Страница:
Лора Брантуэйт
В мире звезд
1
– Не скучай, дорогая, я привезу тебе самых лучших тайских безделушек! – Голос раздался над самым ухом, и Дженнифер отнесла его к реальности только потому, что он никак не вязался с содержанием расплывчатого сна.
– Мм? – уточнила она, имея в виду «что здесь происходит?».
– Будь добра, открой глазки и посмотри на меня в последний раз перед долгой разлукой!
Ставший за четыре года родным голос Мэри Энн дрожал – то ли от радостного волнения перед путешествием, то ли... еще от чего-нибудь. Дженнифер сразу накрыло волной осознания. Ну конечно. Ведь ее лучшая подруга и бессменная соседка по комнате именно сегодня уезжает в долгожданное путешествие по Азии. Потому что позавчера они получили дипломы бакалавров. Два дня подряд были вечеринки. И вчера можно было бы и полегче со спиртным...
Дженнифер коснулась кончиками пальцев гудящей головы, будто проверяя, все ли с ней в порядке. От того, что она открыла глаза, легче ей не стало.
– Ура, вот она, победа духа над плотью! Мои поздравления. Не хотела тебя будить раньше, да мне бы это и не удалось... Короче, избавим друг друга от сентиментальных прощаний. Пожелай мне счастливого пути, а я тебе пожелаю удачного начала карьеры! – Мэри Энн сидела на корточках возле кровати Дженнифер.
– Отлично сказано, – сумела выдавить Дженнифер, не вполне, однако, кстати. – Я буду по тебе скучать.
– Я, конечно, тоже буду, но мы договорились – никаких телячьих нежностей, – предупредила Мэри Энн и чмокнула подругу в щеку. – Знаешь, мне пора бежать. Скотт ждет.
Дженнифер не без труда вспомнила, что Скотт – тот самый белокурый парень, которого Мэри Энн подцепила на позавчерашней вечеринке и который лихо согласился махнуть с ней в Таиланд.
– Счастливого пути тебе, дорогая. Первоклассных приключений, как ты любишь, и обязательно – с хорошим концом. Если что – звони, я Скотту морду набью.
– Ну, с этим я и сама справлюсь, – хвастливо заявила Мэри Энн и сдула упавший на лицо круто вьющийся локон.
Дженнифер с тоской посмотрела на нее и подумала, что они прощаются, может, на год или на два, а говорят о таких глупостях. Впрочем, все самое важное было сказано уже давно.
– Надеюсь, тебе не придется, разве что в пылу страсти...
– Ну и превратные же у тебя представления о страсти, милочка! – наигранно возмутилась Мэри Энн. – Ладно. Я буду звонить тебе на мобильный и слать открытки по адресу твоих предков. Устроишься – обязательно сообщи.
– Удачи!
– И тебе удачи. Во всем. Пока-пока.
– Пока... – Дженнифер села на кровати и потянулась к подруге, чтобы ее обнять.
Объятие получилось крепким, но недолгим: в дверь настойчиво и внятно постучали.
– Все, бегу! – Непонятно было, к кому обратилась Мэри Энн, к Дженнифер или к человеку за дверью. Она перекинула через плечо ремень сумки, подхватила два чемодана, подмигнула Дженнифер – и ушла.
– Беги, – зачем-то сказала Дженнифер, когда дверь уже закрылась. За ней послышался шорох и возня – наверное, целуются-милуются и перераспределяют тяжелую ручную кладь.
Дженнифер обвела глазами комнату, от этого голова разболелась еще сильнее. Кровать Мэри Энн была сиротливо застелена. Да, именно сиротливо, потому что Мэри Энн ни за что бы не смогла жить, спать и есть, если бы вокруг не было хотя бы легкого беспорядка. Стена без ее фотографий казалась бесстыдно голой.
На прикроватной тумбочке Дженнифер сидел Каспер – любимый плюшевый медвежонок Мэри Энн, которого она, верно, в минуту какого-то духовного затмения назвала именем всем известного маленького привидения. Каспер исколесил со своей хозяйкой всю Европу и не меньше полудюжины штатов. Дженнифер он всегда был глубоко симпатичен, и Мэри Энн, видимо, решила оставить его ей на память.
– Ну вот, Каспер... – Дженнифер дотянулась до медвежонка. – Ты остался мне на растерзание. – Она чувствовала потребность говорить хоть что-то, чтобы не заплакать. – Придется тебе привыкать к оседлой и однообразной жизни.
А плакать-то, в общем, было не о чем. Разве что грусть накатила – беззаботная юность осталась во вчерашнем дне. Зато впереди – большая, настоящая, яркая взрослая жизнь. Ну и пусть у Дженнифер нет денег, чтобы, как половина ее друзей, рвануть куда-нибудь во Францию, в Италию или в Штаты – развеяться и отдохнуть от учебы и написания нудной бакалаврской работы. Да и работа у нее была вполне ничего – по поэзии ранних романтиков...
У Дженнифер не было чувства, что перед ней открыты все дороги, потому что она видела людей, которым они по-настоящему открыты все. Деньги – универсальный ключ к большинству дверей в этом мире. Но она твердо верила, что уж ее-то путь – тот самый, который предназначен ей судьбой и который непременно принесет успех, – обязательно найдется.
Проблема в том, что она еще не вполне ясно представляла, где его искать.
Наступило время взрослых решений и большой ответственности. Что ж, пожалуй, это может быть даже весело. Нужно постараться. И, несомненно, если принять таблетку аспирина, будет значительно веселее и приятнее шагать по жизни.
Дженнифер выбралась из-под одеяла и прошлепала в ванную, все еще бессознательно придерживая голову, которая не то чтобы угрожала расколоться, но как-то подозрительно гудела, а при каждом движении в ней будто перекатывался тяжелый незакрепленный болт.
Шипучий аспирин подействовал быстро. Хотя какая на самом деле связь между ацетилсалициловой кислотой и симптомами похмелья, Дженнифер не знала. Уже через пару минут в голове прояснилось, и Дженнифер смогла вполне искренне улыбнуться своему отражению в зеркале.
После продолжительного горячего душа жизнь еще больше изменилась к лучшему, и это незамедлительно отразилось на лице Дженнифер. Она протерла рукой запотевшее зеркало – скри-и-ип! – и придирчиво посмотрела на себя.
Все-таки природа ее не обидела. И нужно, пожалуй, бережнее к себе относиться. Никаких больше интоксикаций в этом году! Иначе кожа скоро потеряет золотистый оттенок, а волосы станут тусклыми и тонкими. Этого Дженнифер вовсе не хотелось. Изысканный тон кожи и густые блестящие волосы светло-каштанового оттенка были ее гордостью, и не единственной. Ее глазами залюбовался бы любой ценитель женской красоты – большие, глубокие, цвета крепкого чая, они были обрамлены длинными ресницами. Дженнифер с давних пор, точнее лет с одиннадцати, казалось, что носик у нее мог бы быть и поаккуратнее, и губы – не такими пухлыми, но это уже, как говорится, мелочи. Она получила вполне достаточно (если учесть еще спортивную фигурку и аристократически узкие ладони и ступни), чтобы завоевать мужчину своей мечты, буде таковой внезапно встретится на ее пути.
Собственно говоря, Дженнифер надеялась, что это счастливое событие уже имело место, хотя особой уверенности и не испытывала.
Его звали Алекс. Если и не мужчину мечты, то, по крайней мере, надежного парня, который души в ней не чаял. Дженнифер еще не определилась в своих чувствах к нему, хотя они встречались довольно долго – уже полтора года. А до того были друзьями. Может, именно это мешало ей, но она никогда не была без памяти влюблена в Алекса. Тем не менее, говорила себе Дженнифер, это еще не значит, что я его не люблю. Просто такая форма отношений – серьезных, размеренных, крепких отношений двух взрослых людей. А ответственным спокойным людям не пристало порхать на крыльях эйфорической влюбленности и расточать всякие глупости.
Кстати, почему она не осталась на ночь у Алекса?
Ах да, была какая-то мелкая перепалка, и она вроде бы решила что-то ему продемонстрировать – гордость, или независимость, или еще что-то такое... И пошла спать в свою комнату. К тому же это была последняя ночь, которую можно было провести в студенческой обстановке. Без Мэри Энн будет совсем не то.
Вспомнить бы еще, из-за чего поцапались...
Вот оно, счастье, – не помнить причин ссоры.
Дженнифер набрала на сотовом номер Алекса. Он не отвечал. Спит, наверное, решила Дженнифер. Думать, что он дуется и потому специально не берет трубку, было бы тяжело. Да это и не в привычках Алекса. Она написала ему сообщение: «Соня, представь – всего девять утра, а я уже умираю от любви к тебе!» – и прикрепила к нему картинку-сердечко. Может, это и маленькое художественное преувеличение, но Алексу будет приятно. Почему бы не прибегнуть к гиперболе, если это скрасит утро хорошему человеку?
А теперь можно и подумать, что делать дальше.
То есть Дженнифер была не настолько безответственной, чтобы все решения и размышления откладывать на потом. Но слишком уж тяжело было разбираться с такими серьезными вещами раз и насовсем. Очень хотелось отдохнуть после утомительного «спринтерского забега» с защитой бакалаврской диссертации, но, увы, родители Дженнифер не могли позволить себе оплатить дочке путешествие, которое зачастую знаменовало собой окончание колледжа. Поэтому ей приходилось думать о не менее волнующих, но более трудных перспективах – о поиске работы. Если ничего не получится с конкурсом...
Дженнифер мечтала стать писателем. Или журналистом. Только не просто газетным писакой, а настоящим матерым журналистом, имя которого звучит в прессе. Главное – чтобы к ее слову прислушивались тысячи. Потому что ей на самом деле очень многое хотелось сказать человечеству.
Больше всего на свете ей хотелось бы попасть на какой-нибудь писательский семинар в Лондоне... или в Штатах. Но на это нужны средства – и некоторое количество свободного времени. По-хорошему – месяц, а то и два.
Несколько дней назад они с Алексом сидели на лужайке перед входом в учебный корпус, прислоняясь спинами к шершавой коре Господина Дуба (его посадили здесь полторы сотни лет назад, не меньше) и фантазировали о будущем.
– Я бы хотел иметь дом на побережье. В Брайтоне или в Истборне. Хотел бы учить детишек в местной школе, этих диких зверьков, привычных к морю и ветру. А потом приходить домой, ужинать с тобой и слушать, как ты играешь на фортепьяно. – Алекс жевал травинку и мечтательно улыбался.
– Алекс, я не умею играть на фортепьяно, – заметила Дженнифер. Она была в слишком мирном настроении, чтобы высказываться еще на тему того, что его мечты отдают прошлым веком.
Он такой романтичный, твердо сказала она себе. И фантазии у него... соответствующие. Она представила, как ему захочется еще полосатый диванчик в стиле двадцатых годов и как она будет ему на этом диванчике отдаваться... Идиллия.
– Ну, у тебя же будет много свободного времени! Разучишь пару пьесок.
Дженнифер бросила на Алекса исполненный подозрения взгляд. Так и есть – издевается. Пляшут в серых глазах веселые чертики.
– Извини, у гениев не бывает свободного времени. Они все время творят, – наигранно надменным тоном произнесла Дженнифер.
– А ты откуда знаешь? У тебя разве есть знакомые гении? – притворно удивился Алекс.
– Ну я тебе сейчас покажу!
Дженнифер пришлось за ним гнаться. Погоня закончилась объятиями и поцелуями. Дженнифер спросила себя: а насколько Алекс на самом деле в нее верит? Как говорится, в каждой шутке есть доля... шутки.
В те дни двор Пембрукского колледжа – старинного, входящего в Оксфордскую федерацию колледжа с массивными окованными железом воротами в глухой стене, увитой плющом, – кипел жизнью. Очень многие молодые умы и сердца, полные надежд и планов на будущее, жадно впитывали бесшабашное веселье последних дней студенческой жизни.
Дженнифер вспомнила тот день со странной смесью грусти и тревоги. Что-то тогда показалось ей не вполне естественным. Наверное, та беззаботная легкость, с которой Алекс говорил об их совместном будущем. Нет, она, разумеется, тоже готова была прожить с ним всю жизнь. Он надежный, серьезный, умный... Хороший, одним словом. Но ей не пришло бы в голову высказываться о будущем так однозначно. Наверное, это я себе не доверяю. Зато я доверяю Алексу, думала Дженнифер.
Телефонный звонок отвлек ее от размышлений. Это был Алекс.
– Привет, малыш!
– Привет, Джен! – По голосу Алекса никогда нельзя было с точностью сказать, в каком он настроении и состоянии. Вот и сейчас непонятно, дуется он или нет, болит ли у него голова...
– Алекс, я не помню, что там было вчера, но сразу извинюсь, если вела себя по-свински. – Обычно Дженнифер так не поступала, но сегодня ей меньше всего хотелось играть с ним в игры «Кто может больше себе позволить» и «Кто у нас самый обидчивый». И она решила пресечь все это на корню.
– Да брось. – Ей все же удалось уловить его улыбку. – Я тоже не особенно помню, что к чему, но расстроился, увидев, что тебя рядом нет. Так что и ты извини – на всякий случай.
– Вот и отлично. Позавтракаем вместе?
– Давай. Встретимся в кафе на углу через?..
– Десять минут.
– Извини, милая, но я только что проснулся, и моя голова не способна перемещаться с такой зверской скоростью.
– Аспирин – вот что тебе нужно! Испробовано.
– О’кей. Так что давай через полчаса. Чтобы я смог прибыть, так сказать, в полном составе. Включая голову.
Дженнифер чмокнула воздух перед трубкой и нажала «отбой». Пембрук был колледжем, в котором учились и юноши, и девушки, но вот общежития у них были раздельные. Хорошо еще, что на одной территории...
Дженнифер пила обжигающе-горячий эспрессо и смотрела в окно. День выдался солнечный, но город еще будто бы спал. Занятия закончились, кое-кто из студентов уже разъехался, но большая часть новоиспеченных бакалавров сейчас отдыхали после развеселых ночных бдений. В кафе «У Мари» обстановка была скромная, однако впечатление создавалось вполне приятное: голубые стены, кремового цвета кожаные диванчики вокруг столиков из пластика под светлое полированное дерево. Навряд ли стекла, которые заменяли кафе одну из стен, протирали вчера и даже позавчера, но на столе не было ни одной царапинки или пылинки.
– Как тебе, наверное, будет этого не хватать, – сказал Алекс, будто прочитав ее мысли.
– Да. Будет. А ты рад, что остаешься?
– Не знаю... Ты ведь уезжаешь.
– Сам понимаешь, это дело еще не решенное... – ответила Дженнифер несколько напряженно.
– Но ты же все равно уедешь из Оксфорда! – удивился Алекс.
– Да, точно. Я не о том подумала. Мне почему-то показалось, что ты имеешь в виду Америку. – Дженнифер говорила на эту тему неохотно, боясь спугнуть удачу.
– Я уверен, что все получится блестяще. Ты же у меня умница.
– Умница. Вот только мне нужно еще подготовить кучу документов. – Утро сразу же показалось Дженнифер менее солнечным. Она вспомнила о внушительной стопке бумаг, которая деловито покоилась на ее письменном столе, – все эти анкеты нужно заполнить, а еще – составить резюме, написать автобиографию и несколько эссе...
Она собиралась принять участие в американской программе для выпускников колледжей и университетов. Один из крупных гуманитарных фондов ежегодно устраивал конкурс научных и творческих работ, победители которого имели возможность продолжить обучение в Америке – за счет принимающей стороны. Аспирантам предоставляли возможность работы в лучших лабораториях и библиотеках... Дженнифер интересовало только одно – шестимесячный курс литературного мастерства с вполне приличной стипендией. Это отодвинуло бы необходимость искать работу и подарило бы ей столько возможностей... Она мечтала об этом целый год. И страшно боялась не пройти. А страх, как обычно, принимал форму лени. Это и привело к тому, что теперь, буквально за два дня до последнего срока подачи документов, она сидела в кафе с Алексом и предавалась печальным размышлениям о том, сколько драгоценного времени уже потеряно.
– Выше нос, Джен. Вспомни, что самые впечатляющие произведения были написаны в рекордные сроки.
– Это какие такие шедевры ты имеешь в виду? – кисло поинтересовалась Дженнифер и еще больше помрачнела, когда Алекс не нашелся, что ответить. – Знаешь, я, наверное, побегу. А то меня совсем совесть замучает. И я умру прямо здесь.
– Не стоит. – Алекс улыбнулся ей, но Дженнифер поняла, что ему не хочется сейчас с ней расставаться.
Как здорово было бы побродить по окрестностям, устроить пикник, проваляться весь день в объятиях друг друга... Ведь скоро придется уезжать, чтобы найти свое место в жизни. Алекс после каникул вернется в Оксфорд еще на два года для написания магистерской диссертации. За это время много может измениться. Или не может?
– Я люблю тебя, Дженнифер. Поверь мне, все будет просто чудесно. И устроится самым правильным образом. Слышишь?
– Да. Спасибо, что поддерживаешь меня. – Дженнифер прикоснулась губами к его щеке. – Обращайся в женское общежитие, комната двести четырнадцать, через два дня. Найдешь либо мое бездыханное тело, либо счастливую и свободную меня. Во втором случае могу тебе пообещать классный уик-энд.
Дженнифер хотела бы пробежаться до комнаты, но ноги ступали очень тяжело. На нее давил груз непосильной ответственности. Она еще никогда не чувствовала настолько ярко, что держит в руках свою жизнь. И нужно было распорядиться ею правильно. Разумно. Во всяком случае, так, чтобы быть счастливой.
И почему, почему у меня все не как у людей и в самый последний день? – недоумевала Дженнифер.
Видимо, этот «последний день» ее и подвел. Нет, она правда старалась и все успела сделать... Но не настолько хорошо, чтобы понравиться жюри.
Спустя двадцать пять дней она сидела в доме своих родителей в Нортгемптоне и нервно теребила письмо от американского Фонда гуманитарных исследований. «С сожалением вынуждены сообщить...». Даже не прошла в финал.
Ей удалось взять у судьбы почти месячную передышку. Родители рады были ее видеть, а она сама рада была отдохнуть после учебно-творческого марафона. Дженнифер удалось убедить себя, что негоже искать работу, пока не выяснится ситуация с семинаром – иначе пришлось бы, пожалуй, увольняться, проработав всего несколько недель.
И, как теперь выяснилось, зря.
Потерян месяц. Потеряна мечта.
И Алекс тоже не звонит уже четыре дня.
На этот счет, однако, Дженнифер не особенно беспокоилась. Она Алексу полностью доверяла. Не звонит – значит, так надо. Занят. Устает. В плохом настроении. Не хочет срываться на нее. Мало ли причин?
Гораздо неприятнее было сознавать, что придется ему рассказывать о своей неудаче.
Алекс поехал на лето в Лондон, к сестре. И Дженнифер тоже лежала туда дорога. Там больше всего рабочих мест. Не стоит начинать покорение мира со среднеанглийской провинции. Раз уж с обетованной землей мечтателей всех времен и народов – Америкой – ничего не вышло...
Родители Дженнифер ей посочувствовали, но восприняли новость без излишнего трагизма.
– Не горюй, дочка, – сказал отец, Лион Кингстон, железнодорожный служащий в третьем поколении, – судьба обязательно приведет тебя туда, куда нужно. Главное – смотреть на повороты ее только как на повороты. Тупиков не бывает.
Тупиков не бывает, повторяла себе Дженнифер, глядя в окно поезда на мелькающие сельские пейзажи. Поезд нес ее в Лондон. В жизнь, лишенную детских иллюзий.
Она ожидала, что Алекс будет встречать ее на вокзале, но не думала, что в руках у него обнаружится объемистый букет белых роз. Он дарил ей цветы не очень часто.
– А это к чему? – улыбнулась она, указав глазами на букет.
– К твоему празднику.
– Ох, малыш, я действительно рада тебя видеть! – Дженнифер обняла Алекса покрепче.
Они так и стояли на перроне, и толпа прибывших и встречающих обтекала их, как ручей обтекает маленький островок. Следовало, наверное, подкрепить слова поцелуем, но Дженнифер не очень любила целоваться на глазах у посторонних. Если все происходит в студенческой компании – еще куда ни шло, но в потоке чужих людей она чувствовала себя слишком незащищенной, и ей не хотелось нежных проявлений.
– Я тоже рад, но имею в виду кое-что другое.
– Мм?
Алекс просто лучился какой-то непонятной Дженнифер радостью.
– Объяснись. – Она отстранилась, не снимая рук с его плеч, и серьезно посмотрела ему в глаза.
– Давай обсудим это дома.
– Нет, сейчас. – Дженнифер очень хотелось поддаться искушению и радоваться вместе с ним, но она себе этого пока не позволяла. А сердце уже трепетало в предвкушении чего-то чудесного.
– Хорошо. – С видом фокусника, который перед стайкой малышей достает белого кролика из обычной шляпы, Алекс засунул руку в карман и достал оттуда листок мелованной бумаги. – Я тут кое о чем позаботился. Ты уж извини, что взял на себя слишком много, – проговорил Алекс без тени неловкости во взгляде, – но я подумал, что это тебя немножко повеселит.
Дженнифер держала в руках рекламу стажировки в США. «Университет имени Дж. Вашингтона приглашает... бакалавров и магистров... в возрасте... гражданство не имеет значения... без опыта работы... пройти стажировку по следующим направлениям... ЖУРНАЛИСТИКА...».
– Журналистика? Алекс, это здорово, но еще одного облома я сейчас не переживу. – Дженнифер почти боялась, что он сейчас начнет ее уговаривать.
– Солнышко, я ведь уже извинился... Так вот, поэтому буду говорить, не боясь. Обломов не предвидится. Они будут счастливы принять тебя в Нью-Йорке во второй половине августа. Я заполнил за тебя анкету на их сайте.
– Что-о?
– Прости, я так хотел сделать для тебя что-то хорошее. Ты разве не рада? Это же твоя мечта. После стажировки в Штатах тебя любое издательство примет с распростертыми объятиями!
– Да, но... – Дженнифер чувствовала себя оглушенной. Алекс взял и распорядился ее судьбой. Просто и легко. Даже жутко. Но разве она не об этом мечтала? Ну... почти об этом. Ее парень воплотил ее мечту и вложил ей в руки. Лучшего подарка нельзя и представить. Дженнифер прочистила горло. – Ты – мое счастье, – сказала она серьезно.
– Ну?!
Она повисла у него на шее, Алекс легко подхватил ее и закружил. Дженнифер подумала, что вот, наверное, таким и бывает счастье. Когда любимый человек заботится о твоих потребностях, как о своих собственных, это редкость. Значит, Алекса нужно ценить и беречь.
И еще Дженнифер подумала, что, если Алекс сделает ей предложение руки и сердца, она не будет долго сопротивляться...
– Мм? – уточнила она, имея в виду «что здесь происходит?».
– Будь добра, открой глазки и посмотри на меня в последний раз перед долгой разлукой!
Ставший за четыре года родным голос Мэри Энн дрожал – то ли от радостного волнения перед путешествием, то ли... еще от чего-нибудь. Дженнифер сразу накрыло волной осознания. Ну конечно. Ведь ее лучшая подруга и бессменная соседка по комнате именно сегодня уезжает в долгожданное путешествие по Азии. Потому что позавчера они получили дипломы бакалавров. Два дня подряд были вечеринки. И вчера можно было бы и полегче со спиртным...
Дженнифер коснулась кончиками пальцев гудящей головы, будто проверяя, все ли с ней в порядке. От того, что она открыла глаза, легче ей не стало.
– Ура, вот она, победа духа над плотью! Мои поздравления. Не хотела тебя будить раньше, да мне бы это и не удалось... Короче, избавим друг друга от сентиментальных прощаний. Пожелай мне счастливого пути, а я тебе пожелаю удачного начала карьеры! – Мэри Энн сидела на корточках возле кровати Дженнифер.
– Отлично сказано, – сумела выдавить Дженнифер, не вполне, однако, кстати. – Я буду по тебе скучать.
– Я, конечно, тоже буду, но мы договорились – никаких телячьих нежностей, – предупредила Мэри Энн и чмокнула подругу в щеку. – Знаешь, мне пора бежать. Скотт ждет.
Дженнифер не без труда вспомнила, что Скотт – тот самый белокурый парень, которого Мэри Энн подцепила на позавчерашней вечеринке и который лихо согласился махнуть с ней в Таиланд.
– Счастливого пути тебе, дорогая. Первоклассных приключений, как ты любишь, и обязательно – с хорошим концом. Если что – звони, я Скотту морду набью.
– Ну, с этим я и сама справлюсь, – хвастливо заявила Мэри Энн и сдула упавший на лицо круто вьющийся локон.
Дженнифер с тоской посмотрела на нее и подумала, что они прощаются, может, на год или на два, а говорят о таких глупостях. Впрочем, все самое важное было сказано уже давно.
– Надеюсь, тебе не придется, разве что в пылу страсти...
– Ну и превратные же у тебя представления о страсти, милочка! – наигранно возмутилась Мэри Энн. – Ладно. Я буду звонить тебе на мобильный и слать открытки по адресу твоих предков. Устроишься – обязательно сообщи.
– Удачи!
– И тебе удачи. Во всем. Пока-пока.
– Пока... – Дженнифер села на кровати и потянулась к подруге, чтобы ее обнять.
Объятие получилось крепким, но недолгим: в дверь настойчиво и внятно постучали.
– Все, бегу! – Непонятно было, к кому обратилась Мэри Энн, к Дженнифер или к человеку за дверью. Она перекинула через плечо ремень сумки, подхватила два чемодана, подмигнула Дженнифер – и ушла.
– Беги, – зачем-то сказала Дженнифер, когда дверь уже закрылась. За ней послышался шорох и возня – наверное, целуются-милуются и перераспределяют тяжелую ручную кладь.
Дженнифер обвела глазами комнату, от этого голова разболелась еще сильнее. Кровать Мэри Энн была сиротливо застелена. Да, именно сиротливо, потому что Мэри Энн ни за что бы не смогла жить, спать и есть, если бы вокруг не было хотя бы легкого беспорядка. Стена без ее фотографий казалась бесстыдно голой.
На прикроватной тумбочке Дженнифер сидел Каспер – любимый плюшевый медвежонок Мэри Энн, которого она, верно, в минуту какого-то духовного затмения назвала именем всем известного маленького привидения. Каспер исколесил со своей хозяйкой всю Европу и не меньше полудюжины штатов. Дженнифер он всегда был глубоко симпатичен, и Мэри Энн, видимо, решила оставить его ей на память.
– Ну вот, Каспер... – Дженнифер дотянулась до медвежонка. – Ты остался мне на растерзание. – Она чувствовала потребность говорить хоть что-то, чтобы не заплакать. – Придется тебе привыкать к оседлой и однообразной жизни.
А плакать-то, в общем, было не о чем. Разве что грусть накатила – беззаботная юность осталась во вчерашнем дне. Зато впереди – большая, настоящая, яркая взрослая жизнь. Ну и пусть у Дженнифер нет денег, чтобы, как половина ее друзей, рвануть куда-нибудь во Францию, в Италию или в Штаты – развеяться и отдохнуть от учебы и написания нудной бакалаврской работы. Да и работа у нее была вполне ничего – по поэзии ранних романтиков...
У Дженнифер не было чувства, что перед ней открыты все дороги, потому что она видела людей, которым они по-настоящему открыты все. Деньги – универсальный ключ к большинству дверей в этом мире. Но она твердо верила, что уж ее-то путь – тот самый, который предназначен ей судьбой и который непременно принесет успех, – обязательно найдется.
Проблема в том, что она еще не вполне ясно представляла, где его искать.
Наступило время взрослых решений и большой ответственности. Что ж, пожалуй, это может быть даже весело. Нужно постараться. И, несомненно, если принять таблетку аспирина, будет значительно веселее и приятнее шагать по жизни.
Дженнифер выбралась из-под одеяла и прошлепала в ванную, все еще бессознательно придерживая голову, которая не то чтобы угрожала расколоться, но как-то подозрительно гудела, а при каждом движении в ней будто перекатывался тяжелый незакрепленный болт.
Шипучий аспирин подействовал быстро. Хотя какая на самом деле связь между ацетилсалициловой кислотой и симптомами похмелья, Дженнифер не знала. Уже через пару минут в голове прояснилось, и Дженнифер смогла вполне искренне улыбнуться своему отражению в зеркале.
После продолжительного горячего душа жизнь еще больше изменилась к лучшему, и это незамедлительно отразилось на лице Дженнифер. Она протерла рукой запотевшее зеркало – скри-и-ип! – и придирчиво посмотрела на себя.
Все-таки природа ее не обидела. И нужно, пожалуй, бережнее к себе относиться. Никаких больше интоксикаций в этом году! Иначе кожа скоро потеряет золотистый оттенок, а волосы станут тусклыми и тонкими. Этого Дженнифер вовсе не хотелось. Изысканный тон кожи и густые блестящие волосы светло-каштанового оттенка были ее гордостью, и не единственной. Ее глазами залюбовался бы любой ценитель женской красоты – большие, глубокие, цвета крепкого чая, они были обрамлены длинными ресницами. Дженнифер с давних пор, точнее лет с одиннадцати, казалось, что носик у нее мог бы быть и поаккуратнее, и губы – не такими пухлыми, но это уже, как говорится, мелочи. Она получила вполне достаточно (если учесть еще спортивную фигурку и аристократически узкие ладони и ступни), чтобы завоевать мужчину своей мечты, буде таковой внезапно встретится на ее пути.
Собственно говоря, Дженнифер надеялась, что это счастливое событие уже имело место, хотя особой уверенности и не испытывала.
Его звали Алекс. Если и не мужчину мечты, то, по крайней мере, надежного парня, который души в ней не чаял. Дженнифер еще не определилась в своих чувствах к нему, хотя они встречались довольно долго – уже полтора года. А до того были друзьями. Может, именно это мешало ей, но она никогда не была без памяти влюблена в Алекса. Тем не менее, говорила себе Дженнифер, это еще не значит, что я его не люблю. Просто такая форма отношений – серьезных, размеренных, крепких отношений двух взрослых людей. А ответственным спокойным людям не пристало порхать на крыльях эйфорической влюбленности и расточать всякие глупости.
Кстати, почему она не осталась на ночь у Алекса?
Ах да, была какая-то мелкая перепалка, и она вроде бы решила что-то ему продемонстрировать – гордость, или независимость, или еще что-то такое... И пошла спать в свою комнату. К тому же это была последняя ночь, которую можно было провести в студенческой обстановке. Без Мэри Энн будет совсем не то.
Вспомнить бы еще, из-за чего поцапались...
Вот оно, счастье, – не помнить причин ссоры.
Дженнифер набрала на сотовом номер Алекса. Он не отвечал. Спит, наверное, решила Дженнифер. Думать, что он дуется и потому специально не берет трубку, было бы тяжело. Да это и не в привычках Алекса. Она написала ему сообщение: «Соня, представь – всего девять утра, а я уже умираю от любви к тебе!» – и прикрепила к нему картинку-сердечко. Может, это и маленькое художественное преувеличение, но Алексу будет приятно. Почему бы не прибегнуть к гиперболе, если это скрасит утро хорошему человеку?
А теперь можно и подумать, что делать дальше.
То есть Дженнифер была не настолько безответственной, чтобы все решения и размышления откладывать на потом. Но слишком уж тяжело было разбираться с такими серьезными вещами раз и насовсем. Очень хотелось отдохнуть после утомительного «спринтерского забега» с защитой бакалаврской диссертации, но, увы, родители Дженнифер не могли позволить себе оплатить дочке путешествие, которое зачастую знаменовало собой окончание колледжа. Поэтому ей приходилось думать о не менее волнующих, но более трудных перспективах – о поиске работы. Если ничего не получится с конкурсом...
Дженнифер мечтала стать писателем. Или журналистом. Только не просто газетным писакой, а настоящим матерым журналистом, имя которого звучит в прессе. Главное – чтобы к ее слову прислушивались тысячи. Потому что ей на самом деле очень многое хотелось сказать человечеству.
Больше всего на свете ей хотелось бы попасть на какой-нибудь писательский семинар в Лондоне... или в Штатах. Но на это нужны средства – и некоторое количество свободного времени. По-хорошему – месяц, а то и два.
Несколько дней назад они с Алексом сидели на лужайке перед входом в учебный корпус, прислоняясь спинами к шершавой коре Господина Дуба (его посадили здесь полторы сотни лет назад, не меньше) и фантазировали о будущем.
– Я бы хотел иметь дом на побережье. В Брайтоне или в Истборне. Хотел бы учить детишек в местной школе, этих диких зверьков, привычных к морю и ветру. А потом приходить домой, ужинать с тобой и слушать, как ты играешь на фортепьяно. – Алекс жевал травинку и мечтательно улыбался.
– Алекс, я не умею играть на фортепьяно, – заметила Дженнифер. Она была в слишком мирном настроении, чтобы высказываться еще на тему того, что его мечты отдают прошлым веком.
Он такой романтичный, твердо сказала она себе. И фантазии у него... соответствующие. Она представила, как ему захочется еще полосатый диванчик в стиле двадцатых годов и как она будет ему на этом диванчике отдаваться... Идиллия.
– Ну, у тебя же будет много свободного времени! Разучишь пару пьесок.
Дженнифер бросила на Алекса исполненный подозрения взгляд. Так и есть – издевается. Пляшут в серых глазах веселые чертики.
– Извини, у гениев не бывает свободного времени. Они все время творят, – наигранно надменным тоном произнесла Дженнифер.
– А ты откуда знаешь? У тебя разве есть знакомые гении? – притворно удивился Алекс.
– Ну я тебе сейчас покажу!
Дженнифер пришлось за ним гнаться. Погоня закончилась объятиями и поцелуями. Дженнифер спросила себя: а насколько Алекс на самом деле в нее верит? Как говорится, в каждой шутке есть доля... шутки.
В те дни двор Пембрукского колледжа – старинного, входящего в Оксфордскую федерацию колледжа с массивными окованными железом воротами в глухой стене, увитой плющом, – кипел жизнью. Очень многие молодые умы и сердца, полные надежд и планов на будущее, жадно впитывали бесшабашное веселье последних дней студенческой жизни.
Дженнифер вспомнила тот день со странной смесью грусти и тревоги. Что-то тогда показалось ей не вполне естественным. Наверное, та беззаботная легкость, с которой Алекс говорил об их совместном будущем. Нет, она, разумеется, тоже готова была прожить с ним всю жизнь. Он надежный, серьезный, умный... Хороший, одним словом. Но ей не пришло бы в голову высказываться о будущем так однозначно. Наверное, это я себе не доверяю. Зато я доверяю Алексу, думала Дженнифер.
Телефонный звонок отвлек ее от размышлений. Это был Алекс.
– Привет, малыш!
– Привет, Джен! – По голосу Алекса никогда нельзя было с точностью сказать, в каком он настроении и состоянии. Вот и сейчас непонятно, дуется он или нет, болит ли у него голова...
– Алекс, я не помню, что там было вчера, но сразу извинюсь, если вела себя по-свински. – Обычно Дженнифер так не поступала, но сегодня ей меньше всего хотелось играть с ним в игры «Кто может больше себе позволить» и «Кто у нас самый обидчивый». И она решила пресечь все это на корню.
– Да брось. – Ей все же удалось уловить его улыбку. – Я тоже не особенно помню, что к чему, но расстроился, увидев, что тебя рядом нет. Так что и ты извини – на всякий случай.
– Вот и отлично. Позавтракаем вместе?
– Давай. Встретимся в кафе на углу через?..
– Десять минут.
– Извини, милая, но я только что проснулся, и моя голова не способна перемещаться с такой зверской скоростью.
– Аспирин – вот что тебе нужно! Испробовано.
– О’кей. Так что давай через полчаса. Чтобы я смог прибыть, так сказать, в полном составе. Включая голову.
Дженнифер чмокнула воздух перед трубкой и нажала «отбой». Пембрук был колледжем, в котором учились и юноши, и девушки, но вот общежития у них были раздельные. Хорошо еще, что на одной территории...
Дженнифер пила обжигающе-горячий эспрессо и смотрела в окно. День выдался солнечный, но город еще будто бы спал. Занятия закончились, кое-кто из студентов уже разъехался, но большая часть новоиспеченных бакалавров сейчас отдыхали после развеселых ночных бдений. В кафе «У Мари» обстановка была скромная, однако впечатление создавалось вполне приятное: голубые стены, кремового цвета кожаные диванчики вокруг столиков из пластика под светлое полированное дерево. Навряд ли стекла, которые заменяли кафе одну из стен, протирали вчера и даже позавчера, но на столе не было ни одной царапинки или пылинки.
– Как тебе, наверное, будет этого не хватать, – сказал Алекс, будто прочитав ее мысли.
– Да. Будет. А ты рад, что остаешься?
– Не знаю... Ты ведь уезжаешь.
– Сам понимаешь, это дело еще не решенное... – ответила Дженнифер несколько напряженно.
– Но ты же все равно уедешь из Оксфорда! – удивился Алекс.
– Да, точно. Я не о том подумала. Мне почему-то показалось, что ты имеешь в виду Америку. – Дженнифер говорила на эту тему неохотно, боясь спугнуть удачу.
– Я уверен, что все получится блестяще. Ты же у меня умница.
– Умница. Вот только мне нужно еще подготовить кучу документов. – Утро сразу же показалось Дженнифер менее солнечным. Она вспомнила о внушительной стопке бумаг, которая деловито покоилась на ее письменном столе, – все эти анкеты нужно заполнить, а еще – составить резюме, написать автобиографию и несколько эссе...
Она собиралась принять участие в американской программе для выпускников колледжей и университетов. Один из крупных гуманитарных фондов ежегодно устраивал конкурс научных и творческих работ, победители которого имели возможность продолжить обучение в Америке – за счет принимающей стороны. Аспирантам предоставляли возможность работы в лучших лабораториях и библиотеках... Дженнифер интересовало только одно – шестимесячный курс литературного мастерства с вполне приличной стипендией. Это отодвинуло бы необходимость искать работу и подарило бы ей столько возможностей... Она мечтала об этом целый год. И страшно боялась не пройти. А страх, как обычно, принимал форму лени. Это и привело к тому, что теперь, буквально за два дня до последнего срока подачи документов, она сидела в кафе с Алексом и предавалась печальным размышлениям о том, сколько драгоценного времени уже потеряно.
– Выше нос, Джен. Вспомни, что самые впечатляющие произведения были написаны в рекордные сроки.
– Это какие такие шедевры ты имеешь в виду? – кисло поинтересовалась Дженнифер и еще больше помрачнела, когда Алекс не нашелся, что ответить. – Знаешь, я, наверное, побегу. А то меня совсем совесть замучает. И я умру прямо здесь.
– Не стоит. – Алекс улыбнулся ей, но Дженнифер поняла, что ему не хочется сейчас с ней расставаться.
Как здорово было бы побродить по окрестностям, устроить пикник, проваляться весь день в объятиях друг друга... Ведь скоро придется уезжать, чтобы найти свое место в жизни. Алекс после каникул вернется в Оксфорд еще на два года для написания магистерской диссертации. За это время много может измениться. Или не может?
– Я люблю тебя, Дженнифер. Поверь мне, все будет просто чудесно. И устроится самым правильным образом. Слышишь?
– Да. Спасибо, что поддерживаешь меня. – Дженнифер прикоснулась губами к его щеке. – Обращайся в женское общежитие, комната двести четырнадцать, через два дня. Найдешь либо мое бездыханное тело, либо счастливую и свободную меня. Во втором случае могу тебе пообещать классный уик-энд.
Дженнифер хотела бы пробежаться до комнаты, но ноги ступали очень тяжело. На нее давил груз непосильной ответственности. Она еще никогда не чувствовала настолько ярко, что держит в руках свою жизнь. И нужно было распорядиться ею правильно. Разумно. Во всяком случае, так, чтобы быть счастливой.
И почему, почему у меня все не как у людей и в самый последний день? – недоумевала Дженнифер.
Видимо, этот «последний день» ее и подвел. Нет, она правда старалась и все успела сделать... Но не настолько хорошо, чтобы понравиться жюри.
Спустя двадцать пять дней она сидела в доме своих родителей в Нортгемптоне и нервно теребила письмо от американского Фонда гуманитарных исследований. «С сожалением вынуждены сообщить...». Даже не прошла в финал.
Ей удалось взять у судьбы почти месячную передышку. Родители рады были ее видеть, а она сама рада была отдохнуть после учебно-творческого марафона. Дженнифер удалось убедить себя, что негоже искать работу, пока не выяснится ситуация с семинаром – иначе пришлось бы, пожалуй, увольняться, проработав всего несколько недель.
И, как теперь выяснилось, зря.
Потерян месяц. Потеряна мечта.
И Алекс тоже не звонит уже четыре дня.
На этот счет, однако, Дженнифер не особенно беспокоилась. Она Алексу полностью доверяла. Не звонит – значит, так надо. Занят. Устает. В плохом настроении. Не хочет срываться на нее. Мало ли причин?
Гораздо неприятнее было сознавать, что придется ему рассказывать о своей неудаче.
Алекс поехал на лето в Лондон, к сестре. И Дженнифер тоже лежала туда дорога. Там больше всего рабочих мест. Не стоит начинать покорение мира со среднеанглийской провинции. Раз уж с обетованной землей мечтателей всех времен и народов – Америкой – ничего не вышло...
Родители Дженнифер ей посочувствовали, но восприняли новость без излишнего трагизма.
– Не горюй, дочка, – сказал отец, Лион Кингстон, железнодорожный служащий в третьем поколении, – судьба обязательно приведет тебя туда, куда нужно. Главное – смотреть на повороты ее только как на повороты. Тупиков не бывает.
Тупиков не бывает, повторяла себе Дженнифер, глядя в окно поезда на мелькающие сельские пейзажи. Поезд нес ее в Лондон. В жизнь, лишенную детских иллюзий.
Она ожидала, что Алекс будет встречать ее на вокзале, но не думала, что в руках у него обнаружится объемистый букет белых роз. Он дарил ей цветы не очень часто.
– А это к чему? – улыбнулась она, указав глазами на букет.
– К твоему празднику.
– Ох, малыш, я действительно рада тебя видеть! – Дженнифер обняла Алекса покрепче.
Они так и стояли на перроне, и толпа прибывших и встречающих обтекала их, как ручей обтекает маленький островок. Следовало, наверное, подкрепить слова поцелуем, но Дженнифер не очень любила целоваться на глазах у посторонних. Если все происходит в студенческой компании – еще куда ни шло, но в потоке чужих людей она чувствовала себя слишком незащищенной, и ей не хотелось нежных проявлений.
– Я тоже рад, но имею в виду кое-что другое.
– Мм?
Алекс просто лучился какой-то непонятной Дженнифер радостью.
– Объяснись. – Она отстранилась, не снимая рук с его плеч, и серьезно посмотрела ему в глаза.
– Давай обсудим это дома.
– Нет, сейчас. – Дженнифер очень хотелось поддаться искушению и радоваться вместе с ним, но она себе этого пока не позволяла. А сердце уже трепетало в предвкушении чего-то чудесного.
– Хорошо. – С видом фокусника, который перед стайкой малышей достает белого кролика из обычной шляпы, Алекс засунул руку в карман и достал оттуда листок мелованной бумаги. – Я тут кое о чем позаботился. Ты уж извини, что взял на себя слишком много, – проговорил Алекс без тени неловкости во взгляде, – но я подумал, что это тебя немножко повеселит.
Дженнифер держала в руках рекламу стажировки в США. «Университет имени Дж. Вашингтона приглашает... бакалавров и магистров... в возрасте... гражданство не имеет значения... без опыта работы... пройти стажировку по следующим направлениям... ЖУРНАЛИСТИКА...».
– Журналистика? Алекс, это здорово, но еще одного облома я сейчас не переживу. – Дженнифер почти боялась, что он сейчас начнет ее уговаривать.
– Солнышко, я ведь уже извинился... Так вот, поэтому буду говорить, не боясь. Обломов не предвидится. Они будут счастливы принять тебя в Нью-Йорке во второй половине августа. Я заполнил за тебя анкету на их сайте.
– Что-о?
– Прости, я так хотел сделать для тебя что-то хорошее. Ты разве не рада? Это же твоя мечта. После стажировки в Штатах тебя любое издательство примет с распростертыми объятиями!
– Да, но... – Дженнифер чувствовала себя оглушенной. Алекс взял и распорядился ее судьбой. Просто и легко. Даже жутко. Но разве она не об этом мечтала? Ну... почти об этом. Ее парень воплотил ее мечту и вложил ей в руки. Лучшего подарка нельзя и представить. Дженнифер прочистила горло. – Ты – мое счастье, – сказала она серьезно.
– Ну?!
Она повисла у него на шее, Алекс легко подхватил ее и закружил. Дженнифер подумала, что вот, наверное, таким и бывает счастье. Когда любимый человек заботится о твоих потребностях, как о своих собственных, это редкость. Значит, Алекса нужно ценить и беречь.
И еще Дженнифер подумала, что, если Алекс сделает ей предложение руки и сердца, она не будет долго сопротивляться...
2
Дженнифер повезло: ей досталось место у иллюминатора. Рядом с ней летела мамаша с дочкой лет одиннадцати, не по годам, правда, развитой: юная барышня то и дело строила глазки парню, который сидел через проход, листала женские журналы и подкрашивала ресницы, глядя в карманное зеркальце. Очень скоро они, кстати, стали похожи на кукольные, но наивная особа полагала, что добилась нужного эффекта, и пыталась обратить внимание матери на свои достижения. Мать в это время смотрела какую-то комедию и была, по-видимому, крайне поглощена сюжетом.
Дженнифер с любопытством наблюдала за людьми, считая, что это вполне достойное будущего писателя занятие, но смотреть на облака, проплывавшие вокруг, было несравнимо приятнее. Ей прежде не доводилось путешествовать самолетом, и она жадно впитывала впечатления. Думать о том, что ждет впереди, было волнующе, восхитительно и странно.
Три месяца жизни в бешеном темпе Нью-Йорка. Три месяца настоящей работы на настоящее издательство! Три месяца вдали от Алекса...
Она задумчиво покрутила на безымянном пальце колечко из белого золота. Перед отъездом Дженнифер они пережили маленький медовый месяц. Столько нежности Дженнифер не испытывала к Алексу никогда прежде, и никогда прежде их связь не была крепче. Когда вечером перед отлетом Алекс пригласил ее на ужин в китайский ресторан, и в пирожном вместо предсказания она нашла это кольцо, Дженнифер едва не расплакалась. Алекс был бесподобен: романтичен, внимателен... Он не сделал ей предложения в полном смысле слова, но в этом Дженнифер видела его благородство: он ведь в ущерб себе оставлял ей свободу!
Свободу... То, чем Дженнифер дорожила больше всего на свете.
– Дженни, я хочу, чтобы ты взяла это кольцо как знак моей любви и преданности, того чувства, что связывает меня с тобой. Я не прошу тебя сейчас принимать какие-то решения и отвечать на вопрос, которого я не задаю. Просто возьми и носи его. Я буду тебя ждать. Пусть оно тебе об этом напоминает.
Тут в глазах Дженнифер все-таки заблестели слезы, и она позволила им скатиться по щекам, оставив блестящие дорожки. Она смотрела на Алекса – светлые глаза взволнованно сверкают, брови чуть сведены, прядь волос небрежно спадает на лоб. Вот он, мой мужчина, думала Дженнифер. Мой единственный, неповторимый и самый лучший. Тот, что мне предназначен.
Когда рядом надежное плечо, на которое всегда можно опереться, можно добиться всего на свете и осуществить самые смелые желания. Это даже лучше, чем пылкая влюбленность или сводящая с ума страсть. Если ты влюблен, то уже ни во что другое не вложишь душу, улыбалась себе Дженнифер. А передо мной по-прежнему лежит мир, который нужно завоевать.
И теперь этот самый мир раскинулся под крылом самолета. Дженнифер во все глаза смотрела вниз, туда, где уже угадывались очертания города и блестящими серебристыми лентами опоясывала Манхэттен вода.
Она закусила губу, чтобы не рассмеяться от самого что ни на есть детского ощущения восторга и предвкушения праздника. Пусть ее запрут в редакции какого-нибудь модного журнала, пусть заставят три месяца сочинять подписи к фотографиям с показов одежды, она все это сделает блестяще и будет счастлива каждым днем, проведенным в этом безумном и прекрасном городе!
Дженнифер с любопытством наблюдала за людьми, считая, что это вполне достойное будущего писателя занятие, но смотреть на облака, проплывавшие вокруг, было несравнимо приятнее. Ей прежде не доводилось путешествовать самолетом, и она жадно впитывала впечатления. Думать о том, что ждет впереди, было волнующе, восхитительно и странно.
Три месяца жизни в бешеном темпе Нью-Йорка. Три месяца настоящей работы на настоящее издательство! Три месяца вдали от Алекса...
Она задумчиво покрутила на безымянном пальце колечко из белого золота. Перед отъездом Дженнифер они пережили маленький медовый месяц. Столько нежности Дженнифер не испытывала к Алексу никогда прежде, и никогда прежде их связь не была крепче. Когда вечером перед отлетом Алекс пригласил ее на ужин в китайский ресторан, и в пирожном вместо предсказания она нашла это кольцо, Дженнифер едва не расплакалась. Алекс был бесподобен: романтичен, внимателен... Он не сделал ей предложения в полном смысле слова, но в этом Дженнифер видела его благородство: он ведь в ущерб себе оставлял ей свободу!
Свободу... То, чем Дженнифер дорожила больше всего на свете.
– Дженни, я хочу, чтобы ты взяла это кольцо как знак моей любви и преданности, того чувства, что связывает меня с тобой. Я не прошу тебя сейчас принимать какие-то решения и отвечать на вопрос, которого я не задаю. Просто возьми и носи его. Я буду тебя ждать. Пусть оно тебе об этом напоминает.
Тут в глазах Дженнифер все-таки заблестели слезы, и она позволила им скатиться по щекам, оставив блестящие дорожки. Она смотрела на Алекса – светлые глаза взволнованно сверкают, брови чуть сведены, прядь волос небрежно спадает на лоб. Вот он, мой мужчина, думала Дженнифер. Мой единственный, неповторимый и самый лучший. Тот, что мне предназначен.
Когда рядом надежное плечо, на которое всегда можно опереться, можно добиться всего на свете и осуществить самые смелые желания. Это даже лучше, чем пылкая влюбленность или сводящая с ума страсть. Если ты влюблен, то уже ни во что другое не вложишь душу, улыбалась себе Дженнифер. А передо мной по-прежнему лежит мир, который нужно завоевать.
И теперь этот самый мир раскинулся под крылом самолета. Дженнифер во все глаза смотрела вниз, туда, где уже угадывались очертания города и блестящими серебристыми лентами опоясывала Манхэттен вода.
Она закусила губу, чтобы не рассмеяться от самого что ни на есть детского ощущения восторга и предвкушения праздника. Пусть ее запрут в редакции какого-нибудь модного журнала, пусть заставят три месяца сочинять подписи к фотографиям с показов одежды, она все это сделает блестяще и будет счастлива каждым днем, проведенным в этом безумном и прекрасном городе!