Богданова Людмила. Искусство составления витражей

Богданова Людмила
Искусство составления витражей

   Людмила Богданова
   Искусство составления витражей
   Владыки.
   Ведь даже если мы умираем,
   от нас остается радуга...
   Моему другу Сашке, вредному
   Мастеру 15 с половиной лет...
   Консата. Хартии.
   Собиратель осколков
   - Ты что потерял, моя радость?
   кричу я ему.
   А он отвечает:
   - Ах, если б я знал это сам.
   Окуджава.
   Беглец.
   Человек больно навалился на плечо, и Йохани поняла, что сейчас упадет под его тяжестью. Мучительным усилием дотянула его до койки. Человек, словно мертвый, закачался в упругих нитях. Йохани с ужасом следила, как сквозь загорелое лицо беглого каторжника, иссеченное морщинами и шрамами, проступают знакомые черты, цинично оскаленный рот становится просто беспомощным, глаза закрыты, кулаки судорожно сжаты, а дыхание истончается, готовое остановиться.
   Йохани встряхнула головой. Как ни хочется, а придется прибегнуть к искусству. Тому, что всегда в ней. Пока она жива.
   Она вытянула руки на уровне глаз, расслабила, развела пальцы, слегка потрясла кончиками, выпуская силу. Золотые пузырьки разбежались по каюте, а ладони налились привычной горячей тяжестью. Йохани отключила высокое зрение. Вся ее сила нужна была сейчас, чтобы извлечь из небытия человека, которому доверяла, которого помнила и не хотела терять. Двенадцать лет она не знала, что с ним, почти треть жизни, даже немного больше, чем треть.
   Он лежал перед нею такой беспомощный: вся его сила ушла вместе с сознанием, и в темном разуме просвечивали лишь одинокие искры - как отдаленные августовские сполохи над зубчатой стеной ночного леса. А ночь пахла рябиной.
   Вопреки всему Йохани стоила свои воспоминания, свою нежность, все самое чистое, что сберегла за время скитаний, и уже не пузырьки, а золотые молнии слетали с загорелых рук, переплетая судьбу каторжника с ее судьбой. Лодка возвратилась из темного туннеля, человек открыл глаза.
   - Я ничего не помню. Почему я ничего не помню?..
   Йохани сидела на краю постели, поддерживая его голову, заслоняя телом от любой беды.
   - Уберите защитное поле, - вполне осознанно сказал человек.
   - Уберите защитное поле. Они всадили в нас древнюю болезнь. Если пеленга не будет, вирус заработает.
   Спутница Йохани испуганно ахнула. А Йохани приказала "Семиглазке" покинуть обычное пространство. И извлекла из ниши коробку диагностера.
   - Какая это болезнь?
   - Не знаю, - он смотрел на Йохани и не видел ее, был здесь - и не с ними.
   Йохани сердито прикрикнула на тоскующую Дэзи. Она не меньше подружки любит их корабль, но теперь ... теперь уничтожит, если будет нужно, чтобы спасти того, кто вернулся.
   Диагностер щелкал, птичьим тельцем нагреваясь в ладони. Каторжник посмотрел искоса:
   - Не найдете... этим.
   - Я могу... сканировать ментально. И доломать тебя.
   Глаза Йохани зло сощурились, трудно было понять, относится эта злость к наглости беглеца или к тем, кто обрек его на смерть за тягу к свободе.
   А человек умирал. Он мог умереть на ее руках или опять очутиться в клетке, если она за недолгое время не отыщет искомое. И время остановилось.
   Корпус "Семиглазки" подрагивал, отзываясь на чужеродные структуры за бортом. Человек лежал перед Йохани, и ему было плохо и страшно. А диагностер вел свою механическую песенку. Потом запнулся - и защелкал изо всех сил. Из него высунулись прозрачные лапки и уперлись беглецу в плечо. Йохани вздохнула почти с облегчением.
   После операции каторжник заснул, а она снова сидела рядом, благо, он не мог прогнать ее, придерживала его вздрагивавшие руки и вслушивалась в невнятные слова, изредка срывавшиеся с губ. Он опять ходил по кругам своего ада, и она была бессильна помочь ему в этих кругах.
   Среди песчаных гор висел туман, насыщенный каплями дождя.
   Несколько минут назад среди этого тумана растаяла в бесшумном взрыве "Семиглазка", и ветер слабо качнул сосновые стволы, Йохани отвернулась. Под ногами лежала разбитая асфальтовая дорога. Все надо было начинать сначала.
   Каторжник затолкал Йохани в сумку пригоршню голубых камней:
   - Этого хватит вам на первое время. Я вас отыщу, когда будет нужно.
   Они прошли с километр до поворота старого шоссе.
   - Здесь Земля, - сказал он. - Здесь никогда ничего не меняется. Через четверть часа будет рейдер.
   Они ничем не ответили на его попытку прервать молчание. "Семиглазку" было жалко до слез. И все высокие аргументы ничего не значили со смертью корабля.
   - Захолустье. Оно и время, чтобы собрать силы. Полагаю, они потеряли след.
   - Ты считаешь, что мы боимся?
   Вспомнив все, он и попытки не сделал, чтобы вспомнить ее, даже имени не спросил. Дернув ремешок сумки, Йохани пошла к рейдеру, мягко присевшему у остановки и похожему на полосато-серую кошку хон ти. Этот рейдер довезет их до города, в котором кружась, опадают липовые листья и странно пахнет осенью и грибами. До города, который называется Крайний и где кончаются все дороги.
   Эя, Имперское хранилище, спиралокасты,
   ячейка 3/17, уцелевшая Полная Запись.
   Ветер с галереи тряханул огоньки свечей и заиграл плащами придворных, и этот густо-синий тяжелого шелка плащ плеснул Оэлу чуть ли не в лицо, когда женщина миновала переход, не оставляя следов на голубовато-стеклянистом крошеве, усыпавшем полы дворца. Она не была ни из Свиты, ни из Семьи, и Оэла удивило это, но мысль погасла, задавленная грузом забот и совсем других мыслей. Он запомнил только этот синий плащ с белым подбоем и белую парчу длинного - до полу - платья, а еще волосы, как дождик, стекающие из-под капюшона. Зачем-то он остановил одного из слуг, мелькающих в анфиладе:
   - Это кто?
   - Кто, господин?
   - Ну та, в синем плаще. Я ее раньше не видел.
   - Я тоже, господин.
   - Дама в синем плаще...
   - Тут не было дамы в синем плаще.
   Оэл со злостью подумал, что один из них сходит с ума. Надышался пылью... Он поправил у бедра широкий ритуальный клинок и вышел на воздух. Синие сумерки лежали над имперской резиденцией, пахли йодом и пыльной полынью, нагоняющей тоску. Он подумал, что сегодня напьется.
   Возвращение короля.
   Дэзи увлек танцевать командир патруля с седыми висками и капитанскими заморочками, а Йохани из зала, где толпа предпочитала визжащую музыку и дым, вышла на террасу. Тут ветер с реки сдувал мошек и гонял по пустым столикам хлебные крошки. Все здесь от ограждения до столиков сделано было из темного отлакированного дерева и казалось старинным и прочным. Внизу, как на карте, виднелась река с домиком на понтоне и ракитами на другом берегу. Официант, как сонная муха, ползал с веником среди стульев. Не одна Йохани искала здесь уединения. Мужчина в сером комбинезоне задумался над бутылкой густого антиохийского вина, в позабытом бокале плавал листик акации.
   Человек этот тревожил Йохани - как в душно натопленной комнате горящий камин. Ей хотелось и уйти, и остаться. Она слизнула брызги, брошенные ветром, и стала невзначай разглядывать мужчину: склоненную голову с копной русых волос, красивые загорелые и сильные кисти рук, широкие плечи под серой тканью, голубой кристалл у ворота... Туча отбежала, и блик солнца зажег в камне синюю звезду. У Йохани пересохли губы. Она подошла, и незнакомец под упорным взглядом поднял голову.
   Йохани указала на камень:
   - Это... этого не должно быть здесь.
   Его серо-синие глаза расширились:
   - Почему?
   Йохани оглянулась. Никого не было. И шум изнутри, мешаясь с ветром, заглушал любые слова.
   - Это здесь, как красная тряпка быку. - сказала она, преодолевая неловкость. - Как свастика в 41-м.
   Он прикрыл камень ладонью:
   - Забавная осведомленность. Кто вы?
   - А вы?
   - Похоже, мы зашли в тупик, - он сдул лист и отпил вино.
   Йохани наблюдала его кошачьи движения и думала, что зря ввязалась в разговор, что он выпутается, даже если что-то случится, что она не помнит его и напрасно теряет время. И камень - совсем не тот.
   Просто забавная подделка.
   А в камне сверкала синяя звезда.
   Человек лежал головой у нее на коленях, и кровь багряной струйкой вытекала из угла рта на голубое крошево галереи. Йохани тяжело дышала и думала, что все это похоже на затяжное ненастоящее кино, и скоро она сможет проснуться.
   Когда она проснулась, она не помнила содержания кошмара, помнила только, что не хочет его вспоминать.
   В первое мгновение ей показалось, что она все еще на "Семиглазке" - ровное мурлыканье двигателей наполняло пространство вокруг, сообщая чувство умиротворенности и покоя. Силовая койка слегка покачивалась под Йохани. Не подымая головы, увидела она мужчину, которого, казалось, не могло быть здесь. Если не знать про силовые сгущения, можно было подумать, что он, закинув ногу за ногу, небрежно и мирно висит в воздухе. Заметив, что Йохани проснулась, он с улыбкой разогнулся:
   - Доброе утро, спящая королева.
   Йохани вспомнила деревянную террасу и незнакомца, вызвавшего ее на разговор. Голубой кристалл все еще скреплял ворот его серой рубашки.
   - Не понимаю...
   - Вы на моем корабле. У меня еще слишком много вопросов, чтобы так быстро расстаться.
   - Так вы...
   - Похитил вас, украл, если угодно; унес против воли...
   Йохани вскочила:
   - Как вы посмели?!
   - Прошу прощения, честное слово. Но меня одолело любопытство.
   Йохани стиснула пальцы.
   - А у меня вы спросили?!
   Его лицо приняло насмешливо-повинное выражение:
   - Спрашиваю. Вы согласны мне помочь?
   - Только если возвратите меня туда, откуда взяли.
   - А вы действительно хотите вернуться?
   Йохани споткнулась на полуслове. Она увидела над дверью изображение синего знамени с семью лебедиными цветками. Это был "бродяжник" типа альба, личная яхта короля, который был бы мгновенно уничтожен, попытайся его занять кто-то другой.
   Мужчина наклонился над Йохани:
   - Вам плохо?
   - Что вы хотите знать?
   - Например, про вот это, - он снял с ворота голубую звезду. - С ним связана легенда?
   - Легенда? - Йохани сорвалась с места. - У вас есть орнавит?
   Бросив в рот горсть алых капсул, она сжала кристалл в ладони, и в стене рядом с головой похитителя появилось ровное оплавленное отверстие. Йохани почувствовала мерзкую горечь во рту и стала падать. Король подхватил ее, вернул в койку, спрятал кристалл:
   - Довольно экспериментов. Отдыхайте. Мне надо подумать.
   Эя, Имперское хранилище, спиралокасты,
   ячейка 80/11/1, уцелевшая Полная Запись.
   Кот потянулся и мурлыкнул. Он был слишком велик для обычной домашней киски, но и диким его назвать было нельзя. Он терся у ног, мурлыкал и умильно заглядывал в глаза.
   - Хотел бы я знать, что ты знаешь, - мальчишка почесал кота за ухом. Кот принял это за поощрение и развалился кверху брюхом.
   - И хотел бы я быть таким доверчивым, как ты, - в голосе мальчишки прозвучала горечь.
   - Реур, оставь зверя!
   Девочка лет двенадцати стояла в дверях, комкая передник, расшитый рябиновыми гроздьями.
   - Это не зверь. Это хон ти.
   - Все равно оставь. Это не наш хон ти.
   - Ну и что, - сказал он почти с ненавистью.
   - У нас не может быть хон ти. У нас нет рода.
   - Наш отец король!
   - Он царствует, а не правит.
   - Дура! - Реур сжал кулаки. - Если он захочет...
   - Нас завтра отправляют с Эи. Нас забирают Ведьмы.
   - Но я не хочу.
   - У королевских детей не спрашивают, чего мы хотим.
   - Он защитит нас!
   - Тогда его убьют.
   - Не посмеют.
   Эя, Имперское хранилище, спиралокасты,
   ячейка 3/31, уцелевшая Полная Запись.
   Она сидела, сильно откинувшись назад, утопив в капюшоне лицо, заложив ногу за ногу, а на ступне приподнятой ноги проступал багряный полумесяц. Боль и досада расходились от женщины толчками, пропитывая галерею, так что Оэл сперва отшатнулся, войдя сюда. А потом подошел.
   - Вам помочь?
   - Я не принимаю помощи от незнакомых.
   - Дин Оэл, к услугам госпожи.
   - Один из Четырнадцати.
   Он опустился на колени, бесцеремонно и сильно обхватил ее ступню:
   - Осколок?
   Ведьма, морщась, кивнула.
   - Кто же ходит босиком по голубой пыли?
   Она дернулась:
   - Ненавижу, когда меня учат.
   - Погодите, он мог остаться в ране.
   Оэл наклонил голову и резко провел по царапине языком, почувствовав резкий вкус крови. Ведьма ошеломленно замерла. А властитель поднял на нее зеленовато-серые длинные глаза, в которых недоверие смешалось с надеждой.
   Они потом не помнили оба, сколько провели вне времени, и только капля крови, выползшая из ранки, заставила его очнуться. Оэл залил царапину биоклеем, потом, не долго думая, взял ведьму на руки:
   - Куда вас отнести?
   Эя, Имперское хранилище, сожженная
   зона. Кристалл.
   Они пришли ниоткуда. Но опасность была не в их неопределенности и даже не в том оружии, что они принесли с собой (оно было варварски грубым и маломощным) , а в том, что сеть высокой защиты, казавшаяся непреодолимой, пропустила их, как воздух пропускает солнечный свет. Автоматы не справились, а люди не успели. Золотой трон Эи был захвачен почти без боя.
   Король был убит, Четырнадцать бесследно исчезли - вот и все, что изменилось в Империи, по крайней мере, сначала.
   Они пришли ниоткуда. Они звали себя Братья по Оружию.
   Тинуэ, Единое Информационное Поле,
   тайные знания, Оукдор.
   Дубы внезапно раздвинулись, открывая приземистое круглое строение, окаймленное тыном из обожженных кольев. На острие каждого кола болтался человеческий череп. Близились сумерки, и глазницы черепов начинали светиться зеленым гнилушечным светом. В воздухе не было ни ветерка, бронзовые листья томно обвисли, а небо набрякало розовой кровью, и в этой крови черными угольками метались потревоженные вороны. Унти передернула плечами под легкой туникой. Холод и страх перед этой чужой планетой сделались безмерны. Ей нужно было убежище. Она стала обходить заплот по периметру и возвратясь на место, с которого начала, поняла, что в тыне нет ни ворот, ни самой маленькой калитки, ни даже лаза, прорытого барсуком или лисой. Отчаянье сгустилось и надавило на плечи. Унти заплакала. Несмотря на все тщательное обучение она была только безоружной тринадцатилетней девочкой, и ей страшно было в этом заповедном лесу, так не похожем на леса Эи. Она закричала, и крик этот подхватило эхо, и тогда над тыном, над рядом сверкающих зловещих огней появилось темное в свете заката, обметанное лохмами лицо. Баба Яга из старинной детской сказки пялилась на Унти пронзительными глазами. Потом с заплота упала к ногам девочки веревочная лестница. Если бы принцесса не была так запугана и измучена, она бы рассмеялась.
   - Полезай, - велела старуха.
   - Я не смогу.
   - Становись на нижнюю ступеньку и держись.
   Унти взнесло наверх так стремительно, что отнялось дыхание, и тут же жесткие руки схватили ее и набросили повязку на глаза. Унти испуганно охнула и полетела вниз. Ей не дали упасть. Поймали и грубо зажав подмышкой, куда-то понесли. В первую минуту, задохнувшись от неожиданности и колючей щерсти повязки, что лезла в ноздри, Унти и не пробовала сопротивляться, но по мере продвижения неизвестно куда боевой дух древних поселенцев возродился в ней. Унти попробовала заорать и засучила ногами, так что ей почти удалось вырваться, но тут жгучий шлепок пониже спины вызвал в ней такой прилив стыда и ярости, что она застыла. Почти тут же принцессу поставили на ноги, но ноги подогнулись, и Унти осела на холодный пол. Повязку с ее головы стянули, но в этом было мало проку из-за окружающей темноты. Унти беззвучно плакала и сплевывала с языка шерстинки, у нее болел живот. Кто-то подошел к ней сзади и одним грубым движением сорвал с нее тунику и белье, а впереди зародился и поплыл к ней тусклый желтый свет. Унти заорала, корчась и заслоняя руками живот и грудь:
   - Не трогайте! Не смейте меня трогать! Я плохого не делала! Мама!
   Каскад воды, обрушившийся на Унти, заставил ее заткнуться и сделал мокрой с головы до пят. Тут же ее замотали в грубое полотенце. Унти лягнула невидимого, и ее опять несильно, но внятно шлепнули.
   Женский голос сказал:
   - Хороша... принцесса. Что ты ищешь в Оукдоре?
   - Это было с ней, - отозвался другой голос из темноты, и на пол полетел синий в бурых засохших пятнах плащ. Ткань развернулась, и к ногам той, которая спрашивала, покатилась высохшая мертвая голова.
   Пенорожденный.
   Человек бродил по августовскому лесу, грыз орехи и улыбался гневно цокающим белкам. Он не знал, что пришел к тупику.
   Лес рос вокруг города, пахнущего липой и грибами. Город стоял здесь уже четыре тысячи лет и столько же не менялся. Он успел состариться в тиши своих улочек с деревянными домами и ветхими палисадниками. Он не подозревал, что сюда попадают лишь те, кому некуда торопиться. И это вовсе не связано со старостью и болезнями. Просто для тех, кто чаще смотрит в прошлое, чем в будущее и не видит цели и смысла, в этом городе кончаются все дороги.
   Город млел под неярким солнцем, как все другие города, лопухи и бурьян кустились на пыльных улочках и неброскими цветами цвел пустырник. И, видимо, в этой неброской тишине, в плеске воды о жестяной желоб и слабом скрипе деревянных мостовых можно было разглядеть потаенную истину, растерянную в дороге. Сюда приходили отчаявшиеся. Сюда же - желающие найти себя. Город сплошных философов и художников. Должно быть, единственный во вселенной, Крайний никого не удерживал силой. Просто леса, распадки и пыльные дороги непонятным образом замыкались на возвращение, и старая железнодорожная ветка, чудом сохранившаяся в окрестностях, гоняла по кругу маленькие поезда. Иногда один или другой пробовали вырваться, и тогда в привычном порядке менялись надежда к отчаянью, яростному протесту, бешенству и тупому покорному смирению с судьбой. Может, и отыскался кто-то, у кого получилось уйти. Город молчал о них.
   Коул прислушивался к городу, к шепоту реки - и ждал, что однажды что-то станет понятным и заставит очнуться, а пока воспоминания пересыпались, как песок, и ладони холодил камень, в котором горела синяя звезда.
   Этот камень да синий плащ - вот все, что осталось ему от прежней жизни и памяти, да еще имя, вередящее, как камешек в обуви - до одурения и невозможности освободиться. Коул знал, что была прежняя жизнь и что это оттуда, не понимая, откуда в нем это знание и иногда пробуя силой добраться до истока, пока не начинала болеть голова. Тогда он уходил в лес, насвистывая сквозь зубы, точно зная, что к закату любая тропинка выведет его на знакомую улицу. Так же точно, как за полночью наступает утро: некоторые вещи даны изначально и редко кто задумается, зачем лето сменяется осенью и бывают дождь либо вёдро. А если и задумываются сначала, потом привыкают и перестают обращать внимание. Иногда Коулу казалось, что в Крайнем все давно и прочно потеряли способность удивляться. А он.. он просто никогда и никому не рассказывал об этом. Это... было похоже на теплый сноп солнца, пронзивший витраж и разбросавший теплые блики по белой стене. Однажды он очнулся посреди воды синей и густой, как смола. Была ночь. Узкий серебряный серп висел над овальным глазом озера. Шелестели тростники. В ту минуту Коул еще не знал, что это озеро. Он увидел лунный серп, ощутил вязкость воды, пробующей поглотить тело, взмахнул руками и ушел в глубину. Ноги коснулись дна, грудь разрывалась от древнего желания дышать. Не справившись с собой, он вдохнул, зная, что вода хлынет внутрь, будет удушье, агония и (какая забава) мерзкий вкус во рту. Но... он дышал в воде. Тогда он подумал, что слит, и принял это, как должное, и побрел, спотыкаясь о придонные травы. И вышел из озера. И, лишась упругой поддержки воды, рухнул на берегу.
   Коул очнулся оттого, что большое яркое солнце высушило одежду на нем и припекло затылок и голые кисти. Упираясь ладонями в песок, он встал на колени, словно со стороны фиксируя свою неловкость. Втянул свежий травяной воздух. Серо-полосатая кошка, сидящая напротив, сказала, не открывая рта:
   - Ты пришел - я свободна, - и взмахнув коротким хвостом, потрусила в лес.
   Насмешка в кошачьей интонации показалась особенно обидной, и Коул едва не запустил ей вслед то, что подвернулось под руку. А подвернулся граненый синий камушек, слегка похожий на сапфир. Коул задумчиво оглядел его и сунул в карман. Силы возвращались, голова перестала кружиться, и он счел за лучшее перебраться в тень, сочтя своей собственностью и прихватив и темно-синий плащ, лежащий рядом с ним на берегу. Три дня Коул наугад шел по лесу, ночуя в песчаных ямах под выворотнями и питаясь черникой и крупными ягодами, похожими на виноград, своими гроздьями усыпавшими кусты на каждой полянке. Эти ягоды не только чудесно утоляли голод и жажду, но и пробуждали память. Иногда Коулу казалось даже, что мозг не выдержит и разорвется под каскадом обрушившихся изнутри запахов, звуков и картин. Но как он жил и кем был когда-то, он не вспомнил. Должно быть, бывают границы, за которые невозможно вернуться.
   К закату третьего дня Коул вышел на дорогу, уводящую в туман. Сам переход с Тинуэ совершился незаметно. На рассвете лишенный памяти король входил в город Крайний.
   Тинуэ, ЕИП, группа контроля цивилизации,
   архив.
   "Гвоздь можно забить одним сильным ударом либо серией
   мелких, причем в первом случае гвоздь может погнуться
   либо отклониться от траектории, а во втором при потере
   во времени выигрываешь в точности".
   Ритуал забивания Гвоздя. Пояснения.
   Подвергнут киборгизации Тинуэ озере-питомнике кристаллов 3171 - 3183 Галактического Единого связи нестабилизацией Системы устранением главного Вектора риском распада цивилизации. Стабилизация дополнительные вектора серия мелких воздействий "Четырнадцать" встреча Крайнем...
   Эя, Имперское хранилище, спиралокасты,
   ячейка 3/40, уцелевшая Полная Запись.
   Давианта, высокорожденная Тай, семьи Ки, была женщиной властной и крупной, которой больше пристала кольчуга, чем парчовые платья королевских приемов, которая управляла флиттером не лучше, чем конем, фехтовала не лучше, чем стреляла, и сочетая с этими достоинствами природный ум и пара-способности, не хуже руководила и мужчинами. Ее отец, высокорожденный Марос Дор Ки, считал, что у его наследницы всего один недостаток - ее женская природа, и отправляя Тай служить королю, имел с ней длительную беседу, содержание которой не попало, против всех правил, ни в родовой Кристалл, ни в резервный кристалл хон ти. Судя по дальнейшему, дочь Мароса близко к сердцу приняла его советы.
   Наклонив головку с тщательно уложенными волосами, в которых сверкал среди бриллиантов ритуальный синий камень, Давианта предоставила служанкам заниматься ее туалетом. Сама она глубоко погрузилась в размышления, впрочем, не настолько глубоко, чтобы не отреагировать на появление в своей уборной Дина Оэла, одного из Четырнадцати, которого Тай никак не удавалось заполучить в любовники. Он скользнул равнодушным взглядом по ее полунагому телу и отвел его к белым с золотом драпировкам, украшенным искусной вышивкой.
   - Похоже, я невовремя, - Дин позволил себе слегка насмешливо улыбнуться.
   - Напротив! - ответила Тай слишком живо. - Ты мне нужен.
   - Будем говорить при них?
   - Мыслями.
   Она лениво подставила руку, чтобы служанке было удобнее закреплять прозрачный рукав. Оэл сморщился от волны ароматов, плеснувших по обнаженным нервам. Кисти и предплечья Тай были откровенно обнажены и грудь вызывающе открыта, и мягкая желтизна кожи в сочетании с белым и золотом родовых цветов, которые Давианта бессознательно предпочитала, вызывала в Оэле чувство близкое к гадливости - слишком уж эта особа напоминала обильных телом рубенсовских матрон. В отдаленном уголке сознания промерцал образ смуглой худышки-ведьмы эти женщины были несопоставимы!
   Тай уловила серебристо-синий промельк и поморщилась:
   - Ты думаешь слишком громко, мой друг.
   - А ты бестактна.
   - Как и любой из нас.
   Оэл усмехнулся.
   - Надеюсь, ты не разыскивала меня, чтобы поскандалить?
   Давианта позволила себе широко улыбнуться. У нее были красивые зубы, выращенные и вживленные эянскими мастерами. Она вытянула ногу, якобы для того, чтобы прислужница натянула чулок из телесной сеточки, а на самом деле демонстрируя голень и высокий подъем. При этом она искоса наблюдала за Оэлом и чувствовала, что ее усилия приносят результат. Теперь нить, охватившую его сознание, следовало укрепить и аккуратно подтянуть добычу.
   - Не понимаю, к чему Ведьмы сменили наблюдателя. Не для того же, чтобы соблазнить короля?
   Тай радостно отметила, что удар достиг цели. Щека Оэла дернулась.
   - Прошлая бесспорно отвечала званию, - продолжала Тай. - Старуха...
   - Отчего ты их ненавидишь?
   - А отчего я должна их любить? - узкие брови Тай изогнулись в лживом удивлении. - Они начинают вредить Родам. Мы же не хотим усиления короля?
   - Он марионетка.
   - Как и двадцать до него. И все их наследники отправились к Ведьмам. А по Гегелю количество переходит в качество. Прыжком.
   - И ты считаешь, что пришло его время?
   Тай пожала округлыми плечами:
   - Выводы должны делать мужчины.
   - Экологические советники, - пробормотал Оэл раздраженно. - Не верю, что за ними стоит реальная сила.
   - Ты когда-нибудь слышал про колорадского жучка?
   В мозгу Оэла отразилось мелкое полосатое насекомое, ползущее по дымчатому листу, и Родовой кристалл тут же выдал недостающее.
   - Биологическое оружие? За нами 14 звездных систем. Мне иногда кажется, что мы сами навязали Ведьмам облик угрозы и тайны. И мы ведь учились на Тинуэ.
   - У лампы всегда темнее.