И попасть в другую.
Если только он не вспомнит — почему?
— Сканеры!
Спингарн отскочил в сторону, чтобы избежать цветных глаз. Он бросился к приборам, прежде чем зрачки снова могли поймать его в фокус. И опередил глаза.
Тогда Спингарн увидел то, что, может быть, ускользало от него раньше не один десяток раз в этой же самой капсуле пространства-времени. Вместе с реальным прыжком он совершил прыжок мысленно.
Сканеры смотрели не на него, они смотрели вместе с ним!
Спингарн — это имя сохранилось, хотя остальные отличительные черты почти исчезли, — понял, почему его перебрасывали из одной Игры в другую. Каждый раз он оказывался в самых трудных условиях, спускаясь по спирали вниз во все более глубокие и опасные Сцены. Он знал, почему серия головокружительных приключений подошла к концу.
Он содрогнулся. Его едва не вычеркнули из Сцен. Он поглядел в сканеры и увидел, что ему делать.
Его место в Игре занял другой Спингарн.
Эта древняя Сцена должна длиться непрерывно. Все участники обязаны сыграть свои роли.
И новый человек станет рядовым Спингарном. Ненадолго. Пока Спингарн не узнает, почему он — Вероятностный человек.
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Если только он не вспомнит — почему?
— Сканеры!
Спингарн отскочил в сторону, чтобы избежать цветных глаз. Он бросился к приборам, прежде чем зрачки снова могли поймать его в фокус. И опередил глаза.
Тогда Спингарн увидел то, что, может быть, ускользало от него раньше не один десяток раз в этой же самой капсуле пространства-времени. Вместе с реальным прыжком он совершил прыжок мысленно.
Сканеры смотрели не на него, они смотрели вместе с ним!
Спингарн — это имя сохранилось, хотя остальные отличительные черты почти исчезли, — понял, почему его перебрасывали из одной Игры в другую. Каждый раз он оказывался в самых трудных условиях, спускаясь по спирали вниз во все более глубокие и опасные Сцены. Он знал, почему серия головокружительных приключений подошла к концу.
Он содрогнулся. Его едва не вычеркнули из Сцен. Он поглядел в сканеры и увидел, что ему делать.
Его место в Игре занял другой Спингарн.
Эта древняя Сцена должна длиться непрерывно. Все участники обязаны сыграть свои роли.
И новый человек станет рядовым Спингарном. Ненадолго. Пока Спингарн не узнает, почему он — Вероятностный человек.
Глава 3
Шнур горел. Огромный француз в стальном костюме все еще приближался к грязному, похожему на краба Спингарну. Оба покрыты сажей и грязью, человек в доспехах выпачкан кровью — кровью Тиллиярда, саперов и отчасти своей собственной — там, где кинжал мертвого капрала вонзился в его лодыжку.
— Это не я!
Это был не он. В тоннель забросили другую бедолагу, с помощью совсем другого тоннеля, который вел через расщелины пространства и времени и выбросил бегущего испуганного человека в красную землю Турне. Каким образом замена произошла почти без потери времени? Огонь запала продвинулся не более чем на десять футов, пока Спингарн со страхом и любопытством наблюдал, как глаза сканера в свою очередь следили за ним. Это был тот же самый запал, тот же тоннель; и та же самая атмосфера, насыщенная запахом мочи и сажей, огонь, грязь, зловоние и ужас царили вокруг. Тот же самый уставший гигант со своим грозным мечом, протянутым к незащищенному телу отчаявшегося сапера.
Прежде чем Спингарн начал действовать, он пришел еще к одному выводу. Капсула, которой он сейчас управлял, была небольшим аномальным узлом в пространстве-времени. «Тайм-аут» обозначал именно это. Время вне времени. Небольшой трюк с его собственным временем. И прежде всего ему необходимо доказать, что он сам может выполнить такой же трюк. В те мгновения, когда он глядел на сканеры, в его разум нашли дорогу новые воспоминания — полууслышанные фразы, тонкие дискуссии, в которых он не принимал участия, запасы информации, которую ему не приходилось использовать раньше, целые разделы инструкций, которые он никогда не исследовал. Внезапно потребовалась информация, которую он хранил годами в своем другом существовании. И Спингарн понял, где находится и для чего нужна капсула.
Если ему удастся доказать, что он умеет управлять Игрой, то он сможет выйти из нее. Не раньше.
Ему надо управлять будущим нового рядового Спингарна.
А в случае неудачи?
Это он тоже знал.
Искрящееся пламя миновало напряженную фигуру, которая была так похожа на него. Пламя осветило испуганного человека — широкие, сильные плечи, длинные руки, короткое туловище, белые форменные штаны, ставшие красными от грязи и, возможно, от крови его погибших товарищей. И при свете этого примитивного орудия разрушения Спингарн мог видеть тревожное оливковое лицо гиганта. Оба они вовлечены в противоборство и полны взаимной ненависти, оба страшно боялись горящего запала. Спингарн мог видеть в их обведенных сажей глазах, что они знали об опасности, — новый рядовой Спингарн не утратил своих знаний, когда в основание его черепа была введена миниатюрная кассета памяти.
Спингарн включил приборы.
Сейчас сканеры стали его глазами. Они сообщали ему все, что происходило в Сцене, все, что могло случиться, все, что случилось до этого момента, и все мысли, действия, побуждения, чувства и надежды двух актеров. При желании Спингарн мог также прикоснуться к датчику и включить более широкий обзор — развернуть перед собой, как пульсирующую карту, всю сцену осады Турне с десятками тысяч актеров, с генералами, ворами, шлюхами и мертвецами. Он мог также скрупулезно наблюдать за одним человеком — например, за сержантом Хоком, который смотрит из-за повозки с зерном или из-за укрепления, находясь в полной безопасности, с трубкой во рту и все еще горящим фитилем в руке. Этим фитилем он поджег запал. Довольный и ожидающий Хок, который закричит «Ура!», когда несколько сотен врагов будут подброшены на тридцать футов в воздух вместе со своими кирками и лопатами, мушкетами и гранатами, давно позеленевшими мертвецами и, вполне вероятно, человеком, который занял место Спингарна.
Он мог видеть все. Но ни он и никто другой не могли отменить того, что сделал сержант. Запал горел, планета, на которой была воссоздана осада Турне, повернулась вокруг оси на долю оборота, Хок медленно улыбнулся, гигант под землей увидел запал — и изменить все это не могли ни создатели Сцен, ни Спингарн.
Что он мог сделать?
Сколько у него времени?
У него осталось достаточно знаний рядового Спингарна. Он мог совершать элементарные арифметические действия. Толстый шнур горел медленнее в сыром воздухе тоннеля, чем снаружи. Конечно, ненамного. Для шнура такого типа примерно три секунды на ярд плюс-минус одна-две секунды на слишком плотно набитый порох или на полное сгорание яри-медянки. Любому из испуганных людей хватит времени, чтобы втоптать горящий запал в плотную, вонючую красную грязь.
Забудут ли они вражду, чтобы спастись?
И разве это имело значение!
— Лепя не касается, — сказал себе Спингарн, зная, что он пытается обмануть себя.
— Это их дело, — добавил он, вполне уверенный в обратном.
Нет. Тайм-аут означал, что ты вышел из Игры, но тебе надо гарантировать, что тот, кто занял твое место, в каком-то смысле продолжил существование. Все это пронеслось в голове Спингарна, когда он позволил своим грязным пальцам приблизиться к приборам. Еще больше мысленных цепочек заполнило его мозг, когда две сенсорные подушечки выскользнули, как серые слизняки, и коснулись ладоней. Он умел пользоваться сенсорными кнопками. В той, прошлой жизни он умел пользоваться симуляторами общих переживаний, которые впускали тебя в самые потаенные думы актеров Игры. Сейчас он знал, что чувствовал человек в доспехах; с объятым паникой разумом нового Спингарна он уже был полностью знаком. Сейчас надо внести небольшое исправление в Игру. Иначе действие будет продолжаться по предопределенному пути — так, как придумал какой-то режиссер Игры: шнур будет бешено рассыпать искры, бочонки взорвутся, француз и рядовой Спингарн погибнут ужасной смертью. Тайм-аут давал шанс выйти из непрерывной цепи событий в пределах Сцены.
Тайм-аут.
Ты говоришь «Стоп!» — и в промежутке между событиями появляется капсула; она незримо присутствует, как огромное и невидимое уравнение над Игрой. И когда тебя мягко поднимают в капсулу, кто-то занимает твое место.
Новый Спингарн — внешне похожий на тебя и, возможно, объятый той же самой ненасытностью, которая привела тебя в одну из Первобытных Сцен, — кем бы он ни был, появлялся в сложных ситуациях и вставал на твое место. Но и ему необходимо крикнуть: «Я хочу выйти!».
Спингарн наблюдал за своим двойником.
Огонь прошел мимо него, как ужасное насекомое, — зловещий блеск в зловонном, сыром, дымном тоннеле.
Никто не кричит: «Я хочу выйти!», пока находиться в Игре не становится невыносимо. Ты произнесешь эти слова — если сможешь вспомнить формулу — только в том случае, когда нет другого выхода. Сейчас Спингарн вспомнил, что видел такое же задумчивое, пристальное выражение на лицах мужчин и женщин всякий раз, когда обстоятельства становились невыносимыми. Их терзали обрывки воспоминаний, задавленных новой личностью, они отчаянно пытались найти выход из безнадежно опасной Игры.
Возможно, прошла доля секунды, пока он собирал всплывшие в памяти данные.
Тайм-аут.
Ты выбрался наружу. На время, ненадолго. И если не сможешь спасти жизнь своего заместителя, то окажешься в толпе кричащих, обезумевших актеров, которые в свою очередь требуют, чтобы им разрешили испытать судьбу в любом месте — хоть где-нибудь! — в воссозданных мирах Сцен.
Итак, необходимо гарантировать, что рядовой Спингарн останется жив.
Сейчас ты находишься позади сканеров; датчики под твоими руками ожили мыслями и впечатлениями. Спрятавшись под кожей, добираясь до главных нервных центров, они направляют информацию в мозг. И перед тобой разворачивается ситуация, в которую попали два человека. Теперь от тебя, бывший рядовой Спингарн, зависит, как использовать приборы.
Спингарн заглянул в разум француза.
Кровожадность угасала.
«Английский дезертир был прав — контрмина далеко ушла, и, если бы не золото графа, англичане уже подкапывались бы под стены главной башни… этот огонь! — его треск смущает меня, а последний из английских саперов здесь, передо мной, извивается, как раздавленная змея! Проклятый шнур! Один удар, и все будет кончено! Один удар, и запал перерезан, но их минер спасется и приведет других проклятых англичан! Я совершил такой подвиг! Я, де Фруле, в одиночку уничтожил целую галерею, полную английских кротов! Еще несколько шагов, и я убью последнего… но он уползает прочь… а огонь приближается!».
Разумом гиганта овладела нерешительность. Игра крепко держала его: он знал свою роль, и хотя мог изменить детали, конец данной Сцены не мог быть изменен. По крайней мере не им. Игра требовала, чтобы тоннель был взорван вместе с актерами, которые уже были вычеркнуты. Л что с новым рядовым Спингарном?
Огонь добрался почти до ног человека в доспехах.
Огонь успел продвинуться на фут, пока Спингарн анализировал состояние нового Спингарна: бессильная ярость; подавляющий страх; неясный намек на замешательство. Кассета, которая была вставлена в основание его черепа, создала новую личность; и, как ни странно, прилив сексуального влечения — возможно, отзвук предыдущей роли этого человека в той Игре, которую он только что покинул. Но новый рядовой сапер уже вычислил вероятности Игры.
Спингарн увидел, что гигант-француз принял решение и направился за славой. Он сильно устал и был ослеплен погоней. Он хотел своими руками уничтожить всех врагов. Спингарн понял, что перед ним неистовый психопат, который не захочет вовремя остановиться.
— Ну а теперь, — сказал Спингарн, который наконец сумел принять решение, — давайте строго придерживаться правил.
Он позволил своим пальцам прикоснуться к приборам.
Выбор сделан в пользу нового Спингарна.
Спингарн обнаружил умение в своих руках, когда датчики проворно исполнили его решение. Он чувствовал странное возбуждение, управляя могучими силами, вырывавшимися из капсулы в реальный мир.
Гигант собрался с последними силами.
Новый Спингарн прервал свой безумный бег на четвереньках.
Огонь разбрасывал искры и светился всего в ярде позади француза.
Спингарн действовал внутри капсулы тайм-аута. Он подвел к датчикам энергию, и новый рядовой сапер прыгнул. Почти сразу же он закричал от дикой боли.
Спингарн на мгновение почувствовал жалость к кричавшему от боли саперу. Но решение надо выполнять. Если его вмешательство в Игру будет успешным, направляемый компьютером курс сможет продолжаться, и, что более важно, его заместитель, хотя ему придется туго, останется в живых.
После этого Спингарн обратил свое внимание на более важную проблему управления будущими событиями Игры — так, чтобы новый рядовой сапер мог выполнить роль, которую сам Спингарн играл в воссозданной осаде Турне.
Спингарн наблюдал, творил и чувствовал хладнокровное возбуждение.
— Хорошо сделано, — раздался голос за его спиной.
Спингарн удивленно произнес вслух:
— Я, кажется, молчал.
— Нет, — снова произнес бархатистый голос. — Это я. Спингарн повернулся. Воспоминания нахлынули потоком.
— Арбитр, — сказал Спингарн. — Ты — Арбитр.
— Это не я!
Это был не он. В тоннель забросили другую бедолагу, с помощью совсем другого тоннеля, который вел через расщелины пространства и времени и выбросил бегущего испуганного человека в красную землю Турне. Каким образом замена произошла почти без потери времени? Огонь запала продвинулся не более чем на десять футов, пока Спингарн со страхом и любопытством наблюдал, как глаза сканера в свою очередь следили за ним. Это был тот же самый запал, тот же тоннель; и та же самая атмосфера, насыщенная запахом мочи и сажей, огонь, грязь, зловоние и ужас царили вокруг. Тот же самый уставший гигант со своим грозным мечом, протянутым к незащищенному телу отчаявшегося сапера.
Прежде чем Спингарн начал действовать, он пришел еще к одному выводу. Капсула, которой он сейчас управлял, была небольшим аномальным узлом в пространстве-времени. «Тайм-аут» обозначал именно это. Время вне времени. Небольшой трюк с его собственным временем. И прежде всего ему необходимо доказать, что он сам может выполнить такой же трюк. В те мгновения, когда он глядел на сканеры, в его разум нашли дорогу новые воспоминания — полууслышанные фразы, тонкие дискуссии, в которых он не принимал участия, запасы информации, которую ему не приходилось использовать раньше, целые разделы инструкций, которые он никогда не исследовал. Внезапно потребовалась информация, которую он хранил годами в своем другом существовании. И Спингарн понял, где находится и для чего нужна капсула.
Если ему удастся доказать, что он умеет управлять Игрой, то он сможет выйти из нее. Не раньше.
Ему надо управлять будущим нового рядового Спингарна.
А в случае неудачи?
Это он тоже знал.
Искрящееся пламя миновало напряженную фигуру, которая была так похожа на него. Пламя осветило испуганного человека — широкие, сильные плечи, длинные руки, короткое туловище, белые форменные штаны, ставшие красными от грязи и, возможно, от крови его погибших товарищей. И при свете этого примитивного орудия разрушения Спингарн мог видеть тревожное оливковое лицо гиганта. Оба они вовлечены в противоборство и полны взаимной ненависти, оба страшно боялись горящего запала. Спингарн мог видеть в их обведенных сажей глазах, что они знали об опасности, — новый рядовой Спингарн не утратил своих знаний, когда в основание его черепа была введена миниатюрная кассета памяти.
Спингарн включил приборы.
Сейчас сканеры стали его глазами. Они сообщали ему все, что происходило в Сцене, все, что могло случиться, все, что случилось до этого момента, и все мысли, действия, побуждения, чувства и надежды двух актеров. При желании Спингарн мог также прикоснуться к датчику и включить более широкий обзор — развернуть перед собой, как пульсирующую карту, всю сцену осады Турне с десятками тысяч актеров, с генералами, ворами, шлюхами и мертвецами. Он мог также скрупулезно наблюдать за одним человеком — например, за сержантом Хоком, который смотрит из-за повозки с зерном или из-за укрепления, находясь в полной безопасности, с трубкой во рту и все еще горящим фитилем в руке. Этим фитилем он поджег запал. Довольный и ожидающий Хок, который закричит «Ура!», когда несколько сотен врагов будут подброшены на тридцать футов в воздух вместе со своими кирками и лопатами, мушкетами и гранатами, давно позеленевшими мертвецами и, вполне вероятно, человеком, который занял место Спингарна.
Он мог видеть все. Но ни он и никто другой не могли отменить того, что сделал сержант. Запал горел, планета, на которой была воссоздана осада Турне, повернулась вокруг оси на долю оборота, Хок медленно улыбнулся, гигант под землей увидел запал — и изменить все это не могли ни создатели Сцен, ни Спингарн.
Что он мог сделать?
Сколько у него времени?
У него осталось достаточно знаний рядового Спингарна. Он мог совершать элементарные арифметические действия. Толстый шнур горел медленнее в сыром воздухе тоннеля, чем снаружи. Конечно, ненамного. Для шнура такого типа примерно три секунды на ярд плюс-минус одна-две секунды на слишком плотно набитый порох или на полное сгорание яри-медянки. Любому из испуганных людей хватит времени, чтобы втоптать горящий запал в плотную, вонючую красную грязь.
Забудут ли они вражду, чтобы спастись?
И разве это имело значение!
— Лепя не касается, — сказал себе Спингарн, зная, что он пытается обмануть себя.
— Это их дело, — добавил он, вполне уверенный в обратном.
Нет. Тайм-аут означал, что ты вышел из Игры, но тебе надо гарантировать, что тот, кто занял твое место, в каком-то смысле продолжил существование. Все это пронеслось в голове Спингарна, когда он позволил своим грязным пальцам приблизиться к приборам. Еще больше мысленных цепочек заполнило его мозг, когда две сенсорные подушечки выскользнули, как серые слизняки, и коснулись ладоней. Он умел пользоваться сенсорными кнопками. В той, прошлой жизни он умел пользоваться симуляторами общих переживаний, которые впускали тебя в самые потаенные думы актеров Игры. Сейчас он знал, что чувствовал человек в доспехах; с объятым паникой разумом нового Спингарна он уже был полностью знаком. Сейчас надо внести небольшое исправление в Игру. Иначе действие будет продолжаться по предопределенному пути — так, как придумал какой-то режиссер Игры: шнур будет бешено рассыпать искры, бочонки взорвутся, француз и рядовой Спингарн погибнут ужасной смертью. Тайм-аут давал шанс выйти из непрерывной цепи событий в пределах Сцены.
Тайм-аут.
Ты говоришь «Стоп!» — и в промежутке между событиями появляется капсула; она незримо присутствует, как огромное и невидимое уравнение над Игрой. И когда тебя мягко поднимают в капсулу, кто-то занимает твое место.
Новый Спингарн — внешне похожий на тебя и, возможно, объятый той же самой ненасытностью, которая привела тебя в одну из Первобытных Сцен, — кем бы он ни был, появлялся в сложных ситуациях и вставал на твое место. Но и ему необходимо крикнуть: «Я хочу выйти!».
Спингарн наблюдал за своим двойником.
Огонь прошел мимо него, как ужасное насекомое, — зловещий блеск в зловонном, сыром, дымном тоннеле.
Никто не кричит: «Я хочу выйти!», пока находиться в Игре не становится невыносимо. Ты произнесешь эти слова — если сможешь вспомнить формулу — только в том случае, когда нет другого выхода. Сейчас Спингарн вспомнил, что видел такое же задумчивое, пристальное выражение на лицах мужчин и женщин всякий раз, когда обстоятельства становились невыносимыми. Их терзали обрывки воспоминаний, задавленных новой личностью, они отчаянно пытались найти выход из безнадежно опасной Игры.
Возможно, прошла доля секунды, пока он собирал всплывшие в памяти данные.
Тайм-аут.
Ты выбрался наружу. На время, ненадолго. И если не сможешь спасти жизнь своего заместителя, то окажешься в толпе кричащих, обезумевших актеров, которые в свою очередь требуют, чтобы им разрешили испытать судьбу в любом месте — хоть где-нибудь! — в воссозданных мирах Сцен.
Итак, необходимо гарантировать, что рядовой Спингарн останется жив.
Сейчас ты находишься позади сканеров; датчики под твоими руками ожили мыслями и впечатлениями. Спрятавшись под кожей, добираясь до главных нервных центров, они направляют информацию в мозг. И перед тобой разворачивается ситуация, в которую попали два человека. Теперь от тебя, бывший рядовой Спингарн, зависит, как использовать приборы.
Спингарн заглянул в разум француза.
Кровожадность угасала.
«Английский дезертир был прав — контрмина далеко ушла, и, если бы не золото графа, англичане уже подкапывались бы под стены главной башни… этот огонь! — его треск смущает меня, а последний из английских саперов здесь, передо мной, извивается, как раздавленная змея! Проклятый шнур! Один удар, и все будет кончено! Один удар, и запал перерезан, но их минер спасется и приведет других проклятых англичан! Я совершил такой подвиг! Я, де Фруле, в одиночку уничтожил целую галерею, полную английских кротов! Еще несколько шагов, и я убью последнего… но он уползает прочь… а огонь приближается!».
Разумом гиганта овладела нерешительность. Игра крепко держала его: он знал свою роль, и хотя мог изменить детали, конец данной Сцены не мог быть изменен. По крайней мере не им. Игра требовала, чтобы тоннель был взорван вместе с актерами, которые уже были вычеркнуты. Л что с новым рядовым Спингарном?
Огонь добрался почти до ног человека в доспехах.
Огонь успел продвинуться на фут, пока Спингарн анализировал состояние нового Спингарна: бессильная ярость; подавляющий страх; неясный намек на замешательство. Кассета, которая была вставлена в основание его черепа, создала новую личность; и, как ни странно, прилив сексуального влечения — возможно, отзвук предыдущей роли этого человека в той Игре, которую он только что покинул. Но новый рядовой сапер уже вычислил вероятности Игры.
Спингарн увидел, что гигант-француз принял решение и направился за славой. Он сильно устал и был ослеплен погоней. Он хотел своими руками уничтожить всех врагов. Спингарн понял, что перед ним неистовый психопат, который не захочет вовремя остановиться.
— Ну а теперь, — сказал Спингарн, который наконец сумел принять решение, — давайте строго придерживаться правил.
Он позволил своим пальцам прикоснуться к приборам.
Выбор сделан в пользу нового Спингарна.
Спингарн обнаружил умение в своих руках, когда датчики проворно исполнили его решение. Он чувствовал странное возбуждение, управляя могучими силами, вырывавшимися из капсулы в реальный мир.
Гигант собрался с последними силами.
Новый Спингарн прервал свой безумный бег на четвереньках.
Огонь разбрасывал искры и светился всего в ярде позади француза.
Спингарн действовал внутри капсулы тайм-аута. Он подвел к датчикам энергию, и новый рядовой сапер прыгнул. Почти сразу же он закричал от дикой боли.
Спингарн на мгновение почувствовал жалость к кричавшему от боли саперу. Но решение надо выполнять. Если его вмешательство в Игру будет успешным, направляемый компьютером курс сможет продолжаться, и, что более важно, его заместитель, хотя ему придется туго, останется в живых.
После этого Спингарн обратил свое внимание на более важную проблему управления будущими событиями Игры — так, чтобы новый рядовой сапер мог выполнить роль, которую сам Спингарн играл в воссозданной осаде Турне.
Спингарн наблюдал, творил и чувствовал хладнокровное возбуждение.
— Хорошо сделано, — раздался голос за его спиной.
Спингарн удивленно произнес вслух:
— Я, кажется, молчал.
— Нет, — снова произнес бархатистый голос. — Это я. Спингарн повернулся. Воспоминания нахлынули потоком.
— Арбитр, — сказал Спингарн. — Ты — Арбитр.
Глава 4
Как все роботы одного из наивысших уровней, Арбитр был похож на человека. Невероятно, но роботы гордились своим обликом. Они совсем не пытались достичь полного сходства с людьми. Наоборот, они подчеркивали свою механическую природу. В определенных пределах робот может сам сделать себе тело.
Некоторые из них развили известную утонченность, применяя металл или пластик. Кое-кто был склонен использовать мягкий черный материал, маслянистый, как патока, а другой мог предпочесть прочный металлический корпус, как у обычных роботов. Спингарн смутно помнил модное среди автоматов высокого уровня зеленое, похожее па нефрит, вещество, привезенное в галактику на каком-то межгалактическом корабле, блуждавшем по космосу миллион лет. Роботы нашли это вещество в груде обломков и выяснили его свойства. Шлем из такого материала был восхитительным, полупрозрачным и казался совсем неземным. Люди тоже начали его использовать. Но этот робот сделал себе внешнюю обшивку из золотисто-красной ткани с блестящими украшениями.
— Мне нравится твое одеяние, — сказал Спингарн. — Ты сам изобрел?
— Конечно! Я взял… — начал робот и остановился. — Пока что вы — нулевая личность! Как Арбитр, я приказываю вам оставаться в капсуле тайм-аута!
Спингарн больше не пытался льстить роботу.
— Но я не дал погибнуть моему заместителю!
— Тем не менее, сэр, вы не удержали вероятность в пределах Законов Функции Вероятности Сцен. Официально вы все еще находитесь в Первобытной Сцене Семнадцатого Века.
— Восемнадцатого.
— Сэр?
Спорить с ним было бессмысленно. Пока не будут упорядочены факторы вероятности в той Игре, где новый рядовой Спингарн мог выжить или погибнуть, робот не позволит ему уйти. Он не позволит задавать вопросы, которые помогут Спингарну нащупать связь с жизнью, из которой он пришел. И не даст ответ на вопрос «кто?», который беспокоил Спингарна больше, чем все остальное.
Ненадолго он станет нулевой личностью, как сказал робот. В пресыщенной галактике, где известны только два способа жизни — либо ты участвовал в Сценах и испытывал судьбу, либо ты строил Сцены, — он был никем. Он находился в тюрьме, вне пространства-времени остальной галактики, пока Арбитр тайм-аута не удостоверится, что человек, занявший его место, не нарушит тонкий баланс неопределенности и вероятности в Первобытной Сцен е.
Надо замкнуть петлю тайм-аута, прежде чем вернуться в свое время и начать поиск ответов.
— Восемнадцатый век, — сказал Спингарн. — Ранняя Механическая Эра.
— Спасибо, сэр.
Робот был эгоцентричным, тщеславным и обидчивым. Его нужно успокоить.
— Хочу отметить высокую чувствительность датчиков. Я бы сказал, что мог находиться в полном контакте с главными действующими лицами Игры.
— Этого все пытаются достичь.
Они должны быть такими: механизмами со встроенным чувством меры, которые в состоянии оценить шансы бедняги, призывающего спасти его. Своей способностью сравнивать одну неопределенность с другой роботы очень похожи на женщин.
Спингарн продолжил разговор:
— Я подумал, что ты точно оцениваешь каждое мгновение. Знаю, что ты, автомат высокого уровня, умеешь тонко направлять события, по дать мне тайм-аут точно в нужный момент! Вот настоящее мастерство!
— Вы правильно произнесли формулу.
— Но ты мог бы проигнорировать ее — если нарушены требования Игры и все такое?
— Ну, на самом деле нет. Нам позволена независимость в некоторых пределах, но только не в случае успешных требований тайм-аута. Позвольте мне объяснить.
И он стал объяснять. Спингарн едва терпел. Робот разглагольствовал о различии между простым вызовом выхода из Игры, когда субъект («Я!» — прорычал Спингарн про себя) полностью владеет своими способностями, и мычанием, вырванным чистым случаем изо рта какого-нибудь бедняги. В его случае робот произвел что-то вроде судебного разбирательства, рассматривая процесс постепенного понимания рядовым Спингарном того, что он находится не на своем месте. Робот долго рассуждал, а затем стал вспоминать анекдоты.
«К чему все это?» — спросил себя Спингарн, пока слушал о трех людях-ослах, которые включили четыре отдельные капсулы тайм-аута, всего лишь имитируя крик осла, который они должны были издавать по роли.
Его собственная подавленная личность все отчетливее всплывала в памяти. он мог вспомнить разговоры про капсулы тайм-аута с другими людьми. И тогда как раз пришел ответ: операторов-роботов нужно терпеть, потому что они сами поддерживают свое существование. Опи жили в небольшом секторе Игры и управляли всем набором действующих лиц, работая с тонкими нитями обстоятельств и соотнося их с широкой программой, выдуманной сценаристами; только они могли на протяжении долгих лет вести записи, кодировать, соотносить, давать перекрестные ссылки и, как сейчас, удалять участника из Игры.
— Вы очень добры ко мне, — заверил робот Спингарна, когда тот упомянул о когда-то слышанных им отчетах о Сценах. — Конечно, все вполне верно. Поскольку мы — мета-роботы, как мы себя называем, — предназначены для управления капсулами тайм-аута в этой Сцене, не было пи единого случая, когда пришлось бы обращаться за помощью в Управление по борьбе с катастрофами. Ни единого.
— Я не знаю, как бы Сцены работали без вас.
— Я тоже не знаю!
— Ваша работа блестяща. Робот благодарно привстал.
— Как вы добры!
Спингарн положил руку на его тощие плечи. Робот был почти на полметра выше его. Красновато-золотистый материал дрожал, как будто жил своей жизнью. «Вполне возможно», — подумал Спингарн. В его мозгу пронеслись обрывки воспоминаний о существах, которые населяли микромиры сектора ZI-68. Они изобретали миниатюрные устройства для гуманоидных роботов, пока их не остановили. Но дрожь своей руки он контролировал. Ему была совершенно необходима помощь тщеславного робота.
— Между нами говоря, ты не думаешь, что мы бы могли вместе работать, чтобы изменить Игру?
— Я не вижу, как… — начал робот. — Вы ставите меня в крайне неудобное положение…
Но он позволил отвести себя к стенду сканеров. И когда Спингарн почувствовал под ладонями нетерпеливые сенсорные подушки, робот сел в командирское кресло рядом с ним.
— А теперь, — сказал Спингарн, — я в твоих руках. Давай приведем в порядок нашу маленькую Игру, а?
— Я не уверен, что мне позволено…
— Я не прошу помощи! — воскликнул Спингарн. — Я знаю, что должен самостоятельно привести Игру в порядок — вывести этот персонаж с опасного пути, не нарушив линию действия! Я знаю, что Закон Сцен не позволяет использовать роботов. Но, черт возьми, ты не робот! Ты — Арбитр тайм-аута! И я не прошу помощи — я просто приглашаю старого друга посидеть рядом, пока я не разберусь с ситуацией!
— Если так…
— Да! И немедленно.
Спингарн позволил своим рукам выполнить работу, которой они были обучены: хитроумное, инстинктивное перемешивание вероятностей и физических событий — именно благодаря ей он стал таким многообещающим режиссером Игр!
Да! Он был режиссером Игр!
Так зачем ему нужен робот, сидящий рядом?
— Я мог бы упомянуть некоторые из существенных возможностей, не нарушая Закона Сцен, — сказал робот, — У меня есть своп источники, сэр.
Спингарн вспомнил. Арбитры имели доступ к большим компьютерам. Эти компьютеры воздвигали Сцены; только они могли отобрать фантастическое количество деталей, необходимых, чтобы миллионы людей могли повторно принять участие в уже совершившихся исторических событиях. Оп, Спингарн (почему бы не взять это древнее имя!), мог использовать огромную память тщеславного Арбитра, Затем, возможно, ему удастся узнать то, что он, бывший режиссер Игр, делал в Сценах.
И почему он знал, что может называть себя Вероятностным человеком?
— Очень удачная мысль, — похвалил Спингарн. Робот затрепетал от удовольствия.
— Мы… вы… вы могли бы… без сомнения, вы уже подумали… я имею в виду…
— Продолжай. Это здорово, — сказал Спингарн.
— Сэр, если вы посмотрите на высокий уровень неопределенности здесь — и функцию вероятности, у которой максимум вот тут — и если мы используем координаты, примененные вами в самом начале…
Спингарн наблюдал за постепенным подъемом изменяющихся кривых вероятности, восхищаясь потоком сверкающих диаграмм. Миллионы крохотных сообщений электрическим током мчались в огромных механизмах, решая задачу. Наконец Спингарн вздохнул с облегчением.
— Великолепно, — произнес он. Робот улыбнулся.
Некоторые из них развили известную утонченность, применяя металл или пластик. Кое-кто был склонен использовать мягкий черный материал, маслянистый, как патока, а другой мог предпочесть прочный металлический корпус, как у обычных роботов. Спингарн смутно помнил модное среди автоматов высокого уровня зеленое, похожее па нефрит, вещество, привезенное в галактику на каком-то межгалактическом корабле, блуждавшем по космосу миллион лет. Роботы нашли это вещество в груде обломков и выяснили его свойства. Шлем из такого материала был восхитительным, полупрозрачным и казался совсем неземным. Люди тоже начали его использовать. Но этот робот сделал себе внешнюю обшивку из золотисто-красной ткани с блестящими украшениями.
— Мне нравится твое одеяние, — сказал Спингарн. — Ты сам изобрел?
— Конечно! Я взял… — начал робот и остановился. — Пока что вы — нулевая личность! Как Арбитр, я приказываю вам оставаться в капсуле тайм-аута!
Спингарн больше не пытался льстить роботу.
— Но я не дал погибнуть моему заместителю!
— Тем не менее, сэр, вы не удержали вероятность в пределах Законов Функции Вероятности Сцен. Официально вы все еще находитесь в Первобытной Сцене Семнадцатого Века.
— Восемнадцатого.
— Сэр?
Спорить с ним было бессмысленно. Пока не будут упорядочены факторы вероятности в той Игре, где новый рядовой Спингарн мог выжить или погибнуть, робот не позволит ему уйти. Он не позволит задавать вопросы, которые помогут Спингарну нащупать связь с жизнью, из которой он пришел. И не даст ответ на вопрос «кто?», который беспокоил Спингарна больше, чем все остальное.
Ненадолго он станет нулевой личностью, как сказал робот. В пресыщенной галактике, где известны только два способа жизни — либо ты участвовал в Сценах и испытывал судьбу, либо ты строил Сцены, — он был никем. Он находился в тюрьме, вне пространства-времени остальной галактики, пока Арбитр тайм-аута не удостоверится, что человек, занявший его место, не нарушит тонкий баланс неопределенности и вероятности в Первобытной Сцен е.
Надо замкнуть петлю тайм-аута, прежде чем вернуться в свое время и начать поиск ответов.
— Восемнадцатый век, — сказал Спингарн. — Ранняя Механическая Эра.
— Спасибо, сэр.
Робот был эгоцентричным, тщеславным и обидчивым. Его нужно успокоить.
— Хочу отметить высокую чувствительность датчиков. Я бы сказал, что мог находиться в полном контакте с главными действующими лицами Игры.
— Этого все пытаются достичь.
Они должны быть такими: механизмами со встроенным чувством меры, которые в состоянии оценить шансы бедняги, призывающего спасти его. Своей способностью сравнивать одну неопределенность с другой роботы очень похожи на женщин.
Спингарн продолжил разговор:
— Я подумал, что ты точно оцениваешь каждое мгновение. Знаю, что ты, автомат высокого уровня, умеешь тонко направлять события, по дать мне тайм-аут точно в нужный момент! Вот настоящее мастерство!
— Вы правильно произнесли формулу.
— Но ты мог бы проигнорировать ее — если нарушены требования Игры и все такое?
— Ну, на самом деле нет. Нам позволена независимость в некоторых пределах, но только не в случае успешных требований тайм-аута. Позвольте мне объяснить.
И он стал объяснять. Спингарн едва терпел. Робот разглагольствовал о различии между простым вызовом выхода из Игры, когда субъект («Я!» — прорычал Спингарн про себя) полностью владеет своими способностями, и мычанием, вырванным чистым случаем изо рта какого-нибудь бедняги. В его случае робот произвел что-то вроде судебного разбирательства, рассматривая процесс постепенного понимания рядовым Спингарном того, что он находится не на своем месте. Робот долго рассуждал, а затем стал вспоминать анекдоты.
«К чему все это?» — спросил себя Спингарн, пока слушал о трех людях-ослах, которые включили четыре отдельные капсулы тайм-аута, всего лишь имитируя крик осла, который они должны были издавать по роли.
Его собственная подавленная личность все отчетливее всплывала в памяти. он мог вспомнить разговоры про капсулы тайм-аута с другими людьми. И тогда как раз пришел ответ: операторов-роботов нужно терпеть, потому что они сами поддерживают свое существование. Опи жили в небольшом секторе Игры и управляли всем набором действующих лиц, работая с тонкими нитями обстоятельств и соотнося их с широкой программой, выдуманной сценаристами; только они могли на протяжении долгих лет вести записи, кодировать, соотносить, давать перекрестные ссылки и, как сейчас, удалять участника из Игры.
— Вы очень добры ко мне, — заверил робот Спингарна, когда тот упомянул о когда-то слышанных им отчетах о Сценах. — Конечно, все вполне верно. Поскольку мы — мета-роботы, как мы себя называем, — предназначены для управления капсулами тайм-аута в этой Сцене, не было пи единого случая, когда пришлось бы обращаться за помощью в Управление по борьбе с катастрофами. Ни единого.
— Я не знаю, как бы Сцены работали без вас.
— Я тоже не знаю!
— Ваша работа блестяща. Робот благодарно привстал.
— Как вы добры!
Спингарн положил руку на его тощие плечи. Робот был почти на полметра выше его. Красновато-золотистый материал дрожал, как будто жил своей жизнью. «Вполне возможно», — подумал Спингарн. В его мозгу пронеслись обрывки воспоминаний о существах, которые населяли микромиры сектора ZI-68. Они изобретали миниатюрные устройства для гуманоидных роботов, пока их не остановили. Но дрожь своей руки он контролировал. Ему была совершенно необходима помощь тщеславного робота.
— Между нами говоря, ты не думаешь, что мы бы могли вместе работать, чтобы изменить Игру?
— Я не вижу, как… — начал робот. — Вы ставите меня в крайне неудобное положение…
Но он позволил отвести себя к стенду сканеров. И когда Спингарн почувствовал под ладонями нетерпеливые сенсорные подушки, робот сел в командирское кресло рядом с ним.
— А теперь, — сказал Спингарн, — я в твоих руках. Давай приведем в порядок нашу маленькую Игру, а?
— Я не уверен, что мне позволено…
— Я не прошу помощи! — воскликнул Спингарн. — Я знаю, что должен самостоятельно привести Игру в порядок — вывести этот персонаж с опасного пути, не нарушив линию действия! Я знаю, что Закон Сцен не позволяет использовать роботов. Но, черт возьми, ты не робот! Ты — Арбитр тайм-аута! И я не прошу помощи — я просто приглашаю старого друга посидеть рядом, пока я не разберусь с ситуацией!
— Если так…
— Да! И немедленно.
Спингарн позволил своим рукам выполнить работу, которой они были обучены: хитроумное, инстинктивное перемешивание вероятностей и физических событий — именно благодаря ей он стал таким многообещающим режиссером Игр!
Да! Он был режиссером Игр!
Так зачем ему нужен робот, сидящий рядом?
— Я мог бы упомянуть некоторые из существенных возможностей, не нарушая Закона Сцен, — сказал робот, — У меня есть своп источники, сэр.
Спингарн вспомнил. Арбитры имели доступ к большим компьютерам. Эти компьютеры воздвигали Сцены; только они могли отобрать фантастическое количество деталей, необходимых, чтобы миллионы людей могли повторно принять участие в уже совершившихся исторических событиях. Оп, Спингарн (почему бы не взять это древнее имя!), мог использовать огромную память тщеславного Арбитра, Затем, возможно, ему удастся узнать то, что он, бывший режиссер Игр, делал в Сценах.
И почему он знал, что может называть себя Вероятностным человеком?
— Очень удачная мысль, — похвалил Спингарн. Робот затрепетал от удовольствия.
— Мы… вы… вы могли бы… без сомнения, вы уже подумали… я имею в виду…
— Продолжай. Это здорово, — сказал Спингарн.
— Сэр, если вы посмотрите на высокий уровень неопределенности здесь — и функцию вероятности, у которой максимум вот тут — и если мы используем координаты, примененные вами в самом начале…
Спингарн наблюдал за постепенным подъемом изменяющихся кривых вероятности, восхищаясь потоком сверкающих диаграмм. Миллионы крохотных сообщений электрическим током мчались в огромных механизмах, решая задачу. Наконец Спингарн вздохнул с облегчением.
— Великолепно, — произнес он. Робот улыбнулся.
Глава 5
Они внимательно изучили показания датчиков.
Спингарн следил за докладом нового рядового Спингарна сержанту Хоку. Он обливался потом во время маневров, проводившихся в сложных условиях могущественными силами внутри капсулы тайм-аута, и настолько переживал за своего заместителя, что закричал от боли, когда раскаленный добела запал обжег его грудь. Робот глядел так, как будто чувствовал ко всему отвращение. Но дело сделано, и сержант Хок был почти доволен.
— Прошу прощения, сержант, — твердо сказал хорошо знакомый голос — даже голос похож! — Докладывает рядовой Спингарн, сержант! В тоннеле творилось черт знает что, и все наши погибли. На пас набросились французы и доспехах, с вашего позволения! Глаза бы мои итого по видели, сержант, — а у меня только мушкет. Стреляю раз, второй, третий, а пули лишь вмятины делают в его нагрудной пластине. А голландец мертв, и бедный дурачок Джек Смайли тоже, и храбрый капрал Тиллиярд. Да, сержант Хок, гигант прирезал обоих саперов, они плавают в луже крови, а я ослеп от дыма и чада светильников. Да, я буду рассказывать покороче, если вы хотите, сержант, но все это — истинная правда от первого до последнего слова. Видите кровь французов на тех лохмотьях, что остались от моих штанов? Что мне было делать, сержант? Ну, и шпур горел — длинный и толстый промасленный шнур. Да, я стараюсь покороче, сержант! Капрал Тиллиярд? Я не сказал, что он потерял штык и остался безоружным? Да? Что он сделал, сержант! Пока я стоял, он вцепился в лодыжку француза зубами! Тот был в броне с головы до ног, и только пятки у него не были защищены! И капрал грыз его, прямо как нильский крокодил. А из меня лилась кровь. Я продолжу, если вы позволите, сержант, и расскажу обо всем остальном. И клянусь своей кровью, сколько ее у меня осталось, клянусь… головой нашей светлой королевы — я стараюсь покороче, сержант! Да? Ну, я кинулся на ногу француза и стал грызть ее зубами, — слава Богу, что у меня острые клыки! И француз свалился! Он так устал, что его вместе с тяжелыми доспехами мог свалить даже ребенок! Стальные латы времен короля Гарольда или, может быть, одного из Семи Рыцарей Христианского Мира! А запал? Смотрите!
Спингарн почувствовал шок, снова пережив боль.
Робот поднялся.
— Я вспомнил очень интересную ситуацию в одной из Сцен Парового Века, — начал он. Но Спингарн все еще смотрел на шар, на котором показывался во всех подробностях разговор рядового Спингарна и сержанта Хока, не склонного ему верить.
— Посмотрите! — произнес голос, очень похожий на голос Спингарна. — Он лежал, его меч отлетел в сторону, а я не мог выбраться из-под его ноги. Сержант, одна его нога была такой же тяжелой, как все ваше тело! Фантастика! Смотрите, какая у меня страшная рана! Клянусь Богом, вы думаете, я сам себя обжег, чтобы было оправдание?! Извините, сержант, за мою горячность. Я уважаю ваше звание, сержант, но не хочу, чтобы меня считали лжецом. Продолжать, сержант? Хорошо. Пламя само погасло, оказавшись между грязью и моей голой грудью, а затем я прикончил врага его же мечом. Но, сержант, я понял, что другие французы последуют за своим доблестным рыцарем, и снова поджег запал. Нет, сержант, не трутом. Мертвый гигант был сапером, и в его кисете я нашел не только средства, чтобы добыть огонь, но и еще немного фитиля. Я от природы ловкий человек — плавал на корабле Ее Величества «Арктур», сержант, и привык обращаться с различными устройствами. Я прикрепил фитиль к шнуру, выбрался из тоннеля и тут же пришел доложить вам, сержант.
Сержант боролся с недоверием.
Спингарн ухмыльнулся, глядя на прыщавое лицо с носом-бутылкой.
Сержанта Хока можно было понять. Ему рассказали такую невероятную историю о подземных убийствах в узких, тесных галереях и тоннелях под полями Турне, о доблести и ярости, об отваге и верности долгу, которую не рассказывал ни один сапер за всю историю войн с французами.
— Как скучно мусолить одно и то же, — сказал робот. Он посмотрел на Спингарна, по тот едва заметил тонкий укол. Для Арбитра это была всего лишь очередная трудная задача, тогда как для Спингарна — вопрос жизни и смерти. Его место занял новый рядовой Спингарн.
Он испытывал чувство гордости, слушая, как новый Спингарн отвечает сержанту Хоку. Этот человек, из какой бы Сцены он ни пришел, обладал сильным характером. Он просто кипел от ярости, пока сержант стоял в нерешительности.
— И ты пришел доложить мне, — произнес сержант Хок.
— Да, сержант.
— Полагаю, что лучше нам отправиться к капитану.
Спингарн следил за докладом нового рядового Спингарна сержанту Хоку. Он обливался потом во время маневров, проводившихся в сложных условиях могущественными силами внутри капсулы тайм-аута, и настолько переживал за своего заместителя, что закричал от боли, когда раскаленный добела запал обжег его грудь. Робот глядел так, как будто чувствовал ко всему отвращение. Но дело сделано, и сержант Хок был почти доволен.
— Прошу прощения, сержант, — твердо сказал хорошо знакомый голос — даже голос похож! — Докладывает рядовой Спингарн, сержант! В тоннеле творилось черт знает что, и все наши погибли. На пас набросились французы и доспехах, с вашего позволения! Глаза бы мои итого по видели, сержант, — а у меня только мушкет. Стреляю раз, второй, третий, а пули лишь вмятины делают в его нагрудной пластине. А голландец мертв, и бедный дурачок Джек Смайли тоже, и храбрый капрал Тиллиярд. Да, сержант Хок, гигант прирезал обоих саперов, они плавают в луже крови, а я ослеп от дыма и чада светильников. Да, я буду рассказывать покороче, если вы хотите, сержант, но все это — истинная правда от первого до последнего слова. Видите кровь французов на тех лохмотьях, что остались от моих штанов? Что мне было делать, сержант? Ну, и шпур горел — длинный и толстый промасленный шнур. Да, я стараюсь покороче, сержант! Капрал Тиллиярд? Я не сказал, что он потерял штык и остался безоружным? Да? Что он сделал, сержант! Пока я стоял, он вцепился в лодыжку француза зубами! Тот был в броне с головы до ног, и только пятки у него не были защищены! И капрал грыз его, прямо как нильский крокодил. А из меня лилась кровь. Я продолжу, если вы позволите, сержант, и расскажу обо всем остальном. И клянусь своей кровью, сколько ее у меня осталось, клянусь… головой нашей светлой королевы — я стараюсь покороче, сержант! Да? Ну, я кинулся на ногу француза и стал грызть ее зубами, — слава Богу, что у меня острые клыки! И француз свалился! Он так устал, что его вместе с тяжелыми доспехами мог свалить даже ребенок! Стальные латы времен короля Гарольда или, может быть, одного из Семи Рыцарей Христианского Мира! А запал? Смотрите!
Спингарн почувствовал шок, снова пережив боль.
Робот поднялся.
— Я вспомнил очень интересную ситуацию в одной из Сцен Парового Века, — начал он. Но Спингарн все еще смотрел на шар, на котором показывался во всех подробностях разговор рядового Спингарна и сержанта Хока, не склонного ему верить.
— Посмотрите! — произнес голос, очень похожий на голос Спингарна. — Он лежал, его меч отлетел в сторону, а я не мог выбраться из-под его ноги. Сержант, одна его нога была такой же тяжелой, как все ваше тело! Фантастика! Смотрите, какая у меня страшная рана! Клянусь Богом, вы думаете, я сам себя обжег, чтобы было оправдание?! Извините, сержант, за мою горячность. Я уважаю ваше звание, сержант, но не хочу, чтобы меня считали лжецом. Продолжать, сержант? Хорошо. Пламя само погасло, оказавшись между грязью и моей голой грудью, а затем я прикончил врага его же мечом. Но, сержант, я понял, что другие французы последуют за своим доблестным рыцарем, и снова поджег запал. Нет, сержант, не трутом. Мертвый гигант был сапером, и в его кисете я нашел не только средства, чтобы добыть огонь, но и еще немного фитиля. Я от природы ловкий человек — плавал на корабле Ее Величества «Арктур», сержант, и привык обращаться с различными устройствами. Я прикрепил фитиль к шнуру, выбрался из тоннеля и тут же пришел доложить вам, сержант.
Сержант боролся с недоверием.
Спингарн ухмыльнулся, глядя на прыщавое лицо с носом-бутылкой.
Сержанта Хока можно было понять. Ему рассказали такую невероятную историю о подземных убийствах в узких, тесных галереях и тоннелях под полями Турне, о доблести и ярости, об отваге и верности долгу, которую не рассказывал ни один сапер за всю историю войн с французами.
— Как скучно мусолить одно и то же, — сказал робот. Он посмотрел на Спингарна, по тот едва заметил тонкий укол. Для Арбитра это была всего лишь очередная трудная задача, тогда как для Спингарна — вопрос жизни и смерти. Его место занял новый рядовой Спингарн.
Он испытывал чувство гордости, слушая, как новый Спингарн отвечает сержанту Хоку. Этот человек, из какой бы Сцены он ни пришел, обладал сильным характером. Он просто кипел от ярости, пока сержант стоял в нерешительности.
— И ты пришел доложить мне, — произнес сержант Хок.
— Да, сержант.
— Полагаю, что лучше нам отправиться к капитану.