Брагинский Эмиль. Вокзал для двоих (киноповесть)

   — Не рассчитывайте на это! — взвилась Вера и, желая обидеть носильщика, добавила:
   — Я не размениваюсь по мелочам!
   — Ну да, верно… — саркастически протянул Платон, — три рубля за кило — это действительно не мелочь!
   — Я ни при чем. Моих там всего за кило — пятьдесят копеек, — Вера стала посвящать Платона в сложные спекулятивные расчеты: — Рубль пятьдесят из трех забирает Андрей. И это справедливо — ведь в Ташкенте он покупал их по полтиннику за килограмм, а оставшийся рубль полагается перекупщику за то, что он колхозник. Рынок-то колхозный!
   — Сложная у вас бухгалтерия. А сколько, хозяйка, вы заплатите мне за доставку? — завершил коммерческую тему Платон.
   — Вы работаете за прокорм! — одними губами улыбнулась Вера.
   Теперь они оказались возле рыжего трехэтажного дома с трещиной по фасаду и облупившейся штукатуркой. Дом был обнесен палисадником, а под окнами росли чахлые цветочки. Такие трехэтажные дома для железнодорожных служащих строили вскоре после войны. И было похоже, что с той поры дом ни разу не ремонтировали.
   Вера поднялась на цыпочки и условным стуком постучала в одно из окон. За мутным стеклом показалось чье-то лицо и, видимо, опознав Веру, подало знак заходить.
   Квартира, в которую попал Платон, настолько не соответствовала обшарпанному старому дому, что Платон буквально остолбенел. В этой квартире был собран полный джентльменский набор образца восьмидесятых годов двадцатого столетия. Роскошный югославский гарнитур по кличке «Милена», парад чешского хрусталя в виде разнообразных ваз и фужеров, цветной телевизор «Рубин», японская стереофоническая звуковая система фирмы «Акай», бескрайние туркменские ковры, одним словом, все, что положено человеку, у которого водятся деньги, но отсутствует вкус. Вошедший в эту квартиру ни за что не мог бы догадаться, кто здесь проживает — модный стоматолог, директор магазина, журналист-международник или преуспевающий чиновник.
   Навстречу гостям вышло заспанное мурло, набросившее на голое тело парижский халат и успевшее закурить американскую сигарету «Мальборо».
   — Здравствуйте, дядя Миша, я вам товар привезла — чарджуйские дыни!
   — А у меня радикулит, — огорчил Веру хозяин, — меня на яблоках прострелило. Теперь я за никаким фруктом не могу нагибаться!
   — Значит, вы и есть колхозник? — изумился Платон.
   — Типичный! — подтвердил дядя Миша.
   — Как растет благосостояние колхозников! — с притворным восхищением воскликнул Платон.
   — У нас все растет! — милостиво согласился дядя Миша.
   — А что же с дынями делать? — Вера была растеряна.
   — Я с твоим беспокойством, Вера, солидарен, — посочувствовал «колхозник», — народ без витаминов оставлять никак нельзя!
   — Теперь я понял ваше призвание, — попытался его поддеть Платон, — вы заботитесь о здоровье народа!
   — Не язви! — дядя Миша был уверен в себе. — Еще неизвестно, кто по-настоящему заботится о людях — они или я!
   — Кто они? — Вера на самом деле не поняла.
   — Я на провокацию не поддамся! Я — насквозь правильный! — гордо объявил дядя Миша. И развивал свои взгляды: — Я кормлю народ исправным продуктом, а гастрономщики — чем попало! Они продают неспелые арбузы, за которыми надо еще долго торчать в очереди. Они торгуют зелеными, деревянными грушами, от которых живот, извините, книзу тянет! Или вообще дохлыми помидорами, на которых глядеть и то тошно! Они по глубинке, по бездорожью не ездят, и там у народа урожай пропадает, а я его спасаю. Я забочусь о каждой сливе, как о родном дите! Базы хранить не умеют ни овощ, ни фрукт, потому что все это ничье! — и тут дядя Миша вдруг ткнул указательным пальцем в грудь Платона. — А ты кто есть такой?
   Платон поколебался: — Пожалуй, никто…
   — Он — пассажир, отставший от поезда! — объяснила Вера.
   — Прекрасно, — обрадовался дядя Миша. — Его никто в городе не знает. Вот мы и выдадим его за колхозника из Средней Азии!
   — Но я не умею торговать! — запротестовал Платон. — И ни за что не буду.
   — Это занятие нехитрое! — отечески потрепал его по плечу перекупщик. — Ты вспоминай нашу торговлю и делай наоборот! Там хамят, ты — улыбайся! Там недовешивают, а ты — отпускай с походом!
   — С кем? — переспросил Платон, понимая, что в его безденежной ситуации ему от обязанностей продавца отвертеться не так-то просто.
   — Добавь лишку пятьдесят или сто граммов — покупатель счастлив будет. Там торгуют мокрым фруктом…
   — Зачем? — опять не сообразил Платон.
   — Слушай, он что, сегодня родился? — развел руками дядя Миша и вновь повернулся к Платону. — Чтобы товар тяжелее был, больше весил. А у тебя дыня — сухая! Чтобы ее погладить было приятно, ну, как женщину! Сейчас позвоню директору рынка, чтобы там тебе по шее не дали, а дали бы весы и халат!
   — Не пойду! — заупрямился Платон. — Пусть Вера сама торгует!
   — Мне нельзя на рынке мелькать, — спокойно отмежевалась Вера, — я в системе торговли работаю!
   — Мне-то какое до этого дело? — рассердился Платон. — Я музыкант!
   — Ну и торгуй себе с музыкой! — повеселел дядя Миша.
   — Да, я же забыла… вы у нас лауреат международных конкурсов! — саркастически протянула Вера.
   — Я мог бы им стать! — выкрикнул Платон. — Если бы меня хоть раз послали!…
   — На рынке тебя пошлют! — успокоил дядя Миша.
   — Подумаешь, чистоплюй нашелся! Почему я должна вас содержать? — Вера тоже вспылила.
   — Я не желаю спекулировать и не буду!
   — Я вижу, ты стыдишься?! — встрял в спор дядя Миша.
   — Стыжусь! — честно признал Платон и добавил: — И боюсь! И не пойду ни за что!
   Дядя Миша принял торжественную ораторскую позу:
   — Раньше люди шли в народ и сеяли доброе и разумное. Теперь этого хватает, теперь надо сеять пищевое! Иди в народ и сей дыни!
   На колхозном рынке города Заступинска Платон сеял дыни по три рубля за килограмм.
   Рынок, на который судьба загнала несчастного пианиста, расположился возле самого вокзала. Одной стороной рынок смотрел на железнодорожные пути, чтобы те пассажиры, которые порасторопнее, успевали бы во время краткой стоянки чем-нибудь разжиться. А другой стороной рынок был повернут на привокзальную площадь для удобства жителей Заступинска. Каждый рыночный продукт украшала табличка с ценой, которую показывать в фильме будет неловко, но придется.
   Неподалеку от Платона молодой человек в расшитой бисером тюбетейке бойко орудовал точно такими же дынями, но… на полтинник дешевле. Естественно, что у Платона товар никто не брал. Более того — начинающего продавца покупатели поносили разными нехорошими словами, часто нецензурными.
   — Ты что, очумел? — ругалась старушка. — Живодер!
   — Не могу уступить! — виновато отбивался Платон. — Я приказ выполняю! Извините меня, пожалуйста.
   — Убить вас всех мало! — негодовала молодая хорошенькая женщина. — Мне в больницу, ребенку! Наживаетесь на чужом горе!
   — Возьмите даром! — в отчаянии протянул ей дыню несчастный Платон.
   — Провалитесь вы вместе с вашей дыней! — Молодая мать выхватила дыню из рук изумленного Платона и быстро ушла, пока обратно не отобрали.
   — Откуда вы только беретесь, паразиты! — с удовольствием материл Платона работяга.
   Запыхавшись от спешки, на базаре появилась Вера. Сейчас она была в нарядном платье, которое ее очень красило.
   Платон Веру не видел.
   — Работать не хочешь, падло! — чехвостил начинающего неугомонный работяга.
   «Падло» доконало Платона, и он чуть не заплакал:
   — Я не падло! Я пассажир, я от поезда отстал! Я сам торгашей ненавижу.
   Платон по-прежнему не видел Веру, которая осторожно приближалась к прилавку.
   — На временных трудностях харю нажрал! — костерила Платона толстая домохозяйка.
   — Я не толстый!… — жалобно оправдывался Платон. — У меня паспорт уехал, у меня деньги украли… Это не мои дыни, я человек подневольный!
   Вера не без удивления обнаружила, что от жалости к Платону у нее защемило сердце. Платон, наконец, увидел Веру. Он посмотрел на нее затравленным взглядом, взывая о помощи.
   Вера выступила вперед и нанесла толстой домохозяйке ответный словесный удар. У Веры недаром был опыт ресторанной службы:
   — Что вы на человека набросились? Не хотите — не покупайте! А насчет хари — вы бы лучше в зеркало посмотрели!
   Домохозяйка ошалела и обратилась за сочувствием к человеку в тюбетейке:
   — В магазине тебя оскорбляют, придешь на рынок отдохнуть — и тут то же самое. Взвесьте мне вон ту, небольшую!
   Платон смотрел на Веру с восхищением. Он понял, что пришло спасение.
   — Большое спасибо! — сказал он тихо-тихо. — Я тут загибаюсь. Спасите меня.
   — Спокойно, сейчас я их всех раскидаю! — и Вера громко высказалась: — У товарища в тюбетейке дыни, конечно, дешевле, но хуже! Они горькие!
   — А ты пробовала? — огрызнулся узбек.
   — Я их вглубь вижу, все гнилые! — выпалила Вера и шепнула Платону: — По-моему, его дыни лучше наших!
   — Я тоже так думаю! — еле слышно согласился Платон.
   Домохозяйка дрогнула. Почувствовав это, хозяин дынь перегнулся через прилавок:
   — Ты ее не слушай! Это его женщина! Она на него работает!
   — Это не моя женщина! — открестился от Веры Платон и незаметно подмигнул Вере.
   — Я его вообще в первый раз вижу, — ажиотаж охватил Веру, — просто я — за справедливость!
   — А я так… всех вас в первый и в последний раз! — запальчиво выкрикнул Платон.
   В обсуждение впутался лысый торговец помидорами:
   Это чужаки! Перекупщики! Я таких навидался!…
   — Сам ты перекупщик плешивый! — разозлился Платон. — Ты, небось, никогда не видел дерева, на котором помидоры растут!
   — Это у тебя на деревьях дыни растут! Болван! — вежливо ответствовал помидорщик,
   — Вы шуток не понимаете! — кинулась на него Вера. — У вас у самого помидоры червивые! Торговка крыжовником всплеснула руками:
   — Это что же делается! От городского жулья спасу нет! Чай, купили у проводников…
   — И цены заламывают, людей смущают! — поддержала другая баба.
   — Милицию позвать! — выкрикнул еще один продавец.
   — Я буду свидетельницей! — охотно предложила свои услуги толстая домохозяйка.
   Наши герои поняли, что рынок пошел на них стеной. Надо было спасаться.
   — Друзья! — громко обратился к коллегам Платон. — Давайте обойдемся без милиции, решим все сами!
   — Он прав! Милиция нам не подруга! — согласился плешивый помидорщик. — Кренделей ему навешаем, и дело с концом!
   — Только попробуйте его тронуть! — угрожающе выкрикнула Вера.
   — Люди добрые! — толкал речь Платон. — Это мой дебют в торговле. Может, он не совсем удался. Я впервые стою по эту сторону прилавка. Помогите мне избавиться от этих проклятых дынь. Выручите!
   — Купите у него все гамузом! — поддержала Вера.
   Смирение новичков успокоило торговые ряды.
   Продавец помидоров тяжко вздохнул:
   — Губит меня мое совестливое сердце! Сдались мне твои дыни… Но не бросать же ближнего в беде. Так уж и быть! Возьму я твою кучу по рупь за кило!
   — За рупь он их лучше сам съест! — рассердилась Вера.
   — Ладно, — заговорил вдруг продавец яблок, который до сих пор не высказался. — Дам я рубль двадцать!
   — Грабитель! — оценила Вера.
   — Рубль тридцать! — включился в аукцион узбек.
   — Рубль сорок! Назначаю последнюю цену! — подытожил помидорщик.
   — Мы не можем по рубль сорок! Нам шефу надо отдать по рубль пятьдесят! — признался Платон.
   — Дорогие торговцы! Не жмитесь! — призывала Вера.
   Рыночные деятели тягостно молчали. Тогда Платон решился на озорной шаг:
   — Эх, гулять так гулять! — И голосом зазывалы весело заорал: — А ну, кому чарджуйские дыни, сладкие, как мед, гладкие, как девушки, тают во рту. А ну, налетай, расхватывай! По рупь пятьдесят за кило!
   Толстая домохозяйка профессионально заняла место около прилавка Платона:
   — Я первая!
   — Товарищи, хватайте, пока есть! — обратилась к народу Вера.
   — Ну, заткнись! — свирепо гаркнул человек в расшитой тюбетейке. — Беру я весь ваш товар по рубль пятьдесят!
   — Все вы тут из одной шайки! — грустно подытожила домохозяйка и ушла, не купив.
   … Вскоре Платон и Вера прощались у рыночных ворот.
   — Когда вы ляпнули, что помидоры на деревьях растут, я чуть не раскололась…
   — Сами вы хороши, — весело вторил Платон, — кто из нас брякнул про червивые помидоры?
   — Зато когда вы орали про дыни, что они гладкие, как девушки… — с удовольствием вспоминала Вера.
   — А вы так правдиво врали, что видите меня в первый раз…
   — Все это смешно, но… мы с вами ни копейки не заработали!
   — Извините! — Платон поклонился. — Коммерсанта из меня не получилось. Так что до свиданья!
   — До свиданья! — отозвалась Вера. — Вы куда пойдете?
   — В зал ожидания. Куда мне еще?
   — Вот и хорошо! — обрадовалась Вера. — Раз вы все равно на вокзал, вы не откатите назад тележку? А чемоданы сдайте в камеру хранения. Скажите, что от меня!
   — Ладно, — покорно кивнул Платон, — откачу, сдам, скажу…
   — А я домой, вон мой автобус!
   Они стояли у тех ворот, что вели на шумную привокзальную площадь. Вера указала рукой на автобусную остановку, до которой было, как говорится, рукой подать.
   Платон, элегантно склонившись, пододвинул тележку и открыл воображаемую дверцу.
   — Если вам угодно… Давайте, подвезу вас до остановки!
   — Да тут всего-то… два шага!
   — Ну, после битвы на рынке вы так устали, наверное…
   — Да, схватка была не на жизнь, а на смерть!
   — Прошу… — Платон все еще стоял в полупоклоне и все еще держал несуществующую дверцу. — Я домчу вас на персональной машине!
   Вскоре Платон толкал по мостовой тележку вокзального носильщика, Вера гордо восседала на пустых чемоданах. На коленях она держала «дипломат».
   — Думал ли я, что стану рикшей!
   — Ну и как? — игриво спросила Вера.
   — Груз вполне симпатичный! — рикша оказался хорошо воспитанным.
   — Это как понимать? Вы принялись за мной ухаживать?
   — Я бы с удовольствием, но настроение у меня не то…
   — Очень жаль! — чистосердечно вырвалось у Веры.
   — Мне тоже очень жаль!
   — Вы жену любите? — вдруг выпалила Вера.
   — Когда человек женат полжизни, все так перепутано… — уклончиво ответил Платон.
   — А почему вы повезли меня в обратную сторону?
   — Сейчас я общественный транспорт, — охотно объяснил Платон, — видите знак «Круговое движение», вот и придется объехать площадь.
   Платон внезапно остановил тележку, да так решительно, что Вера чуть не слетела.
   — Что вы так резко тормозите? У вас же пассажиры!
   — Видите, помеха справа! — И Платон показал на пикап, выезжавший из переулка на площадь. — Я соблюдаю правила уличного движения!
   — А дети у вас есть? — полюбопытствовала Вера.
   — Дочь, студентка уже, — и грустно продолжил: — Протертые джинсы и пустые бутылки. Вера возвратилась к главной теме разговора:
   — Жена у вас интересная?
   Платон, которому этот допрос не нравился, намеренно ответил с вызовом:
   — Красивая!
   — И фигура хорошая?
   — Сногсшибательная.
   — Давно уже нет никаких помех! — Вере были неприятны ответы Платона. — Включайте скорость! И колымага у вас какая-то трясучая!
   Платон поехал дальше, как вдруг понял, что невольно обидел Веру, и спохватился:
   — Зато у вас улыбка очень хорошая! Честное слово!
   После этого Вера окончательно разобиделась:
   — Остановите телегу, я слезу!
   — Не могу! — отказал в просьбе возчик. — Видите знак: «Остановка запрещена»?
   — Тогда я на ходу спрыгну!
   — Простите меня за мою тупость, за незнание женской психологии, но, в конце концов, улыбка важнее фигуры. Улыбка — зеркало души! И только такой идиот, как я, может хвалить одну женщину в присутствии другой.
   — Между прочим, мне нет никакого дела до вашей жены!
   — А мне нет никакого дела до вашего проводника!
   — А мне и до вас нет никакого дела! — отбрила Вера.
   — А мне до вас, — начал было Платон и осекся. — А мне до вас, пожалуй, есть дело!
   — Тогда вперед! — скомандовала Вера. Платон мощно толкнул тележку и побежал:
   — Никогда не думал, что во мне, оказывается, столько лошадиных сил!
   На вокзале Платон разговаривал с женой по междугородному телефону:
   — Перестань болтать глупости, ты ни в чем не виновата!… Спасибо за хлопоты. И что говорит твой лучший адвокат?… Ну что ж, будем надеяться… Да нет, — тут Платон улыбнулся, — до Грибоедова я еще не добрался. Пока я еще в Заступинске… Что я здесь делаю?… — Платон на самом деле задумался, что он здесь делает. — Ты знаешь, я… я здесь живу!… Ты понимаешь, что ты говоришь? Я не буду ходить по хозяйственным магазинам и искать что-нибудь для дачи… Не прощаюсь с тобой, потому что вечером я тебя увижу…
   За эти полтора дня Платон постепенно привык к вокзальному образу жизни. Он перестал обращать внимание на бесконечную толчею, на приезжающих и отъезжающих, рыдающих и смеющихся, встречающих и провожающих, на выпивших, дерущихся, ворующих, на ремонтников в ярко-оранжевых куртках, на местных служащих в железнодорожной форме. Он перестал слышать неразборчивый станционный радиохрип, гудки нетерпеливых электровозов, бодрую и оглушающую музыку, рвущуюся наружу из динамиков. Он действительно акклиматизировался на вокзале, доказав, что человек может жить везде…
   На привокзальной площади Вера делала вид, что ждет автобус.
   Платон вышел из здания и первым делом взглянул, не уехала ли Вера. Увидев ее, обрадовался и ускорил шаг.
   — Это хорошо, что автобусы ходят редко.
   — Автобус был. Только переполненный, — с ходу сочинила Вера, — я решила поехать следующим.
   — Здесь не может подойти переполненный автобус. Здесь конечная остановка, — бестактно высказался Платон.
   — Вы — невоспитанный. Заметили, так хоть бы молчали. В Москву звонили? Что у вас нового?
   — Слава богу, ничего. Как известно, отсутствие новостей — лучшая новость.
   — А вас не ищут? — осторожно спросила Вера.
   — Откуда я знаю… Вроде пока еще нет… К остановке подъехал пустой автобус.
   — Так что до свидания! — Вера взялась за поручень.
   — До свидания! — отозвался Платон и вслед за Верой полез в автобус.
   — Вы едете меня провожать или вам некуда деваться?
   — И то и другое.
   Вера опустила пятачок в кассу, оторвала билет и вручила его Платону. Потом объявила вслух:
   — У меня проездной!
   Автобус выбрался на городскую окраину.
   — Муж у вас был кто? — очевидно, все, что касалось Веры, начало интересовать Платона.
   Вера поняла это и поэтому охотно рассказала:
   — Машинист. Наша семья может обслужить целую железную дорогу. Он — машинист, отец его — путевой обходчик, мать по станции дежурила, его брат в депо работает, моя двоюродная сестра — проводница, а я — пищевой комплекс!
   Автобус уже катил по пригородному шоссе. Вера поднялась с места:
   — Нам выходить!…
   Платон и Вера пошли по проселочной дороге в сторону от шоссе. Вдруг Вера остановилась:
   — Дальше вам идти не надо. Спасибо, что проводили!
   Вдали виднелось железнодорожное полотно. Рядом возвышался домик путевого обходчика.
   — Как вы тут только спите под грохот поездов? — вырвалось у Платона.
   — Приспособилась. Наоборот, я теперь в тишине спать не умею. Все, кто на железной дороге работают, возле нее и живут. Эта территория вдоль рельсов называется «полоса отчуждения».
   — Полоса отчуждения… — медленно повторил Платон. — Метко сказано.
   — До свидания.
   Но Платон не пожелал прощаться.
   — Но я еще не задал вам оригинального мужского вопроса: что вы делаете сегодня вечером?
   — Хотите пригласить меня в зал ожидания?
   — На вас такое красивое платье! — сделал комплимент Платон. — Сам бог велел, чтоб я пригласил вас в ресторан поужинать!
   У Веры загорелись глаза.
   — Я так давно не была в ресторане! — мечтательно произнесла она. — Я мигом, ждите меня здесь!… — и исчезла.
   Платон сидел на пеньке и ждал Веру. Он видел, как во двор путейского домика выскочила девчушка и повисла на шее у матери. Высокий худой старик прошагал к железной дороге, и Платон догадался, что это и есть отец ее бывшего мужа. Вера вместе с дочкой скрылась в доме. По путям потянулся нескончаемый товарный состав — вагоны, цистерны, платформы с гравием, двухэтажные платформы с легковыми автомобилями…
   Платон погрузился в невеселые размышления и даже не заметил, как возле него оказалась Вера.
   — Я готова. Дочку покормила. Предупредила, что вернусь поздно. Так что пошли в загул!
   Пока они на остановке ждали автобуса, Вера вдруг спохватилась:
   — Да, как я могла про это забыть! — и полезла в сумочку.
   — Уж не собираетесь ли вы одолжить мне денег? — задиристо спросил Платон.
   — Будет некрасиво, если с официанткой стану расплачиваться я. Платить должен кавалер.
   — В какое заведение направимся?
   — Пригласите меня, пожалуйста, если можно, в наш ресторан!
   — Хотите покрасоваться? — догадался Платон.
   — Да, я хочу их всех умыть! — откровенно высказалась Вера.
   — Спрячьте ваши деньги! — надменно приказал Платон.
   Вера хитро прошептала:
   — Мы сбежим, не заплатив!
   — Знаю, вы держите меня за уголовника! — все так же рисуясь, продолжал Платон. — И где-то правы. Но в данном конкретном случае мы поступим честно!
   — Как?
   — Секрет. Я вообще весь окутан тайной. Подошел автобус.
   — А вот автобус.
   — А вот автобусным билетом, — Платон подсаживал Веру, — вы меня угостите!
   — Так уж и быть… — смилостивилась Вера.
   Вечером в ресторане играл оркестр. Жались друг к другу парочки, грустили транзитники, какая-то компания отмечала очередной юбилей.
   Вера и Платон сидели за отдельным столиком.
   — Что за безобразие?! — возмущалась Вера. — Почему к нам никто не подходит?
   — Как вы не понимаете, — утихомиривал ее Платон, — сейчас они все обсуждают, как это вы меня подцепили.
   — Я вас подцепила?
   — Без сомнения!
   — Неправда! — вспыхнула Вера. — Это вы меня подцепили!
   — И горжусь этим! — немедленно сдался Платон.
   — То-то! — назидательно сказала Вера.
   К столику подплыла дородная официантка: — Добрый вечер! Меню, пожалуйста! — она протянула карточку блюд Платону, подчеркнуто не обращая на Веру ни малейшего внимания.
   — Виолетта! — удивилась Вера. — Ты что это меня не признаешь?
   Виолетта откровенно призналась:
   — Откуда я знаю — могу я тебя признавать или нет!
   — Познакомься! — Вера представила своего кавалера. — Платон Сергеевич. Пианист, между прочим.
   — Очень приятно. Виолетта.
   — И мне очень приятно! — Платон привстал.
   — Что будете заказывать? — официантка раскрыла блокнот, приготовившись записывать.
   — Заказывать будет дама! — И Платон передал прейскурант Вере. — Изучайте!
   — Я эту филькину грамоту наизусть знаю! — Вера отложила меню в сторону. — Значит, так. Пить мы будем… — она замялась и посмотрела на Платона.
   — Мне все равно, но лучше коньячку.
   — Значит, армянского, — стала заказывать Вера, — три звездочки, не дороже. Двести граммов нам достаточно. Да, скажи в буфете, что это для меня. Пусть не разбавляют!
   — А что, обычно разбавляют? — быстро вставил Платон.
   — Никогда! — мгновенно среагировала официантка, находившаяся при исполнении служебных обязанностей.
   — Теперь закуска… — задумалась Вера.
   — Из закусок сегодня только сыр! — охладила ее гастрономический пыл Виолетта.
   — Скажи шефу, что это для меня. Пусть выдаст из загашника колбасы! — распорядилась Вера. — А на горячее — киевские котлеты. Вы как? — она вопрошающе глянула на Платона.
   — Положительно.
   — Только предупреди на кухне, — наставляла подругу разгулявшаяся Вера, — что это для меня. Пусть жарят на настоящем масле!
   — А на чем для всех жарят? — любознательность Платона не имела границ.
   — Зачем вам знать то, что не нужно знать! — откровенно вздохнула Вера. — Ну, и мороженое!
   — Только скажите там, что это для Веры, — вмешался Платон, — и пусть в мороженое ничего, кроме мороженого, не добавляют!
   Когда Виолетта отошла, Платон вдруг помрачнел. Отодвинулся от стола, машинально взял вилку, стал постукивать ею по пустой тарелке.
   Вера пыталась понять его состояние.
   — По-моему, вы далеко уехали! — жалобно произнесла Вера. — Вернитесь, пожалуйста!
   Платон отвлекся от грустных мыслей и посмотрел на Веру, как бы возвращаясь в действительность.
   — Я тебе все сейчас расскажу! — Платон даже не заметил, что обратился к Вере на ты. — Мы возвращались с женой с Шереметьевского аэродрома — провожали ее подругу. Она улетела в Алжир. За рулем сидела жена. Жена обожает водить машину, я-то практически ею не пользуюсь. А жена лихо водит… И уже на подъезде к Москве… А было поздно, темно… Как вдруг дорогу стал перебегать какой-то человек… Жена затормозила… Но… — Он был пьяный? — тихо спросила Вера.
   — Мы надеялись… Но экспертиза показала: нет, трезвый!…
   В этот момент Виолетта подала коньяк и колбасу.
   — С горячим придется обождать. Сейчас будем кормить поезд из Душанбе…
   Другие официантки уже несли подносы, заставленные алюминиевыми кастрюльками с типовой едой.
   — У вас телевизор в ресторане есть? — неожиданно забеспокоился Платон.