Страница:
на весь свет - рассвет... {24}
Неужто солнцу и луне
сюда дороги нет?!
Лишь ветра северного шквал
с разгневанных небес слетает.
Огромные, с циновку,
цветы метели с Ласточкиных гор {25}
За слоем слой
ложатся на террасу Сюаньюаня {26}.
Ючжоу... На исходе года...
Женщины печальный взор...
Умолкла песня,
брови-бабочки сломались... Ожиданье.
К воротам прислонясь,
прохожих озирает лики.
И мужа вспоминает.
Сполна хлебнул он лиха -
И глад и хлад у врат Стены Великой {27}.
Как жаль его, прожившего толику!
Простившись с ней, он меч воздел -
Ворвался враг в родной предел...
Остался ей колчан
с тигровым золотым узором,
В котором пара
с белым опереньем стрел,
Где паутину свил паук
и пыль легла густым убором.
Жизнь этих стрел вотще прошла:
Возврата нет тому,
кого могила ратная взяла.
И было видеть их -
невыносимо!
Спалила все -
и вот они - зола...
Так - если воды Хуанхэ
плотиною остановимы,
То ветер северный и снег -
вовек неодолимы.
В Сюаньчжоу в башне Се Тяо {28}
пирую на прощанье с господином Шу Юанем
Тот, кто покинул меня и ушел
солнце вчерашнего дня не вернет.
Тот, кто смутил мое сердце,
с солнцем сего дня найдет тьму забот.
Ветер протяжный на тысячи ли {29}
вдаль провожает гусей.
К ветру лицом - все нипочем -
в башне кутить веселей.
В сердце Пэнлая {30} пылает века
кости цзяньаньской строка {31}.
Ей не уступит Се Малого стих {32},
чист, как струя родника.
Вновь пробуждаются образы в нас,
мысли, как птицы, вольны,
В небо ночное взлетают они
глянуть в зерцало луны.
Меч обнажив, рассекаю реку -
так же бурлива река.
Ковш осушив, пресекаю тоску -
так же тосклива тоска.
Жизнь человека в юдоли земной...
это меж строк опущу!
Волосы завтра с зарей распущу,
на воду лодку спущу {33}.
Удалившемуся от мира почтенному наставнику,
ищущему гармонию
Голубит небеса
вершин лазурных стая.
Годам потерян счет,
даль без конца и края.
Отшельник ищет Путь
и тучу понукает {34},
У древа бытия
в язык ручья вникает.
Там нежные цветы,
там черный буйвол дремлет.
Высоких сосен шум -
им белый аист внемлет.
Пока искал слова -
на воду солнце село.
Спускаюсь в дым сует
из горного предела.
Пою о расставании с горой Матерь Небес {35},
по которой гулял во сне
О далеком острове Инчжоу {36}
рассказал моряк.
Прячут его волны-исполины,
сокрывает мрак,
не дойти никак.
Молвил и о Матери Небесной
некто из Юэ {37},
Что из пены горней возникает
в радужном огне,
в яви и во сне,
И уходит в небо - как дорога,
словно столп, стройна,
Пять Вершин {38} - как выдернула с корнем,
вовсе не видна
Красная Стена {39},
Даже и Небесная Терраса {40} -
в сорок восемь тысяч чжан {41} -
И она покорно голову склонила
пред владычицей небесных стран.
Молвленным путем от Матери Небесной
перейти бы вброд, доверясь сну,
Озера Зеркального луну {42}
и попасть в Юэ и У.
Вот луна озерная пронзает
тень мою насквозь,
До Точащего {43} сопровождает,
где и довелось
Князю Се заночевать когда-то... {44}
Незабвенный миг.
Здесь и ныне голубые реки,
заводей прозрачных лик,
обезьяний крик.
Горные сандальи
князя Се надел,
По ступеням туч ненастных
во плоти взлетел.
Средостенье...
вижу, всходит солнечный из моря
круг.
В выси горней -
слышу - зорю бьет Заоблачный
Петух {45}.
Бездорожье... тысячи извивов,
поворотов тьма,
Одурманенный цветами, пал на камень,
как сошел с ума,
навалилась тоска
Рев медведей, стон драконов, грохот скал,
звон родников.
Оторопь берет при встрече
с духами лесов,
с трещинами ледников.
Тучи, полные дождя,
ах, черны-черны.
Реки, дымкою дымя,
ах, мутны-мутны.
Раскололось небо, разломалось:
грянул гром впотьмах.
Пики, скалы, горы и пригорки -
разлетелись в прах!
Отворились Каменные Двери,
отгремела падь.
Вот он Путь в Небесные Пещеры {46} -
жить - не умирать!
Затопила темень все пределы,
и не видно дна.
Золотые пагоды, террасы
озаряют солнце и луна...
Радуга нарядов, ах,
ветер - конь земли.
Облаков владыки, ах,
наземь толпами сошли.
Феникс тянет колесницу,
тигр по струнам бьет - внемли!
А бессмертных сколько, ах,
сколько конопли...
Вдруг коснулся страх души нетленной,
дрожь в душе земной,
Дикий вихрь испуга,
долгий стон немой.
И - все то же: валик и циновка...
оборвался сон,
Распростился с тем туманом,
той зари лишен.
Вот бы так и в мире преходящем:
радость на весь срок...
Испокон веков текут заботы -
воды на Восток...
Разлучен с Владыками... вернусь ли?
примут ли в бессмертный хор?
Что же, пестуй Белого оленя {47}
среди черных гор
И для встречи с Матерью Небесной
спину гнуть в кольцо?!
Скажут ли тогда "открытый сердцем",
поглядев в лицо?
Примечания
{1} Гусь одинокий. - символ человека, оторванного от близких людей и
родных мест, символ бесприютного скитальца. Одновременно это и образ
вестника. Ему противопоставлен образ вороньей стаи - духовной "черни",
"толпы". Они разнятся между собой во всем - гусь летит высоко, вороны же
кружатся над самым полем; у первого есть далекая прекрасная цель - вторые
суетятся бестолково и бесцельно; однако первый одинок в гордых высях и
тщетно ищет себе подобных, а вторые наслаждаются обществом равных и не
чувствуют одиночества, ибо чернь многочисленна.
{2} "Рассвет и закат". - Произведение написано на мотив древнего
храмового песнопения того же названия. Слова этого гимна воспевали величие
Солнца, говорили о бренности человека:
Восходит солнце и заходит оно -
где этому будет предел?!
Время его и век
не тот же, что у людей!
Потому-то весна -
не моя весна
И лето тоже -
оно не мое
И осень тоже -
она не моя
И зима тоже -
она не моя...
(Пер. И. Лисевича)
{3} Шестерка драконов, или коней-драконов, была, согласно древнему
мифу, впряжена в колесницу Солнца, которой правила Си Хэ. По другой версии,
Си Хэ являлась матерью Солнца (десяти солнц!) и супругой божества Востока.
Древнее песнопение, на мотив которого писал Ли Бо, заканчивалось
восторженным восклицанием человека, приобщившегося к величию божества:
Я познал радость -
В одиночку наслаждаться шестеркой драконов!
Шестерки драконов согласный бег
Делает таким же мое сердце.
"Шестеркой драконов" именовался также выезд китайского императора,
поскольку он мыслился средоточием силы Ян на земле, в то время как на небе
таким средоточием было Солнце.
{4} ...эфир изначальный... - Здесь подразумевается некая неуничтожимая
материально-духовная субстанция, из которой в процессе осуществления Пути
Вселенной - Великого Дао образовался наш мир. Субстанция этого мира
постоянно как бы пульсирует в великом пределе, где попеременно преобладают
то Инь, то Ян, но человек проходит свой путь только однажды.
{5} ...сила духа Лу Яна [...] ударом копья! - Лу Ян - герой древней
легенды, сюжет которой сходен с библейским сказанием об Иисусе Навине. Своим
копьем он погнал заходящее солнце обратно на небосвод, чтобы иметь
возможность закончить битву при свете дня.
{6} ...по Великую Глыбу... - Великая глыба - выражение взято из
даосской книги "Чжуанцзы". Комментаторы вкладывают в него различный смысл:
творящее все сущее Небытие, Первоначальный эфир, Первозданный хаос, Земля,
Вселенная. Наиболее вероятны два последних.
{7} ...Глубины персиковых вод... - Персиковые воды - метафорический
образ весеннего разлива реки Хуанхэ. "Персиковыми" ее воды поэт называет
потому, что разлив приходился на время цветения персиковых деревьев (обычно
во второй месяц по лунному календарю), когда вся вода была покрыта розовыми
лепестками.
{8} ...в десять тысяч чи! - Чи - китайская мера длины, в разные эпохи
колебавшаяся от 24 до 32 см; "десять тысяч..." - поэтическая гипербола.
{9} ...чиста река беседы. - Имеется в виду, что друзья ведут так
называемую "чистую", или "прозрачную", беседу ("цин тань"). Подобная беседа
являлась частым атрибутом прогулки в горах для образованных людей эпохи
Шести династий. Темой ее могли быть какие-то возвышенные предметы,
заимствованные, к примеру, из известного сочинения; ее предлагал
"председатель беседы" после того, как все рассаживались в удобных
непринужденных позах. Часто говорили о "величии гор и вод", открывавшихся
взору. Высказывались по очереди все присутствующие, иногда же блистали своим
искусством слова только два наиболее признанных оратора, а остальные
оставались в роли ценителей. Участники "чистых бесед" часто прицепляли к
поясу веничек из оленьих хвостов как знак своего желания отряхнуть с себя
"мирскую пыль" и идти по пути бессмертных небожителей (считалось, что те
ездили на белых оленях).
{10} ...Цзюнь, монах из Шу... - Шу - одно из трех царств, на которые
разделился Китай во II-III вв.; впоследствии это название по традиции
сохранялось за обширной областью, расположенной на территории нынешней
провинции Сычуань и соседних провинций; область славилась дикой, почти
нетронутой природой, красотой своих "гор и вод". Ли Бо жил в области Шу с
пятилетнего возраста, и формирование его эстетического взгляда на природу
складывалось под влиянием пейзажей этого удивительного, полуварварского для
тогдашнего Китая края. В молодости Ли Бо провел несколько лет здесь, в горах
Минъшань, вместе с даосским отшельником, постигая таинство его учения. После
недолгого перерыва, вызванного службой, Ли Бо вновь отправляется
странствовать по родному краю, где его особенно привлекают Горы Бровей
Крутых - Эмэйшань. "В царстве Шу немало гор, где обитают бессмертные, но с
таинственными Крутыми Бровями ни одна не сравнится", - писал он в
стихотворении "Поднимаюсь на Эмэйшань". Цзюнь был одним из буддийских
монахов, с которыми встретился там поэт.
{11} ...зеленую с узором... - так называл когда-то свою лютню (цинь),
видимо, обтянутую зеленым шелком, вели- кий поэт китайской древности Сыма
Сянжу. Известно, что Ли Бо очень любил музыку, песни, танец, сам прекрасно
играл на цине и пел. "Конфуциеву лютню" по- дарил ему его друг Цуй Цзунчжи,
и часто в минуты особенной душевной раскрепощенности, которую приносило вино
или любование природой, Ли Бо брался за струны, стараясь довести найденную с
окружающим миром гармонию до совершенства. "Положив перед собою лютню,
прислонился к высокой сосне и смотрю на далекие горы, поднявши чашу с
вином", - эти строки из стихотворения "В одиночестве пью весенним днем"
очень типичны для Ли Бо.
{12} В заиндевелых звон стоит колоколах... - По преданию, лютня
великого музыканта древности Юй Боя заставляла звучать даже колокола в
горах, и Ли Бо, слушая монаха, вспоминает об этом. Согласно другой легенде,
на горе Фэншань было девять колоколов, которые сами начинали звенеть, когда
на них садился иней.
{13} "Песнь луне Эмэйшаньских гор" - одно из самых известных
стихотворений Ли Бо. Горы Эмэйшань он воспел в целом ряде произведений,
"однако особенно глубокое впечатление, - пишет автор книги о Ли Бо,
профессор Ван Яо, - произвела на него в Эмэйшаньских горах луна". В одном
более позднем стихотворении поэт говорит: "Когда я жил на востоке области
Ба, у Трех Ущелий, видя на западе ясную луну, я вспоминал Горы Крутых
Бровей. Луна выходила из-за Крутых Бровей, озаряя Лазурное море, и я долго
странствовал с теми, от кого был за тысячу верст". Луна в китайской поэзии,
начиная с народных песен "Шицзина" и юэфу, всегда была одним из любимейших
образов. Луна есть квинтэссенция Инь, а с Инь начинается в этом мире все
сущее, и поэтому луна бередит душу, будит воспоминания, влечет за собой
длинную цепь ассоциаций.
У самой моей постели
Легла от луны дорожка.
А может быть, это иней? -
Я сам хорошо не знаю.
Я голову поднимаю -
Гляжу на луну в окошко.
Я голову опускаю -
И родину вспоминаю.
(Пер. А. Гитовича)
Так пишет Ли Бо в знаменитом четверостишии "Думы тихий ночью". Луна
была в Китае источником постоянного эстетического наслаждения, объектом
поэтического поклонения. У людей возвышенного склада было принято в одиночку
или вместе с друзьями гулять тихой ночью, любуясь при этом ясной луной и
озаренным ею пейзажем. Музыка, вино, изысканные беседы, лотос, белеющий
первозданной чистотой при лунном свете, или какие-то другие цветы считались
желанными атрибутами утонченного времяпрепровождения.
{14} ...полумесяц осенний! - В китайском тексте буквально: "осень
половины колеса" или "половинка колеса осени". В этом метафорическом образе
луна становится символом идеи времени, а лунный диск ассоциируется с
воображаемой колесницей осени, влекущей природу и человека к закату года.
{15} В реке Усмиренных Цянов... - Цяны - тибетские племена, постоянно
враждовавшие с китайцами и совершавшие на них набеги.
{16} Юйчжоу - область на территории нынешней провинции Сычуань, на
востоке от Эмэйшаньских гор. Характерной особенностью "Песни луне
Эмэйшаньских гор" является то, что из двадцати восьми иероглифов ее текста
двенадцать выражают географические названия, однако последние настолько
поэтичны и так органически входят в стих, что читатель этого обычно даже не
замечает. Стремясь, в свою очередь, не перегрузить стих, переводчики
представили почти все эти названия в "декодированном" виде.
{17} ...Беседка Благоговенья. - Горы павильона Благоговения (Цзинтин
шань) - горы на юго-востоке Китая в нынешней провинции Аньхуэй.
{18} Песчаные Холмы (Шацю) - город на полуострове Шаньдун. Свое
название получил от песчаных дюн, намытых рекой Вэньхэ (букв. "Грязная",
"Мутная"), которая протекала через город.
{19} Луское вино [...] устремляются на юг, - Говоря о том, что луское
вино "не пьянит", а песни царства Ци оставляют его равнодушным. Ли Бо хочет
сказать, что ничто не радует его в городе Песчаные Холмы (Лу и Ци - древние
царства, находившиеся в свое время на том же полуострове Шаньдун).
{20} Всем своим сердцем поэт стремится вслед за водами реки Вэньхэ
("волны Вэнь") на юг, туда, где живет Ду Фу.
{21} "Песни Осенней Старицы". - Осенняя Старица (Цюпу) - название
одного из многочисленных озер, образовавшихся в пойме реки Янцзы
(современная провинция Аньхуй). Эта местность в средние века была густо
населена, поскольку рядом находился г. Цзянькан (ныне - Нанкин), бывший
столицей нескольких династий. Ли Бо "немало ездил по землям к востоку от
Янцзы и больше всего написал стихов об этом округе", - замечает через
несколько веков в своем путевом дневнике поэт Лу Ю.
{22} К Терему Великому... - Великий Терем (Далоу) - название горы,
напоминавшей своими причудливыми очертаниями дворцовое строение.
{23} ...в Вечной Тишине... - Вечная Тишина - имеется в виду г. Чанъань
(букв, "вечное спокойствие", "вечная умиротворенность" и т. п.), древняя
столица Китая, вновь отстроенная в VI в. В названии города выразилось
желание владык Китая видеть свою власть незыблемой, а установленный порядок
- нерушимым, но действительность была далека от этого. Уже через несколько
лет, после того как были написаны эти строки, в 756 г., Чанъань был
захвачен кочевниками, которыми командовал мятежный генерал Ань Лушань. Здесь
победители, как и "в каждом завоеванном городе, захватывали одежду, ценности
и женщин, сильных мужчин использовали как носильщиков, а слабых, старых и
малых рубили секирами". Впрочем, и до мятежа вряд ли можно было говорить о
"вечной тишине" или "вечном спокойствии" - танская Чанъань была настоящим
Вавилоном, смешением народов и религий, гигантским торговым и
административным центром, поражавшим своим многолюдством.
{24} ...Славный Край... - имеются в виду лежащие вблизи устья р. Янцзы
область и город Янчжоу, славившиеся своими буддийскими монастырями.
{25} Дракон-Свеча [...] рассвет... - Дракон-Свеча - мифический страж
Севера, гигантское пресмыкающееся, без ног, с человеческим лицом. Живет у
мифической горы "Врата стужи", куда не доходит свет солнца. Во рту у него
вместо зубов - свечи, и когда он открывает глаза и пасть, весь мир озаряется
ярким светом.
{26} Ласточкины горы (Яньшань) - горы на севере Китая (в нынешней
провинции Хэбэй).
{27} Терраса Сюаньюаня - по преданию, была построена мифическим Желтым
Владыкой (Хуанди, другое имя - Сюаньюань), "культурным героем", с именем
которого связаны многочисленные мифы и легенды. В иллюстрированной
средневековой энциклопедии "Собрание картин, относящихся до Неба, Земли и
Человека" ("Саньцай тухуй") сохранилось изображение этого строения,
представлявшего собой гигантскую усеченную пирамиду с обширной площадкой
наверху и лестницей, шедшей к ней по одной из боковых граней. Ко времени Ли
Бо пирамида превратилась в развалины, но все еще поражала путников своими
размерами.
{28} ...у врат Стены Великой... - Великая стена, построенная в III в.
до н. э. императором Цинь Шихуаном, стала в китайской поэзии символом
народных бедствий, так как здесь сначала при ее строительстве, а потом в
постоянных битвах гибли сотни тысяч людей. Еще в III в. до н. э. создатели
народных юэфу пели о Великой стене как о месте, где "кости погибших друг
другу упасть не дают". Позднее эту тему развивало множество поэтов, и в их
числе немало современников Ли Бо. Древнюю легенду о бедном крестьянине,
которого замуровали в стену, и его верной жене, от слез которой обрушилась
эта стена, использовал, например, в своем стихотворении "Жена Ци Ляна"
известный танский поэт, буддийский монах Гуань Сю. Другие поэты подражали
ханьской юэфу "Напоил коня из родника у Великой стены", где рисуется
безысходное горе разлученных супругов, еще влачащих свое земное
существование. Произведение Ли Бо также написано в стиле народных песен, и
поэт заимствовал из них некоторые традиционные детали.
{29} В Сюаньчжоу, в башне Се Тяо... - Поэт Се Тяо построил эту башню,
когда был здесь правителем округа.
{30} Ли - первоначально "переход", расстояние между двумя селениями, в
которых делались остановки. Впоследствии стандартная мера длины, величина
которой колебалась в разные эпохи; в среднем - 0,4 км.
{31} В сердце Пэнлая... - Пэнлай - мифический остров-гора, затерянный
где-то в Восточном море, обитель бессмертных.
{32} ...кости цзяньаньской строка... - Цзяньань (установление
спокойствия) - девиз 196-220 годов в правление последнего императора
династии Хань, Сюаньди. Именно на эти годы фактического крушения империи в
Китае приходится первый взлет индивидуальной поэзии, породивший плеяду
славных имен (поэты семьи Цао и "семь цзяньаньских мужей"). "У этих семи
мужей в учености нет упущений, в словах нет заимствований, - писал о них
современник, поэт Цао Пи. - Все они чувствуют себя несравненными скакунами,
пролетающими тысячу верст, и, запрокинув головы, несутся галопом, нога в
ногу..." Их творчество, родившееся в смутное время, было поэзией страдания и
печали, "однако кость их была крепка". Это выражение следует понимать,
памятуя, что старая китайская критика усматривала в произведении - подобии
живого существа - три слоя: пребывающий в движении жизненный эфир, т. е. дух
а затем костяк и плоть. Плоть поэзии составлял ее, так сказать, "явленный
элемент" - слова, тропы, образы, костяком же были их внутренние связи -
мысли, идеи, чувства.
{33} Се Малого стих...- Се Малый - прозвище поэта Се Тяо, в отличие от
Великого Се, его родича, поэта Се Линъюня.
{34} Волосы завтра с зарей распущу [...] лодку спущу. - Регламентация
прически была частью "китайских церемоний": распустить волосы мог лишь
человек, ставший отшельником или соблюдающий траур по кому-то близкому.
И распущенные волосы и лодка, которую хочет раздобыть герой
стихотворения, служат знаком того, что Ли Бо жаждет уйти из суетного мира. В
то же время эти образы - символ печали и расставания.
{35} ...и тучу понукает... - Считалось, что человек, достигший высокой
степени духовного очищения, даосский бессмертный, мог летать в поднебесье на
тучах, понукая и погоняя их плетью. Бессмертные летали также на белых
журавлях (или аистах), а Лаоцзы отправился в свое последнее путешествие на
запад верхом на быке.
{36} ...с горой Матерь Небес... - имеется в виду знаменитая гора на юге
Китая.
{37} Инчжоу - мифический остров в Тихом океане, обитель бессмертных.
{38} Юэ - первоначально название древнего царства; впоследствии в
широком смысле так назывался юг Китая, место распространения диалекта юэ в
узком смысле обозначение двух южных провинций Гуандун и Гуанси.
{39} Пять Вершин - пять священных гор Китая, расположенных
соответственно по четырем сторонам света (плюс центр) и являвшихся как бы
опорами небосвода.
{40} Красные Стены - букв, название т. н. Красных Скал - ущелья
недалеко от Ханькоу в нынешней провинции Хубэй. Оно известно в китайской
истории как место кровавой битвы, происшедшей здесь в 209 г.
{41} Небесная Терраса - гора, расположенная на северо-западе от Матери
Небес.
{42} Чжан - китайская мера длины, более 3 м. Высота горы явно
преувеличена.
{43} ...Озера Зеркального луну... - Зеркальное озеро находилось в уезде
Шаосин (территория современной провинции Чжэцзян); славилось своей красотой.
Однако уже в эпоху владычества монголов озеро начало зарастать и
впоследствии исчезло совсем.
{44} До Точащего... - Точащий - название источника.
{45} ...князю Се заночевать когда-то... - Имеется в виду поэт Се
Линъюнь, который, как известно, увлекался горными прогулками и даже изобрел
для них нечто вроде альпинистских ботинок на деревянной подошве с шипами
(см. далее в стихотворении: "Горные сандальи князя Се...").
{46} ...Заоблачный петух... - Небесный петух, согласно мифу, жил на
гигантском дереве у Восточного моря и каждое утро возвещал зарю, а ему
откликались все петухи Поднебесной.
{47} Небесные пещеры - жилище бессмертных.
{48} ...пестуй Белого оленя... - Белый олень чудесным образом переносил
по земле даосских бессмертных и магов, близких к достижению бессмертия.
Являлся как бы формой материализации их духа, стремления "странствовать по
беспредельности". "Пестовать Белого оленя" - значит пестовать свой дух,
чтобы стать вровень с бессмертными небожителями, теми, кто явился
воображению поэта.
И. С. Лисевич
Неужто солнцу и луне
сюда дороги нет?!
Лишь ветра северного шквал
с разгневанных небес слетает.
Огромные, с циновку,
цветы метели с Ласточкиных гор {25}
За слоем слой
ложатся на террасу Сюаньюаня {26}.
Ючжоу... На исходе года...
Женщины печальный взор...
Умолкла песня,
брови-бабочки сломались... Ожиданье.
К воротам прислонясь,
прохожих озирает лики.
И мужа вспоминает.
Сполна хлебнул он лиха -
И глад и хлад у врат Стены Великой {27}.
Как жаль его, прожившего толику!
Простившись с ней, он меч воздел -
Ворвался враг в родной предел...
Остался ей колчан
с тигровым золотым узором,
В котором пара
с белым опереньем стрел,
Где паутину свил паук
и пыль легла густым убором.
Жизнь этих стрел вотще прошла:
Возврата нет тому,
кого могила ратная взяла.
И было видеть их -
невыносимо!
Спалила все -
и вот они - зола...
Так - если воды Хуанхэ
плотиною остановимы,
То ветер северный и снег -
вовек неодолимы.
В Сюаньчжоу в башне Се Тяо {28}
пирую на прощанье с господином Шу Юанем
Тот, кто покинул меня и ушел
солнце вчерашнего дня не вернет.
Тот, кто смутил мое сердце,
с солнцем сего дня найдет тьму забот.
Ветер протяжный на тысячи ли {29}
вдаль провожает гусей.
К ветру лицом - все нипочем -
в башне кутить веселей.
В сердце Пэнлая {30} пылает века
кости цзяньаньской строка {31}.
Ей не уступит Се Малого стих {32},
чист, как струя родника.
Вновь пробуждаются образы в нас,
мысли, как птицы, вольны,
В небо ночное взлетают они
глянуть в зерцало луны.
Меч обнажив, рассекаю реку -
так же бурлива река.
Ковш осушив, пресекаю тоску -
так же тосклива тоска.
Жизнь человека в юдоли земной...
это меж строк опущу!
Волосы завтра с зарей распущу,
на воду лодку спущу {33}.
Удалившемуся от мира почтенному наставнику,
ищущему гармонию
Голубит небеса
вершин лазурных стая.
Годам потерян счет,
даль без конца и края.
Отшельник ищет Путь
и тучу понукает {34},
У древа бытия
в язык ручья вникает.
Там нежные цветы,
там черный буйвол дремлет.
Высоких сосен шум -
им белый аист внемлет.
Пока искал слова -
на воду солнце село.
Спускаюсь в дым сует
из горного предела.
Пою о расставании с горой Матерь Небес {35},
по которой гулял во сне
О далеком острове Инчжоу {36}
рассказал моряк.
Прячут его волны-исполины,
сокрывает мрак,
не дойти никак.
Молвил и о Матери Небесной
некто из Юэ {37},
Что из пены горней возникает
в радужном огне,
в яви и во сне,
И уходит в небо - как дорога,
словно столп, стройна,
Пять Вершин {38} - как выдернула с корнем,
вовсе не видна
Красная Стена {39},
Даже и Небесная Терраса {40} -
в сорок восемь тысяч чжан {41} -
И она покорно голову склонила
пред владычицей небесных стран.
Молвленным путем от Матери Небесной
перейти бы вброд, доверясь сну,
Озера Зеркального луну {42}
и попасть в Юэ и У.
Вот луна озерная пронзает
тень мою насквозь,
До Точащего {43} сопровождает,
где и довелось
Князю Се заночевать когда-то... {44}
Незабвенный миг.
Здесь и ныне голубые реки,
заводей прозрачных лик,
обезьяний крик.
Горные сандальи
князя Се надел,
По ступеням туч ненастных
во плоти взлетел.
Средостенье...
вижу, всходит солнечный из моря
круг.
В выси горней -
слышу - зорю бьет Заоблачный
Петух {45}.
Бездорожье... тысячи извивов,
поворотов тьма,
Одурманенный цветами, пал на камень,
как сошел с ума,
навалилась тоска
Рев медведей, стон драконов, грохот скал,
звон родников.
Оторопь берет при встрече
с духами лесов,
с трещинами ледников.
Тучи, полные дождя,
ах, черны-черны.
Реки, дымкою дымя,
ах, мутны-мутны.
Раскололось небо, разломалось:
грянул гром впотьмах.
Пики, скалы, горы и пригорки -
разлетелись в прах!
Отворились Каменные Двери,
отгремела падь.
Вот он Путь в Небесные Пещеры {46} -
жить - не умирать!
Затопила темень все пределы,
и не видно дна.
Золотые пагоды, террасы
озаряют солнце и луна...
Радуга нарядов, ах,
ветер - конь земли.
Облаков владыки, ах,
наземь толпами сошли.
Феникс тянет колесницу,
тигр по струнам бьет - внемли!
А бессмертных сколько, ах,
сколько конопли...
Вдруг коснулся страх души нетленной,
дрожь в душе земной,
Дикий вихрь испуга,
долгий стон немой.
И - все то же: валик и циновка...
оборвался сон,
Распростился с тем туманом,
той зари лишен.
Вот бы так и в мире преходящем:
радость на весь срок...
Испокон веков текут заботы -
воды на Восток...
Разлучен с Владыками... вернусь ли?
примут ли в бессмертный хор?
Что же, пестуй Белого оленя {47}
среди черных гор
И для встречи с Матерью Небесной
спину гнуть в кольцо?!
Скажут ли тогда "открытый сердцем",
поглядев в лицо?
Примечания
{1} Гусь одинокий. - символ человека, оторванного от близких людей и
родных мест, символ бесприютного скитальца. Одновременно это и образ
вестника. Ему противопоставлен образ вороньей стаи - духовной "черни",
"толпы". Они разнятся между собой во всем - гусь летит высоко, вороны же
кружатся над самым полем; у первого есть далекая прекрасная цель - вторые
суетятся бестолково и бесцельно; однако первый одинок в гордых высях и
тщетно ищет себе подобных, а вторые наслаждаются обществом равных и не
чувствуют одиночества, ибо чернь многочисленна.
{2} "Рассвет и закат". - Произведение написано на мотив древнего
храмового песнопения того же названия. Слова этого гимна воспевали величие
Солнца, говорили о бренности человека:
Восходит солнце и заходит оно -
где этому будет предел?!
Время его и век
не тот же, что у людей!
Потому-то весна -
не моя весна
И лето тоже -
оно не мое
И осень тоже -
она не моя
И зима тоже -
она не моя...
(Пер. И. Лисевича)
{3} Шестерка драконов, или коней-драконов, была, согласно древнему
мифу, впряжена в колесницу Солнца, которой правила Си Хэ. По другой версии,
Си Хэ являлась матерью Солнца (десяти солнц!) и супругой божества Востока.
Древнее песнопение, на мотив которого писал Ли Бо, заканчивалось
восторженным восклицанием человека, приобщившегося к величию божества:
Я познал радость -
В одиночку наслаждаться шестеркой драконов!
Шестерки драконов согласный бег
Делает таким же мое сердце.
"Шестеркой драконов" именовался также выезд китайского императора,
поскольку он мыслился средоточием силы Ян на земле, в то время как на небе
таким средоточием было Солнце.
{4} ...эфир изначальный... - Здесь подразумевается некая неуничтожимая
материально-духовная субстанция, из которой в процессе осуществления Пути
Вселенной - Великого Дао образовался наш мир. Субстанция этого мира
постоянно как бы пульсирует в великом пределе, где попеременно преобладают
то Инь, то Ян, но человек проходит свой путь только однажды.
{5} ...сила духа Лу Яна [...] ударом копья! - Лу Ян - герой древней
легенды, сюжет которой сходен с библейским сказанием об Иисусе Навине. Своим
копьем он погнал заходящее солнце обратно на небосвод, чтобы иметь
возможность закончить битву при свете дня.
{6} ...по Великую Глыбу... - Великая глыба - выражение взято из
даосской книги "Чжуанцзы". Комментаторы вкладывают в него различный смысл:
творящее все сущее Небытие, Первоначальный эфир, Первозданный хаос, Земля,
Вселенная. Наиболее вероятны два последних.
{7} ...Глубины персиковых вод... - Персиковые воды - метафорический
образ весеннего разлива реки Хуанхэ. "Персиковыми" ее воды поэт называет
потому, что разлив приходился на время цветения персиковых деревьев (обычно
во второй месяц по лунному календарю), когда вся вода была покрыта розовыми
лепестками.
{8} ...в десять тысяч чи! - Чи - китайская мера длины, в разные эпохи
колебавшаяся от 24 до 32 см; "десять тысяч..." - поэтическая гипербола.
{9} ...чиста река беседы. - Имеется в виду, что друзья ведут так
называемую "чистую", или "прозрачную", беседу ("цин тань"). Подобная беседа
являлась частым атрибутом прогулки в горах для образованных людей эпохи
Шести династий. Темой ее могли быть какие-то возвышенные предметы,
заимствованные, к примеру, из известного сочинения; ее предлагал
"председатель беседы" после того, как все рассаживались в удобных
непринужденных позах. Часто говорили о "величии гор и вод", открывавшихся
взору. Высказывались по очереди все присутствующие, иногда же блистали своим
искусством слова только два наиболее признанных оратора, а остальные
оставались в роли ценителей. Участники "чистых бесед" часто прицепляли к
поясу веничек из оленьих хвостов как знак своего желания отряхнуть с себя
"мирскую пыль" и идти по пути бессмертных небожителей (считалось, что те
ездили на белых оленях).
{10} ...Цзюнь, монах из Шу... - Шу - одно из трех царств, на которые
разделился Китай во II-III вв.; впоследствии это название по традиции
сохранялось за обширной областью, расположенной на территории нынешней
провинции Сычуань и соседних провинций; область славилась дикой, почти
нетронутой природой, красотой своих "гор и вод". Ли Бо жил в области Шу с
пятилетнего возраста, и формирование его эстетического взгляда на природу
складывалось под влиянием пейзажей этого удивительного, полуварварского для
тогдашнего Китая края. В молодости Ли Бо провел несколько лет здесь, в горах
Минъшань, вместе с даосским отшельником, постигая таинство его учения. После
недолгого перерыва, вызванного службой, Ли Бо вновь отправляется
странствовать по родному краю, где его особенно привлекают Горы Бровей
Крутых - Эмэйшань. "В царстве Шу немало гор, где обитают бессмертные, но с
таинственными Крутыми Бровями ни одна не сравнится", - писал он в
стихотворении "Поднимаюсь на Эмэйшань". Цзюнь был одним из буддийских
монахов, с которыми встретился там поэт.
{11} ...зеленую с узором... - так называл когда-то свою лютню (цинь),
видимо, обтянутую зеленым шелком, вели- кий поэт китайской древности Сыма
Сянжу. Известно, что Ли Бо очень любил музыку, песни, танец, сам прекрасно
играл на цине и пел. "Конфуциеву лютню" по- дарил ему его друг Цуй Цзунчжи,
и часто в минуты особенной душевной раскрепощенности, которую приносило вино
или любование природой, Ли Бо брался за струны, стараясь довести найденную с
окружающим миром гармонию до совершенства. "Положив перед собою лютню,
прислонился к высокой сосне и смотрю на далекие горы, поднявши чашу с
вином", - эти строки из стихотворения "В одиночестве пью весенним днем"
очень типичны для Ли Бо.
{12} В заиндевелых звон стоит колоколах... - По преданию, лютня
великого музыканта древности Юй Боя заставляла звучать даже колокола в
горах, и Ли Бо, слушая монаха, вспоминает об этом. Согласно другой легенде,
на горе Фэншань было девять колоколов, которые сами начинали звенеть, когда
на них садился иней.
{13} "Песнь луне Эмэйшаньских гор" - одно из самых известных
стихотворений Ли Бо. Горы Эмэйшань он воспел в целом ряде произведений,
"однако особенно глубокое впечатление, - пишет автор книги о Ли Бо,
профессор Ван Яо, - произвела на него в Эмэйшаньских горах луна". В одном
более позднем стихотворении поэт говорит: "Когда я жил на востоке области
Ба, у Трех Ущелий, видя на западе ясную луну, я вспоминал Горы Крутых
Бровей. Луна выходила из-за Крутых Бровей, озаряя Лазурное море, и я долго
странствовал с теми, от кого был за тысячу верст". Луна в китайской поэзии,
начиная с народных песен "Шицзина" и юэфу, всегда была одним из любимейших
образов. Луна есть квинтэссенция Инь, а с Инь начинается в этом мире все
сущее, и поэтому луна бередит душу, будит воспоминания, влечет за собой
длинную цепь ассоциаций.
У самой моей постели
Легла от луны дорожка.
А может быть, это иней? -
Я сам хорошо не знаю.
Я голову поднимаю -
Гляжу на луну в окошко.
Я голову опускаю -
И родину вспоминаю.
(Пер. А. Гитовича)
Так пишет Ли Бо в знаменитом четверостишии "Думы тихий ночью". Луна
была в Китае источником постоянного эстетического наслаждения, объектом
поэтического поклонения. У людей возвышенного склада было принято в одиночку
или вместе с друзьями гулять тихой ночью, любуясь при этом ясной луной и
озаренным ею пейзажем. Музыка, вино, изысканные беседы, лотос, белеющий
первозданной чистотой при лунном свете, или какие-то другие цветы считались
желанными атрибутами утонченного времяпрепровождения.
{14} ...полумесяц осенний! - В китайском тексте буквально: "осень
половины колеса" или "половинка колеса осени". В этом метафорическом образе
луна становится символом идеи времени, а лунный диск ассоциируется с
воображаемой колесницей осени, влекущей природу и человека к закату года.
{15} В реке Усмиренных Цянов... - Цяны - тибетские племена, постоянно
враждовавшие с китайцами и совершавшие на них набеги.
{16} Юйчжоу - область на территории нынешней провинции Сычуань, на
востоке от Эмэйшаньских гор. Характерной особенностью "Песни луне
Эмэйшаньских гор" является то, что из двадцати восьми иероглифов ее текста
двенадцать выражают географические названия, однако последние настолько
поэтичны и так органически входят в стих, что читатель этого обычно даже не
замечает. Стремясь, в свою очередь, не перегрузить стих, переводчики
представили почти все эти названия в "декодированном" виде.
{17} ...Беседка Благоговенья. - Горы павильона Благоговения (Цзинтин
шань) - горы на юго-востоке Китая в нынешней провинции Аньхуэй.
{18} Песчаные Холмы (Шацю) - город на полуострове Шаньдун. Свое
название получил от песчаных дюн, намытых рекой Вэньхэ (букв. "Грязная",
"Мутная"), которая протекала через город.
{19} Луское вино [...] устремляются на юг, - Говоря о том, что луское
вино "не пьянит", а песни царства Ци оставляют его равнодушным. Ли Бо хочет
сказать, что ничто не радует его в городе Песчаные Холмы (Лу и Ци - древние
царства, находившиеся в свое время на том же полуострове Шаньдун).
{20} Всем своим сердцем поэт стремится вслед за водами реки Вэньхэ
("волны Вэнь") на юг, туда, где живет Ду Фу.
{21} "Песни Осенней Старицы". - Осенняя Старица (Цюпу) - название
одного из многочисленных озер, образовавшихся в пойме реки Янцзы
(современная провинция Аньхуй). Эта местность в средние века была густо
населена, поскольку рядом находился г. Цзянькан (ныне - Нанкин), бывший
столицей нескольких династий. Ли Бо "немало ездил по землям к востоку от
Янцзы и больше всего написал стихов об этом округе", - замечает через
несколько веков в своем путевом дневнике поэт Лу Ю.
{22} К Терему Великому... - Великий Терем (Далоу) - название горы,
напоминавшей своими причудливыми очертаниями дворцовое строение.
{23} ...в Вечной Тишине... - Вечная Тишина - имеется в виду г. Чанъань
(букв, "вечное спокойствие", "вечная умиротворенность" и т. п.), древняя
столица Китая, вновь отстроенная в VI в. В названии города выразилось
желание владык Китая видеть свою власть незыблемой, а установленный порядок
- нерушимым, но действительность была далека от этого. Уже через несколько
лет, после того как были написаны эти строки, в 756 г., Чанъань был
захвачен кочевниками, которыми командовал мятежный генерал Ань Лушань. Здесь
победители, как и "в каждом завоеванном городе, захватывали одежду, ценности
и женщин, сильных мужчин использовали как носильщиков, а слабых, старых и
малых рубили секирами". Впрочем, и до мятежа вряд ли можно было говорить о
"вечной тишине" или "вечном спокойствии" - танская Чанъань была настоящим
Вавилоном, смешением народов и религий, гигантским торговым и
административным центром, поражавшим своим многолюдством.
{24} ...Славный Край... - имеются в виду лежащие вблизи устья р. Янцзы
область и город Янчжоу, славившиеся своими буддийскими монастырями.
{25} Дракон-Свеча [...] рассвет... - Дракон-Свеча - мифический страж
Севера, гигантское пресмыкающееся, без ног, с человеческим лицом. Живет у
мифической горы "Врата стужи", куда не доходит свет солнца. Во рту у него
вместо зубов - свечи, и когда он открывает глаза и пасть, весь мир озаряется
ярким светом.
{26} Ласточкины горы (Яньшань) - горы на севере Китая (в нынешней
провинции Хэбэй).
{27} Терраса Сюаньюаня - по преданию, была построена мифическим Желтым
Владыкой (Хуанди, другое имя - Сюаньюань), "культурным героем", с именем
которого связаны многочисленные мифы и легенды. В иллюстрированной
средневековой энциклопедии "Собрание картин, относящихся до Неба, Земли и
Человека" ("Саньцай тухуй") сохранилось изображение этого строения,
представлявшего собой гигантскую усеченную пирамиду с обширной площадкой
наверху и лестницей, шедшей к ней по одной из боковых граней. Ко времени Ли
Бо пирамида превратилась в развалины, но все еще поражала путников своими
размерами.
{28} ...у врат Стены Великой... - Великая стена, построенная в III в.
до н. э. императором Цинь Шихуаном, стала в китайской поэзии символом
народных бедствий, так как здесь сначала при ее строительстве, а потом в
постоянных битвах гибли сотни тысяч людей. Еще в III в. до н. э. создатели
народных юэфу пели о Великой стене как о месте, где "кости погибших друг
другу упасть не дают". Позднее эту тему развивало множество поэтов, и в их
числе немало современников Ли Бо. Древнюю легенду о бедном крестьянине,
которого замуровали в стену, и его верной жене, от слез которой обрушилась
эта стена, использовал, например, в своем стихотворении "Жена Ци Ляна"
известный танский поэт, буддийский монах Гуань Сю. Другие поэты подражали
ханьской юэфу "Напоил коня из родника у Великой стены", где рисуется
безысходное горе разлученных супругов, еще влачащих свое земное
существование. Произведение Ли Бо также написано в стиле народных песен, и
поэт заимствовал из них некоторые традиционные детали.
{29} В Сюаньчжоу, в башне Се Тяо... - Поэт Се Тяо построил эту башню,
когда был здесь правителем округа.
{30} Ли - первоначально "переход", расстояние между двумя селениями, в
которых делались остановки. Впоследствии стандартная мера длины, величина
которой колебалась в разные эпохи; в среднем - 0,4 км.
{31} В сердце Пэнлая... - Пэнлай - мифический остров-гора, затерянный
где-то в Восточном море, обитель бессмертных.
{32} ...кости цзяньаньской строка... - Цзяньань (установление
спокойствия) - девиз 196-220 годов в правление последнего императора
династии Хань, Сюаньди. Именно на эти годы фактического крушения империи в
Китае приходится первый взлет индивидуальной поэзии, породивший плеяду
славных имен (поэты семьи Цао и "семь цзяньаньских мужей"). "У этих семи
мужей в учености нет упущений, в словах нет заимствований, - писал о них
современник, поэт Цао Пи. - Все они чувствуют себя несравненными скакунами,
пролетающими тысячу верст, и, запрокинув головы, несутся галопом, нога в
ногу..." Их творчество, родившееся в смутное время, было поэзией страдания и
печали, "однако кость их была крепка". Это выражение следует понимать,
памятуя, что старая китайская критика усматривала в произведении - подобии
живого существа - три слоя: пребывающий в движении жизненный эфир, т. е. дух
а затем костяк и плоть. Плоть поэзии составлял ее, так сказать, "явленный
элемент" - слова, тропы, образы, костяком же были их внутренние связи -
мысли, идеи, чувства.
{33} Се Малого стих...- Се Малый - прозвище поэта Се Тяо, в отличие от
Великого Се, его родича, поэта Се Линъюня.
{34} Волосы завтра с зарей распущу [...] лодку спущу. - Регламентация
прически была частью "китайских церемоний": распустить волосы мог лишь
человек, ставший отшельником или соблюдающий траур по кому-то близкому.
И распущенные волосы и лодка, которую хочет раздобыть герой
стихотворения, служат знаком того, что Ли Бо жаждет уйти из суетного мира. В
то же время эти образы - символ печали и расставания.
{35} ...и тучу понукает... - Считалось, что человек, достигший высокой
степени духовного очищения, даосский бессмертный, мог летать в поднебесье на
тучах, понукая и погоняя их плетью. Бессмертные летали также на белых
журавлях (или аистах), а Лаоцзы отправился в свое последнее путешествие на
запад верхом на быке.
{36} ...с горой Матерь Небес... - имеется в виду знаменитая гора на юге
Китая.
{37} Инчжоу - мифический остров в Тихом океане, обитель бессмертных.
{38} Юэ - первоначально название древнего царства; впоследствии в
широком смысле так назывался юг Китая, место распространения диалекта юэ в
узком смысле обозначение двух южных провинций Гуандун и Гуанси.
{39} Пять Вершин - пять священных гор Китая, расположенных
соответственно по четырем сторонам света (плюс центр) и являвшихся как бы
опорами небосвода.
{40} Красные Стены - букв, название т. н. Красных Скал - ущелья
недалеко от Ханькоу в нынешней провинции Хубэй. Оно известно в китайской
истории как место кровавой битвы, происшедшей здесь в 209 г.
{41} Небесная Терраса - гора, расположенная на северо-западе от Матери
Небес.
{42} Чжан - китайская мера длины, более 3 м. Высота горы явно
преувеличена.
{43} ...Озера Зеркального луну... - Зеркальное озеро находилось в уезде
Шаосин (территория современной провинции Чжэцзян); славилось своей красотой.
Однако уже в эпоху владычества монголов озеро начало зарастать и
впоследствии исчезло совсем.
{44} До Точащего... - Точащий - название источника.
{45} ...князю Се заночевать когда-то... - Имеется в виду поэт Се
Линъюнь, который, как известно, увлекался горными прогулками и даже изобрел
для них нечто вроде альпинистских ботинок на деревянной подошве с шипами
(см. далее в стихотворении: "Горные сандальи князя Се...").
{46} ...Заоблачный петух... - Небесный петух, согласно мифу, жил на
гигантском дереве у Восточного моря и каждое утро возвещал зарю, а ему
откликались все петухи Поднебесной.
{47} Небесные пещеры - жилище бессмертных.
{48} ...пестуй Белого оленя... - Белый олень чудесным образом переносил
по земле даосских бессмертных и магов, близких к достижению бессмертия.
Являлся как бы формой материализации их духа, стремления "странствовать по
беспредельности". "Пестовать Белого оленя" - значит пестовать свой дух,
чтобы стать вровень с бессмертными небожителями, теми, кто явился
воображению поэта.
И. С. Лисевич