Борохова Наталья. Визитная карточка хищницы

   – В случае благоприятного исхода – этот дом ваш. В течение недели будут оформлены необходимые документы. Они хранятся в ячейке банка и будут выданы вам автоматически после освобождения Суворова. Вам необходимо будет представить в банк лишь решение суда об этом. Гонорар же, разумеется, будет внесен вне зависимости от результата.
   Грановский задумался. Условия были царские. Такой дворец тянет на очень приличную сумму в «зелени», но нужно обещать и не только обещать, но и добиваться если не оправдания, то освобождения Суворова. Задача невыполнимая. Не стоит и думать об этом.
   – Давайте обсудим детали. Я согласен, – наконец заявил он.

   Тишина, мягкой пеленой окутывая все вокруг, заботливо баюкала оцепеневший от горя рассудок. Телефонные звонки больше не будоражили покоя заснувшей в болезненном сне квартиры. Казалось, что даже старинные ходики замедлили свой ход, чтобы не спугнуть своим тиканьем большую черную птицу горя, нашедшую здесь свое пристанище.
   Вереница унылых дней пронеслась мимо Елизаветы будто бы во сне. Как в калейдоскопе мелькали перед ней лица знакомых, траурные ленты венков, цветы. Словно в кадре возникло вдруг застывшее, чужое в своей неподвижности лицо отца. До слуха долетали чьи-то участливые слова, соболезнования, обрывки никому не нужных речей. Обморок матери на кладбище, затем звенящая пустота квартиры…
   Перебирая старые фотографии, Лиза пыталась осознать происшедшее. Но ничего не получалось.
    Вот Лизе пять лет. Она упала и громко ревет. Рядом отец пытается утешить, обнимает ее. «До свадьбы заживет» – подпись внизу.Да, но только Лизиной свадьбы ему не увидеть.
    Вот Лиза постарше. Отец учит ее кататься на новеньком двухколесном велосипеде. У Лизы ничего не получается. Отец весело смеется.
    А вот первое сентября и первый класс. И опять отец рядом, гордо держит за руку взволнованную школьницу с большущим букетом гладиолусов. «У тебя вся жизнь впереди, лисенок», – говорил ей отец.
   Да, но только не для него. Нет, больше уже не будет рядом надежных рук отца, его твердого голоса, скупой улыбки. Будет лишь черта того рокового дня, за которой началась другая жизнь другой молодой женщины.

   Макс Лисицын был в затруднительном положении. Чертовски неудачно все вышло. Кто бы мог подумать! Такой крепкий, с неисчерпаемым запасом жизненной энергии мужчина. И вот – инфаркт! Лизу жалко, конечно, да и мать ее совсем рассудок потеряла. Но Макс, конечно, сделал все, что мог. Цветы принес, утешающие слова сказал, на кладбище рядом с Лизой постоял… Да, тяжело им придется. Мать не работает, да еще малолетний балбес на шее. Лизка сама яичницу приготовить не сумеет, привыкла на няньку надеяться. За широкой спиной Дубровского им жилось ох как неплохо, что за каменной стеной. Чего скрывать, и он, Максим Лисицын, строил кое-какие планы, питал определенные надежды. И вот получите!
   Макс, будучи натурой чувствительной, конечно же, догадывался о тайной нелюбви будущего родственника к своей персоне. Но в общении с Дубровским был всегда вежлив, предупредителен, старался не поддаваться соблазну и не отвечать на некоторые едкие замечания Лизиного отца, которые тот изредка отпускал в его адрес. Завоевав доверие Лизы и ее матери, Лисицын надеялся на то, что в скором времени отношение Дубровского к нему изменится. И вот тогда можно будет надеяться на карьерный рост, безбедную жизнь и прочие соблазны. Покровитель такого уровня мог бы дать Максу многое, но не дал ничего. А ведь он этого так хотел!

   Когда свинцовая тяжесть прошедшей недели стала чуть более привычной, вернулась способность мыслить, появился и вполне практический вопрос: как и на что дальше жить? В доме были некоторые сбережения, и первое время они могли бы существовать без особых хлопот, но это не снимало остроты вопроса. Лизу успокаивала мысль, что скоро она начнет зарабатывать деньги и Семен Иосифович Грановский ей поможет на первых порах.

   У Лизы сжалось сердце, когда она вновь перешагнула порог роскошного адвокатского офиса. Казалось, прошла вечность, когда она была здесь в последний раз с отцом. Той беззаботной девчонки, чуть не прыгающей на одной ноге от счастья, больше нет. Есть взрослая женщина с усталым лицом и черными, как горе, глазами. Взяв себя в руки, Лиза улыбнулась секретарше:
   – Здравствуй, Марина. Вот и я. Надеюсь, Семен Иосифович на месте?
   Мариночка захлопотала:
   – Елизавета Германовна, у вас такое горе. Присаживайтесь, не стойте. Поверьте, я вам искренне сочувствую.
   – Спасибо, Марина. Будь добра, скажи Семену Иосифовичу, что я здесь. Мне нужно знать мое рабочее место. Хочу побыстрее начать. Возможно, это отвлечет меня от печальных мыслей.
   Марина как-то странно взглянула на Елизавету, но послушно отправилась в кабинет к Грановскому.
   Уже через минуту Елизавета была в знакомом кабинете. Грановский шагнул ей навстречу, отечески обнял.
   – Прими мои соболезнования, Лизонька. Твой отец был замечательным человеком. – Он потер переносицу. – Да… Вот какая штука – жизнь. Да ты садись, выпей кофейку. Может, чего покрепче?
   Прихлебывая горячий кофе, Лиза беседовала с Грановским и чувствовала себя уже значительно лучше, когда тот, чуть помявшись, произнес:
   – Извини, дорогая. Но с твоим началом работы у нас придется повременить. – Тут он сделал паузу. – Видишь ли, мои партнеры не одобряют твоего приема в «Законность». Понимаешь, у нас безупречная репутация. Все наши адвокаты имеют большой опыт ведения дел. У тебя же его пока нет. Возможно, когда-нибудь мы еще раз обсудим этот вопрос. Но пока… Увы… – Он развел руками. – Прости, я сделал все, что мог.
   Лизина рука с чашкой дымящегося кофе так и застыла в воздухе.
   Грановский, не замечая реакции девушки, продолжал:
   – Но тебе, милая, волноваться не стоит. Тебя ждет другое место. И поверь мне, это потрясающий вариант. Многие известные адвокаты нашего города начинали именно там. Так что успехов тебе, дорогая!

   «Потрясающим вариантом» оказалась довольно крупная юридическая консультация, расположенная в полуподвальном помещении шестнадцатиэтажного дома. Притулившись на задворках роскошного магазина, адвокатская контора имела малопочтенных соседей в виде пункта приема стеклопосуды, обшарпанной трансформаторной будки и небольшой автомобильной стоянки. Впрочем, и само помещение под гордой вывеской «Адвокатура» вид имело малопривлекательный. Окрашенные в казенный зеленый цвет стены вопреки наблюдениям психологов отнюдь не способствовали подъему жизненного тонуса редких посетителей. Видавшая виды мебель, насчитывающая несколько письменных столов и стульев, книжных шкафов, покосившихся под тяжким бременем лет, придавала юридической консультации вид убогий и необжитой. Единственным украшением был настенный календарь с видом полуобнаженной красотки на мотоцикле, нахально взирающей глянцевыми глазами на тяготы жизни современных защитников. Случайному вору, прельстившемуся многообещающей вывеской юридической фирмы, пришлось бы долго чесать затылок, соображая, на что здесь можно положить глаз. Допотопные пишущие машинки, стопы пыльной юридической литературы и отвратительный запах плесени, отпугивающий солидных клиентов, желающих получить гарантированную помощь.
   Однако видимое убожество обстановки было только следствием унизительного положения этой юридической конторы в иерархии других, более удачливых собратьев. Грановский не лгал Елизавете в той части, что это место по-своему уникально для старта юридической карьеры. Недаром, чуть оперившись, набравшись первоначального опыта, наиболее шустрые адвокаты, используя любую возможность, стремились во что бы то ни стало покинуть гостеприимные стены. Открывая шикарные офисы, обрастая солидной клиентурой, они могли в ностальгическом порыве вспомнить, откуда они вышли, не желая, впрочем, собственным детям повторения столь тернистого пути. Причина такой непопулярности самой крупной юридической консультации города крылась в тех причинах, благодаря которым она и появилась на свет. Это была обитель защитников, которых народ любовно окрестил «бесплатными» или даже «государственными» адвокатами, не догадываясь, конечно, о том, насколько эти понятия близки к истине. Осуществляя защиту по наиболее сложным делам, рассматривающимся в областном суде, адвокаты месяцами были лишены всякой возможности подработать в платных процессах. Вместе с тем их клиентами были самые отпетые бандиты и убийцы с внушительным перечнем заслуг и расстрельными статьями. Как в шутку говорили сами адвокаты: «Кто же за него заплатит? Он сирота. Нет у него ни мамы, ни папы, ни невесты – всех убил!»
   Вот в такой юридической консультации Елизавете Германовне Дубровской всемогущей волею судьбы и было велено начать свою юридическую карьеру.

   Запнувшись о краешек вспучившегося от влаги линолеума, Елизавета вылетела чуть ли не на середину просторной комнаты, чудом не потеряв равновесия. Оказавшись в центре всеобщего внимания, она смутилась.
   – Добро пожаловать! – пришел ей на помощь молодой человек с весело топорщившимися усиками. Ослепительно улыбаясь, он указал на стул: – Вы на консультацию? Рад буду помочь.
   – Благодарю вас, – оправившись от волнения, промолвила Лиза. – Я ваш новый адвокат.
   Выражение лиц присутствующих как по мановению волшебной палочки разом изменилось. Нимало не смущаясь присутствием новенькой, все враз стали обмениваться репликами, обсуждая кадровую политику президиума адвокатской коллегии.
   – Нет, ну вы поглядите, – кипятился маленький мужчина с артистической внешностью. – И так сидим без работы, а нам все молодых подкидывают. Куда только заведующий смотрит?
   – Просим, просим, чтобы нам побольше мужчин присылали, так ведь никто и внимания не обращает, – промолвила томного вида девица, постукивая длинным наманикюренным ногтем по полированной видавшей виды столешнице.
   – Бедняжка, и чего ее сюда занесло? Еще не представляет, что ее ожидает, – участливо вздохнула пожилая женщина, откровенно рассматривая новенькую с головы до пят.
   Наконец, исчерпав запас красноречия, адвокаты уставились в свои бумаги. Опешив от столь недвусмысленного приема, Лиза растерянно молчала. Молодой человек с усиками махнул рукой в конец коридора:
   – Если вам нужен заведующий, то он в дальней комнате направо, – и вновь углубился в разгадывание кроссворда.

   Заведующего Центральной юридической консультацией Петра Петровича Пружинина мучила сезонная простуда. Поминутно вытирая платочком слезящиеся глаза, кашляя и время от времени оглушительно чихая, он тем не менее не терял присутствия духа. Обладая ярко выраженным темпераментом холерика, он не терпел безделья, долгих размышлений и медлительных коллег. Несмотря на то что он не так давно одолел пятидесятипятилетний рубеж, Петр Петрович не был обременен присущей его возрасту солидностью. Движения его были столь резки и порывисты, что подчиненные за глаза именовали его не иначе как «пружиной». Беззлобный по природе, веселый и компанейский, он без труда управлялся с наиболее строптивыми адвокатами. Предпочитая не выносить сора из избы, Петр Петрович брал на себя нудные разбирательства с представителями правоохранительных органов, спешащих информировать заведующего о некоторых недостойных поступках его подопечных, многочисленные кляузы недовольных клиентов и даже разборки внутри коллектива. Вот и сегодня утром ему пришлось выслушать целый поток угроз, слез и негодования со стороны разгневанной особы женского пола. Воздев к потолку унизанные дешевыми браслетами пухлые руки и как бы призывая всевышнего в свидетели своему горю, она кричала о подлой ловушке, в которую угодила ее единственная дочь. Очарованная внешним лоском молодого адвоката, известного в консультации повесы и неисправимого бабника, девушка коротала с ним долгие вечера в помещении юридической конторы. Осыпав неискушенное создание уверениями в вечной любви и преданности, подлый ловелас предлагал руку и сердце, придумывал имена будущим детям, а затем внезапно исчез. Громко сокрушаясь по поводу потерянной в этих стенах девичьей чести, мамаша пыталась призвать Пружинина к ответу и посодействовать счастью молодых. Прочувствовав ситуацию, Петр Петрович утешил чем мог, заявив о наличии у растлителя юных душ законной жены, двух ребятишек и внушительного списка любовных приключений. Извергая поток брани в адрес молодого негодяя и его непутевого начальника, крикливая посетительница удалилась, пообещав напоследок поджечь «этот публичный дом».

   Утреннее происшествие добавило мигрени и без того больной голове Пружинина. Поглаживая редкую растительность на острой, как пасхальное яйцо, голове, он обдумывал стратегию воспитательной беседы с виновником драмы, но стройный ход его размышлений был прерван появлением Елизаветы Дубровской.
   Предложив ей присесть, заведующий кратко ввел Лизу в курс дела:
   – Значит, так… Работы у нас много, особенно для новичков. Забудьте, что такое отдых. Первый год, как, впрочем, и последующий, для вас будет непрерывной трудовой вахтой. Сами понимаете… – Тут он сделал паузу и, втянув носом воздух, громко чихнул. Вытерев платком воспаленные глаза, Пружинин продолжил: – Право на отдых нужно еще заслужить. Года через два вы получите передышку и сможете принимать собственных клиентов. Сейчас же крутитесь как хотите, но от работы в областном суде не отлынивайте. Ступайте на рабочее место, вживайтесь в коллектив, привыкайте. Желаю удачи! – На этой оптимистичной ноте он закончил инструктаж молодого специалиста.
   Сидя за рабочим столом, Елизавета безучастно смотрела на серую пелену осеннего дождя, унылыми струями стекающего по оконному стеклу. Новая жизнь началась.

   Александр Суворов не находил себе места. Долгие тюремные ночи, наполненные воспоминаниями и совсем короткими обрывками снов, не давали отдыха деятельному рассудку. Его не мучили угрызения совести. Ему не давало покоя совсем иное. Как же так получилось, что он – любимчик фортуны – на пути к вершинам славы и признания потерял тех, в поддержке которых он сейчас так остро нуждался? Нет, он не был одинок. Даже наоборот, сейчас его окружала масса людей, которые подчинялись его воле. Но подчинялись не из-за любви к нему, а из страха.
   «Я многого добился. Но, черт возьми, одному на вершине так одиноко. Ведь когда-то меня звали просто Сашкой. Вот если бы время текло вспять…»
   …Все самые ранние воспоминания Александра были так или иначе связаны с матерью. Помнится, в возрасте трех лет он перенес осложненный грипп. Унылая вереница однообразных серых будней не спешила приносить выздоровление. Открывая тяжелые веки, он всегда рядом видел мать. Просиживая ночи напролет около детской кроватки, она изредка проваливалась в свинцовую, без сновидений дрему. Еще тогда, в далеком розовом детстве, он раз и навсегда прирос к ней крепкими сыновними узами, разорвать которые не смогла бы даже смерть.
   Вторым после матери дорогим Александру существом был брат Андрей. Родившись на три года позднее, Андрей забрал, казалось бы, большую часть материнской любви. Удивительно, но Александр ничуть не страдал по этому поводу. Мать и брата он воспринимал как единое целое, самое дорогое, что у него может быть в его жизни. Наделенный от природы импульсивным характером, возможно, даже некоторой психопатичностью, Александр в общении с матерью был податливее воска. Брата он всячески оберегал, опекал, но подавлял силой энергичного характера. Андрей же рос покладистым ребенком. Старшего брата он боготворил, во всем слушался, даже пытался ему подражать.
   Семейную идиллию несколько нарушало присутствие чужеродного элемента – отца. Являясь полной противоположностью энергичной, полной жизни матери, он не занимал сколько-нибудь значительного места в сердцах сыновей. Он тихо жил и незаметно умер. Ненужная отцовская жизнь так и улетела в никуда, не оставив на земле и следа своего присутствия, кроме, пожалуй, двух сыновей и вороха старого тряпья, розданного немногочисленным родственникам. Вот тогда и вывел Александр для себя важный жизненный принцип: живи так, чтобы каждая зараза помнила тебя, чтоб после твоей смерти икнулось многим. Стремись к большему, получай лучшее, и весь мир раскинется под твоими ногами.
   Уже в сопливом мальчишеском возрасте Саша верил в свою исключительность. Этому немало способствовали фамилия и имя замечательного русского полководца, массу рассказов о котором Александр услышал еще маленьким. Он ничуть не сомневался, что сумеет обойти своего знаменитого тезку на пути к вершинам исторического олимпа. Мать всячески поддерживала идею об исключительности сына. Искусно воздействуя на его самолюбие, она формировала в нем черты характера лидера: напористость, даже агрессивность в достижении поставленной цели, стремление быть во всем первым.
   Общительный по натуре, он приобрел немало друзей среди одноклассников. Однако на дух не перенося соперничества, Александр держал около себя лишь тех, кто покорно воспринимал его превосходство. Самым близким из школьных товарищей, пожалуй, был Олег Марьин. Физически крепкий, с неплохими способностями, Олег почему-то воспринял первенство Александра как явление совершенно нормальное и неоспоримое. Спокойный и рассудительный Олег, подобно ушату ледяной воды, воздействовал на горячего, быстрого в словах и решениях Суворова. Александр прислушивался к некоторым разумным доводам своего товарища, что не мешало позднее ему выдавать чужие мысли за свои.
   Вольготное школьное существование Александра несколько отравлял парень из параллельного класса по фамилии Зверев. Здоровый как бык и почти такой же ограниченный, верзила Иван являлся грозой всей школы. Его маленькие, с отсутствующим выражением глазки были направлены, казалось, куда-то внутрь. Если верить теории о том, что все люди жили когда-то в образе животных, то Зверев определенно был кабаном. Усиливало сходство с этим благородным животным тупое выражение лица с почти полным отсутствием ресниц и бровей. Привлекали внимание и необыкновенно красные крупные руки, которыми он мог запросто открутить голову любому из зарвавшихся пацанов.
   Небольшая вертлявая фигура пятиклассника Суворова чем-то не глянулась рыжему верзиле, и он не упускал случая хоть как-то отвести душу: поддать ногой по портфелю самоуверенного пацана, отвесить затрещину. Излишне говорить, насколько подобное положение вещей не устраивало Александра. Паритет в их отношениях наметился только после весьма примечательного случая, подробности которого так и остались до конца не выясненными. Говорили только, что Александр чуть не убил Зверя обыкновенным гвоздем. Как худенькому Суворову удался подобный фортель, так и осталось загадкой. Но факт остается фактом. Одноклассники видели поверженного Ивана, в глазах которого, пожалуй, впервые в жизни плескался самый настоящий страх, а также Сашку, который производил впечатление полубезумного. После этого Суворов и Зверев существовали как бы в параллельных мирах, стараясь не пересекаться. Это положение вещей устраивало обоих.
   В глубине давних воспоминаний Александра остался и тот памятный зимний вечер, когда они с Марьиным Олегом возвращались домой после дискотеки. Мало того, что в холле заводского клуба «Металлист» они нос к носу столкнулись со Зверевым и его приятелем Лесиным, настроение было испорчено совершенно неожиданным для Суворова способом. Лариса, высокая тонконогая девица Суворова, устроила ему безобразную сцену. Используя какой-то пустячный повод для ревности, она словно с цепи сорвалась. Сашка бросился было ее утешать, но вскоре плюнул на это занятие, заметив ироничные взгляды Зверева и Лесина. Настроение было безвозвратно испорчено, и они с Марьиным побрели к выходу. На крыльце весело гомонила стайка девчонок. Вдруг раздался чей-то истошный крик: «Закаменские идут!», девицы завизжали и бросились в глубь помещения.
   На залитой фонарным светом дорожке появилась группка ребят в черных фуфайках и цветных петушках. Увидев двух парней, идущих навстречу, закаменские остановились. Суворов с Марьиным, оглядевшись по сторонам, убедились, что помощи ждать неоткуда. Завязался обычный в таких ситуациях разговор, когда одна из сторон упорно нарывается на конфликт. И вот наконец долгожданный повод получен, стая облегченно вздыхает, в чьей-то руке поблескивает кастет. Вероятно, окончание этого невеселого для Александра вечера было бы еще более печальным, если бы не вмешательство неких светлых сил. Эти небесные посланцы явились в лице мордоворота Зверева и его товарища Лесина. И вот уже фортуна своим неземным ликом решила повернуться к Александру и его новоиспеченным приятелям лицом, а к закаменским – соответственно задом. Толстый кусок арматуры в руках Суворова как последний аргумент возвратил нападавшим чувство реальности. Женский окрик: «Милиция!» добавляет прыти, и через минуту участники побоища старательно делают ноги.
   Уже потом, отирая снегом запачканные лица, они весело хохочут, беззлобно поддевая друг друга. Лесин чуть морщится от боли, пережимая перчаткой окровавленную кисть правой руки. Суворов предлагает ему платок для перевязки. Но ни рассеченная шальным ножом рука Игоря, ни заплывающий багровым отеком глаз Марьина, ни разодранная в клочья верхняя одежда их приятелей не в состоянии омрачить торжество победы.
   Именно этим зимним вечером было положено начало крепких дружеских отношений, красная нить которых, словно иголка в руках опытного портного, соберет воедино все последующие годы. Но какими бы причудливыми тропами ни вело провидение четверку друзей, небольшая багровая полоска шрама на правой руке Лесина всегда напоминала им о той далекой декабрьской ночи.
   Так все начиналось…
   А потом Суворов взлетел вверх на гребне водочного бизнеса. Демонополизация водочного рынка в начале 90-х способствовала тому, что государственные и частные производители, тонущие в море созданного ими горячительного зелья, остро нуждались в реализации своей продукции. С этим успешно справлялась команда Суворова, толкая водку с машин и через коммерческие киоски. Параллельно они занимались еще и закупкой зерна по области с последующей сдачей его на спиртзаводы. Бизнес был прибыльным и позволял безбедно существовать в далеко не благоприятную для России пору. Число лиц, занимающихся совместно с Александром общим делом, неуклонно росло. Окружение Суворова включало бывших одноклассников, друзей-спортсменов, приятелей младшего брата. Ядром команды по-прежнему был Александр.
   Росла прибыль, росли и аппетиты Суворова. Постепенно формировалась стратегическая цель: захватить и монополизировать рынок алкогольной продукции в масштабах города. Это было бы просто, если бы не две солидные фигуры полукриминальных предпринимателей. После убийства одного из них, небезызвестного Степанченко, мир в городе воцарился на удивление быстро. Бывший борец Василевский, зрелый и далеко не глупый мужчина, предпочел перейти с белым флагом в лагерь неприятеля, чем стынуть в мерзлой земле городского кладбища. За Суворовым потянулся легкий шлейф подозрений. Но прямых, как, впрочем, и косвенных, улик его причастности к громкому убийству не было никаких.
   Дальше – больше… Суворову было нетрудно, используя свое природное обаяние и некоторые связи, какие к этому времени у него уже имелись среди чиновников области, проникнуть на крупнейший комбинат «Сокол», объединяющий несколько ликероводочных и спиртовых заводов. Войдя в доверие к директору комбината Громову, честному, но недальновидному человеку старой закалки, Суворов начал с легкостью делать большие деньги. Целая сеть созданных им фирм-реализаторов словно раковая опухоль пустила щупальца по всему предприятию. Полученную от реализованной продукции выручку Суворов не спешил отдавать в счет погашения долга перед комбинатом, а начал вкладывать ее в московские банки. В качестве новых направлений деятельности у Суворова появился туристический бизнес. За рубежом, по большей части в Испании, была приобретена недвижимость, состоящая из нескольких вилл, куда Александр возил отдыхать полезных людей: политиков, бизнесменов, журналистов. Там проводили лето жены и любовницы близких Суворову людей. Квартиры и коттеджи «суворовцы» имели как на Урале, так и в Москве и Подмосковье.
   Вместе с ростом благосостояния у Александра все больше стали проявляться признаки нетерпимости к чужому мнению, высокомерия и деспотизма. Никто, даже самые близкие друзья, не имел права называть его иначе как по имени-отчеству. Впрочем, Зверев, Марьин и Лесин не думали роптать. Они неплохо зарабатывали для того, чтобы содержать жен и многочисленных подружек, имели шикарные машины и возможность путешествовать по всему свету. Более того, Александр позаботился о том, чтобы каждый из них получил свое особое направление деятельности, имел подчиненных и возможность чувствовать себя незаменимым человеком. Марьин ведал экономическим блоком и имел в подчинении людей, курирующих дела на комбинате, туристический бизнес, взаимоотношения с банками и всю иную материальную базу «суворовцев». Лесин отвечал за общую кассу и все прочие отношения внутри организации. Зверев также получил особый статус. По указанию Суворова он подобрал группу физически крепких молодых людей, по большей части бывших спортсменов. Они часто именовались Александром «силовиками» и помогали решать задачи, требующие вмешательства грубой физической силы. Зверев прекрасно справлялся со своими обязанностями. С дисциплиной в его группе проблем не было. Изредка Суворов подшучивал над приверженностью своего товарища к фашистской идеологии. Зверев сделал себе татуировку на груди в виде улыбающегося человеческого черепа, а на плече – нацистскую свастику. Некоторые из подчиненных Звереву людей сделали аналогичные наколки. В довершение всего группа «силовиков» обрила головы «под ноль». Суворов сквозь пальцы смотрел на нацистские заскоки своего товарища, любовно именуя подчиненных Звереву лиц «фашиками».