Борн Георг Фюльборн. Дон Карлос. Том 2

   — Войдите, — сказала супруга дона Альфонса, обращаясь к двум девушкам и патеру, которого окинула взором прежде всех, надеясь, вероятно, узнать в нем Мануэля.
   Все трое последовали за ней в палатку.
   — Ваши солдаты силой привели нас сюда, ваше сиятельство, — сказал Антонио твердым, спокойным голосом, — вероятно, приняв нас за тех, кого ищут! Мы просим теперь ваше сиятельство разрешить нам продолжить путешествие!
   — Вы, насколько я понимаю, патер Антонио, и с вами графиня Инес Кортецилла со своей провожатой.
   — Я рада, принцесса, что вы меня узнали, — сказала Инес, глядя с холодной улыбкой на донью Бланку. — Вы некогда были очень добры ко мне, надеюсь, и теперь не откажете мне в своем покровительстве! Патер Антонио и Амаранта, моя приятельница, провожают меня в Пуисерду, где живет моя родственница, у которой я рассчитываю найти пристанище!
   — Ах, графиня, какой необдуманный шаг вы сделали, оставив дом вашего отца и убежав сюда, где каждый день вас подстерегают опасности, неизбежные в это военное время, опасности, от которых даже я не могу вас уберечь!
   — Ваша власть и ваша доброта могут многое для меня сделать, принцесса, и я отдаюсь под ваше покровительство! — сказала Инес.
   — Я слышала, что вы позволили увезти себя дону Мануэлю Павиа. Горькая ошибка, графиня, и страшный удар для вашего отца!
   — Это неправда, принцесса, — ответила Инес твердым голосом, — генерал Павиа не знал о моем поступке и не предвидел его!
   — Вы лучше сделаете, графиня, если будете со мной откровенны и скажете мне правду! У меня верные сведения! Вас видели в здешних горах в обществе генерала Павиа, мне сообщили даже, что вы были настолько безрассудны и неосторожны, что вырвали его из рук наших солдат! Надеюсь, вы не будете этого отрицать?
   Инес промолчала и опустила голову.
   — Наконец-то вы сознаетесь в вашем опрометчивом поступке, — продолжала Бланка ледяным тоном. — О донья Инес! Сколько горя вы принесли вашему отцу! Где теперь находится генерал Павиа?
   — Я не знаю этого!
   — Повторяю вам, графиня, что вам выгоднее говорить мне правду!
   — В таком, случае, позвольте мне ответить за донью Инес, — сказал Антонио, обращаясь к Бланке, — дон Мануэль Павиа теперь в войске бригадира Жиля-и-Германоса!
   Бланка вздрогнула, в ее глазах блеснул гнев при этом известии.
   — В вас также, патер Антонио, я предполагала больше рассудительности и благоразумия, — сказала она, — вы оказали плохую услугу генералу Павиа и графу Кортецилле, что сопровождали донью Инес! Не прерывайте меня и не оправдывайтесь! Верно ли ваше сообщение, что генерал Павиа находится при войске своего друга Жиля-и-Германоса, это мы узнаем очень скоро! Вы не должны забывать, что в настоящее время для меня он прежде всего неприятель, и потому я сделаю все, чтобы он опять попал в наши руки! Что касается графа Кортециллы, я считаю своей обязанностью защитить его дочь и возвратить ему! Поберегите ваши слезы и просьбы, — холодно сказала она, обращаясь к Инес, бросившейся к ней с мольбой и с рыданиями, — я не изменю своего решения!
   — Сжальтесь, отпустите нас в Пуисерду!
   — Вы с вашей спутницей останетесь у меня, донья Инес, и надеюсь, вы мне скажете о местонахождении вашего возлюбленного! Вы должны сделать это ради вас самих, это в ваших интересах! Затем я передам вас вашему отцу, он будет мне весьма благодарен за .эту услугу! Вы же, патер Антонио, свободны, можете беспрепятственно оставить лагерь и идти, куда вам угодно!
   — А графиня останется здесь? — спросил он с испугом.
   — Да, я так решила!
   — В таком случае, ваше сиятельство, позвольте остаться и мне!
   — Нет, вы должны покинуть лагерь, а с графиней останется только ее спутница, — сказала Бланка, подходя к выходу из палатки и поднимая полотняный занавес.
   — Капрал, проводите патера назад в селение. Антонио видел, что всякие просьбы с его стороны были бы напрасны.
   Инес бросилась на колени перед жестокой женщиной.
   — Сжальтесь, не разлучайте нас! — воскликнула она.
   Бланка Мария холодно взглянула на свою соперницу, бывшую теперь в ее власти, ненавидимую за то, что ее любил Мануэль.
   — Я остаюсь при своем решении, донья Инес. Уведите сейчас же патера, — добавила она, обращаясь к офицеру, который силой потащил его из палатки.
   Антонио еще раз взглянул на Инес, ломавшую себе в отчаянии руки, и на Амаранту, плакавшую горькими слезами, и вышел наконец из палатки.
   — О, отпустите нас с ним! — проговорила Инес умоляющим голосом.
   Бланка Мария надеялась запугиваниями заставить Инес заговорить.
   — Вы скажете мне, где теперь находится дон Мануэль Павиа, — сказала она графине, — тогда мы поговорим о прочем, донья Инес! Не забудьте, что ваш возлюбленный стал моим врагом с тех пор, как я отдала руку принцу Альфонсу! Прежде, графиня, признайтесь, где он, тогда я подумаю и о вас!
   — Но, Боже мой, я ничего не могу вам сказаться сама о нем ничего не знаю, кроме того, что бригадир Германос увез его с собой! —воскликнула Инес голосом, дрожащим от страха.
   — Вы можете не торопиться со своими признаниями, у вас еще будет время подумать, донья Инес, а пока вы останетесь здесь под надежной охраной. Я должна охранять вас, чтобы передать целой и невредимой вашему отцу!
   Вслед за этими словами Бланка Мария приказала зуаву привести ей лошадь, так как уже наступало утро, и она должна была ехать в штаб дона Карлоса, чтобы представить ему, как мы уже знаем, сеньора Виналета.
   Она распорядилась, чтобы вокруг палатки, в которой она оставляла обеих сеньор, была расставлена надежная стража, и, не обращая внимания на отчаяние, просьбы и слезы бедных девушек, вышла вон!
   Бланка Мария торжествовала, соперница была в ее власти, и она надеялась, что ненавистный Мануэль тоже попадет наконец к ней в руки. С этими сладкими мечтами она вскочила на лошадь и отправилась к претенденту с несколькими провожатыми и с сеньором Виналетом.

X. Могила цыгана

   В темном лесу, который покрывает еще во многих местах предгорья Пиренеев, есть маленькое озеро с черной водой. Вся эта окрестность пустынна, людей можно встретить только на старых больших дорогах.
   Озеро окружено деревьями и поросло тростником, водные растения почти сплошь покрывают его своими широкими листьями, так что почти не остается места, где отражалась бы лазурь небесного свода. Судя по огромному количеству камыша и желтых и белых кувшинок, озеро, по-видимому, неглубокое.
   Эта черная вода среди зеленого леса, покрытая яркими цветами и растениями, представляет собой прекрасное зрелище. Со всех сторон озеро окружено возвышенностями, а дальше опять простирается лес. Лес усеян валунами и обломками скал; огромное количество пернатой дичи годится в этих местах, к вечеру все эти пернатые слетаются к черному озеру, чтобы утолить жажду.
   Людей же здесь почти не встретишь, так как поблизости нет больших дорог. Изредка разве забредет какой-нибудь охотник, или цыганский табор оживит ненадолго своим присутствием дикую окрестность черного озера, тихо лежащего в котловине и защищенного от бурь и непогоды лесом и высокими холмами, лишь тростник да ветви деревьев тихо шелестят вокруг; но особенно озеро полно поэзии ночью, когда лунный свет падает на его черную поверхность и, освещая тихо струящуюся в тростнике воду, придает ей вид блуждающих огоньков.
   Через несколько дней после того, как Виналет был у дона Карлоса, тишина и спокойствие, обычно парившие в этом таинственном и прелестном местечке, были нарушены в одну прекрасную ночь.
   К черному озеру подъехали два всадника, за которыми на некотором расстоянии следовала целая свита. Но, по-видимому, они не замечали окружающей их красоты. Приблизившись к воде, эти люди стали вглядываться в нее, как будто стремились увидеть, что там, в глубине, осмотрели низкие холмы, лежащие вокруг, и долину, расположенную вниз по склону. Во взорах их была только алчность и ничего больше, к красотам природы они остались равнодушны.
   Они, очевидно, принадлежали к тем извергам человеческого рода, цель жизни которых заключается в разрушении, все стремления которых сосредоточены на завоеваниях, крамоле и войне! Да, наши всадники принадлежали к числу этих жалких людей, которые, несмотря на все свои приобретения, остаются нищими духом, не способными наслаждаться величием и красотой творения!
   — Вы точно знаете, что Аларико именно в этом озере велел похоронить свои сокровища? — спросил один из двух всадников, указывая на воду.
   — Да, именно здесь, ваше величество, — ответил Виналет.
   — Вы по-прежнему настаиваете на сохранении в тайне вашего сообщения?
   — Да, ваше величество, это мое условие, и я повторю свою просьбу: в награду дать мне место секретаря при особе вашего величества.
   — Ваша просьба и условие будут выполнены! План мой готов. Я отведу воду из этого озера с помощью канала, который велю прорыть через холм в долину, и тогда мы с вами вдвоем свободно исследуем дно, — сказал дон Карлос. — Я уже распорядился откомандировать для этой работы один отряд, который исполнит ее под надзором офицеров, сведущих и опытных в этом деле!
   — Превосходно, ваше величество. С вашего позволения я останусь здесь и буду наблюдать за ходом дела!
   — Вы должны непременно наблюдать, я тоже буду неподалеку!
   — Старая могила цыгана с его сокровищами откроется наконец! —сказал Виналет. — Каково будет удивление табора, когда, придя сюда, они обнаружат, что озеро отведено в другое место! Представляю себе, какой гвалт и крик они поднимут! Они сразу догадаются, что я виновник этого, но будут мне уже не страшны, так как я буду на службе у вашего величества!
   Дон Карлос вернулся к своим офицерам, пригласил их подъехать к озеру и объяснил, что хочет его осушить, не говоря, для какой цели.
   С наступлением утра явились рабочие и распорядители работ, которые немедленно принялись исследовать почву, выбирали, совещались, где будет удобнее рыть отводной канал, и долго не могли прийти ни к какому решению. Наконец после многочисленных измерений и исследований избрали удобное место для канала и начертили план. По расчетам распорядителей работ, двести человек могли прорыть канал за три дня, если только не встретится непредвиденных препятствий.
   Дон Карлос велел немедленно начинать работу, Виналета оставил наблюдать, а сам уехал в штаб, рассчитывая вернуться через три дня, то есть к сроку, когда, по расчетам его инженеров, канал должен был быть готов.
   Вслед за рабочими явились маркитанты и разные торгаши, открывшие сейчас же свои лавочки, так как вблизи не было ни города, ни даже селения. Затрещали под топорами деревья, работа закипела. Первый день прошел хорошо, никаких неожиданных препятствий не возникло, почва оказалась мягкой, каменистых слоев не попадалось.
   Виналет внимательно следил за всем и не говорил ни слова, когда офицеры дивились, зачем это принцу вздумалось осушать озеро, как будто он тоже не имел понятия о цели этого предприятия.
   На другой день работы тоже шли успешно. Канал был вырыт уже на несколько футов в глубину вплоть до долины, оставалась нетронутой лишь небольшая перемычка, примыкающая к озеру, чтобы до поры удерживать воду. К вечеру второго дня из глубины канала вдруг послышался крик работников, они почувствовали, что заступы их ударились о каменистый слой. Работа, разумеется, пошла медленнее, и стало ясно, что закончить рытье канала, как предполагали, в три дня не удастся. Дробить камень было слишком трудно и медленно, поэтому решили взрывать. На подготовку взрывных работ потребовалось много времени. Наконец к утру, выполнив все предосторожности, зажгли фитили, подведенные к взрывчатке.
   Со страшным грохотом взлетели в воздух обломки кремнистых скал и огромные комья земли, завалив частично уже прорытый канал, так что пришлось рыть заново и снова подеодить взрывчатку под большие обломки, упавшие в него. Дон Карлос, не знавший об этих препятствиях, явился на третий день к месту работ, рассчитывая присутствовать при спуске воды, но, несмотря на то, что люди работали даже ночью, завершение канала отложилось еще на несколько дней, и принц решил остаться и ожидать окончания работ.
   Там, где встречались каменистые слои, работа шла медленно; глубина канала должна была соответствовать глубине озера. Окрестности оглашались гулом и грохотом взрывов, сотрясения которых были так сильны, что казалось, все кругом должно обрушиться. Все ближе и ближе подходили к перемычке, служившей вплоть до окончания работ плотиной, удерживающей воду; наконец канал был очищен от последних скальных обломков, и глубина его оказалась достаточной для того, чтобы из озера стекла вся вода. Оставалось только взорвать перемычку. Подвели и под нее взрывчатку, рабочие вышли из канала и вместе со всеми присутствующими отошли на безопасное расстояние; зажгли наконец длинные фитили, подведенные к взрывчатке. Ожидали страшного взрыва, так как заряд был гораздо мощнее предыдущих. И действительно, немного спустя земля дрогнула и раздался грохот, как будто от выстрела из десяти пушек. На берегу стоял дон Карлос с Виналетом и с офицерами, распоряжавшимися работами. С любопытством и нетерпением следил он за тем, как уходила вода. Как только она вышла, принц отдал рабочим приказание попробовать сойти на дно, освобожденное от воды. Оказалось, что по бывшему дну озера идти невозможно, оно было так вязко, что с первых же шагов затягивало людей.
   Ни трупа Аларико, ни его сокровищ пока не было видно, но ни принц, ни Виналет не унывали, так как все дно было покрыто водными растениями, разной гнилью и тиной.
   По совету Виналета дон Карлос оставил часть рабочих стеречь бывшее озеро, пока дно не просохнет, остальным же приказал вернуться в лагерь. Через несколько недель дон Карлос поехал опять к озеру вместе с Виналетом и приказал своим людям пройти по дну, набросав туда досок. Эта попытка оказалась удачнее, высохшее дно было уже не так вязко, и теперь можно было его осмотреть по всем направлениям. Долго рабочие исследовали дно, пока наконец близ крутого берега не нашли человеческий скелет и возле него железный ящик, покрытые толстым слоем ила и сгнивших растений.
   Могила цыгана была открыта, сообщение Виналета подтвердилось, труд не пропал даром и увенчался успехом.
   Рабочие вытащили железный ящик и передали его дону Карлосу, который был убежден, что там находятся сокровища Аларико, охраняемые им даже после смерти.
   Сундук этот повезли в штаб-квартиру претендента на испанский престол, дон Карлос с Виналетом ехали следом. Ящик был очень крепко заделан со всех сторон и покрыт толстым слоем ржавчины. Он был невелик, но очень тяжел. Крышка была намертво прикована к ящику, не было никакого замка. По приезде в штаб ящик тихонько пронесли в покои, занимаемые доном Карлосом, который приказал рабочим немедленно открыть его в присутствии Виналета. Наступила решительная минута, претендент был сильно возбужден. Наконец он узнает, насколько велико сокровище, доставшееся ему от давно умершего цыганского короля.
   Виналет тоже волновался, так как теперь, когда ящик по его указаниям был найден, он должен был получить в награду за сделанное им сообщение место секретаря при доне Карлосе, должность, которая держала бы его в курсе всех приказаний, всей переписки,, .всех тайных распоряжений принца. Когда рабочие подпилили крышку со всех сторон, дон Карлос приказал им выйти и остался вдвоем с Виналетом.
   — Открывайте, — сказал он последнему. Виналет подошел к ящику и дрожащими от волнения руками снял с него крышку. Испуг и сильное изумление выразились на его лице.
   — Что там такое? — спросил принц.
   Виналет смотрел недвижным взором в глубь ящика, очевидно разочарованный в своих ожиданиях!
   — Бутылка, ваше величество, и больше ничего, — ответил он наконец.
   — Как бутылка? — воскликнул дон Карлос, приближаясь к таинственному сундуку, в котором действительно лежала большая бутылка, прикрепленная ко дну проволокой и плотно закупоренная пробкой. Так как она была из бесцветного прозрачного стекла, то нетрудно было рассмотреть, что в ней лежали свернутые в трубку бумаги.
   — Выньте эту бутыль и откройте ее! — сказал дон Карлос.
   Виналет отвинтил проволоку, затем вынул бутылку из сундука и, вытащив пробку, достал из нее бумаги, которые тотчас передал стоявшему рядом дону Карлосу.
   Последний развернул их и стал читать.
   Оказалось, что один из этих документов — расписка испанского короля Карла IV в том, что он заимообразно получил у предводителя цыганского табора Аларико миллион дуро; другой документ — указ того же короля, предоставлявший цыганам на вечные времена право свободного странствования и пребывания во всех местностях и городах королевства.
   Так вот в чем заключалось сокровище старого цыганского короля! Для дона Карлоса, разумеется, эти обязательства Карла IV не имели никакого значения! Надежды его рассыпались прахом! Он был взволнован и раздражен.
   Виналет бросился перед ним на колени, моля о прощении. Дон Карлос молча указал ему на дверь и сжег оба документа.

XI. Белита и Тобаль

   — Неужели я не ошибаюсь и это действительно вы, сеньора Белита? Я едва узнал вас, — сказал метис Алео молодой девушке, встретив ее случайно на улице. — Что за странная перемена с вами?!
   Девушка была в старом, полинялом платье и в таком же платке, небрежно накинутом на плечи, на роскошных волосах — старомодная шляпа, которая, впрочем, очень шла ей.
   Метис был прав, никто не узнал бы в этой бедно одетой девушке прежнюю блестящую красавицу, окруженную поклонниками! Если б не прелестное личико Миндального Цветка, которое не изменилось, сам Алео никак не узнал бы в этой простолюдинке возлюбленную своего господина. Сама она оставалась столь же очаровательной, как и прежде, красота ее выступала даже резче в отсутствие всяких украшений. В своем простом и бедном одеянии она казалась еще привлекательнее.
   Белите было неприятно, что она встретилась с Алео и была узнана им, она сразу подумала, что он выследил ее по поручению своего господина, ее бывшего возлюбленного. Но делать было нечего, она остановилась.
   — Я все время думал о вас, сеньора Белита, — продолжал Алео, — и не мог понять, куда вы скрылись! Везде искал вас, но не мог найти ваших следов! Наконец-то случай столкнул нас. Но что произошло, почему вы в таком странном костюме?
   — Все изменилось, Алео, и изменилось к лучшему, — ответила Белита, — я надеюсь еще стать снова счастливой!
   — Вы были бы счастливы, если бы сами не оттолкнули от себя счастье, сеньора!
   — Вы, Алео, как и прочие, считаете, что счастье можно найти только в роскоши и в развлечениях, — сказала Белита, — но я другого мнения!
   — Удивительно, сеньора, — пробормотал метис, — как резко люди могут измениться!
   — Я чувствую себя гораздо счастливее теперь, когда, отказавшись от прежней жизни, стала работать, чтобы обеспечить свое существование, и я не в состоянии описать вам, с каким удовольствием получаю в конце недели свою заработную плату! Конечно, это небольшие деньги, но их хватает на мои расходы.
   Метис качал головой от удивления.
   — Можно от души позавидовать, что работа доставляет вам такое удовольствие, сеньора! Какой же род работы вы избрали?
   — Я работаю на цветочной фабрике, которая находится там, напротив, на улице Мюро. Сначала мне было довольно трудно, работа не клеилась, но теперь у меня появилась сноровка. Распорядительница меня хвалит, и скоро я буду уже делать цветы и ветки, а до сих пор я делала только зеленые листья. Тогда я буду получать больше. Вы не можете представить себе, Алео, как я довольна переменой в моей жизни!
   — Кто бы мог подумать это о сеньоре Альмендре!
   — Я покончила с прошлым, — продолжала Белита, — никто, кроме вас, не знает, где я и что со мной, и я не хочу, чтобы стало известно о моей новой жизни, я рада, что принадлежу сама себе и совершенно одинока!
   — Что скажет маркиз!
   — Кланяйтесь ему от меня, передайте, что я искренне, от души благодарю его еще раз за все, что он для меня сделал, скажите, что я счастлива и довольна своим новым положением! Я думаю, что ему приятно будет это узнать! Скажите ему, что я всегда вспоминаю о нем с благодарностью, но видеть его я бы не хотела. Передайте ему это, Алео!
   — Не думаю, чтобы это доставило ему удовольствие!
   — О нет, Алео, вы ошибаетесь, я убеждена в противном, так как маркиз, искренно любивший меня, не может не порадоваться, что бедной Белите живется хорошо, что она чувствует себя, наконец, довольной и счастливой!
   — А маркиз, наоборот, очень несчастен!
   — Вы пугаете меня, Алео, что с ним случилось?
   — Да, все плохо, сеньора Белита, неудача за неудачей преследуют его, как будто его счастье исчезло вместе с вами!
   — Но он не болен, надеюсь! — спросила с участием Белита.
   — Нет, не болен, но все в нем и вокруг него изменилось, он совершенно упал духом!
   — Со временем это пройдет, он оправится и тогда с другими чувствами вспомнит обо мне, верьте, Алео, что это так и будет!
   — Потери и утраты следуют одна за другой, но к ним он относится холодно и равнодушно, как будто деньги не имеют для него никакого значения! Если так пойдет и дальше и он не выйдет из апатии, то разорение неминуемо, он потеряет все!
   — Бедный Горацио, мне очень больно это слышать! Он избалован, вырос в роскоши, ему трудно будет привыкнуть к бедности… Но расскажите, что же случилось?
   — Вы слышали, вероятно, что некоторое время тому назад на площади Растро был убит старый Моисей; накануне маркиз дал ему большую сумму денег без всякой расписки, как он это часто делал и прежде, — теперь эти деньги пропали безвозвратно! Но это еще не самое большое несчастье! Вы слышали, может быть, что управляющим маркиза был некто Балмонко, которому он безгранично доверял и наделил его слишком большими полномочиями. Негодяй злоупотребил ими и обокрал маркиза. Мои слова оправдались, я всегда говорил, что он мошенник!
   — Балмонко? Он казался мне таким честным и полезным для маркиза человеком!
   — Он обманщик и больше ничего! Воспользовавшись доверенностью, данной ему маркизом, он продал его имения и скрылся с деньгами!
   — О пресвятая Мадонна! Значит, маркиз потерял все свое состояние?
   — Он начал процесс, но он его проиграет, и тогда все его богатство погибло!
   — Бедный Горацио! Как же он это допустил, и куда делся Балмонко, куда он мог скрыться?
   — Как видно, у него много помощников и много заступников везде! Ходят слухи, что образовалось какое-то новое общество Гардуния и что Балмонко один из его членов, — сказал Алео. — Его искали везде, предполагая, что он поступил в войска, находящиеся на севере, но все оказалось напрасно, он скрылся бесследно!
   — Вероятно, маркиза это очень огорчает и заботит? — заметила Белита.
   Метис развел руками.
   — Все это огорчает его гораздо меньше, чем то, что он потерял вас. Эту потерю он не может забыть, она надрывает ему сердце! Мне кажется, что о денежных утратах он мало скорбит, что горюет он только о вас. Он ходит как потерянный, нигде не бывает, кроме как на службе, — чем все это кончится, сеньора, не знаю!
   — Молю пресвятую Деву Марию дать ему то спокойствие, какое она ниспослала мне!
   Вслед за этими словами Белита поклонилась Алео и продолжила свой путь. Она давно оставила свои роскошные апартаменты на улице Пуэрто-дель-Соль и жила в другом квартале города, в маленькой комнатке, которую так мило убрала на свои трудовые деньги, что бедность и нищета не были в ней заметны.
   Когда она рассталась с Алео, мысли, прерванные неожиданным появлением метиса, снова охватили ее, и образы, вызванные ими, живо представились ее воображению. Она так углубилась, ушла в себя, что не слышала, не видела ничего, что происходило вокруг; действительность, окружающая ее, исчезла, она забыла и встречу с Алео, и все, что говорил он ей о Горацио, которого она, однако же, искренно пожалела, услышав о несчастиях, преследующих его. Она думала только о Тобале Царцарозе, которого любила, о Тобале, сыне своего благодетеля!
   Уже несколько лет сердце ее принадлежало ему, она чувствовала к нему сильное влечение, но потом ею овладело вдруг стремление к наслаждениям, к роскоши, к удовольствиям, и она отдалась этому, заглушив свое чувство. Когда же она опять увидела Тобаля, он показался ей прекраснее, лучше, чем прежде, и она поняла, почувствовала, что такое настоящая, истинная любовь! С тех пор образ его преследовал ее везде, она искала случая увидеть его, для него она готова была отказаться от всего на свете. Жизнь, которой она жила, опротивела ей, и она бросила все и превратилась в бедную, честную работницу. Все это сделала с ней ее любовь к Тобалю, но она еще не сознавала ясно причины, которая произвела в ней такой сильный переворот. Из любви к нему она променяла свой роскошный салон на бедную комнатку, из любви к нему отказалась от всех удовольствий и предпочла им работу!
   Но Тобаль Царцароза стал мадридским палачом! Это известие потрясло Белиту! Сердце ее обливалось кровью при мысли об этом! Будь он ремесленником, самым бедным работником, она была бы так счастлива встретиться с ним, увидеть его опять, но узнать, что сын ее благодетеля, гордого и благородного алькальда, занимает столь презираемую всеми должность палача, что имя его, появление его приводят людей в ужас, что его все ненавидят и боятся, было нестерпимо тяжело для бедной девушки! Но прошло время, наступила весна, вся природа оживилась после зимнего сна, в воздухе разлилось благоухание распускающихся растений, и тяжелые впечатления сгладились. Белита свыклась с ужасной мыслью! Любовь мало-помалу брала б рх в ее сердце над отвращением к занятию возлюбленного. Это могучее чувство, преодолевающее все препятствия, все испытания, не отступающее ни перед чем, начало рисовать в воображении Белиты образ Тобаля, сглаживая и устраняя постепенно то ужасное впечатление, которое оставило в бедной девушке сообщение, что он палач. Любовь сумела отдалить в.ее представлении того Тобаля, которого она знала, от обагренного кровью исполнителя казней. Живо представилась ей их встреча на улице Пуэрто-дель-Соль, и появилось неодолимое, страстное желание увидеть его опять!