Страница:
Али - чернокожий мамлюк Джеззара, одновременно его доверенное лицо, тайный убийца и палач, был предметом ненависти христиан, требовавших мести. Один из офицеров жандармерии приступил к допросу его. Наполеон пожелал его видеть; этот неустрашимый мусульманин сказал ему: "Всю свою жизнь я повиновался своему господину; позавчера я отрубил голову твоему мамлюку и отнес в спасенный мною город; вот, султан, моя голова, отруби ее, но отруби сам, и тогда я умру довольным; пророк сказал, что нельзя отвергать последнюю просьбу умирающего". Главнокомандующий протянул ему руку, приказал принести ему поесть. В дальнейшем он проявил благодарность. Он был убит в абукирском сражении, во время атаки отряда французской кавалерии, который он возглавлял.
VI. Паша Дамаска собрал в этом большом городе 30 000 человек - пеших и конных. Кавалерия Джеззара и Ибрагим-бея находилась на левом берегу Иордана и обеспечивала коммуникации Дамаска с Набуллусом; набуллусцы выставили 6000 воинов; они жаждали отомстить за оскорбление, нанесенное им в Какунском бою.
Порта приказала дамасской армии перейти Иордан, как только родосская армия высадится в Сен-Жан д'Акре, чтобы поставить нас между двух огней. Но опасности, которые угрожали крепости, и в особенности страх, который внушала подземная война, побудили Джеззара в качестве сераскера послать дамасскому паше приказ перейти, не мешкая, Иордан, соединиться с набуллусцами на Ездрилонской равнине и перерезать перед Акрой коммуникации лагеря с Египтом.
Сын Дахэра сообщил, что его дамасские агенты донесли об отбытии армии и о том, что она неисчислима. Положение французской армии становилось деликатным; из 13000 человек, вступивших в Сирию, тысяча была убита или ранена в боях за Аль-Ариш, Газу, Яффу и в первый период осады Акры; тысяча больных находилась в госпиталях Назарета, Шафа-Арма, Рамлы, Яффы и Газы; две тысячи составляли гарнизон Катии, Аль-Ариша, Газы и Яффы; пять тысяч были необходимы при осаде для охраны парков и позиций; оставалось только 4000 человек, которых можно было использовать для наблюдения и борьбы с дамасской армией и набуллусцами, которых насчитывалось 40000. Генерал Бертье, предвидя важные события, эвакуировал в Яффу госпитали Назарета, Шафа-Арма и Хайфы, а также перевязочные пункты Акры, равно как и тяжелые обозные грузы, пленных и все, что могло обременить собой армию, которая, употребляя морское выражение, оставалась лишь на одном якоре.
Армия паши Дамаска прибыла на Иордан двумя колоннами; первая, под командованием его сына, численностью в 8000 человек, заняла мост Якова и направила авангард для обложения форта Сафад; он тщетно пытался штурмом овладеть этим фортом. Его отряды заполнили всю Галилею. Сам паша с 25000 человек стал лагерем на левом берегу Иордана, напротив брода..., который взял под охрану. Он послал свой авангард занять позицию на высотах Лубии, на правом берегу Иордана. Набуллусцы стали лагерем на Ездрилонской равнине.
Генерал Мюрат выступил из лагеря со своей подвижной колонной в составе 1000 человек всех родов войск; заставил противника снять осаду с Сафада, форсировал мост Якова, овладел лагерем сына паши, взял много пленных; палатки., обоз, верблюды, артиллерия попали в руки победителя; добыча была значительной. Молодой сын паши сделал ошибку, разослав так много людей отдельными отрядами; в момент, когда его атаковали, он не смог сосредоточить более 2000 человек. Как только остатки дивизии узнали о захвате моста Якова, они вернулись в Дамаск, обойдя истоки Иордана. Оттуда Мюрат направился к Тиверии, которой и овладел. В этом городе находились склады противника; там он нашел рожь, ячмень, рис, растительное масло и фураж в количестве, равном шестимесячной потребности французской армии.
Генерал Жюно занимал Назарет со своей обсервационной колонной. Как только он узнал, что авангард паши (3000 человек) перешел Иордан, он двинулся ему навстречу; он нашел его в Ханаанской долине и сдержал, хотя имел всего 400 человек. Этот бой был для него весьма почетным и покрыл славой драгунского полковника Дювивье, одного из наиболее отважных офицеров кавалерии французской армии. Главнокомандующий отдал генералу Клеберу приказ отправиться со своей дивизией на поддержку колонны генерала Жюно. Он присоединился к нему 11 апреля, имея под своим началом 2500 человек. Он двинулся на высоты Лубии, где находился авангард дамасского паши, доведенный путем посылки подкреплений до 7000 человек. Исход боя не вызывал сомнений, противник был разбит; но назавтра Клебер, опасаясь быть отрезанным от Акры, вернулся на свою позицию на высотах Назарета.
Тогда дамасский паша снова занял высоты Лубии и под их прикрытием передвинул остальную часть своей армии на левый фланг. Он стал лагерем на Ездрилонской равнине, присоединившись к набуллусской дивизии. Когда этот маневр был завершен, авангард его, ставший арьергардом, последовал за ним и оставил высоты Лубии, отказавшись от прямой связи с Дамаском. Клебер решил наказать пашу за этот рискованный фланговый марш. Он доложил главнокомандующему о том, что намеревается пройти между Иорданом и противником, чтобы отрезать последнего от Дамаска, с расчетом внезапно атаковать турецкий лагерь в 2 часа утра; что он надеется на такой же успех, какого достиг генерал Ренье в Аль-Арише. План Клебера был плохо продуман; он полагал, что перережет операционную линию противника, тогда как последний уже оставил иорданскую операционную линию, сменяя ее на набуллусскую; следовательно, движение противника этим приостановлено не было бы; он продолжал бы свой марш на Акру; в то же время осада осталась бы без прикрытия и была бы поставлена под угрозу. Надежда на возможность ночной атакой захватить противника врасплох была необоснованной. Генерал Ренье достиг успеха в Аль-Арише потому, что он два дня подряд производил со своими офицерами рекогносцировку дорог, по которым должны были следовать ночью его колонны, а также потому, что положение лагеря Абдаллаха являлось стабильным; но как мог генерал Клебер действовать ночью на местности, незнакомой как ему лично, так и его офицерам? Когда он обдумывал атаку, он находился в пяти лье от противника и не знал точно, где станет лагерем этот последний. Ему необходимо было бы оставаться по крайней мере сутки на виду у противника, чтобы произвести тщательную рекогносцировку местности вокруг мусульманского лагеря; но при наличии армии, настолько превосходившей его численностью, это было невозможно. Наполеон предвидел, что тот только к рассвету доберется до местности, которой не знает, будет охвачен всей этой армией и подвергнется величайшим опасностям, причем как эта дивизия, так и осадная армия будут в одинаковой степени поставлены под угрозу. Он немедленно выступил (15 апреля в час пополудни) с дивизией пехоты, всей конницей, находившейся в лагере, и резервной батареей, двигался до наступления ночи и стал лагерем на высотах Сафарии. 16-го на рассвете он взял направление на Сулин, следуя по ущельям, обходящим горы. В 9 часов утра глазам его открылась вся Ездрилонская равнина, а в трех лье к северо-востоку он разглядел через свой хороший бинокль у подножья горы Табор два небольших каре, вокруг которых клубился дым: это, несомненно, была французская дивизия, со всех сторон охваченная и атакованная очень большой армией. Ездрилонская равнина весьма плодородна; она была покрыта хлебами; рожь имела уже 6 футов в высоту. Наполеон построил свою дивизию в три полковых колонны; он приказал им двигаться на расстоянии в 400 туазов одна от другой, в таком направлении, чтобы перерезать путь отступления противника на Набуллус. Колосья ржи совершенно скрывали солдат, которые приближались к лагерю ничего не подозревавшего противника.
Клебер привел свой план в исполнение; он выступил в направлении Иордана и вернулся на тылы противника; день занялся прежде, чем он успех его нагнать; в 7 часов утра он очутился у него на виду; он напал на передовые посты, перерезав их. Но в лагере вскоре поднялась тревога; вся эта масса вскочила на коней и увидев, как мало французов, двинулась на них. Клебер был обречен. В качестве смелого и умного человека он сделал все, чего можно было от него ожидать; он выдержал и отбил большое число атак; но турки захватили все отроги горы Табор и все холмы, окружавшие французов. Наши старые солдаты понимали, сколь опасно их положение, и наиболее неустрашимые начинали желать, чтоб дали приказ заклепать пушки и вырваться из кольца через крутые высоты Назарета. Генерал Клебер совещался о том, как поступить, положение его было очень тяжелым, как вдруг солдаты вскричали: "Вот маленький капрал". Офицеры штаба доложили генералу Клеберу об этом слухе; он рассердился, доказал невозможность этого и приказал военному совету продолжать обсуждение. Но старые солдаты Наполеона, привыкшие к его маневрам, продолжали кричать; им казалось, что они увидели блеск штыков. Тогда Клебер поднялся на одну из высот и направил свою трубу в ту сторону; так же поступили офицеры штаба, но они ничего не обнаружили, да и сами солдаты решили, что стали жертвой оптического обмана; этот проблеск надежды исчез. Клебер решился, наконец, оставить свою артиллерию и раненых и приказал построиться в колонну, чтобы проложить себе путь. Вероятно, что солдаты заметили блеск штыков в тот момент, когда колонны находились в несколько более возвышенной и открытой местности. Главнокомандующий придавал большое значение скрытности своего маневра, что должно было дать ему возможность, заняв один холм, совершенно отрезать туркам путь к отступлению. Но внезапно его внимание было привлечено движением всей армии противника, которая смыкалась вокруг каре Клебера. Несколько офицеров штаба сошли с коней, направили в ту сторону свои трубы, увидели, что противник явно готовится атаковать Клебера всеми своими силами и что французские каре как будто расстроились; на самом деле происходило перестроение в колонну для атаки. Каждая секунда была дорога. Клебер оказался в окружении 30000 человек, из коих более половины на конях; малейшее промедление могло оказаться гибельным. Главнокомандующий приказал одному каре подняться на дамбу. Солдаты и штыки были замечены друзьями и врагами. В то же время артиллерийский залп демаскировал движение войск. Вскоре было замечено, что солдаты Клебера снова строятся в каре, на остриях штыков подняты в знак радости их шапки; за этим последовал артиллерийский залп - сигнал опознания. Армия противника, удивленная и пораженная, сразу остановилась. Мамлюки Ибрагим-бея, наиболее подвижные в турецкой армии и находившиеся всего ближе к французам, поспешили, прижимаясь к земле, разведать, что это за новые войска; за ними последовали все набуллусцы, больше всех встревоженные тем, что эти колонны преградили путь к их родным местам. Три французских каре на минуту остановились, чтобы обеспечить взаимодействие. Отряд в 300 человек напал врасплох на лагерь, разграбил его и захватил раненых турецкой армии; он поджег палатки, что вселило страх в сердца турок. Несколько отрядов турецкой конницы приблизились к каре на расстояние ружейного выстрела, но, встреченные картечью, удалились. Со своей стороны Клебер двинулся вперед; соединение не замедлило совершиться; смятение и ужас, охватившие противника, достигли предела; эта армия бежала частью на Набуллус, частью на Иордан. Трудно передать чувство восхищения и благодарности солдат. Противник потерял много людей в различных атаках, предпринятых на протяжении утра; еще больше потерял он во время отступления. Несколько тысяч утонули в Иордане; дожди подняли уровень воды и сделали переход вброд весьма затруднительным. Клебер потерял 250-300 человек убитыми и ранеными. Потери колонны главнокомандующего составили 3-4 человека. Таково сражение у горы Табор. Наполеон взошел на эту гору, имеющую вид сахарной головы и господствующую над частью Палестины. Это сюда, если верить некоторым легендам, диавол перенес Иисуса Христа и предложил ему всю страну, которую можно видеть оттуда, если он поклонится ему.
Ночь с 16-го на 17 апреля Клебер провел в палатке главнокомандующего; он покинул ее в 3 часа утра, чтобы присоединиться к своей дивизии, стоявшей лагерем на Иордане. Весь день 17-го он преследовал остатки дамасской армии; солдаты овладели богатой добычей. 17-го вечером Клебер заночевал на том месте, которого достиг, и стал ожидать приказаний на 18-е. Наполеон обдумывал свое положение; в лагере у Акры осталось только 4000 человек, которые должны были держать в осаде восьмитысячный гарнизон, поддерживаемый двумя английскими 80-пушечными кораблями и все время получавший помощь; каждую минуту для поддержки его могла явиться родосская армия, движение которой было согласовано с движением дамасской; поэтому было необходимо срочно вернуть все войска в осадный лагерь; выделить оттуда можно было самое большее 2500 солдат Клебера, 500 кавалеристов и 12 пушек; в этом случае в лагере оставалось бы еще 6000 человек, то есть достаточное количество; но разумно ли поручить Клеберу с 3000 человек овладение большой столицей с населением в 100000 жителей, наиболее злобных на всем Востоке? Не следует ли опасаться, что, убедившись в малой численности французов, они окружат их со всех сторон? С другой стороны, взятие Дамаска могло произойти самое позднее на завтрашнее утро (18-го или 19-го); это было очень соблазнительно; какие только выгоды не принесло бы армии это завоевание! Она нашла бы там лошадей, верблюдов, мулов, в которых нуждалась для восполнения убыли в них; кожи, сукна, полотна, предметы обмундирования; порох, оружие, деньги; там можно было легко взыскать контрибуцию в 7 - 8 миллионов франков; а самым большим приобретением для армии завоевателей не явилась бы разве слава, которой покрыло бы себя французское оружие? Сражение у горы Табор должно было восстановить его репутацию, несколько поколебленную сопротивлением Акры, но что произойдет, если в Каире, Триполи, Алеппо и Акре узнают, что французское знамя развевается над священным, древним и богатым Дамаском? Разве это не произведет того морального эффекта, который ожидали от взятия Акры? Метуали, арабы, друзы, марониты, все народы Сирии станут тогда под французские знамена. Как ни убедительны были все эти соображения, было невозможно пойти на такой риск, чтобы послать 3000 человек без поддержки; но если бы их удалось поддержать шестью тысячами набуллусцев, дело приняло бы иной оборот. 17-го главнокомандующий говорил об этом с представителями друзов и маронитов, которые сопровождали армию. Они заявили, что после такой великой победы, как одержанная у горы Табор, считают себя вправе принять определенные обязательства от имени своих наций, что было им приказано сделать лишь после взятия Акры; однако им понадобится, по крайней мере, две недели, чтобы выставить этот вспомогательный отряд. Дахэр не мог предложить сразу больше 200 человек; бедуины, которые составляли его силу, не хотели принимать на себя обязательств до взятия Акры и передачи ее в руки Дахэра. Но, раз до взятия Акры невозможно овладеть Дамаском, нельзя ли, по крайней мере, Клеберу получить с него контрибуцию, что потребует всего 48 часов? Потребовать контрибуцию и тотчас же уйти обратно за Иордан означало бы предпринять довольно невыгодную и вредную для последующих операций экспедицию, так как это могло бы повлечь за собой гибель живших в этом городе 18000 христиан, которые должны были в дальнейшем пригодиться армии. 17-го утром были в наказание сожжены и разграблены три большие набуллусские деревни; представители Набуллуса умоляли пощадить их город и представили заложников. Клебер получил приказ отойти за Иордан и остаться для наблюдения на берегу этой реки.
18 апреля Наполеон заночевал в Назаретском монастыре; армия находилась в святой земле; все деревни были прославлены событиями ветхого и нового завета. Солдаты с интересом побывали на месте, где Олоферну отрубили голову, особенно восхищались чудом на свадьбе в Кане, так как у них не было вина. Иордан представляли себе в виде широкой и быстрой реки, почти такой же, как Рейн и Рона, и очень удивились, увидя только ручеек, поменьше Эн или Уазы у Компьена. Вступив в Назаретский монастырь, армия почувствовала себя, словно в европейской церкви; он красив, все свечи были зажжены, священное писание раскрыто, армия присутствовала при Те Deum; там был очень хороший органист; монахи-францисканцы были все испанцы и итальянцы, за исключением одного француза; они показали грот благовещения, где богоматери явился ангел Гавриил. Монастырь очень красив, в нем много помещений и кроватей; там разместили раненых; монахи ходили за ними. В погребах нашлось очень хорошее вино. 19 апреля Наполеон вернулся в лагерь Акры после отсутствия, длившегося всего пять дней. Сражение у горы Табор возымело ожидаемое действие; друзы, марониты, сирийские христиане, а несколько недель спустя - представители христиан Армении - во множестве стали являться во французский лагерь. Согласно тайной конвенции, заключенной с друзами и маронитами, главнокомандующий должен был принять на денежное довольствие 6000 друзов и 6000 маронитов под командованием их офицеров, которые должны были присоединиться к французской армии в Дамаске.
VII. Как только контр-адмирал Перрэ получил известие о вступлении армии в Сирию, он вышел из Александрии, с которой сэр Сидней Смит снял блокаду, и 15 апреля прибыл на рейд Яффы с фрегатами "Жюнон", "Альсест" и "Куражёз", которые и бросили там якорь. Там же он получил приказы и инструкции, гласившие, что ему необходимо приблизиться к Сен-Жан д'Акру, не будучи обнаруженным английским коммодором. Он заметил гору Кармель и выгрузил в бухточке Тантуры шесть орудий тяжелого калибра, равно как и большое количество боеприпасов и провианта. Эта важная операция была осуществлена в трех лье от английской эскадры. После этого он вышел в открытое море и стал крейсировать между Родосом и Акрой, чтобы перехватывать суда, шедшие в эту крепость. Он встретил конвой родосской армии, захватил два судна, на которых находилось 400 человек из состава этой армии, интендант, шесть полевых орудий и сумма в 150000 франков. Он вернулся к берегам Сирии, высадил пленных, сообщил то, что ему стало известно, и получил новые инструкции. В ходе этого крейсерства он взял еще несколько призов; преследовал конвой из небольших судов с набуллусцами, которые хотели войти в Акру, и рассеял его. Поскольку он оказался на виду у английской эскадры, сэр Сидней Смит преследовал его, но не настиг; между тем его фрегаты были не очень быстроходны. Эта морская экспедиция весьма почетна для отважного контр-адмирала, который в течение месяца оставался в море и, можно сказать, блокировал Сен-Жан д'Акр на виду у английской эскадры, состоявшей из двух 80-пушечных линейных кораблей, фрегата и восьми - десяти посыльных судов. Это объясняется тем, что коммодор сэр. Сидней Смит пытался входить во все подробности сухопутных операций, хотя не понимал их, да и вообще мало мог сделать в этой области, и запускал морские дела, которые знал, хотя в этой области мог сделать все. Если бы английская эскадра не прибыла в залив Сен-Жан д'Акра, этот город был бы взят до 1 апреля, поскольку 19 марта, двенадцать тартан с осадным парком прибыли бы в Хайфу, а эти тяжелые орудия в 24 часа сравняли бы с землей укрепления Сен-Жан д'Акра. Захватив или рассеяв эти двенадцать тартан, английский коммодор, следовательно, спас Джеззар-пашу. Его помощь и советы относительно обороны крепости не имели большого значения. Было бы гораздо полезнее, если бы, высадив там Филиппе и полсотни английских канониров, он вовсе перестал заниматься сухопутными делами, занялся сохранением своего господства на море и полным прекращением морского сообщения между осаждающими и Дамиеттой и, наконец, захватил бы три фрегата или, по крайней мере, устроил за ними погоню. Ведь Акра была разрушена посредством тех боеприпасов и пушек, которые они доставили осаждающим.
VIII. В этот второй период осадный парк, независимо от артиллерии, которой он располагал в первый период, увеличился на два 24-фунтовых и два 18-фунтовых орудия, а также на две мортиры. 25 апреля взорвали мину под большой башней; результаты взрыва не полностью оправдали надежды минеров; подземный ход, выводивший к древним постройкам, спутал их расчеты; только половина башни была опрокинута; вторая же была лишь поколеблена; казалось, что башню разрезали бритвой. Триста турок, четыре орудия, все припасы, приготовленные для защиты бреши, были сброшены в ров. Лейтенант инженерных войск, 10 саперов и 20 гренадер закрепились в нижних этажах, но поскольку лестница, ведшая в верхние этажи, обрушилась, выбить оттуда противника не удалось. Укрепившийся в башне отряд был отозван, и в несколько часов 24-фунтовые орудия сравняли с землей эту часть башни. Офицер инженерных войск Лиэда руководил устройством ложемента в ее развалинах. Таким образом, французы овладели важнейшим пунктом крепостной стены; вход в крепость был открыт, но противник соорудил за большой башней ретраншемент. В ложементе поставили батареи для обстрела этого ретраншемента и подавления обороны дворца Джеззара и мечети. В то же время батарея, предназначенная для пробития бреши, начала действовать против второй башни того же фаса и к контрэскарпу повели минную галерею, чтобы взорвать его.
Артиллерия осаждающих взяла верх над артиллерией осажденной крепости, стены которой были почти совершенно разрушены. Крепость продолжала держаться только многочисленностью гарнизона и надеждами этого гарнизона на прибытие армии с Родоса. Морские коммуникации были открыты для него; каждый день он получал пополнения, а потому не только не ослабевал в результате ежедневных же потерь, а, наоборот, стал гораздо более сильным, чем в начале осады. Осажденные были очень храбры, они с редкой неустрашимостью атаковали траншеи, уничтожали фашины и туры батарей, идя при этом на почти верную смерть. Из каждых десяти участников подобных экспедиций, происходивших каждый день, девять гибло, но десятый возвращался в крепость, где его принимали с триумфом, что было достаточным для поддержания духа соревнования. Борьба один на один в коленах траншей и на плацдармах была настолько серьезным делом, что французским солдатам пришлось наточить все три грани их штыков, дабы помешать туркам вырывать их из рук. Осман обычно ловок, силен, храбр, метко стреляет; он идеально обороняется за стеной, но в открытом поле отсутствие взаимодействия, дисциплины и тактики делает его совсем нестрашным, изолированные усилия ничего не могут сделать против действия сообща. Все вылазки, которые предпринимал гарнизон, были для него гибельны; в этих вылазках он потерял свыше 9000 человек, в том числе две трети пленными. Выйдя из своих траншей, они тотчас же предавались присущей им порывистости; французским офицерам было легко, отходя перед ними, завлекать их в засады, что делало невозможным возвращение их в крепость.
К концу апреля Джеззар, не надеясь более удержать город, стал подумывать над эвакуацией его. Родосская армия, которая уже давно извещала о своем предстоящем прибытии, задерживалась, откладывая это прибытие со дня на день, в то время как городу угрожала опасность быть взятым штурмом. В этом деликатном положении полковник Филиппе, руководивший обороной, не усмотрел иной возможности затянуть осаду и тем дать Родосской армии возможность прибыть на место, как прибегнуть к линиям контратаки. Он сказал паше: "Вы превосходите противника своей артиллерией; ваш гарнизон на треть сильнее осадной армии; вы можете потерять столько же людей, не подвергаясь при этом опасности, так как вместо одного убитого вы получите трех новых солдат. Стоящая перед вами осадная армия насчитывает теперь не более 6000-7000 человек, поскольку часть ее используется для наблюдения на Иордане или же несет гарнизонную службу в Яффе, Хайфе, Газе, Аль-Арише или, наконец, сопровождает караваны. Если бы ваш гарнизон был столь же дисциплинированным, сколь и отважным, я предложил бы вам посадить большую часть его на суда и высадить близ Набуллуса, чтобы вести военные действия на тылах французской армии и тем заставить противника снять осаду; но те примеры, которые каждый день показывают нам различные вылазки, пример дамасской армии, разбитой на Ездрилонской равнине горстью людей, убедительно свидетельствуют о том, каков был бы исход подобного предприятия. У вас остается одно средство спасения - идти на врага, пользуясь линиями контратаки. У вас есть рабочие руки, в изобилии имеется инструмент, тюки хлопка и шерсти, бочки, лесные материалы, мешки для песка - в этой войне преимущество будет на вашей стороне; она утомит осаждающих, будет им стоить больших потерь, а это подорвет их силу, поскольку у них нет никаких источников пополнения; тогда по прибытии родосской армии вы сможете заставить их снять осаду". Этот проект был принят. В последнюю неделю апреля осажденные соорудили перед морскими воротами и дворцом паши два больших редана в виде плацдармов, которые они вооружили 24-фунтовыми орудиями, и оттуда повели траншеи, из которых могли нанести удар по флангу атакующего противника, и прокопы на сближение с ложементом большой башни. Осаждающие были вынуждены соорудить батареи для борьбы с батареями реданов и траверзов; они в свою очередь повели траншеи, направленные против новых линий противника, что повлекло их в новые работы, замедлившие весь ход осады. Прибегнув к этому средству, осажденные выиграли 15 дней, в которых нуждались, что дало им возможность вовремя получить помощь с Родоса.
VI. Паша Дамаска собрал в этом большом городе 30 000 человек - пеших и конных. Кавалерия Джеззара и Ибрагим-бея находилась на левом берегу Иордана и обеспечивала коммуникации Дамаска с Набуллусом; набуллусцы выставили 6000 воинов; они жаждали отомстить за оскорбление, нанесенное им в Какунском бою.
Порта приказала дамасской армии перейти Иордан, как только родосская армия высадится в Сен-Жан д'Акре, чтобы поставить нас между двух огней. Но опасности, которые угрожали крепости, и в особенности страх, который внушала подземная война, побудили Джеззара в качестве сераскера послать дамасскому паше приказ перейти, не мешкая, Иордан, соединиться с набуллусцами на Ездрилонской равнине и перерезать перед Акрой коммуникации лагеря с Египтом.
Сын Дахэра сообщил, что его дамасские агенты донесли об отбытии армии и о том, что она неисчислима. Положение французской армии становилось деликатным; из 13000 человек, вступивших в Сирию, тысяча была убита или ранена в боях за Аль-Ариш, Газу, Яффу и в первый период осады Акры; тысяча больных находилась в госпиталях Назарета, Шафа-Арма, Рамлы, Яффы и Газы; две тысячи составляли гарнизон Катии, Аль-Ариша, Газы и Яффы; пять тысяч были необходимы при осаде для охраны парков и позиций; оставалось только 4000 человек, которых можно было использовать для наблюдения и борьбы с дамасской армией и набуллусцами, которых насчитывалось 40000. Генерал Бертье, предвидя важные события, эвакуировал в Яффу госпитали Назарета, Шафа-Арма и Хайфы, а также перевязочные пункты Акры, равно как и тяжелые обозные грузы, пленных и все, что могло обременить собой армию, которая, употребляя морское выражение, оставалась лишь на одном якоре.
Армия паши Дамаска прибыла на Иордан двумя колоннами; первая, под командованием его сына, численностью в 8000 человек, заняла мост Якова и направила авангард для обложения форта Сафад; он тщетно пытался штурмом овладеть этим фортом. Его отряды заполнили всю Галилею. Сам паша с 25000 человек стал лагерем на левом берегу Иордана, напротив брода..., который взял под охрану. Он послал свой авангард занять позицию на высотах Лубии, на правом берегу Иордана. Набуллусцы стали лагерем на Ездрилонской равнине.
Генерал Мюрат выступил из лагеря со своей подвижной колонной в составе 1000 человек всех родов войск; заставил противника снять осаду с Сафада, форсировал мост Якова, овладел лагерем сына паши, взял много пленных; палатки., обоз, верблюды, артиллерия попали в руки победителя; добыча была значительной. Молодой сын паши сделал ошибку, разослав так много людей отдельными отрядами; в момент, когда его атаковали, он не смог сосредоточить более 2000 человек. Как только остатки дивизии узнали о захвате моста Якова, они вернулись в Дамаск, обойдя истоки Иордана. Оттуда Мюрат направился к Тиверии, которой и овладел. В этом городе находились склады противника; там он нашел рожь, ячмень, рис, растительное масло и фураж в количестве, равном шестимесячной потребности французской армии.
Генерал Жюно занимал Назарет со своей обсервационной колонной. Как только он узнал, что авангард паши (3000 человек) перешел Иордан, он двинулся ему навстречу; он нашел его в Ханаанской долине и сдержал, хотя имел всего 400 человек. Этот бой был для него весьма почетным и покрыл славой драгунского полковника Дювивье, одного из наиболее отважных офицеров кавалерии французской армии. Главнокомандующий отдал генералу Клеберу приказ отправиться со своей дивизией на поддержку колонны генерала Жюно. Он присоединился к нему 11 апреля, имея под своим началом 2500 человек. Он двинулся на высоты Лубии, где находился авангард дамасского паши, доведенный путем посылки подкреплений до 7000 человек. Исход боя не вызывал сомнений, противник был разбит; но назавтра Клебер, опасаясь быть отрезанным от Акры, вернулся на свою позицию на высотах Назарета.
Тогда дамасский паша снова занял высоты Лубии и под их прикрытием передвинул остальную часть своей армии на левый фланг. Он стал лагерем на Ездрилонской равнине, присоединившись к набуллусской дивизии. Когда этот маневр был завершен, авангард его, ставший арьергардом, последовал за ним и оставил высоты Лубии, отказавшись от прямой связи с Дамаском. Клебер решил наказать пашу за этот рискованный фланговый марш. Он доложил главнокомандующему о том, что намеревается пройти между Иорданом и противником, чтобы отрезать последнего от Дамаска, с расчетом внезапно атаковать турецкий лагерь в 2 часа утра; что он надеется на такой же успех, какого достиг генерал Ренье в Аль-Арише. План Клебера был плохо продуман; он полагал, что перережет операционную линию противника, тогда как последний уже оставил иорданскую операционную линию, сменяя ее на набуллусскую; следовательно, движение противника этим приостановлено не было бы; он продолжал бы свой марш на Акру; в то же время осада осталась бы без прикрытия и была бы поставлена под угрозу. Надежда на возможность ночной атакой захватить противника врасплох была необоснованной. Генерал Ренье достиг успеха в Аль-Арише потому, что он два дня подряд производил со своими офицерами рекогносцировку дорог, по которым должны были следовать ночью его колонны, а также потому, что положение лагеря Абдаллаха являлось стабильным; но как мог генерал Клебер действовать ночью на местности, незнакомой как ему лично, так и его офицерам? Когда он обдумывал атаку, он находился в пяти лье от противника и не знал точно, где станет лагерем этот последний. Ему необходимо было бы оставаться по крайней мере сутки на виду у противника, чтобы произвести тщательную рекогносцировку местности вокруг мусульманского лагеря; но при наличии армии, настолько превосходившей его численностью, это было невозможно. Наполеон предвидел, что тот только к рассвету доберется до местности, которой не знает, будет охвачен всей этой армией и подвергнется величайшим опасностям, причем как эта дивизия, так и осадная армия будут в одинаковой степени поставлены под угрозу. Он немедленно выступил (15 апреля в час пополудни) с дивизией пехоты, всей конницей, находившейся в лагере, и резервной батареей, двигался до наступления ночи и стал лагерем на высотах Сафарии. 16-го на рассвете он взял направление на Сулин, следуя по ущельям, обходящим горы. В 9 часов утра глазам его открылась вся Ездрилонская равнина, а в трех лье к северо-востоку он разглядел через свой хороший бинокль у подножья горы Табор два небольших каре, вокруг которых клубился дым: это, несомненно, была французская дивизия, со всех сторон охваченная и атакованная очень большой армией. Ездрилонская равнина весьма плодородна; она была покрыта хлебами; рожь имела уже 6 футов в высоту. Наполеон построил свою дивизию в три полковых колонны; он приказал им двигаться на расстоянии в 400 туазов одна от другой, в таком направлении, чтобы перерезать путь отступления противника на Набуллус. Колосья ржи совершенно скрывали солдат, которые приближались к лагерю ничего не подозревавшего противника.
Клебер привел свой план в исполнение; он выступил в направлении Иордана и вернулся на тылы противника; день занялся прежде, чем он успех его нагнать; в 7 часов утра он очутился у него на виду; он напал на передовые посты, перерезав их. Но в лагере вскоре поднялась тревога; вся эта масса вскочила на коней и увидев, как мало французов, двинулась на них. Клебер был обречен. В качестве смелого и умного человека он сделал все, чего можно было от него ожидать; он выдержал и отбил большое число атак; но турки захватили все отроги горы Табор и все холмы, окружавшие французов. Наши старые солдаты понимали, сколь опасно их положение, и наиболее неустрашимые начинали желать, чтоб дали приказ заклепать пушки и вырваться из кольца через крутые высоты Назарета. Генерал Клебер совещался о том, как поступить, положение его было очень тяжелым, как вдруг солдаты вскричали: "Вот маленький капрал". Офицеры штаба доложили генералу Клеберу об этом слухе; он рассердился, доказал невозможность этого и приказал военному совету продолжать обсуждение. Но старые солдаты Наполеона, привыкшие к его маневрам, продолжали кричать; им казалось, что они увидели блеск штыков. Тогда Клебер поднялся на одну из высот и направил свою трубу в ту сторону; так же поступили офицеры штаба, но они ничего не обнаружили, да и сами солдаты решили, что стали жертвой оптического обмана; этот проблеск надежды исчез. Клебер решился, наконец, оставить свою артиллерию и раненых и приказал построиться в колонну, чтобы проложить себе путь. Вероятно, что солдаты заметили блеск штыков в тот момент, когда колонны находились в несколько более возвышенной и открытой местности. Главнокомандующий придавал большое значение скрытности своего маневра, что должно было дать ему возможность, заняв один холм, совершенно отрезать туркам путь к отступлению. Но внезапно его внимание было привлечено движением всей армии противника, которая смыкалась вокруг каре Клебера. Несколько офицеров штаба сошли с коней, направили в ту сторону свои трубы, увидели, что противник явно готовится атаковать Клебера всеми своими силами и что французские каре как будто расстроились; на самом деле происходило перестроение в колонну для атаки. Каждая секунда была дорога. Клебер оказался в окружении 30000 человек, из коих более половины на конях; малейшее промедление могло оказаться гибельным. Главнокомандующий приказал одному каре подняться на дамбу. Солдаты и штыки были замечены друзьями и врагами. В то же время артиллерийский залп демаскировал движение войск. Вскоре было замечено, что солдаты Клебера снова строятся в каре, на остриях штыков подняты в знак радости их шапки; за этим последовал артиллерийский залп - сигнал опознания. Армия противника, удивленная и пораженная, сразу остановилась. Мамлюки Ибрагим-бея, наиболее подвижные в турецкой армии и находившиеся всего ближе к французам, поспешили, прижимаясь к земле, разведать, что это за новые войска; за ними последовали все набуллусцы, больше всех встревоженные тем, что эти колонны преградили путь к их родным местам. Три французских каре на минуту остановились, чтобы обеспечить взаимодействие. Отряд в 300 человек напал врасплох на лагерь, разграбил его и захватил раненых турецкой армии; он поджег палатки, что вселило страх в сердца турок. Несколько отрядов турецкой конницы приблизились к каре на расстояние ружейного выстрела, но, встреченные картечью, удалились. Со своей стороны Клебер двинулся вперед; соединение не замедлило совершиться; смятение и ужас, охватившие противника, достигли предела; эта армия бежала частью на Набуллус, частью на Иордан. Трудно передать чувство восхищения и благодарности солдат. Противник потерял много людей в различных атаках, предпринятых на протяжении утра; еще больше потерял он во время отступления. Несколько тысяч утонули в Иордане; дожди подняли уровень воды и сделали переход вброд весьма затруднительным. Клебер потерял 250-300 человек убитыми и ранеными. Потери колонны главнокомандующего составили 3-4 человека. Таково сражение у горы Табор. Наполеон взошел на эту гору, имеющую вид сахарной головы и господствующую над частью Палестины. Это сюда, если верить некоторым легендам, диавол перенес Иисуса Христа и предложил ему всю страну, которую можно видеть оттуда, если он поклонится ему.
Ночь с 16-го на 17 апреля Клебер провел в палатке главнокомандующего; он покинул ее в 3 часа утра, чтобы присоединиться к своей дивизии, стоявшей лагерем на Иордане. Весь день 17-го он преследовал остатки дамасской армии; солдаты овладели богатой добычей. 17-го вечером Клебер заночевал на том месте, которого достиг, и стал ожидать приказаний на 18-е. Наполеон обдумывал свое положение; в лагере у Акры осталось только 4000 человек, которые должны были держать в осаде восьмитысячный гарнизон, поддерживаемый двумя английскими 80-пушечными кораблями и все время получавший помощь; каждую минуту для поддержки его могла явиться родосская армия, движение которой было согласовано с движением дамасской; поэтому было необходимо срочно вернуть все войска в осадный лагерь; выделить оттуда можно было самое большее 2500 солдат Клебера, 500 кавалеристов и 12 пушек; в этом случае в лагере оставалось бы еще 6000 человек, то есть достаточное количество; но разумно ли поручить Клеберу с 3000 человек овладение большой столицей с населением в 100000 жителей, наиболее злобных на всем Востоке? Не следует ли опасаться, что, убедившись в малой численности французов, они окружат их со всех сторон? С другой стороны, взятие Дамаска могло произойти самое позднее на завтрашнее утро (18-го или 19-го); это было очень соблазнительно; какие только выгоды не принесло бы армии это завоевание! Она нашла бы там лошадей, верблюдов, мулов, в которых нуждалась для восполнения убыли в них; кожи, сукна, полотна, предметы обмундирования; порох, оружие, деньги; там можно было легко взыскать контрибуцию в 7 - 8 миллионов франков; а самым большим приобретением для армии завоевателей не явилась бы разве слава, которой покрыло бы себя французское оружие? Сражение у горы Табор должно было восстановить его репутацию, несколько поколебленную сопротивлением Акры, но что произойдет, если в Каире, Триполи, Алеппо и Акре узнают, что французское знамя развевается над священным, древним и богатым Дамаском? Разве это не произведет того морального эффекта, который ожидали от взятия Акры? Метуали, арабы, друзы, марониты, все народы Сирии станут тогда под французские знамена. Как ни убедительны были все эти соображения, было невозможно пойти на такой риск, чтобы послать 3000 человек без поддержки; но если бы их удалось поддержать шестью тысячами набуллусцев, дело приняло бы иной оборот. 17-го главнокомандующий говорил об этом с представителями друзов и маронитов, которые сопровождали армию. Они заявили, что после такой великой победы, как одержанная у горы Табор, считают себя вправе принять определенные обязательства от имени своих наций, что было им приказано сделать лишь после взятия Акры; однако им понадобится, по крайней мере, две недели, чтобы выставить этот вспомогательный отряд. Дахэр не мог предложить сразу больше 200 человек; бедуины, которые составляли его силу, не хотели принимать на себя обязательств до взятия Акры и передачи ее в руки Дахэра. Но, раз до взятия Акры невозможно овладеть Дамаском, нельзя ли, по крайней мере, Клеберу получить с него контрибуцию, что потребует всего 48 часов? Потребовать контрибуцию и тотчас же уйти обратно за Иордан означало бы предпринять довольно невыгодную и вредную для последующих операций экспедицию, так как это могло бы повлечь за собой гибель живших в этом городе 18000 христиан, которые должны были в дальнейшем пригодиться армии. 17-го утром были в наказание сожжены и разграблены три большие набуллусские деревни; представители Набуллуса умоляли пощадить их город и представили заложников. Клебер получил приказ отойти за Иордан и остаться для наблюдения на берегу этой реки.
18 апреля Наполеон заночевал в Назаретском монастыре; армия находилась в святой земле; все деревни были прославлены событиями ветхого и нового завета. Солдаты с интересом побывали на месте, где Олоферну отрубили голову, особенно восхищались чудом на свадьбе в Кане, так как у них не было вина. Иордан представляли себе в виде широкой и быстрой реки, почти такой же, как Рейн и Рона, и очень удивились, увидя только ручеек, поменьше Эн или Уазы у Компьена. Вступив в Назаретский монастырь, армия почувствовала себя, словно в европейской церкви; он красив, все свечи были зажжены, священное писание раскрыто, армия присутствовала при Те Deum; там был очень хороший органист; монахи-францисканцы были все испанцы и итальянцы, за исключением одного француза; они показали грот благовещения, где богоматери явился ангел Гавриил. Монастырь очень красив, в нем много помещений и кроватей; там разместили раненых; монахи ходили за ними. В погребах нашлось очень хорошее вино. 19 апреля Наполеон вернулся в лагерь Акры после отсутствия, длившегося всего пять дней. Сражение у горы Табор возымело ожидаемое действие; друзы, марониты, сирийские христиане, а несколько недель спустя - представители христиан Армении - во множестве стали являться во французский лагерь. Согласно тайной конвенции, заключенной с друзами и маронитами, главнокомандующий должен был принять на денежное довольствие 6000 друзов и 6000 маронитов под командованием их офицеров, которые должны были присоединиться к французской армии в Дамаске.
VII. Как только контр-адмирал Перрэ получил известие о вступлении армии в Сирию, он вышел из Александрии, с которой сэр Сидней Смит снял блокаду, и 15 апреля прибыл на рейд Яффы с фрегатами "Жюнон", "Альсест" и "Куражёз", которые и бросили там якорь. Там же он получил приказы и инструкции, гласившие, что ему необходимо приблизиться к Сен-Жан д'Акру, не будучи обнаруженным английским коммодором. Он заметил гору Кармель и выгрузил в бухточке Тантуры шесть орудий тяжелого калибра, равно как и большое количество боеприпасов и провианта. Эта важная операция была осуществлена в трех лье от английской эскадры. После этого он вышел в открытое море и стал крейсировать между Родосом и Акрой, чтобы перехватывать суда, шедшие в эту крепость. Он встретил конвой родосской армии, захватил два судна, на которых находилось 400 человек из состава этой армии, интендант, шесть полевых орудий и сумма в 150000 франков. Он вернулся к берегам Сирии, высадил пленных, сообщил то, что ему стало известно, и получил новые инструкции. В ходе этого крейсерства он взял еще несколько призов; преследовал конвой из небольших судов с набуллусцами, которые хотели войти в Акру, и рассеял его. Поскольку он оказался на виду у английской эскадры, сэр Сидней Смит преследовал его, но не настиг; между тем его фрегаты были не очень быстроходны. Эта морская экспедиция весьма почетна для отважного контр-адмирала, который в течение месяца оставался в море и, можно сказать, блокировал Сен-Жан д'Акр на виду у английской эскадры, состоявшей из двух 80-пушечных линейных кораблей, фрегата и восьми - десяти посыльных судов. Это объясняется тем, что коммодор сэр. Сидней Смит пытался входить во все подробности сухопутных операций, хотя не понимал их, да и вообще мало мог сделать в этой области, и запускал морские дела, которые знал, хотя в этой области мог сделать все. Если бы английская эскадра не прибыла в залив Сен-Жан д'Акра, этот город был бы взят до 1 апреля, поскольку 19 марта, двенадцать тартан с осадным парком прибыли бы в Хайфу, а эти тяжелые орудия в 24 часа сравняли бы с землей укрепления Сен-Жан д'Акра. Захватив или рассеяв эти двенадцать тартан, английский коммодор, следовательно, спас Джеззар-пашу. Его помощь и советы относительно обороны крепости не имели большого значения. Было бы гораздо полезнее, если бы, высадив там Филиппе и полсотни английских канониров, он вовсе перестал заниматься сухопутными делами, занялся сохранением своего господства на море и полным прекращением морского сообщения между осаждающими и Дамиеттой и, наконец, захватил бы три фрегата или, по крайней мере, устроил за ними погоню. Ведь Акра была разрушена посредством тех боеприпасов и пушек, которые они доставили осаждающим.
VIII. В этот второй период осадный парк, независимо от артиллерии, которой он располагал в первый период, увеличился на два 24-фунтовых и два 18-фунтовых орудия, а также на две мортиры. 25 апреля взорвали мину под большой башней; результаты взрыва не полностью оправдали надежды минеров; подземный ход, выводивший к древним постройкам, спутал их расчеты; только половина башни была опрокинута; вторая же была лишь поколеблена; казалось, что башню разрезали бритвой. Триста турок, четыре орудия, все припасы, приготовленные для защиты бреши, были сброшены в ров. Лейтенант инженерных войск, 10 саперов и 20 гренадер закрепились в нижних этажах, но поскольку лестница, ведшая в верхние этажи, обрушилась, выбить оттуда противника не удалось. Укрепившийся в башне отряд был отозван, и в несколько часов 24-фунтовые орудия сравняли с землей эту часть башни. Офицер инженерных войск Лиэда руководил устройством ложемента в ее развалинах. Таким образом, французы овладели важнейшим пунктом крепостной стены; вход в крепость был открыт, но противник соорудил за большой башней ретраншемент. В ложементе поставили батареи для обстрела этого ретраншемента и подавления обороны дворца Джеззара и мечети. В то же время батарея, предназначенная для пробития бреши, начала действовать против второй башни того же фаса и к контрэскарпу повели минную галерею, чтобы взорвать его.
Артиллерия осаждающих взяла верх над артиллерией осажденной крепости, стены которой были почти совершенно разрушены. Крепость продолжала держаться только многочисленностью гарнизона и надеждами этого гарнизона на прибытие армии с Родоса. Морские коммуникации были открыты для него; каждый день он получал пополнения, а потому не только не ослабевал в результате ежедневных же потерь, а, наоборот, стал гораздо более сильным, чем в начале осады. Осажденные были очень храбры, они с редкой неустрашимостью атаковали траншеи, уничтожали фашины и туры батарей, идя при этом на почти верную смерть. Из каждых десяти участников подобных экспедиций, происходивших каждый день, девять гибло, но десятый возвращался в крепость, где его принимали с триумфом, что было достаточным для поддержания духа соревнования. Борьба один на один в коленах траншей и на плацдармах была настолько серьезным делом, что французским солдатам пришлось наточить все три грани их штыков, дабы помешать туркам вырывать их из рук. Осман обычно ловок, силен, храбр, метко стреляет; он идеально обороняется за стеной, но в открытом поле отсутствие взаимодействия, дисциплины и тактики делает его совсем нестрашным, изолированные усилия ничего не могут сделать против действия сообща. Все вылазки, которые предпринимал гарнизон, были для него гибельны; в этих вылазках он потерял свыше 9000 человек, в том числе две трети пленными. Выйдя из своих траншей, они тотчас же предавались присущей им порывистости; французским офицерам было легко, отходя перед ними, завлекать их в засады, что делало невозможным возвращение их в крепость.
К концу апреля Джеззар, не надеясь более удержать город, стал подумывать над эвакуацией его. Родосская армия, которая уже давно извещала о своем предстоящем прибытии, задерживалась, откладывая это прибытие со дня на день, в то время как городу угрожала опасность быть взятым штурмом. В этом деликатном положении полковник Филиппе, руководивший обороной, не усмотрел иной возможности затянуть осаду и тем дать Родосской армии возможность прибыть на место, как прибегнуть к линиям контратаки. Он сказал паше: "Вы превосходите противника своей артиллерией; ваш гарнизон на треть сильнее осадной армии; вы можете потерять столько же людей, не подвергаясь при этом опасности, так как вместо одного убитого вы получите трех новых солдат. Стоящая перед вами осадная армия насчитывает теперь не более 6000-7000 человек, поскольку часть ее используется для наблюдения на Иордане или же несет гарнизонную службу в Яффе, Хайфе, Газе, Аль-Арише или, наконец, сопровождает караваны. Если бы ваш гарнизон был столь же дисциплинированным, сколь и отважным, я предложил бы вам посадить большую часть его на суда и высадить близ Набуллуса, чтобы вести военные действия на тылах французской армии и тем заставить противника снять осаду; но те примеры, которые каждый день показывают нам различные вылазки, пример дамасской армии, разбитой на Ездрилонской равнине горстью людей, убедительно свидетельствуют о том, каков был бы исход подобного предприятия. У вас остается одно средство спасения - идти на врага, пользуясь линиями контратаки. У вас есть рабочие руки, в изобилии имеется инструмент, тюки хлопка и шерсти, бочки, лесные материалы, мешки для песка - в этой войне преимущество будет на вашей стороне; она утомит осаждающих, будет им стоить больших потерь, а это подорвет их силу, поскольку у них нет никаких источников пополнения; тогда по прибытии родосской армии вы сможете заставить их снять осаду". Этот проект был принят. В последнюю неделю апреля осажденные соорудили перед морскими воротами и дворцом паши два больших редана в виде плацдармов, которые они вооружили 24-фунтовыми орудиями, и оттуда повели траншеи, из которых могли нанести удар по флангу атакующего противника, и прокопы на сближение с ложементом большой башни. Осаждающие были вынуждены соорудить батареи для борьбы с батареями реданов и траверзов; они в свою очередь повели траншеи, направленные против новых линий противника, что повлекло их в новые работы, замедлившие весь ход осады. Прибегнув к этому средству, осажденные выиграли 15 дней, в которых нуждались, что дало им возможность вовремя получить помощь с Родоса.