Страница:
Я натянул рубаху, стеганый шерстяной тигеляй с вышивкой, с молчаливого согласия офицера пристегнул меч к поясу и последовал за гвардейцем. Когда мы проходили через бесконечные анфилады и галереи дворца, я не заметил лишних караулов стражи, равно как и особенного оживления. Следовательно, минувшая ночь не стала для Аквилонии переломной — в дни переворотов обычно случается немыслимый в спокойные времена переполох. Значит, король Конан либо сумел раскрыть заговор, либо заговора вовсе не было, а киммериец встал не с той ноги и почему-то злится на весь мир…
Меня препроводили к жилым покоям короля — они располагаются на втором этаже и представляют собой дюжину уютных комнат и зальчиков, среди которых есть две спальни, столовый покой, оружейная и маленький гимнасический зал, в котором Конан продолжает совершенствоваться в науке мечного боя. Именно в этом помещении меня и встретили участники вчерашнего ужина. Кроме знакомых лиц Конана, Просперо, Халька и Эвисанды я увидел сморщенную физиономию месьора Монтеля — главного дворцового лекаря.
— Мораддин! — Конан увидел меня и махнул рукой. — У нас беда. Кто-то пытался убить Энунда.
Только теперь я заметил, что на мягких кожаных матрасах гимнасического зала, у ног короля, лежит грифон с перевязанной белыми тряпицами головой. Лекарь и его помощники суетились вокруг, а сам Монтель пытался влить в глотку ямурлакского зверя какой-то темный отвар.
— Конан, расскажи, пожалуйста, что произошло, — спокойно произнес я.
— Что произошло?! — взревел король и по его тону стало понятно: Конан необычайно рассержен и возмущен. — Лучше пусть остальные мне ответят, почему во дворце творятся всякие… всякие… — киммериец запнулся, видимо, не находя подходящего слова, чтобы охарактеризовать случившееся, и, наконец, ругнулся так, что Эвисанда аж зажала ушки ладонями. — Вот что здесь происходит! Мне было бы понятно, если б хотели убить меня, канцлера или высокого герцога Просперо! Но кому понадобилась жизнь безобидной твари?
Я наклонился над телом грифона и от изумления присвистнул. Сейчас, когда лекарь Монтель перевязал голову Энунду, повреждения выглядели не столь страшно, но… Я за свою жизнь повидал множество самых разнообразных ран и, лишь бросив взгляд на орлиную голову грифона, мог сказать: некто пытался убить Энунда, выколов глаз. Судя по тому, что грифон сейчас был еще жив, хотя и пребывал без чувств, рана была недостаточно глубокая для того, чтобы повредить мозг.
«Но зачем? — недоумевал я, поглаживая левой рукой жесткие перья на затылке Энунда. — Абсолютно бессмысленное покушение… Конан прав — если бы требовалась разрушить зыбкое спокойствие Тарантии, то оружие убийц направили бы на людей. Причем не на самых малых людей королевства. Кому была нужна жизнь грифона?»
— Я послал за бароном Гленнором, — снова рявкнул Конан, но я, как человек, привыкший разбираться с подобными историями, перебил короля:
— Подожди. Конан, скажи, пожалуйста, как все это произошло? Когда вы обнаружили Энунда раненым? Может быть, кто-то из дворцовых служащих видел нечто необычное?
— Хальк! — гаркнул король. Бледный летописец вышел вперед и неуклюже кивнул мне. Конан отступил на шаг назад, давая понять, что сейчас дозволяется говорить барону Юсдалю.
— Ночью… — голос Халька дрожал. — Ночью Энунд всегда выходит в дворцовый сад. Проветриться. Я уже перестал замечать, как он выбирается из моей комнаты, а потом из библиотечного зала. Он вышел… Наверное, после четвертого полуночного колокола. А я спал. Утром кухонная прислуга разносила горячую воду для умывания и наткнулась на тело. Меня сразу разбудили и я побежал к королю… Вот, посмотри, что нашли рядом с грифоном.
Хальк протянул мне завернутый в тряпочку острый кинжал-дагу с украшенной нефритом гардой и заплетенной тонким кожаным ремешком рукоятью. Я сразу понял, что кинжал делали гномы из клана, родственного моему отцу — на лезвии стояло клеймо в виде наковальни и семи звезд. Гномий кинжал… Я вспомнил, что этим оружием несколько раз хвастался Веллан. Мол, такой даги вы нигде не найдете — от Стигии до Гипербореи. Ему, Веллану, этот кинжал был подарен послом гномьего государя Дьюрина, на память…
На первый и самый поверхностный взгляд выходит, что Энунда хотел убить именно Веллан.
Я непонимающе посмотрел на Конана и понял, что сейчас с киммерийцем разговаривать бесполезно. Пускай у него за плечами опыт двух десятков лет, проведенных в походах и самых немыслимых авантюрах, пускай он к сорока годам научился думать не как наемник, а как серьезный и много испытавший человек, но горячая киммерийская кровь все равно не дает Конану возможности как следует осмыслить случившееся. Особенно в ярости…
Между прочим, а где же Веллан? Я не буду завидовать бритунийцу, если ему сейчас придется предстать перед Конаном.
Ну разумеется, Веллан явился в самое неподходящее время. В промежуток между дверью и косяком сунулась знакомая белобровая и веснушчатая физиономия, оборотень широко и радостно улыбнулся, завидев нас, но тотчас помрачнел. Зверское лицо Конана не сулило Веллану ничего хорошего.
Грифон, распластанный на полу, тяжело дышал и не шевелился. Месьор Монтель и его помощники стояли неподалеку и на их лицах было явственно написано: «Мы сделали, что смогли, но воля судьбы сильнее лекарского искусства.»
Хальк, которому я отдал кинжал, застыл как статуя. Эвисанда спокойно, хотя и с некоторой растерянностью, смотрела на короля.
— Твоя работа, сучий выродок? — процедил сквозь зубы Конан, ожигая взглядом Веллана. Бритуниец, подошедший к нам, выглядел заспанным и я понял, что его совсем недавно подняли с постели — Веллан пришел босиком, лишь в белых льняных штанах и подвязанной кожаным поясом рубахе с красной оторочкой.
— Что случилось? — бритуниец протер глаза правой ладонью. — Конан, чего ты такой бешеный с утра?
— Я понимаю, — медленно, с плохо скрываемой злостью в голосе начал король, — грифон — это только грифон и ничего больше. Но это мой грифон!!!
Неожиданно Конан рванулся к Веллану, сгреб его обеими руками за ворот рубахи и сильно встряхнул. Оборотень вытаращил непонимающие синие глаза и даже не пытался вырваться.
— Что происходит? — выдохнул он. — Конан, ты что, лотоса обкурился? Объясните!
— Объяснить? — киммериец, напирая всем телом на Веллана, прижал его к стене гимнасического зала. — Рассказывай, отродье нелюдское, зачем ты хотел убить Энунда? Кинжал чей? Твой?!
— Мой, — Веллан покосился на услужливо протянутый Хальком клинок. — Я думал, что забыл его вчера… После ужина. Так что случилось, объясни, пожалуйста!
Бритуниец, как видно, окончательно проснулся, и, положив ладони за запястье Конана, осторожно, но настойчиво отстранил руки короля. Веллану наверняка испортили посейчас непонятной мне утренней сценой хорошее настроение и он начал злиться.
Я решил, что лучше будет вмешаться или дело закончится самой обычнейшей дракой. Веллан, разумеется, не столь тяжел, как Конан или (пусть его душу упокоит Митра!) Эйвинд, но более верток и ловок. Таким образом, Конан и бритуниец могут сцепиться надолго и неизвестно, кто выйдет победителем. Конан, безусловно, силен, и людей, подобных ему в странах Заката не слишком много, однако, если посмотреть на Веллана, можно понять — он не так мускулист, сколько невероятно жилист…
— Разойдитесь, — твердо сказал я, оттолкнул в сторону Конана и отстранил Веллана. — Король, сначала разберись во всем, а потом пускай в ход кулаки. Веллан, не сердись на варвара, это он сгоряча.
Меня послушались.
— Ты где был после полуночного колокола, рассказывай! — Конан усмирил свою ярость и отступил на шаг. — Почему твой кинжал нашли возле Энунда?
— Я… — запнулся Веллан. — Я отдыхал. Неважно где и неважно с кем. Конан, поверь, не трогал я грифона! Я же знаю, что Энунд хороший!
— Если мне будет позволено… — смущенно перебил Хальк. — То я могу сказать, где Веллан Бритуниец провел минувшую ночь…
Всем придворным тарантийского замка (да и гостям тоже) давно пора уяснить, что Хальк с его истинно библиотекарской склонностью впитывать сплетни и раздобывать оные от самых разнообразных людей, всегда знает о самых незначительных событиях. Только вчера вечером за ужином он счел нужным уведомить меня, что кошка, живущая на кухне первого этажа, принесла семерых котят, а лейтенант Черных Драконов Гай Марселлус подцепил неприличную болезнь от городской шлюхи и к тому же голубиная почта доставила Просперо какое-то важное письмо с полудня… Немудрено, если барон Юсдаль осведомлен о похождениях Веллана.
— Рассказывай, — рявкнул Конан, а бритуниец опустил глаза и раскраснелся.
— Веллан в течение всей ночи, вплоть до шестого полуночного колокола находился в своей комнате, это я точно знаю, — осторожно подбирая слова, начал Хальк.
— Ты его сторожил, что ли? — мрачно усмехнулся король.
— Не совсем, — ответил библиотекарь. — Велл, расскажи лучше ты.
— А чего говорить? — буркнул оборотень. — Ну, с бабой я был… Чего в этом плохого? Не с мужиком же…
— Хальк, а ты откуда про это знаешь? — подозрительно сощурился Конан.
— Мои камин сообщается одной трубой с камином в покоях Веллана, — невозмутимо сказал Хальк. — Равно и с камином первого этажа. Если сидеть в кресле у очага и не мешает посторонний шум, все прекрасно слышно. А я как раз спал на диванчике у камина. Они мне спать мешали… Вначале смеялись громко, потом… — Хальк сделал многозначительную паузу. — Потом опять… Веллан, не смотри ты на меня волком, я ж не в замочную скважину поглядывал! Просто в других комнатах было холодно, вот я и устроился рядом с камином.
— Кто хоть она? — одним углом рта улыбнулся Конан и посмотрел на Веллана. — Герцогиню, небось, охмурил?
— Не-е, — отмахнулся бритуниец. — Служанка с кухни. Зачем мне благородные?..
— Следовательно, — я счел нужным снова вмешаться в разговор, так как Веллан совсем засмущался и сейчас нужно было выяснять не обстоятельства Веллановых приключений во имя Иштар, а суть неприятного происшествия с Энундом. Кроме того, я мог понять бритунийца — если в простецком Пограничье его бы никто не осудил за невинную интрижку с местной красоткой, то в Аквилонии с ее устоявшимися традициями могли серьезно пожурить за прелюбодеяние. — Следовательно, мы не можем найти свидетелей, а от Веллана подозрения, надо полагать, отводятся… Мы можем, конечно, спросить у прекрасной дамы, с которой он проводил время, что они делали после полуночи, но, полагаю… — при этих словах оборотень хмыкнул. — Веллан не виноват. У кого есть соображения?
Все замолчали. Спустя некоторое время Конан развел руками и покачал головой:
— Я ничего не понимаю. Бессмыслица. Энунд за все время пребывания во дворце никого и когтем не тронул! Его все любили… Бред.
— Не забудь, — я повернулся к королю, — хотели оклеветать Веллана, это ясно как день.
— Честное слово, — вскинулся бритуниец. — Я не мог нажить себе врагов в Тарантии! Кому было нужно, чтобы подозрения упали на меня?
Я добавил:
— И почему неизвестный выбрал именно грифона? Такое большое животное могло оказать сопротивление, причем яростное. А следов борьбы, как я полагаю, не обнаружилось?
— Да, — коротко ответил король. — Лекарь!
— Слушаю, повелитель, — с достоинством поклонился месьор Монтель. — Какие будут приказы?
— Помести Энунда в удобную комнату, — распорядился Конан. — Чтобы при нем неотлучно был один из твоих учеников. Постарайтесь вылечить.
— Это будет сложно, господин, — ответил Монтель. — Глаз животного вытек, кинжал пробил глазницу… Думаю, твой зверь долго не придет в сознание. А может быть, даже умрет, не сказав и слова.
— Если он вдруг очнется, — Конан положил ладонь на плечо Монтелю и заглянул ему в глаза. — Сразу же выспроси обстоятельства случившегося. Понял? Расскажешь герцогу Просперо или барону Гленнору. Я хочу выяснить… — тут киммериец обернулся к Веллану, легонько ткнул его кулаком в грудь и проговорил: — А ты не обижайся, нелюдь. Сам знаешь, когда я злой — лучше под руку не попадаться. Мир?
— Ненавижу киммерийцев, — проворчал Веллан, подавая руку Конану. — Сначала по морде бьют, а только потом разбираются. Ладно, мир.
Когда мы все выходили из гимнасической комнаты, а помощники лекаря Монтеля перекладывали бесчувственное тело грифона на широкие деревянные носилки, я расслышал, что Конан буркнул себе под нос:
— Дурацкая история… Ничего понять не могу.
Далее все происходило, как и намечали. Незадолго до полудня Конан вызвал к себе герцога Пуантенского, начальника тайной службы барона Гленнора и канцлера Публио, отдал им последние указания, вручил на сохранение корону и скипетр Аквилонии вместе с Большой печатью, оставив себе лишь Малую, подписал эдикт о временной передаче власти Государственному Совету, а затем ушел одеваться. Прецептором столицы был назначен граф Кертис — правая рука Гленнора.
Когда на главной башне замка колокол отбил двенадцать раз, возвестив время середины дня, из ворот Тарантии выехал небольшой кортеж. Я, Веллан, Хальк и Конан были в статском дворянском платье, десяток Черных Драконов под командой Паллантида сменили парадные черно-серебряные колеты, принятые по дворцовому распорядку, на полевую форму и теперь смотрелись, как обычные гвардейские офицеры. С каждым всадником шла заводная лошадь, нагруженная припасами. Почти никто из горожан не заметил, что отряд, направлявшийся к полуночному тракту, ведущему к немедийской границе, возглавлял сам король.
Мы оставили за спиной каменные громады Тарантийских стен, копыта лошадей ударили по мощеной четырехугольными плитами дороге. Внезапно Конан натянул поводья и оглянулся, хотя знал — это дурная примета.
— Мораддин, — тихонько позвал он меня. — Посмотри на донжон. Поневоле уверуешь в силу судьбы.
Я, сощурив глаза и приложив ладонь ко лбу, всмотрелся. Наверху невероятно огромной башни, поднимавшейся над Тарантией, торчала игла флагштока. Королевское знамя слабо колыхалось и изображенный на нем золотой лев, слившись в солнечных лучах с пурпурным полем, казался окруженным зеленоватым ореолом.
Я уже видел такой оттенок зеленого. Ядовитый, неживой цвет тумана, выбрасываемого подземным чудищем. Такое впечатление, что некто решил посмеяться над аквилонским королем, придав его знамени цвет пришедшей с полуночи грозы…
Но вот ударил порыв ветра, штандарт распрямился, снова засияв золотом и пурпуром. Конан рассмеялся:
— Мой дед, Аудагос Канах, говорил, будто все плохое нам лишь кажется. А в этом мире есть одно хорошее. Его только нужно увидеть… Поехали. Хальк, ты зачем взял с собой эту скотинку?..
«Приветствую тебя, мой король!
Обстоятельства сложились таким образом, что после принятого мною решения отправиться в Аквилонию я не имел возможности постоянно извещать тебя, владыка, о своих действиях и сопутствовавших им чрезвычайных событиях. Однако за минувшую луну свершилось столь много исключительно важных происшествий, что я, как подданный немедийской короны, счел обязанным сообщить тебе лично о недавних приключениях и планах на ближайшее будущее.
Склонен разбить мое послание на четыре части: во-первых, необходимо рассказать об обстановке в самой Аквилонии; во-вторых, поведать о поездке в удивительный край, именуемый Боссонским Ямурлаком. Третьим и четвертым пунктами последуют мои планы относительно путешествия в Пограничье, столь необходимого, столь и неотложного, в финале же я изложу свои предположения об ожидающем нас безрадостном будущем.
Итак, Аквилония. Будучи в гостях у короля, держащего под своей рукой Трон Льва, я пользуюсь почти безграничной свободой в действиях, отчего и могу беспрепятственно наблюдать за всеми перипетиями в отношениях между нынешним королем и частью дворянства. Не сомневаясь, государь, что мой помощник, граф Майль, уже посвятил тебя в тайну особой государственной важности — я имею в виду возможный заговор против Конана I , устраиваемый, скорее всего, конфидентами кофийского короля Страбонуса.
Не столь давно мне пришлось быть свидетелем покушения на жизнь аквилонского монарха, к счастью для всех нас, неудачного. Увы, но из-за моего недомыслия и промашек королевской свиты ни один злодей не был пойман и допрошен. Однако я связываю сей инцидент с крупным заговором, возможно, имеющим место. После конфиденциальной беседы с полномочным послом нашего государства в Тарантии, герцогом Дармштайном-младшим, я выяснил, что особое недовольство королем Конаном проявляют представители высшего слоя аквилонского дворянства, удрученные невиданным усилением Пуантенской ложи, а особенно — герцога Просперо, ставшего ближайшим помощником и советником короля. Через некоторых конфидентов сиятельный герцог Дармштайн выяснил, что наиболее возможным преемником трона и скипетра Аквилонии может быть либо единственный отпрыск династии Эпимитреев — граф Дион, либо (с меньшей вероятностью) — старший в роду герцогов Танасульских, имеющий родство с Эпимитреями по материнской линии.
Впрочем, вероятность всеобщего мятежа сомнительна. Потенциальные заговорщики будут не в состоянии ввести в Тарантию войска или взять королевский замок штурмом — гвардия Черных Драконов, составляющаяся из безземельных дворян и младших сыновей аристократии, верна Конану и будет защищать его всеми силами. Напомню, что в столице квартирует девять гвардейских полков: три пехотных, три кавалерийских, и три инженерных. Вооружение и выучка сих армейских частей великолепны.
Командование войском принадлежит герцогу Просперо Пуантенскому, а Их Светлость за прошедшее после воцарения нового монарха время озаботился поставить верных себе людей и ближайших родственников на самые важные посты в армии. Следовательно, я исключаю прямой вооруженный мятеж как один из вариантов развития событий.
Гораздо более опасной мне представляется иная перспектива. Вероятно, заговорщики попытаются пойти на физическое устранение короля Конана и герцога Просперо. После чего немедленно провозгласят королем своего ставленника и заручатся симпатиями плебса, не слишком доверяющего нынешнему королю. Я думаю, не надо тебе, государь, объяснять, что в этом случае Аквилония будет ввергнута в ужас гражданской войны. Наиболее приемлемым был бы вариант распада этой державы на полуденные (Тауран и Пуантен) и полуночные (Гандерланд и Боссония с метрополией в Танасуле) области. Однако, непременно начнется затяжная борьба за обладание Тарантией, основными судоходными путями, ведущими к Зингаре и Аргосу, а также приносящими колоссальный доход лесными массивами, что располагаются возле Немедийских гор. Не думаю, что стоит напоминать моему королю о широчайшей торговле поваленным лесом, монополию на которую вот уже не одно десятилетие держит правительство Аквилонии.
Неугомонные пикты, видя ослабление границ, непременно внесут свою лепту в возникшую сумятицу.
Таким образом, гражданская война в Аквилонии принесет на Закат полное расстройство торговли, безвластие в отдельных областях, и, разумеется, появление немыслимого количества разбойничьих отрядов, возглавляемых как мелкопоместными дворянами, так и просто отпетыми головорезами, а самое главное — полным разрушением достигнутого с таким трудом стратегического равновесия. Усиление Кофа (чей ставленник, возможно, будет сидеть на аквилонском троне) грозит бедой лишь нашему любезному отечеству — если новый аквилонский король удержит в руках власть над всей территорией страны, армией, и будет плясать под дудку Страбонуса, мы можем получить затяжную войну сразу на двух направлениях — закатном и полуденном. Если ты помнишь, государь, я показывал тебе донесения наших агентов из Хоршемиша, говорящие о претензиях Страбонуса на часть Заморы и полуденные пределы лежащего под твоим скипетром Коринфского протектората.
Выход один: либо Пятому Департаменту государственной Канцелярии Немедии следует подготовить план свержения возможного кофийского ставленника и самим найти человека, способного занять аквилонский трон, либо всемерно охранять жизнь нынешнего короля Конана Киммерийца. Последний вариант предпочтительнее, ибо, как ни странно, варвар, проводящий разумную и взвешенную политику, устраивает большинство крупных землевладельцев, дворян средней руки и торговые дома известнейших купцов. Последние прекрасно понимают, что любая нестабильность в жизни страны существенно скажется на их доходах, а земельные магнаты не могут допустить разорения своих ленов.
Теперь, государь, время перейти к новостям, привезенным мною из Боссонского Ямурлака…»
Значительно позже стало известно, что король Нимед I всемерно одобрил действия графа Мораддина, а за непосредственное участие в уничтожении подземного чудовища Его светлость граф Эрде был удостоен немедийского Ордена Чести.
Глава четырнадцатая
Пограничное королевство, постоялый двор в деревне Брийт.
12-13 дни третьей осенней луны.
«…Древо старой дружбы иногда способно принести самые неожиданные плоды. Так, например, кто мог предсказать, что выйдет из совершенно случайной встречи десятника стражи Пограничья и наемника, странствующего в поисках заработка? Последствием же сего знакомства стал освободившийся трон Пограничного королевства, в скором времени занятый бывшим десятником, ныне известным под именем короля Эрхарда. Спустя четыре года встретил свою давно предсказанную судьбу и наемник — нынешний правитель Аквилонии.
Но ни минувшие годы, ни королевская власть, завоеванная этими людьми, не сумела заставить их забыть о пережитых испытаниях и о данных когда-то обещаниях помощи. И поздней осенью 1288 года, когда доныне твердая и надежная земля содрогалась от разрывов подземного огня, пришла пора выполнять клятвы…»
Из «Синей или Незаконной Хроники» Аквилонского королевства
Сняв перчатку, я подхватил с еловой лапы пригоршню снега, мигом слепил снежок и запустил им в киммерийца. Не попал.
— Конан, вспоминаешь эти места?
Король обернулся и понимающе вздохнул.
— Вспоминаю. Кажется, в трех лигах к полуночи должна быть деревня Грейзи. Если она, конечно, осталась с тех времен.
— Расскажите, расскажите, — Хальк немедленно подъехал к нам поближе. — Это наверняка связано с историей про Бешеного Вожака?
— Юсдаль, я сколько раз тебе про это рассказывал, — проворчал Конан, поправляя рукой роскошную круглую шапку из черно-бурой лисицы. — Нас с Велланом и Эрхардом хотели там в жертву принести.
Да, было дело… Больше всех тогда досталось Конану, за которым носился неожиданно воскресший труп деревенского шамана. А все остальные — то есть Эрхард, Эртель и еще несколько ребят из нашего десятка — сидели на елке и вовсю давали киммерийцу полезные советы, как лучше отправить умертвие обратно, к его хозяину Нергалу. Веселая была история. Шумная.
— Когда мы подъедем к обещанному трактиру? — Хальк, изрядно замерший, смахнул рукавицей иней с бровей. — С самого утра едем! Веллан, ты дорогу не перепутал?
Я обиделся. Эти места знакомы мне с юности, то есть лет с восемнадцати. Именно тогда, семь лет назад, я приехал в Пограничье и случайно набрел на Эрхарда, почему-то взявшего неопытного молодого наемника в свой десяток Стражи. Наверное, нынешний король, а тогда лишь обычный десятник королевского войска учуял во мне родную кровь Карающей Длани. Думаю, не стоит напоминать, что нынешний король Пограничья и Закатных земель возле Немедийского хребта — оборотень, как и я сам.
— Трактир? — переспросил я у барона Юсдаля. — Сейчас надо проехать немного на полночь, потом чуточку к восходу, миновать Белые Холмы — там выселки — потом на полдень, совсем недолго, а затем ты увидишь дорогу на закат…
— Так это круг получается! — изумился Хальк.
— Именно, — послышался ровный голос графа Мораддина. — Веллан тебя разыгрывает. Насколько я помню карты, до села Брийт осталось меньше полулиги.
Ай да Мораддин! Я всегда знал, что у этого парня мозги в голове имеются. Он сам в Пограничье никогда не приезжал, но любую дорогу, каждую сколь-нибудь серьезную примету — скалу там или речку — опознавал мгновенно, в отличие от Халька или Паллантида с его мрачноватыми гвардейцами.
…Мы путешествуем уже одиннадцать полных дней. Покинув Тарантию, отряд двинулся на полночь, перевалил Немедийские горы, беспрепятственно миновал границу Немедии… Не так чтобы совсем беспрепятственно, конечно. Вначале нас ни за что не хотела пускать пограничная стража Драконьего трона, а предъявленные подорожные, подписанные для верности и Конаном, и канцлером Публио, не производили на немедийцев никакого впечатления. Где, мол, разрешение на въезд в королевство?
Положение спас Мораддин. Он отозвал капитана заставы в сторону, немного с ним потолковал, показал какие-то свитки и… Случилось чудо. Отряд проводили едва ли не с музыкой, выдали каждому подорожную, а немедийский капитан смотрел на графа Эрде будто на самого короля Нимеда — почтительно и с нескрываемым страхом. Не пойму, почему вечно спокойного и вежливого Мораддина так боятся?
Меня препроводили к жилым покоям короля — они располагаются на втором этаже и представляют собой дюжину уютных комнат и зальчиков, среди которых есть две спальни, столовый покой, оружейная и маленький гимнасический зал, в котором Конан продолжает совершенствоваться в науке мечного боя. Именно в этом помещении меня и встретили участники вчерашнего ужина. Кроме знакомых лиц Конана, Просперо, Халька и Эвисанды я увидел сморщенную физиономию месьора Монтеля — главного дворцового лекаря.
— Мораддин! — Конан увидел меня и махнул рукой. — У нас беда. Кто-то пытался убить Энунда.
Только теперь я заметил, что на мягких кожаных матрасах гимнасического зала, у ног короля, лежит грифон с перевязанной белыми тряпицами головой. Лекарь и его помощники суетились вокруг, а сам Монтель пытался влить в глотку ямурлакского зверя какой-то темный отвар.
— Конан, расскажи, пожалуйста, что произошло, — спокойно произнес я.
— Что произошло?! — взревел король и по его тону стало понятно: Конан необычайно рассержен и возмущен. — Лучше пусть остальные мне ответят, почему во дворце творятся всякие… всякие… — киммериец запнулся, видимо, не находя подходящего слова, чтобы охарактеризовать случившееся, и, наконец, ругнулся так, что Эвисанда аж зажала ушки ладонями. — Вот что здесь происходит! Мне было бы понятно, если б хотели убить меня, канцлера или высокого герцога Просперо! Но кому понадобилась жизнь безобидной твари?
Я наклонился над телом грифона и от изумления присвистнул. Сейчас, когда лекарь Монтель перевязал голову Энунду, повреждения выглядели не столь страшно, но… Я за свою жизнь повидал множество самых разнообразных ран и, лишь бросив взгляд на орлиную голову грифона, мог сказать: некто пытался убить Энунда, выколов глаз. Судя по тому, что грифон сейчас был еще жив, хотя и пребывал без чувств, рана была недостаточно глубокая для того, чтобы повредить мозг.
«Но зачем? — недоумевал я, поглаживая левой рукой жесткие перья на затылке Энунда. — Абсолютно бессмысленное покушение… Конан прав — если бы требовалась разрушить зыбкое спокойствие Тарантии, то оружие убийц направили бы на людей. Причем не на самых малых людей королевства. Кому была нужна жизнь грифона?»
— Я послал за бароном Гленнором, — снова рявкнул Конан, но я, как человек, привыкший разбираться с подобными историями, перебил короля:
— Подожди. Конан, скажи, пожалуйста, как все это произошло? Когда вы обнаружили Энунда раненым? Может быть, кто-то из дворцовых служащих видел нечто необычное?
— Хальк! — гаркнул король. Бледный летописец вышел вперед и неуклюже кивнул мне. Конан отступил на шаг назад, давая понять, что сейчас дозволяется говорить барону Юсдалю.
— Ночью… — голос Халька дрожал. — Ночью Энунд всегда выходит в дворцовый сад. Проветриться. Я уже перестал замечать, как он выбирается из моей комнаты, а потом из библиотечного зала. Он вышел… Наверное, после четвертого полуночного колокола. А я спал. Утром кухонная прислуга разносила горячую воду для умывания и наткнулась на тело. Меня сразу разбудили и я побежал к королю… Вот, посмотри, что нашли рядом с грифоном.
Хальк протянул мне завернутый в тряпочку острый кинжал-дагу с украшенной нефритом гардой и заплетенной тонким кожаным ремешком рукоятью. Я сразу понял, что кинжал делали гномы из клана, родственного моему отцу — на лезвии стояло клеймо в виде наковальни и семи звезд. Гномий кинжал… Я вспомнил, что этим оружием несколько раз хвастался Веллан. Мол, такой даги вы нигде не найдете — от Стигии до Гипербореи. Ему, Веллану, этот кинжал был подарен послом гномьего государя Дьюрина, на память…
На первый и самый поверхностный взгляд выходит, что Энунда хотел убить именно Веллан.
Я непонимающе посмотрел на Конана и понял, что сейчас с киммерийцем разговаривать бесполезно. Пускай у него за плечами опыт двух десятков лет, проведенных в походах и самых немыслимых авантюрах, пускай он к сорока годам научился думать не как наемник, а как серьезный и много испытавший человек, но горячая киммерийская кровь все равно не дает Конану возможности как следует осмыслить случившееся. Особенно в ярости…
Между прочим, а где же Веллан? Я не буду завидовать бритунийцу, если ему сейчас придется предстать перед Конаном.
Ну разумеется, Веллан явился в самое неподходящее время. В промежуток между дверью и косяком сунулась знакомая белобровая и веснушчатая физиономия, оборотень широко и радостно улыбнулся, завидев нас, но тотчас помрачнел. Зверское лицо Конана не сулило Веллану ничего хорошего.
Грифон, распластанный на полу, тяжело дышал и не шевелился. Месьор Монтель и его помощники стояли неподалеку и на их лицах было явственно написано: «Мы сделали, что смогли, но воля судьбы сильнее лекарского искусства.»
Хальк, которому я отдал кинжал, застыл как статуя. Эвисанда спокойно, хотя и с некоторой растерянностью, смотрела на короля.
— Твоя работа, сучий выродок? — процедил сквозь зубы Конан, ожигая взглядом Веллана. Бритуниец, подошедший к нам, выглядел заспанным и я понял, что его совсем недавно подняли с постели — Веллан пришел босиком, лишь в белых льняных штанах и подвязанной кожаным поясом рубахе с красной оторочкой.
— Что случилось? — бритуниец протер глаза правой ладонью. — Конан, чего ты такой бешеный с утра?
— Я понимаю, — медленно, с плохо скрываемой злостью в голосе начал король, — грифон — это только грифон и ничего больше. Но это мой грифон!!!
Неожиданно Конан рванулся к Веллану, сгреб его обеими руками за ворот рубахи и сильно встряхнул. Оборотень вытаращил непонимающие синие глаза и даже не пытался вырваться.
— Что происходит? — выдохнул он. — Конан, ты что, лотоса обкурился? Объясните!
— Объяснить? — киммериец, напирая всем телом на Веллана, прижал его к стене гимнасического зала. — Рассказывай, отродье нелюдское, зачем ты хотел убить Энунда? Кинжал чей? Твой?!
— Мой, — Веллан покосился на услужливо протянутый Хальком клинок. — Я думал, что забыл его вчера… После ужина. Так что случилось, объясни, пожалуйста!
Бритуниец, как видно, окончательно проснулся, и, положив ладони за запястье Конана, осторожно, но настойчиво отстранил руки короля. Веллану наверняка испортили посейчас непонятной мне утренней сценой хорошее настроение и он начал злиться.
Я решил, что лучше будет вмешаться или дело закончится самой обычнейшей дракой. Веллан, разумеется, не столь тяжел, как Конан или (пусть его душу упокоит Митра!) Эйвинд, но более верток и ловок. Таким образом, Конан и бритуниец могут сцепиться надолго и неизвестно, кто выйдет победителем. Конан, безусловно, силен, и людей, подобных ему в странах Заката не слишком много, однако, если посмотреть на Веллана, можно понять — он не так мускулист, сколько невероятно жилист…
— Разойдитесь, — твердо сказал я, оттолкнул в сторону Конана и отстранил Веллана. — Король, сначала разберись во всем, а потом пускай в ход кулаки. Веллан, не сердись на варвара, это он сгоряча.
Меня послушались.
— Ты где был после полуночного колокола, рассказывай! — Конан усмирил свою ярость и отступил на шаг. — Почему твой кинжал нашли возле Энунда?
— Я… — запнулся Веллан. — Я отдыхал. Неважно где и неважно с кем. Конан, поверь, не трогал я грифона! Я же знаю, что Энунд хороший!
— Если мне будет позволено… — смущенно перебил Хальк. — То я могу сказать, где Веллан Бритуниец провел минувшую ночь…
Всем придворным тарантийского замка (да и гостям тоже) давно пора уяснить, что Хальк с его истинно библиотекарской склонностью впитывать сплетни и раздобывать оные от самых разнообразных людей, всегда знает о самых незначительных событиях. Только вчера вечером за ужином он счел нужным уведомить меня, что кошка, живущая на кухне первого этажа, принесла семерых котят, а лейтенант Черных Драконов Гай Марселлус подцепил неприличную болезнь от городской шлюхи и к тому же голубиная почта доставила Просперо какое-то важное письмо с полудня… Немудрено, если барон Юсдаль осведомлен о похождениях Веллана.
— Рассказывай, — рявкнул Конан, а бритуниец опустил глаза и раскраснелся.
— Веллан в течение всей ночи, вплоть до шестого полуночного колокола находился в своей комнате, это я точно знаю, — осторожно подбирая слова, начал Хальк.
— Ты его сторожил, что ли? — мрачно усмехнулся король.
— Не совсем, — ответил библиотекарь. — Велл, расскажи лучше ты.
— А чего говорить? — буркнул оборотень. — Ну, с бабой я был… Чего в этом плохого? Не с мужиком же…
— Хальк, а ты откуда про это знаешь? — подозрительно сощурился Конан.
— Мои камин сообщается одной трубой с камином в покоях Веллана, — невозмутимо сказал Хальк. — Равно и с камином первого этажа. Если сидеть в кресле у очага и не мешает посторонний шум, все прекрасно слышно. А я как раз спал на диванчике у камина. Они мне спать мешали… Вначале смеялись громко, потом… — Хальк сделал многозначительную паузу. — Потом опять… Веллан, не смотри ты на меня волком, я ж не в замочную скважину поглядывал! Просто в других комнатах было холодно, вот я и устроился рядом с камином.
— Кто хоть она? — одним углом рта улыбнулся Конан и посмотрел на Веллана. — Герцогиню, небось, охмурил?
— Не-е, — отмахнулся бритуниец. — Служанка с кухни. Зачем мне благородные?..
— Следовательно, — я счел нужным снова вмешаться в разговор, так как Веллан совсем засмущался и сейчас нужно было выяснять не обстоятельства Веллановых приключений во имя Иштар, а суть неприятного происшествия с Энундом. Кроме того, я мог понять бритунийца — если в простецком Пограничье его бы никто не осудил за невинную интрижку с местной красоткой, то в Аквилонии с ее устоявшимися традициями могли серьезно пожурить за прелюбодеяние. — Следовательно, мы не можем найти свидетелей, а от Веллана подозрения, надо полагать, отводятся… Мы можем, конечно, спросить у прекрасной дамы, с которой он проводил время, что они делали после полуночи, но, полагаю… — при этих словах оборотень хмыкнул. — Веллан не виноват. У кого есть соображения?
Все замолчали. Спустя некоторое время Конан развел руками и покачал головой:
— Я ничего не понимаю. Бессмыслица. Энунд за все время пребывания во дворце никого и когтем не тронул! Его все любили… Бред.
— Не забудь, — я повернулся к королю, — хотели оклеветать Веллана, это ясно как день.
— Честное слово, — вскинулся бритуниец. — Я не мог нажить себе врагов в Тарантии! Кому было нужно, чтобы подозрения упали на меня?
Я добавил:
— И почему неизвестный выбрал именно грифона? Такое большое животное могло оказать сопротивление, причем яростное. А следов борьбы, как я полагаю, не обнаружилось?
— Да, — коротко ответил король. — Лекарь!
— Слушаю, повелитель, — с достоинством поклонился месьор Монтель. — Какие будут приказы?
— Помести Энунда в удобную комнату, — распорядился Конан. — Чтобы при нем неотлучно был один из твоих учеников. Постарайтесь вылечить.
— Это будет сложно, господин, — ответил Монтель. — Глаз животного вытек, кинжал пробил глазницу… Думаю, твой зверь долго не придет в сознание. А может быть, даже умрет, не сказав и слова.
— Если он вдруг очнется, — Конан положил ладонь на плечо Монтелю и заглянул ему в глаза. — Сразу же выспроси обстоятельства случившегося. Понял? Расскажешь герцогу Просперо или барону Гленнору. Я хочу выяснить… — тут киммериец обернулся к Веллану, легонько ткнул его кулаком в грудь и проговорил: — А ты не обижайся, нелюдь. Сам знаешь, когда я злой — лучше под руку не попадаться. Мир?
— Ненавижу киммерийцев, — проворчал Веллан, подавая руку Конану. — Сначала по морде бьют, а только потом разбираются. Ладно, мир.
Когда мы все выходили из гимнасической комнаты, а помощники лекаря Монтеля перекладывали бесчувственное тело грифона на широкие деревянные носилки, я расслышал, что Конан буркнул себе под нос:
— Дурацкая история… Ничего понять не могу.
Далее все происходило, как и намечали. Незадолго до полудня Конан вызвал к себе герцога Пуантенского, начальника тайной службы барона Гленнора и канцлера Публио, отдал им последние указания, вручил на сохранение корону и скипетр Аквилонии вместе с Большой печатью, оставив себе лишь Малую, подписал эдикт о временной передаче власти Государственному Совету, а затем ушел одеваться. Прецептором столицы был назначен граф Кертис — правая рука Гленнора.
Когда на главной башне замка колокол отбил двенадцать раз, возвестив время середины дня, из ворот Тарантии выехал небольшой кортеж. Я, Веллан, Хальк и Конан были в статском дворянском платье, десяток Черных Драконов под командой Паллантида сменили парадные черно-серебряные колеты, принятые по дворцовому распорядку, на полевую форму и теперь смотрелись, как обычные гвардейские офицеры. С каждым всадником шла заводная лошадь, нагруженная припасами. Почти никто из горожан не заметил, что отряд, направлявшийся к полуночному тракту, ведущему к немедийской границе, возглавлял сам король.
Мы оставили за спиной каменные громады Тарантийских стен, копыта лошадей ударили по мощеной четырехугольными плитами дороге. Внезапно Конан натянул поводья и оглянулся, хотя знал — это дурная примета.
— Мораддин, — тихонько позвал он меня. — Посмотри на донжон. Поневоле уверуешь в силу судьбы.
Я, сощурив глаза и приложив ладонь ко лбу, всмотрелся. Наверху невероятно огромной башни, поднимавшейся над Тарантией, торчала игла флагштока. Королевское знамя слабо колыхалось и изображенный на нем золотой лев, слившись в солнечных лучах с пурпурным полем, казался окруженным зеленоватым ореолом.
Я уже видел такой оттенок зеленого. Ядовитый, неживой цвет тумана, выбрасываемого подземным чудищем. Такое впечатление, что некто решил посмеяться над аквилонским королем, придав его знамени цвет пришедшей с полуночи грозы…
Но вот ударил порыв ветра, штандарт распрямился, снова засияв золотом и пурпуром. Конан рассмеялся:
— Мой дед, Аудагос Канах, говорил, будто все плохое нам лишь кажется. А в этом мире есть одно хорошее. Его только нужно увидеть… Поехали. Хальк, ты зачем взял с собой эту скотинку?..
ДОКУМЕНТ — IV
Послание Мораддина, графа Эрде, королю Немедии и протектору Коринфии Нимеду I . Отправлено из Тарантии, Аквилония, со спешной посольской почтой в 27день второй осенней луны, 1288 г.«Приветствую тебя, мой король!
Обстоятельства сложились таким образом, что после принятого мною решения отправиться в Аквилонию я не имел возможности постоянно извещать тебя, владыка, о своих действиях и сопутствовавших им чрезвычайных событиях. Однако за минувшую луну свершилось столь много исключительно важных происшествий, что я, как подданный немедийской короны, счел обязанным сообщить тебе лично о недавних приключениях и планах на ближайшее будущее.
Склонен разбить мое послание на четыре части: во-первых, необходимо рассказать об обстановке в самой Аквилонии; во-вторых, поведать о поездке в удивительный край, именуемый Боссонским Ямурлаком. Третьим и четвертым пунктами последуют мои планы относительно путешествия в Пограничье, столь необходимого, столь и неотложного, в финале же я изложу свои предположения об ожидающем нас безрадостном будущем.
Итак, Аквилония. Будучи в гостях у короля, держащего под своей рукой Трон Льва, я пользуюсь почти безграничной свободой в действиях, отчего и могу беспрепятственно наблюдать за всеми перипетиями в отношениях между нынешним королем и частью дворянства. Не сомневаясь, государь, что мой помощник, граф Майль, уже посвятил тебя в тайну особой государственной важности — я имею в виду возможный заговор против Конана I , устраиваемый, скорее всего, конфидентами кофийского короля Страбонуса.
Не столь давно мне пришлось быть свидетелем покушения на жизнь аквилонского монарха, к счастью для всех нас, неудачного. Увы, но из-за моего недомыслия и промашек королевской свиты ни один злодей не был пойман и допрошен. Однако я связываю сей инцидент с крупным заговором, возможно, имеющим место. После конфиденциальной беседы с полномочным послом нашего государства в Тарантии, герцогом Дармштайном-младшим, я выяснил, что особое недовольство королем Конаном проявляют представители высшего слоя аквилонского дворянства, удрученные невиданным усилением Пуантенской ложи, а особенно — герцога Просперо, ставшего ближайшим помощником и советником короля. Через некоторых конфидентов сиятельный герцог Дармштайн выяснил, что наиболее возможным преемником трона и скипетра Аквилонии может быть либо единственный отпрыск династии Эпимитреев — граф Дион, либо (с меньшей вероятностью) — старший в роду герцогов Танасульских, имеющий родство с Эпимитреями по материнской линии.
Впрочем, вероятность всеобщего мятежа сомнительна. Потенциальные заговорщики будут не в состоянии ввести в Тарантию войска или взять королевский замок штурмом — гвардия Черных Драконов, составляющаяся из безземельных дворян и младших сыновей аристократии, верна Конану и будет защищать его всеми силами. Напомню, что в столице квартирует девять гвардейских полков: три пехотных, три кавалерийских, и три инженерных. Вооружение и выучка сих армейских частей великолепны.
Командование войском принадлежит герцогу Просперо Пуантенскому, а Их Светлость за прошедшее после воцарения нового монарха время озаботился поставить верных себе людей и ближайших родственников на самые важные посты в армии. Следовательно, я исключаю прямой вооруженный мятеж как один из вариантов развития событий.
Гораздо более опасной мне представляется иная перспектива. Вероятно, заговорщики попытаются пойти на физическое устранение короля Конана и герцога Просперо. После чего немедленно провозгласят королем своего ставленника и заручатся симпатиями плебса, не слишком доверяющего нынешнему королю. Я думаю, не надо тебе, государь, объяснять, что в этом случае Аквилония будет ввергнута в ужас гражданской войны. Наиболее приемлемым был бы вариант распада этой державы на полуденные (Тауран и Пуантен) и полуночные (Гандерланд и Боссония с метрополией в Танасуле) области. Однако, непременно начнется затяжная борьба за обладание Тарантией, основными судоходными путями, ведущими к Зингаре и Аргосу, а также приносящими колоссальный доход лесными массивами, что располагаются возле Немедийских гор. Не думаю, что стоит напоминать моему королю о широчайшей торговле поваленным лесом, монополию на которую вот уже не одно десятилетие держит правительство Аквилонии.
Неугомонные пикты, видя ослабление границ, непременно внесут свою лепту в возникшую сумятицу.
Таким образом, гражданская война в Аквилонии принесет на Закат полное расстройство торговли, безвластие в отдельных областях, и, разумеется, появление немыслимого количества разбойничьих отрядов, возглавляемых как мелкопоместными дворянами, так и просто отпетыми головорезами, а самое главное — полным разрушением достигнутого с таким трудом стратегического равновесия. Усиление Кофа (чей ставленник, возможно, будет сидеть на аквилонском троне) грозит бедой лишь нашему любезному отечеству — если новый аквилонский король удержит в руках власть над всей территорией страны, армией, и будет плясать под дудку Страбонуса, мы можем получить затяжную войну сразу на двух направлениях — закатном и полуденном. Если ты помнишь, государь, я показывал тебе донесения наших агентов из Хоршемиша, говорящие о претензиях Страбонуса на часть Заморы и полуденные пределы лежащего под твоим скипетром Коринфского протектората.
Выход один: либо Пятому Департаменту государственной Канцелярии Немедии следует подготовить план свержения возможного кофийского ставленника и самим найти человека, способного занять аквилонский трон, либо всемерно охранять жизнь нынешнего короля Конана Киммерийца. Последний вариант предпочтительнее, ибо, как ни странно, варвар, проводящий разумную и взвешенную политику, устраивает большинство крупных землевладельцев, дворян средней руки и торговые дома известнейших купцов. Последние прекрасно понимают, что любая нестабильность в жизни страны существенно скажется на их доходах, а земельные магнаты не могут допустить разорения своих ленов.
Теперь, государь, время перейти к новостям, привезенным мною из Боссонского Ямурлака…»
Значительно позже стало известно, что король Нимед I всемерно одобрил действия графа Мораддина, а за непосредственное участие в уничтожении подземного чудовища Его светлость граф Эрде был удостоен немедийского Ордена Чести.
Глава четырнадцатая
ВЕЛЛАН, ТРЕТИЙ РАССКАЗ
Пограничное королевство, постоялый двор в деревне Брийт.
12-13 дни третьей осенней луны.
«…Древо старой дружбы иногда способно принести самые неожиданные плоды. Так, например, кто мог предсказать, что выйдет из совершенно случайной встречи десятника стражи Пограничья и наемника, странствующего в поисках заработка? Последствием же сего знакомства стал освободившийся трон Пограничного королевства, в скором времени занятый бывшим десятником, ныне известным под именем короля Эрхарда. Спустя четыре года встретил свою давно предсказанную судьбу и наемник — нынешний правитель Аквилонии.
Но ни минувшие годы, ни королевская власть, завоеванная этими людьми, не сумела заставить их забыть о пережитых испытаниях и о данных когда-то обещаниях помощи. И поздней осенью 1288 года, когда доныне твердая и надежная земля содрогалась от разрывов подземного огня, пришла пора выполнять клятвы…»
Из «Синей или Незаконной Хроники» Аквилонского королевства
Сняв перчатку, я подхватил с еловой лапы пригоршню снега, мигом слепил снежок и запустил им в киммерийца. Не попал.
— Конан, вспоминаешь эти места?
Король обернулся и понимающе вздохнул.
— Вспоминаю. Кажется, в трех лигах к полуночи должна быть деревня Грейзи. Если она, конечно, осталась с тех времен.
— Расскажите, расскажите, — Хальк немедленно подъехал к нам поближе. — Это наверняка связано с историей про Бешеного Вожака?
— Юсдаль, я сколько раз тебе про это рассказывал, — проворчал Конан, поправляя рукой роскошную круглую шапку из черно-бурой лисицы. — Нас с Велланом и Эрхардом хотели там в жертву принести.
Да, было дело… Больше всех тогда досталось Конану, за которым носился неожиданно воскресший труп деревенского шамана. А все остальные — то есть Эрхард, Эртель и еще несколько ребят из нашего десятка — сидели на елке и вовсю давали киммерийцу полезные советы, как лучше отправить умертвие обратно, к его хозяину Нергалу. Веселая была история. Шумная.
— Когда мы подъедем к обещанному трактиру? — Хальк, изрядно замерший, смахнул рукавицей иней с бровей. — С самого утра едем! Веллан, ты дорогу не перепутал?
Я обиделся. Эти места знакомы мне с юности, то есть лет с восемнадцати. Именно тогда, семь лет назад, я приехал в Пограничье и случайно набрел на Эрхарда, почему-то взявшего неопытного молодого наемника в свой десяток Стражи. Наверное, нынешний король, а тогда лишь обычный десятник королевского войска учуял во мне родную кровь Карающей Длани. Думаю, не стоит напоминать, что нынешний король Пограничья и Закатных земель возле Немедийского хребта — оборотень, как и я сам.
— Трактир? — переспросил я у барона Юсдаля. — Сейчас надо проехать немного на полночь, потом чуточку к восходу, миновать Белые Холмы — там выселки — потом на полдень, совсем недолго, а затем ты увидишь дорогу на закат…
— Так это круг получается! — изумился Хальк.
— Именно, — послышался ровный голос графа Мораддина. — Веллан тебя разыгрывает. Насколько я помню карты, до села Брийт осталось меньше полулиги.
Ай да Мораддин! Я всегда знал, что у этого парня мозги в голове имеются. Он сам в Пограничье никогда не приезжал, но любую дорогу, каждую сколь-нибудь серьезную примету — скалу там или речку — опознавал мгновенно, в отличие от Халька или Паллантида с его мрачноватыми гвардейцами.
…Мы путешествуем уже одиннадцать полных дней. Покинув Тарантию, отряд двинулся на полночь, перевалил Немедийские горы, беспрепятственно миновал границу Немедии… Не так чтобы совсем беспрепятственно, конечно. Вначале нас ни за что не хотела пускать пограничная стража Драконьего трона, а предъявленные подорожные, подписанные для верности и Конаном, и канцлером Публио, не производили на немедийцев никакого впечатления. Где, мол, разрешение на въезд в королевство?
Положение спас Мораддин. Он отозвал капитана заставы в сторону, немного с ним потолковал, показал какие-то свитки и… Случилось чудо. Отряд проводили едва ли не с музыкой, выдали каждому подорожную, а немедийский капитан смотрел на графа Эрде будто на самого короля Нимеда — почтительно и с нескрываемым страхом. Не пойму, почему вечно спокойного и вежливого Мораддина так боятся?