Страница:
Новый 1988 год в торгпредстве, праздник в разгаре, на сцене мы играем мой очередной спектакль – капустник «Гуси-лебеди», шутливая стилизация под сказку с багдадскими реалиями, официально на столе две бутылки шампанского на 60 с лишним человек, что само по себе смешно, но только не торгпреду, Михаилу Николаевичу Рыкину, который напряженно ждет визита высокого гостя с «поздравлением». Высокий гость – это Чрезвычайный и полномочный посол СССР в Иракской Республике тов. В.И. Минин с сопровождающей делегацией в составе жены, Нины Ивановны, и партийного («профсоюзного», конечно, в соответствии с конспирологическим статусом!!!) секретаря В.И. Харланова. Формат «поздравления» совзагранколлектива отработан до минуты, посол встречает собственно Новый год у себя в посольстве, что естественно, и тут же выезжает по разным точкам, где концентрируется советский народ по профессиональной своей принадлежности – торгпредские, ГКЭСовские, военные, контрактники и пр. По сложившемуся регламенту очередь торгпредства наступает где-то часа в два ночи, что не очень удобно.
Официально до момента прибытия посла празднующий народ должен быть хотя бы в приличном, почти трезвом состоянии, иначе как-то неудобно, подведем торгпреда. Неофициально отдельные малосознательные граждане уже часов с 11 вечера периодически отлучаются к себе в квартиры, благо они в том же доме и находятся, по всякой разной надуманной нужде, но почему-то неизменно возвращаются все в более приподнятом, веселом состоянии, что дает основание полагать, что у себя в квартире, без партийно-начальственного догляда, они все-таки доливают в себя горячительных напитков, и скорее всего далеко не целомудренное шампанское. Мне каким-то чудом удается сдержать самодеятельный коллектив от бесконтрольной алкоголизации (ну кроме, может быть, одного «артиста», который, правда, и после возлияний неплохо играл на баяне!!), до прибытия «поздравляющих».
В два часа ночи высокая делегация прибывает в жилдом (так назывался дом, где все мы размещались). (Оживление в зале, гости рассаживаются, мы играем концерт. Наступает торжественная минута: посол произносит приличествующие событию жизнеутверждающие слова про мир в каждом доме, ну и, конечно, про то, как мы все «политику партии поддерживаем и одобряем», «верной дорогой идем, товарищи» и все такое. Через 15 минут делегация контроля над состоянием празднующего народа мирно убывает в следующее расположение согласно регламенту, и тут… народ начинает праздновать!!! Дальнейшее описывать – дело неблагодарное, ибо по российской традиции Новый год ведь как встретишь, так его и проведешь… Весело встречали Новый год. Не всегда весело проводили, правда, ну да это у кого как получалось…
На официальных приемах в посольстве, а они проходили на ухоженной лужайке резиденции посла, в элитном районе Мансур, советским гражданам предписывалось в те годы вовсе не пить крепких напитков. На прием, например, по случаю Великого Октября как на главный тогдашний государственный праздник, мы приглашали руководителей госучреждений, компаний-клиентов, у каждого был свой список официально приглашаемых контрагентов, это же работа в конце концов такая, социализироваться с внешнеторговыми клиентами своими. Так вот, предписывалось рюмки с подноса, ежели официант предлагает, обходя гостей, вовсе не брать, ссылаясь на недомогание какое, или, если контрагент настаивает выпить за Великую Октябрьскую Социалистическую, изменившую до неузнаваемости весь цивилизованный мир, пригубить малость, но до конца не выпивать. Получалось это не у всех, так что и на посольском приеме можно было встретить в конце вечера неуверенно стоящих на ногах представителей из разных организаций. Да в конце концов, праздник же!!
Некоторая либерализация наступила лишь в конце 80-х, правда, и Советскому Союзу тогда оставалось жить немного. Я говорю «некоторая», потому что в целом все архаичные и неразумные советские порядки сохранялись, да и сохраняются в чем-то и сейчас, как ни дико, в закрытых «совзагранколлективах», как в ретропарке каком-нибудь, в почти первозданной своей, «совковой» форме, отчеканенной на замасленных тысячами командировочных секретных «Правилах пребывания советских граждан за рубежом». Сейчас, наверное, таких уж нет, а тогда это был кодекс сродни уголовному. Ветры перемен, захлестнувшие Союз в конце 80-х, слабо, ох слабо долетали до багдадских пределов. Партия по-прежнему жестко руководила и направляла, а уж куда направлять, она знала хорошо. Один только режим жилдома чего стоил…
Житье-бытье
Глава 2
Официально до момента прибытия посла празднующий народ должен быть хотя бы в приличном, почти трезвом состоянии, иначе как-то неудобно, подведем торгпреда. Неофициально отдельные малосознательные граждане уже часов с 11 вечера периодически отлучаются к себе в квартиры, благо они в том же доме и находятся, по всякой разной надуманной нужде, но почему-то неизменно возвращаются все в более приподнятом, веселом состоянии, что дает основание полагать, что у себя в квартире, без партийно-начальственного догляда, они все-таки доливают в себя горячительных напитков, и скорее всего далеко не целомудренное шампанское. Мне каким-то чудом удается сдержать самодеятельный коллектив от бесконтрольной алкоголизации (ну кроме, может быть, одного «артиста», который, правда, и после возлияний неплохо играл на баяне!!), до прибытия «поздравляющих».
В два часа ночи высокая делегация прибывает в жилдом (так назывался дом, где все мы размещались). (Оживление в зале, гости рассаживаются, мы играем концерт. Наступает торжественная минута: посол произносит приличествующие событию жизнеутверждающие слова про мир в каждом доме, ну и, конечно, про то, как мы все «политику партии поддерживаем и одобряем», «верной дорогой идем, товарищи» и все такое. Через 15 минут делегация контроля над состоянием празднующего народа мирно убывает в следующее расположение согласно регламенту, и тут… народ начинает праздновать!!! Дальнейшее описывать – дело неблагодарное, ибо по российской традиции Новый год ведь как встретишь, так его и проведешь… Весело встречали Новый год. Не всегда весело проводили, правда, ну да это у кого как получалось…
На официальных приемах в посольстве, а они проходили на ухоженной лужайке резиденции посла, в элитном районе Мансур, советским гражданам предписывалось в те годы вовсе не пить крепких напитков. На прием, например, по случаю Великого Октября как на главный тогдашний государственный праздник, мы приглашали руководителей госучреждений, компаний-клиентов, у каждого был свой список официально приглашаемых контрагентов, это же работа в конце концов такая, социализироваться с внешнеторговыми клиентами своими. Так вот, предписывалось рюмки с подноса, ежели официант предлагает, обходя гостей, вовсе не брать, ссылаясь на недомогание какое, или, если контрагент настаивает выпить за Великую Октябрьскую Социалистическую, изменившую до неузнаваемости весь цивилизованный мир, пригубить малость, но до конца не выпивать. Получалось это не у всех, так что и на посольском приеме можно было встретить в конце вечера неуверенно стоящих на ногах представителей из разных организаций. Да в конце концов, праздник же!!
Некоторая либерализация наступила лишь в конце 80-х, правда, и Советскому Союзу тогда оставалось жить немного. Я говорю «некоторая», потому что в целом все архаичные и неразумные советские порядки сохранялись, да и сохраняются в чем-то и сейчас, как ни дико, в закрытых «совзагранколлективах», как в ретропарке каком-нибудь, в почти первозданной своей, «совковой» форме, отчеканенной на замасленных тысячами командировочных секретных «Правилах пребывания советских граждан за рубежом». Сейчас, наверное, таких уж нет, а тогда это был кодекс сродни уголовному. Ветры перемен, захлестнувшие Союз в конце 80-х, слабо, ох слабо долетали до багдадских пределов. Партия по-прежнему жестко руководила и направляла, а уж куда направлять, она знала хорошо. Один только режим жилдома чего стоил…
Житье-бытье
Я приехал в Багдад один, без семьи, ибо шла вовсю ирано-иракская война и существовали вполне понятные, небезосновательные, как я обнаружил, ограничения для пребывания в тех условиях семей специалистов. Однако сразу же я получил неожиданно приличную аж двухкомнатную квартиру, со своей кухней и санузлом, что по моим йеменским воспоминаниям было делом почти невозможным. Статус представителя внешнеторгового объединения предполагал!! Это переполняло меня законной гордостью – все-таки это была первая моя «длинная», цель карьерного движения уже многие годы. (Еще, на паритетных правах, правда, но полагалась и служебная машина, новенькая Toyota Corolla, а это уж вовсе из области фантастики по тогдашним советским меркам).
Многоквартирный дом, в просторечии жилдом (хотя какой еще может быть дом, если в нем живут люди, непонятно, но такое обозначение было принято именно для нашего дома, в противовес отдельно арендуемым домам, виллам, а были и такие), на улице Университетская – Шариа-ль-Джамиа, в районе Каррада, арендовался у зажиточного иракца-собственника довольно давно. Несколько поколений командировочных обустраивали в нем свой нехитрый временный быт, переезжая из квартиры в квартиру по мере высвобождения более престижной площади. Я тоже сначала поселился в квартире, выходящей на шумную трассу (салага!), но уже через пару месяцев занял более просторное жилище с видом на сад с бассейном. Небогатый район частных домов, вилл, никаких общественных мест, парков, но для прогулок неплохо подходила соседняя, параллельная улица, на которой располагалась багдадская резиденция Ясира Арафата. (Кроме тех дней, когда он приезжал в Багдад, тогда по ней ходить было как-то неуютно, на крышах сидели автоматчики, охрана была серьезная…)
На первом этаже за столиком всегда (до 1989, по-моему, года) сидел дежурный консьерж, или консьержка, из числа членов семей обслуживающего состава, официально получающий зарплату за обеспечение безопасности (связь с посольством на всякий случай), и за контроль за соблюдением того самого неприятного режима, при котором любая отлучка в город вне рабочего времени должна была: а) быть разрешена вышестоящим начальником, и б) записана в специальный журнал с указанием точного времени прихода-ухода и цели выхода в город. Маленький советский концлагерь, без колючей проволоки, но весьма обременительный, надо сказать, вызывающий мощный внутренний протест. Конечно, обходных маневров было много, и им новички быстро обучались в процессе проживания в жилдоме, но все равно, согласитесь, неприятно постоянно чувствовать себя «под колпаком у Мюллера». Отдельные интригующие граждане использовали этот маленький иезуитский инструмент для сведения счетов – достаточно было вовремя «капнуть» на того, кто «забыл» отметиться, а таковых было много, и разбор полета обеспечен на ковре у торгпреда, или, того хуже, в посольстве у ответственных за безопасность сотрудников. Удержать физически сотни, тысячи взрослых людей взаперти все равно никакой возможности не было, на сознательность уповать бессмысленно, когда соблазны вокруг и жизнь коротка!
И в общем жизнь, несмотря на формальные ограничения, текла вполне себе нормально, и в гости ходили, и за полночь возвращались, после возлияний, да за рулем, что вроде как и нельзя… Было ли это опасно? Не знаю, не уверен, особенно теперь, когда времена изменились настолько, что тогдашние опасности девальвировались, уже не выглядят как реальные… Но относительно СССР того времени, конечно, жизнь и работа в прифронтовом Багдаде, набитом саддамовскими спецслужбами, были полны непривычных опасностей, но о них как-то не хотелось думать, не хотелось преувеличивать, спишите это на молодость и ощущение свободы заграничного быта, как ни парадоксально, при всех-то ограничениях и регламентах того смутного времени!!!
Любой выезд за пределы города – «тиджваль», разрешение на перемещение по стране с указанием точного адреса, цели поездки, фамилий и паспортов туристов и пр. Разрешение дает МИД, но, понятно, что сканируют ситуацию мухаббаратчики – иракская спецслужба, это же их работа – отслеживать, кто, куда и с кем едет. Получение «тиджваля» занимает неделю-полторы, чаще едем на отдых на озера целым автобусом, человек 20–25, на целый день. Озер непосредственно вокруг Багдада нет, но на расстоянии километров 80–100 – целых три огромных водоема, и один из них абсолютно соленый, что твое море, – Раззаза, по-моему. Тартар и Хаббания – пресноводные. Сейчас иракское правительство активно рассматривает возможность возрождения хотя бы внутреннего туризма, восстановления пансионатов, построенных на озерах еще во времена Саддама Хусейна, но пришедших, естественно, в запустение. Спорный вопрос, следует ли сейчас вообще этим заниматься, когда взрывы сотрясают Багдад почти каждый день. Я бы точно не поехал на отдых в самый распрекрасный тартарский дом отдыха, памятуя о недавних террактах в Шарм-Эль-Шейхе, к примеру…
Сегодняшние «страшные» географические названия, вроде Абу-Грейб, для нас были не больше чем обозначением рабочего поселения румынских, по-моему, контрактников, чего-то рядом строивших. Мы туда несколько раз выезжали играть в волейбол с представителями дружественных соцстран и неплохо проводили время на интернациональных праздниках, с шашлычком да пивом. То, что рядом располагается тюрьма, мы даже и не знали. И тем более и представить не могли, что само название «Абу-Грейб» приобретет столь зловещий ореол, станет символом тюремного беспредела, вольницы американских вертухаев. Как оказалось, все вертухаи мазаны одним миром, вседозволенность и беззаконие порождает чудовищные извращения сознания, и никак это не зависит от демократичности общества, их породившего. Да, демократическое общество скорее их найдет и накажет, но вести себя они будут так же нагло и тупо, это у них в крови.
Из популярных форм досуга для отдельных категорий граждан можно отметить рыбалку. Рыбалка на каналах вокруг Багдада была любимым времяпровождением многих, можно было попытать рыбацкого счастья на реках, в озерах, в общем, раздолье… Но советский человек не ищет (не искал) легких путей!! Смелый эксперимент поставил с разведением речной рыбы в закрытых бытовых водоемах наш коллега Коля Медведев, представитель «Машиноимпорта», запустив однажды пойманную в речке рыбешку в… бассейн перед жилдомом. В тот зимний период в бассейне, естественно, не купались, так что воды было – кот наплакал. Рыба продлила свою жизнь на пару недель… В один из праздничных вечеров с застольем Коля решил, что окунь достаточно нагулял веса, и деликатес изловил обратно. Уха ли была последним приютом евфратской рыбы, либо сковородка – история умалчивает, но следы необычной той трапезы проявились буквально к утру следующего дня, вой сирены «скорой помощи» около виллы Коли не оставлял сомнений в избранном способе отмщенья бедной рыбы за бассейный плен. Несколько недель Коля лежал под капельницей с тяжелейшей формой отравления… И чего, спрашивается, сразу бы ее не съесть тогда? Коля хотел острых ощущений, и он получил их сполна. Рыбаки вообще народ странный, скажу я вам…
Многоквартирный дом, в просторечии жилдом (хотя какой еще может быть дом, если в нем живут люди, непонятно, но такое обозначение было принято именно для нашего дома, в противовес отдельно арендуемым домам, виллам, а были и такие), на улице Университетская – Шариа-ль-Джамиа, в районе Каррада, арендовался у зажиточного иракца-собственника довольно давно. Несколько поколений командировочных обустраивали в нем свой нехитрый временный быт, переезжая из квартиры в квартиру по мере высвобождения более престижной площади. Я тоже сначала поселился в квартире, выходящей на шумную трассу (салага!), но уже через пару месяцев занял более просторное жилище с видом на сад с бассейном. Небогатый район частных домов, вилл, никаких общественных мест, парков, но для прогулок неплохо подходила соседняя, параллельная улица, на которой располагалась багдадская резиденция Ясира Арафата. (Кроме тех дней, когда он приезжал в Багдад, тогда по ней ходить было как-то неуютно, на крышах сидели автоматчики, охрана была серьезная…)
На первом этаже за столиком всегда (до 1989, по-моему, года) сидел дежурный консьерж, или консьержка, из числа членов семей обслуживающего состава, официально получающий зарплату за обеспечение безопасности (связь с посольством на всякий случай), и за контроль за соблюдением того самого неприятного режима, при котором любая отлучка в город вне рабочего времени должна была: а) быть разрешена вышестоящим начальником, и б) записана в специальный журнал с указанием точного времени прихода-ухода и цели выхода в город. Маленький советский концлагерь, без колючей проволоки, но весьма обременительный, надо сказать, вызывающий мощный внутренний протест. Конечно, обходных маневров было много, и им новички быстро обучались в процессе проживания в жилдоме, но все равно, согласитесь, неприятно постоянно чувствовать себя «под колпаком у Мюллера». Отдельные интригующие граждане использовали этот маленький иезуитский инструмент для сведения счетов – достаточно было вовремя «капнуть» на того, кто «забыл» отметиться, а таковых было много, и разбор полета обеспечен на ковре у торгпреда, или, того хуже, в посольстве у ответственных за безопасность сотрудников. Удержать физически сотни, тысячи взрослых людей взаперти все равно никакой возможности не было, на сознательность уповать бессмысленно, когда соблазны вокруг и жизнь коротка!
И в общем жизнь, несмотря на формальные ограничения, текла вполне себе нормально, и в гости ходили, и за полночь возвращались, после возлияний, да за рулем, что вроде как и нельзя… Было ли это опасно? Не знаю, не уверен, особенно теперь, когда времена изменились настолько, что тогдашние опасности девальвировались, уже не выглядят как реальные… Но относительно СССР того времени, конечно, жизнь и работа в прифронтовом Багдаде, набитом саддамовскими спецслужбами, были полны непривычных опасностей, но о них как-то не хотелось думать, не хотелось преувеличивать, спишите это на молодость и ощущение свободы заграничного быта, как ни парадоксально, при всех-то ограничениях и регламентах того смутного времени!!!
Любой выезд за пределы города – «тиджваль», разрешение на перемещение по стране с указанием точного адреса, цели поездки, фамилий и паспортов туристов и пр. Разрешение дает МИД, но, понятно, что сканируют ситуацию мухаббаратчики – иракская спецслужба, это же их работа – отслеживать, кто, куда и с кем едет. Получение «тиджваля» занимает неделю-полторы, чаще едем на отдых на озера целым автобусом, человек 20–25, на целый день. Озер непосредственно вокруг Багдада нет, но на расстоянии километров 80–100 – целых три огромных водоема, и один из них абсолютно соленый, что твое море, – Раззаза, по-моему. Тартар и Хаббания – пресноводные. Сейчас иракское правительство активно рассматривает возможность возрождения хотя бы внутреннего туризма, восстановления пансионатов, построенных на озерах еще во времена Саддама Хусейна, но пришедших, естественно, в запустение. Спорный вопрос, следует ли сейчас вообще этим заниматься, когда взрывы сотрясают Багдад почти каждый день. Я бы точно не поехал на отдых в самый распрекрасный тартарский дом отдыха, памятуя о недавних террактах в Шарм-Эль-Шейхе, к примеру…
Сегодняшние «страшные» географические названия, вроде Абу-Грейб, для нас были не больше чем обозначением рабочего поселения румынских, по-моему, контрактников, чего-то рядом строивших. Мы туда несколько раз выезжали играть в волейбол с представителями дружественных соцстран и неплохо проводили время на интернациональных праздниках, с шашлычком да пивом. То, что рядом располагается тюрьма, мы даже и не знали. И тем более и представить не могли, что само название «Абу-Грейб» приобретет столь зловещий ореол, станет символом тюремного беспредела, вольницы американских вертухаев. Как оказалось, все вертухаи мазаны одним миром, вседозволенность и беззаконие порождает чудовищные извращения сознания, и никак это не зависит от демократичности общества, их породившего. Да, демократическое общество скорее их найдет и накажет, но вести себя они будут так же нагло и тупо, это у них в крови.
Из популярных форм досуга для отдельных категорий граждан можно отметить рыбалку. Рыбалка на каналах вокруг Багдада была любимым времяпровождением многих, можно было попытать рыбацкого счастья на реках, в озерах, в общем, раздолье… Но советский человек не ищет (не искал) легких путей!! Смелый эксперимент поставил с разведением речной рыбы в закрытых бытовых водоемах наш коллега Коля Медведев, представитель «Машиноимпорта», запустив однажды пойманную в речке рыбешку в… бассейн перед жилдомом. В тот зимний период в бассейне, естественно, не купались, так что воды было – кот наплакал. Рыба продлила свою жизнь на пару недель… В один из праздничных вечеров с застольем Коля решил, что окунь достаточно нагулял веса, и деликатес изловил обратно. Уха ли была последним приютом евфратской рыбы, либо сковородка – история умалчивает, но следы необычной той трапезы проявились буквально к утру следующего дня, вой сирены «скорой помощи» около виллы Коли не оставлял сомнений в избранном способе отмщенья бедной рыбы за бассейный плен. Несколько недель Коля лежал под капельницей с тяжелейшей формой отравления… И чего, спрашивается, сразу бы ее не съесть тогда? Коля хотел острых ощущений, и он получил их сполна. Рыбаки вообще народ странный, скажу я вам…
Глава 2
Домыслы, домыслы…
– Че, в Ирак едешь? – поинтересовался у меня в очереди в столовую за несколько месяцев до командировки один сотрудник в «Разноэкспорте», до этого поездивший по миру.
– Ну! – с радостью отвечал я. – Артамашева Серегу меняю…
– Ну, хорошо, что хоть есть кого менять… – загадочно улыбнулся товарищ. – А то тут один ехал, когда его предшественника след простыл.
– В смысле – простыл? Куда ж он делся-то? – таких нюансов иракского быта я не знал, хотя многое мне уже порассказали до меня перебывавшие там командировочные.
– Да вот, вышел вечером ведро выносить и пропал, только тапки остались! – пошутил знающий товарищ. – Нашли потом, через пару месяцев, в Тигре плавал…
О таких случаях официальных сообщений, тем более некрологов ни в прессе, ни в объединении на стене никогда не публиковали, как-то вся эта история про тапки и Тигр прошла мимо меня, но на всякий случай я стал наводить справки, что же это за исчезновение на берегах вечной реки… Никто ничего толком не знал, уже потом, когда я оказался в Багдаде, в жилдоме мне показали квартиру, где жил погибший сотрудник, на первом этаже. Там с тех пор никто не желал селиться, и использовали ее исключительно в общественных целях, то как красный уголок, то как столовую впоследствии. Моя квартира оказалась аккурат над этой злополучной квартирой.
Этот исторический факт с исчезновением и гибелью вполне себе мирного внешторговского инженера не мог вызвать уж очень положительных эмоций. По разным версиям, он то ли ушел купаться пьяным (что я бы сразу отверг, ибо до какой же степени надо допиться, чтобы в илистом, кишащем бактериями Тигре, да на ночь глядя… нет, не верю), то ли был случайно (или не случайно?) убит ужасными саддамовскими мухаббаратчиками. «Мухаббарат» – это краткое название спецслужбы режима, контрразведки по сути, intelligence service в прямом переводе с арабского. Агенты службы, действительно, во множестве проникали во все слои иракского общества, контролировали все и вся, и вполне вероятно, могли по какой-то необходимости или по стечению неудачных для предшественника обстоятельств, оказаться не в нужном месте и не в нужное время… Домыслы, домыслы… Скорее всего, это было именно стечение обстоятельств, хотя почерк мухаббаратчиков прослеживался абсолютно точно – люди пропадали и во время моего пребывания, то вдруг в пустыне обнаружат пустую машину специалистов-контрактников, то на абсолютно свободном утреннем шоссе вдруг произойдет лобовое столкновение, этот случай я помню очень хорошо.
Представитель одного новостного агенства, с которым я буквально за неделю до этого был в гостях у своего однокурсника Саши Левченко, трагически погиб именно в такой инсценировке, а по-другому и не опишешь ситуацию, в которой его нашли. В четыре часа утра на пустынной дороге в десятках километров от Багдада «произошло лобовое столкновение» его автомобиля с мощным грузовиком. Объяснить, откуда там в это время взялся грузовик, никто не удосужился. Да и что там делал корреспондент – тоже. За несколько месяцев до трагедии он, воодушевленный ветром «перестройки и гласности», напечатал какую-то уж очень откровенную статью про Саддама и его режим в набирающей популярность свободной советской прессе, по-моему, в «Московских новостях», могу ошибаться, впрочем. Мы тогда еще, читая ее, с недоверием переглядывались, «смо-о-отри, дескать, смелый какой…» Ну и опять никаких точных фактов, никакой информации… Домыслы, домыслы…
– Ну! – с радостью отвечал я. – Артамашева Серегу меняю…
– Ну, хорошо, что хоть есть кого менять… – загадочно улыбнулся товарищ. – А то тут один ехал, когда его предшественника след простыл.
– В смысле – простыл? Куда ж он делся-то? – таких нюансов иракского быта я не знал, хотя многое мне уже порассказали до меня перебывавшие там командировочные.
– Да вот, вышел вечером ведро выносить и пропал, только тапки остались! – пошутил знающий товарищ. – Нашли потом, через пару месяцев, в Тигре плавал…
О таких случаях официальных сообщений, тем более некрологов ни в прессе, ни в объединении на стене никогда не публиковали, как-то вся эта история про тапки и Тигр прошла мимо меня, но на всякий случай я стал наводить справки, что же это за исчезновение на берегах вечной реки… Никто ничего толком не знал, уже потом, когда я оказался в Багдаде, в жилдоме мне показали квартиру, где жил погибший сотрудник, на первом этаже. Там с тех пор никто не желал селиться, и использовали ее исключительно в общественных целях, то как красный уголок, то как столовую впоследствии. Моя квартира оказалась аккурат над этой злополучной квартирой.
Этот исторический факт с исчезновением и гибелью вполне себе мирного внешторговского инженера не мог вызвать уж очень положительных эмоций. По разным версиям, он то ли ушел купаться пьяным (что я бы сразу отверг, ибо до какой же степени надо допиться, чтобы в илистом, кишащем бактериями Тигре, да на ночь глядя… нет, не верю), то ли был случайно (или не случайно?) убит ужасными саддамовскими мухаббаратчиками. «Мухаббарат» – это краткое название спецслужбы режима, контрразведки по сути, intelligence service в прямом переводе с арабского. Агенты службы, действительно, во множестве проникали во все слои иракского общества, контролировали все и вся, и вполне вероятно, могли по какой-то необходимости или по стечению неудачных для предшественника обстоятельств, оказаться не в нужном месте и не в нужное время… Домыслы, домыслы… Скорее всего, это было именно стечение обстоятельств, хотя почерк мухаббаратчиков прослеживался абсолютно точно – люди пропадали и во время моего пребывания, то вдруг в пустыне обнаружат пустую машину специалистов-контрактников, то на абсолютно свободном утреннем шоссе вдруг произойдет лобовое столкновение, этот случай я помню очень хорошо.
Представитель одного новостного агенства, с которым я буквально за неделю до этого был в гостях у своего однокурсника Саши Левченко, трагически погиб именно в такой инсценировке, а по-другому и не опишешь ситуацию, в которой его нашли. В четыре часа утра на пустынной дороге в десятках километров от Багдада «произошло лобовое столкновение» его автомобиля с мощным грузовиком. Объяснить, откуда там в это время взялся грузовик, никто не удосужился. Да и что там делал корреспондент – тоже. За несколько месяцев до трагедии он, воодушевленный ветром «перестройки и гласности», напечатал какую-то уж очень откровенную статью про Саддама и его режим в набирающей популярность свободной советской прессе, по-моему, в «Московских новостях», могу ошибаться, впрочем. Мы тогда еще, читая ее, с недоверием переглядывались, «смо-о-отри, дескать, смелый какой…» Ну и опять никаких точных фактов, никакой информации… Домыслы, домыслы…
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента