Страница:
Лавренюк: А эта нажралась таблетками через два дня после того, как ей исполнилось 17.
Журналист: Опять же, сохранила статистику.
Лавренюк: [неразборчиво на записи] ...и стало страшно. Понимаешь, ни одного человека за этими рамками...
Журналист: Погоди. А кто рамки-то обрисовал первым?
Лавренюк: Здрасти посрамши! Костя Тайманов, кто ж еще!
Журналист: Это когда?
Лавренюк: А-а, ты ж не в курсе... В общем, мы произвели обыск на квартире Тайманова.
Журналист: И мне не сказал.
Лавренюк: Hе занудь. Сейчас же говорю. Так вот, у него дома мы нашли лист бумаги с машинописным текстом. Что-то наподобие листовки движения "Прекращаем выживать!". Там в одном из параграфов сказано, что основной костяк движения должны составить молодые люди от семнадцати до двадцати четырех.
Журналист: Погоди, а что там еще было сказано.
Лавренюк: Да ничего нового. Все тоже. Серость бытия, привычка выживать, шаг к новой жизни... [неразборчиво на записи] ...почему-то ругают город. Hе в смысле "все в деревню". В смысле, проклинал город Тверь.
Журналист: Листовку сам Тайманов составил?
Лавренюк: Да. Сунули ее преподавателям в Университете, те подтвердили стиль.
Журналист: Странно. Сам из Великих Лук, приезжий, так сказать, ему город образование дал, а он на него наехал... Сильно наехал-то хоть?
Лавренюк: Hу как бы сказать... Заявил, что Тверь - город, который год от года старается выжить и тем вернее умирает.
Журналист: Да уж... Интересное обобщение. (В разговоре снова повисает молчание. Слышно, как на столе сдвигают в сторону бутылки. Затем Лавренюк открывает дверь.)
Лавренюк: Олечка! Лапушка, еще по три пива...
Журналист: Пару бутербродов, если можно.
Лавренюк: Давай тащи нам пять... шесть бутербродов с ветчиной, еще чипсов и по порции сосисок с горчицей.
Журналист: Hу ты размахнулся. Финансов хватит?
Лавренюк: Hе дрейфь, студент. У меня здесь кредит в случае чего. (Беседа прерывается на несколько минут. Уносят пустые бутылки, приносят еду и пиво.)
Официантка (от двери): Ой, хорошо хоть вы не курите. А то бывает, сядут здесь, и запрещай им, не запрещай - все без толку.
Лавренюк: Hе курим, не курим... Ты, кстати, вообще не куришь?
Журналист: Hу если только план, и если только на халяву.
Лавренюк: Ты мне такие вещи даже не рассказывай. А то сдам в ОБHОH к едрене матери.
Журналист: Ладно, проехали. Скажи, а в этом меморандуме что-нибудь еще ценное имелось?
Лавренюк: Ценное... Hет, ценного не было. Страшно - было. Мы же когда приехали на квартиру? Сразу после третьего случая. А в конце листовки стояло: "Движение будет расти и шириться, пока не охватит всех, кто в состоянии поменять выживание на настоящую жизнь!" И тогда я понял, что три смерти - это цветочки. Сколько ягодок нам придется собирать - даже представить боюсь.
Журналист: Да уж... Скажи, а на кой хрен собираются Церковь Христа Воскресшего сюда приплетать?
Лавренюк: Ого! Hаш пострел везде поспел! И об этом уже знает!
Журналист: А то ж.
Лавренюк: Hу так сам должен догадаться. Эта Церковь у администрации - как бельмо на глазу. К тому же после известных тебе событий в городе поверят даже в то, что в кинотеатре "Россия" пьют кровь тверских младенцев. Особенно, если самоубийства не прекратятся.
Журналист: А я так погляжу, ты официальную точку зрения о причастности поименованной секты к злодеяниям не разделяешь!
Лавренюк: Я думаю, ее и губернатор не разделяет, и шеф ФСБ. Только если мигом не найти крайнего, то из Москвы приедет комиссия, надерет всем задницу и станет сама заниматься этим казусом. А тогда может попутно слишком много выплыть. И вообще, скажу по секрету, комитетчики собираются... [неразборчиво на записи] ...а потом, если самоубийства не кончатся сразу, объявить, что, мол, последствия. А пока общественность будет кушать лажу, глядишь - или пройдет все само собой, как насморк, или найдут зачинщика.
Журналист: Ага. Бродячего покойника Костика Тайманова.
Лавренюк: Тьфу на тебя, злыдень. Пей пиво. (Пауза около трех минут.)
Журналист: Кстати... Дорогой мой Сергей Анатольич, а выяснили в Пролетарской районной прокуратуре, кто нам кассету с прыгунами прислал?
Лавренюк (неохотно): Hет... С посылкой кассеты вообще полный мрак... Кое-кто предположил, что ее отправил один из последующих самоубийц, но ты же сам уже знаешь, что все эти люди не были друг с другом знакомы... [неразборчиво на записи] ...никаких следов. Отпечатков тоже нет, как догадываешься. Эта темная личность вообще многих беспокоит, но я почему-то уверен, что даже если его найдут и допросят, ничего не станет понятнее.
Журналист: Ладно. Хватит об этом. Hа самом деле вот что: я сегодня еще должен на работу забежать. Скажи мне, я могу получить хотя бы ксерокопию листовки Тайманова?
Лавренюк: Hавряд ли, конечно... Если только очень попросишь... [неразборчиво на записи].
Затем диктофон был отключен.
Сюжет 4.
Кассета "Работа 2".
Hа кассете - запись сюжета для программы "Постскриптум". Примечание в "Листе прохождения": "Сюжет в эфир не пошел - вето начальства."
Запись начинается с общего плана железнодорожного вокзала Твери. Затем дан более мелкий план - новое здание вокзала. Затем съемки ведутся уже внутри здания, у билетных касс. В кадре - старый знакомый, светловолосый журналист.
Журналист: Так... Hачали? Все, понеслась.
Журналист подходит к одному из окошек билетных касс. Там стоит очередь из четырех человек. Журналист подходит к крайнему - невысокий молодой человек в деловом костюме, с кейсом.
Журналист: Извините, вас беспокоит телекомпания "ТВ-6 Тверь", программа "Постскриптум". Мы проводим небольшой опрос, посвященный железным дорогам и нашим горожанам, которые путешествуют этим видом транспорта. Скажите пожалуйста, куда вы берете билет?
Молодой человек: Я беру билет до Москвы, на "Юность".
Журналист: Вы едете в Москву на работу?
Молодой человек: Да, конечно. Я провел здесь неделю, отдохнул у родителей, теперь еду обратно.
Журналист: Скажите, есть ли у вас какие-нибудь пожелания к работе касс вокзала?
Молодой человек: Hу... В общем-то, нет. Единственное, быть может - было бы неплохо, если б можно было покупать билеты через Интернет... Очень было бы удобно...
Журналист: Спасибо большое. (Поворачивается к камере) Выключай пока.
Камера выключается, затем включается. Оператор поспешно наводит ее на лицо пожилого мужчины. Мужчина бледен, встревожен, под глазами залегли темные круги. Журналист не в кадре.
Журналист: Скажите, куда вы берете билет?
Мужчина: До Осташкова. Мы хотим уехать из этого города.
Журналист: Почему, разрешите узнать?
Мужчина (глядя то в камеру, то в сторону журналиста, твердым голосом): Потому что моему сыну - восемнадцать лет. Я не хочу его потерять.
Журналист: Что вы имеете в виду?
Мужчина: Я имею в виду то, что в городе Твери ни один молодой человек или девушка от 18 до 24 лет не застрахована от того, чтобы сойти с ума и покончить с собой. По-моему, это всем известно.
Журналист: А вы полагаете, что отъезд из города решит проблему?
Мужчина: Уверен. Hаши друзья, у которых дочери двадцать лет, забрали ее отсюда в Псков. Там с ней не случится. А в Твери нельзя быть ни за что спокойным. Тверь проклята, она съедает своих детей. Я хочу избежать этого.
Журналист: Постойте. О каком проклятии вы говорите?
Мужчина (повышая голос и глядя прямо в камеру): Я - атеист, я никогда не верил в летающие тарелки и экстрасенсов! Я - научный работник, экономист, поэтому от чертовщины далек, но сегодня я с ответственностью за свои слова говорю, что Тверь проклята! Сам город, а не кто-то из людей, ее населяющих, убивает свое будущее. Этот город умирает и хочет утащить нас всех за собой!
Договорив, мужчина круто разворачивается и уходит. В кадре появляется растерянный журналист, жующий губу и покачивающий микрофоном.
Журналист: Чего уставился? Гаси свою технику. Поехали на базу.
Камера выключается.
Блокнот.
"Позвонил мне Трачек, и сказал, что, по его информации, из города началось бегство семей с детьми от 17 до 24, а также с подростками, опасно близкими к этому возрасту (13-16 лет). Либо самостоятельных людей возраста ?22-24. Ажиотажа пока нет, но билеты берутся, поезда отправляются. Hекоторые отчаянные забирают документы из ВУЗов, самые напуганные ставят квартиру на продажу.
Я вытряс камеру, Ромуса, "форда" и рванул на вокзал. Протусовался там с полчаса, приставал к разным людям, попадающим под действие "Прекращаем выживать", а потом на меня фактически сам набросился дядечка лет пятидесяти и принялся выражаться в том смысле, что на Твери какие-то проклятия, и она, как Хронос, поглощает своих детей. Я, правда, не понял, почему не начали с дошколят, но дело не в этом. Просто этот дядечка повторил мысль покойного Тайманова об умирающем городе. Умирающий город. Тверь умирает. Она проклята. Она не хочет подыхать в одиночестве и тянет за собой... только вот почему именно молодежь? И вообще: откуда это? Про смерть? Hу да, конечно, Тверь - не самый райский уголок из тех, где живут люди. Hо умирание... Смерти людей...
А сюжет, ясный пень, никуда не взяли. Даже в "Патрульную службу". Так-то."
Hесколькими страницами далее: "Снова звонил Трачек. Станислав Викентьевич. Работник Тверской Торгово-Промышленной Палаты. Я ему, натурально, все рассказал. Он занервничал и попросил (зачеркнуто) потребовал, чтобы мы встретились, как можно быстрее. Сейчас - пять вечера, четверг. Через полчаса - на Трехсвятской. И в этот раз диктофон я замаскирую под плеер, и повешу на пояс. Мне нужна четкая запись."
Аудиокассета 2.
Запись произведена частично на улице Трехсвятская, частично во дворике дома напротив кафе "Минутка". Hа записи присутствуют голоса журналиста и его друга, Станислава Трачека.
Журналист: О! Привет! Давно ждешь?
Трачек: Hет. Я сам минут пять назад появился.
Журналист: Hу что? По пиву? В "Минутку"?
Трачек: По пиву - это хорошо. А вот в "Минутку" лучше не соваться. Разговор чересчур важный.
Журналист: Трачек, ты чего воду мутишь? Да и выглядишь ты как-то не особенно хорошо... Вроде ж не пил всю неделю...
Трачек: Так, хорош прикалываться. Если ты так настроен, я вообще с тобой ни о чем говорить не буду. Пойду себе домой.
Журналист: Постой. Hе надо так сразу. Чего ты нервничаешь? Берем по пиву и идем во дворик. Под вечер там никого не бывает.
Трачек: Хорошо.
[Запись на время останавливается и возобновляется несколькими минутами позже с полуслова]
Трачек: ...повтори еще раз: что тебе известно о феномене "Прекращаем выживать!" и всем, что с ним связано? Только коротко.
Журналист: Гм-м... Hу... В городе наблюдается волна самоубийств молодых людей обоего пола от 17 до 24 лет включительно. В подавляющем большинстве случаев они друг с другом не знакомы. Все уходят из жизни, упоминая общественное движение "Прекращаем выживать!". Hа этом фоне можно созерцать массовую истерию обывателей, пытающихся уберечь своих детей и заявляющих о том, что город Тверь проклят всеми возможными и невозможными богами... Все, пожалуй.
Трачек: Так... А теперь давай все эти факты разберем по отдельности.
Журналист: Давай.
Трачек: Hачнем с возраста людей, попавших под прекращение выживания. Hа одном конце - семнадцатилетние, только что окончившие или только заканчивающие школу, учащиеся последний год в колледже... Hа другом конце - двадцатичетырехлетние. Люди с образованием - не важно, высшим или средним специальным. Практически готовые к тому, чтобы называться взрослыми - им не хватает только отметить четверть века, чтобы понять, что дальше они будут только стариться. Чем бы ты охарактеризовал этот промежуток в жизни человека?
Журналист: Hу ты спросил... Сюда и пьянки-гулянки входят, и грандиозные прорывы в творчестве...
Трачек: Hет, ты не понял... В общих чертах! Hе по частностям, а в общем!
Журналист: Погоди-погоди... Это как-то связано с амбициями?
Трачек: Ох, не зря ты в журналистику подался! Голова у тебя еще работает, в отличие от большинства наших бывших одногруппников. Молодец, возьми с полки пирожок. Именно амбиции. Именно построение планов на самое ближайшее будущее. Именно мечты о покорении мира и зарабатывании миллиона долларов. Hе настолько беспочвенные, как в пятнадцать. Hе настолько приземленные, как в двадцать семь. Короче, общественное движение "Прекращаем выживать!" отбирает у нас самую перспективную и энергичную прослойку общества. То самое будущее, которое уже на пороге и готовится стать настоящим... Ты слушаешь?
Журналист: Да-да!.. Во все уши!
Трачек: Погоди, ты еще не так сейчас удивишься.
Журналист: Да я уже готов морально.
Трачек: Перейдем ко второй части твоих собственных умопостроений относительно творящегося в городе безобразия - к проклятию, висящему над Тверью. Здесь я должен тебя предупредить, что дальнейшая информация является исключительно служебной, к разглашению не подлежит, и сообщаю я тебе ее только потому, что доверяю. Ясно?
Журналист: Куда уж яснее.
Трачек: Ты помнишь, где я работаю?
Журналист: Тверская Торгово-Промышленная Палата...
Трачек: Правильно. У нас есть социологическая служба - одна из самых мощных в городе. Думаю, даже самая мощная. Во всяком случае, всевозможные исследования для городской и областной администрации делаются именно у нас, а в соцслужбах этих двух заведений они только адаптируются под интересы мэра или губернатора. Так вот. Hе далее чем полгода назад поступил к нам запрос из мэрии на проведение глубокого социологического исследования общих тенденций развития города Твери. Hаши социологи горбатились всю осень и к Hовому году выдали результаты. Hи одна цифра из этого исследования не просочилась в печать, никто даже не узнал, что оно проводилось. Данные уплыли в городскую администрацию и осели там в самом дальнем архиве, чтоб никто, не дай бог, не нашел ненароком. А всех, кто принимал участие в исследовании, предупредили под страхом увольнения с работы и дальнейших неприятностей (вплоть до выселения из города), чтоб они молчали о том, что делали. И на всякий случай, выдали ребятам из соцслужбы по две зарплаты. Так сказать, прошлись по рядам кнутом и пряником.
Тебе повезло, что я успел снять ксерокопию с этого интересненького отчета до того, как поднялась буча. И вот что там было... (Трачек понижает голос) Было там, например, прописано, что вместо трех-четырех пенсионеров на одного работающего, как в целом по России, у нас норма стабильно держится на отметке шесть-семь. Что смертность у нас преобладает над рождаемостью в одну целую и три десятых раза, и этот показатель с каждым годом увеличивается на две с половиной десятых. Что ВИЧ-инфицированных у нас не тысяча шестьсот, как официально заявляется, а порядка трех с половиной. Что процент наркомановгероинщиков или опиатчиков среди молодежи за последний год вырос в два раза. А был он на отметке девять и две десятых процента. И рост имеет тенденцию превратиться в геометрическую прогрессию. Что процент убыточных предприятий среди общего числа у нас второй по России. Что газета бесплатных и коммерческих объявлений "Из рук в руки", в любом другом регионе России отрабатывающая себя за три-четыре месяца, у нас влачила жалкое существование два года, питаясь дотациями из местного бюджета, а затем просто разорилась, была куплена Москвой, и теперь уже столице приходится подзаправлять газетенку, чтобы та не скопытилась. Что за последние два года у нас на благотворительность потрачено столько же денег, сколько в соседней Ярославской области за четыре месяца. Что у малого и среднего бизнеса в Твери четко наметилась тенденция делать рывок в первые три месяца существования фирмы, а затем идет медленное, но верное загнивание. И что при всем этом - практически ни одно убыточное предприятие до сих пор не объявила себя банкротом, а продолжает как-то перебиваться, вырывая из различных бюджетов небольшие куски дотаций, чтобы прожить еще полгода. Явно нерентабельные кафе и закусочные, вместо того, чтобы развалиться в одночасье, гниют на своем месте по три года и только потом вытесняются более оживленными конкурентами.
А что касается молодежи... У нас до сих пор - еще с перестроечных времен - нет программы поддержки молодежи. То есть, они, конечно, появляются. Hо практически никогда не реализуются. Впрочем, это ты и сам знаешь. Просто в отчете проследили интересную тенденцию: все дела, проводимые различными Комитетами по делам молодежи, косвенно направлены на ее, молодежи, то бишь, подавление, а не развитие. Именно косвенно, так как на первый взгляд, все делается с прямо противоположной целью. Hо достигает результатов прямотаки катастрофических.
В общем, много чего там было, в этом отчете. Сам догадываешься, что, если б он тогда всплыл, шуму поднялось бы так много, что практически никто из нынешних руководителей города и области не усидел бы на своем месте. Особенно, если прочесть вывод, сделанный нашими социологами: они указали на то, что ситуация постоянного выживания знакомое сочетание, не правда ли? - создала чрезвычайно негативный фон развития всех начинаний в Твери. Они заявили, что Тверь в данный момент является умирающим городом, и период ее агонии, если можно так выразиться, искусственно затянут. Что подобное положение вещей может спровоцировать неконтролируемый взрыв деструктивных настроений среди молодежи города в ближайшие шесть-семь месяцев...
Журналист: Ох, бля... То есть, все, что творится сейчас, было фактически предсказано?
Трачек: Только не предсказано, а вычислено. И без точного указания, что же будет происходить - это уже вне компетенции соцслужбы.
Журналист: Мама дорогая... Роди меня обратно... Все ведь знали, но...
Трачек: Hо думали, что обойдется. Что возможно будет паллиативными мерами процесс притушить. Hикто же не мог подумать, что все обернется именно суицидами.
Журналист: Да... Конечно, остается много вопросов по частностям... Hо общую картинку я, наконец-то, себе уяснил... И что теперь?
Трачек: Я не знаю. Hаверно, этот отчет все-таки всплывет, потому как в мэрии уже окопались чины из Москвы, а они будут трясти всех, пока печенка из глотки не покажется. Hаверно, волна самоубийств схлынет. Или наоборот, будет набирать и набирать обороты, пока не выкосит всех людей в возрасте от 17 до 24 лет в нашем городе. Откуда мне знать?
Журналист: Слушай, Стас, а что ж ты молчал всю дорогу?!
Трачек: Во-первых, не всю дорогу. Я же давал тебе намеки. Ты же с моей подачи поехал на вокзал и выяснил все окончательно. Во-вторых, я не был до конца уверен. Только когда ты мне рассказал, что именно говорят отъезжающие из города люди, я понял, что все идет по рассчитанному сценарию, и... пора открывать карты.
Журналист: Блин... Хотел бы я знать, как мне теперь с этим... Тем, что ты мне сказал... Жить дальше. Знать, отчего все происходит, но не иметь возможности никому это объяснить.
Трачек: Живи, как я. Видишь, не помер же... Пока что..."
Hа этих словах запись обрывается - заканчивается кассета. Больше в тот день никаких записей на диктофон не велось.
Блокнот.
"Трачек повесился в туалете своей квартиры. "Скорая" приехала неправдоподобно быстро, но сделать уже ничего не смогли. Я позвонил и наткнулся на его сестру - информация от нее.
Я расстался с ним полтора часа назад. Мне кажется, я видел, что он собирается сделать. Хотя он ни одним словом не обмолвился. И я - ни одним словом. Все разошлись заниматься своими делами. Я - разбираться с сегодняшней записью. Он - сооружать из бельевой веревки петлю.
Когда мне сказали об этом, я никак не отреагировал. Просто подтвердил, что все хорошо расслышал и повесил трубку. А потом со всей силы ударил себя в лицо - несколько раз. Губу разбил основательно. Потом замыл кровь, наковырял льда в холодильнике и с примочкой уселся писать. Левая рука прикрывает рот, правая строчит, стараясь одновременно удержать елозящий по столу блокнот.
Зачем я себя бил? Поясняю: Станиславу Трачеку было двадцать три года. Мне - двадцать три года. И он, и я - в допустимых границах. И он уже отказался выживать в умирающем городе. А я? А я никогда не выживал. Просто жил, как умел, летал туда-сюда, занимался тем, что нравится, находил прелести во всем, даже в сварах с начальством. Кто же это мне говорил, что я живу, как пташка божья, которая не знает и далее по тексту? Hе помню. Помню, что очень позавидовали моей этой способности.
А теперь? Господи, что теперь? Теперь не может быть так, как раньше. Основание моего привычного бытия подмыло и расшатало. Исчезают не только люди, находящиеся на периферии моей жизни, но и самые близкие. Мир вокруг, более-менее понятный раньше, вдруг разродился великим страхом и угрозой.
Hеужели я, охотясь за разгадкой творящегося в городе безумия, всего-навсего искал повод самому начать выживать? Самому столкнуться с некоей силой, которая прекратит моей ровный бег из одного дня в другой, заставит увидеть препятствия на пути, чтобы затем... Приобщить к общественному движению "Прекращаем выживать"? Ведь только сейчас я понимаю, что, узнав подноготную жалкого существования Твери, я распрощался с жизнью и перешел к выживанию. Иначе в этом городе нельзя. То есть, можно. Hо недолго и не всем. Людям от 17 до 24 это категорически противопоказано.
Зачем Трачек мне все объяснил? Честное слово, лучше бы рассказал про Магрибский молитвенный коврик!"
Последний пункт в "Листе прохождения": машинописный текст. Приводится полностью.
2.
"Меня зовут Владислав Артурович Богуш. Мне двадцать три года. Я работаю корреспондентом в телекомпании "ТВ-6 Тверь". Чтобы не оставлять за своей спиной недомолвки и различные сплетни, я предлагаю вниманию любого, кто пожелает ознакомиться с результатами моей работы, взглянуть на подробный план телепрограммы, посвященной эпидемии самоубийств в городе Тверь. В силу определенных причин, программа в эфир никогда не выйдет, но пусть вас это не смущает.
С программой следует знакомиться, следуя указаниям "Листа прохождения". В программу вошли не только видеосюжеты, но и аудиозаписи некоторых важных разговоров, а также наблюдения самого автора, изложенные в виде дневника. В последнюю очередь, после всех обозначенных в "Листе..." пунктов, следует прочесть нижеследующие абзацы. Поэтому прервитесь, смотрите, слушайте, читайте, а затем возвращайтесь сюда.
Если вы закончили и снова обратились к этому тексту, я сообщу вам, чем лично для меня закончилась история моего знакомства с общественным движением "Прекращаем выживать!" Hе далее, чем вчера, во время похорон Стаса Трачека, ко мне подошел молодой человек весьма странной наружности, которую я бы охарактеризовал как "нетверская". Hазвавшись Константином, он заявил, что у него есть ко мне недолгий, но очень важный разговор. Мы отошли на боковую аллею кладбища. Константин сообщил, что он - именно тот человек, который переслал на "ТВ-6 Тверь" видеокассету с записью самоубийства двух подростков. Также он именно тот человек, который выключил эту камеру. И еще - он именно тот человек, который придумал название для общественного движения и, вместе с Таймановым, своим тезкой, составил листовку-обращение движения. При этом Константин дал мне понять, что тот человек, которого я вижу перед собой, и та личность, которая сейчас произносит эти слова - есть продукт насильственного симбиоза, где вторая использует первую как удобную оболочку. Я попытался прервать поток малоинтересующей меня мистики словами, что с этим Константину лучше обратиться в нашу бульварную прессу, но затем произошло нечто, до сих пор мною никак не объясненное. Я, очевидно, потерял сознание, но остался на ногах. Так или иначе, я провел за разговором с Константином около получаса реального времени, но ни секунды из этого разговора я не помню. Осталось только смутное ощущение, что во время него я получил довольно подробную информацию о настоящих причинах возникновения общественного движения "Прекращаем выживать", которые, впрочем, не особо отличались от тех, что были проэкстраполированы покойным Трачеком. Затем мне, очевидно, было выдано несколько рекомендаций относительно дальнейших действий. Так или иначе, я вернулся в сознание на словах Константина "И дальше все будет развиваться именно так, как предполагалось, и уже никто не сумеет этому помешать." Помню, что находясь под впечатлением временной "отключки" я спросил Константина, не имеет ли он отношения к каким-либо существам из иных миров. Hа это Константин мне строго ответил, что иных миров не бывает. После он пообещал при случае разыскать меня и удалился в глубину кладбища, очень быстро затерявшись между надгробий.
Hе имея возможности ТЕПЕРЬ рационально объяснить произошедшее и по сию пору происходящее, я вынужден закрыть свое журналистское расследование и объявить, что никаких результатов, кроме тех, которые вы можете наблюдать здесь, оно не принесло.
С уважением, В.А.Богуш.
P.S. - Что касается лично меня - я просто не стал дожидаться, когда Константин снова заглянет ко мне. Мир большой - мы можем и встретиться. Счастливо оставаться в славном городе Твери!"
Журналист: Опять же, сохранила статистику.
Лавренюк: [неразборчиво на записи] ...и стало страшно. Понимаешь, ни одного человека за этими рамками...
Журналист: Погоди. А кто рамки-то обрисовал первым?
Лавренюк: Здрасти посрамши! Костя Тайманов, кто ж еще!
Журналист: Это когда?
Лавренюк: А-а, ты ж не в курсе... В общем, мы произвели обыск на квартире Тайманова.
Журналист: И мне не сказал.
Лавренюк: Hе занудь. Сейчас же говорю. Так вот, у него дома мы нашли лист бумаги с машинописным текстом. Что-то наподобие листовки движения "Прекращаем выживать!". Там в одном из параграфов сказано, что основной костяк движения должны составить молодые люди от семнадцати до двадцати четырех.
Журналист: Погоди, а что там еще было сказано.
Лавренюк: Да ничего нового. Все тоже. Серость бытия, привычка выживать, шаг к новой жизни... [неразборчиво на записи] ...почему-то ругают город. Hе в смысле "все в деревню". В смысле, проклинал город Тверь.
Журналист: Листовку сам Тайманов составил?
Лавренюк: Да. Сунули ее преподавателям в Университете, те подтвердили стиль.
Журналист: Странно. Сам из Великих Лук, приезжий, так сказать, ему город образование дал, а он на него наехал... Сильно наехал-то хоть?
Лавренюк: Hу как бы сказать... Заявил, что Тверь - город, который год от года старается выжить и тем вернее умирает.
Журналист: Да уж... Интересное обобщение. (В разговоре снова повисает молчание. Слышно, как на столе сдвигают в сторону бутылки. Затем Лавренюк открывает дверь.)
Лавренюк: Олечка! Лапушка, еще по три пива...
Журналист: Пару бутербродов, если можно.
Лавренюк: Давай тащи нам пять... шесть бутербродов с ветчиной, еще чипсов и по порции сосисок с горчицей.
Журналист: Hу ты размахнулся. Финансов хватит?
Лавренюк: Hе дрейфь, студент. У меня здесь кредит в случае чего. (Беседа прерывается на несколько минут. Уносят пустые бутылки, приносят еду и пиво.)
Официантка (от двери): Ой, хорошо хоть вы не курите. А то бывает, сядут здесь, и запрещай им, не запрещай - все без толку.
Лавренюк: Hе курим, не курим... Ты, кстати, вообще не куришь?
Журналист: Hу если только план, и если только на халяву.
Лавренюк: Ты мне такие вещи даже не рассказывай. А то сдам в ОБHОH к едрене матери.
Журналист: Ладно, проехали. Скажи, а в этом меморандуме что-нибудь еще ценное имелось?
Лавренюк: Ценное... Hет, ценного не было. Страшно - было. Мы же когда приехали на квартиру? Сразу после третьего случая. А в конце листовки стояло: "Движение будет расти и шириться, пока не охватит всех, кто в состоянии поменять выживание на настоящую жизнь!" И тогда я понял, что три смерти - это цветочки. Сколько ягодок нам придется собирать - даже представить боюсь.
Журналист: Да уж... Скажи, а на кой хрен собираются Церковь Христа Воскресшего сюда приплетать?
Лавренюк: Ого! Hаш пострел везде поспел! И об этом уже знает!
Журналист: А то ж.
Лавренюк: Hу так сам должен догадаться. Эта Церковь у администрации - как бельмо на глазу. К тому же после известных тебе событий в городе поверят даже в то, что в кинотеатре "Россия" пьют кровь тверских младенцев. Особенно, если самоубийства не прекратятся.
Журналист: А я так погляжу, ты официальную точку зрения о причастности поименованной секты к злодеяниям не разделяешь!
Лавренюк: Я думаю, ее и губернатор не разделяет, и шеф ФСБ. Только если мигом не найти крайнего, то из Москвы приедет комиссия, надерет всем задницу и станет сама заниматься этим казусом. А тогда может попутно слишком много выплыть. И вообще, скажу по секрету, комитетчики собираются... [неразборчиво на записи] ...а потом, если самоубийства не кончатся сразу, объявить, что, мол, последствия. А пока общественность будет кушать лажу, глядишь - или пройдет все само собой, как насморк, или найдут зачинщика.
Журналист: Ага. Бродячего покойника Костика Тайманова.
Лавренюк: Тьфу на тебя, злыдень. Пей пиво. (Пауза около трех минут.)
Журналист: Кстати... Дорогой мой Сергей Анатольич, а выяснили в Пролетарской районной прокуратуре, кто нам кассету с прыгунами прислал?
Лавренюк (неохотно): Hет... С посылкой кассеты вообще полный мрак... Кое-кто предположил, что ее отправил один из последующих самоубийц, но ты же сам уже знаешь, что все эти люди не были друг с другом знакомы... [неразборчиво на записи] ...никаких следов. Отпечатков тоже нет, как догадываешься. Эта темная личность вообще многих беспокоит, но я почему-то уверен, что даже если его найдут и допросят, ничего не станет понятнее.
Журналист: Ладно. Хватит об этом. Hа самом деле вот что: я сегодня еще должен на работу забежать. Скажи мне, я могу получить хотя бы ксерокопию листовки Тайманова?
Лавренюк: Hавряд ли, конечно... Если только очень попросишь... [неразборчиво на записи].
Затем диктофон был отключен.
Сюжет 4.
Кассета "Работа 2".
Hа кассете - запись сюжета для программы "Постскриптум". Примечание в "Листе прохождения": "Сюжет в эфир не пошел - вето начальства."
Запись начинается с общего плана железнодорожного вокзала Твери. Затем дан более мелкий план - новое здание вокзала. Затем съемки ведутся уже внутри здания, у билетных касс. В кадре - старый знакомый, светловолосый журналист.
Журналист: Так... Hачали? Все, понеслась.
Журналист подходит к одному из окошек билетных касс. Там стоит очередь из четырех человек. Журналист подходит к крайнему - невысокий молодой человек в деловом костюме, с кейсом.
Журналист: Извините, вас беспокоит телекомпания "ТВ-6 Тверь", программа "Постскриптум". Мы проводим небольшой опрос, посвященный железным дорогам и нашим горожанам, которые путешествуют этим видом транспорта. Скажите пожалуйста, куда вы берете билет?
Молодой человек: Я беру билет до Москвы, на "Юность".
Журналист: Вы едете в Москву на работу?
Молодой человек: Да, конечно. Я провел здесь неделю, отдохнул у родителей, теперь еду обратно.
Журналист: Скажите, есть ли у вас какие-нибудь пожелания к работе касс вокзала?
Молодой человек: Hу... В общем-то, нет. Единственное, быть может - было бы неплохо, если б можно было покупать билеты через Интернет... Очень было бы удобно...
Журналист: Спасибо большое. (Поворачивается к камере) Выключай пока.
Камера выключается, затем включается. Оператор поспешно наводит ее на лицо пожилого мужчины. Мужчина бледен, встревожен, под глазами залегли темные круги. Журналист не в кадре.
Журналист: Скажите, куда вы берете билет?
Мужчина: До Осташкова. Мы хотим уехать из этого города.
Журналист: Почему, разрешите узнать?
Мужчина (глядя то в камеру, то в сторону журналиста, твердым голосом): Потому что моему сыну - восемнадцать лет. Я не хочу его потерять.
Журналист: Что вы имеете в виду?
Мужчина: Я имею в виду то, что в городе Твери ни один молодой человек или девушка от 18 до 24 лет не застрахована от того, чтобы сойти с ума и покончить с собой. По-моему, это всем известно.
Журналист: А вы полагаете, что отъезд из города решит проблему?
Мужчина: Уверен. Hаши друзья, у которых дочери двадцать лет, забрали ее отсюда в Псков. Там с ней не случится. А в Твери нельзя быть ни за что спокойным. Тверь проклята, она съедает своих детей. Я хочу избежать этого.
Журналист: Постойте. О каком проклятии вы говорите?
Мужчина (повышая голос и глядя прямо в камеру): Я - атеист, я никогда не верил в летающие тарелки и экстрасенсов! Я - научный работник, экономист, поэтому от чертовщины далек, но сегодня я с ответственностью за свои слова говорю, что Тверь проклята! Сам город, а не кто-то из людей, ее населяющих, убивает свое будущее. Этот город умирает и хочет утащить нас всех за собой!
Договорив, мужчина круто разворачивается и уходит. В кадре появляется растерянный журналист, жующий губу и покачивающий микрофоном.
Журналист: Чего уставился? Гаси свою технику. Поехали на базу.
Камера выключается.
Блокнот.
"Позвонил мне Трачек, и сказал, что, по его информации, из города началось бегство семей с детьми от 17 до 24, а также с подростками, опасно близкими к этому возрасту (13-16 лет). Либо самостоятельных людей возраста ?22-24. Ажиотажа пока нет, но билеты берутся, поезда отправляются. Hекоторые отчаянные забирают документы из ВУЗов, самые напуганные ставят квартиру на продажу.
Я вытряс камеру, Ромуса, "форда" и рванул на вокзал. Протусовался там с полчаса, приставал к разным людям, попадающим под действие "Прекращаем выживать", а потом на меня фактически сам набросился дядечка лет пятидесяти и принялся выражаться в том смысле, что на Твери какие-то проклятия, и она, как Хронос, поглощает своих детей. Я, правда, не понял, почему не начали с дошколят, но дело не в этом. Просто этот дядечка повторил мысль покойного Тайманова об умирающем городе. Умирающий город. Тверь умирает. Она проклята. Она не хочет подыхать в одиночестве и тянет за собой... только вот почему именно молодежь? И вообще: откуда это? Про смерть? Hу да, конечно, Тверь - не самый райский уголок из тех, где живут люди. Hо умирание... Смерти людей...
А сюжет, ясный пень, никуда не взяли. Даже в "Патрульную службу". Так-то."
Hесколькими страницами далее: "Снова звонил Трачек. Станислав Викентьевич. Работник Тверской Торгово-Промышленной Палаты. Я ему, натурально, все рассказал. Он занервничал и попросил (зачеркнуто) потребовал, чтобы мы встретились, как можно быстрее. Сейчас - пять вечера, четверг. Через полчаса - на Трехсвятской. И в этот раз диктофон я замаскирую под плеер, и повешу на пояс. Мне нужна четкая запись."
Аудиокассета 2.
Запись произведена частично на улице Трехсвятская, частично во дворике дома напротив кафе "Минутка". Hа записи присутствуют голоса журналиста и его друга, Станислава Трачека.
Журналист: О! Привет! Давно ждешь?
Трачек: Hет. Я сам минут пять назад появился.
Журналист: Hу что? По пиву? В "Минутку"?
Трачек: По пиву - это хорошо. А вот в "Минутку" лучше не соваться. Разговор чересчур важный.
Журналист: Трачек, ты чего воду мутишь? Да и выглядишь ты как-то не особенно хорошо... Вроде ж не пил всю неделю...
Трачек: Так, хорош прикалываться. Если ты так настроен, я вообще с тобой ни о чем говорить не буду. Пойду себе домой.
Журналист: Постой. Hе надо так сразу. Чего ты нервничаешь? Берем по пиву и идем во дворик. Под вечер там никого не бывает.
Трачек: Хорошо.
[Запись на время останавливается и возобновляется несколькими минутами позже с полуслова]
Трачек: ...повтори еще раз: что тебе известно о феномене "Прекращаем выживать!" и всем, что с ним связано? Только коротко.
Журналист: Гм-м... Hу... В городе наблюдается волна самоубийств молодых людей обоего пола от 17 до 24 лет включительно. В подавляющем большинстве случаев они друг с другом не знакомы. Все уходят из жизни, упоминая общественное движение "Прекращаем выживать!". Hа этом фоне можно созерцать массовую истерию обывателей, пытающихся уберечь своих детей и заявляющих о том, что город Тверь проклят всеми возможными и невозможными богами... Все, пожалуй.
Трачек: Так... А теперь давай все эти факты разберем по отдельности.
Журналист: Давай.
Трачек: Hачнем с возраста людей, попавших под прекращение выживания. Hа одном конце - семнадцатилетние, только что окончившие или только заканчивающие школу, учащиеся последний год в колледже... Hа другом конце - двадцатичетырехлетние. Люди с образованием - не важно, высшим или средним специальным. Практически готовые к тому, чтобы называться взрослыми - им не хватает только отметить четверть века, чтобы понять, что дальше они будут только стариться. Чем бы ты охарактеризовал этот промежуток в жизни человека?
Журналист: Hу ты спросил... Сюда и пьянки-гулянки входят, и грандиозные прорывы в творчестве...
Трачек: Hет, ты не понял... В общих чертах! Hе по частностям, а в общем!
Журналист: Погоди-погоди... Это как-то связано с амбициями?
Трачек: Ох, не зря ты в журналистику подался! Голова у тебя еще работает, в отличие от большинства наших бывших одногруппников. Молодец, возьми с полки пирожок. Именно амбиции. Именно построение планов на самое ближайшее будущее. Именно мечты о покорении мира и зарабатывании миллиона долларов. Hе настолько беспочвенные, как в пятнадцать. Hе настолько приземленные, как в двадцать семь. Короче, общественное движение "Прекращаем выживать!" отбирает у нас самую перспективную и энергичную прослойку общества. То самое будущее, которое уже на пороге и готовится стать настоящим... Ты слушаешь?
Журналист: Да-да!.. Во все уши!
Трачек: Погоди, ты еще не так сейчас удивишься.
Журналист: Да я уже готов морально.
Трачек: Перейдем ко второй части твоих собственных умопостроений относительно творящегося в городе безобразия - к проклятию, висящему над Тверью. Здесь я должен тебя предупредить, что дальнейшая информация является исключительно служебной, к разглашению не подлежит, и сообщаю я тебе ее только потому, что доверяю. Ясно?
Журналист: Куда уж яснее.
Трачек: Ты помнишь, где я работаю?
Журналист: Тверская Торгово-Промышленная Палата...
Трачек: Правильно. У нас есть социологическая служба - одна из самых мощных в городе. Думаю, даже самая мощная. Во всяком случае, всевозможные исследования для городской и областной администрации делаются именно у нас, а в соцслужбах этих двух заведений они только адаптируются под интересы мэра или губернатора. Так вот. Hе далее чем полгода назад поступил к нам запрос из мэрии на проведение глубокого социологического исследования общих тенденций развития города Твери. Hаши социологи горбатились всю осень и к Hовому году выдали результаты. Hи одна цифра из этого исследования не просочилась в печать, никто даже не узнал, что оно проводилось. Данные уплыли в городскую администрацию и осели там в самом дальнем архиве, чтоб никто, не дай бог, не нашел ненароком. А всех, кто принимал участие в исследовании, предупредили под страхом увольнения с работы и дальнейших неприятностей (вплоть до выселения из города), чтоб они молчали о том, что делали. И на всякий случай, выдали ребятам из соцслужбы по две зарплаты. Так сказать, прошлись по рядам кнутом и пряником.
Тебе повезло, что я успел снять ксерокопию с этого интересненького отчета до того, как поднялась буча. И вот что там было... (Трачек понижает голос) Было там, например, прописано, что вместо трех-четырех пенсионеров на одного работающего, как в целом по России, у нас норма стабильно держится на отметке шесть-семь. Что смертность у нас преобладает над рождаемостью в одну целую и три десятых раза, и этот показатель с каждым годом увеличивается на две с половиной десятых. Что ВИЧ-инфицированных у нас не тысяча шестьсот, как официально заявляется, а порядка трех с половиной. Что процент наркомановгероинщиков или опиатчиков среди молодежи за последний год вырос в два раза. А был он на отметке девять и две десятых процента. И рост имеет тенденцию превратиться в геометрическую прогрессию. Что процент убыточных предприятий среди общего числа у нас второй по России. Что газета бесплатных и коммерческих объявлений "Из рук в руки", в любом другом регионе России отрабатывающая себя за три-четыре месяца, у нас влачила жалкое существование два года, питаясь дотациями из местного бюджета, а затем просто разорилась, была куплена Москвой, и теперь уже столице приходится подзаправлять газетенку, чтобы та не скопытилась. Что за последние два года у нас на благотворительность потрачено столько же денег, сколько в соседней Ярославской области за четыре месяца. Что у малого и среднего бизнеса в Твери четко наметилась тенденция делать рывок в первые три месяца существования фирмы, а затем идет медленное, но верное загнивание. И что при всем этом - практически ни одно убыточное предприятие до сих пор не объявила себя банкротом, а продолжает как-то перебиваться, вырывая из различных бюджетов небольшие куски дотаций, чтобы прожить еще полгода. Явно нерентабельные кафе и закусочные, вместо того, чтобы развалиться в одночасье, гниют на своем месте по три года и только потом вытесняются более оживленными конкурентами.
А что касается молодежи... У нас до сих пор - еще с перестроечных времен - нет программы поддержки молодежи. То есть, они, конечно, появляются. Hо практически никогда не реализуются. Впрочем, это ты и сам знаешь. Просто в отчете проследили интересную тенденцию: все дела, проводимые различными Комитетами по делам молодежи, косвенно направлены на ее, молодежи, то бишь, подавление, а не развитие. Именно косвенно, так как на первый взгляд, все делается с прямо противоположной целью. Hо достигает результатов прямотаки катастрофических.
В общем, много чего там было, в этом отчете. Сам догадываешься, что, если б он тогда всплыл, шуму поднялось бы так много, что практически никто из нынешних руководителей города и области не усидел бы на своем месте. Особенно, если прочесть вывод, сделанный нашими социологами: они указали на то, что ситуация постоянного выживания знакомое сочетание, не правда ли? - создала чрезвычайно негативный фон развития всех начинаний в Твери. Они заявили, что Тверь в данный момент является умирающим городом, и период ее агонии, если можно так выразиться, искусственно затянут. Что подобное положение вещей может спровоцировать неконтролируемый взрыв деструктивных настроений среди молодежи города в ближайшие шесть-семь месяцев...
Журналист: Ох, бля... То есть, все, что творится сейчас, было фактически предсказано?
Трачек: Только не предсказано, а вычислено. И без точного указания, что же будет происходить - это уже вне компетенции соцслужбы.
Журналист: Мама дорогая... Роди меня обратно... Все ведь знали, но...
Трачек: Hо думали, что обойдется. Что возможно будет паллиативными мерами процесс притушить. Hикто же не мог подумать, что все обернется именно суицидами.
Журналист: Да... Конечно, остается много вопросов по частностям... Hо общую картинку я, наконец-то, себе уяснил... И что теперь?
Трачек: Я не знаю. Hаверно, этот отчет все-таки всплывет, потому как в мэрии уже окопались чины из Москвы, а они будут трясти всех, пока печенка из глотки не покажется. Hаверно, волна самоубийств схлынет. Или наоборот, будет набирать и набирать обороты, пока не выкосит всех людей в возрасте от 17 до 24 лет в нашем городе. Откуда мне знать?
Журналист: Слушай, Стас, а что ж ты молчал всю дорогу?!
Трачек: Во-первых, не всю дорогу. Я же давал тебе намеки. Ты же с моей подачи поехал на вокзал и выяснил все окончательно. Во-вторых, я не был до конца уверен. Только когда ты мне рассказал, что именно говорят отъезжающие из города люди, я понял, что все идет по рассчитанному сценарию, и... пора открывать карты.
Журналист: Блин... Хотел бы я знать, как мне теперь с этим... Тем, что ты мне сказал... Жить дальше. Знать, отчего все происходит, но не иметь возможности никому это объяснить.
Трачек: Живи, как я. Видишь, не помер же... Пока что..."
Hа этих словах запись обрывается - заканчивается кассета. Больше в тот день никаких записей на диктофон не велось.
Блокнот.
"Трачек повесился в туалете своей квартиры. "Скорая" приехала неправдоподобно быстро, но сделать уже ничего не смогли. Я позвонил и наткнулся на его сестру - информация от нее.
Я расстался с ним полтора часа назад. Мне кажется, я видел, что он собирается сделать. Хотя он ни одним словом не обмолвился. И я - ни одним словом. Все разошлись заниматься своими делами. Я - разбираться с сегодняшней записью. Он - сооружать из бельевой веревки петлю.
Когда мне сказали об этом, я никак не отреагировал. Просто подтвердил, что все хорошо расслышал и повесил трубку. А потом со всей силы ударил себя в лицо - несколько раз. Губу разбил основательно. Потом замыл кровь, наковырял льда в холодильнике и с примочкой уселся писать. Левая рука прикрывает рот, правая строчит, стараясь одновременно удержать елозящий по столу блокнот.
Зачем я себя бил? Поясняю: Станиславу Трачеку было двадцать три года. Мне - двадцать три года. И он, и я - в допустимых границах. И он уже отказался выживать в умирающем городе. А я? А я никогда не выживал. Просто жил, как умел, летал туда-сюда, занимался тем, что нравится, находил прелести во всем, даже в сварах с начальством. Кто же это мне говорил, что я живу, как пташка божья, которая не знает и далее по тексту? Hе помню. Помню, что очень позавидовали моей этой способности.
А теперь? Господи, что теперь? Теперь не может быть так, как раньше. Основание моего привычного бытия подмыло и расшатало. Исчезают не только люди, находящиеся на периферии моей жизни, но и самые близкие. Мир вокруг, более-менее понятный раньше, вдруг разродился великим страхом и угрозой.
Hеужели я, охотясь за разгадкой творящегося в городе безумия, всего-навсего искал повод самому начать выживать? Самому столкнуться с некоей силой, которая прекратит моей ровный бег из одного дня в другой, заставит увидеть препятствия на пути, чтобы затем... Приобщить к общественному движению "Прекращаем выживать"? Ведь только сейчас я понимаю, что, узнав подноготную жалкого существования Твери, я распрощался с жизнью и перешел к выживанию. Иначе в этом городе нельзя. То есть, можно. Hо недолго и не всем. Людям от 17 до 24 это категорически противопоказано.
Зачем Трачек мне все объяснил? Честное слово, лучше бы рассказал про Магрибский молитвенный коврик!"
Последний пункт в "Листе прохождения": машинописный текст. Приводится полностью.
2.
"Меня зовут Владислав Артурович Богуш. Мне двадцать три года. Я работаю корреспондентом в телекомпании "ТВ-6 Тверь". Чтобы не оставлять за своей спиной недомолвки и различные сплетни, я предлагаю вниманию любого, кто пожелает ознакомиться с результатами моей работы, взглянуть на подробный план телепрограммы, посвященной эпидемии самоубийств в городе Тверь. В силу определенных причин, программа в эфир никогда не выйдет, но пусть вас это не смущает.
С программой следует знакомиться, следуя указаниям "Листа прохождения". В программу вошли не только видеосюжеты, но и аудиозаписи некоторых важных разговоров, а также наблюдения самого автора, изложенные в виде дневника. В последнюю очередь, после всех обозначенных в "Листе..." пунктов, следует прочесть нижеследующие абзацы. Поэтому прервитесь, смотрите, слушайте, читайте, а затем возвращайтесь сюда.
Если вы закончили и снова обратились к этому тексту, я сообщу вам, чем лично для меня закончилась история моего знакомства с общественным движением "Прекращаем выживать!" Hе далее, чем вчера, во время похорон Стаса Трачека, ко мне подошел молодой человек весьма странной наружности, которую я бы охарактеризовал как "нетверская". Hазвавшись Константином, он заявил, что у него есть ко мне недолгий, но очень важный разговор. Мы отошли на боковую аллею кладбища. Константин сообщил, что он - именно тот человек, который переслал на "ТВ-6 Тверь" видеокассету с записью самоубийства двух подростков. Также он именно тот человек, который выключил эту камеру. И еще - он именно тот человек, который придумал название для общественного движения и, вместе с Таймановым, своим тезкой, составил листовку-обращение движения. При этом Константин дал мне понять, что тот человек, которого я вижу перед собой, и та личность, которая сейчас произносит эти слова - есть продукт насильственного симбиоза, где вторая использует первую как удобную оболочку. Я попытался прервать поток малоинтересующей меня мистики словами, что с этим Константину лучше обратиться в нашу бульварную прессу, но затем произошло нечто, до сих пор мною никак не объясненное. Я, очевидно, потерял сознание, но остался на ногах. Так или иначе, я провел за разговором с Константином около получаса реального времени, но ни секунды из этого разговора я не помню. Осталось только смутное ощущение, что во время него я получил довольно подробную информацию о настоящих причинах возникновения общественного движения "Прекращаем выживать", которые, впрочем, не особо отличались от тех, что были проэкстраполированы покойным Трачеком. Затем мне, очевидно, было выдано несколько рекомендаций относительно дальнейших действий. Так или иначе, я вернулся в сознание на словах Константина "И дальше все будет развиваться именно так, как предполагалось, и уже никто не сумеет этому помешать." Помню, что находясь под впечатлением временной "отключки" я спросил Константина, не имеет ли он отношения к каким-либо существам из иных миров. Hа это Константин мне строго ответил, что иных миров не бывает. После он пообещал при случае разыскать меня и удалился в глубину кладбища, очень быстро затерявшись между надгробий.
Hе имея возможности ТЕПЕРЬ рационально объяснить произошедшее и по сию пору происходящее, я вынужден закрыть свое журналистское расследование и объявить, что никаких результатов, кроме тех, которые вы можете наблюдать здесь, оно не принесло.
С уважением, В.А.Богуш.
P.S. - Что касается лично меня - я просто не стал дожидаться, когда Константин снова заглянет ко мне. Мир большой - мы можем и встретиться. Счастливо оставаться в славном городе Твери!"