гоголевской повести «Старосветские помещики».
– Ну, это все лирика! Подведем итоги...
– У меня пересохла ротовая полость! – перебила супруга Глория Евгеньевна.
– Налейте ей чаю, а то она не успокоится! – раздраженно воскликнул Амур Александрович. Я оторвала самую неприличную часть своего тела от стула и пошла на кухню. Бабушкин секретарь подпрыгнул, будто все это время сидел на пружине, сжимая ее весом своего тела, и поскакал вслед за мной, выкрикивая:
– Я говорю, настало время подвести итоги!
– Какие еще итоги? – Эта парочка начинала раздражать меня все больше.
– Общение с подругами возможно лишь в одном случае – если они последуют вашему с Полиной Петровной примеру и снова соединятся законным браком со своими мужьями. Если они будут вести нормальный образ жизни в полноценной ячейке общества!
– А кто вам сказал, что я еще раз выйду замуж за Власа? – Я оторопела от подобной наглости.
– Это дело уже решенное, – твердо проговорил он и снова высморкался.
– А кто, позвольте полюбопытствовать, это может решить, кроме меня? – спросила я, заливая пакетик бергамотового чая кипятком.
– Как – кто?! Вы меня удивляете! – зашевелились влажные губы Амура Александровича. – Вчера на партийном собрании вы у нас висели на повестке дня! – Он, в свою очередь, был так изумлен моим непониманием, что из его слов выходило, будто бы я «висела на повестке». – Все члены партии вчера битый час потратили на обсуждение вашей персоны и пришли к общему решению – вы должны опять выйти замуж и вести скромную жизнь, дабы не запятнать безупречную репутацию своей бабушки. Поверьте! – еще больше воодушевился Рожков. – Ее есть кому запятнать и помимо вас! (Я имею в виду репутацию.) Взять, к примеру, сына Веры Петровны – этого идиота Жорика! – Он расходился все больше и больше. – Это ж вообще изверг какой-то! Вчера хотели провести собрание в комнате вашей бабушки, так он со своей сожительницей Зойкой как начали орать – мол, у нас своя семья и нечего тут балаган устраивать! Пришлось всем идти к Зинаиде Петрыжкиной, что этажом ниже живет.
– Да... с Гузкой нашей Мисс Бесконечности не повезло, – задумчиво проговорила я и добавила: – Вообще с Зожорами.
– Что? Что вы такое сказали? – встрепенулся Амур Александрович: он еще больше как-то засуетился и забрызгал слюной. – Кто такая Гузка? Что за особа Мисс Бесконечность? А Зожоры? Лорик, ты что-нибудь поняла? – спросил он, но Глория Евгеньевна, которая в данный момент одной рукой продолжала тянуть юбку к полу (и надо заметить, небезуспешно), а в другой держала чашку с чаем, манерно оттопырив мизинец (промачивая, таким образом, горло и согревая верхние, а заодно и нижние дыхательные пути), будто не слышала мужниного вопроса, что вполне естественно – у нее было занятие поважнее: превратить мини-юбку в макси и при этом удержать чашку с кипятком.
– Гузкой мы с мамой называем Зою...
– Поразительно! Это ж надо, как метко, в самую точку, можно сказать, попали! – с восторгом вопил он. – Лорик! Ведь эта самая Зоя и правда напоминает жирную утиную...
– Хвостовую часть птицы, – вмешалась Глория Евгеньевна – видимо, побоялась, что супруг произнесет нечто такое, что никак не смогут выдержать ее уши.
– Совершенно верно, дорогуша. Теперь, Марья Алексеевна, соблаговолите объяснить, кто такие Зожоры? – спросил бабушкин секретарь и, распахнув свои коровьи ресницы, уставился на меня, затаив дыхание.
– Ну как кто?! Зоя с дядей Жорой! – Амур Александрович продолжал неотрывно смотреть на меня – даже моргать перестал. – Зоя плюс Жора равняется Зожоры! – «разжевала» я и по глазам тут же поняла, что он наконец-то уразумел, кто такие Зожоры. Вслед за осмысленным взглядом бабушкин секретарь закатился смехом – так, что казалось, на кафельный пол из худого мешка посыпался горох, весело подпрыгивая и звонко ударяясь, вновь подскакивал вверх. Глория Евгеньевна не поддержала заливистого смеха мужа. Я пару раз благопристойно хихикнула, но потом неожиданно для себя вдруг захохотала безудержно и неприлично – можно сказать, заржала, как лошадь.
– Хватит, Марья Лексевна, успокойтесь. – Активист пытался остановить мой нескромный откровенный приступ смеха, не ведая того, что разобрало-то меня не от слияния двух имен в одно, а самого Амура Александровича и его горохоподобного гогота. – Скажите лучше, что из себя представляет эта ваша Мисс Бесконечность?
– Что представляет? – переспросила я через смешок. – Это всеми уважаемый, кристально чистый человек. Коренная москвичка 89 лет, отличник народного просвещения, – секретарь моей бабушки все недоуменно глазел на меня – он никак не мог понять, кого я имею в виду, – тыловик, заслуженный учитель России со стажем работы 43 года в интернате для умственно отсталых детей, – активист еще не мог уловить, о ком я говорю, – Вера Петровна Сорокина.
– Что? Как? А почему Мисс Бесконечность? – Амур Александрович подскочил от удивления, а может, негодования за то, что самого почитаемого члена партии так странно называют, да не кто-нибудь, а ее собственная внучка. – Извольте объясниться! – потребовал он, снова усаживаясь в кресло.
Кто бы знал, как мне надоело всем и каждому растолковывать, почему я называю Мисс Бесконечность – Мисс Бесконечностью! Согласитесь, можно оскомину набить, повторяя, как полтора года назад, когда бабушке стукнуло 88 лет, мне, в свою очередь, в голову стукнула мысль о том, что перевернутая горизонтально восьмерка обозначает бесконечность. С тех пор коренная москвичка и отличница народного просвещения стала называться Мисс Двойной Бесконечностью, а когда полгода назад бабушке исполнилось восемьдесят девять и она окончательно переместилась в зону бесконечности, я переименовала ее в Мисс Совершенную Бесконечность.
– Не буду я ничего вам объяснять! И вообще, мне некогда, у меня мало времени, мне надо работать! – наконец-то я дала отпор нежеланным гостям, и тут же, в это самое мгновение раздался треск: Глории Евгеньевне не удалось все-таки сделать из своей юбки настоящее макси, и теперь в огромной дыре зияла ее узкая угловатая коленка в хлопковых колготах песочного цвета.
– Лорик! Ну что ты опять натворила! Зачем ты привязалась к юбке? Совсем новая юбка была! Только позавчера ее тебе Зинаида по доброте душевной отдала на вечное пользование! – вовсю брызгался Амур Александрович.
– Эта юбка повела себя крайне скверно – она не оправдала моих ожиданий!
– Да у тебя любая вещь ведет себя безобразно! – не утихал он. – На прошлой неделе ты точно так же нахлобучивала вязаную шапку, которую тебе отказала в конце осени Евдокия Павловна, и до того дотянула, что та порвалась на самой лысине!
– У меня нет лысины. Это у тебя, Мурик, открытый лоб до затылка, – возразила боевая подруга бабушкиного секретаря.
– А вам, Марья Лексевна, не следует давать родной бабушке какие бы то ни было прозвища! Вы, наверное, забыли, что уже давно не ходите под стол пешком!
– Амур Саныч! Мне некогда! Вы понимаете?! – Поражаюсь своей наглости – никогда и никому раньше бы не позволила сказать подобное. Да! Развод действует на меня потрясающе!
– Ну хорошо, хорошо, – торопливо зашевелил он губами и, направляясь в коридор, проговорил: – Мне осталось задать вам два вопроса. Всего два!
– Задавайте свои вопросы, – произнесла я вслух, а мысленно добавила: «и убирайтесь поскорее!»
– Откуда взялась ваша сестра Ада Михайловна Корытникова, она что – незаконнорожденная дочь вашей матери, кто она по профессии, замужем ли, есть ли дети, кто такая Афродита? И второй вопрос. Куда это вы сегодня намылились отмечать старый Новый год, и с каких до каких? – заработал душ. В два вопроса Рожков умудрился интонационно уместить целых восемь! Несомненно, в нем умер гениальный оратор.
– Адочка сама нашла меня несколько месяцев назад через телевизионное ток-шоу «От меня нигде не скроешься!». Она моя двоюродная сестра – дочь брата моего отца. Так что можете успокоиться – у мамы нет незаконнорожденных детей. Работает моя кузина уборщицей в овощном магазине, в настоящее время в разводе, совершенно одинока, если не считать меня и ее собаки – Афродиты. Ее отец давно приказал всем нам долго жить, а мать вышла замуж и уехала на Камчатку. Все, – выпалила я, надеясь, что после подобной тирады бабушкины гости немедленно покинут мою квартиру. Но не тут-то было!
– Ваша сестра тоже разведена?! Это просто какая-то масштабная катастрофа повальных разводов! А вы подумали о демографическом положении в нашей стране?! Или вы думаете только о себе? Эгоистки! – Амур Александрович даже подпрыгнул – то ли от негодования, то ли захотел хоть на долю секунды казаться значительно выше своего роста.
– Извините, но ваше время истекло, – сказала я.
– Я не услышал ответа на мой второй вопрос, – настойчиво проговорил бабушкин секретарь, надевая «африканское» пальто, – а именно: куда вы сегодня идете и в котором часу?
– Это вас не касается! Вы внедряетесь в мою частную, личную жизнь! – рассердилась я.
– И все-таки, – требовал Амур Александрович, втискивая ноги в ботинки с задниками-гармошками. Я поняла: Рожковы никуда не уйдут, пока не отвечу на этот вопрос, и чтобы побыстрее отвязаться от назойливой парочки, раскололась:
– В семь вечера в кафе «У дядюшки Ануфрия».
– Вот и чудненько! – вдруг обрадовался бабушкин секретарь и, торжественно положив шапку «пирожок» на ладонь, отчеканил: – Теперь мы будем постоянно с вами связаны. Миритесь с Власом. Избавляйтесь от подруг. Они вам такие непутевые не нужны. Думайте о катастрофическом демографическом положении России и пытайтесь нормализовать его, создав ячейку общества. Пойдем, Лорик! – Амур Александрович напоследок громко высморкался, а Лорик послушно последовала за мужем, вытягивая теперь облезлый кроличий полушубок, пытаясь тем самым скрыть дырку на юбке.
«Наконец-то!» – подумала я, закрыв за ними дверь, однако буквально через минуту снова задребезжал домофон.
– Кто?! – раздраженно не спросила, а крикнула я, потому что знала наверняка – это не иначе как Рожковы.
– Я это! Я! Амур Саныч! – Он опять оплевывал стену у подъезда. – Я еще раз хочу призвать вас к благоразумию! Выходите замуж за Власа и прекратите порочить кристально чистое имя самого уважаемого члена нашей партии – Веры Петровны Сорокиной!
– Счастливого пути! – пожелала я бабушкиному секретарю и повесила трубку домофона.
«Теперь точно ушли. Ну и фрукт этот Амур Саныч! Беспардонный, нетактичный, наглый, лысый кабачок!» – подумала я, еще находясь под впечатлением бесцеремонного допроса и настойчивых, не менее бесцеремонных назиданий по поводу Власа, моих подруг и нормализации демографического положения России. Но, как сказал Рожков, это все лирика. А теперь пришло самое время рассказать все по порядку.
Полтора месяца назад, на следующий день после вечеринки свободных, разведенных женщин в уютном небольшом зальчике ресторана в терракотово-бежевых тонах, где собралось все наше содружество с мамашами, а также Адочка с чудесным образом ожившей Афродитой и Мисс Бесконечность, которая рассказала леденящую кровь придуманную историю о том, как чуть было не попала в гарем к заморскому хану, бабушка моя вступила в партию пенсионеров России, которая носит необычное, я бы даже сказала, романтичное название – партия «Золотого песка и вылетающих голубков».
А случилось это так.
Часов в 10 утра Зожоры отправились за продуктами на рынок, оставив Мисс Бесконечность наедине с самой собой. И надо же было так случиться, что именно в их отсутствие к ней зашла соседка с нижнего этажа – некая Зинаида Петрыжкина, да не одна, а в сопровождении уже известного читателю Амура Александровича Рожкова, и попросила луковицу для борща, потому что в такую мерзопакостную погоду хозяин даже собаку на улицу не выгонит. Надо сказать, что Зинаида Петрыжкина вообще выходила из дома крайне редко – эта сорокапятилетняя женщина, похожая на пересушенную на солнце серо-желтого неопределенного оттенка воблу (именно такого цвета у нее было лицо), предпочитала шататься по подъезду, подслушивать да подглядывать, а потом выводить жильцов на чистую воду. Вообще она слыла самым активным обитателем подъезда, а подъезд, в свою очередь, заменял ей все на свете – и врагов, и друзей, и улицу.
Всякий раз, когда я навещала бабушку и случайно натыкалась на Петрыжкину, она неизменно была одета в длинный халат с запахом с яркими желтыми, зелеными и красными розами, видимо, купленный на вьетнамском рынке (однажды она сделала исключение и все же покинула границы подъезда), и тапочки с массивными бульдожьими рожами. Халат то и дело распахивался, так как рассчитан на миниатюрных вьетнамок, обнажая жилистые ноги Петрыжкиной; а волосы отчего-то всегда накручены на четыре больших бигуди – у меня сложилось такое впечатление, что эта женщина постоянно куда-то собирается, но когда я увидела ее в третий раз в халате и с четырьмя бигуди на голове, меня вдруг осенило: она никуда не собирается – просто у нее такая прическа!
Именно Петрыжкиной Зожоры стали оставлять ключи, когда уезжали на все лето на дачу, после того как бабушка два раза чуть было не спалила квартиру, оставив чайник на включенной на всю мощность электрической конфорке. Второй раз был совсем критическим: потолок в кухне почернел, и тут терпение «сыночка» лопнуло, он не выдержал и отдал ключи Зинаиде – самой активной обитательнице подъезда.
Луковицу Мисс Бесконечность дала – мало того, она пригласила соседку с Амуром Александровичем к себе в комнату и через десять минут настолько очаровала Рожкова своими меткими афористическими фразами, что тот сразу же предложил вступить старушке в партию «Золотого песка и вылетающих голубков». Название бабушке понравилось, и она, не задумываясь, согласилась.
Тут непременно надо заметить, что после болезненного разрыва Мисс Бесконечности с искусственным осеменителем коров – Панкратом Захаровичем, после их ночного побега из Москвы в родную деревню зоотехника – Хрячкино, буквально принудительное вызволение старушки нами с Власом обратно в столицу подействовало на нее престранным образом. Сначала она дулась на меня и не разговаривала, демонстративно швыряя трубки. Видно, сердечная рана еще не успела затянуться, а в памяти свежи воспоминания о романтических посиделках на лестнице между квартирами Мисс Бесконечности и Оглобли (дочери Панкрата Захарыча, к которой он изредка приезжал посторожить квартиру во время ее отпуска). Она не забыла еще, как в 88 лет снова почувствовала себя четырнадцатилетней Джульеттой, как сидела в шелковой сексапильной сорочке и соблазняла Ромео семидесяти девяти лет, неприлично оголив морщинистые плечи и дряблые руки, как причесалась специально для него, лихо заколов с двух сторон серебристо-седые волосы ядовито-розовыми прищепками для белья. Старушка еще хранила в памяти и серенады, которые зоотехник страстно пел рано утром под ее балконом, аккомпанируя себе на гармошке, а она кокетливо махала ему носовым платком, облокотившись на перила, и подготовку к свадьбе...
Но вдруг после придуманной истории о ее похищении якобы для украшения гарема иноземного хана на вечеринке свободных женщин настроение отличника народного просвещения резко переменилось. Вернее будет сказать, не настроение, а отношение как к своему бывшему возлюбленному Панкратке, так и к противоположенному полу в целом. Я думаю, произошло это из-за той враждебной атмосферы ко всем подряд мужчинам, что царила среди разведенных женщин полтора месяца назад в уютном зальчике в терракотово-бежевых тонах. Бабушка быстро сориентировалась и почувствовала себя одной из нас – оскорбленной, разведенной и совершенно свободной от каких бы то ни было обязательств перед любым представителем мужеского пола – будь то Панкратка или ее новый ухажер все из той же деревни Хрячкино – Василий. Теперь она не должна отчитываться, где была, не должна, как сама выразилась на банкете, «стирать тухлые Панкраткины носки в корыте с холодной водой»... Одним словом, Мисс Бесконечность после бурного романа с зоотехником почувствовала, познала даже, что такое свобода и что значит быть не связанной ни с кем любовными узами. Поняла она, что это ей совершенно ни к чему, не по ней это, и отдалась новой страсти, которая заключалась в коллекционировании афоризмов. Любую понравившуюся услышанную фразу она теперь немедленно заносит в тетрадь, по ночам разучивает пополнившуюся за день сокровищницу крылатых выражений, а утром нормально не говорит, а отвечает глубокомысленными чужими изречениями. Если на заданный вопрос в ее «золотом фонде» нет подходящего ответа, она попросту молчит, поджав губы, или тяжело вздыхает. Вот вчера взять – звонит, я ее спрашиваю:
– Как Жорик твой любимый поживает? – Она молчит – ни одной мудрой реплики в ее словесном арсенале нет по этому поводу. – Ты почему не отвечаешь? – спрашиваю я. Интересно, как она выкрутится из этого положения посредством собственного лексикона?
– Я говорю молчанием! – весомо сказала она, но тут же нашлась: – Круче Жорика только яйца! – и бросила трубку.
Однако вернусь к визиту Зинаиды Петрыжкиной и господина Рожкова к бабушке под предлогом «луковки в долг» и попытаюсь рассказать о партии «Золотого песка и вылетающих голубков». Как потом оказалось, несмотря на то, что партия эта пенсионерская и принимали в ее ряды только тех, кто вышел на заслуженный отдых, была совсем еще молода – «семи месяцев от создания», и входило в нее всего 14 человек вместе с супругами Рожковыми и Зинаидой Петрыжкиной. Лидером данной организации является Нерон Павлович Тригубов шестидесяти шести лет, деспот и самодур, который держит в кулаке всех членов «Золотого песка». Настоящее его имя – Неон, но Тригубов самолично вставил в середину букву «р», чтобы добиться наибольшего сходства со своим кумиром – римским императором Нероном. Для достижения этой цели он еженедельно посещал бега, утверждая, что его страсть к скачкам столь же безмерна, как у великого цезаря. Примером для лидера пенсионерской партии были не только скачки, но также наглость, распущенность и жестокость объекта его восторженного обожания и поклонения. Как-то он проговорился, что хочет поджечь дом своего соседа по даче, в точности, как его тезка спалил Рим.
– А пока ничтожный домишко будет полыхать, я стану читать стихи собственного сочинения, – с упоением говаривал он.
Хоть лидер был явно не в себе, у партии были намечены на будущее четкая цель и разнообразные программы для ее достижения. Цель звучит приблизительно так: «Спасти и восстановить Россию!» От кого именно 14 человек собирались спасать родину-мать, точно сказать не могу, как и не могу сказать, до какой степени они собрались ее восстанавливать. Но лозунг, на мой взгляд, возвышенный и благородный, хоть и несколько пространный.
– Россию надо восстанавливать! – горячо, захлебываясь, говорил Амур Александрович бабушке в первую их встречу. – Это что ж творится! Вы только посмотрите на нашу молодежь! Она не стремится ни к чему хорошему! Демографическое положение катастрофично! Никто не хочет рожать – все отказываются! А образование?! Оно в упадке, как и текстильная промышленность! А куда делись с улиц города автоматы с газированной водой за одну и три копейки?! Скажите, кому они мешали? А эти платные туалеты по десять, а то и пятнадцать рублей! Беспредел! Кругом беспредел! – на что Мисс Бесконечность многозначительно ответила:
– Люби свое корыто, даже если оно разбито!
– Какая умная, глубокая мысль! Вы просто прелесть, Вера Петровна! – пришел в восторг Рожков и снова затараторил о безобразиях в стране. Говорил он долго, горячо и, если верить бабушке, истово. Когда же Амур Александрович закончил, старушка не менее истово воскликнула на всю квартиру:
– Освободим страну от злокачественной опухоли! – После сей реплики отличнику народного просвещения России было незамедлительно предложено вступить в партию «Золотого песка».
На следующий день в квартире этажом ниже бабушка была торжественно принята в ряды партии пенсионеров, став 15-м ее достойным членом. А через день с 15-го места она перепрыгнула на второе и уже конкурировала с самим Нероном Павловичом Тригубовым. Она сразу проявила себя с самой лучшей стороны, выдвинув пару свежих лозунгов, и товарищи по партии решили между собой сместить нынешнего лидера, а на его место поставить наимудрейшую и справедливейшую Мисс Бесконечность. Так, еще через день соратники по общему делу прикрепили к ней секретаря в лице Амура Александровича, который с утра до глубокого вечера сидел рядом со старушкой и записывал все, что та говорила, несмотря на косые взгляды Гузки и злобные выкрики со стороны Жорика.
Именно по причине того, что Мисс Совершенная Бесконечность в скором времени должна стать главой партии, чета Рожковых и заявилась ко мне сегодня с утра, засыпая меня в течение двух часов бестактными вопросами и направляя на путь истинный. И все это для того, чтобы у будущего лидера была безупречная репутация со всех сторон – даже со стороны подруг ее внучки.
Если быть немногословной, то именно таким образом развивались события в бабушкиной жизни после расставания с Панкратом Захаровичем.
* * *
Что же касается остальных свободных женщин, то тут можно сказать только одно – мы до сих пор ощущаем эйфорию после развода, причем все без исключения, – эйфорию, тонко и нераздельно связанную с ненавистью к противоположенному полу, которая у каждой из нас выражается по-разному.Мне ничего не остается, как уничтожать особей мужеского пола морально, так сказать, пером. Под сильным давлением своего редактора Любочки я пытаюсь начать новый любовный роман, но никак не получается переключиться на него с «Записок». Неделю назад она позвонила мне и похвалила за оперативную работу:
– Молодец, Маня! За три месяца два романа – очень неплохой результат! Значит, все-таки можешь, когда захочешь! – прогремела она в трубку и настоятельно порекомендовала мне писать параллельно два романа – 4-й том «Записок» и какой-нибудь нежный, женский и романтический (Любочка так и выразилась тогда – «нежный, женский и романтический»).
Бедняжка, она не подозревает, какой план созрел в моей голове после развода! Ведь все темы я, кажется, уже осветила в своем творчестве – поведала читателю обо всем, о чем может поведать тридцатитрехлетняя женщина: и тему страстной любви закомплексованной девушки из автомеханического техникума к зрелому мужчине в «Убийстве на рассвете», и тему неземной любви, предательства и измены, также раскрыла образ рокового мужчины в одноименном романе, и о неоправданных надеждах все было мною написано, и о прелестях любви в летнее время года. Даже деревенскую тему затронула, создав трогательную пасторальную историю любви пастуха и птичницы в последнем своем творении, которое, надо заметить, Любочке очень понравилось, и она дала ему зажигательное название – «Секс на сенокосе».