Страница:
– Ваше высокоблагородие, не менее двух вымпелов идут по направлению к маяку Бокшер.
«Все происходит так, как предупреждал адмирал, – подумал Гадд. – Но вот эти-то, чьи корабли? Шведы соблюдают нейтралитет, так что тут им делать нечего, да они сюда бы не посмели зайти. Все же идет война, и любой из противников по ошибке может их атаковать да потопить. Нет, это не шведы. Наших по идее тоже не должно быть, хотя и такую возможность нельзя отклонять. Нас ведь тоже не должно тут быть, а вот мы-то пришли сюда по приказу адмирала Бахирева, похоже что, кроме него, об этом даже в штабах не знают», – продолжал рассуждать Гадд.
– Изготовить корабль к бою, – отдал приказ старший лейтенант Рыбкин, командир флагманского эсминца «Боевой», на котором поднял свой брейд-вымпел командир седьмого дивизиона.
– Сигнальщики! Передать сигнал на корабли. К бою изготовиться, – распорядился Гадд.
Сразу же начались приготовления. Поднимали пар в котлах до предела, проверяли торпеды, артиллеристы готовили снаряды. Простояв в ожидании еще полчаса, командиры эсминцев, наблюдая за флагманом, ожидали сигнала к атаке. Командующий дивизионом сколько ни всматривался в море, но из-за этого проклятого тумана, хоть он и был редким, дальше пяти миль ничего не было видно.
– Лейтенант, надо подойти ближе и определить, что это за корабли.
– Машина малый вперед, – тут же последовал приказ Рыбкина.
Эсминец командира дивизиона медленно двинулся вперед, а за ним, на удалении шести-семи кабельтовых, и все остальные корабли отряда.
– Ближе. Еще ближе. Ну, когда же они появятся, из-за этого тумана ну ни хрена не видно, – приговаривал Гадд, стоя на мостике рядом с командиром эсминца.
Вот что-то показалось в тумане, какое-то расплывшееся темное пятно, которое медленно двигалось перпендикулярно их курсу.
– Корабль по носу! – раздался голос сигнальщика.
– Видим. Смотреть дальше. Он тут не один, где-то рядом должны быть и другие.
Приблизившись еще на несколько кабельтовых к неизвестному кораблю, на мостике наконец-то разглядели, что перед ними не шведы и тем более не свои.
– Да это похоже на германский крейсер типа «Нимфа», – промолвил командир эсминца.
– Да, похож, – ответил Гадд, – и он ставит мины.
В это время туман опять начал рассеиваться, открывая корабли друг перед другом. Гадд среагировал быстрее, чем противник, который не ожидал встретить так близко эсминцы русских. Хотя в данный момент Гадд тоже пожалел, что туман вот так неожиданно открыл его перед неприятелем, не дал сблизиться на более короткую дистанцию, выгодную для пуска торпед.
– Торпедная атака! Полный вперед.
«До цели было более сорока кабельтовых, а надо сократить расстояние до восемнадцати – двадцати или минимум до двадцати пяти кабельтовых, а в идеале до десяти кабельтовых. А чтобы пройти это расстояние, потребуется десять – пятнадцать минут и плюс на то, что немец начнет удирать, как только увидит нас, так это еще почти столько же», – рассуждал Гадд, глядя на корабль противника.
– Эх, не были бы у нас так изношены машины, мы могли дать ход до двадцати семи узлов, а теперь максимум двадцать три узла. Самый полный, выжать все, что есть, – отдал приказ Гадд.
Эсминцы, нещадно дымя и напрягая свои изношенные машины, неслись на врага, похоже что они даже превысили ту скорость, что приписывал им командир. Но вот и враг, заметив опасность, начал отворачивать и набирать ход. Из его труб также повалил густой дым. Но за то время, пока немцы не отреагировали на появление противника, эсминцы успели сократить дистанцию еще на десять кабельтовых. Немец начал отстреливаться и уходить на юг. Его радиостанция взывала о помощи.
– Корабль справа, – раздался крик сигнальщика.
Все устремили взор на приближающийся с запада трехтрубный корабль.
– А вот это самый настоящий крейсер. Похоже что это кто-то из представителей довоенных «Городов». На дальномере расстояние до крейсера?
– Семьдесят восемь кабельтовых, ваше высокоблагородие.
– До переднего сколько?
– Тридцать шесть кабельтовых.
– Значит, догоняем. Передать всем: открыть огонь по ближайшему кораблю.
Но стрелять на ходу, да с такого маленького кораблика, как вот этот эсминец, надо быть жонглером, канатоходцем и еще черт знает кем. Когда корабль то проваливается между волнами, то взлетает на гребни этих самых волн, да вокруг проносится поток воды, разбиваясь на тысячи брызг о надстройку, на которой стоит это орудие, и заливая матросов, надо хотя бы мало-мальски прицелиться в корабль, который также прыгает на волнах, а попасть – это должно свершиться чудо. С двухтрубного корабля стали сбрасывать мины, избавляясь от опасного груза. Ну а вдруг повезет, и русский корабль наскочит на такой подарок. Эсминцы чуть-чуть увеличили дистанцию между собой и продолжали погоню дальше. Трехтрубный крейсер мог пока стрелять только четырехорудийными залпами, стараясь отсечь эсминцы от преследуемого ими «Альбатроса».
– Передать на «Внимательный» и «Выносливый», чтобы отвлекли крейсер на себя, – распорядился Гадд.
Два крайних эсминца отвернули от общего строя и пошли на сближение с крейсером. Крейсер сразу отреагировал на их маневр, перенеся огонь на оба приближающихся эсминца. Но сам упорно не хотел менять курс и двигался наперерез основной группе эсминцев.
– Расстояние до двухтрубного крейсера?
– Двадцать девять кабельтовых.
– До второго сколько?
– Около шестидесяти.
Снаряды так и падали вокруг идущих в атаку кораблей, подымая водяные столбы. По корпусам и надстройкам ударили осколки, появились раненые на русских эсминцах. Немцы развили очень высокую скорострельность, пытаясь остановить торпедную атаку.
– В «Зверева» попали! – пронесся крик по эсминцу.
Все, кто находился на мостике, резко повернули головы в направлении эсминца. На втором, идущем слева эсминце между трубами в районе второго торпедного аппарата шел черный дым, но скорость он не сбросил.
– Если сохранил ход, значит, повреждения не так серьезны, – промолвил Рыбкин.
Один из снарядов разорвался рядом с «Боевым», осколки забарабанили по обшивке корабля. Кто-то вскрикнул на палубе: все же кому-то достался осколок.
– Санитара, – раздался чей-то крик, – санитара скорей.
– «Выносливый» горит! – закричал сигнальщик.
Да, «Выносливому» досталось сильно, снаряд с крейсера попал в кормовую надстройку над машинным отделением. Взорвавшись там, он своими осколками, пробившими палубу, вывел из строя правую машину. При этом погибли трое, четверо получили ранения. Эсминец сразу потерял ход до десяти узлов, теперь ни о какой атаке не могло быть и речи. Он стал поворачивать на обратный курс, в сторону шхер, но продолжал стрелять, пока позволяла дистанция. «Внимательный» как-то умудрился попасть в крейсер. Ну, какие повреждения крейсеру он может нанести своим 75-мм снарядом? Так, только краску поцарапать. Крейсер приближался с пугающей быстротой; глядя на него, кажется, что он готов протаранить один из эсминцев. Эсминец выпустил свои торпеды почти с предельной дистанции, с большим упреждением по курсу, так как торпедам преодолеть этот путь потребуется восемь минут. Он и не надеялся, что попадет, он просто хотел сбить крейсер с курса, и это ему удалось. Крейсер изменил курс и сбросил скорость, чтобы пропустить торпеды впереди себя. Этого времени остальным хватило подойти на оптимально допустимую дистанцию и выпустить все свои торпеды по второму кораблю.
– Передать на все эсминцы: поворот налево девяносто градусов, – скомандовал Гадд.
Эсминцы повернули налево, образуя кильватерный строй, в этот момент с кораблей могли стрелять и кормовые орудия. После этого сила артиллерийского огня возросла вдвое, и в «Альбатрос», а это был он, один за другим попало два снаряда, вызвав на корме небольшой пожар.
Эсминцы уже пару минут двигаются этим курсом, наведя торпедные аппараты на противника.
– Торпедный залп, – прозвучала команда, и на всех эсминцах с небольшой задержкой выпустили торпеды.
Еще раз прозвучала команда «Всем поворот налево девяносто». На отходе в «Альбатрос» попал еще один снаряд. Но и в «Боевой» попал снаряд с крейсера, он угодил в торпедный аппарат, уничтожив его. Это было везение, попади туда снаряд раньше, когда в нем находилась торпеда, результат был бы плачевный. А так погибло только двое, и двое было ранено.
– Дымы с востока, много дымов, – закричал сигнальщик.
– Поворот влево двадцать, уходим в шхеры.
– Георгий Оттович, а может, это наши?
– Нет, наши сейчас на юге должны быть.
– Но эти идут с востока и, должно быть, наши, – не сдавался Рыбкин.
– Сейчас отойдем подальше отсюда да поближе к шхерам, а там разберемся, кто это подходит.
И в этот момент над морем прогремел взрыв, одна из двенадцати выпущенных торпед все же попала в «Альбатрос».
– Ура-а-а! Попали! Горит сволочь, – раздались возгласы на всех кораблях дивизиона, которые уходили в сторону финских шхер, догоняя своего подбитого товарища.
II
III
Особую роль в активизации радиоразведки на Балтийском флоте сыграла история с захватом германского крейсера «Магдебург», потерпевшего в ночь на 13 августа 1914 года навигационную аварию у острова Оденсхольм в устье Финского залива. При захвате крейсера в руки русских моряков попали ценнейшие документы по радиосвязи германского флота, которые значительно упростили обработку радиоразведывательных материалов (РРМ). Достоянием наших радиоразведчиков стали два экземпляра «Сигнальной книги германского флота» (Signalbuh Kaiserlishen Marine), секретные карты квадратов Балтийского моря (Quadratkarte), радиотелеграфные журналы крейсера и ряд других важных документов. Следует, однако, отметить, что это были не первые документы по радиосвязи германского флота, с которыми познакомились балтийские радиоразведчики. Еще до начала войны в штаб Балтийского флота был передан германский сигнальный код для кораблей (Aufklarungssignaltafel), полученный по линии Особого делопроизводства (тайной разведки) МГШ. В короткий срок Ренгартен выполнил перевод этого документа, что позволило ему уже тогда составить определенные представления об особенностях организации радиосвязи и сигналопроизводства в германском флоте. Таким образом, все «богатство» «Магдебурга», безусловно, попало в подготовленные руки. Ренгартен достаточно быстро разобрался во всех тонкостях действующей организации радиосвязи германских кораблей: в правилах радиообмена, системе радиопозывных, методике составления радиограмм. К началу кампании 1915 года радиоразведка Балтийского флота представляла собой уже достаточно хорошо функционирующий организм. Накопленный за первые месяцы войны опыт позволял балтийским радиоразведчикам сравнительно легко справляться с такими действиями германского командования по защите своей радиосвязи, как периодическая смена шифров и радиопозывных. Так, например, введенный немцами в употребление 8 марта 1915 года новый шифр «гамма-альфа» был раскрыт уже через два дня, причем независимо друг от друга, специалистами флота и МГШ.
Большую роль в повышении эффективности радиоразведки сыграло создание в структуре штаба флота разведывательного отдела Балтийского флота, куда входило и отделение радиоразведки, во главе которого был поставлен флагманский радиотелеграфный офицер старший лейтенант Ренгартен.
Глава 4
I
II
«Все происходит так, как предупреждал адмирал, – подумал Гадд. – Но вот эти-то, чьи корабли? Шведы соблюдают нейтралитет, так что тут им делать нечего, да они сюда бы не посмели зайти. Все же идет война, и любой из противников по ошибке может их атаковать да потопить. Нет, это не шведы. Наших по идее тоже не должно быть, хотя и такую возможность нельзя отклонять. Нас ведь тоже не должно тут быть, а вот мы-то пришли сюда по приказу адмирала Бахирева, похоже что, кроме него, об этом даже в штабах не знают», – продолжал рассуждать Гадд.
– Изготовить корабль к бою, – отдал приказ старший лейтенант Рыбкин, командир флагманского эсминца «Боевой», на котором поднял свой брейд-вымпел командир седьмого дивизиона.
– Сигнальщики! Передать сигнал на корабли. К бою изготовиться, – распорядился Гадд.
Сразу же начались приготовления. Поднимали пар в котлах до предела, проверяли торпеды, артиллеристы готовили снаряды. Простояв в ожидании еще полчаса, командиры эсминцев, наблюдая за флагманом, ожидали сигнала к атаке. Командующий дивизионом сколько ни всматривался в море, но из-за этого проклятого тумана, хоть он и был редким, дальше пяти миль ничего не было видно.
– Лейтенант, надо подойти ближе и определить, что это за корабли.
– Машина малый вперед, – тут же последовал приказ Рыбкина.
Эсминец командира дивизиона медленно двинулся вперед, а за ним, на удалении шести-семи кабельтовых, и все остальные корабли отряда.
– Ближе. Еще ближе. Ну, когда же они появятся, из-за этого тумана ну ни хрена не видно, – приговаривал Гадд, стоя на мостике рядом с командиром эсминца.
Вот что-то показалось в тумане, какое-то расплывшееся темное пятно, которое медленно двигалось перпендикулярно их курсу.
– Корабль по носу! – раздался голос сигнальщика.
– Видим. Смотреть дальше. Он тут не один, где-то рядом должны быть и другие.
Приблизившись еще на несколько кабельтовых к неизвестному кораблю, на мостике наконец-то разглядели, что перед ними не шведы и тем более не свои.
– Да это похоже на германский крейсер типа «Нимфа», – промолвил командир эсминца.
– Да, похож, – ответил Гадд, – и он ставит мины.
В это время туман опять начал рассеиваться, открывая корабли друг перед другом. Гадд среагировал быстрее, чем противник, который не ожидал встретить так близко эсминцы русских. Хотя в данный момент Гадд тоже пожалел, что туман вот так неожиданно открыл его перед неприятелем, не дал сблизиться на более короткую дистанцию, выгодную для пуска торпед.
– Торпедная атака! Полный вперед.
«До цели было более сорока кабельтовых, а надо сократить расстояние до восемнадцати – двадцати или минимум до двадцати пяти кабельтовых, а в идеале до десяти кабельтовых. А чтобы пройти это расстояние, потребуется десять – пятнадцать минут и плюс на то, что немец начнет удирать, как только увидит нас, так это еще почти столько же», – рассуждал Гадд, глядя на корабль противника.
– Эх, не были бы у нас так изношены машины, мы могли дать ход до двадцати семи узлов, а теперь максимум двадцать три узла. Самый полный, выжать все, что есть, – отдал приказ Гадд.
Эсминцы, нещадно дымя и напрягая свои изношенные машины, неслись на врага, похоже что они даже превысили ту скорость, что приписывал им командир. Но вот и враг, заметив опасность, начал отворачивать и набирать ход. Из его труб также повалил густой дым. Но за то время, пока немцы не отреагировали на появление противника, эсминцы успели сократить дистанцию еще на десять кабельтовых. Немец начал отстреливаться и уходить на юг. Его радиостанция взывала о помощи.
– Корабль справа, – раздался крик сигнальщика.
Все устремили взор на приближающийся с запада трехтрубный корабль.
– А вот это самый настоящий крейсер. Похоже что это кто-то из представителей довоенных «Городов». На дальномере расстояние до крейсера?
– Семьдесят восемь кабельтовых, ваше высокоблагородие.
– До переднего сколько?
– Тридцать шесть кабельтовых.
– Значит, догоняем. Передать всем: открыть огонь по ближайшему кораблю.
Но стрелять на ходу, да с такого маленького кораблика, как вот этот эсминец, надо быть жонглером, канатоходцем и еще черт знает кем. Когда корабль то проваливается между волнами, то взлетает на гребни этих самых волн, да вокруг проносится поток воды, разбиваясь на тысячи брызг о надстройку, на которой стоит это орудие, и заливая матросов, надо хотя бы мало-мальски прицелиться в корабль, который также прыгает на волнах, а попасть – это должно свершиться чудо. С двухтрубного корабля стали сбрасывать мины, избавляясь от опасного груза. Ну а вдруг повезет, и русский корабль наскочит на такой подарок. Эсминцы чуть-чуть увеличили дистанцию между собой и продолжали погоню дальше. Трехтрубный крейсер мог пока стрелять только четырехорудийными залпами, стараясь отсечь эсминцы от преследуемого ими «Альбатроса».
– Передать на «Внимательный» и «Выносливый», чтобы отвлекли крейсер на себя, – распорядился Гадд.
Два крайних эсминца отвернули от общего строя и пошли на сближение с крейсером. Крейсер сразу отреагировал на их маневр, перенеся огонь на оба приближающихся эсминца. Но сам упорно не хотел менять курс и двигался наперерез основной группе эсминцев.
– Расстояние до двухтрубного крейсера?
– Двадцать девять кабельтовых.
– До второго сколько?
– Около шестидесяти.
Снаряды так и падали вокруг идущих в атаку кораблей, подымая водяные столбы. По корпусам и надстройкам ударили осколки, появились раненые на русских эсминцах. Немцы развили очень высокую скорострельность, пытаясь остановить торпедную атаку.
– В «Зверева» попали! – пронесся крик по эсминцу.
Все, кто находился на мостике, резко повернули головы в направлении эсминца. На втором, идущем слева эсминце между трубами в районе второго торпедного аппарата шел черный дым, но скорость он не сбросил.
– Если сохранил ход, значит, повреждения не так серьезны, – промолвил Рыбкин.
Один из снарядов разорвался рядом с «Боевым», осколки забарабанили по обшивке корабля. Кто-то вскрикнул на палубе: все же кому-то достался осколок.
– Санитара, – раздался чей-то крик, – санитара скорей.
– «Выносливый» горит! – закричал сигнальщик.
Да, «Выносливому» досталось сильно, снаряд с крейсера попал в кормовую надстройку над машинным отделением. Взорвавшись там, он своими осколками, пробившими палубу, вывел из строя правую машину. При этом погибли трое, четверо получили ранения. Эсминец сразу потерял ход до десяти узлов, теперь ни о какой атаке не могло быть и речи. Он стал поворачивать на обратный курс, в сторону шхер, но продолжал стрелять, пока позволяла дистанция. «Внимательный» как-то умудрился попасть в крейсер. Ну, какие повреждения крейсеру он может нанести своим 75-мм снарядом? Так, только краску поцарапать. Крейсер приближался с пугающей быстротой; глядя на него, кажется, что он готов протаранить один из эсминцев. Эсминец выпустил свои торпеды почти с предельной дистанции, с большим упреждением по курсу, так как торпедам преодолеть этот путь потребуется восемь минут. Он и не надеялся, что попадет, он просто хотел сбить крейсер с курса, и это ему удалось. Крейсер изменил курс и сбросил скорость, чтобы пропустить торпеды впереди себя. Этого времени остальным хватило подойти на оптимально допустимую дистанцию и выпустить все свои торпеды по второму кораблю.
– Передать на все эсминцы: поворот налево девяносто градусов, – скомандовал Гадд.
Эсминцы повернули налево, образуя кильватерный строй, в этот момент с кораблей могли стрелять и кормовые орудия. После этого сила артиллерийского огня возросла вдвое, и в «Альбатрос», а это был он, один за другим попало два снаряда, вызвав на корме небольшой пожар.
Эсминцы уже пару минут двигаются этим курсом, наведя торпедные аппараты на противника.
– Торпедный залп, – прозвучала команда, и на всех эсминцах с небольшой задержкой выпустили торпеды.
Еще раз прозвучала команда «Всем поворот налево девяносто». На отходе в «Альбатрос» попал еще один снаряд. Но и в «Боевой» попал снаряд с крейсера, он угодил в торпедный аппарат, уничтожив его. Это было везение, попади туда снаряд раньше, когда в нем находилась торпеда, результат был бы плачевный. А так погибло только двое, и двое было ранено.
– Дымы с востока, много дымов, – закричал сигнальщик.
– Поворот влево двадцать, уходим в шхеры.
– Георгий Оттович, а может, это наши?
– Нет, наши сейчас на юге должны быть.
– Но эти идут с востока и, должно быть, наши, – не сдавался Рыбкин.
– Сейчас отойдем подальше отсюда да поближе к шхерам, а там разберемся, кто это подходит.
И в этот момент над морем прогремел взрыв, одна из двенадцати выпущенных торпед все же попала в «Альбатрос».
– Ура-а-а! Попали! Горит сволочь, – раздались возгласы на всех кораблях дивизиона, которые уходили в сторону финских шхер, догоняя своего подбитого товарища.
II
В «Альбатрос» торпеда попала в район второй трубы, напротив котельного отсека, в то место, где поперечная переборка делила угольные ямы пополам. После взрыва обе ямы были затоплены, началось затопление и самого котельного отсека, кочегары в спешке гасили котлы и открывали клапана, чтобы предотвратить взрыв котлов. Крен корабля достиг семи градусов и постепенно увеличивался. Фрегаттен-капитан Хорн, получив неутешительный доклад о повреждениях, пришел к выводу, что ему до базы самостоятельно не дойти, нужна помощь. «Похоже, эти русские специально поджидали здесь мой корабль. Они как-то узнали о наших планах, что мы собираемся выставить в этом районе несколько минных банок. Но почему только эсминцы нас тут поджидали, а где крейсеры? А может, это просто случайность?» – думал Хорн о произошедшем столкновении с русскими кораблями.
С подошедшего «Аугсбурга» коммодор Карф, он же командующий всей операцией, запросил о состоянии минного заградителя и потерях в людях.
– У меня четверо погибших, еще десять раненых и обожженных, сам корабль получил серьезные повреждения, и ему одному до базы не дойти. Приняли около четырехсот тонн воды, которая все еще продолжает прибывать, несмотря на все старания экипажа. Я также опасаюсь повторной атаки русских, которые попробуют добить мой корабль.
– Насчет атаки русских опасаться нечего, сейчас подойдут «Роон» и «Любек» с эсминцами, они будут защищать. Но надо любой ценой сохранить корабль.
Коммодор Карф послал радиограмму в штаб разведывательных сил Балтийского моря: «Атакован миноносцами неприятеля, «Альбатрос» торпедирован и получил тяжелые повреждения. Самостоятельно до базы не дойдет.
22.30 нахожусь в квадрате 020».
Но эту радиограмму прочитал не только контр-адмирал Альберт фон Гопман, но и радиоразведка русского Балтфлота. Адмирал Гопман ответил на радиограмму Карфу, что «Альбатрос» надо довести до базы, что это ценный корабль.
В 23.15 радиограммы получил и я.
С подошедшего «Аугсбурга» коммодор Карф, он же командующий всей операцией, запросил о состоянии минного заградителя и потерях в людях.
– У меня четверо погибших, еще десять раненых и обожженных, сам корабль получил серьезные повреждения, и ему одному до базы не дойти. Приняли около четырехсот тонн воды, которая все еще продолжает прибывать, несмотря на все старания экипажа. Я также опасаюсь повторной атаки русских, которые попробуют добить мой корабль.
– Насчет атаки русских опасаться нечего, сейчас подойдут «Роон» и «Любек» с эсминцами, они будут защищать. Но надо любой ценой сохранить корабль.
Коммодор Карф послал радиограмму в штаб разведывательных сил Балтийского моря: «Атакован миноносцами неприятеля, «Альбатрос» торпедирован и получил тяжелые повреждения. Самостоятельно до базы не дойдет.
22.30 нахожусь в квадрате 020».
Но эту радиограмму прочитал не только контр-адмирал Альберт фон Гопман, но и радиоразведка русского Балтфлота. Адмирал Гопман ответил на радиограмму Карфу, что «Альбатрос» надо довести до базы, что это ценный корабль.
В 23.15 радиограммы получил и я.
III
Небольшое отступление о становлении радиоразведки Балтийского флота
Необходимо сразу сказать, что русский флот, вступая в Первую мировую войну, не имел в штабах командующих морскими силами Балтийского и Черного морей разведывательных органов в привычном для современного военного человека понимании. Первые шаги в области радиоразведки на Балтийском флоте были инициированы в штабе командующего флотом адмирала Эссена. Их формирование и становление как в организационном, так и в профессиональном плане происходило уже на фоне начавшихся боевых действий и в окончательном виде стало в значительной мере результатом служебной инициативы и творчества вовлеченных в этот процесс офицеров. В полной мере это справедливо и в отношении разведки и радиоразведки. Накануне войны эту службу связи на Балтике возглавлял капитан первого ранга (позже контр-адмирал) Адриан Иванович Непенин. Боевой офицер, порт-артуровец, отличный организатор, умный начальник, а ко всему еще и редкостный мастер «палубной лексики», Не-пенин отбирал к себе в службу все самое лучшее – лучших людей и лучшую технику. Он, используя «полезные знакомства», поддержал изобретательскую деятельность лейтенанта Ренгартена, который являлся признанным на флоте авторитетом в вопросах радио, одинаково хорошо разбиравшимся как в технических, так и тактических аспектах применения средств радиосвязи на флоте. В результате чего служба связи получила невиданное доселе устройство – радиопеленгатор. Буквально в самом начале войны командованием Балтийского флота было принято решение об установке на острове Эзель первого разведывательного радиопеленгатора (РРП). Идею этого РРП предложил Ренгартен, им же была разработана и его конструкция. Уже 12 октября приступил к работе второй РРП – в Гангэ, на северном побережье Финского залива, а 12 ноября – третий – у маяка Верхний Дагерорт, на острове Даго. Позднее были установлены РРП в других местах Балтийского побережья. Важно отметить, что Ренгартен уже тогда обращал внимание на необходимость объединения РРП в единую сеть и организацию синхронного радиопеленгования, однако отсутствие надежных линий проводной связи между постами не позволило осенью 1914 года реализовать эту идею в полном объеме.Особую роль в активизации радиоразведки на Балтийском флоте сыграла история с захватом германского крейсера «Магдебург», потерпевшего в ночь на 13 августа 1914 года навигационную аварию у острова Оденсхольм в устье Финского залива. При захвате крейсера в руки русских моряков попали ценнейшие документы по радиосвязи германского флота, которые значительно упростили обработку радиоразведывательных материалов (РРМ). Достоянием наших радиоразведчиков стали два экземпляра «Сигнальной книги германского флота» (Signalbuh Kaiserlishen Marine), секретные карты квадратов Балтийского моря (Quadratkarte), радиотелеграфные журналы крейсера и ряд других важных документов. Следует, однако, отметить, что это были не первые документы по радиосвязи германского флота, с которыми познакомились балтийские радиоразведчики. Еще до начала войны в штаб Балтийского флота был передан германский сигнальный код для кораблей (Aufklarungssignaltafel), полученный по линии Особого делопроизводства (тайной разведки) МГШ. В короткий срок Ренгартен выполнил перевод этого документа, что позволило ему уже тогда составить определенные представления об особенностях организации радиосвязи и сигналопроизводства в германском флоте. Таким образом, все «богатство» «Магдебурга», безусловно, попало в подготовленные руки. Ренгартен достаточно быстро разобрался во всех тонкостях действующей организации радиосвязи германских кораблей: в правилах радиообмена, системе радиопозывных, методике составления радиограмм. К началу кампании 1915 года радиоразведка Балтийского флота представляла собой уже достаточно хорошо функционирующий организм. Накопленный за первые месяцы войны опыт позволял балтийским радиоразведчикам сравнительно легко справляться с такими действиями германского командования по защите своей радиосвязи, как периодическая смена шифров и радиопозывных. Так, например, введенный немцами в употребление 8 марта 1915 года новый шифр «гамма-альфа» был раскрыт уже через два дня, причем независимо друг от друга, специалистами флота и МГШ.
Большую роль в повышении эффективности радиоразведки сыграло создание в структуре штаба флота разведывательного отдела Балтийского флота, куда входило и отделение радиоразведки, во главе которого был поставлен флагманский радиотелеграфный офицер старший лейтенант Ренгартен.
Глава 4
Второй шанс адмирала
I
– Ваше превосходительство, радиограммы от начальника разведывательного отделения старшего лейтенанта Ренгартена.
– Давай сюда, – чуть не вырываю из рук старшего радиста радиограммы.
Две были переводами немецких переговоров, пересланных нам радиоразведкой флота, а третья – о подвигах седьмого дивизиона.
Быстро прочитав, обрадованно вскрикнул:
– Ай да молодец, Георгий Оттович! Не зря я его туда послал.
Все на мостике недоуменно посмотрели на меня, не понимая, чему я радуюсь.
– Господа офицеры, только что я получил известие о том, что в районе Богшера эсминцы седьмого дивизиона капитана первого ранга Гадда атаковали и торпедировали немецкий минный заградитель «Альбатрос». Он серьезно поврежден.
– Ваше превосходительство, а не должен ли седьмой дивизион находиться сейчас у Пипшера? – задал вопрос князь.
– По плану – да. Но как я говорил, в плане могут произойти изменения. И всему виной этот туман. Когда прорабатывался этот план, почему-то туман в расчет не взяли. А он, как видите сами, сорвал нам первую часть запланированной операции. Мы, конечно, можем ее продолжить завтра поутру, но кто может дать гарантию, что туман нам снова не помешает.
– Да никто.
– Ваше превосходительство, а что там насчет германского заградителя? – спросил Крыжановский.
– Противник пытается его спасти и провести на базу. Рядом с ним три крейсера и семь эсминцев (это я уже говорил от себя, так как только я знал точное количество кораблей благодаря знаниям из будущего), один из крейсеров – это «Роон». У нас пять крейсеров и восемь эсминцев. Преимущество на нашей стороне. И главное, мы о нем знаем почти все, а он, судя по переговорам, только предполагает, что в море есть какие-то русские корабли. Предлагаю найти противника и уничтожить. Ваши предложения?
– Ваше превосходительство, так у нас еще не все корабли собрались, и в этом тумане затруднительно это сделать, – высказал свои опасения командир «Рюрика».
– Александр Михайлович, если мы не соберемся до полуночи, то следующее рандеву для всех потерявшихся – это три часа в десяти милях восточнее полуострова Куплен. Передать распоряжения по всем кораблям о новом месте встречи.
– Ваше превосходительство, а как же быть с приказом обстрелять порт Мемеля?
– Дорогой князь, Михаил Борисович, что сейчас полезнее, уничтожение отряда противника или обстрел порта, который еще и закрыт туманом? И много ли пользы принесет этот обстрел, а вот уничтожение этого отряда будет очень болезненным ударом по престижу германского флота. Обстрелять этот порт мы можем и в другой раз, а вот перехватить корабли противника – такой шанс выпадает очень редко.
– Так-то оно так. Но все же получен приказ.
– Да, мы получили приказ на обстрел Мемеля. Но также в этом приказе прописано: при обнаружении неприятеля при переходе к объекту удара и если отряд окажется в выгодном положении, то вступить в решительный бой. Вот мы и вступим в решительный бой. Вы, дорогой князь, похоже, забыли, о чем мы с вами перед выходом в море разговаривали. Вот этот самый момент настал – доказать всем, что нас еще рано списывать со счетов. И в первую очередь это мы должны доказать самим себе.
– Ваша правда, Михаил Коронатович! И мы докажем.
Офицеры посматривали на нас, не понимая, о чем здесь идет речь, но догадались, что это продолжение вчерашнего нашего разговора с князем.
– Николай Николаевич, проложить курс к новому месту встречи.
– Давай сюда, – чуть не вырываю из рук старшего радиста радиограммы.
Две были переводами немецких переговоров, пересланных нам радиоразведкой флота, а третья – о подвигах седьмого дивизиона.
Быстро прочитав, обрадованно вскрикнул:
– Ай да молодец, Георгий Оттович! Не зря я его туда послал.
Все на мостике недоуменно посмотрели на меня, не понимая, чему я радуюсь.
– Господа офицеры, только что я получил известие о том, что в районе Богшера эсминцы седьмого дивизиона капитана первого ранга Гадда атаковали и торпедировали немецкий минный заградитель «Альбатрос». Он серьезно поврежден.
– Ваше превосходительство, а не должен ли седьмой дивизион находиться сейчас у Пипшера? – задал вопрос князь.
– По плану – да. Но как я говорил, в плане могут произойти изменения. И всему виной этот туман. Когда прорабатывался этот план, почему-то туман в расчет не взяли. А он, как видите сами, сорвал нам первую часть запланированной операции. Мы, конечно, можем ее продолжить завтра поутру, но кто может дать гарантию, что туман нам снова не помешает.
– Да никто.
– Ваше превосходительство, а что там насчет германского заградителя? – спросил Крыжановский.
– Противник пытается его спасти и провести на базу. Рядом с ним три крейсера и семь эсминцев (это я уже говорил от себя, так как только я знал точное количество кораблей благодаря знаниям из будущего), один из крейсеров – это «Роон». У нас пять крейсеров и восемь эсминцев. Преимущество на нашей стороне. И главное, мы о нем знаем почти все, а он, судя по переговорам, только предполагает, что в море есть какие-то русские корабли. Предлагаю найти противника и уничтожить. Ваши предложения?
– Ваше превосходительство, так у нас еще не все корабли собрались, и в этом тумане затруднительно это сделать, – высказал свои опасения командир «Рюрика».
– Александр Михайлович, если мы не соберемся до полуночи, то следующее рандеву для всех потерявшихся – это три часа в десяти милях восточнее полуострова Куплен. Передать распоряжения по всем кораблям о новом месте встречи.
– Ваше превосходительство, а как же быть с приказом обстрелять порт Мемеля?
– Дорогой князь, Михаил Борисович, что сейчас полезнее, уничтожение отряда противника или обстрел порта, который еще и закрыт туманом? И много ли пользы принесет этот обстрел, а вот уничтожение этого отряда будет очень болезненным ударом по престижу германского флота. Обстрелять этот порт мы можем и в другой раз, а вот перехватить корабли противника – такой шанс выпадает очень редко.
– Так-то оно так. Но все же получен приказ.
– Да, мы получили приказ на обстрел Мемеля. Но также в этом приказе прописано: при обнаружении неприятеля при переходе к объекту удара и если отряд окажется в выгодном положении, то вступить в решительный бой. Вот мы и вступим в решительный бой. Вы, дорогой князь, похоже, забыли, о чем мы с вами перед выходом в море разговаривали. Вот этот самый момент настал – доказать всем, что нас еще рано списывать со счетов. И в первую очередь это мы должны доказать самим себе.
– Ваша правда, Михаил Коронатович! И мы докажем.
Офицеры посматривали на нас, не понимая, о чем здесь идет речь, но догадались, что это продолжение вчерашнего нашего разговора с князем.
– Николай Николаевич, проложить курс к новому месту встречи.
II
Наступило утро 19 июня, к четырем часам все корабли отряда были в сборе, никто не отстал и не потерялся. Я выстроил отряд в две колонны. В правой колонне находились крейсера во главе с «Рюриком», крайним в колонне шел «Новик». В левой колонне все эсминцы шестого дивизиона под командованием Паттона. Отряд медленно двигался на север, примерно в шестнадцати милях от Готланда. Видимость не превышала пяти-шести миль.
– Ваше превосходительство, а проскочат немцы за этим туманом, и мы останемся ни с чем.
– Ну чего вы все нервничаете, Михаил Борисович, никуда они от нас не денутся. У них на буксире сейчас поврежденный «Альбатрос», и они еле ползут где-то севернее нас, миль на двести – двести пятьдесят. Так что мы можем спокойно двигаться на север еще часов пять-шесть, а потом пошлем эсминцы строем фронта на пределе видимости друг с другом прочесать море на север. А это сеть шириной в тридцать пять – сорок миль, я думаю, что они сквозь нее незаметно не проскочат.
В 6.20 от Ренгартена пришла еще одна радиограмма. Его отдел перехватил переговоры между кораблями и германским морским штабом и после дешифровки переслал нам.
– Господа офицеры, мы получили сообщение, что полчаса назад германский минный заградитель «Альбатрос» затонул в ста милях северо-восточнее Готланда. Это значит, что в нашем распоряжении осталось максимум три часа до встречи с противником. Сообщить на все корабли о скорой встрече с противником. Передать приказ на эсминцы: выдвинуться вперед крейсеров на шесть миль, развернуться фронтом на север. Дистанцию между собой держать в пределах видимости, какую позволяет туман, но не менее четырех миль. Скорость держать шестнадцать узлов. Как только кто-то из дозорных заметит противника, тут же доложить о контакте. И только потом определить курс и скорость отряда кораблей противника.
Два часа двигаемся на север, противник пока не обнаружен, но чувствую, он рядом. Так и есть, нас разделяло около тридцати миль. При такой скорости встречного сближения контакт минимум через тридцать минут.
И вот получена радиограмма с «Забайкальца», который шел вторым слева, в строю эсминцев: «Вижу противника, семь вымпелов, курс 190, скорость семнадцать узлов».
«Интересно, где еще трое, по всей вероятности, не увидел из-за тумана», – подумал я.
– Ну вот, отмучились неведением, теперь знаем, где наш противник. Передать на эсминцы, чтобы возвращались. Крейсерам распределить цели. «Рюрик» ведет огонь по головному, остальные разбиваются на пары. А, чуть не забыл, как только противник начнет передачи, тут же забивайте их помехами. Пусть наши радисты матерно ругаются на немецком, русском, даже китайском, мне без разницы, главное, чтобы ни одна передача не прошла. Так мы нарушим управление кораблями, а немцы не смогут вызвать подкрепление. Александр Михайлович, командуйте кораблем.
– Корабль к бою изготовить. Ну, с Богом, господа. Все по боевым местам.
Заработали элеваторы, подавая снаряды и заряды к орудиям. На верхней палубе раскатывали противопожарные рукава для борьбы с возможными пожарами. В недрах кораблей, у котлов и машин, все были в напряжении, прислушиваясь к тому, когда начнут стрелять орудия. После первого же выстрела пружина натянутых нервов сработает, дальше только их работа, кому кидать уголь в топки, кому смотреть за машинами и котлами, чтобы все работало как часы. Сигнальщики наблюдали за морем, не появятся ли корабли противника, и за своими кораблями, не пропустить сигнал.
Первыми показались свои эсминцы, которые, нещадно дымя, спешили занять свое место позади строя крейсеров, а минут через пять и корабли противника. Впереди два эсминца, которые, как только нас заметили, сразу повернули назад, под защиту своих крейсеров. Интересно, в какую сторону они будут прорываться, к Швеции или… хотя нет, туда они не пойдут, они же не знают, что там может их ожидать. Возможно, «Слава» с «Цесаревичем» их ждут или дредноуты.
– Ну, вот и отлично, – сказал я, видя, как немецкие крейсера поворачивают на запад, в сторону Швеции.
– Лево руля, – скомандовал Пышнов.
Крейсер взял влево, ведя за собой остальные крейсера отряда и занимая выгодную для начала боя позицию. В немецкой колонне первым шел «Аугсбург», за ним «Роон» и «Любек». Несколько в стороне за крейсерами шли эсминцы. Два отряда кораблей, увеличивая скорость, медленно сближались, сокращая дистанцию. Над крейсером поднялись стеньговые флаги.
– Открыть огонь, – раздалась команда.
С дистанции семьдесят кабельтовых «Рюрик» открыл огонь из правой носовой 203-мм башни, произведя пристрелку по флагману коммодора Карфа, крейсеру «Аугсбург». Первый залп лег с большим недолетом и позади крейсера. Пара крейсеров – «Адмирал Макаров» и «Баян» – открыли огонь по «Роону». Следующая пара по «Любеку». Очередной залп лег с перелетом впереди корабля, и тут же заговорили все орудия главного калибра правого борта. Мы старались сбить скорость флагмана Карфа.
Корабли двигались на двадцати узлах, вели огонь друг по другу. Высоченные столбы воды от разрывов снарядов вставали вокруг кораблей обоих отрядов.
– Ваше превосходительство, а проскочат немцы за этим туманом, и мы останемся ни с чем.
– Ну чего вы все нервничаете, Михаил Борисович, никуда они от нас не денутся. У них на буксире сейчас поврежденный «Альбатрос», и они еле ползут где-то севернее нас, миль на двести – двести пятьдесят. Так что мы можем спокойно двигаться на север еще часов пять-шесть, а потом пошлем эсминцы строем фронта на пределе видимости друг с другом прочесать море на север. А это сеть шириной в тридцать пять – сорок миль, я думаю, что они сквозь нее незаметно не проскочат.
В 6.20 от Ренгартена пришла еще одна радиограмма. Его отдел перехватил переговоры между кораблями и германским морским штабом и после дешифровки переслал нам.
– Господа офицеры, мы получили сообщение, что полчаса назад германский минный заградитель «Альбатрос» затонул в ста милях северо-восточнее Готланда. Это значит, что в нашем распоряжении осталось максимум три часа до встречи с противником. Сообщить на все корабли о скорой встрече с противником. Передать приказ на эсминцы: выдвинуться вперед крейсеров на шесть миль, развернуться фронтом на север. Дистанцию между собой держать в пределах видимости, какую позволяет туман, но не менее четырех миль. Скорость держать шестнадцать узлов. Как только кто-то из дозорных заметит противника, тут же доложить о контакте. И только потом определить курс и скорость отряда кораблей противника.
Два часа двигаемся на север, противник пока не обнаружен, но чувствую, он рядом. Так и есть, нас разделяло около тридцати миль. При такой скорости встречного сближения контакт минимум через тридцать минут.
И вот получена радиограмма с «Забайкальца», который шел вторым слева, в строю эсминцев: «Вижу противника, семь вымпелов, курс 190, скорость семнадцать узлов».
«Интересно, где еще трое, по всей вероятности, не увидел из-за тумана», – подумал я.
– Ну вот, отмучились неведением, теперь знаем, где наш противник. Передать на эсминцы, чтобы возвращались. Крейсерам распределить цели. «Рюрик» ведет огонь по головному, остальные разбиваются на пары. А, чуть не забыл, как только противник начнет передачи, тут же забивайте их помехами. Пусть наши радисты матерно ругаются на немецком, русском, даже китайском, мне без разницы, главное, чтобы ни одна передача не прошла. Так мы нарушим управление кораблями, а немцы не смогут вызвать подкрепление. Александр Михайлович, командуйте кораблем.
– Корабль к бою изготовить. Ну, с Богом, господа. Все по боевым местам.
Заработали элеваторы, подавая снаряды и заряды к орудиям. На верхней палубе раскатывали противопожарные рукава для борьбы с возможными пожарами. В недрах кораблей, у котлов и машин, все были в напряжении, прислушиваясь к тому, когда начнут стрелять орудия. После первого же выстрела пружина натянутых нервов сработает, дальше только их работа, кому кидать уголь в топки, кому смотреть за машинами и котлами, чтобы все работало как часы. Сигнальщики наблюдали за морем, не появятся ли корабли противника, и за своими кораблями, не пропустить сигнал.
Первыми показались свои эсминцы, которые, нещадно дымя, спешили занять свое место позади строя крейсеров, а минут через пять и корабли противника. Впереди два эсминца, которые, как только нас заметили, сразу повернули назад, под защиту своих крейсеров. Интересно, в какую сторону они будут прорываться, к Швеции или… хотя нет, туда они не пойдут, они же не знают, что там может их ожидать. Возможно, «Слава» с «Цесаревичем» их ждут или дредноуты.
– Ну, вот и отлично, – сказал я, видя, как немецкие крейсера поворачивают на запад, в сторону Швеции.
– Лево руля, – скомандовал Пышнов.
Крейсер взял влево, ведя за собой остальные крейсера отряда и занимая выгодную для начала боя позицию. В немецкой колонне первым шел «Аугсбург», за ним «Роон» и «Любек». Несколько в стороне за крейсерами шли эсминцы. Два отряда кораблей, увеличивая скорость, медленно сближались, сокращая дистанцию. Над крейсером поднялись стеньговые флаги.
– Открыть огонь, – раздалась команда.
С дистанции семьдесят кабельтовых «Рюрик» открыл огонь из правой носовой 203-мм башни, произведя пристрелку по флагману коммодора Карфа, крейсеру «Аугсбург». Первый залп лег с большим недолетом и позади крейсера. Пара крейсеров – «Адмирал Макаров» и «Баян» – открыли огонь по «Роону». Следующая пара по «Любеку». Очередной залп лег с перелетом впереди корабля, и тут же заговорили все орудия главного калибра правого борта. Мы старались сбить скорость флагмана Карфа.
Корабли двигались на двадцати узлах, вели огонь друг по другу. Высоченные столбы воды от разрывов снарядов вставали вокруг кораблей обоих отрядов.