Страница:
Поразмыслив немного, известный защитник понял, что ему во что бы то ни стало нужно будет перенести акцент с невразумительной и неблагополучной фигуры чиновника на кого-то другого. Его жена оказалась тут весьма кстати. Умная, подвижная, артистическая натура – эта женщина вселяла надежду на успех. Именно она стала главным персонажем «представления», замкнув на себе обвинение. На нее были сделаны слишком высокие ставки, что в конце концов и погубило Немирова. «Выключив» важного свидетеля из игры, Лещинский с легкостью развалил все дело...
– Вы ослепительны, Василиса Павловна! – говорил он, абсолютно при этом не лукавя.
Перед ним сидела красивая средних лет женщина с васильковыми глазами, тщательно уложенными в высокую прическу волосами. Бесподобная, с медовым оттенком кожи, она казалась свежей и отдохнувшей и совсем не походила на неряху и распустеху из зала суда. Впрочем, той госпожи Крениной, с нездоровым румянцем и темными кругами под глазами, никогда не существовало. Все, что видели зрители, было лишь спектаклем, тщательно продуманным и виртуозно исполненным.
– Я бы вручил вам «Оскара», – признался адвокат, откупоривая бутылку с шампанским.
– Еще бы, ведь у меня теперь есть молодой любовник! – рассмеялась Кренина. – Где, кстати, вы нашли такую прелесть?
– А! Костя Проскуров? – улыбнулся Лещинский, наполняя бокалы. – Музыкант-клавишник. До недавнего времени подвизался на второстепенных ролях в театре в одном маленьком городке. В каком-то смысле я поспособствовал тому, чтобы его артистический дар не зачах. А что, может быть, вам черкнуть его телефон? Клянусь, в жизни он намного смышленее своего судебного персонажа.
– Благодарю, – с достоинством ответила Кренина. – Но я воздержусь от соблазна. Вы ведь знаете, я всегда была верна своему мужу. Но довольно об этом. Давайте выпьем за победу!
– Давайте, – охотно согласился он, рассматривая на свет игристый напиток. – Вы для меня загадка. Пользуясь моментом, разрешу себе маленькую вольность и спрошу вас: вы хотя бы понимаете, что ваш Кренин опасен для общества и для вас?
Василиса Павловна сделала глоток и поставила бокал на место.
– Опять вы про это убийство. Слышать о нем не могу!
Но Лещинский был настойчив:
– И все же, молодая женщина убита. И, что бы там ни сказали присяжные, мы оба знаем, что это сделал ваш муж. Вас не пугает перспектива жить под одной крышей с монстром?
Кренина хладнокровно взглянула на него.
– Вы знаете, нет! – Она отпила из бокала еще немного. – Во всяком случае, это намного лучше, чем прожигать жизнь с одним из тех молодых шалопаев вроде того, что вы навязали мне в любовники. Кренин занимает видный пост. У него обширные связи. Что мне еще желать? Я ведь уже не молоденькая девочка. Мне нужна стабильность.
– Ну, это он вам обеспечит по полной программе, – пробормотал Лещинский, опустошая бокал. – И все-таки, неужели вас не смущает то, что пострадала ни в чем не повинная девушка?
– А вас?
– Меня нет, – он пожал плечами. – Тем более что ей уже все равно.
– Меня тоже не смущает, – улыбнулась Кренина, протягивая ему пустой бокал. – Кроме того, как вы сегодня сказали? Наказания без вины не бывает? Абсолютно согласна. Эта девчонка пыталась разрушить мою семью. Так что, не зная, чего они, в конце концов, там не поделили, скажу откровенно: она получила по заслугам.
– Вы жестоки! – улыбнулся Лещинский, не скрывая восхищения.
– Вы тоже! – не осталась в долгу Василиса Павловна. – В противном случае мы не были бы такими успешными, правда?
Если бы присяжные могли увидеть дом известного адвоката, они были бы немало удивлены. Понятно, что общих подъездов, где на полу валяется жвачка и прочий мусор, здесь не было и в помине. Лещинскому принадлежал большой дом, окруженный со всех сторон парком. Адвокат жил там один, не считая прелестных молодых созданий, навещавших его изредка. Когда-то Лещинский был женат, но брак продлился недолго, оставив после себя только тоненькую пачку свадебных фотографий и хорошо ощутимую горечь разочарования. В общем, об этой давней истории он вспоминать не любил, теперь довольствовался лишь короткими, ни к чему не обязывающими отношениями.
Сегодня вечер ему скрашивала хорошенькая брюнетка, секретарь одного из судов. Она была у него в гостях не однажды и наивно полагала, что это дает ей право надеяться на что-то большее, чем просто секс. Девушка даже оставила в комоде Лещинского свою ночную рубашку и зубную щетку. Адвокат только посмеивался над ее наивностью, но разочаровывать ее не спешил. Словом, все шло, как обычно.
Мариночка полулежала на диване, закинув на спинку красивые длинные ноги с ухоженными ноготками. Адвокат сидел рядом. Теперь, в домашнем шелковом халате и шлепанцах, он казался расслабленным и умиротворенным. Он рассеянно гладил длинные волосы подруги так, как это обычно делают владельцы собак.
– Тебя опять показывали по телевизору, – говорила Мариночка, зажмурив глаза от удовольствия.
– Да, это часть моей работы, детка, – отвечал он ей.
– Хорошая это работа быть богатым и знаменитым, – вздохнула она. – Только, знаешь, тебя мало кто любит. Вот наш судья называет тебя прохвостом. Как ты думаешь, это он из зависти?
– Конечно, ангел мой.
– Ты ведь добиваешься справедливости?
– Да плевать мне на эту справедливость! – зевая, обронил Лещинский.
– Ну, так как же...
Он вздохнул.
– Хочешь, расскажу анекдот, и ты сама все поймешь?
Девушка кивнула.
– Ну, так вот... Адвокат проигрывает дело. «Что вы собираетесь предпринять дальше?» – спрашивает у него осужденный. Защитник, переполненный эмоциями, трясет кулаками: «Я и дальше буду искать справедливость!» – «Тогда я буду искать другого адвоката», – отвечает клиент. Ты поняла? Если я пообещаю своему подопечному, что он получит справедливое наказание – пятнадцать лет лишения свободы, он сбежит от меня, сверкая пятками. Клиенту не нужна справедливость. Он хочет совершить преступление и избежать наказания. А я ему в этом должен помочь.
– Как-то это... неправильно, что ли? – с сомнением произнесла Мариночка. – Получается, ты будешь помогать человеку, доподлинно зная, что он преступник?
– Именно так, дорогая. А как, по-твоему, я буду зарабатывать деньги?
В это время в дверь постучали.
– Входи, Аделина! – прокричал Лещинский, и на пороге материализовалась невысокая женщина неопределенного возраста. В руках у нее был большой поднос с фруктами.
– Ставь сюда, – скомандовал Лещинский, указывая на невысокий столик с инкрустированной столешницей.
Женщина повиновалась, отвесив хозяину почтительный поклон. Она действовала быстро, как хорошо запрограммированный робот. Убрав со стола пепельницу и журналы, она постелила нарядную скатерть, чтобы не испортить полированную поверхность. Словно из воздуха на столе появились большие белые свечи, столовые приборы, салфетки в кольцах. Щелкнула зажигалка, и два маленьких фитилька охватило пламенем. В гостиной стало намного уютнее.
Закончив приготовления к позднему легкому ужину, Аделина молча отвесила поклон и моментально растворилась, оставив после себя едва заметный аромат ванили.
– Как ты ее терпишь? – сморщила носик Мариночка.
– Ты кого имеешь в виду?
– Да эту твою... Аделину. Пренеприятная особа! Она всегда смотрит на меня так, словно собирается убить взглядом.
Незримое присутствие этой женщины по непонятной причине всегда напрягало гостью. Было что-то такое в ее глазах, чего даже ветреная Мариночка не выносила. Вот и сегодня, достаточно было одного появления Аделины, чтобы Марина убрала ноги со спинки дивана, села так, как подобает приличной гостье, и даже натянула на колени коротенькую ночную рубашку.
– Может, она ревнует тебя ко мне? – хихикнула Мариночка. – А что? Ты – холостяк. Она – старая дева. Если хорошенько подумать, то все может получиться!
– Не знаю, как насчет ревности, – с улыбкой ответил Лещинский. – Но домработница она превосходная.
Мариночка надула губы.
– Была бы я хозяйкой твоих хором, я непременно бы выставила твою Аделину за порог!
Лещинский едва скрыл улыбку. Он не хотел признаваться девушке в том, что, если бы перед ним стоял такой выбор, за порог отправилась бы не Аделина, а Мариночка. Хорошую домработницу найти непросто, а эта женщина великолепно справлялась со своими обязанностями. Конечно, она казалась немного странной и даже дикой, но ее немногословность и расторопность были ему только на руку. Так что от Аделины Лещинский избавляться не собирался, и мнение его ночной гостьи тут было не в счет.
За ужином последовала долгая прелюдия, когда любовники без устали ласкали друг друга. Легкие занавески развевались от ночного ветерка, а теплый майский ветер остужал разгоряченные тела. На потолке двигались тени, и казалось, что в комнате обитает гигантский спрут. Когда все закончилось и любовники, обессиленные, но довольные, откинулись на подушки, Мариночка попросила:
– Закрой окно. Мне неуютно спать, когда оно открыто. Вдруг в парке кто-то есть?
Лещинский еле нашел силы, чтобы поцеловать ее. Его так сморила дремота.
– Спи, дурочка! – усмехнулся он. – Здесь частная территория, и тебе ничто не грозит. Кроме того, рядом я – твой защитник!
«Защитник. Я – лучший защитник, – вертелось в его мозгу, как заезженная пластинка. – В конце концов, моя жизнь – одна сплошная удача», – подумал Лещинский и уснул с улыбкой на губах.
Пробуждение было внезапным и совсем не приятным, словно кто-то толкнул его в бок. Адвокат подскочил на кровати и уставился на циферблат часов. «Опоздал на процесс! – подумал он, соображая, где именно он должен был быть в этот ранний час. – Да сегодня же суббота!» – запоздало пришло ему в голову, и он с облегчением упал на прохладные простыни.
Подруга еще спала. Лещинский решил немного позабавиться и, склонившись над ней, тихонько дунул ей в лицо. Мариночка не шевельнулась. Причем в этой ее неподвижности ему вдруг почудилось что-то зловещее. Ее лицо казалось высеченным из мрамора, и странно холодными были щеки... Лещинский взял ее тонкую руку в свою, поднял, чтобы согреть своими губами, но безжизненная, как плеть, рука упала на подушки. « Вот те на! Да она мертва!» – совсем некстати вспомнилась ему фраза из детектива. Но факт был налицо. Мариночка действительно умерла...
– Это случилось часов пять-шесть назад, – говорил медик, осматривая труп девушки. – Значит, так и запишем. Смерть наступила в результате асфиксии...
– Постойте, – прервал его Лещинский. – Мне тоже кое-что известно из курса судебной медицины. Асфиксия – это своего рода удушение.
– Правильно мыслите, – одобрительно кивнул врач.
– То есть она подавилась чем-то во сне? – осторожно спросил адвокат. – Ну, кусочек пищи, рвотные массы... Хотя что я такое говорю?
– Неправильно мыслите, – прогудел медик. – Смотрите на вещи проще. Ее задушили.
Лещинскому показалось, что потолок и стены в его спальне закачались, наваливаясь на него всей своей тяжестью.
– Вы хотите сказать, что здесь произошло преступление?
– Именно так. Взгляните-ка сюда. – Медик убрал в сторону волосы девушки. – Вы видите ссадины и кровоподтеки на переднебоковых поверхностях шеи? Эти повреждения характерны для сдавливания руками.
– Постойте, но, может, это все-таки был несчастный случай? – пробормотал адвокат в состоянии полнейшей прострации. – Или, в конце концов, самоубийство?
У медика на лице появилось какое-то странное выражение.
– Это убийство, – внятно произнес он. – И если вы намерены защищаться, то вам нужно придумать более удачную версию...
– Вы задержаны по подозрению в совершении убийства, – произнес бесстрастный голос, принадлежащий хмурому человеку в сером пиджаке.
Лещинский вздрогнул, не понимая, как банальная фраза, без которой не обходится ни один детектив, перешла в его жизнь.
– Погодите! – крикнул он. – Это какая-то ошибка. Я не виноват!
Он понимал, впервые за свою долгую успешную адвокатскую карьеру, что говорит совсем не то, что должен говорить в этой ситуации. Ему нужно было сказать что-то такое, что мгновенно растопило бы лед в глазах этих людей, заставило бы поверить в его невиновность. Самое смешное, что он обычно легко владел словом, подбирая нужные выражения для любой аудитории. Но сейчас его словарный запас иссяк, как родник, из которого постоянно берут воду. Известный адвокат стоял и бормотал то, что обычно произносят все люди вне зависимости от возраста, пола и вероисповедания: «Это ошибка. Я не виноват. Вы должны мне верить».
– Разберемся! – последовал сухой казенный ответ, и Лещинский сложил руки за спиной. Как адвокат, он знал, что у следователя есть безусловное основание для его задержания: он был застигнут на месте преступления. Вот только преступление совершил кто-то другой.
Глава 5
Глава 6
– Вы ослепительны, Василиса Павловна! – говорил он, абсолютно при этом не лукавя.
Перед ним сидела красивая средних лет женщина с васильковыми глазами, тщательно уложенными в высокую прическу волосами. Бесподобная, с медовым оттенком кожи, она казалась свежей и отдохнувшей и совсем не походила на неряху и распустеху из зала суда. Впрочем, той госпожи Крениной, с нездоровым румянцем и темными кругами под глазами, никогда не существовало. Все, что видели зрители, было лишь спектаклем, тщательно продуманным и виртуозно исполненным.
– Я бы вручил вам «Оскара», – признался адвокат, откупоривая бутылку с шампанским.
– Еще бы, ведь у меня теперь есть молодой любовник! – рассмеялась Кренина. – Где, кстати, вы нашли такую прелесть?
– А! Костя Проскуров? – улыбнулся Лещинский, наполняя бокалы. – Музыкант-клавишник. До недавнего времени подвизался на второстепенных ролях в театре в одном маленьком городке. В каком-то смысле я поспособствовал тому, чтобы его артистический дар не зачах. А что, может быть, вам черкнуть его телефон? Клянусь, в жизни он намного смышленее своего судебного персонажа.
– Благодарю, – с достоинством ответила Кренина. – Но я воздержусь от соблазна. Вы ведь знаете, я всегда была верна своему мужу. Но довольно об этом. Давайте выпьем за победу!
– Давайте, – охотно согласился он, рассматривая на свет игристый напиток. – Вы для меня загадка. Пользуясь моментом, разрешу себе маленькую вольность и спрошу вас: вы хотя бы понимаете, что ваш Кренин опасен для общества и для вас?
Василиса Павловна сделала глоток и поставила бокал на место.
– Опять вы про это убийство. Слышать о нем не могу!
Но Лещинский был настойчив:
– И все же, молодая женщина убита. И, что бы там ни сказали присяжные, мы оба знаем, что это сделал ваш муж. Вас не пугает перспектива жить под одной крышей с монстром?
Кренина хладнокровно взглянула на него.
– Вы знаете, нет! – Она отпила из бокала еще немного. – Во всяком случае, это намного лучше, чем прожигать жизнь с одним из тех молодых шалопаев вроде того, что вы навязали мне в любовники. Кренин занимает видный пост. У него обширные связи. Что мне еще желать? Я ведь уже не молоденькая девочка. Мне нужна стабильность.
– Ну, это он вам обеспечит по полной программе, – пробормотал Лещинский, опустошая бокал. – И все-таки, неужели вас не смущает то, что пострадала ни в чем не повинная девушка?
– А вас?
– Меня нет, – он пожал плечами. – Тем более что ей уже все равно.
– Меня тоже не смущает, – улыбнулась Кренина, протягивая ему пустой бокал. – Кроме того, как вы сегодня сказали? Наказания без вины не бывает? Абсолютно согласна. Эта девчонка пыталась разрушить мою семью. Так что, не зная, чего они, в конце концов, там не поделили, скажу откровенно: она получила по заслугам.
– Вы жестоки! – улыбнулся Лещинский, не скрывая восхищения.
– Вы тоже! – не осталась в долгу Василиса Павловна. – В противном случае мы не были бы такими успешными, правда?
Если бы присяжные могли увидеть дом известного адвоката, они были бы немало удивлены. Понятно, что общих подъездов, где на полу валяется жвачка и прочий мусор, здесь не было и в помине. Лещинскому принадлежал большой дом, окруженный со всех сторон парком. Адвокат жил там один, не считая прелестных молодых созданий, навещавших его изредка. Когда-то Лещинский был женат, но брак продлился недолго, оставив после себя только тоненькую пачку свадебных фотографий и хорошо ощутимую горечь разочарования. В общем, об этой давней истории он вспоминать не любил, теперь довольствовался лишь короткими, ни к чему не обязывающими отношениями.
Сегодня вечер ему скрашивала хорошенькая брюнетка, секретарь одного из судов. Она была у него в гостях не однажды и наивно полагала, что это дает ей право надеяться на что-то большее, чем просто секс. Девушка даже оставила в комоде Лещинского свою ночную рубашку и зубную щетку. Адвокат только посмеивался над ее наивностью, но разочаровывать ее не спешил. Словом, все шло, как обычно.
Мариночка полулежала на диване, закинув на спинку красивые длинные ноги с ухоженными ноготками. Адвокат сидел рядом. Теперь, в домашнем шелковом халате и шлепанцах, он казался расслабленным и умиротворенным. Он рассеянно гладил длинные волосы подруги так, как это обычно делают владельцы собак.
– Тебя опять показывали по телевизору, – говорила Мариночка, зажмурив глаза от удовольствия.
– Да, это часть моей работы, детка, – отвечал он ей.
– Хорошая это работа быть богатым и знаменитым, – вздохнула она. – Только, знаешь, тебя мало кто любит. Вот наш судья называет тебя прохвостом. Как ты думаешь, это он из зависти?
– Конечно, ангел мой.
– Ты ведь добиваешься справедливости?
– Да плевать мне на эту справедливость! – зевая, обронил Лещинский.
– Ну, так как же...
Он вздохнул.
– Хочешь, расскажу анекдот, и ты сама все поймешь?
Девушка кивнула.
– Ну, так вот... Адвокат проигрывает дело. «Что вы собираетесь предпринять дальше?» – спрашивает у него осужденный. Защитник, переполненный эмоциями, трясет кулаками: «Я и дальше буду искать справедливость!» – «Тогда я буду искать другого адвоката», – отвечает клиент. Ты поняла? Если я пообещаю своему подопечному, что он получит справедливое наказание – пятнадцать лет лишения свободы, он сбежит от меня, сверкая пятками. Клиенту не нужна справедливость. Он хочет совершить преступление и избежать наказания. А я ему в этом должен помочь.
– Как-то это... неправильно, что ли? – с сомнением произнесла Мариночка. – Получается, ты будешь помогать человеку, доподлинно зная, что он преступник?
– Именно так, дорогая. А как, по-твоему, я буду зарабатывать деньги?
В это время в дверь постучали.
– Входи, Аделина! – прокричал Лещинский, и на пороге материализовалась невысокая женщина неопределенного возраста. В руках у нее был большой поднос с фруктами.
– Ставь сюда, – скомандовал Лещинский, указывая на невысокий столик с инкрустированной столешницей.
Женщина повиновалась, отвесив хозяину почтительный поклон. Она действовала быстро, как хорошо запрограммированный робот. Убрав со стола пепельницу и журналы, она постелила нарядную скатерть, чтобы не испортить полированную поверхность. Словно из воздуха на столе появились большие белые свечи, столовые приборы, салфетки в кольцах. Щелкнула зажигалка, и два маленьких фитилька охватило пламенем. В гостиной стало намного уютнее.
Закончив приготовления к позднему легкому ужину, Аделина молча отвесила поклон и моментально растворилась, оставив после себя едва заметный аромат ванили.
– Как ты ее терпишь? – сморщила носик Мариночка.
– Ты кого имеешь в виду?
– Да эту твою... Аделину. Пренеприятная особа! Она всегда смотрит на меня так, словно собирается убить взглядом.
Незримое присутствие этой женщины по непонятной причине всегда напрягало гостью. Было что-то такое в ее глазах, чего даже ветреная Мариночка не выносила. Вот и сегодня, достаточно было одного появления Аделины, чтобы Марина убрала ноги со спинки дивана, села так, как подобает приличной гостье, и даже натянула на колени коротенькую ночную рубашку.
– Может, она ревнует тебя ко мне? – хихикнула Мариночка. – А что? Ты – холостяк. Она – старая дева. Если хорошенько подумать, то все может получиться!
– Не знаю, как насчет ревности, – с улыбкой ответил Лещинский. – Но домработница она превосходная.
Мариночка надула губы.
– Была бы я хозяйкой твоих хором, я непременно бы выставила твою Аделину за порог!
Лещинский едва скрыл улыбку. Он не хотел признаваться девушке в том, что, если бы перед ним стоял такой выбор, за порог отправилась бы не Аделина, а Мариночка. Хорошую домработницу найти непросто, а эта женщина великолепно справлялась со своими обязанностями. Конечно, она казалась немного странной и даже дикой, но ее немногословность и расторопность были ему только на руку. Так что от Аделины Лещинский избавляться не собирался, и мнение его ночной гостьи тут было не в счет.
За ужином последовала долгая прелюдия, когда любовники без устали ласкали друг друга. Легкие занавески развевались от ночного ветерка, а теплый майский ветер остужал разгоряченные тела. На потолке двигались тени, и казалось, что в комнате обитает гигантский спрут. Когда все закончилось и любовники, обессиленные, но довольные, откинулись на подушки, Мариночка попросила:
– Закрой окно. Мне неуютно спать, когда оно открыто. Вдруг в парке кто-то есть?
Лещинский еле нашел силы, чтобы поцеловать ее. Его так сморила дремота.
– Спи, дурочка! – усмехнулся он. – Здесь частная территория, и тебе ничто не грозит. Кроме того, рядом я – твой защитник!
«Защитник. Я – лучший защитник, – вертелось в его мозгу, как заезженная пластинка. – В конце концов, моя жизнь – одна сплошная удача», – подумал Лещинский и уснул с улыбкой на губах.
Пробуждение было внезапным и совсем не приятным, словно кто-то толкнул его в бок. Адвокат подскочил на кровати и уставился на циферблат часов. «Опоздал на процесс! – подумал он, соображая, где именно он должен был быть в этот ранний час. – Да сегодня же суббота!» – запоздало пришло ему в голову, и он с облегчением упал на прохладные простыни.
Подруга еще спала. Лещинский решил немного позабавиться и, склонившись над ней, тихонько дунул ей в лицо. Мариночка не шевельнулась. Причем в этой ее неподвижности ему вдруг почудилось что-то зловещее. Ее лицо казалось высеченным из мрамора, и странно холодными были щеки... Лещинский взял ее тонкую руку в свою, поднял, чтобы согреть своими губами, но безжизненная, как плеть, рука упала на подушки. « Вот те на! Да она мертва!» – совсем некстати вспомнилась ему фраза из детектива. Но факт был налицо. Мариночка действительно умерла...
– Это случилось часов пять-шесть назад, – говорил медик, осматривая труп девушки. – Значит, так и запишем. Смерть наступила в результате асфиксии...
– Постойте, – прервал его Лещинский. – Мне тоже кое-что известно из курса судебной медицины. Асфиксия – это своего рода удушение.
– Правильно мыслите, – одобрительно кивнул врач.
– То есть она подавилась чем-то во сне? – осторожно спросил адвокат. – Ну, кусочек пищи, рвотные массы... Хотя что я такое говорю?
– Неправильно мыслите, – прогудел медик. – Смотрите на вещи проще. Ее задушили.
Лещинскому показалось, что потолок и стены в его спальне закачались, наваливаясь на него всей своей тяжестью.
– Вы хотите сказать, что здесь произошло преступление?
– Именно так. Взгляните-ка сюда. – Медик убрал в сторону волосы девушки. – Вы видите ссадины и кровоподтеки на переднебоковых поверхностях шеи? Эти повреждения характерны для сдавливания руками.
– Постойте, но, может, это все-таки был несчастный случай? – пробормотал адвокат в состоянии полнейшей прострации. – Или, в конце концов, самоубийство?
У медика на лице появилось какое-то странное выражение.
– Это убийство, – внятно произнес он. – И если вы намерены защищаться, то вам нужно придумать более удачную версию...
– Вы задержаны по подозрению в совершении убийства, – произнес бесстрастный голос, принадлежащий хмурому человеку в сером пиджаке.
Лещинский вздрогнул, не понимая, как банальная фраза, без которой не обходится ни один детектив, перешла в его жизнь.
– Погодите! – крикнул он. – Это какая-то ошибка. Я не виноват!
Он понимал, впервые за свою долгую успешную адвокатскую карьеру, что говорит совсем не то, что должен говорить в этой ситуации. Ему нужно было сказать что-то такое, что мгновенно растопило бы лед в глазах этих людей, заставило бы поверить в его невиновность. Самое смешное, что он обычно легко владел словом, подбирая нужные выражения для любой аудитории. Но сейчас его словарный запас иссяк, как родник, из которого постоянно берут воду. Известный адвокат стоял и бормотал то, что обычно произносят все люди вне зависимости от возраста, пола и вероисповедания: «Это ошибка. Я не виноват. Вы должны мне верить».
– Разберемся! – последовал сухой казенный ответ, и Лещинский сложил руки за спиной. Как адвокат, он знал, что у следователя есть безусловное основание для его задержания: он был застигнут на месте преступления. Вот только преступление совершил кто-то другой.
Глава 5
Зеленый цвет стен изолятора временного содержания действовал на Лещинского раздражающе. В маленькое зарешеченное окошко под потолком вливался свет майского утра. Где-то там, всего в нескольких метрах отсюда, находилось оживленное шоссе, по которому в этот час стремительно неслись машины; по тротуарам привычно тек людской поток; открывались магазины, банки, офисы. А здесь, в этом неуютном, пропахшем табаком и сыростью подвале, жизнь словно остановилась.
– Вот, Владимир Иванович, ознакомьтесь пока с постановлением о привлечении вас в качестве обвиняемого, – важно сказал следователь, протягивая Лещинскому форменный бланк.
Адвокат взял бумагу.
– Как тебя величать-то? – спросил он, разглядывая веснушчатое лицо юного служителя закона.
Парень покраснел, как рак, но все же произнес:
– Следователь Карасев. Но я просил бы вас обращаться ко мне на «вы».
«Фу-ты! – горько усмехнулся про себя Лещинский. – Без году неделя в прокуратуре, а туда же. „Попрошу называть меня на „вы“!“»
Он начал читать постановление, но после первых же строк едва не поперхнулся от неожиданности. Паренек, по всей видимости, был мастер преподносить сюрпризы.
– Да вы ополоумели, что ли! – негодующе воскликнул адвокат, указывая на номер уголовной статьи. – Вы что, вменяете мне убийство, сопряженное с изнасилованием потерпевшей?
– Именно так, – ответил следователь, излучая всеми своими веснушками детскую чистоту и невинность. – А вы собираетесь оспаривать тот факт, что у вас была связь с потерпевшей незадолго до ее смерти?
– Нет, конечно! У нас был секс. Но при чем тут изнасилование?
– Владимир Иванович, успокойтесь, – предложил «прокурорский ребенок». – Как бы вы поступили на моем месте? Во влагалище потерпевшей обнаружена сперма, что, само собой, указывает на имевший место половой акт. На ее бедрах, запястьях, плечах имеются многочисленные ссадины и кровоподтеки. Стало быть, девушку вы взяли силой!
– Этого мне еще не хватало! Значит, вы считаете, что я убил Марину для того, чтобы скрыть совершенное до этого насилие?
– Верно. Поэтому, на всякий случай, я вам вменил еще один пункт части второй статьи 105 УК, – согласился следователь, почесывая макушку. – В суде что-нибудь из предъявленного обвинения все равно отвалится. Но пока я не уверен, что именно.
– Нужно было лучше учиться в университете! – назидательным тоном произнес Лещинский. – Или хотя бы посещать некоторые мои лекции, которые как раз касались особенностей уголовно-правовой квалификации преступлений против жизни.
– Ну, я думаю, мне не скоро представится теперь такая возможность, – ехидно улыбнулся паренек.
Разглядывая простоватую физиономию следователя, известный защитник с горечью осознавал, что тот говорит правду. Его дела действительно были плохи. По злой иронии судьбы, его обвинили в том же преступлении, что и господина Кренина, оправдательный приговор которому он вырвал у присяжных с таким трудом. Разница была лишь в том, что он, Владимир Лещинский, на самом деле никого не убивал.
Дверь приоткрылась, пропуская в следственный бокс молодую девушку с большой сумкой на плече.
– Извините, – улыбнулась она карими глазами. – Я опоздала. В городе ужасные пробки.
– А это что за птица? – проворчал Лещинский, оглядывая гостью с головы до пят. – Еще один следователь? У вас тут что, следственная бригада?
– Не угадали, Владимир Иванович! – засветился паренек улыбкой. – Познакомьтесь. Это ваш адвокат!
– Что?! – подскочил на табурете Лещинский. – Мой адвокат?!
– Дубровская Елизавета Германовна, – представилась девушка.
– Да хоть Машенька и медведь! – повысил голос Лещинский. – Вы хотя бы знаете, кто я такой?
– Разумеется, – еще раз улыбнулась девица. – Вы обвиняемый по делу об убийстве и мой подзащитный в одном лице. Смотрите, у меня даже выписан ордер на вашу защиту.
Она заглянула в сумку, собираясь, видимо, представить ордер как доказательство, но это не получилось сделать быстро. По всей видимости, в ее сумочке царил бардак.
«Что же тогда делается в ее голове?» – представил себе защитник, но вовремя опомнился. Какое дело ему до этой молоденькой адвокатессы, ее бездонной сумки и чертова ордера?
– Я – Владимир Лещинский, самый лучший адвокат этого долбаного города! – заявил он громко, словно выступая в прениях. – Я не нуждаюсь в защитнике и намерен защищать себя сам!
Он ткнул себя пальцем в грудь, надеясь, что вопрос разрешился сам собой. Эти молодые недоумки должны были слышать его имя, даже если ни разу не ходили в суд. Однако что за молодежь пошла?
Громкое заявление не возымело на слушателей действия.
– Но, Владимир Иванович! – возразила девица. – Вы по данному делу являетесь обвиняемым, а не защитником. Стало быть, кто-то должен представлять ваши интересы?
– И вы хотите сказать, что моим представителем будете вы? – улыбнулся он снисходительно. У девчонки, скорее всего, было не все ладно с головой. – Голубушка моя, я выигрывал процессы в то время, когда вы только пошли в детский сад!
– Это не мешает мне стать вашим адвокатом, – упрямо повторила Дубровская. – Тем более что меня назначили вас защищать.
– Тогда я отказываюсь от защитника! – бросил Лещинский. – Надеюсь, вам не нужно объяснять, что обвиняемый на это имеет право? Вы учили уголовный процесс?
– Разумеется, – заверил следователь. – Давайте только уточним: вы отказываетесь от защиты вообще или от услуг конкретного адвоката?
– По вашему делу участие защитника обязательно, – проговорила настырная девица, тыча наманикюренным ногтем куда-то в Уголовно-процессуальный кодекс, который она все-таки выудила из недр своей сумки. – За ваше преступление может быть назначено пожизненное заключение или смертная казнь!
– Слава богу, разъяснили закон! – шаркнул ногой Лещинский. – Стало быть, вы мне все равно кого-нибудь навяжете?
Следователь развел руками.
– Таковы требования! Но, может быть, вы предпочитаете назвать имя другого защитника? Выбор большой. Оффенбах, Ройтман, Каширский, Гусенков. Кого желаете?
Конечно, парнишка назвал фамилии лучших представителей адвокатского сообщества. Лещинский и сам пересекался с ними в некоторых процессах и мог заявить, не кривя душой, что в их компетентности он уверен на все сто. Но известный адвокат не нуждался в помощи своих вчерашних конкурентов. Разумеется, они ему не откажут. Может, даже возьмут недорого не из соображений благотворительности, а так, для рекламы. «Я, между прочим, защищаю Лещинского», – не преминет бросить в разговоре любой из них. Для него это будет хуже поражения! Владимир Иванович внимательнее взглянул на Дубровскую. Ничего особенного. Миленькая, не глупая – то, что нужно для помощницы. Во всяком случае, никто не будет ему тыкать в лицо, что своей победой он обязан хитрой лисе Оффенбаху или пройдохе Ройтману.
– Ладно, пусть она остается! – небрежно бросил Лещинский, стараясь не смотреть на то, как расцвело лицо его заступницы...
– Вот, Владимир Иванович, ознакомьтесь пока с постановлением о привлечении вас в качестве обвиняемого, – важно сказал следователь, протягивая Лещинскому форменный бланк.
Адвокат взял бумагу.
– Как тебя величать-то? – спросил он, разглядывая веснушчатое лицо юного служителя закона.
Парень покраснел, как рак, но все же произнес:
– Следователь Карасев. Но я просил бы вас обращаться ко мне на «вы».
«Фу-ты! – горько усмехнулся про себя Лещинский. – Без году неделя в прокуратуре, а туда же. „Попрошу называть меня на „вы“!“»
Он начал читать постановление, но после первых же строк едва не поперхнулся от неожиданности. Паренек, по всей видимости, был мастер преподносить сюрпризы.
– Да вы ополоумели, что ли! – негодующе воскликнул адвокат, указывая на номер уголовной статьи. – Вы что, вменяете мне убийство, сопряженное с изнасилованием потерпевшей?
– Именно так, – ответил следователь, излучая всеми своими веснушками детскую чистоту и невинность. – А вы собираетесь оспаривать тот факт, что у вас была связь с потерпевшей незадолго до ее смерти?
– Нет, конечно! У нас был секс. Но при чем тут изнасилование?
– Владимир Иванович, успокойтесь, – предложил «прокурорский ребенок». – Как бы вы поступили на моем месте? Во влагалище потерпевшей обнаружена сперма, что, само собой, указывает на имевший место половой акт. На ее бедрах, запястьях, плечах имеются многочисленные ссадины и кровоподтеки. Стало быть, девушку вы взяли силой!
– Этого мне еще не хватало! Значит, вы считаете, что я убил Марину для того, чтобы скрыть совершенное до этого насилие?
– Верно. Поэтому, на всякий случай, я вам вменил еще один пункт части второй статьи 105 УК, – согласился следователь, почесывая макушку. – В суде что-нибудь из предъявленного обвинения все равно отвалится. Но пока я не уверен, что именно.
– Нужно было лучше учиться в университете! – назидательным тоном произнес Лещинский. – Или хотя бы посещать некоторые мои лекции, которые как раз касались особенностей уголовно-правовой квалификации преступлений против жизни.
– Ну, я думаю, мне не скоро представится теперь такая возможность, – ехидно улыбнулся паренек.
Разглядывая простоватую физиономию следователя, известный защитник с горечью осознавал, что тот говорит правду. Его дела действительно были плохи. По злой иронии судьбы, его обвинили в том же преступлении, что и господина Кренина, оправдательный приговор которому он вырвал у присяжных с таким трудом. Разница была лишь в том, что он, Владимир Лещинский, на самом деле никого не убивал.
Дверь приоткрылась, пропуская в следственный бокс молодую девушку с большой сумкой на плече.
– Извините, – улыбнулась она карими глазами. – Я опоздала. В городе ужасные пробки.
– А это что за птица? – проворчал Лещинский, оглядывая гостью с головы до пят. – Еще один следователь? У вас тут что, следственная бригада?
– Не угадали, Владимир Иванович! – засветился паренек улыбкой. – Познакомьтесь. Это ваш адвокат!
– Что?! – подскочил на табурете Лещинский. – Мой адвокат?!
– Дубровская Елизавета Германовна, – представилась девушка.
– Да хоть Машенька и медведь! – повысил голос Лещинский. – Вы хотя бы знаете, кто я такой?
– Разумеется, – еще раз улыбнулась девица. – Вы обвиняемый по делу об убийстве и мой подзащитный в одном лице. Смотрите, у меня даже выписан ордер на вашу защиту.
Она заглянула в сумку, собираясь, видимо, представить ордер как доказательство, но это не получилось сделать быстро. По всей видимости, в ее сумочке царил бардак.
«Что же тогда делается в ее голове?» – представил себе защитник, но вовремя опомнился. Какое дело ему до этой молоденькой адвокатессы, ее бездонной сумки и чертова ордера?
– Я – Владимир Лещинский, самый лучший адвокат этого долбаного города! – заявил он громко, словно выступая в прениях. – Я не нуждаюсь в защитнике и намерен защищать себя сам!
Он ткнул себя пальцем в грудь, надеясь, что вопрос разрешился сам собой. Эти молодые недоумки должны были слышать его имя, даже если ни разу не ходили в суд. Однако что за молодежь пошла?
Громкое заявление не возымело на слушателей действия.
– Но, Владимир Иванович! – возразила девица. – Вы по данному делу являетесь обвиняемым, а не защитником. Стало быть, кто-то должен представлять ваши интересы?
– И вы хотите сказать, что моим представителем будете вы? – улыбнулся он снисходительно. У девчонки, скорее всего, было не все ладно с головой. – Голубушка моя, я выигрывал процессы в то время, когда вы только пошли в детский сад!
– Это не мешает мне стать вашим адвокатом, – упрямо повторила Дубровская. – Тем более что меня назначили вас защищать.
– Тогда я отказываюсь от защитника! – бросил Лещинский. – Надеюсь, вам не нужно объяснять, что обвиняемый на это имеет право? Вы учили уголовный процесс?
– Разумеется, – заверил следователь. – Давайте только уточним: вы отказываетесь от защиты вообще или от услуг конкретного адвоката?
– По вашему делу участие защитника обязательно, – проговорила настырная девица, тыча наманикюренным ногтем куда-то в Уголовно-процессуальный кодекс, который она все-таки выудила из недр своей сумки. – За ваше преступление может быть назначено пожизненное заключение или смертная казнь!
– Слава богу, разъяснили закон! – шаркнул ногой Лещинский. – Стало быть, вы мне все равно кого-нибудь навяжете?
Следователь развел руками.
– Таковы требования! Но, может быть, вы предпочитаете назвать имя другого защитника? Выбор большой. Оффенбах, Ройтман, Каширский, Гусенков. Кого желаете?
Конечно, парнишка назвал фамилии лучших представителей адвокатского сообщества. Лещинский и сам пересекался с ними в некоторых процессах и мог заявить, не кривя душой, что в их компетентности он уверен на все сто. Но известный адвокат не нуждался в помощи своих вчерашних конкурентов. Разумеется, они ему не откажут. Может, даже возьмут недорого не из соображений благотворительности, а так, для рекламы. «Я, между прочим, защищаю Лещинского», – не преминет бросить в разговоре любой из них. Для него это будет хуже поражения! Владимир Иванович внимательнее взглянул на Дубровскую. Ничего особенного. Миленькая, не глупая – то, что нужно для помощницы. Во всяком случае, никто не будет ему тыкать в лицо, что своей победой он обязан хитрой лисе Оффенбаху или пройдохе Ройтману.
– Ладно, пусть она остается! – небрежно бросил Лещинский, стараясь не смотреть на то, как расцвело лицо его заступницы...
Глава 6
Скажи кто-нибудь Елизавете Дубровской неделю назад, что она будет защищать самого Лещинского, девушка бы даже не улыбнулась. Такую шутку мог придумать только человек, у которого напрочь отсутствовало чувство юмора.
Владимир Лещинский был известной фигурой не только в мире уголовного процесса. Он был одиозным персонажем светской хроники, завсегдатаем самых модных мест в городе. Дамские журналы неизменно включали его в число самых привлекательных холостяков города. Пикантная подробность относительно возраста секс-символа (ему уже было за пятьдесят) никого не смущала. Он тщательно следил за своей внешностью, фигурой и гардеробом и мог дать фору любому щеголеватому молодому человеку, делающему первые шаги в карьере. Что касается небольших отметин возраста, то, честно говоря, они Лещинского не портили. Да и кому какое дело до его поперечной морщины на лбу и выраженных носогубных складок? Жесткая линия рта и взгляд много повидавшего на своем веку человека делали его загадочным и брутальным. А то обстоятельство, что известного адвоката не ждут дома жена и дети, действовало на представительниц слабого пола как самая лакомая приманка. В конце концов, должна же эта несокрушимая крепость когда-нибудь сдаться на милость победительницы?
Словом, вокруг Лещинского вихрем крутилась жизнь, и он чувствовал себя великолепно в этом сумасшедшем водовороте. Он защищал политических деятелей и губернаторов, проворовавшихся чиновников и эксцентричных деятелей культуры. Иногда он брался защищать простых людей, замешанных в громких преступлениях. В этом случае он не рассчитывал на деньги, но неизменно пожинал плоды своей профессиональной славы, которая крепла от процесса к процессу. В свободное время он занимался тем, что разъезжал по стране, читая лекции молодым юристам. Не имея научных регалий, он неизменно собирал огромную аудиторию, которая шла на встречу с ним, как на концерт какого-нибудь раскрученного певца.
Накануне Елизавета благополучно провела процесс, посвященный хитроумной краже кобылы из совхоза «Красный луч». Подсудимый отделался легким испугом, а Дубровская положила себе в карман небольшое вознаграждение. Словом, все было хорошо до того момента, как заведующий их коллегией Пружинин вызвал ее к себе «для приватного разговора». Елизавета знала заранее, чем это закончится.
– Великолепные новости, Елизавета Германовна! – изрек он, едва она переступила порог кабинета. – Довольно я вас нагружал делами мелких жуликов и глупых разбойников. Пора вам переходить к серьезным делам. У меня для вас есть замечательное дельце. Вы будете защищать Лещинского!
Произнося фамилию знаменитого защитника, он даже перешел на фальцет. Но Елизавета, как ни странно, не упала в обморок, а осталась стоять на полу, застеленном старым линолеумом. Она давно поняла, что подарков от заведующего ждать не следует, и теперь терпеливо надеялась, что Пружинин раскроет сам, в чем тут подвох.
– Да? И кто такой этот ваш Лещинский? – она вперила в него свои огромные карие глаза с золотистыми крапинками на радужке.
– Ты что, не знаешь?! – Пружинин даже поперхнулся от волнения. – Это самая яркая звезда среди наших адвокатов!
Лиза чуть наморщила лоб, припоминая, о ком идет речь. Конечно, она была наслышана про известного защитника Лещинского, но предложение Пружинина больше походило на бред, чем на деловую просьбу. На всякий случай она бросила взгляд в сторону настенного календаря. Первое апреля, традиционный день шуток, вроде давно прошел.
– Ну, что молчишь? – прервал затянувшуюся паузу начальник. – Ты хотя бы рада? А то говорят потом, что я не забочусь о молодых кадрах.
– Петр Петрович, а почему вы сами не взяли себе это дело? – спросила Елизавета.
Тот замешкался. Сказать по правде, никто из его адвокатов не рвался защищать своего коллегу, и дело, пожалуй, даже было не в том, что вознаграждение выплачивалось по нему государством, а не самим маститым адвокатом. Всем было ясно, что защищать себя Лещинский будет сам, а быть на побегушках у подсудимого, выполняя техническую работу – приди, принеси, распечатай, не хотел никто. Стало быть, как ни крути, Дубровская была для него лучшей кандидатурой. Энергичная, двадцативосьмилетняя женщина, уже достаточно опытная для того, чтобы не упрекать ее в бестолковости, но все же достаточно молодая для того, чтобы претендовать на главную роль в грядущем процессе.
– Видите ли, Лизонька! – Пружинин почесал лоб. – Будь я помоложе и поавантюрнее, так, что ли? Я бы, без сомнений, взялся за это дело. Боюсь, здесь придется побегать. А мне это уже сложновато. Возраст не тот!
«Интересно, а когда мне перестанут указывать на мой возраст?» – подумала Елизавета. Несмотря на ее почти пятилетний стаж работы в адвокатуре, к ней частенько относились, как к новичку. Может, всех сбивал с толку ее моложавый вид? Тоненькая, быстроглазая, она производила впечатление старшеклассницы, а не умудренной опытом адвокатессы. Замужество и серьезный социальный статус супруга ничуть не остепенили ее. Она все так же порхала на экстремально высоких каблуках, любила читать детективы и вести собственные расследования.
Владимир Лещинский был известной фигурой не только в мире уголовного процесса. Он был одиозным персонажем светской хроники, завсегдатаем самых модных мест в городе. Дамские журналы неизменно включали его в число самых привлекательных холостяков города. Пикантная подробность относительно возраста секс-символа (ему уже было за пятьдесят) никого не смущала. Он тщательно следил за своей внешностью, фигурой и гардеробом и мог дать фору любому щеголеватому молодому человеку, делающему первые шаги в карьере. Что касается небольших отметин возраста, то, честно говоря, они Лещинского не портили. Да и кому какое дело до его поперечной морщины на лбу и выраженных носогубных складок? Жесткая линия рта и взгляд много повидавшего на своем веку человека делали его загадочным и брутальным. А то обстоятельство, что известного адвоката не ждут дома жена и дети, действовало на представительниц слабого пола как самая лакомая приманка. В конце концов, должна же эта несокрушимая крепость когда-нибудь сдаться на милость победительницы?
Словом, вокруг Лещинского вихрем крутилась жизнь, и он чувствовал себя великолепно в этом сумасшедшем водовороте. Он защищал политических деятелей и губернаторов, проворовавшихся чиновников и эксцентричных деятелей культуры. Иногда он брался защищать простых людей, замешанных в громких преступлениях. В этом случае он не рассчитывал на деньги, но неизменно пожинал плоды своей профессиональной славы, которая крепла от процесса к процессу. В свободное время он занимался тем, что разъезжал по стране, читая лекции молодым юристам. Не имея научных регалий, он неизменно собирал огромную аудиторию, которая шла на встречу с ним, как на концерт какого-нибудь раскрученного певца.
Накануне Елизавета благополучно провела процесс, посвященный хитроумной краже кобылы из совхоза «Красный луч». Подсудимый отделался легким испугом, а Дубровская положила себе в карман небольшое вознаграждение. Словом, все было хорошо до того момента, как заведующий их коллегией Пружинин вызвал ее к себе «для приватного разговора». Елизавета знала заранее, чем это закончится.
– Великолепные новости, Елизавета Германовна! – изрек он, едва она переступила порог кабинета. – Довольно я вас нагружал делами мелких жуликов и глупых разбойников. Пора вам переходить к серьезным делам. У меня для вас есть замечательное дельце. Вы будете защищать Лещинского!
Произнося фамилию знаменитого защитника, он даже перешел на фальцет. Но Елизавета, как ни странно, не упала в обморок, а осталась стоять на полу, застеленном старым линолеумом. Она давно поняла, что подарков от заведующего ждать не следует, и теперь терпеливо надеялась, что Пружинин раскроет сам, в чем тут подвох.
– Да? И кто такой этот ваш Лещинский? – она вперила в него свои огромные карие глаза с золотистыми крапинками на радужке.
– Ты что, не знаешь?! – Пружинин даже поперхнулся от волнения. – Это самая яркая звезда среди наших адвокатов!
Лиза чуть наморщила лоб, припоминая, о ком идет речь. Конечно, она была наслышана про известного защитника Лещинского, но предложение Пружинина больше походило на бред, чем на деловую просьбу. На всякий случай она бросила взгляд в сторону настенного календаря. Первое апреля, традиционный день шуток, вроде давно прошел.
– Ну, что молчишь? – прервал затянувшуюся паузу начальник. – Ты хотя бы рада? А то говорят потом, что я не забочусь о молодых кадрах.
– Петр Петрович, а почему вы сами не взяли себе это дело? – спросила Елизавета.
Тот замешкался. Сказать по правде, никто из его адвокатов не рвался защищать своего коллегу, и дело, пожалуй, даже было не в том, что вознаграждение выплачивалось по нему государством, а не самим маститым адвокатом. Всем было ясно, что защищать себя Лещинский будет сам, а быть на побегушках у подсудимого, выполняя техническую работу – приди, принеси, распечатай, не хотел никто. Стало быть, как ни крути, Дубровская была для него лучшей кандидатурой. Энергичная, двадцативосьмилетняя женщина, уже достаточно опытная для того, чтобы не упрекать ее в бестолковости, но все же достаточно молодая для того, чтобы претендовать на главную роль в грядущем процессе.
– Видите ли, Лизонька! – Пружинин почесал лоб. – Будь я помоложе и поавантюрнее, так, что ли? Я бы, без сомнений, взялся за это дело. Боюсь, здесь придется побегать. А мне это уже сложновато. Возраст не тот!
«Интересно, а когда мне перестанут указывать на мой возраст?» – подумала Елизавета. Несмотря на ее почти пятилетний стаж работы в адвокатуре, к ней частенько относились, как к новичку. Может, всех сбивал с толку ее моложавый вид? Тоненькая, быстроглазая, она производила впечатление старшеклассницы, а не умудренной опытом адвокатессы. Замужество и серьезный социальный статус супруга ничуть не остепенили ее. Она все так же порхала на экстремально высоких каблуках, любила читать детективы и вести собственные расследования.