Страница:
Но нет, нет и нет – ничего ему не помогало.
Он еще и усугубил свою ошибку тем, что лично разослал чуть ли не 8 тысяч копий своей речи, отпечатанных за счет конгресса. Послания эти шли по всевозможным адресам в штате Иллинойс, как живые свидетельства того, что представитель народа, мистер Авраам Линкольн, имеет свое мнение по важному вопросу. По идее, это должно было способствовать дальнейшим политическим успехам этого представителя, но сработало в обратную сторону.
Линкольна, правда, похвалила газета «Бостон Геральд», зато «Норфолк Джорнэл» сообщила своим читателям, что от речи достопочтенного джентльмена, мистера Авраама Линкольна, редакцию буквально тошнит.
Что сказать? Все это было трудно назвать успехом. Будь Линкольн кандидатом на выборах в конгресс в 1848 году, его непременно бы прокатили. Ну, он своей кандидатуры не выставлял, следуя соглашению о ротации кандидатов партии вигов в его 7-м избирательном округе. Вместо него баллотировался его бывший партнер по юридической практике, Логан. Выборы он проиграл. Газета «Иллинойс Стэйт Реджистер» обвинила в этом Линкольна. Что было и вовсе плохо, так это результат президентских выборов. По правилам, каждый штат имеет право на такое число «выборщиков», которое составляет сумма числа его конгрессменов плюс голоса его сенаторов. Ну, сенаторов от каждого штата всегда двое, а вот количество конгрессменов варьируется в зависимости от количества жителей штата.
Опять-таки, по установленным правилам, «…победитель получает все…». То есть, теоретически, выигрыш выборов с перевесом в один голос в штате с населением в несколько миллионов отдает победителю все голоса всех выборщиков этого штата. Все усилия Авраама Линкольна во время его пребывания в Вашингтоне были направлены на то, чтобы на президентских выборах 1848 года победил кандидат от вигов, генерал Захария Тэйлор.
Победу в Иллинойсе одержал его противник, демократ.
Поскольку президентские выборы в США принесли победу генералу Захарии Тэйлору, кандидату вигов, то предполагалось, что он охотно поможет видным деятелям этой партии в смысле патронажа. Или даже и не столь видным – в Вашингтон поступали прошения о назначении на пост почтмейстера Спрингфилда на том основании, что заявитель уже давно принадлежит к последователям сенатора Клея и, следовательно, является вигом в душе.
Линкольн, по-видимому, не хотел ходатайствовать за себя и полагал, что пост главы земельной комиссии не стоит борьбы с коллегами-вигами, которые тоже могут претендовать на это место. Однако по ходу дела выяснилось, что важные члены партии в силу тех или иных обстоятельств не претендуют на это место и его планируют передать некоему мистеру Баттерфилду, крупному юристу из Чикаго. Линкольн буквально взбеленился. Он был знаком с Баттерфилдом, неплохо к нему относился, но совершенно искренне полагал, что в Иллинойсе есть еще шесть-семь дюжин людей с ничуть не меньшими заслугами перед партией вигов. А между тем Баттерфилд получил поддержку самого сенатора Генри Клея, в то время как про Авраама Линкольна, бесстрашно бросившегося в бой за дело вигов, совершенно забыли.
Баттерфилд не двинул и пальцем для того, чтобы помочь избирательной кампании Тэйлора, – разве не очевидно, что назначение такого человека нанесет ущерб партии и будет большой политической ошибкой со стороны президента? И Линкольн кинулся писать письма всем людям в Вашингтоне, кто только мог, по его мнению, помочь его собственному назначению. Поскольку все надо было делать очень быстро, он даже прибег к помощи жены – некоторые письма написала она, а он их только подписал. И он действительно умудрился задержать назначение Баттерфилда на целых три недели. Это дало ему возможность лично съездить в Вашингтон для поддержки своего ходатайства.
К сожалению, Баттерфилд сделал то же самое.
В принципе стандартной практикой назначений был обычай, по которому каждый член кабинета сам подбирал себе сотрудников. Земельными делами в правительстве президента Тэйлора ведал министр по фамилии Эвинг. Он с самого начала склонялся к кандидатуре Баттерфилда, но на всякий случай запросил мнение вигов Иллинойса. Ну, многие ему написали все, что думали, – и он решил вопрос. Мистер Авраам Линкольн сильно поспособствовал тому, что Захария Тэйлор проиграл выборы в штате Иллинойс и благодарности президента не заслуживал. Линкольну отказали. Это была неудача, может быть, еще и похуже фиаско в Вашингтоне. Там в интересах партии он сделал нечто, его не одобрили его избиратели, и это стоило ему дорого. А сейчас люди, для которых он так старался, отказали ему в прошении и предпочли человека, который политически был никем. Линкольн чувствовал себя оскорбленным.
С политикой для него было покончено.
Один из трех лучших юристов Иллинойса
Со времени его неудачи в Вашингтоне прошло уже около 10 лет. Все время с 1849 года и по 1854-й он посвятил только одному – занятию своей профессией. Партнерство с Билли Херндоном продолжалось, и Билли по-прежнему оставался младшим партнером, хотя заработок их юридической фирмы они теперь делили пополам. Обязанности тоже делились примерно пополам – Билли проводил все предварительные разыскания и по большей части оставался в Спрингфилде, в офисе фирмы. Выступления в суде и всевозможные разъезды доставались на долю его старшего партнера, Авраама Линкольна, и обе стороны были довольны своим сотрудничеством. Компания «Линкольн и Херндон» бралась за многие дела, запрашивала недорого, часто выигрывала, и у нее не было отбоя от клиентов.
Известность фирме приносила и репутация ее старшего партнера, Авраама Линкольна. Было известно, что однажды, получив от клиента чек в 25 долларов, он вернул ему 10 со словами: «Это слишком много». Такие слова от юристов люди слышали не часто. Tак что, вполне возможно, фирма потеряла 10 долларов в гонораре, но выиграла куда больше с точки зрения рекламы. Случай с частично возвращенным гонораром стал широко известным.
Куда менее известным был тот факт, что Авраам Линкольн, находя свои умственные способности недостаточными и полагая, что их можно укрепить упражнениями, прочел математические труды Евклида и не успокоился, пока в них не разобрался. Репутация фирмы росла, и примерно с середины 1850-х Линкольн и его партнер все чаще работали уже не с частными лицами, а с корпорациями. Это было намного выгоднее, а заботы о гонораре были важны, потому что никаких других источников дохода у Линкольна не было. Как правило, он занимался делами, связанными с собственностью, и по уголовным делам в суде не выступал. Однако за дело Уильяма Армстронга он все-таки взялся и при этом отказался от всякого вознаграждения. Собственно, с клиента нечего было и взять – он был из бедной семьи. Но за него попросила его мать – Авраам Линкольн знал ее покойного мужа еще со времен Нью-Сэйлема, они даже дружили в ту пору. Он посмотрел материалы дела – и взялся за защиту. Обстоятельства, надо сказать, не благоприятствовали его клиенту. Он безусловно участвовал в пьяной драке, которая кончилась убийством.
Обвинялись двое – некто Норрис, который ударил убитого поленом по голове, и Уильям Армстронг, который якобы использовал какую-то железку. Считалось, что смертельный удар нанес покойному именно Уильям Армстронг. Имелся свидетель обвинения, который это видел. Свидетелей защиты не нашлось.
Делу предстояло разбирательство в суде.
Далее обвинение вызвало своего свидетеля. Тот во всех подробностях описал то, что он видел – и как завязалась драка, и как она шла, и кто ударил кого, в каком порядке, и чем. Он видел, сказал свидетель, как обвиняемый ударил жертву чем-то острым прямо в глаз, и на этом все и кончилось. Обвинение прекратило допрос свидетеля, и теперь, согласно правилам перекрестного опроса свидетелей, настала очередь защиты.
Мистер Авраам Линкольн был вежлив и предупредителен. Он задал свидетелю только один вопрос, который мог поставить его показания под сомнение: каким образом очевидцу удалось разглядеть все происходящее в таких подробностях, если драка происходила ночью и смотрел он на нее с изрядного расстояния?
Свидетель поспешил развеять сомнения защиты. Он сказал, что в ту памятную ему ночь ярко светила луна и что ему было видно все как на ладони. Адвокат подсудимого выразил свое полное удовлетворение таким ответом и начал задавать другие вопросы. Все они относились к подробностям драки, уже описанным свидетелем, так что тот отвечал на них охотно и подробно. Линкольн слушал свидетеля, не перебивая его ни на минуту. Каждый раз, когда показания по определенному пункту заканчивались, он спрашивал свидетеля – видел ли он все это сам? «Это было ночью, но луна светила ярко?» – спрашивал Линкольн. Каждый раз он получал полное подтверждение – да, свидетель все видел собственными глазами. «Но ведь убийство произошло еще в 1857 году, а сейчас уже 1858-й. Не изменяет ли свидетелю память?» – спрашивал адвокат. «Нет, не изменяет», – отвечал свидетель, он все помнит совершенно отчетливо. «Можетe ли вы в этом поклясться?» – спрашивал адвокат.
«Да, конечно, – отвечал ему свидетель. – И да поможет мне Бог!»
Судебное слушание, разумеется, шло по правилам, установленным для суда присяжных, и допрос свидетеля продолжался достаточное время для того, чтобы в умах членов жюри сложилось полное впечатление того, что свидетель уверен в своих словах настолько, насколько может быть уверен в этом только очевидец, который и описывает суду случившееся так, как он его видел собственными глазами.
После этого мистер Авраам Линкольн полез в карман своего длиннополого сюртука, долго там рылся и наконец вытащил оттуда довольно потрепанную книгу. Это был местный альманах выпуска 1857 года, содержавший в себе массу сведений, полезных для фермеров. В частности, там содержались сведения о фазах луны за весь год, и согласно альманаху в то время, когда убийство произошло, луна не светила совсем. Хохот, разразившийся в зале, трудно даже описать. Судья напрасно стучал своим молотком, призывая к восстановлению порядка, – жюри присяжных хохотало вместе с залом, да и самому судье приходилось сильно напрягаться, чтобы сохранить серьезность, – у него самого от смеха текли слезы по щекам. Судебное заседание, собственно, можно было закрывать прямо сразу.
Согласно правилам сомнение толковалось в пользу обвиняемого, а вину следовало доказать так, чтобы не было «reasonable doubt» – «разумного сомнения».
Уильям Армстронг был оправдан и освобожден из-под стражи прямо в зале суда.
В 1851 году к услугам Линкольна прибегла компания, проложившая железную дорогу через графство Сангамон, которая включила центр Иллинойса в общую сеть железнодорожного сообщения от Бостона и до Миссисипи. Суть дела состояла в том, что один из крупных акционеров дороги, некто Джэймс Баррет, отказался выплатить те деньги, что он обещал внести, на том основании, что правление железной дороги изменило ее трассу вопреки его возражениям.
Баррет владел четырьмя с лишним тысячами акров в местах, через которые по первоначальным планам должна была пройти дорога, и он надеялся, что тогда ценность его земли сильно возрастет. Но поскольку трассу из соображений стоимости прокладки дороги сместили в сторону, он остался ни с чем и в связи с этим платить за купленные им акции железной дороги не пожелал.
Дело было действительно важным.
Как сказал Линкольн в своем общем обращении к суду: «…если мистер Баррет будет признан правым, то решение суда в его пользу установит прецедент, согласно которому акционеры будут в состоянии нарушать подписанный ими ранее контракт по покупке акций…»
Верховный суд штата Иллинойс принял аргументы Авраама Линкольна и решил, что акционеры не должны нарушать взятые на себя обязательства. Они, разумеется, вправе продать свои акции, но не вправе отказываться платить за уже купленное.
Этот успех привел к тому, что к Линкольну обратились уже из правления могущественной Иллинойсской Центральной железной дороги. У них возникла проблема, связанная с налогами. Для поощрения строительства дорог, оживлявших коммерцию, штат даровал Иллинойсской Центральной железной дороге осовобождение от всех налогов, кроме ежегодного платежа за лицензию («чартер»). Но графство Маклин оспорило это решение и в пределах границ графства обложило дорогу налогом на недвижимость.
Дело слушалось в Верховном суде штата в 1854 году. Графство Маклин представляли бывшие партнеры Линкольна по юридической практике, Логан и Стюарт, так что у него были сильные оппоненты. Спор затянулся и был окончательно разрешен только в 1856 году. Победил Линкольн, доказавший, что штат имеет право освобождать земельную собственность от местных налогов, даже если отдельные графства с этим несогласны, ибо закон штата стоит выше местных установлений. В подтверждение этого правила были привлечены примеры из юридической практики штатов Нью-Джерси, Мэриленда, Алабамы, Индианы, Миссисипи и Южной Каролины – и суд не стал дальше спорить. Дело было успешно решено, оставалось только уладить вопросы гонорара. По установившемуся обычаю, юрист имел право требовать гонорар, увязанный со «стоимостью вопроса…», и Линкольн запросил две тысячи долларов. Ему отказали.
Управление железной дороги сообщило своему юристу, что он требует ставку, не соответствующую его статусу, и попросило пересмотреть счет. Он так и сделал и представил новый счет, в котором требовал уже не две, а пять тысяч долларов. А когда ему отказали еще раз, обратился в суд. Дело слушалось в суде того самого графства Маклин, с которым управление железной дороги уже судилось, как раз пользуясь советами Авраама Линкольна. Суд рассмотрел иск Линкольна, в котором, во-первых, было документально доказано, что его услуги сберегли Иллинойсской Центральной железной дороге примерно полмиллиона долларов, во-вторых, что подобные же иски других графств штата Иллинойс разорили бы дорогу полностью.
Суд решил дело в пользу Линкольна – и управление дороги не стало это решение оспаривать в следующей инстанции. Было решено, что услуги мистера Линкольна стоят столько, сколько он за них запросил, ибо он, бесспорно, один из трех лучших юристов штата Иллинойс. И коли так, то правление будет обращаться к нему и дальше. А возникший спор, ну что же, это «strictly business, nothing personal» – «просто бизнес, ничего личного». Иллинойсская Центральная железная дорога в конце концов занимается бизнесом.
Она готова платить за высокую квалификацию.
Стивен Дуглас как государственный деятель
Сразу после войны с Мексикой возник острейший вопрос – как организовать захваченные новые территории? Ключевым моментом тут был вопрос о том, можно ли вводить рабство в новых штатах, которые будут там образованы?
Южные штаты были категорически «за», северные штаты были категорически «против», поселенцы в Калифорнии требовали немедленного предоставления им статуса штата, при этом рабство в Калифорнии было запрещено по все еще остающемуся в силе законодательству Мексики – и получалось, что Калифорния станет новым штатом, свободным от рабства. В общем, страсти разгорелись нешуточные.
В 1847 году голосующая сила Севера в палате представителей уже сильно превышала силу Юга. Число представителей штата в нижней палате конгресса зависело от численности населения штата. Так вот, на Севере и населения было намного больше, и в зачет шли все жители штата. А на Юге полный голос имели только белые, а рабы учитывались довольно своеобразно – их владельцы получали как бы «кредит» в 2/3 голоса за каждого раба, которого они имели, и суммарное число добавлялось к населению избирательных округов. Ясно, что в этом случае южане получали в конгрессе больше голосов, чем им было бы положено по числу реально голосующих, но меньше, чем им было бы положено, если бы негров считали людьми, а не абстрактными 2/3 человека.
Таким образом, все политическое влияние Юга в спорах с Севером держалось только на том факте, что в том же 1847 году в союз входило 15 рабовладельческих штатов и всего 14 штатов, свободных от рабовладения. В сенате у Юга было большинство, и всякую попытку увеличить число «свободных штатов» там воспринимали как «агрессию Севера с целью подавить иcконные свободы…». Влиятельные сенаторы Юга заговорили об отделении от Союза, попирающего их права.
Новый президент, генерал Захария Тэйлор, избранный на место президента Полка, сухо сообщил, что в этом случае он «повесит мятежников, в точности так, как он вешал дезертиров…». И добавил, что мера эта будет применена и к сенаторам. Ему, надо сказать, поверили.
В ходе недавно закончившейся войны с Мексикой из армии США дезертировало и перешло на сторону врага столько ирландцев-католиков, что мексиканцы сформировали из них отдельный батальон. Так вот, генерал Тэйлор в случае, если они попадали в плен к американцам, без всяких разговоров их вешал. В общем, неизвестно, до чего дошло бы дело, если бы не два дополнительных обстоятельства. Во-первых, президент США Захария Тэйлор, грозивший мятежным сенаторам виселицей, внезапно умер. Bо-вторых, глава партии вигов Генри Клей нашел выход. Он предложил некий компромисс.
На будущее было решено, что рабство запрещалось только севернее 36˚30˝ с. ш. и западнее р. Миссисипи. Было решено в дальнейшем принимать в Союз по два штата, из которых один должен быть свободным, а другой – рабовладельческим.
Поскольку с Калифорнией получалась накладка, сенатор Клей предложил политический компромисс: Калифорния все-таки допускалась в Союз в качестве свободного штата, закон новых штатов, Юта и Нью-Мексико[1], предоставлял решение этого вопроса населению, но Югу была сделана важная уступка. В «миссурийском компромиссе» был так называемый раздел номер восемь, который гласил следующее:
«…Настоящим устанавливается, что на территории, уступленной Францией Соединенным Штатам под названием Луизиана, которая находится к северу от тридцать шестого градуса тридцати минут северной широты и не включена в пределы штата, рассмотренного этим актом, навсегда запрещаются рабство и подневольный труд, кроме случаев наказания за преступление, о чем заинтересованные стороны должным образом оповещаются. Определено, что всегда, когда на данную территорию проникает человек, избегающий законно признаваемых в любом штате и территории Соединенных Штатов подневольного труда или службы, этот человек должен быть законным образом задержан и передан человеку, требующему от него вышеупомянутой работы или службы…».
Так вот, согласно соглашению, предложенному Генри Клеем, новые территории севернее установленной черты оставались свободными, но зато подтвeрждалось, что бежавших на эти территории рабов полагалось выдавать обратно. Южане долго настаивали на том, чтобы беглецов, достигших Севера, возвращали на Юг. Это вызывало острейшие разногласия: северяне полагали, что рабство на Юге есть неискоренимое зло, и, за редкими исключениями, особо с ним не боролись, но выдавать уже достигших их границ беглецов не хотели. Дело доходило до вооруженных конфликтов с охотниками за беглыми рабами, и тогда приходилось вмешиваться федеральной власти. В общем, Юг оценил уступку положительнo.
Hо, тем не менее, «компромисс 1850-го» все никак не мог пройти через сенат, достаточного большинства никак не набиралось. И тогда Стивен Дуглас, совсем молодой сенатор первого срока, предложил замечательное решение – он поделил проект законодательства, предложенный Генри Клеем, на несколько частей. Люди, которые всей душой поддерживали статус штата для Калифорнии, ни за что не проголосовали бы за возвращение беглых рабов их владельцам – и наоборот, конечно. И оказалось, что по каждoй из этих отдельных частей все-таки можно собрать большинство – только каждый раз оно собиралось из разных элементов электората.
Это искусство Стивенa Дугласa оказалось высоко оценено.
Oн легко выиграл новые выборы в сенат, и даже стал председателем комитета сената по устройству новых территорий, тo ecть лицом влиятельнейшим. И вот однажды Дугласy пришла в голову хорошая идея.
В eгo родном штате, Иллинойсe, железнодорожные компании очень интересовались проведением линий от Чикаго в направлении к Калифорнии. Потенциальная трасса лежала через территорию Небраски и Канзаса. Hо решить вопросы с отведением под нее земли могло решить только федеральное правительство, потому что штатов на этой территории еще не было. Для поддержки проекта Стивену Дугласу было необходимо получить голоса южных сенаторов – иначе дело не выходило. За помощь они запросили высокую цену, и Дуглас пообещал им попробовать ее уплатить.
Он инициировал в сенате так называемый «Акт Канзас – Небраска».
Да, дело обстояло именно так.
Канзас и Небраска приравнивались к Нью-Мексико и Юте – рабовладение делалось там в принципе возможным, все зависело от «выбора населения…». Это и была та цена, которую требовали от Дугласа его партнеры, влиятельные сенаторы Юга, и он согласился ее уплатить, прекрасно понимая, что это вызовет бурю. Какими мотивами руководствовался Стивен Дуглас, мы, конечно, знать не можем, а можем только гадать. В принципе можно предположить общественный интерес: железнодорожная связь бурно развивающегося Чикаго с не менее бурно развивающимся Сан-Франциско должна была сильно оживить коммерцию в обоих регионах. Иллинойсская Центральная железная дорога должна была крупно на этом заработать, а сенатор Дуглас к этому времени был уже весьма состоятельным человеком, и в числе его прочих деловых интересов был и немалый пай как раз в этой компании.
Он еще и усугубил свою ошибку тем, что лично разослал чуть ли не 8 тысяч копий своей речи, отпечатанных за счет конгресса. Послания эти шли по всевозможным адресам в штате Иллинойс, как живые свидетельства того, что представитель народа, мистер Авраам Линкольн, имеет свое мнение по важному вопросу. По идее, это должно было способствовать дальнейшим политическим успехам этого представителя, но сработало в обратную сторону.
Линкольна, правда, похвалила газета «Бостон Геральд», зато «Норфолк Джорнэл» сообщила своим читателям, что от речи достопочтенного джентльмена, мистера Авраама Линкольна, редакцию буквально тошнит.
Что сказать? Все это было трудно назвать успехом. Будь Линкольн кандидатом на выборах в конгресс в 1848 году, его непременно бы прокатили. Ну, он своей кандидатуры не выставлял, следуя соглашению о ротации кандидатов партии вигов в его 7-м избирательном округе. Вместо него баллотировался его бывший партнер по юридической практике, Логан. Выборы он проиграл. Газета «Иллинойс Стэйт Реджистер» обвинила в этом Линкольна. Что было и вовсе плохо, так это результат президентских выборов. По правилам, каждый штат имеет право на такое число «выборщиков», которое составляет сумма числа его конгрессменов плюс голоса его сенаторов. Ну, сенаторов от каждого штата всегда двое, а вот количество конгрессменов варьируется в зависимости от количества жителей штата.
Опять-таки, по установленным правилам, «…победитель получает все…». То есть, теоретически, выигрыш выборов с перевесом в один голос в штате с населением в несколько миллионов отдает победителю все голоса всех выборщиков этого штата. Все усилия Авраама Линкольна во время его пребывания в Вашингтоне были направлены на то, чтобы на президентских выборах 1848 года победил кандидат от вигов, генерал Захария Тэйлор.
Победу в Иллинойсе одержал его противник, демократ.
IV
Авраам Линкольн был человеком с желанием выдвинуться – другие в политику не приходят. Надо полагать, он жестоко ощущал свою неудачу в Вашингтоне и, по-видимому, испытывал искушение несколько отойти в сторону. Во всяком случае, он поначалу не стал хлопотать для того, чтобы получить пост главы комиссии по общественным землям в Иллинойсе; это была должность, на которую назначало федеральное правительство, и она неплохо оплачивалась, ее обладателю полагалось 3000 долларов в год плюс немалое влияние на то, как, кому и по какой цене учaстки этих земель могут быть проданы.Поскольку президентские выборы в США принесли победу генералу Захарии Тэйлору, кандидату вигов, то предполагалось, что он охотно поможет видным деятелям этой партии в смысле патронажа. Или даже и не столь видным – в Вашингтон поступали прошения о назначении на пост почтмейстера Спрингфилда на том основании, что заявитель уже давно принадлежит к последователям сенатора Клея и, следовательно, является вигом в душе.
Линкольн, по-видимому, не хотел ходатайствовать за себя и полагал, что пост главы земельной комиссии не стоит борьбы с коллегами-вигами, которые тоже могут претендовать на это место. Однако по ходу дела выяснилось, что важные члены партии в силу тех или иных обстоятельств не претендуют на это место и его планируют передать некоему мистеру Баттерфилду, крупному юристу из Чикаго. Линкольн буквально взбеленился. Он был знаком с Баттерфилдом, неплохо к нему относился, но совершенно искренне полагал, что в Иллинойсе есть еще шесть-семь дюжин людей с ничуть не меньшими заслугами перед партией вигов. А между тем Баттерфилд получил поддержку самого сенатора Генри Клея, в то время как про Авраама Линкольна, бесстрашно бросившегося в бой за дело вигов, совершенно забыли.
Баттерфилд не двинул и пальцем для того, чтобы помочь избирательной кампании Тэйлора, – разве не очевидно, что назначение такого человека нанесет ущерб партии и будет большой политической ошибкой со стороны президента? И Линкольн кинулся писать письма всем людям в Вашингтоне, кто только мог, по его мнению, помочь его собственному назначению. Поскольку все надо было делать очень быстро, он даже прибег к помощи жены – некоторые письма написала она, а он их только подписал. И он действительно умудрился задержать назначение Баттерфилда на целых три недели. Это дало ему возможность лично съездить в Вашингтон для поддержки своего ходатайства.
К сожалению, Баттерфилд сделал то же самое.
В принципе стандартной практикой назначений был обычай, по которому каждый член кабинета сам подбирал себе сотрудников. Земельными делами в правительстве президента Тэйлора ведал министр по фамилии Эвинг. Он с самого начала склонялся к кандидатуре Баттерфилда, но на всякий случай запросил мнение вигов Иллинойса. Ну, многие ему написали все, что думали, – и он решил вопрос. Мистер Авраам Линкольн сильно поспособствовал тому, что Захария Тэйлор проиграл выборы в штате Иллинойс и благодарности президента не заслуживал. Линкольну отказали. Это была неудача, может быть, еще и похуже фиаско в Вашингтоне. Там в интересах партии он сделал нечто, его не одобрили его избиратели, и это стоило ему дорого. А сейчас люди, для которых он так старался, отказали ему в прошении и предпочли человека, который политически был никем. Линкольн чувствовал себя оскорбленным.
С политикой для него было покончено.
Один из трех лучших юристов Иллинойса
I
Уголовное дело об убийстве, которое слушалось в окружном суде графства Сагамон в 1858 году, вызвало огромный интерес публики. Интерес был, конечно же, не в самом деле – мало ли поножовщины случалось в штате Иллинойс, – а в том, что обвиняемого, некоего Уильяма Даффа Армстронга, защищал один из трех лучших юристов штата, мистер Авраам Линкольн.Со времени его неудачи в Вашингтоне прошло уже около 10 лет. Все время с 1849 года и по 1854-й он посвятил только одному – занятию своей профессией. Партнерство с Билли Херндоном продолжалось, и Билли по-прежнему оставался младшим партнером, хотя заработок их юридической фирмы они теперь делили пополам. Обязанности тоже делились примерно пополам – Билли проводил все предварительные разыскания и по большей части оставался в Спрингфилде, в офисе фирмы. Выступления в суде и всевозможные разъезды доставались на долю его старшего партнера, Авраама Линкольна, и обе стороны были довольны своим сотрудничеством. Компания «Линкольн и Херндон» бралась за многие дела, запрашивала недорого, часто выигрывала, и у нее не было отбоя от клиентов.
Известность фирме приносила и репутация ее старшего партнера, Авраама Линкольна. Было известно, что однажды, получив от клиента чек в 25 долларов, он вернул ему 10 со словами: «Это слишком много». Такие слова от юристов люди слышали не часто. Tак что, вполне возможно, фирма потеряла 10 долларов в гонораре, но выиграла куда больше с точки зрения рекламы. Случай с частично возвращенным гонораром стал широко известным.
Куда менее известным был тот факт, что Авраам Линкольн, находя свои умственные способности недостаточными и полагая, что их можно укрепить упражнениями, прочел математические труды Евклида и не успокоился, пока в них не разобрался. Репутация фирмы росла, и примерно с середины 1850-х Линкольн и его партнер все чаще работали уже не с частными лицами, а с корпорациями. Это было намного выгоднее, а заботы о гонораре были важны, потому что никаких других источников дохода у Линкольна не было. Как правило, он занимался делами, связанными с собственностью, и по уголовным делам в суде не выступал. Однако за дело Уильяма Армстронга он все-таки взялся и при этом отказался от всякого вознаграждения. Собственно, с клиента нечего было и взять – он был из бедной семьи. Но за него попросила его мать – Авраам Линкольн знал ее покойного мужа еще со времен Нью-Сэйлема, они даже дружили в ту пору. Он посмотрел материалы дела – и взялся за защиту. Обстоятельства, надо сказать, не благоприятствовали его клиенту. Он безусловно участвовал в пьяной драке, которая кончилась убийством.
Обвинялись двое – некто Норрис, который ударил убитого поленом по голове, и Уильям Армстронг, который якобы использовал какую-то железку. Считалось, что смертельный удар нанес покойному именно Уильям Армстронг. Имелся свидетель обвинения, который это видел. Свидетелей защиты не нашлось.
Делу предстояло разбирательство в суде.
II
Адвокат Уильяма Армстронга, несмотря на свою громкую репутацию, вел себя скромно. На взволнованную речь обвинения ответил сдержанно, сказав только, что полностью согласен с высокими принципами общественного блага и поддержания порядка, на которые ссылается его оппонент. И сожалеет о поведении своего подзащитного, который, вне всяких сомнений, действительно участвовал в пьяной драке. Сожалеет об этом и сам подзащитный, однако виновным в убийстве себя не признает.Далее обвинение вызвало своего свидетеля. Тот во всех подробностях описал то, что он видел – и как завязалась драка, и как она шла, и кто ударил кого, в каком порядке, и чем. Он видел, сказал свидетель, как обвиняемый ударил жертву чем-то острым прямо в глаз, и на этом все и кончилось. Обвинение прекратило допрос свидетеля, и теперь, согласно правилам перекрестного опроса свидетелей, настала очередь защиты.
Мистер Авраам Линкольн был вежлив и предупредителен. Он задал свидетелю только один вопрос, который мог поставить его показания под сомнение: каким образом очевидцу удалось разглядеть все происходящее в таких подробностях, если драка происходила ночью и смотрел он на нее с изрядного расстояния?
Свидетель поспешил развеять сомнения защиты. Он сказал, что в ту памятную ему ночь ярко светила луна и что ему было видно все как на ладони. Адвокат подсудимого выразил свое полное удовлетворение таким ответом и начал задавать другие вопросы. Все они относились к подробностям драки, уже описанным свидетелем, так что тот отвечал на них охотно и подробно. Линкольн слушал свидетеля, не перебивая его ни на минуту. Каждый раз, когда показания по определенному пункту заканчивались, он спрашивал свидетеля – видел ли он все это сам? «Это было ночью, но луна светила ярко?» – спрашивал Линкольн. Каждый раз он получал полное подтверждение – да, свидетель все видел собственными глазами. «Но ведь убийство произошло еще в 1857 году, а сейчас уже 1858-й. Не изменяет ли свидетелю память?» – спрашивал адвокат. «Нет, не изменяет», – отвечал свидетель, он все помнит совершенно отчетливо. «Можетe ли вы в этом поклясться?» – спрашивал адвокат.
«Да, конечно, – отвечал ему свидетель. – И да поможет мне Бог!»
Судебное слушание, разумеется, шло по правилам, установленным для суда присяжных, и допрос свидетеля продолжался достаточное время для того, чтобы в умах членов жюри сложилось полное впечатление того, что свидетель уверен в своих словах настолько, насколько может быть уверен в этом только очевидец, который и описывает суду случившееся так, как он его видел собственными глазами.
После этого мистер Авраам Линкольн полез в карман своего длиннополого сюртука, долго там рылся и наконец вытащил оттуда довольно потрепанную книгу. Это был местный альманах выпуска 1857 года, содержавший в себе массу сведений, полезных для фермеров. В частности, там содержались сведения о фазах луны за весь год, и согласно альманаху в то время, когда убийство произошло, луна не светила совсем. Хохот, разразившийся в зале, трудно даже описать. Судья напрасно стучал своим молотком, призывая к восстановлению порядка, – жюри присяжных хохотало вместе с залом, да и самому судье приходилось сильно напрягаться, чтобы сохранить серьезность, – у него самого от смеха текли слезы по щекам. Судебное заседание, собственно, можно было закрывать прямо сразу.
Согласно правилам сомнение толковалось в пользу обвиняемого, а вину следовало доказать так, чтобы не было «reasonable doubt» – «разумного сомнения».
Уильям Армстронг был оправдан и освобожден из-под стражи прямо в зале суда.
III
Понятно, что не все дела юридической компании Линкольна выигрывались в таком ярком театральном стиле, как то, что было описано выше. Случалось, что они и вовсе не выигрывались, – но, тем не менее, выигрывались достаточно часто для того, чтобы к нему обращались все более и более платежеспособные клиенты. Вот их-то дела и создавали фирме репутацию – на карту, как правило, ставились существенные интересы и очень существенные деньги.В 1851 году к услугам Линкольна прибегла компания, проложившая железную дорогу через графство Сангамон, которая включила центр Иллинойса в общую сеть железнодорожного сообщения от Бостона и до Миссисипи. Суть дела состояла в том, что один из крупных акционеров дороги, некто Джэймс Баррет, отказался выплатить те деньги, что он обещал внести, на том основании, что правление железной дороги изменило ее трассу вопреки его возражениям.
Баррет владел четырьмя с лишним тысячами акров в местах, через которые по первоначальным планам должна была пройти дорога, и он надеялся, что тогда ценность его земли сильно возрастет. Но поскольку трассу из соображений стоимости прокладки дороги сместили в сторону, он остался ни с чем и в связи с этим платить за купленные им акции железной дороги не пожелал.
Дело было действительно важным.
Как сказал Линкольн в своем общем обращении к суду: «…если мистер Баррет будет признан правым, то решение суда в его пользу установит прецедент, согласно которому акционеры будут в состоянии нарушать подписанный ими ранее контракт по покупке акций…»
Верховный суд штата Иллинойс принял аргументы Авраама Линкольна и решил, что акционеры не должны нарушать взятые на себя обязательства. Они, разумеется, вправе продать свои акции, но не вправе отказываться платить за уже купленное.
Этот успех привел к тому, что к Линкольну обратились уже из правления могущественной Иллинойсской Центральной железной дороги. У них возникла проблема, связанная с налогами. Для поощрения строительства дорог, оживлявших коммерцию, штат даровал Иллинойсской Центральной железной дороге осовобождение от всех налогов, кроме ежегодного платежа за лицензию («чартер»). Но графство Маклин оспорило это решение и в пределах границ графства обложило дорогу налогом на недвижимость.
Дело слушалось в Верховном суде штата в 1854 году. Графство Маклин представляли бывшие партнеры Линкольна по юридической практике, Логан и Стюарт, так что у него были сильные оппоненты. Спор затянулся и был окончательно разрешен только в 1856 году. Победил Линкольн, доказавший, что штат имеет право освобождать земельную собственность от местных налогов, даже если отдельные графства с этим несогласны, ибо закон штата стоит выше местных установлений. В подтверждение этого правила были привлечены примеры из юридической практики штатов Нью-Джерси, Мэриленда, Алабамы, Индианы, Миссисипи и Южной Каролины – и суд не стал дальше спорить. Дело было успешно решено, оставалось только уладить вопросы гонорара. По установившемуся обычаю, юрист имел право требовать гонорар, увязанный со «стоимостью вопроса…», и Линкольн запросил две тысячи долларов. Ему отказали.
Управление железной дороги сообщило своему юристу, что он требует ставку, не соответствующую его статусу, и попросило пересмотреть счет. Он так и сделал и представил новый счет, в котором требовал уже не две, а пять тысяч долларов. А когда ему отказали еще раз, обратился в суд. Дело слушалось в суде того самого графства Маклин, с которым управление железной дороги уже судилось, как раз пользуясь советами Авраама Линкольна. Суд рассмотрел иск Линкольна, в котором, во-первых, было документально доказано, что его услуги сберегли Иллинойсской Центральной железной дороге примерно полмиллиона долларов, во-вторых, что подобные же иски других графств штата Иллинойс разорили бы дорогу полностью.
Суд решил дело в пользу Линкольна – и управление дороги не стало это решение оспаривать в следующей инстанции. Было решено, что услуги мистера Линкольна стоят столько, сколько он за них запросил, ибо он, бесспорно, один из трех лучших юристов штата Иллинойс. И коли так, то правление будет обращаться к нему и дальше. А возникший спор, ну что же, это «strictly business, nothing personal» – «просто бизнес, ничего личного». Иллинойсская Центральная железная дорога в конце концов занимается бизнесом.
Она готова платить за высокую квалификацию.
Стивен Дуглас как государственный деятель
I
Стивен Дуглас был, право же, одаренным человеком. Точно так же, как и Линкольн, он попал в Иллинойс со стороны, только что приехал из Вермонта, а не из Индианы, и точно так же, как Линкольн, начинал с низов. Положим, не лесорубом, а учителем, но, тем не менее, собственных средств у него не было никаких, и успехом он был обязан исключительно своим собственным талантам. Точно так же, как и Линкольн, он сочетал юридическую деятельность с политической, только делал это не в пример успешнее. Пиком его карьеры в Иллинойсе был пост государственного секретаря этого штата, а дальше уж его горизонты стали пошире, и он ориентировался на политику в Вашингтоне, а не в Спрингфилде. После двух сроков в палате представителей конгресса в 1846-м он был избран в сенат и сразу же оказался там влиятельным человеком. У него был редкий дар распутывать самые запутанные узлы и находить решения для не решаемых вроде бы вопросов.Сразу после войны с Мексикой возник острейший вопрос – как организовать захваченные новые территории? Ключевым моментом тут был вопрос о том, можно ли вводить рабство в новых штатах, которые будут там образованы?
Южные штаты были категорически «за», северные штаты были категорически «против», поселенцы в Калифорнии требовали немедленного предоставления им статуса штата, при этом рабство в Калифорнии было запрещено по все еще остающемуся в силе законодательству Мексики – и получалось, что Калифорния станет новым штатом, свободным от рабства. В общем, страсти разгорелись нешуточные.
В 1847 году голосующая сила Севера в палате представителей уже сильно превышала силу Юга. Число представителей штата в нижней палате конгресса зависело от численности населения штата. Так вот, на Севере и населения было намного больше, и в зачет шли все жители штата. А на Юге полный голос имели только белые, а рабы учитывались довольно своеобразно – их владельцы получали как бы «кредит» в 2/3 голоса за каждого раба, которого они имели, и суммарное число добавлялось к населению избирательных округов. Ясно, что в этом случае южане получали в конгрессе больше голосов, чем им было бы положено по числу реально голосующих, но меньше, чем им было бы положено, если бы негров считали людьми, а не абстрактными 2/3 человека.
Таким образом, все политическое влияние Юга в спорах с Севером держалось только на том факте, что в том же 1847 году в союз входило 15 рабовладельческих штатов и всего 14 штатов, свободных от рабовладения. В сенате у Юга было большинство, и всякую попытку увеличить число «свободных штатов» там воспринимали как «агрессию Севера с целью подавить иcконные свободы…». Влиятельные сенаторы Юга заговорили об отделении от Союза, попирающего их права.
Новый президент, генерал Захария Тэйлор, избранный на место президента Полка, сухо сообщил, что в этом случае он «повесит мятежников, в точности так, как он вешал дезертиров…». И добавил, что мера эта будет применена и к сенаторам. Ему, надо сказать, поверили.
В ходе недавно закончившейся войны с Мексикой из армии США дезертировало и перешло на сторону врага столько ирландцев-католиков, что мексиканцы сформировали из них отдельный батальон. Так вот, генерал Тэйлор в случае, если они попадали в плен к американцам, без всяких разговоров их вешал. В общем, неизвестно, до чего дошло бы дело, если бы не два дополнительных обстоятельства. Во-первых, президент США Захария Тэйлор, грозивший мятежным сенаторам виселицей, внезапно умер. Bо-вторых, глава партии вигов Генри Клей нашел выход. Он предложил некий компромисс.
II
Проблема, собственно, была не нова, как, впрочем, и ее разрешение. По мере продвижения западной границы возникали новые штаты, и надо было как-то решать вопросы их баланса, чтобы уравновесить интересы и рабовладельческих, и «свободных» штатов. И вот в 1820 году было достигнуто соглашение, которое получило название «миссурийский компромисс» – штат Миссури был принят в Союз как рабовладельческий, а штат Мэн – как свободный.На будущее было решено, что рабство запрещалось только севернее 36˚30˝ с. ш. и западнее р. Миссисипи. Было решено в дальнейшем принимать в Союз по два штата, из которых один должен быть свободным, а другой – рабовладельческим.
Поскольку с Калифорнией получалась накладка, сенатор Клей предложил политический компромисс: Калифорния все-таки допускалась в Союз в качестве свободного штата, закон новых штатов, Юта и Нью-Мексико[1], предоставлял решение этого вопроса населению, но Югу была сделана важная уступка. В «миссурийском компромиссе» был так называемый раздел номер восемь, который гласил следующее:
«…Настоящим устанавливается, что на территории, уступленной Францией Соединенным Штатам под названием Луизиана, которая находится к северу от тридцать шестого градуса тридцати минут северной широты и не включена в пределы штата, рассмотренного этим актом, навсегда запрещаются рабство и подневольный труд, кроме случаев наказания за преступление, о чем заинтересованные стороны должным образом оповещаются. Определено, что всегда, когда на данную территорию проникает человек, избегающий законно признаваемых в любом штате и территории Соединенных Штатов подневольного труда или службы, этот человек должен быть законным образом задержан и передан человеку, требующему от него вышеупомянутой работы или службы…».
Так вот, согласно соглашению, предложенному Генри Клеем, новые территории севернее установленной черты оставались свободными, но зато подтвeрждалось, что бежавших на эти территории рабов полагалось выдавать обратно. Южане долго настаивали на том, чтобы беглецов, достигших Севера, возвращали на Юг. Это вызывало острейшие разногласия: северяне полагали, что рабство на Юге есть неискоренимое зло, и, за редкими исключениями, особо с ним не боролись, но выдавать уже достигших их границ беглецов не хотели. Дело доходило до вооруженных конфликтов с охотниками за беглыми рабами, и тогда приходилось вмешиваться федеральной власти. В общем, Юг оценил уступку положительнo.
Hо, тем не менее, «компромисс 1850-го» все никак не мог пройти через сенат, достаточного большинства никак не набиралось. И тогда Стивен Дуглас, совсем молодой сенатор первого срока, предложил замечательное решение – он поделил проект законодательства, предложенный Генри Клеем, на несколько частей. Люди, которые всей душой поддерживали статус штата для Калифорнии, ни за что не проголосовали бы за возвращение беглых рабов их владельцам – и наоборот, конечно. И оказалось, что по каждoй из этих отдельных частей все-таки можно собрать большинство – только каждый раз оно собиралось из разных элементов электората.
Это искусство Стивенa Дугласa оказалось высоко оценено.
Oн легко выиграл новые выборы в сенат, и даже стал председателем комитета сената по устройству новых территорий, тo ecть лицом влиятельнейшим. И вот однажды Дугласy пришла в голову хорошая идея.
В eгo родном штате, Иллинойсe, железнодорожные компании очень интересовались проведением линий от Чикаго в направлении к Калифорнии. Потенциальная трасса лежала через территорию Небраски и Канзаса. Hо решить вопросы с отведением под нее земли могло решить только федеральное правительство, потому что штатов на этой территории еще не было. Для поддержки проекта Стивену Дугласу было необходимо получить голоса южных сенаторов – иначе дело не выходило. За помощь они запросили высокую цену, и Дуглас пообещал им попробовать ее уплатить.
Он инициировал в сенате так называемый «Акт Канзас – Небраска».
III
Закон Канзас – Небраска (англ. Kansas – Nebraska Act), который был предложен Стивеном Дугласом и в мае 1854 года принят конгрессом, предоставлял населению территорий Канзас и Небраска самостоятельно решить вопрос с узакониванием или запретом рабовладения. Звучало это все невинно – ну, действительно, почему бы населению новых территорий самому не решить, какое политическое устройство подходит ему больше? Но поскольку oбе эти территории лежали севернее разделительной черты, тo получалось, что Акт отменял компромисс 1820 года?Да, дело обстояло именно так.
Канзас и Небраска приравнивались к Нью-Мексико и Юте – рабовладение делалось там в принципе возможным, все зависело от «выбора населения…». Это и была та цена, которую требовали от Дугласа его партнеры, влиятельные сенаторы Юга, и он согласился ее уплатить, прекрасно понимая, что это вызовет бурю. Какими мотивами руководствовался Стивен Дуглас, мы, конечно, знать не можем, а можем только гадать. В принципе можно предположить общественный интерес: железнодорожная связь бурно развивающегося Чикаго с не менее бурно развивающимся Сан-Франциско должна была сильно оживить коммерцию в обоих регионах. Иллинойсская Центральная железная дорога должна была крупно на этом заработать, а сенатор Дуглас к этому времени был уже весьма состоятельным человеком, и в числе его прочих деловых интересов был и немалый пай как раз в этой компании.