Бородыня Александр. Похождения рофессора Эпикура

Бородыня Александр
Похождения рофессора Эпикура

   Александр Бородыня
   Похождения рофессора Эпикура
   Глава 1. ОБЗОР
   Дивизию "Дуглас" бронепехота раздавила, как клопа на скале. В бинокль, если подобраться поближе и раздвинуть пышные заросли, видны были на меловом рельефе разбросанные красно-зеленые кляксы. Ветер приносил к полевой кухне, развернутой в чащобе, запашок разлагающихся трупов.
   Солдаты в бронемашинах не пахли. По уставному порядку после завершения операции они в раскаленных машинах с самозапаивающимися люками быстро высыхали и мумифицировались, отравленные на боевом посту. Десять сверкающих броневиков, застрахованные от захвата, замерли на долгие месяцы в узкой лощине - надежный боеконсерв.
   Санитарка в роте Эпикура рассказывала:
   - Тащу господина полковника... он-то не слышит - морда в мелу, крови не видно, а в бронетанке скребется кто-то, стонет... Наверное, газ не включился, вот его, бедненького, и заварило заживо!..
   Пахли только мертвые солдаты и офицеры дивизии "Дуглас", в бинокль можно было хорошо разглядеть лицо одного солдата: звездообразное серебро кокарды, черный глянцевый козырек фуражки, под козырьком коричневый мягкий провал: белые зубы, кончик острого носа, и, туго намотанные на горле, серебряные нити аксельбантов.
   Тяжелый запах не портил аппетита свежепригнанных батальонов гливеров. Ближе был запах, исходящий от походных котлов, от оловянных мисок, разбросанных по траве, прохладный и жирный запах свежей оружейной смазки приятно холодил ноздри, И еще была вонь собственных солдатских тел, заживо сгнивающих в герметичной резине нормативных комбинезонов.
   У обширной брезентовой палатки на раскладном стульчике низко сидел ротный и, лениво поплевывая на обожженные пальцы, копался в своем крокодиловом планшете. Из планшета на землю выскочила квадратная черно-золотая тисненая открытка: "Мовзи-залы для покинувших жизнь". Она легла картинкой вверх, и Эпикур поморщился.
   "Тех, кто в бронемашинах, тоже туда по воздуху переправят, - вечная память, точный номер на руке: был таким-то, погиб тогда-то, возраст, вес при жизни, вес после смерти, отдельно вес мозгового вещества... Родословная: ближайшие родственники, прямые потомки... Интересная мысль: своих солдат убивать из удобства, хотя, это у них в технологии боя!.. Пойди теперь, вскрой бронемашину без ключа, и не взорвешь ее!.. Можно, конечно, взорвать, но сколько пороху надо!?. Порох на бой отпущен. Правда, здесь мы исходим из тезиса, что и война когда-нибудь кончится, а наука начнет развиваться по мирным рельсам, по мирным рельсам наука, соответственно, докатится до восстановления из мертвых, вот тут-то их всех восстановят - героев! Ну, того, который сейчас скребся, уже нипочем не восстановят, он, вероятно, по их понятиям - предатель! А нашим - только вечная память и братская могила! Тоже морока. Когда скалы возьмем, придется ведь грунт взрывать, придется бульдозер выпрашивать, не лопатами же ее рыть, могилу эту!.. Хотя, и лопатами - ничего!.. Грилям вообще умирать запрещено!.. Ох, сидят они на севере - ни ракеты, ни костра, ни звука, комфортно сидят, а потом вдруг жесткий марш-бросок, километров на шесть, не больше!.. В рамках задачи... Вот только... Духота! Комбинезон проклятый! Какая сволочь его в Институте придумала?!"
   Эпикур разодрал на груди длинную, от горла до паха, застежку комбинезона и полил из фляги выпавший наружу белый, безволосый, мокрый от пота живот. Спирт немного подсушил кожу. Ротный смотрел, как дышит его собственная жировая складка, как перекатывается.
   - Титания! - позвал он ленивым раскатистым голосом. - Титания, я что-то карту не найду, ты не видела?!
   Из палатки высунулась гладко причесанная женская голова, на ротного вылупились усталые сухие глазищи. Старуха длинными пальцами упиралась в землю, стоя на четвереньках, глупо приоткрывала рот, отчего по лицу разлетались в разные стороны стрелы морщин...
   - Не видела!.. - Из черного рта старухи пахло чем-то сухим и горячим. - Какая карта?
   - Делась куда-то, проклятая!.. Здесь же была! - вздохнул Эпикур, он потряс планшетом. - Была и нет! Наша карта, оперативная. Я на ней вчера, помнишь, флажки рисовал.
   Гливеры на полянке возле кухни возились с собакой. Собака скалилась и незло рычала. Лица гливеров были мокрыми. Пот лился струями по черно-коричневой резине комбинезонов. Гливеры растопыривали черно-коричневые резиновые пальцы. Сверкнул железным языком вверх кинжал. Не в состоянии поддеть псину, кинжал нетерпеливо обрубал веточки с листьями.
   - Боба, Бобочка!.. - позвала, обратив свои круглые глаза к игре, Титания. - Иди ко мне, Бобочка!..
   Собака прорвалась между топающими неуклюже ногами гливеров и кинулась к палатке. Гливеры, все как один - их было пятеро - повернули головы. Один из них заметно сглотнул слюну и облизал распухшие губы.
   - Я, конечно, понимаю... Ну и что!.. Ну, они бы его съели, были бы сыты... Ты, Титания, зря кобеля спасаешь! Они же друг друга сожрут... Ночью втихаря зарежут, а утром при всех сожрут, скажут, что корова приблудилась, а это не по уставу!..
   - А животное по уставу терзать!? - тихо взвизгнула Титания, прижимая к себе роющего лапами землю кобеля. - Бобочку кинжалом колоть!
   - Про собачину в уставе сказано: в крайнем случае можно, а у нас теперь сплошной крайний случай, у нас теперь не крайности вообще нет... Эпикур возвысил голос. - Где, черт подери, карта!? Второй час, а я позиции представить себе не могу!..
   Громко, на весь лагерь вдруг заговорило радио:
   - Последние новости вкратце! Наше правительство разорвало договор о временном перемирии с правительством грилей, - диктор вещал зажигательно, с азартом, как и полагается столичному диктору из Института. Вице-губернатор Раули плюнул на воротничок полковнику Кентурио. Вторая армия мумми-смертников, выставленная против наших полупехотных соединений, насчитывает сегодня около двадцати тысяч бронемашин!..
   Недавно введенная форма краткого изложения не всем нравилась. Гливеры морщились.
   - ...Они плодятся, как кошки и шакалы, им не страшно умирать!.. Наш президент-генерал зовет вас плодиться и умирать!.. В воздушном бою над Тройным озером сбито четыре машины пряных, потери с нашей стороны: два зенитных пулемета и один раненый солдат... Информация из лаборатории Сенеки на этот час еще не поступила. Передаем новости в подробном изложении!..
   "Хоть бы она вообще не поступила... - отметил про себя Эпикур, потирая мокрыми пальцами свой блестящий живот. - Всегда лучше о чем-нибудь догадываться, чем это что-то наверняка знать!"
   - Заткните, кто-нибудь, ему динамик! - рявкнул он.
   В широкий раструб репродуктора ударила пластиковая бутылка; на полуслове голос столичного диктора неприятно хлюпнул и смолк.
   - Титания, ну где же карта?! Вакси, может быть, ты мне скажешь, где карта!?
   Голова Титании исчезла за пологом палатки, сухая рука втащила за собою внутрь и пса. Брезент пошевелился. В покачивающейся щели появилась двупалая багровая клешня. Пальцы сжимали большой потертый квадрат пластиковой карты.
   - На, подавись! - сказал Вакси. - Изучай!
   Рука убралась, карта шлепнулась на землю рядом с открыткой. Эпикур лениво разглядывал лагерь. Гливер, что швырнул бутылку в динамик, бутылку эту подобрал, и, запрокинув голову, присосался. По подбородку солдата полились прозрачные спиртовые слюни.
   Санитарка бинтовала кому-то ногу, а другой кто-то, тоже в комбинезоне, подбирался к ней сзади, пытаясь заглянуть под серый халат; гливер лениво прихлебывал из бутылки; повар с лязгом захлопнул крышку котла, и запах на поляне переменился. Эпикур со свистом втянул воздух: на общем фоне теперь выделялся какой-то приятно-островатый фруктовый запах.
   "Яд, к сожалению, а вкусно пахнет, - подумал Эпикур. - Устав запрещает есть плоды. Хорошо бы разрешить в уставном порядке, хотя бы, как эксперимент. Накушались и умерли, а потом нас оживят!... Пожалуй, нет, у нас не оживят, у нас, дай Бог, бульдозер пришлют, а то вон как "Дугласа"-то раскидало по камням, жуть!..."
   Гливеры бродили между разбросанных своих ранцев и мисок, их долговязые с длинными до колен болтающимися руками фигуры, маячили среди толстых и шершавых древесных стволов. К деревьям были прислонены карабины, и свисали на ремешках сверху, с веток, истекающие свежею смазкой автоматы. Сонные, неумытые и полуголодные солдаты казались, ни к чему не пригодными, а ведь именно их после необходимых расчетов Эпикур потащит в бой.
   Непонятно только, куда в бой? Брать скалы? Неумно. Наверно, хватит уже там разлагающейся под солнцем дивизии "Дуглас", похожей теперь на позавчерашний праздничный ужин. Атаковать окопы грилей? Нет, такого приказа еще не было! Хотя, все может быть, плюнули же на воротничок в верхах... Мумми-смертники, вот бы кого с удовольствием поколотил Эпикур! Как ему нравилось вскрывать эти, не заваренные еще намертво консервные банки, выковыривать оттуда штыком, словно мокрую креветку из раковины тонким перочинным ножичком, недоделанных мумми, лишая их предполагаемого бессмертия!!.. Могут пряные наскочить, они всегда неожиданно, тут уже не выбирать, а драться!
   Карта, разложенная на земле у ног Эпикура, была помечена в уголке грифом: "Полусекрет. Изучил - уничтожь!". На карте лежали тени. Тень ветки очертила полосу окопов, другая тень, полная листьев, шевелящаяся, падала на белые разрезы скал. Передняя часть карты, у самых носков ботинок, была затемнена. Здесь в джунглях базировалась и атаковала полевую кухню рота Эпикура.
   - Титания! - опять громко позвал Эпикур. - Титания, ты не сердись за собаку, я пошутил! Нет такой главы в уставе, я ее сам от жары придумал!
   Глава 2. ЛАБОРАТОРИЯ
   Как следует рассмотреть позицию мешала яркая прожекторная лампа с серебряным отражателем. Лампа, расположенная довольно высоко, метрах в десяти над огромным макетом, имитирующим джунгли, отражалась в толстом зеленом стекле, и неприятно жужжала.
   Привязанный к маленькому металлическому стулу, полковник Кентурио и вовсе не смотрел бы на позицию, если бы тощий, до белизны вымытый палец Сенеки периодически, правда, без каких-то специально оговоренных интервалов, не нажимал небольшую кнопку на пульте, отчего тело полковника пробивало электрическим током, и голова неизбежно сворачивалась в нужное положение. Ноги полковника, обутые в маленькие черные сапожки, были притянуты проволочками к металлическим ножкам кресла, а его тщательно выбритое тело, упакованное в сшитый на заказ мундирчик, было расположено под таким углом, что и в простую лупу на длинной латунной рукоятке - такую лупу Сенека всегда носил у себя в левом верхнем кармане рабочего халата - нетрудно было рассмотреть жирный плевок, подсыхающий на расстегнутом воротничке.
   После очередного нажатия кнопки полковник Кентурио запищал, его розовые ушки задрожали, а из ноздрей потекли жидкие струйки, он повернул голову и увидел, что проклятый вице-губернатор Раули уже пересек лабораторную площадку, он миновал совершенно безнаказанно условные джунгли, миновал белое острое крошево, обозначающее скалы, только в одном месте задержавшись и принюхавшись к мертвой мыши из дивизии "Дуглас", проскочил удачно по желобу, протиснулся между раскаленных жестянок, изображающих здесь бронемашины мумми-смертников, кажется в одной из жестянок не пошел газ, и там болезненно скреблась заживо замурованная очередная рядовая подопытная мышь, после чего, прочертив голым серым хвостом в пыли дорожку, нырнул вниз и оказался в совершенной безопасности на втором нижнем ярусе в бункере пряных.
   - Ну что, разглядел своего врага? - склоняясь с лупою в руке к полковнику Кентурио, спросил Сенека. - Ненавидишь его? Бросишь против него войска?.. - В лупу было отчетливо видно, как дрожит на подлокотнике мышиная лапка, затянутая в миниатюрную лайковую перчатку. - Сотрешь его в порошок?!
   Неприятный зуммер городского телефона заставил профессора отвлечься, пересечь обширную лабораторию и снять трубку.
   - Да, Сенека!
   После вежливого покашливания в трубке образовался женский очень осторожный и очень приятный голос:
   - Профессор, вас беспокоят с радиостанции... Профессор, вы не могли бы рассказать...
   - А в чем тогда будет суть? Зачем тогда нужна вообще моя работа? ледяным голосом поинтересовался Сенека. - Девушка, лабораторные изыскания проводятся параллельно. Вы хотите, я могу повторить это слово еще тысячу раз. Параллельно! Я не вмешиваюсь в военные действия, война сама по себе, моя модель войны сама по себе... И еще раз повторяю вам: после! После окончания эксперимента...
   - То есть, когда, после? - безнадежно спросили в трубке.
   - После окончания войны.
   - Вообще всей?
   - Вообще всей. Вот кончится война, - голос его был ледяным и одновременно издевательски-ласковым. - И мы с вами за чашечкой кофе в кулуарах симпозиума с удовольствием произведем сравнительный анализ того, что было на самом деле и того, что было на моем лабораторном столе. Так сказать, наложим кальки. Но только потом!... Потом...
   - А вы думаете, она когда-нибудь кончится?
   - Конечно, как и любой процесс!
   - Ну, хоть что-нибудь?
   - Ничего! Я советую вам на вашем радио построить свою версию. Пусть существует третья версия тех же событий. Тогда в кулуарах симпозиума за чашечкой кофе у нас будет возможность совместить уже не две кальки, а три. Вы же опытные там все журналисты, напрягите свою фантазию... Поработайте мозгами... Раскиньте карты, в конце концов, если мозгов не хватает, или, как там еще можно: на горохе, на кофейной гуще... На радужной оболочке глаза, в конце-то концов.
   - Простите, профессор, я записываю, на чем?
   - У вас глаза большие, наверное, голубые?
   - Голубые?
   - Ну вот, на них!
   Желая снова достать лупу и получше рассмотреть глаза полковника Кентурио, Сенека почему-то вместо лупы извлек из кармана, вытянув за длинную цепочку, часы, щелкнул крышечкой, губы профессора неприятно искривились: это надо было потратить столько времени на бессмысленный разговор, когда каждая секунда на счету. Высокий и сухой старик, одетый в длинный белый халат, он, широко ступая, обошел свою лабораторию. При каждом шаге профессор Сенека импульсивно взмахивал тощими длинными руками, и сквозь прожженные в халате дыры была видна его темная кожа, покрытая частыми пигментными пятнами. Халат был, как решето, капли кислоты оставили на нем рыжие неровные проплешины, магниевые искры пробили тысячи маленьких игольчатых дыр, неаккуратно затушенные сигареты оставили, похожие по очертанию на несуществующие материки, целые оазисы с обугленными краями. Халат был - кладезь инструментов, зная за собою привычку все терять, Сенека носил все на себе. Наборы игл были воткнуты в ворот, в больших карманах, вперемешку с табаком и зубочистками, лежали мини-бомбы, флакончики с ядом, части для аэропланов, коробочки с запасной формой. Пользуясь только своим халатом, Сенека легко мог одеть до пятидесяти родов войск, исключая, пожалуй, только грилей, их обмундирование было слишком тяжелым и хранилось отдельно в сейфе. Огромный ржавый сейф - гордость лаборатории, никогда не запирался, и в нем, как и в халате, трудно было что-то потерять.
   - Журналист наглый? - спросил один из двух лаборантов, не вставая со своего стула.
   - Журналистка! - огрызнулся Сенека. - Глазки строит!
   - Шеф, а давайте отключим вообще внешнюю связь? - скрывая с трудом зевоту и тоже не поднимаясь со стула, сказал второй лаборант. - Чего они лезут? Вы же объявили, что все равно ничего не скажете!
   - Объявил, - согласился Сенека. - Но если отключить, то и они нам ничего не скажут.
   - Верно, шеф, и они тогда не скажут... И никто нам ничего не скаже т... - Второй лаборант не выходил из лаборатории уже пятьдесят четыре часа и говорил придушенным сонным голосом. - А может расстреляем этого Кентурию, а шеф? Вишь, как нахохлился, и смотрит не туда!
   Белый тонкий палец резко надавил на пульте нужную кнопку.
   - Вот, теперь туда! - покивал лаборант.
   Лаборатория, расположенная в огромной стеклянной мансарде центрального здания Института войны, была любимым детищем профессора Сенеки, детищем, с которым нянчиться дозволено было лишь ему самому, и поэтому два штатных лаборанта, хоть и не были прикручены проволокой к своим стульям, как полковник Кентурио, но вставать с этих стульев не имели права.
   Лаборатория настолько, насколько это было возможно, копировала всю зону войны, там где в реальности росли пышные джунгли, здесь лежало толстое зеленое стекло, и на этом стекле лениво возились белые мыши, имитирующие роту профессора Эпикура. Роте профессора Эпикура Сенека придавал особое значение.
   Здоровый дух научного соперничества просто выталкивал Сенеку на крайности, любой ценой он должен был погубить эту мышку.
   Одетые в коричневые резиновые чехольчики, гливеры поводили носами возле небольшой кастрюли, имитирующей полевую кухню, а в тени маленькой палатки развалилась огромная экспериментальная мышь. Сенека, как честный ученый, сам выбирал подопытный экземпляр в виварии, подбирал самую умную, самую сластолюбивую, сосредоточенную на себе особь.
   Наклонившись с лупой в руке, он с удивлением заметил, что этой особи удалось каким-то образом разодрать свой резиновый чехол, и теперь она с комфортом разлеглась подле палатки, недосягаемая для лучей мощной лампы с серебряным отражателем.
   - Вот наглец! - не удержался от восклицания Сенека и пощипал пальцами свой острый твердый подбородок. - Все мучаются, а он разделся!
   - Может грилей бросить? - предположил первый лаборант, поерзав на своем стуле.
   - Нет, нет и нет... - возразил Сенека, обегая большими шагами вокруг стола и пристраиваясь со своей лупой с другой стороны. - Грили - это рано!
   - А как мы поступим? - засыпая, но не оставляя своего заискивающего тона, спросил второй лаборант. Сенека, зажмурив правый глаз, напряженно рассматривал старую облезлую мышь, медленно в эту минуту выползающую из палатки, потом щелкнул языком от удовольствия.
   - Шпионаж! - сказал он. - Вот что нам нужно! В чистом виде шпионаж. В кристалльном виде шпионаж.
   - Двойной или тройной? - поинтересовался первый лаборант.
   - Тройной! Я ему сделаю диссертацию, он у меня защитится курам на смех... - Сенека убрал лупу и с удовольствием потер свои узкие сухие ладони. - Он у меня попрыгает!
   В огромной лаборатории пахло мышами, черным дешевым порохом, мелом, а когда профессор Сенека закурил, чиркнув длинной охотничьей спичкой о гладкую подошву своей левой сандалии, запахло и дымом.
   Глава 3. ПЫТКИ И КАЗНИ
   Ближе к вечеру позади, в джунглях, поднялась беспорядочная стрельба. Частей никаких там не было и быть не могло, соответственно, там не могло быть и никакой перестрелки. Эпикур вызвал по рации Институт, побеседовал на дружеской нотке с одним лаборантом, тот подтвердил: никаких частей в этой местности, кроме роты гливеров под командой Эпикура, нет. Из Института все уже разбежались по домам, и, как водится, в ночное время никаких указаний получить было нельзя. Домашние телефоны профессура отключала, а о существовании круглосуточно функционирующей лаборатории профессора Сенеки говорить здесь в полевых условиях было просто глупо. От дежурного сторожа ничего толком не добьешься, хорошо вот, лаборант попался!
   "И воюй здесь за свой страх! - вздохнул Эпикур. - А не так навоюешь, диссертацию кому-то испортишь! Не дай бог, докторскую! Не мыши в мундирчиках - живые ученые! Вот и тащить тебе подряд тринадцать черных шаров лицом к джунглям, как говорится, спиной к скалам. Ведь ни один не промахнется, когда меня расстреливать будет, замучились, ребята!.."
   Стрельба скоро прекратилась, и в расположение роты вышли пятеро. Четверо пленных, и вел их один десантник. Десантник был в брезентовом халате и облегченной каске. Из-под завязок халата проглядывало сильно развороченное и кое-как перетянутое бинтами его большое тело.
   - Пароль говори! - потребовал, не поднимаясь со своего стульчика, Эпикур.
   Десантник пробормотал слова пароля, повесил на сучок свой автомат и сразу упал. Эпикур велел никому не подходить, а пленным стоять на месте. Титания и Вакси осмотрели десантника. То, что он умер, не вызывало удивления - выполнил боевую задачу и свободен, как мумми-смертник, вечная ему память, в могилу с "дугласами" пойдет. Но из карманов брезентки добыли пару банок запечатанного мяса и несколько самолетных взрывателей это было уже серьезно. Собака крутилась вокруг мертвеца и радостно била хвостом.
   - Куда его? - выворачивая последний внутренний карман, мокрый от крови, спросил Вакси. - Может, закопать? Офицер все-таки...
   - Дуглас тоже был офицер, - буркнул Эпикур, забирая из цепких пальцев Титании консервные банки. - Общим порядком пойдет, я бульдозер буду заказывать для них для всех. Я уже принял такое решение. А пока пусть лежит, кому он мешает!? Только в тенек его куда-нибудь надо, чтобы не сразу протух.
   Гливеры, было уже расползшиеся по окрестным зарослям и устраивающиеся ко сну, поднимались и стояли в свете укрепленной на кухонном котле фары, стояли кучей, переминаясь с ноги на ногу. Комбинезоны их были полурасстегнуты, что нарушало уставной порядок, (по уставу бойцу-гливеру надлежало воевать в комбинезоне, есть в комбинезоне и спать в комбинезоне) им очень хотелось приблизиться, но они боялись и только хрипловатым шепотом переговаривались между собой.
   - Спать!- прикрикнул на них Вакси, но Эпикур не поддержал его.
   - Погодите, ребята, спать! Пленных допросить надо, одному мне не управиться! Их же еще казнить надо будет, ладно б допросить!
   Глаза Титании сверкнули, она убежала куда-то в темноту и притащила через минуту ящик с инструментами и ящик с методическими указаниями по допросу и пытке.
   - Давай журнал! - потребовал Эпикур. Кто-то из гливеров сбегал и принес журнал. - Будем фиксировать. Мы будем фиксировать? - он вопросительно посмотрел на пленных. Пленные закивали послушно.
   Две женщины: совсем девочка в ситцевом платьице, курносая, со светлыми косичками, и поджарая рослая дама в кожаном платье с блестками. Мужчины - малорослый крепыш в металлизированной форме пряных, с разбитым носом, и долговязый, по всему похоже, из местных крестьян, старикашка кивали, пожалуй, охотнее женщин. Эпикур раскрыл "пособие номер один" и вслух огласил параграф:
   -"Допрос и казнь не могут производиться над лицами, не имеющими мандата." У всех, надеюсь, мандаты есть!? - грозно обратился он к пленным.
   Пленные зашевелились, вытягивая из карманов свои тисненые книжечки, только рослая дама, поджав губы, презрительно посмотрела на Эпикура.
   - Нет у меня никакого мандата, - нагло заявила она.- И вообще никаких документов нет!
   Эпикур заглянул в справочник:
   -"Человека, не имеющего документов, следует сейчас же отпустить, он не может иметь отношения к нашим действиям в данном регионе." Простите, мадам, вы, конечно, свободны! Может быть, лошадь?!
   - Нет, у меня машина осталась на шоссе, - неприятным голосом сообщила дама в кожаном и тут же исчезла за деревьями. - Привет, приятно повоевать! - послышалось уже издали.
   - Так-с! - Эпикур переворачивал страницы. - "Пытке может подвергаться, как по подозрению, так и без всякого подозрения любое гражданское лицо, невзирая на должность, возраст и пол, а также и любое военное лицо без различия звания и армий, преимущественно пытать надлежит усердно лиц своего гражданства из высших чинов." - Эпикур потасовал плотные карточки удостоверений и отшвырнул их подальше в траву. - Значит, военных нет? Хорошо.
   - Почему же нет?! - возбудился коротышка. - Здесь!
   - Сказали тебе, нету! - наскочил сбоку Вакси. - Где на вас на всех сил наберешься, ночь уже, спать пора!.. Обрадовался - военный! Военного нужно сложной обработке подвергать!.. Кто это будет?! Кто это может!? И тебе же полегче, а?
   - Полегче, - согласился пряный, расстегивая свой металлизированный комбинезон. - Легче, но не по уставу.
   Пряного увели и без лишнего шума в кустах около кухонного котла переодели во все штатское. Параллельно гливеры накормили его супом, и вернулся пряный к палатке, сочно икая и прихрамывая; узкие грубоватые ботинки, снятые с какого-то разорванного бомбой пахаря, были не того номера и сильно терли. Огромных размеров гливер, дергая мокрыми ресницами, с которых падали капли пота, шипел полуоткрытым ртом и поддавал стволом автомата пряному между лопатками, подгонял пленного.
   - Чего не стонешь?! - спрашивал гливер. - Ты стони, когда я тебя ушибаю.
   Но пряный не хотел стонать, он только жмурился на круглые желтые прожектора и почему-то гнусноватым голосом тихонько хихикал. Принесли маленький раскладной столик. Эпикур, разложив на нем брошюры разных цветов, водил пальцем по строчкам.
   - Так-с! Ну, давай, девушка - первая! Имя, род занятий? И сразу расскажи о виде своего шпионажа. Хочу предупредить тебя, милая, что ты лучше сама расскажи, а то придется применить стандартную формулу, а это... Нет ничего неприятнее!
   Эпикур и сам поежился, представив себе применение формулы. Девушка вышла под фару и почему-то принялась расчесывать волосы. Она ловко расплетала свои косички и орудовала широким железным гребешком, высекая из прядей на землю длинные искры.
   - Ну ты расскажи, расскажи! - шипела ей в ухо Титания. - Расскажи, как занималась шпионажем! В пользу пряных или в пользу мумми-смертников! Это все равно, в чью пользу, главное, что в пользу, в пользу - шпионаж !.. Скажи, что у тебя сифилис и эпилепсия с детства, или этот, синдром печали. Покайся, милая, легче будет умирать!..
   - А чего мне каяться!? - Девушка тряхнула головой. - Шпионка я, это так! В мандате же написано, вы зря его выбросили!..