Браун Картер. Только очень богатые

   Уоринг нетерпеливо взглянул на свои часы:
   – Вы опоздали на пятнадцать минут, Бойд. У меня скоро назначена еще одна важная встреча, поэтому мне некогда попусту тратить время.
   Он направился ко мне, обошел кресло, в котором я сидел, и оказался за моей спиной. В следующее мгновение я почувствовал, как в мою шею уперся холодный ствол пистолета.
   – Даю вам ровно пять секунд, чтобы рассказать мне всю правду, – резко бросил он.
   – Вы что, выжили из своего ничтожного британского ума? – взвизгнул я. – Я сказал все, что знаю! Вдова наняла меня, чтобы… – Молоток снова ударил меня, на этот раз по затылку. Секунда резкой боли – и затем наступила темнота.
 
   В затылке чувствовалась тупая, грызущая боль, и я едва ли сознавал, что и руки у меня тоже нестерпимо ноют. Я осторожно открыл глаза, несколько раз моргнул и увидел, что нахожусь в каком-то подвальном помещении. Грязные матовые стекла маленького окна, расположенного высоко на противоположной стороне, пропускали в комнату тусклый мрачный свет. Я сидел на холодном каменном полу, прислоненный к другой стене, и по какой-то нелепой причине обе мои руки оказались прикованными над моей головой. Когда мне удалось наконец повернуть шею вверх, я увидел, что мои запястья закреплены стальными наручниками и соединены с цепью длиной в фут, прикованной к кольцу, ввинченному в стену.
   Внезапно я представил себе, как мой профиль, скрытый железной маской, будет стареть по мере того, как я буду висеть в этом подвале последующие двадцать лет в ожидании, пока меня спасут. Несколько слабых движений, в результате которых мне удалось уложить ноги параллельно стене, позволили мне подняться с пола. Напряжение в руках от этой манипуляции несколько уменьшилось после того, как они оказались на уровне груди. Однако в целом положение не изменилось. Когда Уоринг хотел кого-нибудь заковать в цепи, он, по-видимому, не задумывался над тем, какие средства использовать. Наручники были сделаны профессионально – цепь из прочных звеньев, а ввинченное в стену кольцо – рым – могло, казалось, удержать линейный корабль, если бы подвал оказался затопленным.
   Слабый проблеск надежды затеплился в моем затуманенном мозгу, когда, рассмотрев его поближе, я увидел, что кольцо ввинчено не в кирпичи стены, а лишь в штукатурку. Схватившись за него обеими руками и резко откинувшись назад, я встал так, что мои ноги оказались по обе стороны болта. Прочно встав на ноги, я напрягся и сильно рванул. Мускулы напряглись, цепь натянулась, раздался скрежет, и, совершив захватывающий дух полет, я, больно ударившись, приземлился на пол.
   Некоторое время я продолжал просто лежать, уверенный, что умираю. Затем, набрав в легкие побольше воздуха, попытался пошевелить руками и убедился, что они не вырваны из суставов. Перевернувшись на живот, я поднялся на колени и медленно встал на ноги. Мой костюм покрылся слоем тонкой белой пыли, а цепь и кольцо громыхали при каждом шаге, свисая с запястий.
   «В Грешингэм-Крессент снова появилось привидение», – кисло подумал я.
   После поворота выключателя зажглась небольшая лампочка, свисавшая на длинном шнуре с потолка. И в темноте разлился тусклый красноватый свет, превращая подвал в нечто похожее на жилище пылкого маркиза де Сада.
   Огромный шкаф кедрового дерева, оставленный здесь, по-видимому, доктором Калигари, был единственным предметом обстановки, оживлявшим совершенно пустое помещение. Я открыл дверцу шкафа и осмотрел его содержимое. Там хранилась коллекция, собранная со знанием дела: бичи и трости различного веса и длины, цепи и целый набор кожаных костюмов. Все это давало некоторое объяснение, почему болт был ввинчен не в кирпичную стену, а в штукатурку: каждый, кого в прошлом приковывали к нему, определенно был добровольцем. Все эти предметы явно указывали на хобби банкира Уоринга, но, может быть, он, подобно мне, считал, что просто иметь деньги – дело довольно скучное?
   Надежда найти какой-нибудь острый предмет, который помог бы мне освободиться от наручников, мелькнула и тотчас же погасла в кроваво-красной мгле. Спустя пару секунд я толкнул дверь погреба и обнаружил, что она не заперта. Это позволило мне сделать выбор между тем, чтобы ждать за дверью, когда Уоринг вернется и я смогу ударить его кольцом, или чтобы подняться наверх, если мне повезет и я не попаду сразу под дуло пистолета. И все же я решил выбрать последнее, но не потому, что был храбрецом, а просто из-за нетерпения.
   Крутая лестница вела в кухню. Чутко прислушиваясь, я остановился на несколько мгновений. В доме стояла тишина. Затем я сделал еще несколько шагов, держа кольцо обеими руками, чтобы цепь не бренчала, и дошел до гостиной, дверь в которую была широко распахнута. Тишина была такой гулкой, что у меня начали болеть уши. Я проглотил слюну, мысленно скрестил пальцы и сделал один большой шаг, войдя в комнату.
   Приглушать лязг рым-болта не было нужды. Я мог бы, подходя, пропеть хоть оперную арию, и это, черт возьми, не имело бы никакого значения. Уоринг сидел, откинувшись в кресле перед столом орехового дерева, и из его горла торчала рукоятка ножа. Тонкая струйка крови тянулась спереди по его костюму, а когда я подошел ближе, то смог рассмотреть застывший ужас в его широко раскрытых голубых глазах. Он был определенно мертв, и невозможно было ничего поделать с тем, что мозг мой сжался в страхе и я вскрикнул, осознав, что если мне не удастся выбраться из этого дома, то я наверняка окажусь подозреваемым в убийстве. Я осторожно сунул пальцы в карман пиджака Уоринга. Со второй попытки мне повезло: ключ, который я извлек, похоже, подходил к стальным наручникам. Теперь единственная проблема заключалась в том, чтобы суметь перевернуть запястье так, чтобы вставить ключ в замок.