– И чем же вы занимаетесь? Она пожала плечами:
   – Всем понемногу.
   – Но всем противозаконным?
   – Кое-чем и законным, – возразила она. – Как правило, выдаем себя за других людей.
   – Ральф поет под Синатру, а вы изображаете великую Джоан Баес?
   – Нет, выдаем себя за людей вроде Вилли Шульца, которые как-то весьма отдаленно связаны с киношными делами. Они часто обращаются к нам. Знаете, может быть, им надо в какой-то момент производить на кого-то впечатление?
   – Или кого-то надуть?
   – Мне не нравится ваш лексикон, но я не стану спорить. – Неожиданно она ухмыльнулась:
   – Чаще всего мы пытаемся обжулить другого шулера, если вы понимаете, что я имею в виду.
   – Могу только догадываться, – заметил я. Она проницательно посмотрела на меня:
   – Вы никогда не думали о том, чтобы полечиться гормонами? Хотя бы попринимать витаминные таблетки?
   – Да нет! Я просто устал, – повторил я свое объяснение.
   – Вам надо подлечиться, – категорично заявила она тоном профессионала эскулапа. – Случай явно из ряда вон выходящий. Прямо сейчас могла бы помочь какая-нибудь форма шоковой терапии.
   – Вы имеете в виду еще один вариант собственного перевоплощения? Но вам и за тысячу лет не удалось бы стать похожей на доктора Килдера.
   Одним большим глотком она допила все, что оставалось в бокале, потом небрежно отодвинула в сторону высокий стул у бара. Ярко замерцал голубой люрекс, и я невольно моргнул.
   – Это режет вам глаза, – молвила она другим, более мягким, убаюкивающим голосом. – Противный, гадкий, сверкающий люрекс действует на ваши несчастные маленькие лупоглазки.
   – Могу пошире раскрыть их, – проворчал я.
   – Сначала следует устранить источник раздражения, – изрекла она прежним деловым тоном, отрывисто и профессионально. – А потом уже переходить к шоковой терапии.
   На мгновение ее руки, казалось, задвигались в разных направлениях, потом блузка из голубого люрекса плавно проплыла, мерцая в воздухе и как пушинка опустилась на диван.
   – Раздражитель устранен, – весело произнесла она. – Теперь приступим к доброй старомодной шоковой терапии.
   Она запросто сбросила с ног сандалии, расстегнула “молнию” на джинсах и, извиваясь как исполнительница танца живота в экстазе, вылезла из них. Потом сунула большие пальцы под резинку своих колготок и каким-то акробатическим трюком сразу стянула их до колен. От последнего триумфального толчка колготки полетели прочь, к блузке на диване.
   Моя челюсть бессильно отвисла, когда она повернулась ко мне, подняла руки вверх, соединила ладони, согнула одно колено, прижав его к другому – в традиционной позе кинозвезды на снимках, – и наградила меня жеманной улыбкой.
   – Как у вас дела с адреналином? – спросила она низким воркующим голоском. – Накачка уже пошла?
   Все ее тело покрывал золотистый загар, включая налитые, выдающиеся вперед груди. Надувшиеся кораллового цвета соски начинали твердеть, словно от неожиданного соприкосновения с воздухом. Ее животик отличался мягкой и приятной, абсолютно женственной выпуклостью, а густая щетка кудрявых черных волос между ног отдавала сверкающим блеском. С меня тут же слетела всякая усталость.
   – Если теперь вы почувствовали себя лучше, – сказала она, – может быть, тогда вы пройдете сюда? – Она повернулась и медленно направилась в спальню, покачивая при каждом шаге своим прекрасно округленным задом.
   – Леди, – взмолился я, отдавая должное бородатой шутке, – если я смогу пойти туда, то мне следует прежде обратиться к психиатру!
   Когда мы вошли в спальню, она сбросила с кровати покрывала и легла на нее, ее черные глаза наблюдали за мной с выражением какого-то мурлыкающего одобрения. Я вроде бы подпрыгнул на месте и в следующее мгновение оказался на кровати рядом с ней.
   Левой рукой я накрыл ее ближайшую ко мне грудь и мягко пожал ее, а правую ладонь подсунул под ее шею и надавил на нее вверх, чтобы приблизить к себе ее губы. Но в последний момент она откинула назад голову, и я увидел искорку тревоги в ее сверкающих черных глазах.
   – Просто мне интересно узнать. – В ее голосе отразилась некоторая нервозность. – Я хочу сказать, что это – новая мода или что-то еще?
   – Вы о чем? – издал я какой-то булькающий звук.
   – О том, чтобы ложиться рядом с женщиной не раздеваясь. – Она невесело улыбнулась. – Мне все равно.., ну, не совсем, конечно.., но эта пряжка просто сдерет с меня кожу.., когда прикоснется ко мне.
   Она беспомощно захихикала и продолжала посмеиваться все время, пока я раздевался и ложился рядом с ней на кровать. Потом хихиканье резко оборвалось.
   По логике вещей я должен был бы чувствовать себя страшно уставшим в этот утренний час, но я оказался удивительно бодрым. К тому времени, когда я принял душ и оделся, я уловил аромат кофе и жареного бекона, который доносился с кухни. Когда я туда вошел, меня приветствовало сверкающее голубое мерцание. Она перед плитой выполняла обыкновенную домашнюю работу. На ней была только блузка из голубого люрекса и ничего больше. Блузка оказалась, может быть, всего на каких-нибудь четыре дюйма ниже талии. Вид брюнетки в таком одеянии вызвал во мне какое-то агонизирующее чувство нерешительности, а до того момента я испытывал только голод.
   – Я не оделась, – объяснила она, обладая талантом говорить о вещах весьма очевидных, – главным образом потому, что я недостаточно долго знаю вас.
   Я сел, налил себе чашку кофе и задумался о том, что она сказала.
   – Но что, черт возьми, это означает? – наконец спросил я ее.
   – Любопытный вы жеребец, – спокойно проговорила она. – Я хочу сказать, вы занимаетесь этим только после захода солнца? Или, может быть, вам нравятся только дневные спектакли после обеда? Но ведь может вполне случиться, что завтрак пробудит у вас страсть, и тогда дневные заботы можно будет на время отложить.
   – Во всяком случае – не заботы сегодняшнего утра, – возразил я. – Хотя могу честно признаться, что мне стоит огромного труда не изменить своих намерений при виде…
   Она похотливо хихикнула:
   – Если преодолеть это будет особенно трудно, тогда вы просто не сможете считаться со своим рассудком.
   Яйца, бекон, поджаренные ломтики хлеба и кофе – все это превосходные составные нашей жизни, твердо сказал я себе, а секс может и подождать. Через некоторое время она подошла к столу и села напротив, что несколько облегчило мое состояние. Теперь я видел только люрекс от талии и выше, а все прелести ниже талии закрыл от меня стол.
   – Меня мучила эта ужасная мысль, пока я поджаривала бекон, – начала она новую тему. – Что вы собираетесь делать с бренными останками Вилли Шульца?
   – Обо всем об этом мы уже позаботились, – ответил я и рассказал ей о посещении Дарраха накануне вечером и о некоторых моментах его рассказа. Я старательно опускал детали, связанные с Глорией Клюн и ее прошлой жизнью.
   – Потрясающе! – с энтузиазмом воскликнула она. – Держу пари, что, если бы Ральф узнал, что все улажено, он вполне бы мог вернуться.
   – Ясное дело! – поддакнул я.
   – Вы сейчас уходите?
   – У меня деловая встреча.
   – Что вы хотите, чтобы я сделала за время вашего отсутствия?
   – Надо бы помыть окна, – мрачно заявил я. – Можно спустить также бассейн и…
   – Может быть.., я поработаю без особых трудов, – сказала она задумчиво. – Предложите мои услуги еще паре своих соседей.
   – Думаю, они сумеют позаботиться о себе сами.., я говорю о мытье окон, – уточнил я. – В данный момент вы не можете помочь мне разыскать Глорию Клюн. Во всяком случае, ничего такого мне не приходит на ум.
   – О'кей, – подытожила она. – Тогда я сыграю роль заботливой мамочки, пойду закуплю продукты и другие мелочи.
   – Превосходно, – одобрил я.
   – До свиданья, – любезно простилась она.
   – А я подожду телефонного звонка.
   Телефон и в самом деле вскоре зазвонил. Выражение ее лица говорило, будто я все заранее подстроил, и разубеждать ее не было никакого смысла. Поэтому я вышел в гостиную и снял трубку.
   – Говорит Моррис Даррах, – произнес хриплый голос. – Братишка! Ну и задали они мне жару! Два битых часа допроса, прежде чем отпустили меня. И мне все еще кажется, что они не поверили ни одному моему слову!
   – Не волнуйтесь из-за полицейских, – успокоил я его. – Их натаскивают именно в таком духе.
   – Как бы там ни было, теперь все позади. Поэтому я собираюсь позвонить Манни Крюгеру в компанию “Стеллар” и Джейсону Траверсу. О'кей?
   – Отлично, – одобрил я. – Где я смогу позже увидеть Траверса?
   – На Бенедикт-Каньон-Драйв вы делаете правый поворот и выезжаете на очень узкую Моунтейн-Драйв, – объяснил он. – Проехав по ней примерно с полмили, вы увидите дьявольски привлекательный особняк. Мимо него вы никак не проедете, потому что по бокам дороги ничего другого, кроме деревьев, нет.
   – Спасибо, – поблагодарил я. – Я буду связываться с вами.
   – Если вы не застанете меня в конторе, то звоните в центральное отделение уголовного розыска Лос-Анджелеса, – посоветовал он печальным голосом. – Они наверняка будут знать, где я нахожусь!
   Я положил трубку и вернулся на кухню. И тут-то я допустил ошибку. Сара Джордан, нагнувшись над раковиной, возилась с тарелками, и ее загорелый зад отливал ярким, розовым оттенком.
   Я издал какие-то нечленораздельные звуки, которые можно было истолковать как “до свиданья”, произнесенное человеком с полным ртом, и удрал.
   Было уже половина двенадцатого, когда я добрался до конторы Манни Крюгера, точнее сказать, до кабинета его секретарши, только что принятой на работу. Ни одна секретарша Манни не могла удержаться у него более полугода. Они либо выскакивали замуж за какую-нибудь киношную знаменитость, либо оказывались в ближайшем лечебном санатории. Новенькая была златокудрой, с пышными, роскошными волосами, которые ниспадали чуть ли не до талии за ее спиной. Ее широко расставленные карие глаза смотрели льстиво и в то же время невинно, являясь явным контрастом с сочными губами, нижняя из которых была полнее верхней. От талии и выше – остальную часть закрывал письменный стол – она походила на настоящую Венеру, которая вышла из морских глубин. Черная шелковая блузка ярко контрастировала с ее светлым обликом.
   – Доброе утро, – приветливо произнесла она.
   – Я – Рик Холман, – представился я.
   – Ждет ли вас мистер Крюгер?
   – Возможно, – ответил я. – Обычно он меня ждет. Карие глаза поплыли на мгновение в сторону.
   – Я имею в виду, мистер Холман, договорились ли вы с ним о встрече?
   – Нет, – твердо ответил я. – Я считаю, что любая форма искусственного украшательства излишня в наш современный век, – грустно улыбнулся я. – Просто хочу, чтобы люди любили меня из-за меня самого. Не находите ли вы, что я слишком многого требую?
   – Уверена, вы не нуждаетесь в предварительной договоренности, – произнесла она тихим голосом. – Пожалуйста, вот в эту дверь, мистер Холман.
   – Почему бы вам не признаться, – продолжал я, – вы ведь не полюбите меня. А я готов полюбить вас. Я как наяву вижу нас вместе, – мечтательно продолжал я. – Вы бегаете по пляжу, освещенному пятнами солнечного света в одной этой черной кофточке, а я догоняю вас. Но на самом деле вовсе не хочу догнать вас, потому что мне ужасно нравится весь ваш вид.
   – Проходите сейчас же к мистеру Крюгеру! – предложила она звонким шепотом. – Не то боюсь, что поставлю вас в неловкое положение тем, что истошно завоплю.
   Я, не постучав, прошел в кабинет Манни, потому что знал, что он всегда прячется в чулане, если к нему кто-то постучится, и делает вид, что находится в отпуске. Он сидел спиной ко мне, уставившись через широкое сплошное стекло окна на улицу, не обращая внимания на гору бумаг, скопившихся на его массивном, с кожаным верхом письменным столе. Я на цыпочках прошел по комнате до самого письменного стола, потом громко откашлялся.
   – Ой! – Манни дико испугался и, подпрыгнув на стуле, вскочил, сделал три шага и внезапно остановился.
   – Как поживает ваша мама? – спросил я заискивающе.
   – Никогда не делайте этого! – Его увеличенные зрачки свирепо смотрели на меня через толстые стекла очков. – Вы чертовски хорошо знаете, что одного я терпеть не могу – это когда вот так кто-нибудь крадучись подбирается ко мне.
   – Похоже, у вас новая секретарша, – дружелюбно произнес я.
   – Не смейте прикасаться к ней своими распутными руками! – Он свирепо нахмурился, глядя на меня. – Она милая, невинная девушка. И я взял ее под свое покровительство, чтобы уберечь от злых хищников, которыми кишит этот город ангелов – Лос-Анджелес. – Кадык на его горле резко подпрыгнул. – Как поживает – кто, вы спросили?
   – Ваша мама, – терпеливо повторил я. – Вы не забыли про нее, Манни? Та, которая сломала ногу, катаясь на лыжах в Австрии?
   – Значит, я все-таки одурачил вас вчера, да? – Его лицо прямо-таки светилось от восторга. – Вы решили, что я являюсь своим собственным братом, верно? – От удовольствия он даже захихикал. – Как вам это понравилось?
   – А что вы можете сказать о Глории Клюн? Мгновенно выражение его лица изменилось: на нем, словно в калейдоскопе, промелькнуло все – от восторга до агонии, а сам он вдруг превратился в надломленного жизнью человека. Он, прихрамывая, заковылял к своему стулу, медленно опустился на него, и я вовремя, видя все это, сообразил, что не следует испытывать его терпение и произносить шутливые слова.
   – Вы слышали о Шульце? – спросил он поникшим голосом.
   – Мне сообщил об этом Моррис Даррах. Как раз перед тем, как нанял меня отыскать эту девушку Клюн.
   – Вы – единственный проблеск надежды, Рик! – взволнованно произнес Манни. – Луч света, пронизывающий грозовые облака, которые нависли надо всеми нами. – Его глаза увлажнились. – Я рад, что Даррах нанял вас, Рик, и доволен также, что мы опять в одной упряжке. Старые приятели вместе и…
   – Ах, прекратите, – прервал я его.
   – У вас нет души. – Он печально покачал головой. – Вы не понимаете возвышенных чувств. Нет…
   – Что вам известно о Шульце? – опять прервал я его.
   – Кажется, Моррис Даррах говорил вам о Джейсоне Траверсе и его гениальной идее насчет женской роли?
   – Конечно, – подтвердил я. – Он настаивал на том, чтобы эту роль исполняла неизвестная девушка и чтобы выбор остался за ним.
   – Затем он подкинул этого Вилли Шульца, которого отрекомендовал как великого открывателя талантов. – Манни многозначительно пожал плечами. – Если он так хорош в этом деле, то я давно бы услышал о нем, но этого не случилось. Да и кто станет спорить с таким авторитетом, как Траверс, который позволял себе уходить со съемок только потому, что ему не понравилась бородавка на носу кинооператора, и отсутствовать три дня?
   – В какой последовательности они появились? – поинтересовался я. – Сначала Вилли, потом эта девушка Клюн? Или наоборот?
   – Они появились вместе. Траверс привез их сюда вместе и представил с такой помпой, будто они лауреаты премии “Оскар”, а потом отошел в сторону, дожидаясь аплодисментов.
   – И он оказался прав относительно девушки?
   – Прав!.. – Манни закрыл глаза и поцеловал кончики своих пальцев. – Она ослепительна, Рик! Фильм с ней ждет огромный успех!
   – О'кей, – заметил я. – Кому же тогда понадобилось убивать Вилли Шульца? И потом увезти девушку?
   – В этом вы абсолютно правы, – кивнул он. – Вам следует ответить именно на эти два вопроса, и тогда вы не только проясните всю ситуацию, но и окончательно решите исход всего этого дела.
   Он поднялся на ноги и наклонился над столом в мою сторону, выбросив вперед правую руку. На меня так подействовал его жест, что я инстинктивно пожал его руку, не успев осознать, какого дурака я свалял.
   – Удачи вам, Рик, старый приятель! – У него просто от волнения перехватило горло. – Вложите в это все, на что вы способны. И сообщите мне, когда все будет кончено, чтобы мы смогли продолжить работу и отснять потрясающую картину!
   Манни повернулся ко мне спиной и снова уставился в широкое окно из сплошного стекла. У меня не хватило нахальства хоть как-то испортить его благодушное настроение, поэтому я тоже повернулся и направился к двери.
   – Ванда Спокейн, – произнес он, когда я уже взялся за дверную ручку.
   – Это какой-то курорт? – оглянулся я.
   – Надеюсь, не для вас, – неистово выпалил он. – Во всяком случае, не для такого непристойного соблазнителя, как вы, Рик.
   – Так зовут вашу секретаршу? – догадался наконец я, произнеся это с ужасом в голосе. – Еще и Ванда Спокейн?
   – Не забывайте, что она находится под моим непосредственным покровительством, – предостерег он деревянным голосом.
   – Такая мысль, конечно, неприятна, – согласился я, открывая дверь.
   Карие глаза изучающе смотрели на меня, когда я опять подходил к ее письменному столу.
   – Солнечные пятна? – спросила она.
   – А почему бы и нет?
   – На пляже? Приятное теплое солнышко светит с безоблачного голубого неба? Откуда же пятнышки?
   – Такое бывает за полчаса до заката, – ответил я. – Солнце опускается совсем низко, скрывается за далекими холмами…
   – А вы посадили между нами большое дерево с круглыми листьями на пляже и это получилось? – Она быстро кивнула. – Солнечные кружочки.
   – Точно! – согласился я.
   – У вас богатое воображение, мистер Холман. Я хочу сказать, богатое – для развратника. Это особое внимание к внешним деталям…
   – Стараюсь, – скромно заметил я. – Одной встречи с вами достаточно, чтобы продержаться всю следующую неделю.
   – Мистер Крюгер предупреждал меня относительно мужчин вроде вас, – мягко продолжала она. – Но некоторое время меня занимала мысль, что такого я никогда больше не встречу.
   – Может быть, мы как-нибудь пообедаем вместе? – высказал я надежду.
   – И я буду прислуживать на этом обеде в качестве официантки в черных шелковых чулках с пурпурным пояском для подвязок и скромной улыбкой? – Ее выступающая нижняя губа оттопырилась немного больше обычного. – Я об этом подумаю, мистер Холман.

Глава 6

   Рекомендации Морриса Дарраха оказались совершенно точными. Я повернул направо с Бенедикт-Каньон-Драйв на Маунтейн-Драйв и, проехав полмили по узкой дороге, увидел дом. Чертовски странный особняк со всех сторон окружали деревья. Я направил машину на въездную дорожку и припарковал ее перед фасадом, который , выглядел как интеллектуальная мешанина испанской претенциозности и современного архитектурного использования пространства.
   Парадную дверь открыл сам Джейсон Траверс. Крупный мужчина лет за тридцать, широкоплечий, с надувшимися во всех положенных местах мышцами. На нем были боксерские шорты, не скрывавшие его прекрасный загар и коврик черных вьющихся волос на груди. Густые вьющиеся черные волосы переходили по бокам головы на лицо удлиненными роскошными бакенбардами. Его зубы сверкали белизной, а ярко-голубые глаза просто лучились природной жизненной энергией. Конечно, я относился к нему несколько предвзято, так же, думаю, как и любой другой мужчина, который видел хотя бы один фильм с его участием. Я хочу сказать, как это получается, что все на свете плывет ему прямо в руки.
   – Вы Холман? – У него был низкий сочный баритон, а пожатие руки могло бы послужить эталоном мужской силы.
   – Так точно, – подтвердил я.
   – Я дожидаюсь вас с тех пор, как позвонил Даррах. Надеюсь услышать хорошие новости! Заходите!
   Я последовал за ним через дом в сад с задней стороны виллы. Его бассейн в три раза превосходил мой и окружен был потрясающей красоты видом. Рядом стояла какая-то тележка, уставленная бутылками, и два элегантных пляжных кресла. Я решил, что элегантность им придавало покрытие из искусственного меха.
   – Думаю, вам следует сначала выпить, мистер Холман. Я-то точно хотел бы пропустить рюмочку!
   – Мне канадского виски со льдом, – попросил я. Он налил спиртное, подал мне мой бокал, затем опустился в кресло, стоявшее напротив моего:
   – Чем могу вам помочь?
   – И Моррис Даррах и Манни Крюгер говорят, что они не знали Вилли Шульца до того, как вы заговорили о нем, – начал я с места в карьер. – Впервые они увидели его в кабинете у Манни, когда вы привели туда его и Глорию Клюн.
   – Думаю, что это так, – отозвался он. – Вы хотите, чтобы я рассказал вам о Вилли Шульце?
   – Пожалуйста, – любезно попросил я.
   – У вас, мистер Холман, хорошая репутация человека, улаживающего всякие неприятности в кинопромышленности. – Он скромно улыбнулся. – Думаю, что я достаточно долго вращаюсь в этом бизнесе, чтобы убедиться в этом. Поэтому могу выложить вам все, что знаю. Мы с Вилли начинали вместе. Водителями грузовиков! Мне в жизни повезло, а Вилли нет. Когда на меня посыпались большие деньги, он не пожелал принять от меня и гривенника. Но мне все равно хотелось оставаться с ним в дружеских отношениях. Можете ли вы понять это?
   – О чем разговор, – заверил его я, потому что кто же может устоять перед этой обаятельной улыбкой.
   – Я был знаком и с этой потрясающей девушкой, – продолжал он. – Мы вроде бы росли вместе в небольшом городе штата Монтана. Однажды мы с Вилли съездили туда. До этого я видел ее в последний раз, когда она еще не закончила среднюю школу. А в последнюю нашу встречу я понял, что она уже окончательно повзрослела, превратилась в красавицу. В наше время трудно поверить в такое, но она сохранила и невинность. Думаю, мы с Вилли оба очень хорошо запомнили ее. – Он негромко вздохнул. – Сохранился ее образ как нечто милое и неиспоганенное в этом ублюдочном мире. – Он опять улыбнулся. – Не хочу надоедать вам, мистер Холман. Когда возникла эта киносделка Дарраха, я решил – говорю это честно, – что женскую роль должна сыграть неизвестная исполнительница. И тут я вспомнил про эту невинную, милую девушку, живущую в штате Монтана. И про Вилли! Я продолжал чувствовать себя его должником, а он, повторюсь, не хотел взять от меня даже и гривенника. И вот, – он усмехнулся с едва уловимой ноткой самоосуждения в тоне, – меня вдруг осенила блестящая идея. Я решил мгновенно превратить Вилли в открывателя талантов. Нетрудно было натаскать его на то, чтобы он делал правильные замечания и высказывания и в конце концов смог бы урвать кусочек денежного пирога от этого фильма. – Во взгляде Траверса отразилась тоска. – И вот теперь он погиб, – добавил он негромко. – И виноват в этом я.
   Я очень старательно почистил левый рукав своего пиджака пальцами правой руки, потом пальцами левой смахнул воображаемую пыль с правого.
   – Вас что-то беспокоит, мистер Холман? – спросил он.
   – Забавно, – отозвался я. – Мне представлялось, что вы слишком высоко взлетели, чтобы придавать значение загрязнению окружающей среды.
   – Загрязнению?
   – Все это дерьмо, которое летает вокруг нас, – пояснил я. – Человек практически может утонуть во всем этом, прежде чем поймет, что же по-настоящему происходит.
   – Сукин сын, – хохотнул он, будто что-то вспомнив. – От такого рассказа Манни Крюгер давно бы уже разрыдался.
   – Даррах утверждает, что является выходцем из района Миссури, – ненавязчиво продолжал я. – Он вместе с Вилли наводил о ней справки. В семнадцать лет она превратилась в профессиональную бродяжку. Позже пошла в сексуальную обслугу по вызову для мужчин из зажиточных слоев общества, а потом какой-то тип решил, что будет содержать ее исключительно для потехи его самого.
   – Не знаю, где Даррах откопал такие сведения, – сказал Траверс, старательно подбирая слова. – Но во всяком случае, не от Вилли Шульца.
   – Но соответствует ли это истине?
   – В общих чертах. – Он медленно потер большим пальцем нижнюю губу. – Если вам, Холман, обязательно надо будет вымести сор из-под ковра, то скажите, далеко ли вам надо будет разбрасывать этот сор?
   – Мне абсолютно наплевать, если вы начали жизнь в облике милой девушки по имени Жасмин Траверс, а потом стали принимать гормональные пилюли, – терпеливо излагал я свои соображения. – Моррис Даррах нанял меня отыскать эту девушку. Похоже на то, что кто-то убил Вилли Шульца в ее квартире, потом прихватил ее саму и дал тягу. Если я смогу догадаться, почему кому-то понадобилось убить его, то тем самым положу хорошее начало расследованию.
   – Пожалуй, вы правы. – Он привычно поиграл своими бицепсами. – О'кей. Вилли Шульц был заводилой и сводником. Но настоящим классным сводником, с настоящей классной командой вербовщиков.
   – Включая и Глорию Клюн? Он кивнул:
   – Она была душой всей команды. Что вы! Я сразу же завожусь, если кто-либо только упомянет при мне ее имя! Высший класс. И поразительно то, что она сохранила этот невинный и эфемерный облик. Если помножить все это на ее сексуальное мастерство, то получается что-то абсолютно из ряда вон выходящее.
   – Кто предложил сделать ее второй звездой вместе с вами в новом фильме? – поинтересовался я.
   – Я скучал по ней, – доверительно признался он. – Я входил в число постоянных клиентов Вилли, но меня интересовала только одна из всех его потаскушек – Глория. Но потом, как вы сами сказали, один Большой Дядя решил завладеть ею на постоянной основе. Вилли это не понравилось, но он понимал, что спорить с Большим Дядей бесполезно. Проклятие! Мне тоже это не понравилось, но я абсолютно ничего не мог с этим поделать. Потом появился этот проект постановки фильма и, как я уже сказал вам раньше, я решил, что нужна неизвестная исполнительница заглавной женской роли. А на следующий день – бум! – как будто кто-то ударил меня между глаз, меня осенила мысль – ею должна быть Глория Клюн! По его лицу расплылась широкая усмешка.