Страница:
Борянский Александр
Основатель службы 'Диалог'
Александр БОРЯНСКИЙ
ОСНОВАТЕЛЬ СЛУЖБЫ "ДИАЛОГ"
Шеф одного из отделов Контрольной Службы еще раз просмотрел последнее донесение, затем переключил Экран на Диспетчера и отчетливо произнес:
- Мне нужен Франсуа Бенью. Где он?
- Начинаю поиск, - ответил Диспетчер.
Рука шефа на мгновенье зависла над голубой кнопкой. Потом медленно, плавно опустилась на нее. Экран погас.
Шеф немного посидел в раздумье, после чего взял цветной, сверкающий переливающимися красками маленький диск и вставил его в прорезь автомата. Рука опять опустилась на голубую кнопку, и на Экране возник немолодой человек в элегантном коричневом костюме с мягкими чертами лица. Он внимательно смотрел на шефа, словно стараясь его в чем-то убедить, и приятным, немножко хрипловатым голосом говорил:
- Одно из важнейших правил моей системы заключается в том, что пациент должен знать все. Это ключевой вопрос, и я не вижу, как его можно обойти. Обман - всегда, в любых обстоятельствах, из любых соображений это неуважение к пациенту, пренебрежение его духовной субстанцией. А мыслью пренебрегать нельзя. И то, что я здесь пока слышу, - это не выход. Потому что они все равно умудряются задавать такие вопросы, на которые, хочешь или не хочешь, приходится отвечать. Отвечать либо правдой, либо обманом. Уходить от ответа - значит, заранее отказаться от всего, ибо в этом случае никакого результата не будет. Далее: о результате. Вам не кажется странным сам этот довод: "Пациент имеет право отказаться от помощи". Да, безусловно, это хорошее правило, и я не собираюсь его отменять. Но ведь пациент имеет право знать о том, что существует возможность подобной помощи. А как здесь присутствующие представляют себе...
Прозвучал сигнал вызова. Шеф выключил запись, и на Экране появился Франсуа Бенью.
- Как идут дела с поиском? - осведомился шеф.
Бенью грустно вздохнул.
- Мы ведем поиск в тридцати семи плоскостях. В остальных возможность прорыва исключена. Еще в пятнадцати вероятность очень мала, но мой опыт работы с Андриевским заставил и туда послать полные поисковые комплекты. Как всегда, поиск ведется в трех направлениях: во-первых, найти Андриевского в жизненном пространстве; во-вторых, найти тело в Нулевой Плоскости; в-третьих, завладеть "Ковбоем" и документацией.
- Прошло уже трое суток после кражи "Ковбоя". Трое суток в распоряжении Андриевского незаконная виза. Уж кто-кто, а вы, Франсуа, должны представлять себе, что он может натворить за трое суток.
- Шеф, вы знаете: он воспользовался "Ковбоем" сразу, причем, по-видимому, через такие коридоры, которые слабо контролируются. Он великолепно изучил всю систему контроля. Это очень сильный противник. Но мы задействовали массу людей, и я уверяю вас, шеф, мы вот-вот обнаружим его.
- Действуйте, - буркнул шеф и отключил Бенью.
На Экране вновь очутился человек в коричневом костюме. Шеф немного прокрутил запись вперед и включил звук.
- ...никоим образом. Им безразлично. Ладно, это их право. Я даже не осуждаю. Но я имею другое право - помочь. А еще кто-то, как я уже говорил, имеет право на помощь. И "кто-то" - не абстрактное понятие, а живой человек, который чувствует, радуется и страдает. От него идет такой мощный призыв, такая сила одухотворенного страдания, что я понимаю это как просьбу о помощи. Мечту о помощи, о понимании и о пользе своего внутреннего мира. Неужели никто из присутствующих не ощущает этого постоянного крика, вопля, исходящего из прошлого. СОС - "Спасите наши души"! - вот как звучит этот крик. Спасите наши души, хотя бы только души, если не в силах спасти их вместе с телом. Спасите наши души, на большее мы не претендуем. Человек, отказывающийся слышать подобную мольбу, либо законченный злодей, либо последний трус, либо попросту умственно неполноценное создание. То же можно сказать и об обществе. Итак, я спрашиваю: услышите ли вы, наконец?!.
Шеф нажал голубую кнопку. Цветной диск выскочил. Шеф подержал его в руке, разглядывая со всех сторон, словно никогда прежде не видел. Перевел задумчивый взгляд на темный Экран и сказал:
- Жестко... - и после минутной паузы отчеканил, как бы пытаясь осознать, прочувствовать каждый звук. - Ми-ха-ил Ан-дри-ев-ский.
Он ушел, оторвался от них и сделал это филигранно, в высшей степени профессионально. В то время, когда они ищут его в необъятных просторах жизненного пространства, где вроде бы затеряться куда легче, он сделал паузу, спрятавшись здесь, в родной, знакомой, изъезженной и со всех сторон просматриваемой Нулевой Плоскости. Он обвел их вокруг пальца. Но радости от этого он не чувствовал.
"Погиб, - с идиотским постоянством звучало в голове одно и то же. Он умер. Он умер..."
И все время повторялась одна картинка: недоуменное и ужасающее спокойное лицо его сестры. "Кто это, почему вас нет на Экране? Неужели вы ничего не знаете? - его нет. Совсем нет. Он погиб - разбился на скорости 300 километров в час. У нас такое горе, такое горе. Он был ужасный лихач!"
Нас убирают по одному, Эд. Ты уже четвертый, теперь моя очередь. Мы расходились только в одном: ты хотел нести им радость, я - понимание. Если это вообще можно назвать расхождением. Дело было одно, на всех одно настоящее дело. Ты всегда был радостным, счастливым. Ты все делал весело. Вот и сейчас ты наверняка весело уходил от Контроля. Но что-то сорвалось. Азарт, игра - ты так понимал жизнь. Я немножко иначе, однако мы делали одно дело. Долгие преследования сделали нас мастерами. Теперь нас убирают по одному. Кто? Судьба?.. Случай?.. Какая разница! Я не жалею тебя, Эд, ты не подумай. Я ведь не знаю куда и зачем ты ушел. Просто я остался один. Да, я давно тебя не видел - нам нельзя было рисковать, однако я знал, что нас двое. А теперь...
Он резко дернул головой, стряхивая навязчивую тоску. Вот еще один человек, у которого все в прошлом. Но надо продолжать... Разозлиться бы. Ведь все равно надо продолжать.
Он поднял шторы. За окном стояла солнечная ясная погода которую опять заказали жители Калуги-0. Солнце, солнце, солнце. Неужели им не надоело? Неужели никто не любит дождь? Неужели никто здесь не испытывает печали, при которой дождь просто необходим. Или туман... А как было бы здорово с высоты пятьдесят шестого этажа увидеть город, окутанный густой пеленой тумана.
Он опустил шторы, сел на краешек кровати и взял в руки черный дипломат с серебряными буквами возле ручки: Д И А Л О Г. "Диалог". Несбывшаяся мечта, которую он так упорно пытается воплотить в жизнь. Пока мечта... А не вечно ли это "пока"?
Он прижал указательный палец к специальной пластинке, реагирующей только на его пальцы, замочки щелкнули, и содержимое "дипломата" сделалось доступным. Много бы дали Контролеры, чтобы хоть разок заглянуть в недра этого "дипломата". "Дипломат" Андриевского - это стало для них тем же, чем были бы, допустим, дневники Александра Македонского для историков прошлого. Хотя что в них, в его дневниках, - пустое хвастовство и назойливое желание сделать весь огромный мир своей собственностью.
Михаил приподнял крышку своего хранилища. Личные дела, карты пространственно-временных плоскостей, диаграммы темпоральных вихрей. Всего сорок три инфордиска. Он по привычке перебрал их пальцами. Внутренняя сторона "дипломата" представляла собой небольшой Экран. А в специально предусмотренной ячейке в левом нижнем углу - красный обруч из эластичного материала и на нем маленькие буквочки: "Ковбой-5". В последнее время эта ячейка пустовала, лишь три дня назад ее, наконец, удалось заполнить.
Михаил посмотрел на часы. Сутки незаметно просочились между пальцами и остались позади. Нельзя терять время - это то немногое, чем стоит дорожить. Часы... Такая относительная, странная, лицемерная, можно сказать, штука, - а все-таки работает. Удивительно!
Он закрыл глаза. Как все зыбко, как все относительно, неопределенно в этом мире. Люди смотрят на одни и те же предметы, а видят в них каждый что-то свое, каждый чувствует по-своему. Нет одной и той же любви, одной и той же жалости, одной и той же грусти. Одной и той же ненависти. Иногда бывает так неуютно в этом царстве неопределенности и так хочется зажмурить глаза. Все же жителям старых плоскостей в чем-то проще: жесткие, общепринятые нормы сковывают их, давят, но не обременяют этой ужасающей свободой выбора. Обязательное, одно на всех мировоззрение оскорбляет мозг, но освобождает от тяжелейшей работы создания собственной, ни на что не похожей системы взглядов, собственной философии.
Он протянул руку и ласково погладил бок "дипломата". Достал один из дисков, повертел в ладони, нашел в корпусе "дипломата" щель и втолкнул его туда. Экран посветлел, и на нем в верхнем правом углу проступила стилизованная под средневековье буква Д. Затем в центре Экрана медленно проявилась надпись:
No 186
ЛИЧНОЕ ДЕЛО
БОЛОТНИКОВА ИВАНА ИСАЕВИЧА
(? - 1608 г.)
Россия
пл. 7/XVII - ак 6,8
Беглый холоп князей Телятевских,
набольший воевода царя Лжедмитрия-2,
предводитель так называемого крестьянского
восстания Болотникова 1606 г.
На лесной опушке на развилке трех дорог лежал камень. На камне было написано: "Направо пойдешь - до града Мурома дойдешь, прямо пойдешь..." и так далее. Ну, в общем, почти как в сказке.
На камне сидел Франсуа Бенью и, устало склонив голову, думал свою невеселую думу.
"Черт побери! - думал Франсуа Бенью. - Сколько можно!"
В самом деле: посмотреть, вроде все так просто - Андриевский Михаил Игоревич, 75 лет, доктор медицинских наук, психотерапевт высшего класса, основоположник учения "диалог", семь раз судим за нарушение 5 Закона Плоскостных правонарушений, шесть раз за незаконное пользование закрытой Визой.
А на самом деле все это далеко не так просто. На самом деле это ведь целая эпоха для Контрольной Службы и лично для Франсуа - Андриевский Михаил Игоревич. Ведь даже в списке сотрудников Контрольной Службы напротив фамилии Бенью стоит: "41 год, специалист по М. Андриевскому". И все. И этим все сказано.
"Ну за что мне такой крест? - думал, сидя на камне, Франсуа Бенью. Такой тяжелый и такой упрямый крест".
Три дня Бенью не может найти человека. Человек перепрыгивает себе из одной плоскости в другую, а Бенью не может его найти ТРОЕ СУТОК. Профессионал Бенью. И ведь это не в первый раз.
Он покатал правой ногой по земле камешек. Встал и с силой отфутболил его в сторону. Огляделся. Интересная вообще-то дорога. Можно просидеть здесь, на камне, неделю, и ни одна живая душа мимо тебя не проскачет, не проедет. А попробуй перепрыгни, не сходя с места, в плоскость 7/XXII или, скажем, 8/XXII - и окажешься под колесами какого-нибудь "Бронтозавра". Завидное постоянство: дорога проходит через весь пространственный срез.
Из леса, щурясь от внезапно ударившего в глаза солнца, вышел высокий светловолосый молодой человек и направился к Бенью. Бенью недовольно оглядел его с ног до головы.
- Малость спутал координаты, пришлось поблуждать в лесу, извиняющимся тоном произнес человек. - А я после того, как чуть под самострел не попал, по лесам хожу осторожно.
- Ну? - прогудел Бенью.
- Кстати, сразу спрошу: зачем я понадобился здесь собственной персоной, почему не поговорить на расстоянии?
- Потому что с этой минуты я запрещаю все сообщения по межплоскостной связи. Он вполне может нас слушать.
- Не дьявол же он в конце концов! - Молодой человек улыбнулся.
- Вы, Иванчук, вообще когда-нибудь ловили Андриевского?
- Пока не довелось.
- Ну вот.
- Понял, - сказал Иванчук.
- Итак?
- Итак, пока особых достижений нет. Лишь в плоскости 56/X-РТ 7,0 обнаружен затухающий фланирующий след, но не от "Ковбоя", а от "Скорохода". Возможно, нарушитель уже найден, я не успел получить этой информации.
- Вы будете моим связным, Иванчук. На связь выходить каждые два часа. Закодируйте себе координаты нашей следующей встречи. И больше не ошибайтесь: там кругом острые скалы и глубокие ущелья, - я могу вас просто не дождаться.
Бенью встал и еще раз взглянул на камень. "Направо пойдешь, налево пойдешь..." Богатыри великорусские, а дать бы вам тридцать семь и еще пятнадцать плоскостей, интересно, что бы вы выбрали?..
"И вор сей Ивашка Болотников велит боярским холопам побить своих бояр, жен их, вотчины и поместья им сулит, шпыням и безыменникам-ворам велит гостей и всех торговых людей побивать, имение их грабить, призывает их, воров, к себе..."
Вор Ивашка Болотников... Вор Ивашка Болотников... Вор Ивашка Болотников... - звучало на все голоса в этот день под стенами тульскими в лагере государя Всея Руси Василия Шуйского.
"И возложил на нас Господь вора сего Ивашку Болотникова укоротить".
А внутри крепости, в светлой горнице задрожали стены от зычного выкрика невероятной силы и страсти:
- Кня-аз-зь!..
Князь Андрей Телятевский еле заметно вздрогнул.
- Не шуми, воевода, - промолвил князь. - От крику не шибко проку-то будет. Дело былое, чего поминать-то?
- Ты первый вспомнил, - сказал Болотников. И добавил, едва усмехаясь: - Ладно, погорячился, князь.
- Не время нынче нам с тобою ушедшие правду и кривду делить, Иван Исаич. Шуйский нас обоих осадой обложил, не поодиночке.
Болотников отвернулся, подошел к окну.
- Обложил... - и с размаху саданул здоровенным кулаком в стену. Зубы сломает! Ничего...
- Дай-то, бог. От царевича нашего, - Телятевский усмехнулся, - Петра Федорыча, казаки переметнулись.
- Сколько? - коротко бросил через плечо Болотников.
- Толпа.
- А сколько в толпе?
- Да сотен с шесть будет.
- А что царевич?
- Уговаривал остаться, да после сказал: "Топайте, гады, раз вам головы свои не дороги". Они момент удачно выбрали, не мог царевич ничего поделать, спасибо, хоть с собой не поволокли.
- Лучше б поволокли, - сурово сказал Болотников. - Ц-царевич!..
За окнами послышался какой-то шум.
- Опять драка, - проговорил Телятевский.
Болотников отвернулся от окна. Взял со стола огромную чарку с квасом, одним махом выпил. Ухнул. Взглянул на князя.
- Пойду на стену, - сказал, - к Калужским воротам. Погляжу на Васькино войско.
Солнце ненадолго выглянуло из-за плотных облаков и осветило все: и речку внизу, и вражескую рать, и крепостные стены, и башню над воротами, и саблю на поясе Болотникова - таким ласковым и таким неподходящим сейчас светом. И на какой-то миг показалось Болотникову, что не брать город измором пришли сюда сто пятьдесят тысяч человек под предводительством Шуйского, а так, - прогуляться в чистом поле, поглядеть друг на дружку и в конце закатить пир, да такой, чтоб на всю Русь хмельной браги хватило. Но надрывисто закашлялся кто-то из стоявших за спиной охранников, и воевода опомнился. Все это, конечно, не так. Он широко вдохнул полной грудью, с тоской посмотрел на северо-запад и прошептал:
- Где ты, Димитрий? Где ты?..
Опустив голову, задумался. "Да и есть ли вообще?"
Тяжко без царя. Одиноко. Самому царем быть, конечно, заманчиво. Да легко ли?.. А с таким "царевичем", каков "Петр Федорыч", и подавно. Бывает ли парча из сермяги? Вряд ли.
Большое войско собрал Шуйский против восставших. У Болотникова сейчас в стенах Тульской крепости было впятеро меньше. Но крепость была сильна, надежда и запасов для Болотниковой рати хватало. Другое дело для тулян жителей города. Да, другое дело... Особенно... особенно если перегородят речку Упу, как о том донес лазутчик, побывавший в лагере Шуйского. Тогда вода поднимется и затопит амбары, лавки, склады. Тяжко будет в городе. Но к Туле должно подойти подкрепление, оно уже идет, все уверены в этом. Главное - отсидеться, главное - выдержать. Помощь уже в пути. И тогда вся Русь погуляет.
"И тогда вся Русь погуляет, - застряло в голове Болотникова. Откуда-то изнутри звучало: - Погуляет... вся... Русь..."
А и в самом деле - должна же Русь когда-нибудь хорошо погулять. Вся!
Он сидел в позе лотоса, уткнувшись в стену невидящим взглядом. Два вдоха и два выдоха в минуту. Мыслей нет, они растворились в покое. Хотя, конечно, не до конца растворились; если бы он умел в заданные моменты совсем не думать, он был бы уже не человек, а бог. Ловить промежутки между мыслями... Ловить промежутки между... Это опять-таки мысль, когда осознаешь, что ловишь промежутки между мыслями, уже ничего не можешь поймать.
Вдох.
Выдох.
Он взял в правую руку приготовленный шприц с питательной смесью. Игла легко, привычно вошла в вену.
Он встал, кинул прощальный взгляд в окно и надел на голову красный обруч. Лег и откинулся на спину. К каждому своему движению он относился уважительно, как к священному таинству, как к молитве.
Закрыл глаза.
- Ну, понеслись, - еле слышно прошептали губы.
Чистый горный воздух кружил голову. Бенью заметил, как, широко распластав крылья, над миром парит горный орел.
На этот раз Иванчук явился вовремя.
- Пришел порадовать, - сразу заявил он.
- Ну?!
Иванчук спрятал усмешку. Бенью понял, но виду не подал. Дело в том, что в Контрольной Службе это "ну" копировали кто как мог. Бенью не обижался - в конце концов, если ты становишься объектом шуток - значит, ты хорошо известен. "Ну" Бенью имело около 30 интонаций; услышав одно это "ну" можно было понять, какое у Бенью в данный момент настроение.
- Ну?! - жизнерадостно прогудел Бенью.
- Есть след. След исходит из Калуги-0.
- "Ковбой"?
- "Ковбой"! Первичное направление - 0,75 северо-запад. Однако во время действия "Ковбоя" в зоне наблюдались очень слабый Красный бриз и довольно мощное Голубое завихрение.
- След, естественно, не фланирующий?
- Куда там. Прорывы в районе плоскостей 65/XXI-АНР 1,1, 78/XX-АР 0,67 и 77/XIX-АА 3,03. Между прочим, Голубое завихрение оставляет ему возможность попасть в Петроград-1917,4/XI.
- Так, ну это уже наглость. Искать в Петрограде-1917 не дай бог. Тем более, что он там уже был минимум два раза.
- Красный бриз мог бы его развернуть на юго-восток. Но, сами понимаете, пользоваться Красным бризом...
- Да, плыть в лодке без руля и без весел. Хотя от него всего можно ожидать. Что еще?
- Да вроде все. И так немало. Кстати, тот нарушитель со "Скороходом". Знаете, кто?
- Кто?
- Дочка Марианны Жерар. Шестнадцать лет. Отправилась к Назир-шаху в гарем.
Бенью улыбнулся.
- И смех и грех. Ладно. Значит, такие будут указания...
Бенью на секунду запнулся.
- Иванчук, - сказал он уже другим тоном, - а ну скажите-ка еще раз, в каких плоскостях прорывы?
- 65/XXI-АНР 1,1, 78/X-АР 0,67 и 77/XIX-АА 3,03.
- Вот! - остановил его Бенью. - Вот: 77/XIX-АА 3,03. Кстати, где след заканчивает фланацию?
- Между плоскостями 4/XVII и 8/XVII. Там тоже есть что-то похожее на прорыв 7/XVII-АК 6,8, но чересчур слабо выражен.
- Далековато, - Бенью с сомнением покачал головой. - На остаточной энергии?.. Нет, для "Ковбоя" далековато. Еще с таким раскладом... 77/XIX-АА 3,03 - вот что нам нужно. Ну, Иванчук?
- Что "ну"?
- 1877 год, Калуга. Это же Циолковский! Понимаете? С этим человеком главное угадать, куда его понесет. Но я, слава богу, играю против него не первый год. В 1877 году Константину Эдуардовичу Циолковскому исполнилось двадцать лет. Время сомнений и мечтаний. Это то, что он любит. Циолковский, Иванчук! Константин Эдуардович!
И Бенью победно вскинул руку.
- Ну что, воеводы, - сказал Болотников. - Давайте совет держать, как нам с Упой быть. Перегороду рушить надобно.
За деревянным столом напротив Болотникова сидели князья Шаховской и Телятевский, казацкий атаман Илейка Муромец, который настойчиво величал себя "царевичем Петром Федорычем", пару его сотников, а также давнишний товарищ Болотникова Алеша Светлый. Князья сидели насупившись; Шаховской сосредоточенно крутил ус, Телятевский держал в левой руке кубок с вином, правой подпирая подбородок. Илейка Муромец пытался глядеть на всех свысока, старательно изображая "царевича". Алеша пожирал Болотникова доверчивыми голубыми глазами.
Все молчали.
- Кто как мыслит? - Болотников вопросительно обвел всех тяжелым взглядом.
- Ясное дело: рушить перегороду, - слабо отозвался Алеша.
Князья молчали.
- Ваське Шуйскому кузькину мать! - вдруг рявкнул царевич Петр, бешено вращая черными зрачками.
Шаховской тяжело вздохнул. Болотников выжидающе смотрел исподлобья.
- Конечно, можно сделать вылазку, - сказал Шаховской. - Но они этого наверняка ждут. А коль ждут - значит, приготовились не хуже нашего и отпор сумеют дать достойный. Посему выжидать следует. Царь Димитрий уже в пути. Не пройдет и двух месяцев, как он будет под стенами Тулы. Вот тогда, как верно заметил Петр Федорыч, и наступит для Шуйского судный день.
- Это так, - согласился Болотников. - Но эти два месяца в городе будет страшный голод. Начнется мор. Не свернет ли народ нам шеи, как считаешь, князь?
Шаховской подумал.
- Я не против вылазки, Иван Исаич. Я лишь говорю, что она ничего не даст. Перегороду порушить не удастся. А попробовать, конечно, можно.
Болотников протянул руку и взял с большого блюда кусок отварного языка. Положил в рот, медленно прожевал. Пригубил вина.
- Помните Калугу? Есть у меня одна мыслишка. Какая?..
- Порох, - выдохнул Алеша.
Когда войско Болотникова сидело в осаде в Калуге, царевы стрельцы возводили деревянный "подмет", под защитой которого намеревались подобраться под самые крепостные стены и подпалить город, построенный сплошь из дерева. Тогда в Калуге Болотников сделал подкоп и подорвал страшный "подмет" к чертовой матери, до смерти напугав царскую рать и обрадовав калужских жителей. С тех пор в нем прочно угнездилось пристрастие к пороху.
- Я думал об этом, воевода, - сказал Шаховской. - Нагрузить ладью порохом и взорвать все их сооружение. Но ладья просто не доплывет, они взорвут ее ранее. Надежда ничтожно мала, ее почти нет. Сидеть, Иван Исаич, сидеть до конца и беречь силы.
Болотников нахмурился. Обратился к Телятевскому:
- А что у тебя на уме, князь? Поведай.
Телятевский поставил кубок, который все время, не опуская на стол, держал в руке.
- Худо мне что-то, - проговорил он.
Затем с трудом встал и пошел вон из горницы.
"Да что это, не пил вроде совсем", - подумал Шаховской.
- Куда ты, князь? - попытался остановить его Болотников.
Телятевский обернулся и поглядел неожиданно мутным взором. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но ноги его подкосились, и он упал на колени. Алеша бросился помочь князю подняться, но тот резко оттолкнул его, коротко вскрикнул и упал без сознания.
Тогда Болотников положил кулаки на стол и, сурово оглядев всех присутствующих, сказал:
- Князь отравлен.
Однако князь не умер. Напротив: утром следующего дня он окончательно пришел в себя, был бодр и весел.
Болотникова это обрадовало. Когда-то, лет двадцать назад, отец князя Андрея Телятевского был хозяином Болотникова, и именно его преследования вынудили молодого тогда Ивана бежать на вольные земли. Об этом вряд ли кто знал, и все же: а вдруг? Поэтому несчастье с Телятевским встревожило Болотникова. Люди могли бы сказать, что Набольший Воевода свел счеты, умертвил князя, добром пришедшего со своими ратниками.
Вообще отношение воеводы к князю было сложное. Вроде и недурной князь человек, и в Болотникове искусство воинское уважает, но Бог знает, чего от него ждать. Все портило одно: вообще-то Андрей Телятевский мог считаться по наследству господином Ивана Болотникова, хотя теперь это казалось уже смешным. И все-таки Болотникову было неприятно.
Воевода рвался действовать, а перед его войском стояла задача отсидеть свой час и выбраться из этой мышеловки. Ох, не любил Болотников взаперти сидеть, ох, не любил!
Он стоял на крепостной стене и смотрел вдаль. Взгляд его был задумчив, даль туманна. В последнее время он все чаще стал появляться на стенах и простаивать вот так, стараясь разглядеть что-то необычное где-то далеко-далеко. Он любил простор. Он привык, что жизнь бьет ключом в нем и вокруг него, и размеренное, нудное сидение в стенах крепости тяготило его, давило на душу тяжелым грузом. Единственным светлым пятном была эта голубизна там, над горизонтом. Он даже отослал зачем-то Алешу, который постоянно крутился рядом, чтобы побыть сейчас одному.
Но его одиночество нарушил Андрей Телятевский.
- Хороший день, воевода, - сказал он, поднимаясь на стену.
- Хороший, - нехотя отозвался Болотников. - Как здоровье, князь?
- Благодарствую.
Телятевский пристально оглядел Болотникова.
- О чем думу думаешь, Иван Исаич? - вдруг спросил он.
- Думы мои тебе любопытны, князь?
- Так ведь соратники мы с тобой, а соратникам друг друга получше знать надобно. Я хоть и больше других о тебе ведаю, а все одно: душа твоя - темный лес.
- Ваську Шуйского скинуть желаю. Чего тебе еще знать хочется?
- Его скинуть непросто - голову положить можно. Сошлись два князя, да царевич, да Набольший Воевода, да сколько времени воюют вместе, а кто ради чего рискует - неизвестно.
- Повторял не раз: счастья для Руси хочу.
- Так ведь счастье - такая птица, что в облаках летает. Изредка на землю спускается. Какова она и откуда - то людям не ведомо.
- Воли хочу, князь, воли.
Телятевский пожал плечами.
- И так вольны мы с тобой. Тебе ли еще воли желать? Значит, чего-то еще хочешь. Али сам не знаешь, чего?
Болотников промолчал.
- Не гневайся, что опять старое поминаю - сказал Телятевский, только чего ты все-таки от батюшки моего сбежал?
- А он меня засечь обещал, - очень ласково ответил Болотников. - Вот и пришлось уматывать из-под княжеского крылышка. А с чего это ты со мной такой разговор завел, князь?
- Любопытен ты мне, Иван Исаич. Из-под кнута бежал, бесправным смердом по свету скитался, а стал вон кем - Набольший Воевода, в ратном деле искусен. Согласись, не с каждым такое случается.
ОСНОВАТЕЛЬ СЛУЖБЫ "ДИАЛОГ"
Шеф одного из отделов Контрольной Службы еще раз просмотрел последнее донесение, затем переключил Экран на Диспетчера и отчетливо произнес:
- Мне нужен Франсуа Бенью. Где он?
- Начинаю поиск, - ответил Диспетчер.
Рука шефа на мгновенье зависла над голубой кнопкой. Потом медленно, плавно опустилась на нее. Экран погас.
Шеф немного посидел в раздумье, после чего взял цветной, сверкающий переливающимися красками маленький диск и вставил его в прорезь автомата. Рука опять опустилась на голубую кнопку, и на Экране возник немолодой человек в элегантном коричневом костюме с мягкими чертами лица. Он внимательно смотрел на шефа, словно стараясь его в чем-то убедить, и приятным, немножко хрипловатым голосом говорил:
- Одно из важнейших правил моей системы заключается в том, что пациент должен знать все. Это ключевой вопрос, и я не вижу, как его можно обойти. Обман - всегда, в любых обстоятельствах, из любых соображений это неуважение к пациенту, пренебрежение его духовной субстанцией. А мыслью пренебрегать нельзя. И то, что я здесь пока слышу, - это не выход. Потому что они все равно умудряются задавать такие вопросы, на которые, хочешь или не хочешь, приходится отвечать. Отвечать либо правдой, либо обманом. Уходить от ответа - значит, заранее отказаться от всего, ибо в этом случае никакого результата не будет. Далее: о результате. Вам не кажется странным сам этот довод: "Пациент имеет право отказаться от помощи". Да, безусловно, это хорошее правило, и я не собираюсь его отменять. Но ведь пациент имеет право знать о том, что существует возможность подобной помощи. А как здесь присутствующие представляют себе...
Прозвучал сигнал вызова. Шеф выключил запись, и на Экране появился Франсуа Бенью.
- Как идут дела с поиском? - осведомился шеф.
Бенью грустно вздохнул.
- Мы ведем поиск в тридцати семи плоскостях. В остальных возможность прорыва исключена. Еще в пятнадцати вероятность очень мала, но мой опыт работы с Андриевским заставил и туда послать полные поисковые комплекты. Как всегда, поиск ведется в трех направлениях: во-первых, найти Андриевского в жизненном пространстве; во-вторых, найти тело в Нулевой Плоскости; в-третьих, завладеть "Ковбоем" и документацией.
- Прошло уже трое суток после кражи "Ковбоя". Трое суток в распоряжении Андриевского незаконная виза. Уж кто-кто, а вы, Франсуа, должны представлять себе, что он может натворить за трое суток.
- Шеф, вы знаете: он воспользовался "Ковбоем" сразу, причем, по-видимому, через такие коридоры, которые слабо контролируются. Он великолепно изучил всю систему контроля. Это очень сильный противник. Но мы задействовали массу людей, и я уверяю вас, шеф, мы вот-вот обнаружим его.
- Действуйте, - буркнул шеф и отключил Бенью.
На Экране вновь очутился человек в коричневом костюме. Шеф немного прокрутил запись вперед и включил звук.
- ...никоим образом. Им безразлично. Ладно, это их право. Я даже не осуждаю. Но я имею другое право - помочь. А еще кто-то, как я уже говорил, имеет право на помощь. И "кто-то" - не абстрактное понятие, а живой человек, который чувствует, радуется и страдает. От него идет такой мощный призыв, такая сила одухотворенного страдания, что я понимаю это как просьбу о помощи. Мечту о помощи, о понимании и о пользе своего внутреннего мира. Неужели никто из присутствующих не ощущает этого постоянного крика, вопля, исходящего из прошлого. СОС - "Спасите наши души"! - вот как звучит этот крик. Спасите наши души, хотя бы только души, если не в силах спасти их вместе с телом. Спасите наши души, на большее мы не претендуем. Человек, отказывающийся слышать подобную мольбу, либо законченный злодей, либо последний трус, либо попросту умственно неполноценное создание. То же можно сказать и об обществе. Итак, я спрашиваю: услышите ли вы, наконец?!.
Шеф нажал голубую кнопку. Цветной диск выскочил. Шеф подержал его в руке, разглядывая со всех сторон, словно никогда прежде не видел. Перевел задумчивый взгляд на темный Экран и сказал:
- Жестко... - и после минутной паузы отчеканил, как бы пытаясь осознать, прочувствовать каждый звук. - Ми-ха-ил Ан-дри-ев-ский.
Он ушел, оторвался от них и сделал это филигранно, в высшей степени профессионально. В то время, когда они ищут его в необъятных просторах жизненного пространства, где вроде бы затеряться куда легче, он сделал паузу, спрятавшись здесь, в родной, знакомой, изъезженной и со всех сторон просматриваемой Нулевой Плоскости. Он обвел их вокруг пальца. Но радости от этого он не чувствовал.
"Погиб, - с идиотским постоянством звучало в голове одно и то же. Он умер. Он умер..."
И все время повторялась одна картинка: недоуменное и ужасающее спокойное лицо его сестры. "Кто это, почему вас нет на Экране? Неужели вы ничего не знаете? - его нет. Совсем нет. Он погиб - разбился на скорости 300 километров в час. У нас такое горе, такое горе. Он был ужасный лихач!"
Нас убирают по одному, Эд. Ты уже четвертый, теперь моя очередь. Мы расходились только в одном: ты хотел нести им радость, я - понимание. Если это вообще можно назвать расхождением. Дело было одно, на всех одно настоящее дело. Ты всегда был радостным, счастливым. Ты все делал весело. Вот и сейчас ты наверняка весело уходил от Контроля. Но что-то сорвалось. Азарт, игра - ты так понимал жизнь. Я немножко иначе, однако мы делали одно дело. Долгие преследования сделали нас мастерами. Теперь нас убирают по одному. Кто? Судьба?.. Случай?.. Какая разница! Я не жалею тебя, Эд, ты не подумай. Я ведь не знаю куда и зачем ты ушел. Просто я остался один. Да, я давно тебя не видел - нам нельзя было рисковать, однако я знал, что нас двое. А теперь...
Он резко дернул головой, стряхивая навязчивую тоску. Вот еще один человек, у которого все в прошлом. Но надо продолжать... Разозлиться бы. Ведь все равно надо продолжать.
Он поднял шторы. За окном стояла солнечная ясная погода которую опять заказали жители Калуги-0. Солнце, солнце, солнце. Неужели им не надоело? Неужели никто не любит дождь? Неужели никто здесь не испытывает печали, при которой дождь просто необходим. Или туман... А как было бы здорово с высоты пятьдесят шестого этажа увидеть город, окутанный густой пеленой тумана.
Он опустил шторы, сел на краешек кровати и взял в руки черный дипломат с серебряными буквами возле ручки: Д И А Л О Г. "Диалог". Несбывшаяся мечта, которую он так упорно пытается воплотить в жизнь. Пока мечта... А не вечно ли это "пока"?
Он прижал указательный палец к специальной пластинке, реагирующей только на его пальцы, замочки щелкнули, и содержимое "дипломата" сделалось доступным. Много бы дали Контролеры, чтобы хоть разок заглянуть в недра этого "дипломата". "Дипломат" Андриевского - это стало для них тем же, чем были бы, допустим, дневники Александра Македонского для историков прошлого. Хотя что в них, в его дневниках, - пустое хвастовство и назойливое желание сделать весь огромный мир своей собственностью.
Михаил приподнял крышку своего хранилища. Личные дела, карты пространственно-временных плоскостей, диаграммы темпоральных вихрей. Всего сорок три инфордиска. Он по привычке перебрал их пальцами. Внутренняя сторона "дипломата" представляла собой небольшой Экран. А в специально предусмотренной ячейке в левом нижнем углу - красный обруч из эластичного материала и на нем маленькие буквочки: "Ковбой-5". В последнее время эта ячейка пустовала, лишь три дня назад ее, наконец, удалось заполнить.
Михаил посмотрел на часы. Сутки незаметно просочились между пальцами и остались позади. Нельзя терять время - это то немногое, чем стоит дорожить. Часы... Такая относительная, странная, лицемерная, можно сказать, штука, - а все-таки работает. Удивительно!
Он закрыл глаза. Как все зыбко, как все относительно, неопределенно в этом мире. Люди смотрят на одни и те же предметы, а видят в них каждый что-то свое, каждый чувствует по-своему. Нет одной и той же любви, одной и той же жалости, одной и той же грусти. Одной и той же ненависти. Иногда бывает так неуютно в этом царстве неопределенности и так хочется зажмурить глаза. Все же жителям старых плоскостей в чем-то проще: жесткие, общепринятые нормы сковывают их, давят, но не обременяют этой ужасающей свободой выбора. Обязательное, одно на всех мировоззрение оскорбляет мозг, но освобождает от тяжелейшей работы создания собственной, ни на что не похожей системы взглядов, собственной философии.
Он протянул руку и ласково погладил бок "дипломата". Достал один из дисков, повертел в ладони, нашел в корпусе "дипломата" щель и втолкнул его туда. Экран посветлел, и на нем в верхнем правом углу проступила стилизованная под средневековье буква Д. Затем в центре Экрана медленно проявилась надпись:
No 186
ЛИЧНОЕ ДЕЛО
БОЛОТНИКОВА ИВАНА ИСАЕВИЧА
(? - 1608 г.)
Россия
пл. 7/XVII - ак 6,8
Беглый холоп князей Телятевских,
набольший воевода царя Лжедмитрия-2,
предводитель так называемого крестьянского
восстания Болотникова 1606 г.
На лесной опушке на развилке трех дорог лежал камень. На камне было написано: "Направо пойдешь - до града Мурома дойдешь, прямо пойдешь..." и так далее. Ну, в общем, почти как в сказке.
На камне сидел Франсуа Бенью и, устало склонив голову, думал свою невеселую думу.
"Черт побери! - думал Франсуа Бенью. - Сколько можно!"
В самом деле: посмотреть, вроде все так просто - Андриевский Михаил Игоревич, 75 лет, доктор медицинских наук, психотерапевт высшего класса, основоположник учения "диалог", семь раз судим за нарушение 5 Закона Плоскостных правонарушений, шесть раз за незаконное пользование закрытой Визой.
А на самом деле все это далеко не так просто. На самом деле это ведь целая эпоха для Контрольной Службы и лично для Франсуа - Андриевский Михаил Игоревич. Ведь даже в списке сотрудников Контрольной Службы напротив фамилии Бенью стоит: "41 год, специалист по М. Андриевскому". И все. И этим все сказано.
"Ну за что мне такой крест? - думал, сидя на камне, Франсуа Бенью. Такой тяжелый и такой упрямый крест".
Три дня Бенью не может найти человека. Человек перепрыгивает себе из одной плоскости в другую, а Бенью не может его найти ТРОЕ СУТОК. Профессионал Бенью. И ведь это не в первый раз.
Он покатал правой ногой по земле камешек. Встал и с силой отфутболил его в сторону. Огляделся. Интересная вообще-то дорога. Можно просидеть здесь, на камне, неделю, и ни одна живая душа мимо тебя не проскачет, не проедет. А попробуй перепрыгни, не сходя с места, в плоскость 7/XXII или, скажем, 8/XXII - и окажешься под колесами какого-нибудь "Бронтозавра". Завидное постоянство: дорога проходит через весь пространственный срез.
Из леса, щурясь от внезапно ударившего в глаза солнца, вышел высокий светловолосый молодой человек и направился к Бенью. Бенью недовольно оглядел его с ног до головы.
- Малость спутал координаты, пришлось поблуждать в лесу, извиняющимся тоном произнес человек. - А я после того, как чуть под самострел не попал, по лесам хожу осторожно.
- Ну? - прогудел Бенью.
- Кстати, сразу спрошу: зачем я понадобился здесь собственной персоной, почему не поговорить на расстоянии?
- Потому что с этой минуты я запрещаю все сообщения по межплоскостной связи. Он вполне может нас слушать.
- Не дьявол же он в конце концов! - Молодой человек улыбнулся.
- Вы, Иванчук, вообще когда-нибудь ловили Андриевского?
- Пока не довелось.
- Ну вот.
- Понял, - сказал Иванчук.
- Итак?
- Итак, пока особых достижений нет. Лишь в плоскости 56/X-РТ 7,0 обнаружен затухающий фланирующий след, но не от "Ковбоя", а от "Скорохода". Возможно, нарушитель уже найден, я не успел получить этой информации.
- Вы будете моим связным, Иванчук. На связь выходить каждые два часа. Закодируйте себе координаты нашей следующей встречи. И больше не ошибайтесь: там кругом острые скалы и глубокие ущелья, - я могу вас просто не дождаться.
Бенью встал и еще раз взглянул на камень. "Направо пойдешь, налево пойдешь..." Богатыри великорусские, а дать бы вам тридцать семь и еще пятнадцать плоскостей, интересно, что бы вы выбрали?..
"И вор сей Ивашка Болотников велит боярским холопам побить своих бояр, жен их, вотчины и поместья им сулит, шпыням и безыменникам-ворам велит гостей и всех торговых людей побивать, имение их грабить, призывает их, воров, к себе..."
Вор Ивашка Болотников... Вор Ивашка Болотников... Вор Ивашка Болотников... - звучало на все голоса в этот день под стенами тульскими в лагере государя Всея Руси Василия Шуйского.
"И возложил на нас Господь вора сего Ивашку Болотникова укоротить".
А внутри крепости, в светлой горнице задрожали стены от зычного выкрика невероятной силы и страсти:
- Кня-аз-зь!..
Князь Андрей Телятевский еле заметно вздрогнул.
- Не шуми, воевода, - промолвил князь. - От крику не шибко проку-то будет. Дело былое, чего поминать-то?
- Ты первый вспомнил, - сказал Болотников. И добавил, едва усмехаясь: - Ладно, погорячился, князь.
- Не время нынче нам с тобою ушедшие правду и кривду делить, Иван Исаич. Шуйский нас обоих осадой обложил, не поодиночке.
Болотников отвернулся, подошел к окну.
- Обложил... - и с размаху саданул здоровенным кулаком в стену. Зубы сломает! Ничего...
- Дай-то, бог. От царевича нашего, - Телятевский усмехнулся, - Петра Федорыча, казаки переметнулись.
- Сколько? - коротко бросил через плечо Болотников.
- Толпа.
- А сколько в толпе?
- Да сотен с шесть будет.
- А что царевич?
- Уговаривал остаться, да после сказал: "Топайте, гады, раз вам головы свои не дороги". Они момент удачно выбрали, не мог царевич ничего поделать, спасибо, хоть с собой не поволокли.
- Лучше б поволокли, - сурово сказал Болотников. - Ц-царевич!..
За окнами послышался какой-то шум.
- Опять драка, - проговорил Телятевский.
Болотников отвернулся от окна. Взял со стола огромную чарку с квасом, одним махом выпил. Ухнул. Взглянул на князя.
- Пойду на стену, - сказал, - к Калужским воротам. Погляжу на Васькино войско.
Солнце ненадолго выглянуло из-за плотных облаков и осветило все: и речку внизу, и вражескую рать, и крепостные стены, и башню над воротами, и саблю на поясе Болотникова - таким ласковым и таким неподходящим сейчас светом. И на какой-то миг показалось Болотникову, что не брать город измором пришли сюда сто пятьдесят тысяч человек под предводительством Шуйского, а так, - прогуляться в чистом поле, поглядеть друг на дружку и в конце закатить пир, да такой, чтоб на всю Русь хмельной браги хватило. Но надрывисто закашлялся кто-то из стоявших за спиной охранников, и воевода опомнился. Все это, конечно, не так. Он широко вдохнул полной грудью, с тоской посмотрел на северо-запад и прошептал:
- Где ты, Димитрий? Где ты?..
Опустив голову, задумался. "Да и есть ли вообще?"
Тяжко без царя. Одиноко. Самому царем быть, конечно, заманчиво. Да легко ли?.. А с таким "царевичем", каков "Петр Федорыч", и подавно. Бывает ли парча из сермяги? Вряд ли.
Большое войско собрал Шуйский против восставших. У Болотникова сейчас в стенах Тульской крепости было впятеро меньше. Но крепость была сильна, надежда и запасов для Болотниковой рати хватало. Другое дело для тулян жителей города. Да, другое дело... Особенно... особенно если перегородят речку Упу, как о том донес лазутчик, побывавший в лагере Шуйского. Тогда вода поднимется и затопит амбары, лавки, склады. Тяжко будет в городе. Но к Туле должно подойти подкрепление, оно уже идет, все уверены в этом. Главное - отсидеться, главное - выдержать. Помощь уже в пути. И тогда вся Русь погуляет.
"И тогда вся Русь погуляет, - застряло в голове Болотникова. Откуда-то изнутри звучало: - Погуляет... вся... Русь..."
А и в самом деле - должна же Русь когда-нибудь хорошо погулять. Вся!
Он сидел в позе лотоса, уткнувшись в стену невидящим взглядом. Два вдоха и два выдоха в минуту. Мыслей нет, они растворились в покое. Хотя, конечно, не до конца растворились; если бы он умел в заданные моменты совсем не думать, он был бы уже не человек, а бог. Ловить промежутки между мыслями... Ловить промежутки между... Это опять-таки мысль, когда осознаешь, что ловишь промежутки между мыслями, уже ничего не можешь поймать.
Вдох.
Выдох.
Он взял в правую руку приготовленный шприц с питательной смесью. Игла легко, привычно вошла в вену.
Он встал, кинул прощальный взгляд в окно и надел на голову красный обруч. Лег и откинулся на спину. К каждому своему движению он относился уважительно, как к священному таинству, как к молитве.
Закрыл глаза.
- Ну, понеслись, - еле слышно прошептали губы.
Чистый горный воздух кружил голову. Бенью заметил, как, широко распластав крылья, над миром парит горный орел.
На этот раз Иванчук явился вовремя.
- Пришел порадовать, - сразу заявил он.
- Ну?!
Иванчук спрятал усмешку. Бенью понял, но виду не подал. Дело в том, что в Контрольной Службе это "ну" копировали кто как мог. Бенью не обижался - в конце концов, если ты становишься объектом шуток - значит, ты хорошо известен. "Ну" Бенью имело около 30 интонаций; услышав одно это "ну" можно было понять, какое у Бенью в данный момент настроение.
- Ну?! - жизнерадостно прогудел Бенью.
- Есть след. След исходит из Калуги-0.
- "Ковбой"?
- "Ковбой"! Первичное направление - 0,75 северо-запад. Однако во время действия "Ковбоя" в зоне наблюдались очень слабый Красный бриз и довольно мощное Голубое завихрение.
- След, естественно, не фланирующий?
- Куда там. Прорывы в районе плоскостей 65/XXI-АНР 1,1, 78/XX-АР 0,67 и 77/XIX-АА 3,03. Между прочим, Голубое завихрение оставляет ему возможность попасть в Петроград-1917,4/XI.
- Так, ну это уже наглость. Искать в Петрограде-1917 не дай бог. Тем более, что он там уже был минимум два раза.
- Красный бриз мог бы его развернуть на юго-восток. Но, сами понимаете, пользоваться Красным бризом...
- Да, плыть в лодке без руля и без весел. Хотя от него всего можно ожидать. Что еще?
- Да вроде все. И так немало. Кстати, тот нарушитель со "Скороходом". Знаете, кто?
- Кто?
- Дочка Марианны Жерар. Шестнадцать лет. Отправилась к Назир-шаху в гарем.
Бенью улыбнулся.
- И смех и грех. Ладно. Значит, такие будут указания...
Бенью на секунду запнулся.
- Иванчук, - сказал он уже другим тоном, - а ну скажите-ка еще раз, в каких плоскостях прорывы?
- 65/XXI-АНР 1,1, 78/X-АР 0,67 и 77/XIX-АА 3,03.
- Вот! - остановил его Бенью. - Вот: 77/XIX-АА 3,03. Кстати, где след заканчивает фланацию?
- Между плоскостями 4/XVII и 8/XVII. Там тоже есть что-то похожее на прорыв 7/XVII-АК 6,8, но чересчур слабо выражен.
- Далековато, - Бенью с сомнением покачал головой. - На остаточной энергии?.. Нет, для "Ковбоя" далековато. Еще с таким раскладом... 77/XIX-АА 3,03 - вот что нам нужно. Ну, Иванчук?
- Что "ну"?
- 1877 год, Калуга. Это же Циолковский! Понимаете? С этим человеком главное угадать, куда его понесет. Но я, слава богу, играю против него не первый год. В 1877 году Константину Эдуардовичу Циолковскому исполнилось двадцать лет. Время сомнений и мечтаний. Это то, что он любит. Циолковский, Иванчук! Константин Эдуардович!
И Бенью победно вскинул руку.
- Ну что, воеводы, - сказал Болотников. - Давайте совет держать, как нам с Упой быть. Перегороду рушить надобно.
За деревянным столом напротив Болотникова сидели князья Шаховской и Телятевский, казацкий атаман Илейка Муромец, который настойчиво величал себя "царевичем Петром Федорычем", пару его сотников, а также давнишний товарищ Болотникова Алеша Светлый. Князья сидели насупившись; Шаховской сосредоточенно крутил ус, Телятевский держал в левой руке кубок с вином, правой подпирая подбородок. Илейка Муромец пытался глядеть на всех свысока, старательно изображая "царевича". Алеша пожирал Болотникова доверчивыми голубыми глазами.
Все молчали.
- Кто как мыслит? - Болотников вопросительно обвел всех тяжелым взглядом.
- Ясное дело: рушить перегороду, - слабо отозвался Алеша.
Князья молчали.
- Ваське Шуйскому кузькину мать! - вдруг рявкнул царевич Петр, бешено вращая черными зрачками.
Шаховской тяжело вздохнул. Болотников выжидающе смотрел исподлобья.
- Конечно, можно сделать вылазку, - сказал Шаховской. - Но они этого наверняка ждут. А коль ждут - значит, приготовились не хуже нашего и отпор сумеют дать достойный. Посему выжидать следует. Царь Димитрий уже в пути. Не пройдет и двух месяцев, как он будет под стенами Тулы. Вот тогда, как верно заметил Петр Федорыч, и наступит для Шуйского судный день.
- Это так, - согласился Болотников. - Но эти два месяца в городе будет страшный голод. Начнется мор. Не свернет ли народ нам шеи, как считаешь, князь?
Шаховской подумал.
- Я не против вылазки, Иван Исаич. Я лишь говорю, что она ничего не даст. Перегороду порушить не удастся. А попробовать, конечно, можно.
Болотников протянул руку и взял с большого блюда кусок отварного языка. Положил в рот, медленно прожевал. Пригубил вина.
- Помните Калугу? Есть у меня одна мыслишка. Какая?..
- Порох, - выдохнул Алеша.
Когда войско Болотникова сидело в осаде в Калуге, царевы стрельцы возводили деревянный "подмет", под защитой которого намеревались подобраться под самые крепостные стены и подпалить город, построенный сплошь из дерева. Тогда в Калуге Болотников сделал подкоп и подорвал страшный "подмет" к чертовой матери, до смерти напугав царскую рать и обрадовав калужских жителей. С тех пор в нем прочно угнездилось пристрастие к пороху.
- Я думал об этом, воевода, - сказал Шаховской. - Нагрузить ладью порохом и взорвать все их сооружение. Но ладья просто не доплывет, они взорвут ее ранее. Надежда ничтожно мала, ее почти нет. Сидеть, Иван Исаич, сидеть до конца и беречь силы.
Болотников нахмурился. Обратился к Телятевскому:
- А что у тебя на уме, князь? Поведай.
Телятевский поставил кубок, который все время, не опуская на стол, держал в руке.
- Худо мне что-то, - проговорил он.
Затем с трудом встал и пошел вон из горницы.
"Да что это, не пил вроде совсем", - подумал Шаховской.
- Куда ты, князь? - попытался остановить его Болотников.
Телятевский обернулся и поглядел неожиданно мутным взором. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но ноги его подкосились, и он упал на колени. Алеша бросился помочь князю подняться, но тот резко оттолкнул его, коротко вскрикнул и упал без сознания.
Тогда Болотников положил кулаки на стол и, сурово оглядев всех присутствующих, сказал:
- Князь отравлен.
Однако князь не умер. Напротив: утром следующего дня он окончательно пришел в себя, был бодр и весел.
Болотникова это обрадовало. Когда-то, лет двадцать назад, отец князя Андрея Телятевского был хозяином Болотникова, и именно его преследования вынудили молодого тогда Ивана бежать на вольные земли. Об этом вряд ли кто знал, и все же: а вдруг? Поэтому несчастье с Телятевским встревожило Болотникова. Люди могли бы сказать, что Набольший Воевода свел счеты, умертвил князя, добром пришедшего со своими ратниками.
Вообще отношение воеводы к князю было сложное. Вроде и недурной князь человек, и в Болотникове искусство воинское уважает, но Бог знает, чего от него ждать. Все портило одно: вообще-то Андрей Телятевский мог считаться по наследству господином Ивана Болотникова, хотя теперь это казалось уже смешным. И все-таки Болотникову было неприятно.
Воевода рвался действовать, а перед его войском стояла задача отсидеть свой час и выбраться из этой мышеловки. Ох, не любил Болотников взаперти сидеть, ох, не любил!
Он стоял на крепостной стене и смотрел вдаль. Взгляд его был задумчив, даль туманна. В последнее время он все чаще стал появляться на стенах и простаивать вот так, стараясь разглядеть что-то необычное где-то далеко-далеко. Он любил простор. Он привык, что жизнь бьет ключом в нем и вокруг него, и размеренное, нудное сидение в стенах крепости тяготило его, давило на душу тяжелым грузом. Единственным светлым пятном была эта голубизна там, над горизонтом. Он даже отослал зачем-то Алешу, который постоянно крутился рядом, чтобы побыть сейчас одному.
Но его одиночество нарушил Андрей Телятевский.
- Хороший день, воевода, - сказал он, поднимаясь на стену.
- Хороший, - нехотя отозвался Болотников. - Как здоровье, князь?
- Благодарствую.
Телятевский пристально оглядел Болотникова.
- О чем думу думаешь, Иван Исаич? - вдруг спросил он.
- Думы мои тебе любопытны, князь?
- Так ведь соратники мы с тобой, а соратникам друг друга получше знать надобно. Я хоть и больше других о тебе ведаю, а все одно: душа твоя - темный лес.
- Ваську Шуйского скинуть желаю. Чего тебе еще знать хочется?
- Его скинуть непросто - голову положить можно. Сошлись два князя, да царевич, да Набольший Воевода, да сколько времени воюют вместе, а кто ради чего рискует - неизвестно.
- Повторял не раз: счастья для Руси хочу.
- Так ведь счастье - такая птица, что в облаках летает. Изредка на землю спускается. Какова она и откуда - то людям не ведомо.
- Воли хочу, князь, воли.
Телятевский пожал плечами.
- И так вольны мы с тобой. Тебе ли еще воли желать? Значит, чего-то еще хочешь. Али сам не знаешь, чего?
Болотников промолчал.
- Не гневайся, что опять старое поминаю - сказал Телятевский, только чего ты все-таки от батюшки моего сбежал?
- А он меня засечь обещал, - очень ласково ответил Болотников. - Вот и пришлось уматывать из-под княжеского крылышка. А с чего это ты со мной такой разговор завел, князь?
- Любопытен ты мне, Иван Исаич. Из-под кнута бежал, бесправным смердом по свету скитался, а стал вон кем - Набольший Воевода, в ратном деле искусен. Согласись, не с каждым такое случается.