Страница:
– Все они, нувориши, такие, – с пониманием кивнул Монтескью. – Все на быков похожи или на медведей. Ищут, кого бы подмять или на рога поддеть. Конкистадоры. Не понимаю, зачем его сюда понесло.
– Не понимаешь? – Симпсон оторвал, наконец, взгляд от родной планеты. – Вот потому-то он здесь останется, а ты смоешься туда.
– Он здесь останется, потому что денег девать некуда, а мозгов за них не купишь, – сказал Пьер. – Ты так говоришь, будто бы сам с удовольствием здесь остался.
«Обиделся», – отметил про себя инженер и проговорил со вздохом:
– Может, и остался бы, чтоб не пришлось браться дома за строительство.
Пьер хохотнул, покрутил головой и с издевкой:
– Эти женщины! Ты потому и устроился в «Moon Attraction»?
– Нет, – спокойно ответил Люк. – С детства мечтал о космосе. Но родители хотели видеть меня учёным. Я сын математика, внук математика, правнук… И так далее. Но кому сейчас нужны математики? И потом – Линда, дети… В общем, пришлось как-то устраиваться. Но когда начальство заварило кашу с «Moon Attraction», я долго не думал.
Пьер прищурился, наклонил голову. «Поддеть собирается, – обречённо подумал инженер Симпсон. – Господи, как он мне надоел!»
– А как по-твоему, – тоном шоумена спросил Монтескью, – мечтал ли заказчик наш господин Вавилов о космосе? Пусть даже в детстве. А? Лет в семь хотя бы думал он о чём-нибудь, кроме денег? Или сразу, как бросил пачкать подгузники, захотел обирать таких как ты математиков?
– Об этом у него спроси, – огрызнулся Люк Симпсон. – Скоро тебе представится такая возможность. Вон он спускается в дыму и пламени.
Монтескью глянул туда, куда указывал начальник, и увидел ртутно-сверкающий в лучах закатного солнца шарик. Казалось, тот сползает по округлому куполу, как первая капля дождя по лобовому стеклу авто.
– Кессон! – спохватился помощник инженера. Вскочил, засуетился, ссыпался по лестнице, прокричал снизу: «Я сейчас!.. Тест прогоню!.. Рециркуляция!.. Давление!..»
– Давай-давай, – лениво проговорил инженер.
Вставать не хотелось, даже пошевельнуться охоты не было. Так бы и сидел тут, наблюдая, как меняется голубое яблоко – истончается, исчезает, выворачивается в другую сторону, полнеет…
Ртутная капля плюнула огнём, и вместо того чтобы скатиться с прозрачного бока, полезла вверх, заметно разрастаясь. Синеватый выдох дюз напоминал четыре кинжальных клинка, уставленных остриями вниз. Клипер «Актеон» акционерного общества «Moon Attraction» заходил на посадку.
Выписка из журнала обрезки побегов (hacked by WPTranslator)
Прилунение
– Не понимаешь? – Симпсон оторвал, наконец, взгляд от родной планеты. – Вот потому-то он здесь останется, а ты смоешься туда.
– Он здесь останется, потому что денег девать некуда, а мозгов за них не купишь, – сказал Пьер. – Ты так говоришь, будто бы сам с удовольствием здесь остался.
«Обиделся», – отметил про себя инженер и проговорил со вздохом:
– Может, и остался бы, чтоб не пришлось браться дома за строительство.
Пьер хохотнул, покрутил головой и с издевкой:
– Эти женщины! Ты потому и устроился в «Moon Attraction»?
– Нет, – спокойно ответил Люк. – С детства мечтал о космосе. Но родители хотели видеть меня учёным. Я сын математика, внук математика, правнук… И так далее. Но кому сейчас нужны математики? И потом – Линда, дети… В общем, пришлось как-то устраиваться. Но когда начальство заварило кашу с «Moon Attraction», я долго не думал.
Пьер прищурился, наклонил голову. «Поддеть собирается, – обречённо подумал инженер Симпсон. – Господи, как он мне надоел!»
– А как по-твоему, – тоном шоумена спросил Монтескью, – мечтал ли заказчик наш господин Вавилов о космосе? Пусть даже в детстве. А? Лет в семь хотя бы думал он о чём-нибудь, кроме денег? Или сразу, как бросил пачкать подгузники, захотел обирать таких как ты математиков?
– Об этом у него спроси, – огрызнулся Люк Симпсон. – Скоро тебе представится такая возможность. Вон он спускается в дыму и пламени.
Монтескью глянул туда, куда указывал начальник, и увидел ртутно-сверкающий в лучах закатного солнца шарик. Казалось, тот сползает по округлому куполу, как первая капля дождя по лобовому стеклу авто.
– Кессон! – спохватился помощник инженера. Вскочил, засуетился, ссыпался по лестнице, прокричал снизу: «Я сейчас!.. Тест прогоню!.. Рециркуляция!.. Давление!..»
– Давай-давай, – лениво проговорил инженер.
Вставать не хотелось, даже пошевельнуться охоты не было. Так бы и сидел тут, наблюдая, как меняется голубое яблоко – истончается, исчезает, выворачивается в другую сторону, полнеет…
Ртутная капля плюнула огнём, и вместо того чтобы скатиться с прозрачного бока, полезла вверх, заметно разрастаясь. Синеватый выдох дюз напоминал четыре кинжальных клинка, уставленных остриями вниз. Клипер «Актеон» акционерного общества «Moon Attraction» заходил на посадку.
Выписка из журнала обрезки побегов (hacked by WPTranslator)
Наблюдатель: Два думотерия в радиусе действия станции. Это побег.
Хранитель: Записано.
Думовед: Оцениваю духовнотелесные слепки.
Обрезчик: К обрезке готов. Жду указаний.
Думовед: Оценку первого думотерия выполнил. Одиночник светломатерчатый, углеродец мягкотелый, кислозависимый, задумчивый, средневолновой одушевлённости. Духотип сильновозбудимый слабозаторможенный. Обособленность ниже среднего. Слиятельность выше среднего. Склонность к захвату не выявлена.
Хранитель: Записано. Жду полную карту памяти.
Думовед: Оценку второго думотерия выполнил. Одиночник светломатерчатый, углеродец мягкотелый, кислозависимый, задумчивый, средневолновой одушевлённости. Духотип слабовозбудимый, слабозаторможенный. Обособленность выше среднего. Слиятельность ниже среднего. Склонность к захвату не выявлена.
Хранитель: Записано. Жду полную карту памяти.
Обрезчик: Резать?
Судья: Нет. Недостаточно данных. Эффективность обрезки не выяснена.
Думовед: Перехожу к тонкому душевному изучению. Нуждаюсь в определении очерёдности.
Судья: Назначаю первоочередным второго думотерия.
Думовед: Проверяю самосознание думотерия. Выявляю обособленные участки памяти. Располагаю в порядке обособления и связности. Строю шкалу страхов и вожделений. Выбираю основу самосозерцания думотерия. Недостаточно данных. Прошу разрешения пополнить основу.
Судья: Разрешаю.
Думовед: Интерполяция или экстраполяция?
Судья: Экстраполяция.
Думовед: Прошу память всех доступных особей.
Хранитель: Карты памяти думотериев такого типа не найдены. Жду полную карту памяти первого думотерия. Жду карту памяти второго думотерия.
Думовед: Использую для экстраполяции доступную мне память первого думотерия. Основа самосозерцания составлена. Выбираю внешнее представление. Нуждаюсь в выборе способа контакта. Образный или логический? Прямой, волновой или симуляторный?
Судья: Образный симуляторный.
Думовед: Составляю звуко-визуальную симуляцию. Нуждаюсь в технической поддержке для передачи симуляции думотерию.
Техник: Частоты? Способ симуляции?
Хранитель: Нет данных. Жду полную карту памяти первого думотерия. Жду карту памяти второго думотерия.
Техник: Жалоба Верховному.
Судья: Жалоба отклонена.
Техник: Снимаю с себя ответственность за последствия. Сканирую волновую картину. Ритмичная несущая найдена. Модулирую. Информация отправлена.
Думовед: Реакция на диалог парадоксальна. Чувственный ряд: безразличие, заинтересованность, удивление, испуг, осознание, безразличие. Передаю подробно для фиксации контакта. Карта памяти первого думотерия считана полностью.
Хранитель: Записываю. Чувственный ряд контакта зафиксирован. Карта памяти первого думотерия принята.
Думовед: Контакт отвергнут. Оценка угрозы побега выполнена. Побег неопасен.
Обрезчик: Резать?
Думовед: Нет.
Судья: Мотив невмешательства?
Думовед: Нецелесообразность. Думотерий вялодумен. Вмешательство демаскирует станцию.
Обрезчик: Жалоба Верховному.
Судья: Жалоба отклонена.
Думовед: Карта памяти второго думотерия считана полностью. Коррекция оценки побега выполнена. Степень опасности понижена. Предлагаю игнорировать побег.
Судья: Мотив невмешательства?
Думовед: Ничтожность.
Судья: Побег игнорирован как ничтожный. Внести запись в журнал. Продолжать наблюдение.
Хранитель: Записано.
Наблюдатель: Продолжаю наблюдение.
Техник: Всем-всем-всем, невзирая на лица. Если до следующего побега не будут получены данные о технической оснащённости думотериев…
Конец выписки
Хранитель: Записано.
Думовед: Оцениваю духовнотелесные слепки.
Обрезчик: К обрезке готов. Жду указаний.
Думовед: Оценку первого думотерия выполнил. Одиночник светломатерчатый, углеродец мягкотелый, кислозависимый, задумчивый, средневолновой одушевлённости. Духотип сильновозбудимый слабозаторможенный. Обособленность ниже среднего. Слиятельность выше среднего. Склонность к захвату не выявлена.
Хранитель: Записано. Жду полную карту памяти.
Думовед: Оценку второго думотерия выполнил. Одиночник светломатерчатый, углеродец мягкотелый, кислозависимый, задумчивый, средневолновой одушевлённости. Духотип слабовозбудимый, слабозаторможенный. Обособленность выше среднего. Слиятельность ниже среднего. Склонность к захвату не выявлена.
Хранитель: Записано. Жду полную карту памяти.
Обрезчик: Резать?
Судья: Нет. Недостаточно данных. Эффективность обрезки не выяснена.
Думовед: Перехожу к тонкому душевному изучению. Нуждаюсь в определении очерёдности.
Судья: Назначаю первоочередным второго думотерия.
Думовед: Проверяю самосознание думотерия. Выявляю обособленные участки памяти. Располагаю в порядке обособления и связности. Строю шкалу страхов и вожделений. Выбираю основу самосозерцания думотерия. Недостаточно данных. Прошу разрешения пополнить основу.
Судья: Разрешаю.
Думовед: Интерполяция или экстраполяция?
Судья: Экстраполяция.
Думовед: Прошу память всех доступных особей.
Хранитель: Карты памяти думотериев такого типа не найдены. Жду полную карту памяти первого думотерия. Жду карту памяти второго думотерия.
Думовед: Использую для экстраполяции доступную мне память первого думотерия. Основа самосозерцания составлена. Выбираю внешнее представление. Нуждаюсь в выборе способа контакта. Образный или логический? Прямой, волновой или симуляторный?
Судья: Образный симуляторный.
Думовед: Составляю звуко-визуальную симуляцию. Нуждаюсь в технической поддержке для передачи симуляции думотерию.
Техник: Частоты? Способ симуляции?
Хранитель: Нет данных. Жду полную карту памяти первого думотерия. Жду карту памяти второго думотерия.
Техник: Жалоба Верховному.
Судья: Жалоба отклонена.
Техник: Снимаю с себя ответственность за последствия. Сканирую волновую картину. Ритмичная несущая найдена. Модулирую. Информация отправлена.
Думовед: Реакция на диалог парадоксальна. Чувственный ряд: безразличие, заинтересованность, удивление, испуг, осознание, безразличие. Передаю подробно для фиксации контакта. Карта памяти первого думотерия считана полностью.
Хранитель: Записываю. Чувственный ряд контакта зафиксирован. Карта памяти первого думотерия принята.
Думовед: Контакт отвергнут. Оценка угрозы побега выполнена. Побег неопасен.
Обрезчик: Резать?
Думовед: Нет.
Судья: Мотив невмешательства?
Думовед: Нецелесообразность. Думотерий вялодумен. Вмешательство демаскирует станцию.
Обрезчик: Жалоба Верховному.
Судья: Жалоба отклонена.
Думовед: Карта памяти второго думотерия считана полностью. Коррекция оценки побега выполнена. Степень опасности понижена. Предлагаю игнорировать побег.
Судья: Мотив невмешательства?
Думовед: Ничтожность.
Судья: Побег игнорирован как ничтожный. Внести запись в журнал. Продолжать наблюдение.
Хранитель: Записано.
Наблюдатель: Продолжаю наблюдение.
Техник: Всем-всем-всем, невзирая на лица. Если до следующего побега не будут получены данные о технической оснащённости думотериев…
Конец выписки
Прилунение
– Внимание, начинаю торможение перед посадкой! – предупредил капитан Росс и потянулся к ходовой рукояти. «Говорю как в пустоту», – подумал он, мягко нажимая на ручку.
Но на этот раз ему ответили.
– Бросьте, Джош, – воркотнул в наушниках глуховатый голос. – Я же просил вас…
Тело налилось тяжестью.
– Высота две тысячи пятьсот, скорость потери высоты пятьдесят четыре. Покидаю орбиту снижения. Двукратная перегрузка, две секунды, – сказал капитан Росс.
Клипер тряхнуло. Двукратная – ерунда, с нею даже не раскланиваются. Росс привычно удержался от кивка, мельком глянул на терминал и тут же вернулся к экранам радара, машинально шевельнув рукоятью распределения тяги раньше, чем успел понять – по крену минус пять, надо исправить. Синий радарный маркер скользнул в перекрестье, капитан «Актеона» уменьшил тягу так, чтобы снижаться с постоянной скоростью, и сказал, не удостоив взглядом альтиметр:
– Высота тысяча пятьсот, скорость потери высоты восемнадцать, приступаю к корректировке курса.
Считывать курсовые поправки – обязанность штурмана, но в кресле, установленном позади пилотского, никого не было. Единственный пассажир «Актеона» не пожелал воспользоваться любезным предложением «Moon Attraction» и сыграть роль передаточного звена между бортовым компьютером и пилотом. Поступок для туриста, заплатившего бешеные деньги за перелёт, по меньшей мере странный, решил Джошуа Росс, когда услышал, что мистер Вавилов не хочет побыть штурманом, а за посадкой понаблюдает из пассажирского салона, там, мол, видно лучше. Слов нет, обзор с места пилота отвратительный, а со штурманского – хуже не придумаешь. Кому-то из дизайнеров пришла в голову блестящая идея – декорировать пост управления клипера под кабину лунного модуля кораблей серии «Аполлон». Не зря её тогда участники миссии «клопом» обзывали – сплюснутая, тесная, а два скошенных иллюминатора действительно похожи на глазки насекомого. «Спасибо, хоть не заставили стоять, как Нила и Эдвина», – сказал управляющему капитан Росс, когда впервые увидел, в каких условиях придётся работать.
Впрочем, размер «окошек» не интересовал Джошуа. Пилоту клипера они вообще не нужны – бутафория, как и многое другое на посту управления. Для того предназначены, чтобы храбрый турист не скучал в штурманском кресле, когда капитан клипера станет выполнять поворот по крену на сто восемьдесят градусов.
– Высота шестьсот двадцать, цель справа по борту двадцать четыре. Разворот на правый борт.
Капитан Росс говорил по-русски почти без акцента. Букву «р» слегка смягчал, отчего сперва показался Вавилову рохлей. Но в рейсе, познакомившись с капитаном поближе, Илья Львович вынужден был признать свою ошибку – Джош оказался твердолобым службистом, упрямцем, хоть и симпатичным упрямцем. Управляющий представил его как лучшего и опытнейшего капитана акционерного общества «Moon Attraction», и Вавилов принудил себя поверить этому, хоть и заподозрил, что капитана Росса поставили в рейс просто потому, что кроме него никто не говорил по-русски. Подозрительность – сквернейшая черта характера, но что поделаешь, в большом бизнесе иначе нельзя. Если недоверие к ближнему своему, равно как и к дальнему, не превратится во вторую натуру – съедят. Причём, скорее всего, как раз ближние. Им проще. Вавилов скривил губы – припомнил травлю с загоном, которую устроила ему Джина. Блистательный бракоразводный гешефт, увенчавший превосходно спланированную и проведенную безупречно финансовую операцию – замужество. Джина молодец, времени даром не теряла, за полгода управилась. Ни одного лишнего действия, как метательница молота, – окрутила, раскрутила и бросила. Припомнив некоторые обстоятельства броска, Илья Львович ощутил приступ тошноты. «Это от болтанки» – сказал он себе и, чтобы отвлечься, глянул в иллюминатор правого борта. Иллюминатор – неудачное название. Огромный выпуклый фонарь во всю стену и даже часть потолка захватывает, лишь тонкая перемычка между ним и левым иллюминатором. Чувствуешь себя, как насекомое в банке. И кажется, склянку раскручивают, чтобы швырнуть на изъеденное оспинами, морщинистое серое взгорье и разбить вдребезги. «А говорили, участок ровный, – брюзжал про себя Вавилов. – Видно же, что с уклоном!.. А, ну да. Этот же сказал, разворот на правый борт, потому и кажется, что склон. Значит, справа уже должна быть видна моя берлога. Ну и где же? Солнце садится, тени длинные… А, вот она».
Вавилов не успел рассмотреть ресторан как следует, тот уполз из виду. Почудилось, что на купол напало гигантское членистоногое животное, но видно было плохо – сверкающая капелька на гребне холма и к ней присосался чёрный призрак. Небо тоже чёрное. «Чёрное на чёрном… Нет там ничего, просто игра теней. Да ещё и видно плохо. В дымке всё, как будто пыль ветром подняло. И внизу тоже. Э! Что-то тут не так! Какой на Луне может быть ветер? Не пудрят ли мне мозги?»
– Эй, капитан Росс! – позвал Вавилов таким тоном, каким некогда крутой парень по кличке Вавил, владелец сети закусочных «Закуси!» разговаривал с отжимателями. – Джошуа! Там, блин, внизу, как я вижу, поднимается ветер? Пыль посадке не помешает? А, кэп?!
– На Луне не бывает ветра, – спокойно ответил капитан Росс.
– Может быть, мне кажется? – вкрадчиво продолжил Илья Львович, пытаясь отстегнуться. – Может, блин, я тупой? Но что тогда пылит, если не ветер?
– Солнце садится. Вблизи терминатора всегда поднимается пыль. Статическое электричество. Посадке не помешает. Цель прямо по курсу. Высота двести, скорость потери высоты восемнадцать, – бубнил капитан с равнодушием торгового автомата. – Двукратная перегрузка, полторы секунды.
Вавилов оставил в покое пряжку страховочного ремня. Всё равно не получалось расстегнуть – что-то заело.
– Экстракла-асс, – негромко нудил себе под нос Вавилов. – Ремень, блин, нормальный пожмотились поставить. А если авария? Жулики. Электричество у них, блин, статическое. И с кратером напарили. Учёные. Грузили же когда-то, что ближайшая к Земле точка должна быть там, где треугольный кратер. Этого, как его? Укерта.
С этим Укертом вот какая история вышла у Ильи Львовича. В юности, шатаясь по модному тогда Интернету, где-то прочёл, что есть на Луне загадочные места и бывают всякие загадочные явления. Вроде бы имеются даже брошенные инопланетные города и всякие здания. Башни какие-то. В инопланетные корабли, якобы виденные при посадке Армстронгом, Илья не поверил, потому как в той же статье писали (и приводили тучную тучу доказательств), что американцы на Луне и вовсе не были, и вся лунная миссия – развод чистой воды. Поскольку проверить возможности не было, пришлось выбросить из головы и Армстронга, и корабли пришельцев – Вавил терпеть не мог, когда ему вешают лапшу на уши. Но кратер… Его Илья хорошо рассмотрел в телескоп – дал бабок одному учёному ханурику, тот показал. Точно, кратер треугольный, на глаз – в самом центре Луны. Место, где расположен, так и называется – Центральный Залив. Треугольник на серебристом фоне запал в душу, Илья на всю жизнь крепко запомнил название – кратер Укерта. Тогда ещё подумал: нельзя ли дать кому-нибудь бабок, чтобы переименовали в кратер Вавилова? Но справляться об этом у ханурика учёного постеснялся, вдруг бабок стоит немерено, а спросить и не иметь при этом возможности отбашлять тут же, не морщась, показалось Илье Львовичу ниже собственного достоинства. Но как же всё-таки круто! Треугольный кратер в самой ближней к Земле точке! Координаты, значит, должны быть ноль-ноль! Подфартило этому Укерту, думал тогда Вавил. И вот, много лет спустя, ему говорят, что всё это туфта. И кратер не совсем треугольный, и координаты не ноль-ноль. Кому же верить? Было же чёрным по белому в Интернете написано – если, стоя в этом самом кратере, поднять голову, то Земля будет всегда точно в зените. Когда в переговорах с «Moon Attraction» дело дошло до выбора участка, Илья Львович назвал кратер и сказал: «Чтоб координаты были чётко ноль-ноль, и чтоб Земля была всегда в зените». А скользкий типчик, их торговый представитель, заюлил: «Выберите что-нибудь одно – кратер Укерт или два нуля». И пошёл плести, нет-де на Луне места, где Земля всегда точно в зените, из-за какой-то либрации-вибрации, а кратер вообще в стороне. И стал показывать карту и убеждать, что на глаз легко ошибиться градусов на пять и что при невысоком разрешении Укерт действительно кажется треугольным, но вблизи… Слушать этого хитровыдранного умника было противно, тот как с идиотом разговаривал. Видно же безо всякого телескопа – наплевать ему, где на Луне будет ресторан «BlinOk». И Вавилов решил – ладно. Хрен с ними с двумя нулями, если всё равно Земля не всегда в зените. Тот или не тот кратер, будет видно при посадке.
– В договоре пропишем кратер Укерта в Центральном Заливе, – потребовал Вавилов, машинально прикидывая, сколько слупить с «Moon Attraction», если подсунут не тот участок.
– В Sinus Medii? – с готовностью переспросил ушлый представитель.
– Не силён я в синусах, но, само собой, во всех ведущих медиях прозвучать должно. Вы поняли? Это же и в ваших интересах, чтоб широко стало известно – Илья Вавилов продал свою долю в земной сети «BlinOk». Илья Вавилов купил участок на Луне. Илья Вавилов собирается развивать лунную сеть ресторанов «BlinOk», и не только лунную. Неплохо бы и кратер переименовать в кратер Вавилова.
Но выяснилось, что Синус Медии – это Центральный Залив на латыни, и с кратером дело не выгорит. Во-первых, есть уже один кратер Вавилова в честь какого-то учёного однофамильца окрещённый, а во-вторых, кратеры, оказывается, не переименовывают ни при каких условиях и ни за какие бабки. Даже если сам Господь Бог захочет, чтобы кратер Укерт получил имя Господа Бога, ничего у него не получится.
Свежеиспечённый владелец лунного участка не стал настаивать, всему своё время. Договор вычитали юристы, юристов проверили аудиторы, после чего с аудиторами имел беседу сам Илья Львович, и его заверили – с юридической точки зрения договор безупречен. Прекрасно понимая, что безупречных договоров не бывает, Вавилов решил привлечь экспертов, чтобы пробили тему в научной плоскости. Те возились неделю, засим устроили конференцию, на которой Илья Львович негласно присутствовал. Как ни странно, выводы экспертной комиссии его удовлетворили. Второго кратера с таким названием на Луне однозначно не было, состояние же грунтов, вызвавшее у высоколобых разногласия, будущего владельца участка не интересовало, поскольку подрядчик уверял, что вне всяких сомнений на площади в сто квадратных километров отыщет площадку, пригодную для строительства. Вавилов настоял, чтобы договор подряда сделан был неотъемлемой частью общего соглашения, а затем натравил на «Moon Attraction» свою страховую компанию. В общем, всё было сделано на уровне. Можно было не сомневаться, что ресторан будет построен там, где указано, без вопросов, и право собственности на участок и строения – железобетонное. Сделка состоялась. Вавилов вступил во владение первым в истории человечества объектом коммерческой недвижимости на Луне, продав ради этого всё, что имел на Земле. Шум от сделки получился немалый; возможно, поэтому Илья Львович, покончив с формальностями, не ощутил освобождения от земной своей жизни сразу. Никогда ещё ему так не докучали папарацци, живые и электронные. Для человека, желающего отряхнуть с ног прах суетности, нет ничего хуже назойливых фотографов. И, хоть умом «первый гражданин Луны», как его окрестили журналисты, понимал – реклама пойдёт на пользу заведению, ничего кроме раздражения не испытывал.
Перед стартом им внезапно овладела апатия.
Перегрузки и тряску в орбитальном самолёте он перенёс бесчувственно.
Стыковки не заметил.
Остался безучастным, когда его, невесомого, перетаскивали по какой-то трубе на орбитальную станцию.
Из помещений станции запомнил только туалет, да и то смутно.
Потом снова была труба – по ней он поднялся… Или спустился? В общем, как-то попал на борт «Актеона».
Очнулся, только когда ему представили Джошуа Росса. Нечто такое было в манерах капитана, что не позволило оставить знакомство без внимания. Пожав Россу руку, мистер Вавилов глянул на часы и с удивлением обнаружил – со старта прошло всего лишь два часа с четвертью, а показалось – не менее суток. От невесомости подташнивало. И даже не подташнивало, а сильно тошнило, но, очутившись на «Актеоне», Вавилов испытал прилив бодрости, клипер в натуральном виде понравился ему гораздо больше, чем на фото в рекламном проспекте. Сразу видно – построен основательно. Экстракласс. Шикарный салон с панорамным остеклением, четыре удобнейших кресла с ремнями, а в кормовой части – каюты… Выискивая, к чему бы придраться, Илья Львович отметил, что комнаты тесноваты, а кровати не выглядят удобными, и ещё эти ремни… Но брюзжать не стал – попросту не успел. Его усадили в одно из кресел, приторочили ремнями, что-то объяснили (он, не понимая, кивал) и оставили в полном одиночестве. И тут в салон заглянула Луна. Выплыла диковинной золотистой рыбой, приостановилась…
– Стыковочный узел отошёл, – буднично прозвучал в наушниках голос капитана. – Поворот по тангажу на девяносто.
Луна испуганно метнулась прочь из поля зрения, небо просветлело, по стене прошла чёткая тень от перемычки крыши, в изгибах колпака зажглись радуги. Вавилов прищурился, ожидая увидеть Солнце.
– Двукратная две минуты, – услышал он, хотел спросить, что за «двукратная», но на спину навалилось кресло, да так, что потемнело в глазах. Опомнившись, Илья Львович собрался выразить возмущение, но заметил, – темно не только в глазах. За окнами снова ночь, в ночи важно и неторопливо плывёт лунная рыба. И он смолчал, сообразив – «Актеон» разгоняется для прыжка к Луне. Временные неудобства ради этого можно и потерпеть.
– Однократная тридцать минут, – сообщил капитан.
Вавилов почувствовал – ничто не мешает приподнять голову, и понял вдруг, что смертельно устал.
Капитан явился в салон самолично, помог расстегнуть ремни и выбраться из кресла, попутно рассказывая о какой-то инерционной орбите и убеждая, что поесть надо бы не дожидаясь невесомости, но Вавилов только помотал головой – не до жратвы и говорить нету сил. Джош дал выпить какой-то гадости и, верно, проводил в каюту, но это не запомнилось. В голове колыхался туман, и сквозь него временами прорывался голос капитана, нудил числами, как будто на мозги капал. Потом исчез и он.
Илье Львовичу приснилось, что он ослеп, онемел и не может пошевелиться. Как это иногда бывает в ночных кошмарах, крикнуть не получалось, и, даже пробудившись, он овладел собою не сразу. Всматривался во тьму, надеясь разглядеть хоть что-нибудь; обмирая, пробовал покрутить головой, чтобы определить – лежит он или падает в бездну. Если лежит, то почему нет кровати? Почему нет под головою подушки? Почему руки и ноги не слушаются? И в пальцах иглы… Голову что-то сдавливало. «Это наушники», – припомнил Вавилов и проснулся окончательно. Руки занемели, но всё же удалось поднести к глазам часы – светящиеся стрелки показывали без минуты одиннадцать. Одиннадцать утра или вечера любого числа неизвестного месяца какого угодно года. Час прошёл или миллион лет, не понять. Вавилова неопределённость не озаботила. Земное течение времени утратило над ним власть, и это было круто. Эксперты, юристы, представители, журналисты, шлюхи, брокеры, Джина, имиджмейкеры, кидалы, депутаты, нищеброды, – вся эта свора осталась в прошлом. Ничто не тяготило Илью Львовича.
– Тридцать секунд до начала торможения, – едва слышно прошуршал чей-то голос, как будто в оконное стекло швырнуло ветром песок. Вавилов поправил съехавшие наушники, прокашлялся и спросил: «Джош, это вы?»
– Доброе утро, мистер Вавилов, – сухо поприветствовал его капитан.
«Он меня и разбудил, – решил Илья Львович. – Полминуты назад вякнул, что минута осталась до торможения, вот я и проснулся».
– Однократная, тридцать минут, – сказал капитан Росс.
Под спиной обнаружилось что-то мягкое, голова утонула в подушке.
– Расстояние до Земли триста шестьдесят тысяч километров, – услышал Вавилов.
Попытался встать, но не смог. Дёргался, что твой угорь на сковородке, слушая галиматью о скорости и параметрах орбиты, пока не вспомнил – ремни.
– Чтоб вас… Джош! – проворчал он. – Какого было меня привязывать? Включите здесь свет, темно, блин, как в погребе.
– В условиях невесомости, – невозмутимо ответил капитан Росс, – пассажиров следует пристёгивать. Инструкция предписывает…
«Долдон», – подумал Вавилов. Чувство освобождения испарилось, раздражение росло, капитан клипера больше не казался симпатичным, вернулись давешние сомнения: «Туда ли он меня везёт? Подмешал в питьё какой-то дряни, усыпил».
Под потолком вспыхнули лампы. Резануло по глазам, Вавилов зажмурился и непроизвольно дёрнулся, пытаясь приподняться.
– Подождите, мистер Вавилов, я сейчас расстегну фиксаторы. Осталось двадцать пять минут однократной, можно было бы позавтракать, но я вам не рекомендую перед приземлением. Выпейте лучше энергетика. Место штурмана свободно, согласно программе перелёта вы имеете право его занять и поучаствовать в управлении клипером.
Илья принял предложенную ему бутылку, приложился, отхлебнул, морщась, жидкости со вкусом апельсиновой зубной пасты.
– И где тут у вас место штурмана? – мрачно осведомился он, глядя на капитана исподлобья.
– Много не пейте. Место штурмана в кабине управления. Желаете посмотреть?
Вавилов приложился ещё раз к пластиковому горлышку и сделал приличный глоток. Полбутылки в себя влил, думая: «Будешь мне тут указывать, сколько пить. Тьфу, мерзость какая». Он отёр губы рукавом комбинезона, навинтил на горлышко крышку, но бутылки не отдал, сказал, меряя капитана взглядом:
– Желаю. Показывайте.
Тут только обратил внимание, как внушительно выглядит Джошуа Росс в белом ангельском облачении с нашивками «Moon Attraction» на рукаве и клапане кармана, с золотозвёздными погонами, со сверкающим ободком вместо воротника. «Дылда двухметровая, восемь звёздочек», – подумал Вавил, но вслух не сказал. Покинул каюту следом за капитаном. После сияния потолочных ламп освещение салона показалось серым и тусклым.
– И Луну покажите, – сказал Вавилов в спину своему провожатому.
– Смотрите, – ответил, не повернув головы, Джошуа.
– Куда?
– Вверх.
Илья Львович последовал совету и непроизвольно схватился за спинку кресла. Серое ноздреватое поле валилось на клипер, грозя разбить к едрене фене, раздавить в пыль. Удержаться от крика получилось не без труда. Пришлось напомнить самому себе: «Он говорил торможение. Тридцать минут».
Росс терпеливо ждал у открытой двери кабины управления, пока пассажир насмотрится. Дождавшись, пропустил его на пост управления и шагнул следом, говоря:
– Место штурмана – второе. Здесь всё почти как в «Аполлоне-11». Тесновато, но кресла удобнее пассажирских. Вот ручка…
– Тесновато? – перебил Вавилов. – Да тут у тебя повернуться негде! А иллюминаторы? Как ты сажать его будешь, ведь ни хрена ж не видно! По приборам?
Но на этот раз ему ответили.
– Бросьте, Джош, – воркотнул в наушниках глуховатый голос. – Я же просил вас…
Тело налилось тяжестью.
– Высота две тысячи пятьсот, скорость потери высоты пятьдесят четыре. Покидаю орбиту снижения. Двукратная перегрузка, две секунды, – сказал капитан Росс.
Клипер тряхнуло. Двукратная – ерунда, с нею даже не раскланиваются. Росс привычно удержался от кивка, мельком глянул на терминал и тут же вернулся к экранам радара, машинально шевельнув рукоятью распределения тяги раньше, чем успел понять – по крену минус пять, надо исправить. Синий радарный маркер скользнул в перекрестье, капитан «Актеона» уменьшил тягу так, чтобы снижаться с постоянной скоростью, и сказал, не удостоив взглядом альтиметр:
– Высота тысяча пятьсот, скорость потери высоты восемнадцать, приступаю к корректировке курса.
Считывать курсовые поправки – обязанность штурмана, но в кресле, установленном позади пилотского, никого не было. Единственный пассажир «Актеона» не пожелал воспользоваться любезным предложением «Moon Attraction» и сыграть роль передаточного звена между бортовым компьютером и пилотом. Поступок для туриста, заплатившего бешеные деньги за перелёт, по меньшей мере странный, решил Джошуа Росс, когда услышал, что мистер Вавилов не хочет побыть штурманом, а за посадкой понаблюдает из пассажирского салона, там, мол, видно лучше. Слов нет, обзор с места пилота отвратительный, а со штурманского – хуже не придумаешь. Кому-то из дизайнеров пришла в голову блестящая идея – декорировать пост управления клипера под кабину лунного модуля кораблей серии «Аполлон». Не зря её тогда участники миссии «клопом» обзывали – сплюснутая, тесная, а два скошенных иллюминатора действительно похожи на глазки насекомого. «Спасибо, хоть не заставили стоять, как Нила и Эдвина», – сказал управляющему капитан Росс, когда впервые увидел, в каких условиях придётся работать.
Впрочем, размер «окошек» не интересовал Джошуа. Пилоту клипера они вообще не нужны – бутафория, как и многое другое на посту управления. Для того предназначены, чтобы храбрый турист не скучал в штурманском кресле, когда капитан клипера станет выполнять поворот по крену на сто восемьдесят градусов.
– Высота шестьсот двадцать, цель справа по борту двадцать четыре. Разворот на правый борт.
Капитан Росс говорил по-русски почти без акцента. Букву «р» слегка смягчал, отчего сперва показался Вавилову рохлей. Но в рейсе, познакомившись с капитаном поближе, Илья Львович вынужден был признать свою ошибку – Джош оказался твердолобым службистом, упрямцем, хоть и симпатичным упрямцем. Управляющий представил его как лучшего и опытнейшего капитана акционерного общества «Moon Attraction», и Вавилов принудил себя поверить этому, хоть и заподозрил, что капитана Росса поставили в рейс просто потому, что кроме него никто не говорил по-русски. Подозрительность – сквернейшая черта характера, но что поделаешь, в большом бизнесе иначе нельзя. Если недоверие к ближнему своему, равно как и к дальнему, не превратится во вторую натуру – съедят. Причём, скорее всего, как раз ближние. Им проще. Вавилов скривил губы – припомнил травлю с загоном, которую устроила ему Джина. Блистательный бракоразводный гешефт, увенчавший превосходно спланированную и проведенную безупречно финансовую операцию – замужество. Джина молодец, времени даром не теряла, за полгода управилась. Ни одного лишнего действия, как метательница молота, – окрутила, раскрутила и бросила. Припомнив некоторые обстоятельства броска, Илья Львович ощутил приступ тошноты. «Это от болтанки» – сказал он себе и, чтобы отвлечься, глянул в иллюминатор правого борта. Иллюминатор – неудачное название. Огромный выпуклый фонарь во всю стену и даже часть потолка захватывает, лишь тонкая перемычка между ним и левым иллюминатором. Чувствуешь себя, как насекомое в банке. И кажется, склянку раскручивают, чтобы швырнуть на изъеденное оспинами, морщинистое серое взгорье и разбить вдребезги. «А говорили, участок ровный, – брюзжал про себя Вавилов. – Видно же, что с уклоном!.. А, ну да. Этот же сказал, разворот на правый борт, потому и кажется, что склон. Значит, справа уже должна быть видна моя берлога. Ну и где же? Солнце садится, тени длинные… А, вот она».
Вавилов не успел рассмотреть ресторан как следует, тот уполз из виду. Почудилось, что на купол напало гигантское членистоногое животное, но видно было плохо – сверкающая капелька на гребне холма и к ней присосался чёрный призрак. Небо тоже чёрное. «Чёрное на чёрном… Нет там ничего, просто игра теней. Да ещё и видно плохо. В дымке всё, как будто пыль ветром подняло. И внизу тоже. Э! Что-то тут не так! Какой на Луне может быть ветер? Не пудрят ли мне мозги?»
– Эй, капитан Росс! – позвал Вавилов таким тоном, каким некогда крутой парень по кличке Вавил, владелец сети закусочных «Закуси!» разговаривал с отжимателями. – Джошуа! Там, блин, внизу, как я вижу, поднимается ветер? Пыль посадке не помешает? А, кэп?!
– На Луне не бывает ветра, – спокойно ответил капитан Росс.
– Может быть, мне кажется? – вкрадчиво продолжил Илья Львович, пытаясь отстегнуться. – Может, блин, я тупой? Но что тогда пылит, если не ветер?
– Солнце садится. Вблизи терминатора всегда поднимается пыль. Статическое электричество. Посадке не помешает. Цель прямо по курсу. Высота двести, скорость потери высоты восемнадцать, – бубнил капитан с равнодушием торгового автомата. – Двукратная перегрузка, полторы секунды.
Вавилов оставил в покое пряжку страховочного ремня. Всё равно не получалось расстегнуть – что-то заело.
– Экстракла-асс, – негромко нудил себе под нос Вавилов. – Ремень, блин, нормальный пожмотились поставить. А если авария? Жулики. Электричество у них, блин, статическое. И с кратером напарили. Учёные. Грузили же когда-то, что ближайшая к Земле точка должна быть там, где треугольный кратер. Этого, как его? Укерта.
С этим Укертом вот какая история вышла у Ильи Львовича. В юности, шатаясь по модному тогда Интернету, где-то прочёл, что есть на Луне загадочные места и бывают всякие загадочные явления. Вроде бы имеются даже брошенные инопланетные города и всякие здания. Башни какие-то. В инопланетные корабли, якобы виденные при посадке Армстронгом, Илья не поверил, потому как в той же статье писали (и приводили тучную тучу доказательств), что американцы на Луне и вовсе не были, и вся лунная миссия – развод чистой воды. Поскольку проверить возможности не было, пришлось выбросить из головы и Армстронга, и корабли пришельцев – Вавил терпеть не мог, когда ему вешают лапшу на уши. Но кратер… Его Илья хорошо рассмотрел в телескоп – дал бабок одному учёному ханурику, тот показал. Точно, кратер треугольный, на глаз – в самом центре Луны. Место, где расположен, так и называется – Центральный Залив. Треугольник на серебристом фоне запал в душу, Илья на всю жизнь крепко запомнил название – кратер Укерта. Тогда ещё подумал: нельзя ли дать кому-нибудь бабок, чтобы переименовали в кратер Вавилова? Но справляться об этом у ханурика учёного постеснялся, вдруг бабок стоит немерено, а спросить и не иметь при этом возможности отбашлять тут же, не морщась, показалось Илье Львовичу ниже собственного достоинства. Но как же всё-таки круто! Треугольный кратер в самой ближней к Земле точке! Координаты, значит, должны быть ноль-ноль! Подфартило этому Укерту, думал тогда Вавил. И вот, много лет спустя, ему говорят, что всё это туфта. И кратер не совсем треугольный, и координаты не ноль-ноль. Кому же верить? Было же чёрным по белому в Интернете написано – если, стоя в этом самом кратере, поднять голову, то Земля будет всегда точно в зените. Когда в переговорах с «Moon Attraction» дело дошло до выбора участка, Илья Львович назвал кратер и сказал: «Чтоб координаты были чётко ноль-ноль, и чтоб Земля была всегда в зените». А скользкий типчик, их торговый представитель, заюлил: «Выберите что-нибудь одно – кратер Укерт или два нуля». И пошёл плести, нет-де на Луне места, где Земля всегда точно в зените, из-за какой-то либрации-вибрации, а кратер вообще в стороне. И стал показывать карту и убеждать, что на глаз легко ошибиться градусов на пять и что при невысоком разрешении Укерт действительно кажется треугольным, но вблизи… Слушать этого хитровыдранного умника было противно, тот как с идиотом разговаривал. Видно же безо всякого телескопа – наплевать ему, где на Луне будет ресторан «BlinOk». И Вавилов решил – ладно. Хрен с ними с двумя нулями, если всё равно Земля не всегда в зените. Тот или не тот кратер, будет видно при посадке.
– В договоре пропишем кратер Укерта в Центральном Заливе, – потребовал Вавилов, машинально прикидывая, сколько слупить с «Moon Attraction», если подсунут не тот участок.
– В Sinus Medii? – с готовностью переспросил ушлый представитель.
– Не силён я в синусах, но, само собой, во всех ведущих медиях прозвучать должно. Вы поняли? Это же и в ваших интересах, чтоб широко стало известно – Илья Вавилов продал свою долю в земной сети «BlinOk». Илья Вавилов купил участок на Луне. Илья Вавилов собирается развивать лунную сеть ресторанов «BlinOk», и не только лунную. Неплохо бы и кратер переименовать в кратер Вавилова.
Но выяснилось, что Синус Медии – это Центральный Залив на латыни, и с кратером дело не выгорит. Во-первых, есть уже один кратер Вавилова в честь какого-то учёного однофамильца окрещённый, а во-вторых, кратеры, оказывается, не переименовывают ни при каких условиях и ни за какие бабки. Даже если сам Господь Бог захочет, чтобы кратер Укерт получил имя Господа Бога, ничего у него не получится.
Свежеиспечённый владелец лунного участка не стал настаивать, всему своё время. Договор вычитали юристы, юристов проверили аудиторы, после чего с аудиторами имел беседу сам Илья Львович, и его заверили – с юридической точки зрения договор безупречен. Прекрасно понимая, что безупречных договоров не бывает, Вавилов решил привлечь экспертов, чтобы пробили тему в научной плоскости. Те возились неделю, засим устроили конференцию, на которой Илья Львович негласно присутствовал. Как ни странно, выводы экспертной комиссии его удовлетворили. Второго кратера с таким названием на Луне однозначно не было, состояние же грунтов, вызвавшее у высоколобых разногласия, будущего владельца участка не интересовало, поскольку подрядчик уверял, что вне всяких сомнений на площади в сто квадратных километров отыщет площадку, пригодную для строительства. Вавилов настоял, чтобы договор подряда сделан был неотъемлемой частью общего соглашения, а затем натравил на «Moon Attraction» свою страховую компанию. В общем, всё было сделано на уровне. Можно было не сомневаться, что ресторан будет построен там, где указано, без вопросов, и право собственности на участок и строения – железобетонное. Сделка состоялась. Вавилов вступил во владение первым в истории человечества объектом коммерческой недвижимости на Луне, продав ради этого всё, что имел на Земле. Шум от сделки получился немалый; возможно, поэтому Илья Львович, покончив с формальностями, не ощутил освобождения от земной своей жизни сразу. Никогда ещё ему так не докучали папарацци, живые и электронные. Для человека, желающего отряхнуть с ног прах суетности, нет ничего хуже назойливых фотографов. И, хоть умом «первый гражданин Луны», как его окрестили журналисты, понимал – реклама пойдёт на пользу заведению, ничего кроме раздражения не испытывал.
Перед стартом им внезапно овладела апатия.
Перегрузки и тряску в орбитальном самолёте он перенёс бесчувственно.
Стыковки не заметил.
Остался безучастным, когда его, невесомого, перетаскивали по какой-то трубе на орбитальную станцию.
Из помещений станции запомнил только туалет, да и то смутно.
Потом снова была труба – по ней он поднялся… Или спустился? В общем, как-то попал на борт «Актеона».
Очнулся, только когда ему представили Джошуа Росса. Нечто такое было в манерах капитана, что не позволило оставить знакомство без внимания. Пожав Россу руку, мистер Вавилов глянул на часы и с удивлением обнаружил – со старта прошло всего лишь два часа с четвертью, а показалось – не менее суток. От невесомости подташнивало. И даже не подташнивало, а сильно тошнило, но, очутившись на «Актеоне», Вавилов испытал прилив бодрости, клипер в натуральном виде понравился ему гораздо больше, чем на фото в рекламном проспекте. Сразу видно – построен основательно. Экстракласс. Шикарный салон с панорамным остеклением, четыре удобнейших кресла с ремнями, а в кормовой части – каюты… Выискивая, к чему бы придраться, Илья Львович отметил, что комнаты тесноваты, а кровати не выглядят удобными, и ещё эти ремни… Но брюзжать не стал – попросту не успел. Его усадили в одно из кресел, приторочили ремнями, что-то объяснили (он, не понимая, кивал) и оставили в полном одиночестве. И тут в салон заглянула Луна. Выплыла диковинной золотистой рыбой, приостановилась…
– Стыковочный узел отошёл, – буднично прозвучал в наушниках голос капитана. – Поворот по тангажу на девяносто.
Луна испуганно метнулась прочь из поля зрения, небо просветлело, по стене прошла чёткая тень от перемычки крыши, в изгибах колпака зажглись радуги. Вавилов прищурился, ожидая увидеть Солнце.
– Двукратная две минуты, – услышал он, хотел спросить, что за «двукратная», но на спину навалилось кресло, да так, что потемнело в глазах. Опомнившись, Илья Львович собрался выразить возмущение, но заметил, – темно не только в глазах. За окнами снова ночь, в ночи важно и неторопливо плывёт лунная рыба. И он смолчал, сообразив – «Актеон» разгоняется для прыжка к Луне. Временные неудобства ради этого можно и потерпеть.
– Однократная тридцать минут, – сообщил капитан.
Вавилов почувствовал – ничто не мешает приподнять голову, и понял вдруг, что смертельно устал.
Капитан явился в салон самолично, помог расстегнуть ремни и выбраться из кресла, попутно рассказывая о какой-то инерционной орбите и убеждая, что поесть надо бы не дожидаясь невесомости, но Вавилов только помотал головой – не до жратвы и говорить нету сил. Джош дал выпить какой-то гадости и, верно, проводил в каюту, но это не запомнилось. В голове колыхался туман, и сквозь него временами прорывался голос капитана, нудил числами, как будто на мозги капал. Потом исчез и он.
Илье Львовичу приснилось, что он ослеп, онемел и не может пошевелиться. Как это иногда бывает в ночных кошмарах, крикнуть не получалось, и, даже пробудившись, он овладел собою не сразу. Всматривался во тьму, надеясь разглядеть хоть что-нибудь; обмирая, пробовал покрутить головой, чтобы определить – лежит он или падает в бездну. Если лежит, то почему нет кровати? Почему нет под головою подушки? Почему руки и ноги не слушаются? И в пальцах иглы… Голову что-то сдавливало. «Это наушники», – припомнил Вавилов и проснулся окончательно. Руки занемели, но всё же удалось поднести к глазам часы – светящиеся стрелки показывали без минуты одиннадцать. Одиннадцать утра или вечера любого числа неизвестного месяца какого угодно года. Час прошёл или миллион лет, не понять. Вавилова неопределённость не озаботила. Земное течение времени утратило над ним власть, и это было круто. Эксперты, юристы, представители, журналисты, шлюхи, брокеры, Джина, имиджмейкеры, кидалы, депутаты, нищеброды, – вся эта свора осталась в прошлом. Ничто не тяготило Илью Львовича.
– Тридцать секунд до начала торможения, – едва слышно прошуршал чей-то голос, как будто в оконное стекло швырнуло ветром песок. Вавилов поправил съехавшие наушники, прокашлялся и спросил: «Джош, это вы?»
– Доброе утро, мистер Вавилов, – сухо поприветствовал его капитан.
«Он меня и разбудил, – решил Илья Львович. – Полминуты назад вякнул, что минута осталась до торможения, вот я и проснулся».
– Однократная, тридцать минут, – сказал капитан Росс.
Под спиной обнаружилось что-то мягкое, голова утонула в подушке.
– Расстояние до Земли триста шестьдесят тысяч километров, – услышал Вавилов.
Попытался встать, но не смог. Дёргался, что твой угорь на сковородке, слушая галиматью о скорости и параметрах орбиты, пока не вспомнил – ремни.
– Чтоб вас… Джош! – проворчал он. – Какого было меня привязывать? Включите здесь свет, темно, блин, как в погребе.
– В условиях невесомости, – невозмутимо ответил капитан Росс, – пассажиров следует пристёгивать. Инструкция предписывает…
«Долдон», – подумал Вавилов. Чувство освобождения испарилось, раздражение росло, капитан клипера больше не казался симпатичным, вернулись давешние сомнения: «Туда ли он меня везёт? Подмешал в питьё какой-то дряни, усыпил».
Под потолком вспыхнули лампы. Резануло по глазам, Вавилов зажмурился и непроизвольно дёрнулся, пытаясь приподняться.
– Подождите, мистер Вавилов, я сейчас расстегну фиксаторы. Осталось двадцать пять минут однократной, можно было бы позавтракать, но я вам не рекомендую перед приземлением. Выпейте лучше энергетика. Место штурмана свободно, согласно программе перелёта вы имеете право его занять и поучаствовать в управлении клипером.
Илья принял предложенную ему бутылку, приложился, отхлебнул, морщась, жидкости со вкусом апельсиновой зубной пасты.
– И где тут у вас место штурмана? – мрачно осведомился он, глядя на капитана исподлобья.
– Много не пейте. Место штурмана в кабине управления. Желаете посмотреть?
Вавилов приложился ещё раз к пластиковому горлышку и сделал приличный глоток. Полбутылки в себя влил, думая: «Будешь мне тут указывать, сколько пить. Тьфу, мерзость какая». Он отёр губы рукавом комбинезона, навинтил на горлышко крышку, но бутылки не отдал, сказал, меряя капитана взглядом:
– Желаю. Показывайте.
Тут только обратил внимание, как внушительно выглядит Джошуа Росс в белом ангельском облачении с нашивками «Moon Attraction» на рукаве и клапане кармана, с золотозвёздными погонами, со сверкающим ободком вместо воротника. «Дылда двухметровая, восемь звёздочек», – подумал Вавил, но вслух не сказал. Покинул каюту следом за капитаном. После сияния потолочных ламп освещение салона показалось серым и тусклым.
– И Луну покажите, – сказал Вавилов в спину своему провожатому.
– Смотрите, – ответил, не повернув головы, Джошуа.
– Куда?
– Вверх.
Илья Львович последовал совету и непроизвольно схватился за спинку кресла. Серое ноздреватое поле валилось на клипер, грозя разбить к едрене фене, раздавить в пыль. Удержаться от крика получилось не без труда. Пришлось напомнить самому себе: «Он говорил торможение. Тридцать минут».
Росс терпеливо ждал у открытой двери кабины управления, пока пассажир насмотрится. Дождавшись, пропустил его на пост управления и шагнул следом, говоря:
– Место штурмана – второе. Здесь всё почти как в «Аполлоне-11». Тесновато, но кресла удобнее пассажирских. Вот ручка…
– Тесновато? – перебил Вавилов. – Да тут у тебя повернуться негде! А иллюминаторы? Как ты сажать его будешь, ведь ни хрена ж не видно! По приборам?