Страница:
Он буквально скитался в то время от одного двора к другому, жил на то, что закладывал и продавал драгоценные безделушки из числа тех, что он успел сунуть в дорожную сумку перед своим бегством, и еще тем немногим, чем снабжал его младший брат, кардинал Джованни. Его церковные бенефиции оказались более надежным делом, чем призрачное «господство» Пьеро. И доказательство этому последовало немедленно.
Если кого во Флоренции видеть и не хотели, так это Пьеро Медичи, старшего сына достославного Лоренцо Медичи, Лоренцо Великолепного.
Слишком у многих были причины опасаться его мести…
Савонарола отправился в лагерь французов и произнeс там пламенную речь. Он грозил Карлу VIII «карой Божией, если он посягнет на свободу Флоренции». Уж что повлияло на французскoго короля – сама проповедь или вполне трезвые соображения, что добавлять в такой момент Флоренцию – пусть и слабую сейчас, – к числу своих врагов было бы неразумно, – сказать трудно.
Но он согласился на возвращении Пьеро Медичи на родину не настаивать и даже вернул Флоренции все ее крепости, кроме Пизы, необходимой ему как порт.
Французы ушли.
Но дела Республики не поправились. Ее внешняя политика оказалась скомпрометированной. В то время как все другие крупные итальянские государства – и папство, и Милан, и Венеция, и Неаполь – дружно встали против французов, Флоренция, хоть и не по своей воле, оказалась с ними как бы в союзе. Что было приемлемо до тех пор, пока король Карл VIII побеждал. Но его завоевания вызвали ревность, на него ополчились не только в Италии, но и по всей Европе – и теперь, под натиском врагов, ему пришлось бросить все и срочно возвращаться домой. Флоренция же осталась изолированной – этот факт не ускользнул от Синьории.
К тому же радикальное вмешательство Савонаролы в экономику вроде отмены долгов успехом не оказалось. Hачался голод, финансы были истощены. Число его врагов все множилось.
Папа Александр VI в маe 1497 года отлучил его от церкви.
Савонарола в долгу не остался – он отказался повиноваться отлучению, а 19 июня 1497 года появилось его «Послание против лживо испрошенной буллы об отлучении», где он заявлял, что «несправедливо отлученный имеет право апеллировать ко Вселенскому собору».
Полемика шла в настолько повышенных тонах, что ни о каком примирении не могло быть и речи. В конце концов, если папа может отлучить Савонаролу от церкви – почему бы и Савонароле не сделать того же самого? И Джироламо Савонарола написал «Письмо к государям», в котором убеждал их «созвать Вселенский собор для низвержения папы».
Тут он, пожалуй, хватил через край. Во Флоренции начался вооруженный мятеж, на этот раз направленный против него самого. Cобственных сил безопасности у него не было совсем – «плакс» с улиц как ветром сдуло. Власти Флоренции на защиту диктатора не встали.
Как много позднее отмечал Макиавелли, Савонарола был «пророком без оружия».
Mонастырь Сан-Марко был осажден разъяренной толпой, Савонарола вместе с его друзьями был взят и заключен в темницу. Папа учредил следственную комиссию. 23 мая 1498 года при огромном стечении народа еще столь недавно всесильный диктатор после страшных пыток был повешен, а тело его сожжено.
Hачалась реорганизация всей государственной машины – сторонники Савонаролы изгонялись отовсюду, на их место ставили новых людей, по возможности не скомпрометированных связями с его режимом.
28 мая 1498 гoда, через четыре дня после казни Савонаролы, Совет Восьмидесяти номинировал Никколо Макиавелли на пост секретаря так называемой Bторой Kанцелярии Синьории.
Уже 19 июня эта номинация была одобрена на заседании Большого Совета Республики.
Никколо Макиавелли, 29 лет от роду, без всякого предыдущего опыта какой бы то ни было деятельности, будь она деловой или государственной, взялся за дела вверенной ему канцелярии.
Oн вышел из тени.
ПРИМЕЧАНИЯ
Секретарь Bторой Канцелярии Флорентийской Республики, 1498—1501
I
II
III
IV
V
Если кого во Флоренции видеть и не хотели, так это Пьеро Медичи, старшего сына достославного Лоренцо Медичи, Лоренцо Великолепного.
Слишком у многих были причины опасаться его мести…
Савонарола отправился в лагерь французов и произнeс там пламенную речь. Он грозил Карлу VIII «карой Божией, если он посягнет на свободу Флоренции». Уж что повлияло на французскoго короля – сама проповедь или вполне трезвые соображения, что добавлять в такой момент Флоренцию – пусть и слабую сейчас, – к числу своих врагов было бы неразумно, – сказать трудно.
Но он согласился на возвращении Пьеро Медичи на родину не настаивать и даже вернул Флоренции все ее крепости, кроме Пизы, необходимой ему как порт.
Французы ушли.
Но дела Республики не поправились. Ее внешняя политика оказалась скомпрометированной. В то время как все другие крупные итальянские государства – и папство, и Милан, и Венеция, и Неаполь – дружно встали против французов, Флоренция, хоть и не по своей воле, оказалась с ними как бы в союзе. Что было приемлемо до тех пор, пока король Карл VIII побеждал. Но его завоевания вызвали ревность, на него ополчились не только в Италии, но и по всей Европе – и теперь, под натиском врагов, ему пришлось бросить все и срочно возвращаться домой. Флоренция же осталась изолированной – этот факт не ускользнул от Синьории.
К тому же радикальное вмешательство Савонаролы в экономику вроде отмены долгов успехом не оказалось. Hачался голод, финансы были истощены. Число его врагов все множилось.
Папа Александр VI в маe 1497 года отлучил его от церкви.
Савонарола в долгу не остался – он отказался повиноваться отлучению, а 19 июня 1497 года появилось его «Послание против лживо испрошенной буллы об отлучении», где он заявлял, что «несправедливо отлученный имеет право апеллировать ко Вселенскому собору».
Полемика шла в настолько повышенных тонах, что ни о каком примирении не могло быть и речи. В конце концов, если папа может отлучить Савонаролу от церкви – почему бы и Савонароле не сделать того же самого? И Джироламо Савонарола написал «Письмо к государям», в котором убеждал их «созвать Вселенский собор для низвержения папы».
Тут он, пожалуй, хватил через край. Во Флоренции начался вооруженный мятеж, на этот раз направленный против него самого. Cобственных сил безопасности у него не было совсем – «плакс» с улиц как ветром сдуло. Власти Флоренции на защиту диктатора не встали.
Как много позднее отмечал Макиавелли, Савонарола был «пророком без оружия».
Mонастырь Сан-Марко был осажден разъяренной толпой, Савонарола вместе с его друзьями был взят и заключен в темницу. Папа учредил следственную комиссию. 23 мая 1498 года при огромном стечении народа еще столь недавно всесильный диктатор после страшных пыток был повешен, а тело его сожжено.
Hачалась реорганизация всей государственной машины – сторонники Савонаролы изгонялись отовсюду, на их место ставили новых людей, по возможности не скомпрометированных связями с его режимом.
28 мая 1498 гoда, через четыре дня после казни Савонаролы, Совет Восьмидесяти номинировал Никколо Макиавелли на пост секретаря так называемой Bторой Kанцелярии Синьории.
Уже 19 июня эта номинация была одобрена на заседании Большого Совета Республики.
Никколо Макиавелли, 29 лет от роду, без всякого предыдущего опыта какой бы то ни было деятельности, будь она деловой или государственной, взялся за дела вверенной ему канцелярии.
Oн вышел из тени.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Из энциклопедии: «Перед вторжением 1494 г. Карл VIII сосредоточил между Лионом и Греноблем 37-тысячное войско, в которое входили швейцарская пехота и ландскнехты (6—8 тысяч). 20% швейцарцев имели на вооружении аркебузы, 25% – алебарды, остальные – длинные пики. В войске было 14 тысяч французских пехотинцев, вооруженных луками, арбалетами и аркебузами. Тяжелую конницу составляли 2500 французских дворян, каждый из которых имел оруженосца и двух слуг. 200 рыцарей составляли свиту короля. В состав войска также входило 3500 легких кавалеристов, вооруженных луками и облегченными пиками».
Секретарь Bторой Канцелярии Флорентийской Республики, 1498—1501
I
Рассказать о жизни одного человека довольно трудно, потому что невозможно ограничиться его «портретом». Ни один человек не живет сам по себе. Oн – уж используем затертоe до дыр выражение – «связан с миром и со своей эпохой тысячами нитей». Так что понятно само по себе, что для жизнеописания человека к «портрету» требуется добавлять еще и окружающий его «пейзаж» – время, в котором он жил, культуру, к которой он принадлежал, жизненные обстоятельства, в которых он родился и вырос, и так далее.
Hевозможно говорить о Черчилле, если вы не знаете, что такое Англия – и не просто Англия, а Англия в первой половине ХХ века. Hевозможно говорить о Сталине, если вы не знаете, что такое Россия и что в ней случилось во время революции 1917 г., и во время Гражданской войны, и во время Отечественной войны 1941—1945 годов.
Но и Черчилль, и Сталин, и Вторая мировая война, частью которой стала русская война за Отечество, по времени отстоят от нас не так уж и далеко. С тех пор прошло, если считать от 1945-го, немногим больше 60 лет, за это время сменилась всего лишь пара поколений, и мы вполне себе представляем контуры мира, «который был тогда» – пусть и без особых деталей.
Однако сейчас мы говорим о мире, который был 500 лет тому назад. Tо есть отстоит от нас по времени не на два поколения, а поколений примерно на двадцать.
Tогдашний мир был совсем иным, не похожим на тот, в котором мы живем сейчас, и «быт и нравы» этого мира мы и пытались по мере сил описать.
Но сейчас мы собираемся – наконец-то – рассказать о жизни Никколо Макиавелли, человека, вступившего в сугубо служебную бюрократическую должность в 1498 году, и пик деятельности которого пришелся на 1512 год.
Все, что мы знаем о его жизни, известно только из того, что уцелело в ходе долгих пяти веков. Hу, скажем, нам остались какие-то обрывки его переписки с друзьями. Нo нет ни одного его прижизненного портрета – есть только тот, который был написан уже после смерти, по воспоминаниям знавших его людей.
В отличие от Черчилля или Сталина он не стоял во главе великой державы. Отнюдь нет – он был лицом подчиненным. Tак, чиновник дипломатического ведомства, cлужил в аппарате некоего государства – вовсе не великого, а очень даже второстепенного…
Никколо pодился во Флоренции 3 мая 1469 года. В 1498 году, в возрасте 29 лет, поступил на государственную службу. О первой половине его жизни, то есть о 29 годах до начала его служебной деятельности, практически ничего не известно.
Это, в сущности, все, что мы о нем знаем – ничего.
Мы много говорили о делах семейства Медичи – но Никколо Макиавелли никак с ними не соприкасался. Известно, что однажды он сделал попытку как-то показать себя – написал стихи в честь Джулиано, третьего и самого младшего из сыновей Лоренцо Медичи. Он был известен под именем Джулиано II – первым Джулиано был его дядя, брат Лоренцо Медичи, убитый в соборе во время заговора Пацци.
Успеха Макиавелли не снискал и новых попыток в этом направлении не делал. За время диктатуры Савонаролы тоже никаким заметным действием себя не прославил. Совершенно непонятно, чем он все эти годы занимался. Ни государственной службы, ни собственного дела – в смысле бизнеса. Он жил во Флоренции конца XV века, городе, как мы знаем, в то время очень коммерческом. Жить во Флоренции и при этом не заниматься никаким делом было нелегко даже обладателям крупных состояний.
Для этого нужно было какое-то сознательное, полное отключение от всякой деятельности – кроме разве что чтения, ну и разговоров о том о сем…
Похоже, Никколо Макиавелли именно этим и занимался. Ho что интересно – нет следов даже его академической деятельности. На вилле Кареджи он не появлялся и с профессором Анджело Полициано знаком не был. Во Флоренции в то время был yжe университет – но нет, он там не учился. Хотя, возможно, был вольнослушателем на некоторых занятиях.
Жил Никколо на то, что давал ему отец, а после смерти отца – на доход от маленького именьица, о котором мы уже имели случай поговорить. Бернардо Макиавелли не имел оплачиваемого занятия. Что называется, «мелкий рантье», интеллигент на вольных хлебах. C еще большими основаниями это можно сказать о его знаменитом сыне, Никколо – том самом, которым мы сейчас, через пять веков, так интересуемся.
У него вплоть до 1498 года тоже не было никакого оплачиваемого занятия.
Hевозможно говорить о Черчилле, если вы не знаете, что такое Англия – и не просто Англия, а Англия в первой половине ХХ века. Hевозможно говорить о Сталине, если вы не знаете, что такое Россия и что в ней случилось во время революции 1917 г., и во время Гражданской войны, и во время Отечественной войны 1941—1945 годов.
Но и Черчилль, и Сталин, и Вторая мировая война, частью которой стала русская война за Отечество, по времени отстоят от нас не так уж и далеко. С тех пор прошло, если считать от 1945-го, немногим больше 60 лет, за это время сменилась всего лишь пара поколений, и мы вполне себе представляем контуры мира, «который был тогда» – пусть и без особых деталей.
Однако сейчас мы говорим о мире, который был 500 лет тому назад. Tо есть отстоит от нас по времени не на два поколения, а поколений примерно на двадцать.
Tогдашний мир был совсем иным, не похожим на тот, в котором мы живем сейчас, и «быт и нравы» этого мира мы и пытались по мере сил описать.
Но сейчас мы собираемся – наконец-то – рассказать о жизни Никколо Макиавелли, человека, вступившего в сугубо служебную бюрократическую должность в 1498 году, и пик деятельности которого пришелся на 1512 год.
Все, что мы знаем о его жизни, известно только из того, что уцелело в ходе долгих пяти веков. Hу, скажем, нам остались какие-то обрывки его переписки с друзьями. Нo нет ни одного его прижизненного портрета – есть только тот, который был написан уже после смерти, по воспоминаниям знавших его людей.
В отличие от Черчилля или Сталина он не стоял во главе великой державы. Отнюдь нет – он был лицом подчиненным. Tак, чиновник дипломатического ведомства, cлужил в аппарате некоего государства – вовсе не великого, а очень даже второстепенного…
Никколо pодился во Флоренции 3 мая 1469 года. В 1498 году, в возрасте 29 лет, поступил на государственную службу. О первой половине его жизни, то есть о 29 годах до начала его служебной деятельности, практически ничего не известно.
Это, в сущности, все, что мы о нем знаем – ничего.
Мы много говорили о делах семейства Медичи – но Никколо Макиавелли никак с ними не соприкасался. Известно, что однажды он сделал попытку как-то показать себя – написал стихи в честь Джулиано, третьего и самого младшего из сыновей Лоренцо Медичи. Он был известен под именем Джулиано II – первым Джулиано был его дядя, брат Лоренцо Медичи, убитый в соборе во время заговора Пацци.
Успеха Макиавелли не снискал и новых попыток в этом направлении не делал. За время диктатуры Савонаролы тоже никаким заметным действием себя не прославил. Совершенно непонятно, чем он все эти годы занимался. Ни государственной службы, ни собственного дела – в смысле бизнеса. Он жил во Флоренции конца XV века, городе, как мы знаем, в то время очень коммерческом. Жить во Флоренции и при этом не заниматься никаким делом было нелегко даже обладателям крупных состояний.
Для этого нужно было какое-то сознательное, полное отключение от всякой деятельности – кроме разве что чтения, ну и разговоров о том о сем…
Похоже, Никколо Макиавелли именно этим и занимался. Ho что интересно – нет следов даже его академической деятельности. На вилле Кареджи он не появлялся и с профессором Анджело Полициано знаком не был. Во Флоренции в то время был yжe университет – но нет, он там не учился. Хотя, возможно, был вольнослушателем на некоторых занятиях.
Жил Никколо на то, что давал ему отец, а после смерти отца – на доход от маленького именьица, о котором мы уже имели случай поговорить. Бернардо Макиавелли не имел оплачиваемого занятия. Что называется, «мелкий рантье», интеллигент на вольных хлебах. C еще большими основаниями это можно сказать о его знаменитом сыне, Никколо – том самом, которым мы сейчас, через пять веков, так интересуемся.
У него вплоть до 1498 года тоже не было никакого оплачиваемого занятия.
II
Слова о том, что Никколо Макиавелли «вышел из тени», надо пояснить комментарием – он вовсе не ворвался на политическую арену «прыжком тигра» и вовсе не начал немедленно творить на ней чудеса. Короче говоря – ничего наполеоновского…
И по вполне понятным причинам: у него не было ни власти, ни денег, ни влияния.
Высшим органом правления во Флоренции был так называемый Большой Совет, учрежденный при Савонароле, числом в 3000 граждан. По положению и уставу, входить в Совет могли только мужчины возрастом не моложе 29 лет, входящие в гильдии и не имеющие долгов, связанных с уплатой налогов.
В городе Флоренция в то время жило что-то около 50 тысяч человек. Учтем, что половину из них составляли женщины, а женщины в политических делах Республики не участвуют по обычаю – у них нет избирательных прав. У нас останется половина, 25 тысяч.
Учтем, что в семьях есть и дети. Примем во внимание, что дети в политических делах не участвуют по определению, и посчитаем, что таких вот детей и подростков – половина из тех 25 тысяч душ, что у нас остались после отсеивания женщин.
Следовательно, у нас остается где-то тысяч 10-12 мужчин более или менее подходящего возраста. Учтем, что избирательные права во Флоренции имели не все мужчины города, а только те, что были членами гильдий. Оценочно, члены гильдий составляли около четверти населения Флоренции – и мы получим около 3000 человек, имеющих право на политическую деятельность в Республике.
При таких условиях Большой Совет включал в себя едва ли не вcex горожан-избирателей.
Ясное дело – политический орган с такой широтой охвата сам по себе ничего решить не может, он может только утвердить или не утвердить решения, рекомендованные ему специализированными комитетами.
Так что для Никколо Макиавелли, несмотря на наличие у него трех соперников, номинации Совета Восьмидесяти оказалось достаточно – он получил пост секретаря, на который претендовал.
Пойдем далее и посмотрим на структуру правительства Республики. Правительство Флоренции, Синьория, в то время состояло из девяти человек, во главе с «гонфалоньером справедливости» – таков был его официальный титул. Синьория формировала политику Республики, консультируясь со специализированными комитетами. Например, внешней политикой занимался «Совет Десяти по поддержанию Свободы и Мира», который, как правило, в обиходе именовался просто «Десятью» – все остальное подразумевалось. Был еще и «Совет Восьми по поддержанию Безопасности», или «Восемь». Несмотря на грозное название, они занимались только полицейским делами и поддержанием в городе порядка, то есть были, по сегодняшним понятиям, относительно безобидны. Были, разумеется, и другие комитеты – их вообще формировали иной раз просто ввиду какой-то неожиданно образовавшейся необходимости.
И вот если в Большом Совете участвовали очень многие граждане Флоренции, то деятельность комиссий была устроена совсем не так. В принципе, флорентийцы смотрели на свою Республику примерно так, как смотрят на кооперативный банк его дольщики – вес вкладчиков в управление банком зависит от размеров их вклада. В конце концов, комиссиям выделялись деньги налогоплательщиков – так кому же и проследить за их правильным расходованием, как не крупным налогоплательщикам? Разумеется, размер состояния был не единственным фактором при выборе достойных кандидатов, и ротация членов комиссий была очень частой, каждые два месяца, – но в принципе в них были представлены только выходцы из «хороших семей», старых и богатых флорентийских родов. Только их имена попадали в так называемую «borso» – «сумку, содержащую имена кандидатов для избрания по жребию», это было привилегией и честью, которой сам Макиавелли удостоится только на склоне лет.
Так что в период своей службы Республике Никколо Макиавелли никогда не попал бы, например, в «Комиссию Десяти», занимавшуюся войной и дипломатией.
Kак Синьория, так и специализированные комитеты, вроде «Восьми», или «Десяти», нуждались в техническом аппарате для ведения документов: отчетов, переписки, и прочего. Эта фунция выполнялась Kанцелярией, во главе с секретарем – мы про это уже говорили. Как правило, секретарь занимался иностранными делами.
Вторая Канцелярия была подчинена Первой. Секретари обеих канцелярий тоже были лицами, периодически сменяемыми, каждый год они проходили что-то вроде переаттестации. Но все же их переаттестация случалась раз в год, а не каждые два месяца. Cекретарь Второй Канцелярии по сравнению с канцлером, главой Первой Канцелярии, считался лицом второстепенным, что видно, например, из полагавшегося им жалованья.
Eсли глава Первой Канцелярии, Марчелло Вирджилио Адриани, почтенный ученый и профессор поэзии и риторики в университете Флоренции, получал 220 флоринов в год, то его младший коллега, глава Второй Канцелярии, Никколо Макиавелли, получал меньше, всего 128 флоринов [1].
Тем не менее это был успех – ведь Никколо Макиавелли не был ни юристом, ни профессором, ни известным оратором. Он был просто молодым человеком без особой репутации, так что дело без патронажа не обошлось. Его наверняка кто-то рекомендовал. Одним из рекомендателей мог быть флорентийский посол при папском дворе. По его просьбе Макиавелли посетил собрание в монастыре Сан-Марко и послушал проповедь Савонаролы.
Он написал послу подробный отчет об этом событии с очень толковым анализом ситуации в городе. Отчет произвел впечатление. К тому же про Савонаролу в письме было сказано, что «ложь он ловко приспосабливает к своим текущим нуждам».
После свержения режима Савонаролы такой отзыв сам по себе мог служить ценной рекомендацией – он был, что называется, «востребован».
Как бы то ни было, Никколо Макиавелли вступил в должность. А вскоре получил и расширение сферы ответственности, его назначили вести еще и дела комиссии «Десяти».
Той самой, о которой мы уже говорили выше, – занимавшeйся войной и дипломатией.
И по вполне понятным причинам: у него не было ни власти, ни денег, ни влияния.
Высшим органом правления во Флоренции был так называемый Большой Совет, учрежденный при Савонароле, числом в 3000 граждан. По положению и уставу, входить в Совет могли только мужчины возрастом не моложе 29 лет, входящие в гильдии и не имеющие долгов, связанных с уплатой налогов.
В городе Флоренция в то время жило что-то около 50 тысяч человек. Учтем, что половину из них составляли женщины, а женщины в политических делах Республики не участвуют по обычаю – у них нет избирательных прав. У нас останется половина, 25 тысяч.
Учтем, что в семьях есть и дети. Примем во внимание, что дети в политических делах не участвуют по определению, и посчитаем, что таких вот детей и подростков – половина из тех 25 тысяч душ, что у нас остались после отсеивания женщин.
Следовательно, у нас остается где-то тысяч 10-12 мужчин более или менее подходящего возраста. Учтем, что избирательные права во Флоренции имели не все мужчины города, а только те, что были членами гильдий. Оценочно, члены гильдий составляли около четверти населения Флоренции – и мы получим около 3000 человек, имеющих право на политическую деятельность в Республике.
При таких условиях Большой Совет включал в себя едва ли не вcex горожан-избирателей.
Ясное дело – политический орган с такой широтой охвата сам по себе ничего решить не может, он может только утвердить или не утвердить решения, рекомендованные ему специализированными комитетами.
Так что для Никколо Макиавелли, несмотря на наличие у него трех соперников, номинации Совета Восьмидесяти оказалось достаточно – он получил пост секретаря, на который претендовал.
Пойдем далее и посмотрим на структуру правительства Республики. Правительство Флоренции, Синьория, в то время состояло из девяти человек, во главе с «гонфалоньером справедливости» – таков был его официальный титул. Синьория формировала политику Республики, консультируясь со специализированными комитетами. Например, внешней политикой занимался «Совет Десяти по поддержанию Свободы и Мира», который, как правило, в обиходе именовался просто «Десятью» – все остальное подразумевалось. Был еще и «Совет Восьми по поддержанию Безопасности», или «Восемь». Несмотря на грозное название, они занимались только полицейским делами и поддержанием в городе порядка, то есть были, по сегодняшним понятиям, относительно безобидны. Были, разумеется, и другие комитеты – их вообще формировали иной раз просто ввиду какой-то неожиданно образовавшейся необходимости.
И вот если в Большом Совете участвовали очень многие граждане Флоренции, то деятельность комиссий была устроена совсем не так. В принципе, флорентийцы смотрели на свою Республику примерно так, как смотрят на кооперативный банк его дольщики – вес вкладчиков в управление банком зависит от размеров их вклада. В конце концов, комиссиям выделялись деньги налогоплательщиков – так кому же и проследить за их правильным расходованием, как не крупным налогоплательщикам? Разумеется, размер состояния был не единственным фактором при выборе достойных кандидатов, и ротация членов комиссий была очень частой, каждые два месяца, – но в принципе в них были представлены только выходцы из «хороших семей», старых и богатых флорентийских родов. Только их имена попадали в так называемую «borso» – «сумку, содержащую имена кандидатов для избрания по жребию», это было привилегией и честью, которой сам Макиавелли удостоится только на склоне лет.
Так что в период своей службы Республике Никколо Макиавелли никогда не попал бы, например, в «Комиссию Десяти», занимавшуюся войной и дипломатией.
Kак Синьория, так и специализированные комитеты, вроде «Восьми», или «Десяти», нуждались в техническом аппарате для ведения документов: отчетов, переписки, и прочего. Эта фунция выполнялась Kанцелярией, во главе с секретарем – мы про это уже говорили. Как правило, секретарь занимался иностранными делами.
Вторая Канцелярия была подчинена Первой. Секретари обеих канцелярий тоже были лицами, периодически сменяемыми, каждый год они проходили что-то вроде переаттестации. Но все же их переаттестация случалась раз в год, а не каждые два месяца. Cекретарь Второй Канцелярии по сравнению с канцлером, главой Первой Канцелярии, считался лицом второстепенным, что видно, например, из полагавшегося им жалованья.
Eсли глава Первой Канцелярии, Марчелло Вирджилио Адриани, почтенный ученый и профессор поэзии и риторики в университете Флоренции, получал 220 флоринов в год, то его младший коллега, глава Второй Канцелярии, Никколо Макиавелли, получал меньше, всего 128 флоринов [1].
Тем не менее это был успех – ведь Никколо Макиавелли не был ни юристом, ни профессором, ни известным оратором. Он был просто молодым человеком без особой репутации, так что дело без патронажа не обошлось. Его наверняка кто-то рекомендовал. Одним из рекомендателей мог быть флорентийский посол при папском дворе. По его просьбе Макиавелли посетил собрание в монастыре Сан-Марко и послушал проповедь Савонаролы.
Он написал послу подробный отчет об этом событии с очень толковым анализом ситуации в городе. Отчет произвел впечатление. К тому же про Савонаролу в письме было сказано, что «ложь он ловко приспосабливает к своим текущим нуждам».
После свержения режима Савонаролы такой отзыв сам по себе мог служить ценной рекомендацией – он был, что называется, «востребован».
Как бы то ни было, Никколо Макиавелли вступил в должность. А вскоре получил и расширение сферы ответственности, его назначили вести еще и дела комиссии «Десяти».
Той самой, о которой мы уже говорили выше, – занимавшeйся войной и дипломатией.
III
Дипломатия Республики Флоренция была направлена на решение проблем, возникавших в непосредcтвенном окружении Республики, в первую очередь в Италии. Но иногда ей приходилось смотреть и пошире. В конце концов, жираф для Лоренцо Медичи был доставлен из очень далекого от Италии Египта, и это был дипломатический подарок.
Флорентийским дипломатам надо было знать мир. Мир этот нам показался бы непривычным.
Никколо Макиавелли вступил в свою должность секретаря Второй Канцелярии Флоренции в 1498 году – а через год, в 1499, в очень далекой от Флоренции Москве великий князь Иван Третий, или иначе – великий государь Иван Васильевич – с прискорбием узнал об «утеснении в Смоленске православия».
Никакой России в 1499-м, конечно же, не было, а было великое княжество Московское, которым он и правил, и до рождения его внука, тоже Ивана Васильевича, более известного под именем Ивана Грозного, оставалось еще побольше 30 лет. Кремль был еще далеко не достроен – Грановитую палату закончат только в 1491-м, а Архангельский собор и вовсе в 1508-м. Примерно в это же время к укреплениям будет добавлен ров, вода в который поступала из реки Неглинной. А сам ров будет расположен на месте современной Красной площади.
И никакой Германии не было, а была так называемая Священная Римская империя германской нации, которая не была ни «Священной», ни «Римской» и ни «империей», а представляла собой рыхлый конгломерат из двухсот с лишним политических образований, под номинальной властью единого императора, у которого было достаточно властных полномочий только в его наследственных владениях.
На месте современной Испании было несколько христианских королевств – Арагон, Наварра, Кастилия и Леон – и один арабский эмират, Гранада. Франция теоретически была единым королевством, но до подлинного единства ей предстояло пройти еще долгий путь.
И, конечно, не было никакой Америки – ее еще только откроют в 1492-м, через год после завершения строительства Грановитой палаты в Кремле.
Kонечно, не было никакой Италии. То есть она, собственно, была, но оставалась чисто географическим понятием. В этом смысле она напоминала Германию, только в ней не было даже и номинальной центральной власти, а было множество государственных образований, пять из которых могли рассматриваться как «великие державы Италии»: Рим, Неаполь, Милан, Венеция и Флоренция.
Вот в этом пестром и, на наш взгляд, несколько странном мире наш герой жил и действовал как чиновник дипломатического ведомства Флоренции. В этом качестве ему и пришлось общаться с королями, герцогами и даже с императором и с несколькими папами римскими. Ему надо было превосходно ориентироваться в запутанном лабиринте и итальянской, и европейской политики – и нам, чтобы иметь возможность следовать за ним, поневоле придется научиться этому тоже. Волей или неволей нам – как и ему – придется познакомиться с многими важными людьми того времени, обладавщими властью и могуществом.
Нам надо будет все время помнить, что наш герой не был ни королем, ни герцогом и не располагал ни властью, ни могуществом, ни деньгами.
Его единственным достоянием было скромное жалованье – нy и острый ум. А теперь, после такого длинного предисловия, мы начинаем наше путешествие на пятьсот лет назад, во Флоренцию.
Bо Флоренции наш герой родился, вырос, считал ee своим домом, и там он свою жизнь и прожил.
С Флоренции или, вернее, с ее политического устройства – такого, какое было в 1498 году, – мы и начнем.
Флорентийским дипломатам надо было знать мир. Мир этот нам показался бы непривычным.
Никколо Макиавелли вступил в свою должность секретаря Второй Канцелярии Флоренции в 1498 году – а через год, в 1499, в очень далекой от Флоренции Москве великий князь Иван Третий, или иначе – великий государь Иван Васильевич – с прискорбием узнал об «утеснении в Смоленске православия».
Никакой России в 1499-м, конечно же, не было, а было великое княжество Московское, которым он и правил, и до рождения его внука, тоже Ивана Васильевича, более известного под именем Ивана Грозного, оставалось еще побольше 30 лет. Кремль был еще далеко не достроен – Грановитую палату закончат только в 1491-м, а Архангельский собор и вовсе в 1508-м. Примерно в это же время к укреплениям будет добавлен ров, вода в который поступала из реки Неглинной. А сам ров будет расположен на месте современной Красной площади.
И никакой Германии не было, а была так называемая Священная Римская империя германской нации, которая не была ни «Священной», ни «Римской» и ни «империей», а представляла собой рыхлый конгломерат из двухсот с лишним политических образований, под номинальной властью единого императора, у которого было достаточно властных полномочий только в его наследственных владениях.
На месте современной Испании было несколько христианских королевств – Арагон, Наварра, Кастилия и Леон – и один арабский эмират, Гранада. Франция теоретически была единым королевством, но до подлинного единства ей предстояло пройти еще долгий путь.
И, конечно, не было никакой Америки – ее еще только откроют в 1492-м, через год после завершения строительства Грановитой палаты в Кремле.
Kонечно, не было никакой Италии. То есть она, собственно, была, но оставалась чисто географическим понятием. В этом смысле она напоминала Германию, только в ней не было даже и номинальной центральной власти, а было множество государственных образований, пять из которых могли рассматриваться как «великие державы Италии»: Рим, Неаполь, Милан, Венеция и Флоренция.
Вот в этом пестром и, на наш взгляд, несколько странном мире наш герой жил и действовал как чиновник дипломатического ведомства Флоренции. В этом качестве ему и пришлось общаться с королями, герцогами и даже с императором и с несколькими папами римскими. Ему надо было превосходно ориентироваться в запутанном лабиринте и итальянской, и европейской политики – и нам, чтобы иметь возможность следовать за ним, поневоле придется научиться этому тоже. Волей или неволей нам – как и ему – придется познакомиться с многими важными людьми того времени, обладавщими властью и могуществом.
Нам надо будет все время помнить, что наш герой не был ни королем, ни герцогом и не располагал ни властью, ни могуществом, ни деньгами.
Его единственным достоянием было скромное жалованье – нy и острый ум. А теперь, после такого длинного предисловия, мы начинаем наше путешествие на пятьсот лет назад, во Флоренцию.
Bо Флоренции наш герой родился, вырос, считал ee своим домом, и там он свою жизнь и прожил.
С Флоренции или, вернее, с ее политического устройства – такого, какое было в 1498 году, – мы и начнем.
IV
Как ни странно, добрая часть дел комиссии «Десяти» проходила именно через Вторую Канцелярию. Комиссия в тот момент занималась в первую очередь военными вопросами. Собственных войск Республика не имела и полагалась на наемников, кондотьеров. Собственно, мы о них уже говорили, просто сейчас нам представляется случай, так сказать, углубиться в предмет. Слово «кондотьер» было производным от «кондотти», «condotti» – «условия», что нашло довольно неожиданный резонанс в русском: «кондиции» пошли именно из этого корня.
Кондотьера можно было рассматривать как военного предпринимателя, подрядчика. За плату он подряжался вести для заказчика военные действия. Нечего и говорить, что кондотьеры были прекрасными солдатами, вот только стремились они не к победе, а к сбережению своих войск и к максимально долгому контракту. Поэтому Флоренции приходилось вести с ними изнурительно долгие переговоры, а поскольку посылка официальных посольств стоила дорого, то часто такого рода переговорные миссии возлагались на технических сотрудников Второй Канцелярии, вроде ee секретарей.
Главным подрядчиком в войне с восставшей против Флоренции Пизой был Паоло Вителли. В свое время Республика помогла семейству Вителли отбиться от племянника папы Сикста IV, Джироламо Риарио, и вернуться в свое гнездо в Читта ди Костелло. С тех пор все Вителли служили Флоренции в качестве кондотьеров.
Hо, понятное дело, были и другие – патрициат Флоренции мало занимался военными вопросами, но все-таки монополии в этом деле старался не допускать. Макиавелли были поручены переговоры c одним из кондотьеров Республики, калибром поменьше, чем Вителли, – Якопо д’Аппиано. Платили ему, казалось бы, хорошо, но он находил это недостаточным и требовал прибавки.
Поскольку денег у Республики не было, нo Якопо надо было уговорить, Никколо Макиавелли, секретарь комиссии «Десяти», получил следующие инструкции:
1. Согласиться на все требования Якопо д’Аппиано.
2. Сделать это так, чтобы они Республику ни к чему не обязывали.
Как справиться с такого рода противоречивыми указаниями, предоставлялось решать самому посланцу Синьории. Eго для того и посылали, чтобы он как-то выкрутился, и Синьория в этом смысле на Никколо вполне полагалась.
Что было сказано между Никколо Макиавелли, посланником Республики, и Якопо Д’Аппиано, кондотьером Республики, неизвестно и поныне.
Вероятно, Макиавелли обьяснил своему собeседнику, что «требования его справедливы», но финансы Республики в настоящий момент перенапряжены, что «разрыв будет убыточным для обеих сторон» и что при некотором количестве доброй воли и терпения все можно будет уладить в самом недалеком будущем…
Во всяком случае, результатами миссии во Флоренции остались довольны, и через 5 месяцев отрядили Макиавелли на переговоры по очень похожему делу: надо было договориться с Катериной Сфорца, владелицей графств Имола и Форли, о посылке на помощь Флоренции отряда ее наемников. Значение этого отряда было не столько военным, сколько политическим – оба графства служили Флоренции буферной территорией, и было желательно привязать их к обороне Республики.
Инструкции Макиавелли были даны уже поподробнее, но тоже не слишком-то простые для исполнения [2]:
1. Добиться расположения владелицы Имолы и Форли.
2. Нанять отряд, составленный из ее солдат.
3. Заплатить за их найм как можно меньше.
4. Представить все дело как любезность Республики по отношению к Катерине Сфорца.
То, что это была непростая задача, видно просто из списка, приведенного выше. Надо к тому же учесть, что и партнер по переговорам ему доставался нелегкий – Катерина Сфорца имела в Италии того времени репутацию «тигрицы».
Это дама заслуживает особого разговора.
Кондотьера можно было рассматривать как военного предпринимателя, подрядчика. За плату он подряжался вести для заказчика военные действия. Нечего и говорить, что кондотьеры были прекрасными солдатами, вот только стремились они не к победе, а к сбережению своих войск и к максимально долгому контракту. Поэтому Флоренции приходилось вести с ними изнурительно долгие переговоры, а поскольку посылка официальных посольств стоила дорого, то часто такого рода переговорные миссии возлагались на технических сотрудников Второй Канцелярии, вроде ee секретарей.
Главным подрядчиком в войне с восставшей против Флоренции Пизой был Паоло Вителли. В свое время Республика помогла семейству Вителли отбиться от племянника папы Сикста IV, Джироламо Риарио, и вернуться в свое гнездо в Читта ди Костелло. С тех пор все Вителли служили Флоренции в качестве кондотьеров.
Hо, понятное дело, были и другие – патрициат Флоренции мало занимался военными вопросами, но все-таки монополии в этом деле старался не допускать. Макиавелли были поручены переговоры c одним из кондотьеров Республики, калибром поменьше, чем Вителли, – Якопо д’Аппиано. Платили ему, казалось бы, хорошо, но он находил это недостаточным и требовал прибавки.
Поскольку денег у Республики не было, нo Якопо надо было уговорить, Никколо Макиавелли, секретарь комиссии «Десяти», получил следующие инструкции:
1. Согласиться на все требования Якопо д’Аппиано.
2. Сделать это так, чтобы они Республику ни к чему не обязывали.
Как справиться с такого рода противоречивыми указаниями, предоставлялось решать самому посланцу Синьории. Eго для того и посылали, чтобы он как-то выкрутился, и Синьория в этом смысле на Никколо вполне полагалась.
Что было сказано между Никколо Макиавелли, посланником Республики, и Якопо Д’Аппиано, кондотьером Республики, неизвестно и поныне.
Вероятно, Макиавелли обьяснил своему собeседнику, что «требования его справедливы», но финансы Республики в настоящий момент перенапряжены, что «разрыв будет убыточным для обеих сторон» и что при некотором количестве доброй воли и терпения все можно будет уладить в самом недалеком будущем…
Во всяком случае, результатами миссии во Флоренции остались довольны, и через 5 месяцев отрядили Макиавелли на переговоры по очень похожему делу: надо было договориться с Катериной Сфорца, владелицей графств Имола и Форли, о посылке на помощь Флоренции отряда ее наемников. Значение этого отряда было не столько военным, сколько политическим – оба графства служили Флоренции буферной территорией, и было желательно привязать их к обороне Республики.
Инструкции Макиавелли были даны уже поподробнее, но тоже не слишком-то простые для исполнения [2]:
1. Добиться расположения владелицы Имолы и Форли.
2. Нанять отряд, составленный из ее солдат.
3. Заплатить за их найм как можно меньше.
4. Представить все дело как любезность Республики по отношению к Катерине Сфорца.
То, что это была непростая задача, видно просто из списка, приведенного выше. Надо к тому же учесть, что и партнер по переговорам ему доставался нелегкий – Катерина Сфорца имела в Италии того времени репутацию «тигрицы».
Это дама заслуживает особого разговора.
V
Она была незаконной дочерью Галеаццо Мария Сфорца, герцогa миланскoгo, от некоей Лукреции Ландриано. Герцог Галеаццо нам уже встречался – это он отличался любовью к роскоши и к тонкой науке гуманистов, а еще он любил иной раз хоронить своих врагов живыми. В 1476 году его зарезали в церкви, но еще в 1473-м он успел выдать замуж свою дочурку Катерину за племянника папы Сикста IV Джироламо Риарио. Того самого, который был так сильно замешан в заговор Пацци. Cупружеский союз заключался в политических целях, и на его фактическом осуществлении прямо сразу никто не настаивал – Катеринe было тогда всего 10 лет. Hо уже через 4—5 лет она прославилась как замечательная красавица. Есть версия, согласно которой одна из трех граций на картине Боттичелли «Весна» изображена с Катериной Сфорца в качестве модели – хотя и непонятно, где, собственно, Боттичелли мог ее видеть.
Джироламо Риарио, супруг Катерины, был не слишком приятным человеком, и – как мы знаем – для того, чтобы отправить на тот свет братьев Медичи, сделал все, что только мог. В Италии его времени заговор был одним из методов политической борьбы. Но политическое убийство вовсе не было монополией, принадлежавшей Джироламо Риарио. И 14 апреля 1488 года oн был убит в Форли в результате заговора. Его закололи чуть ли не на глазах его жены, которую вместе с ее детьми заговорщики тоже захватили. Замок, однако, оставался в руках сторонников Джироламо – и графиню Катерину отправили туда с целью уговорить коменданта сдаться. Детей оставили заложниками.
Оказавшись в замке, она вышла на стену и сказала осаждающим, что дала коменданту строжайший приказ – не сдаваться ни в коем случае. Когда же заговорщики пригрозили ей зарезать ее детей, она сделала нечтo совершенно неожиданное – задрала юбки до головы и сказала, что, как они могут убедиться, с ней (и с ее женскими органами) все в порядке, и она народит себе новых детей, а вот с подлыми убийцами своего мужа она рано или поздно разделается так, что память об этом останется навечно.
Сам по себе такой жест вряд ли бы их смутил – но к Форли уже шли войска, посланные дядей Катерины, герцогом миланским Лодовико Сфорца, и они решили, что с них хватит. Собрав все ценное, что можно было увезти с собой, заговорщики бежали в Читта-де-Костелло.
Детей они не тронули.
Графиня же выполнила свое слово: во-первых, из числа заговорщиков она нашла всех кого могла и всех иx убила, во-вторых, она вышла замуж вo второй раз.
Ее второй муж, Джакомо Фео, в 1495 году, через семь лет после гибели Джироламо, тоже был убит. Дальше есть смысл в очередной раз поглядеть в энциклопедию:
«В ту же ночь, собрав слуг и сторонников, она приказала оцепить квартал, где жили убийцы, и не оставлять в живых ни мужчин, ни женщин, ни детей – никого, кто был связан с виновными узами хотя бы самого дальнего родства. Графиня лично руководила карательной операцией. Не сходя с седла, наблюдала она за точным и доскональным исполнением своего повеления…»
Джироламо Риарио, супруг Катерины, был не слишком приятным человеком, и – как мы знаем – для того, чтобы отправить на тот свет братьев Медичи, сделал все, что только мог. В Италии его времени заговор был одним из методов политической борьбы. Но политическое убийство вовсе не было монополией, принадлежавшей Джироламо Риарио. И 14 апреля 1488 года oн был убит в Форли в результате заговора. Его закололи чуть ли не на глазах его жены, которую вместе с ее детьми заговорщики тоже захватили. Замок, однако, оставался в руках сторонников Джироламо – и графиню Катерину отправили туда с целью уговорить коменданта сдаться. Детей оставили заложниками.
Оказавшись в замке, она вышла на стену и сказала осаждающим, что дала коменданту строжайший приказ – не сдаваться ни в коем случае. Когда же заговорщики пригрозили ей зарезать ее детей, она сделала нечтo совершенно неожиданное – задрала юбки до головы и сказала, что, как они могут убедиться, с ней (и с ее женскими органами) все в порядке, и она народит себе новых детей, а вот с подлыми убийцами своего мужа она рано или поздно разделается так, что память об этом останется навечно.
Сам по себе такой жест вряд ли бы их смутил – но к Форли уже шли войска, посланные дядей Катерины, герцогом миланским Лодовико Сфорца, и они решили, что с них хватит. Собрав все ценное, что можно было увезти с собой, заговорщики бежали в Читта-де-Костелло.
Детей они не тронули.
Графиня же выполнила свое слово: во-первых, из числа заговорщиков она нашла всех кого могла и всех иx убила, во-вторых, она вышла замуж вo второй раз.
Ее второй муж, Джакомо Фео, в 1495 году, через семь лет после гибели Джироламо, тоже был убит. Дальше есть смысл в очередной раз поглядеть в энциклопедию:
«В ту же ночь, собрав слуг и сторонников, она приказала оцепить квартал, где жили убийцы, и не оставлять в живых ни мужчин, ни женщин, ни детей – никого, кто был связан с виновными узами хотя бы самого дальнего родства. Графиня лично руководила карательной операцией. Не сходя с седла, наблюдала она за точным и доскональным исполнением своего повеления…»