— Мы не вмешиваемся в дела вай лерони, — неестественно спокойным, безжизненным голосом произнесла женщина. — Ничем не можем вам помочь.
— Но вы же что-то знаете… — тупо уставился на нее Кервин. — Не можете же вы так вот взять и…
— Уходите, — мотая головой, произнес мужчина; лицо его застыло, как маска. — Прошу прощения, но мы ничем не можем вам помочь. Ничего мы не знаем.
— Кто такие вай лерони? Что…
Без толку: на него смотрели похожие как две капли воды безжизненные маски, полные невыразимого ужаса.
— Это не наше дело, — повторила женщина.
Разочарование переполняло Кервина, угрожая взрывом. В бессильном умоляющем жесте он протянул руку — и матричный механик резво отступил, избегая соприкосновения; женщина повторила его маневр.
— Боже мой, но не можете же вы так все оставить! — вырвалось у Джеффа. — Если вы что-то знаете, то должны сказать мне!
— Ну разве что… — Лицо женщины смягчилось. — Но ни слова больше! Я думала, что этот кристалл был уничтожен. Если сочли необходимым оставить его при вас, может, когда-нибудь сочтут необходимым все вам рассказать. Но на вашем месте я не стала бы этого дожидаться.
— Хватит, — тронул ее за локоть муж. — Уходите, — повторил он Кервину. — Вам здесь не место. Ни в нашем доме, ни в нашем городе, ни на нашей планете. Мы ничего против вас не имеем… пока. Но лучше вам уйти.
Взывать было без толку. Джефф ушел.
В глубине души именно этого он и ждал. Еще одну дверь захлопнули перед самым его носом. Но даже и захотев остановиться, он уже не смог бы; даже начав — а он уже начинал — испытывать страх. Оставалась еще одна лазейка.
Он тщательно прикрыл капюшоном волосы, а плащом — эмблему Службы Связи; но даркованской накидки надевать не стал. Отправляясь в Старый город, он мог сойти за кого угодно — как за землянина, так и за даркованина.
В районе самых трущоб он отыскал по данному Раганом адресу маленький каменный домик. Колокольчика на двери не было; Джефф постучал и долго ждал ответа. Он собрался было уже уходить, когда изнутри послышались шаги, и дверь распахнулась. На пороге появилась маленького роста женщина и замерла, нетвердо опираясь о деревянный косяк.
На ней был неприметный серый халат, и по виду она приближалась к среднему возрасту; она смотрела на Кервина с усталым безразличием, словно даже сфокусировать взгляд стоило ей немалого труда.
— Вам что-то нужно? — безразлично поинтересовалась она.
— Меня прислал Раган. Он говорил, что вы работаете с матрицами.
— Мало ли кто работает с матрицами, — по-прежнему равнодушно отозвалась женщина. — Зачем обращаться ко мне? У меня давным-давно отобрали лицензию. Да, конечно, иногда я работаю с матрицами. Но это влетит вам в очень приличную сумму. Будь это что-то законное, вы бы ко мне не обратились.
— Насколько я знаю, — медленно произнес Кервин, — то, что мне надо, вполне законно. Только я не уверен, что это возможно.
В безразличных глазах затлел огонек интереса.
— Входите, — предложила женщина и приглашающе махнула рукой.
Внутри было, сравнительно чисто; в воздухе витал знакомый въедливый аромат. На медной жаровне курились травы; женщина поворошила угли, — взметнулись клубы дыма, и засвербило в носу, — и когда она повернулась к Кервину, в глазах ее появился оживленный блеск.
«Никогда еще, — мелькнула у Кервина мысль, — не встречал я настолько бесцветной, в самом буквальном смысле слова, личности». Волосы женщины, свободно свисавшие прядями на шею, были выцветше-серого цвета, точно такого же, как неряшливый серый халат, криво застегнутый на косолапо, с усилием переваливающейся сгорбленной фигуре. Женщина осторожно опустилась в кресло и коротким усталым кивком указала Кервину на табурет рядом.
— Ладно. Так что тебе нужно… землянин?
— Откуда вы…
Бледные губы дрогнули в еле заметной улыбке:
— Твой даркованский безупречен, но не забывай, кто я. От твоей походки, от твоей речи веет чужим миром. Так что не стоит лгать и зря тратить твое и мое время, землянин.
Кервин кивнул и отбросил капюшон. Что ж, по крайней мере, она не спутала его с тем загадочным двойником. «Может, — подумал Джефф, — если я не стану от нее ничего скрывать, она тоже…»
Он положил перед женщиной матричный кристалл.
— Я родился на Даркоувере, но вырос на Земле. Мой отец был землянином и я вернулся, чтобы узнать о себе побольше. Я думал, это будет очень просто…
— И у тебя ничего не получается? Даже с этим?
Она взяла кристалл — голыми руками, в отличие от предыдущих матричных механиков. Кервин не мог оторвать взгляда от ее ладоней; казалось, они словно принадлежат другому телу — молодые, гладкие, изящные.
— Красивая игрушка, — произнесла она. — Впрочем, далеко не только игрушка. Оставлена у тебя, чтобы можно было проследить… Рассказывай.
Ни с того ни с сего совершенно успокоившись, Кервин принялся рассказывать обо всем, что успело приключиться с ним на Даркоувере — и про то, как его принимали за кого-то другого, и про нападение на улице, и про то, как ему не удалось найти записей о себе в приютском архиве, и, наконец, про то, как матричные механики отказались ему помочь. Женщина сосредоточенно слушала, не сводя с него глаз.
— Золотой Колокольчик отомщена… — нараспев повторила она по-дарковански, так что клейн и дори слились в одно звонкое имя. — Да, Клейндори была настоящая красавица. Долго, ох, долго искали ее в холмах за Кадарином…
Она поднялась с кресла и достала из шкафа что-то, завернутое в шелк; установила на столе плетеную рамочку. Осторожно размотав шелк, не касаясь того, что в него завернуто, она выложила этот предмет в раму — большой, с голубоватыми проблесками кристалл.
Женщина стала всматриваться в него, прикрыв глаза рукой; моргнула, сощурила веки и перевела взгляд на Кервина.
— Ты не тот, кем кажешься, — пробормотала она, странно растягивая звуки. — Ты надеялся найти здесь счастье, но обретешь нечто иное… Ты найдешь свою любовь и погубишь ее, но вместе с тем и спасешь…
— Я не за предсказаниями пришел сюда, — нахмурившись, грубо произнес Джефф.
Казалось, она не слышала его и продолжала бормотать, теперь совсем уж неразборчиво. В комнате было темно, не считая отсвета тлеющих под жаровней углей, и очень холодно. Кервин нетерпеливо шевельнулся; женщина повелительно махнула рукой, и он замер на табурете, пораженный властностью жеста. «Старая ведьма, что она там делает?»
Кристалл на столе — его собственный кристалл — вспыхнул и замерцал. Кристалл же в плетеной рамочке, накрытый ладонями женщины, медленно заискрился голубым огнем. Казалось, весь свет в комнате струится из этого голубого центра. Кервин продолжал сидеть неподвижно, а женщина все так же всматривалась в кристалл и бормотала себе под нос. В конце концов Джеффу пришло в голову, что она, вероятно, в трансе; если она действительно ясновидящая, то может, ответит на его вопросы?
— Кто я такой? — спросил он.
— Ты — тот, кто был послан, — густым басом отозвалась женщина. — Это была ловушка, но она не сработала. Ничего они не знали, гордые комъины… Помнишь Тендеру? Клейндори…
Казалось, огоньки в кристалле полыхнули одновременной вспышкой ослепительного пламени. Кервин дернулся, словно его хлестнули по глазам, но не смог двинуться с места. А потом перед глазами у него возникла картинка, четкая и яркая, словно отпечатанная несмываемой краской на внутренней стороне век.
Двое мужчин и две женщины, все одетые по-дарковански, сидели вокруг стола, а на столе лежал кристалл, похожий на тот, что был сейчас перед Кервином. Одна из женщин, очень хрупкого сложения, очень светлокожая, склонялась над кристаллом, что есть силы стиснув пальцами край стола; лицо ее, в ореоле светло-рыжих волос, казалось до жути знакомо. Где он мог видеть ее раньше? Мужчины и вторая женщина — как сестра, похожая на первую — завороженно следили за танцем холодных огоньков. Вдруг один из мужчин, смуглый и невысокий, с усыпанным драгоценными камнями воротом, оторвал ладони хрупкой рыжеволосой женщины от кристалла; та, вздрогнув, отпрянула и тяжело оперлась на подставленную мужчиной руку, а голубые огни погасли. Сцена изменилась; теперь Кервин видел плывущие в небе облака, мелкий дождик… По высокому сводчатому коридору нетерпеливо вышагивал знакомый, с горделивой осанкой мужчина в украшенном драгоценными камнями плаще; у Кервина перехватило дыхание — он узнал персонажа своих смутных, обрывочных то ли снов, то ли воспоминаний.
Сцена снова сузилась до высокого сводчатого помещения. Там были та же самая женщина и оба мужчины. Казалось, Кервин наблюдает за происходящим под каким-то странным углом; предчувствие ужасного пронизало все его существо. Взгляд его был прикован к закрытой двери, ручка которой медленно-медленно поворачивалась. Вдруг дверь распахнулась, и в проеме возникли две темные фигуры…
Кервин захлебнулся криком. Он кричал не своим голосом, а по-детски пронзительно, жутко, в смертельном испуге, заходился бессловесным паническим воплем. Он тяжело рухнул грудью на стол, и сцена померкла у него перед глазами; собственный вопль вывел его из транса, но жуткий визг долго еще отдавался, в ушах.
Он выпрямился, поморгал и медленно протер глаза. Ладонь его стала мокрой от пота или от слез. Он ошалело помотал головой. Высокая зала, по которой метались жуткие расплывчатые тени, исчезла; вокруг снова были тесные каменные стены домика в трущобах Старого города, а сидящая напротив женщина растянулась корпусом поперек стола, сшибив плетеную рамку, и кристалл скатился на пол. Голубой огонь в нем погас. Кервин озадаченно взглянул на женщину, начиная сердиться. Увиденные сцены не сказали ему ни о чем; абсолютно ни о чем. Это что, извлечено из глубин его памяти? Почему он закричал? Он осторожно потрогал горло; прикосновение отозвалось болью, и горло казалось распухшим.
— Что все это значит, черт побери! — хрипло поинтересовался он.
Женщина не ответила, даже не пошевелилась. Кервин нахмурился: пьяна? в отключке? Он требовательно потряс ее за плечо.
С неторопливой грацией, словно в ночном кошмаре, женщина соскользнула с кресла и опрокинулась на бок. Выругавшись, Кервин перескочил через стол и опустился рядом с ней на колено. Но он и так уже знал, что случилось.
Женщина была мертва.
— Но вы же что-то знаете… — тупо уставился на нее Кервин. — Не можете же вы так вот взять и…
— Уходите, — мотая головой, произнес мужчина; лицо его застыло, как маска. — Прошу прощения, но мы ничем не можем вам помочь. Ничего мы не знаем.
— Кто такие вай лерони? Что…
Без толку: на него смотрели похожие как две капли воды безжизненные маски, полные невыразимого ужаса.
— Это не наше дело, — повторила женщина.
Разочарование переполняло Кервина, угрожая взрывом. В бессильном умоляющем жесте он протянул руку — и матричный механик резво отступил, избегая соприкосновения; женщина повторила его маневр.
— Боже мой, но не можете же вы так все оставить! — вырвалось у Джеффа. — Если вы что-то знаете, то должны сказать мне!
— Ну разве что… — Лицо женщины смягчилось. — Но ни слова больше! Я думала, что этот кристалл был уничтожен. Если сочли необходимым оставить его при вас, может, когда-нибудь сочтут необходимым все вам рассказать. Но на вашем месте я не стала бы этого дожидаться.
— Хватит, — тронул ее за локоть муж. — Уходите, — повторил он Кервину. — Вам здесь не место. Ни в нашем доме, ни в нашем городе, ни на нашей планете. Мы ничего против вас не имеем… пока. Но лучше вам уйти.
Взывать было без толку. Джефф ушел.
В глубине души именно этого он и ждал. Еще одну дверь захлопнули перед самым его носом. Но даже и захотев остановиться, он уже не смог бы; даже начав — а он уже начинал — испытывать страх. Оставалась еще одна лазейка.
Он тщательно прикрыл капюшоном волосы, а плащом — эмблему Службы Связи; но даркованской накидки надевать не стал. Отправляясь в Старый город, он мог сойти за кого угодно — как за землянина, так и за даркованина.
В районе самых трущоб он отыскал по данному Раганом адресу маленький каменный домик. Колокольчика на двери не было; Джефф постучал и долго ждал ответа. Он собрался было уже уходить, когда изнутри послышались шаги, и дверь распахнулась. На пороге появилась маленького роста женщина и замерла, нетвердо опираясь о деревянный косяк.
На ней был неприметный серый халат, и по виду она приближалась к среднему возрасту; она смотрела на Кервина с усталым безразличием, словно даже сфокусировать взгляд стоило ей немалого труда.
— Вам что-то нужно? — безразлично поинтересовалась она.
— Меня прислал Раган. Он говорил, что вы работаете с матрицами.
— Мало ли кто работает с матрицами, — по-прежнему равнодушно отозвалась женщина. — Зачем обращаться ко мне? У меня давным-давно отобрали лицензию. Да, конечно, иногда я работаю с матрицами. Но это влетит вам в очень приличную сумму. Будь это что-то законное, вы бы ко мне не обратились.
— Насколько я знаю, — медленно произнес Кервин, — то, что мне надо, вполне законно. Только я не уверен, что это возможно.
В безразличных глазах затлел огонек интереса.
— Входите, — предложила женщина и приглашающе махнула рукой.
Внутри было, сравнительно чисто; в воздухе витал знакомый въедливый аромат. На медной жаровне курились травы; женщина поворошила угли, — взметнулись клубы дыма, и засвербило в носу, — и когда она повернулась к Кервину, в глазах ее появился оживленный блеск.
«Никогда еще, — мелькнула у Кервина мысль, — не встречал я настолько бесцветной, в самом буквальном смысле слова, личности». Волосы женщины, свободно свисавшие прядями на шею, были выцветше-серого цвета, точно такого же, как неряшливый серый халат, криво застегнутый на косолапо, с усилием переваливающейся сгорбленной фигуре. Женщина осторожно опустилась в кресло и коротким усталым кивком указала Кервину на табурет рядом.
— Ладно. Так что тебе нужно… землянин?
— Откуда вы…
Бледные губы дрогнули в еле заметной улыбке:
— Твой даркованский безупречен, но не забывай, кто я. От твоей походки, от твоей речи веет чужим миром. Так что не стоит лгать и зря тратить твое и мое время, землянин.
Кервин кивнул и отбросил капюшон. Что ж, по крайней мере, она не спутала его с тем загадочным двойником. «Может, — подумал Джефф, — если я не стану от нее ничего скрывать, она тоже…»
Он положил перед женщиной матричный кристалл.
— Я родился на Даркоувере, но вырос на Земле. Мой отец был землянином и я вернулся, чтобы узнать о себе побольше. Я думал, это будет очень просто…
— И у тебя ничего не получается? Даже с этим?
Она взяла кристалл — голыми руками, в отличие от предыдущих матричных механиков. Кервин не мог оторвать взгляда от ее ладоней; казалось, они словно принадлежат другому телу — молодые, гладкие, изящные.
— Красивая игрушка, — произнесла она. — Впрочем, далеко не только игрушка. Оставлена у тебя, чтобы можно было проследить… Рассказывай.
Ни с того ни с сего совершенно успокоившись, Кервин принялся рассказывать обо всем, что успело приключиться с ним на Даркоувере — и про то, как его принимали за кого-то другого, и про нападение на улице, и про то, как ему не удалось найти записей о себе в приютском архиве, и, наконец, про то, как матричные механики отказались ему помочь. Женщина сосредоточенно слушала, не сводя с него глаз.
— Золотой Колокольчик отомщена… — нараспев повторила она по-дарковански, так что клейн и дори слились в одно звонкое имя. — Да, Клейндори была настоящая красавица. Долго, ох, долго искали ее в холмах за Кадарином…
Она поднялась с кресла и достала из шкафа что-то, завернутое в шелк; установила на столе плетеную рамочку. Осторожно размотав шелк, не касаясь того, что в него завернуто, она выложила этот предмет в раму — большой, с голубоватыми проблесками кристалл.
Женщина стала всматриваться в него, прикрыв глаза рукой; моргнула, сощурила веки и перевела взгляд на Кервина.
— Ты не тот, кем кажешься, — пробормотала она, странно растягивая звуки. — Ты надеялся найти здесь счастье, но обретешь нечто иное… Ты найдешь свою любовь и погубишь ее, но вместе с тем и спасешь…
— Я не за предсказаниями пришел сюда, — нахмурившись, грубо произнес Джефф.
Казалось, она не слышала его и продолжала бормотать, теперь совсем уж неразборчиво. В комнате было темно, не считая отсвета тлеющих под жаровней углей, и очень холодно. Кервин нетерпеливо шевельнулся; женщина повелительно махнула рукой, и он замер на табурете, пораженный властностью жеста. «Старая ведьма, что она там делает?»
Кристалл на столе — его собственный кристалл — вспыхнул и замерцал. Кристалл же в плетеной рамочке, накрытый ладонями женщины, медленно заискрился голубым огнем. Казалось, весь свет в комнате струится из этого голубого центра. Кервин продолжал сидеть неподвижно, а женщина все так же всматривалась в кристалл и бормотала себе под нос. В конце концов Джеффу пришло в голову, что она, вероятно, в трансе; если она действительно ясновидящая, то может, ответит на его вопросы?
— Кто я такой? — спросил он.
— Ты — тот, кто был послан, — густым басом отозвалась женщина. — Это была ловушка, но она не сработала. Ничего они не знали, гордые комъины… Помнишь Тендеру? Клейндори…
Казалось, огоньки в кристалле полыхнули одновременной вспышкой ослепительного пламени. Кервин дернулся, словно его хлестнули по глазам, но не смог двинуться с места. А потом перед глазами у него возникла картинка, четкая и яркая, словно отпечатанная несмываемой краской на внутренней стороне век.
Двое мужчин и две женщины, все одетые по-дарковански, сидели вокруг стола, а на столе лежал кристалл, похожий на тот, что был сейчас перед Кервином. Одна из женщин, очень хрупкого сложения, очень светлокожая, склонялась над кристаллом, что есть силы стиснув пальцами край стола; лицо ее, в ореоле светло-рыжих волос, казалось до жути знакомо. Где он мог видеть ее раньше? Мужчины и вторая женщина — как сестра, похожая на первую — завороженно следили за танцем холодных огоньков. Вдруг один из мужчин, смуглый и невысокий, с усыпанным драгоценными камнями воротом, оторвал ладони хрупкой рыжеволосой женщины от кристалла; та, вздрогнув, отпрянула и тяжело оперлась на подставленную мужчиной руку, а голубые огни погасли. Сцена изменилась; теперь Кервин видел плывущие в небе облака, мелкий дождик… По высокому сводчатому коридору нетерпеливо вышагивал знакомый, с горделивой осанкой мужчина в украшенном драгоценными камнями плаще; у Кервина перехватило дыхание — он узнал персонажа своих смутных, обрывочных то ли снов, то ли воспоминаний.
Сцена снова сузилась до высокого сводчатого помещения. Там были та же самая женщина и оба мужчины. Казалось, Кервин наблюдает за происходящим под каким-то странным углом; предчувствие ужасного пронизало все его существо. Взгляд его был прикован к закрытой двери, ручка которой медленно-медленно поворачивалась. Вдруг дверь распахнулась, и в проеме возникли две темные фигуры…
Кервин захлебнулся криком. Он кричал не своим голосом, а по-детски пронзительно, жутко, в смертельном испуге, заходился бессловесным паническим воплем. Он тяжело рухнул грудью на стол, и сцена померкла у него перед глазами; собственный вопль вывел его из транса, но жуткий визг долго еще отдавался, в ушах.
Он выпрямился, поморгал и медленно протер глаза. Ладонь его стала мокрой от пота или от слез. Он ошалело помотал головой. Высокая зала, по которой метались жуткие расплывчатые тени, исчезла; вокруг снова были тесные каменные стены домика в трущобах Старого города, а сидящая напротив женщина растянулась корпусом поперек стола, сшибив плетеную рамку, и кристалл скатился на пол. Голубой огонь в нем погас. Кервин озадаченно взглянул на женщину, начиная сердиться. Увиденные сцены не сказали ему ни о чем; абсолютно ни о чем. Это что, извлечено из глубин его памяти? Почему он закричал? Он осторожно потрогал горло; прикосновение отозвалось болью, и горло казалось распухшим.
— Что все это значит, черт побери! — хрипло поинтересовался он.
Женщина не ответила, даже не пошевелилась. Кервин нахмурился: пьяна? в отключке? Он требовательно потряс ее за плечо.
С неторопливой грацией, словно в ночном кошмаре, женщина соскользнула с кресла и опрокинулась на бок. Выругавшись, Кервин перескочил через стол и опустился рядом с ней на колено. Но он и так уже знал, что случилось.
Женщина была мертва.
5
Долгое кошмарное мгновение Кервин не мог подняться с колена, не в силах поверить в случившееся. В горле, по-прежнему першило; он чувствовал, что его охватывает истерика.
«Все двери захлопываются перед самым моим носом».
Джефф опустил взгляд на мертвую женщину, и лицо его скривила гримаса жалости. Он впутал ее в эту историю — и теперь она мертва. Неприветливая незнакомка — да он даже как зовут ее понятия не имел! — и вот непостижимым образом их судьбы переплелись. Кервин беспомощно наклонился к ней и снова пощупал пульс. Может, это просто обморок, может, стоит побрызгать ей на лицо водой или?..
Нет. Она мертва, никаких сомнений.
Джефф осторожно подобрал с пола свой матричный кристалл на длинной цепочке и сунул в карман. Замешкавшись, он покосился на второй кристалл, лежавший в плетеной рамке. Что-то странное тут же бросилось ему в глаза.
Ни искорки не мерцало в голубом камне. Мертво, безжизненно лежал он в плетеной рамке; матовым булыжником, без единого проблеска.
Это случилось, потому что умерла хозяйка кристалла? Или ее умертвила та же загадочная сила?
«Что это вдруг мне пришло в голову?»
Джефф Кервин взял себя в руки. Он бросил прощальный взгляд на мертвую женщину, мысленно прося прощения, потом вышел на улицу и вызвал полицию.
Явились дарковане в зеленых, перетянутых портупеями мундирах — Городская Стража, аналог муниципальной полиции. При виде землянина они не выказали особенного восторга и не пытались этого скрыть. Неохотно, с холодной вежливостью они позволили ему воспользоваться своим законным правом и перед допросом вызвать земного консула — правом, которым в данных обстоятельствах Кервин предпочел бы пренебречь. Ему не больно-то хотелось, чтобы в Миссии узнали об его изысканиях.
Сначала ему задавали вопросы, а потом им не понравились его ответы. Каким-то образом Джефф сумел ни разу не упомянуть о своем матричном кристалле и даже о цели визита к покойной — хотя те, кто снимал показания, наверняка не могли не прийти к определенному выводу. Но в конце концов, поскольку никаких признаков насильственной смерти обнаружено не было, а оба врача — и земной, и даркованский — независимо постановили, что смерть наступила от сердечного приступа, Кервина отпустили и сопроводили до границы Земного сектора, где вежливо попрощались, но от этой вежливости веяло мрачным предупреждением. У Кервина сложилось впечатление, что они хотят сказать: если вы снова появитесь в этой части города, за последствия мы не отвечаем.
Такие вот дела. Тропинка сужалась, сужалась, да и завела в тупик; и дверь захлопнулась перед самым носом.
Что ж, по крайней мере, как ему казалось, худшее он уже испытал; дальше тупика с трупом идти некуда, Он запер дверь своей комнаты и принялся расхаживать из угла в угол, как зверь в клетке, снова и снова прокручивая в мозгу события последних дней, пытаясь уловить во всей этой путанице какую-нибудь закономерность.
Черт побери, должен же в этом быть какой-то смысл! Кто-то из кожи вон лез, только чтобы он, Кервин, не сумел восстановить своего прошлого — и не останавливался ни перед чем, даже перед убийством.
«Мы не вмешиваемся в дела вай лерони », — так сказали матричные механики, отказав ему в помощи. Слова звучали незнакомо; поскладывав их и так, и эдак, ни к какому удовлетворительному результату Кервин прийти не сумел и отправился искать словарь. Вай — это, разумеется, оказалась аристократическая приставка; вай дом означало «лорд». Лерони он обнаружил в главке леронис с пометкой «горный диалект»: «вероятно, происходит от ларан, что означает силу или право наследования; волшебница». Кервин наморщил лоб. Значит, вай леронис — это женщина, обладающая какими-то необычными способностями; а также, судя по всему, благородного происхождения. Но с чего вдруг кому-то может прийти в голову, будто он замешан в делах этих загадочных вай лерони?
Он заступил на очередное дежурство, не оставляя попыток докопаться до разгадки, но все так же тщетно. Он тестировал электрические цепи в сломавшемся интеркоме, а странные слова продолжали звучать в голове.
Первая ночь на Даркоувере. Трое рыжеволосых незнакомцев в «Небесной гавани» и девушка, похожая на лесную фею, приветствовавшая его как комъина — то есть, как друга или как равного, в смысле принадлежности к одному клану или к семье такого же социального статуса. Соответственно, комъин должно означать «равный»; может, даже «аристократ».
Размышления его оборвал сигнал настенного интеркома.
— Слушаю, — недовольно буркнул Кервин; но тут же заморгал и весь подобрался, потому что с экрана смотрело лицо легата, и легат был явно не в духе.
— Кервин? Скажите, чтобы вас подменили, и поднимайтесь ко мне — немедленно!
Несколько озадаченный, Кервин исполнил, что было велено, и поднялся лифтом на самую крышу, к высокой стеклянной надстройке с надписью «Администрация». Ожидая в приемной, пока его вызовут, Кервин увидел, как отворилась дверь кабинета легата, и оцепенел: оттуда вышли трое даркован — двое в зеленых, с портупеями, мундирах Городской Стражи, а третий в коротком, украшенном драгоценными камнями плаще, символе даркованской аристократии. Все трое поглядели сквозь Кервина, словно он был пустым местом, и Джеффа кольнуло внезапное предчувствие, что худшее еще впереди.
— Кервин? Легат ждет вас.
Джефф зашел в кабинет. Легат смерил его хмурым взглядом и на этот раз не предложил сесть.
— Итак, опять проблемы с даркованами, — сердито произнес он. — Я мог бы и догадаться, что это будете вы. Ну и какого черта на этот раз вам там понадобилось?
Он не стал дожидаться, что ответит Кервин.
— Вас ведь предупреждали. Не пробыв тут и двадцати четырех часов, вы успели влипнуть в неприятности — разгуливали по Старому городу, вырядившись по-дарловански, в результате были избиты и ограблены. Этого вам показалось мало; обязательно опять надо было что-то вынюхивать, нарываться…
Кервин хотел было вставить слово, но легат ему и рта не дал раскрыть.
— Я же объяснял вам положение дел на Даркоувере! Да, у нас заключено с даркованами соглашение, и оно обеспечивает весьма шаткий статус-кво. Если мы хотим, чтобы они придерживались своих обязательств, то сами должны выполнять свои. Например, не пускать в даркованский сектор любопытных туристов.
От несправедливости подобного обвинения у Кервина закипела в жилах кровь.
— Послушайте, сэр, — начал было он.
— Побереги дыхание, — махнул рукой легат. — Ради любопытства я проверил эту твою душещипательную историю о том, что ты якобы тут родился. Так вот, если верить архивам, она от начала до конца высосана из пальца. Никакого Джеффа Кервина в записях не нашлось, — он сердито усмехнулся. — Кроме того, на которого я сейчас смотрю.
— Это ложь! — вырвалось у Кервина.
Он вовремя осекся. Горло свело спазмом. Он же видел, как на компьютере в архиве вспыхивала красная лампочка, как требовала спецдопуска параллельная сеть. Но архивист, которого сумел убедить банкнот, ясно дал понять: «Мне это может стоить работы». Зачем втягивать в свои неприятности человека, который совершенно ни при чем? Насколько известно…
— На этой планете нет места пронырам и смутьянам, — нахмурив брови, произнес легат. — Помните, один раз я вас предупреждал? Как мне сообщили, куда только свой нос вы уже ни совали, — внезапно в голосе его прорвались нотки самой настоящей ярости. — Ко мне поступила на вас жалоба, непосредственно от городских властей!
Кервин глубоко вдохнул; надо было, чтоб оправдательная речь его прозвучала как можно спокойней и разумней.
— Сэр, — начал он, — если вся эта история, как вы говорите, высосана из пальца, кому мешает, что я куда-то там сую свой нос? — Он красноречиво махнул рукой. — Неужели вы не видите, сэр, что это скорее подтверждает мою историю? Происходит что-то… чертовски странное.
— Это доказывает лишь то, — сердито качнул головой легат, — что ты просто псих с манией преследования. Ты вбил себе в голову, будто все тут что-то замышляют против тебя, или будто бы все мы сговорились не дать тебе что-то выяснить — так ведь?
— Логично звучит, черт побери, — согласился Кервин.
— Ну хорошо, — произнес легат, — объясни-ка тогда мне, зачем нам всем что-то против тебя замышлять? Против какого-то связиста Гражданской Службы, сына, как ты сам заявляешь — простого космофлотчика? Объясни-ка мне, почему на тебе свет клином сошелся? А потом спроси сам себя, у кого тут мания величия.
Кервин беспомощно развел руками. Что он мог на это сказать? Какие, в конце концов, у него есть доказательства?
Зачем приютской регистраторше врать? Сама же говорит, что они стараются поддерживать контакты со «своими мальчиками».
Не слишком ли он полагается на смутные обрывки снов, на случайное сходство, на встречу с тремя рыжеволосыми, которая теперь тоже кажется сном? Неужели все дело в одном его разыгравшемся воображении? В памяти зазвучали насмешливые слова Джонни Эллерса, сказанные в тот первый вечер в баре: «А ты что, хотел оказаться давным-давно без вести пропавшим сыном Его Высочества Лорда Как-Бишь-Там…»
Он глубоко вздохнул, и воспоминание рассеялось, а вместе с ним и мечта.
— Хорошо, сэр, — произнес он нетипично кротко. — Обещаю никуда больше своего носа не совать. Может, вы и правы, может, я действительно просто слишком много себе понавоображал. Обещаю больше не…
— Можешь ничего не обещать, — холодно произнес легат. — Об этом уже позаботились.
— Позаботились… — Казалось, что-то острое, как нож, и холодное, как лед, внезапно поразило Кервина в самое сердце. — Как… позаботились?
Легат мрачно кивнул.
— Магистрат объявил тебя персоной нон грата, — проговорил он. — На этот счет у нас с ними что-то вроде соглашения. И даже не сделай бы они этого… Короче, имперскому персоналу не рекомендуется слишком глубоко влезать в местные дела.
У Кервина было такое ощущение, словно ему врезали по голове тяжелым молотом. Он оцепенело замер: от лица отхлынула кровь.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, — заявил легат, — что уже подготовил бумаги о твоем переводе. Можешь называть это так, если хочешь. Попросту дело в следующем: ты и так уже слишком много куда совал свой нос, и мы собираемся принять меры к тому, чтоб этого больше не повторялось. Короче, Кервин, ты уволен. Я уже дал официальное «добро» на твой перевод, и, боюсь, тебе придется улететь на первом же корабле.
Джефф раскрыл было рот — и снова закрыл. Он оперся на край стола, чувствуя, что иначе может просто упасть.
— Вы хотите сказать, что меня депортируют? Вышвырнут с Даркоувера?
— Примерно так, — подтвердил легат. — На дележе, конечно, не так все мрачно. Послужной список останется чистым, и я напишу тебе хорошую характеристику. Новое назначение можешь выбрать сам, отправляйся куда угодно — в разумных пределах, конечно. Поинтересуйся в справочной, где сейчас есть вакансии для связистов.
В горле у Кервина набухал чудовищных размеров ком.
— Но, сэр… — начал он. — Даркоувер… — и осекся. Это был его дом; единственное место, где он хотел быть.
Легат мотнул головой, словно прочтя мысли Кервина. Он выглядел изможденно, лицо его осунулось; пожилой человек, уставший сопротивляться сложностям мира — мира, к сотворению которого он не имел ни малейшего отношения.
— Мне очень жаль, сынок, — произнес он на этот раз чуть ли не с отеческими интонациями, — но это моя работа, и пространства для маневра у меня нет. Ничего тут не поделаешь. Тебя посадят на первый же корабль, и ты попадаешь в список лиц, въезд которым на Даркоувер запрещен. — Он поднялся из-за стола. — Мне очень жаль, — повторил он, протягивая Кервину руку, но тот рукопожатия не принял. Лицо легата ожесточилось. — До отлета от дежурств вы освобождаетесь, — отрывисто сказал он. — И чтобы не позже чем через сорок восемь часов, на столе у меня лежало заявление о переводе, заполненное по всем правилам. И чтобы, пока этого не сделали, вы не покидали Миссию. Мы можем решить этот вопрос цивилизованно или… — он сурово сжал челюсти, — если вам так больше нравится, могу посадить вас под замок.
Кервин онемело мотнул головой и вышел.
Итак, значит, он проиграл — проиграл окончательно. Не по зубам оказалась ему эта загадка, неподъемной ноша. Он столкнулся с чем-то совершенно за пределами его возможностей или даже понимания.
Или, может, он действительно только глупый мечтатель, страдающий манией величия и манией преследования — своего рода моральная компенсация за приютское детство, логическое продолжение снов о чем-то большем?
Он нервно прошелся по комнате и остановился у окна, глядя на красное солнце, скатывающееся за изрезанную зубцами линию горизонта. Кровавое солнце. Поднявшаяся из-за гор чернота мгновенно заволокла небо, а Кервин стоял, стиснув кулаки, и глядел на начинающий собираться туман. «Даркоувер… Для меня с Даркоувером покончено. Мир, куда я так рвался — и вот он снова вышвыривает меня. Я столько работал, из кожи вон лез, чтобы попасть сюда — и все зачем? Одно сплошное разочарование, захлопнутые перед носом двери, смерть…
С детства я понимал, что на Земле мне ничего не светит. А теперь Даркоувер недвусмысленно намекает, что и тут мне, мягко говоря, не слишком рады.
Но почему?»
Словно повинуясь неодолимой силе, Кервин сунул руку в карман и достал матричный кристалл. Каким-то образом в том должен быть ключ ко всем тайнам. Джефф погрузился взглядом в холодные глубины кристалла, словно надеясь одним усилием воли извлечь оттуда ответы на все мучившие его вопросы.
Он задвинул шторы, отгородившись от черноты и тускло светящих сквозь туман огней космопорта, и установил кристалл на столе. Мгновение он помедлил; перед мысленным взором внезапно возникла пожилая женщина в сером халате, в неестественной позе распростершаяся на полу…
Раган пользовался этим кристаллом — и ничего.
Понимая дальним уголком сознания, что на самом деле мается дурью, Кервин сложил ладони козырьком и уставился в кристалл. Ничего не случилось. Черт возьми, может, надо сконцентрироваться как-то по-особому? Возможно, стоит разыскать Рагана и заставить или уговорить того научить?..
Джефф сосредоточенно вперился в кристалл, и на мгновение ему показалось, будто там, внутри, блеснул и сразу же погас тусклый огонек. Кервин одеревенело покачал головой, растянул, наверно, шейную мышцу, да и глаза устали — вот и начинает уже мерещиться всякое… Старый ведь трюк: самогипноз, хрустальные шары, прочая ерунда… Да, конечно, именно в этом дело…
Он моргнул, но огонек не гас.
Огненная булавочная головка запульсировала и ослепительно вспыхнула. Кервин подскочил, словно его прижгли раскаленным железом. Но определить источника ощущения он никак не мог. Еле слышно, с огромного расстояния донесся голос, кажется, его звали по имени…
«Все двери захлопываются перед самым моим носом».
Джефф опустил взгляд на мертвую женщину, и лицо его скривила гримаса жалости. Он впутал ее в эту историю — и теперь она мертва. Неприветливая незнакомка — да он даже как зовут ее понятия не имел! — и вот непостижимым образом их судьбы переплелись. Кервин беспомощно наклонился к ней и снова пощупал пульс. Может, это просто обморок, может, стоит побрызгать ей на лицо водой или?..
Нет. Она мертва, никаких сомнений.
Джефф осторожно подобрал с пола свой матричный кристалл на длинной цепочке и сунул в карман. Замешкавшись, он покосился на второй кристалл, лежавший в плетеной рамке. Что-то странное тут же бросилось ему в глаза.
Ни искорки не мерцало в голубом камне. Мертво, безжизненно лежал он в плетеной рамке; матовым булыжником, без единого проблеска.
Это случилось, потому что умерла хозяйка кристалла? Или ее умертвила та же загадочная сила?
«Что это вдруг мне пришло в голову?»
Джефф Кервин взял себя в руки. Он бросил прощальный взгляд на мертвую женщину, мысленно прося прощения, потом вышел на улицу и вызвал полицию.
Явились дарковане в зеленых, перетянутых портупеями мундирах — Городская Стража, аналог муниципальной полиции. При виде землянина они не выказали особенного восторга и не пытались этого скрыть. Неохотно, с холодной вежливостью они позволили ему воспользоваться своим законным правом и перед допросом вызвать земного консула — правом, которым в данных обстоятельствах Кервин предпочел бы пренебречь. Ему не больно-то хотелось, чтобы в Миссии узнали об его изысканиях.
Сначала ему задавали вопросы, а потом им не понравились его ответы. Каким-то образом Джефф сумел ни разу не упомянуть о своем матричном кристалле и даже о цели визита к покойной — хотя те, кто снимал показания, наверняка не могли не прийти к определенному выводу. Но в конце концов, поскольку никаких признаков насильственной смерти обнаружено не было, а оба врача — и земной, и даркованский — независимо постановили, что смерть наступила от сердечного приступа, Кервина отпустили и сопроводили до границы Земного сектора, где вежливо попрощались, но от этой вежливости веяло мрачным предупреждением. У Кервина сложилось впечатление, что они хотят сказать: если вы снова появитесь в этой части города, за последствия мы не отвечаем.
Такие вот дела. Тропинка сужалась, сужалась, да и завела в тупик; и дверь захлопнулась перед самым носом.
Что ж, по крайней мере, как ему казалось, худшее он уже испытал; дальше тупика с трупом идти некуда, Он запер дверь своей комнаты и принялся расхаживать из угла в угол, как зверь в клетке, снова и снова прокручивая в мозгу события последних дней, пытаясь уловить во всей этой путанице какую-нибудь закономерность.
Черт побери, должен же в этом быть какой-то смысл! Кто-то из кожи вон лез, только чтобы он, Кервин, не сумел восстановить своего прошлого — и не останавливался ни перед чем, даже перед убийством.
«Мы не вмешиваемся в дела вай лерони », — так сказали матричные механики, отказав ему в помощи. Слова звучали незнакомо; поскладывав их и так, и эдак, ни к какому удовлетворительному результату Кервин прийти не сумел и отправился искать словарь. Вай — это, разумеется, оказалась аристократическая приставка; вай дом означало «лорд». Лерони он обнаружил в главке леронис с пометкой «горный диалект»: «вероятно, происходит от ларан, что означает силу или право наследования; волшебница». Кервин наморщил лоб. Значит, вай леронис — это женщина, обладающая какими-то необычными способностями; а также, судя по всему, благородного происхождения. Но с чего вдруг кому-то может прийти в голову, будто он замешан в делах этих загадочных вай лерони?
Он заступил на очередное дежурство, не оставляя попыток докопаться до разгадки, но все так же тщетно. Он тестировал электрические цепи в сломавшемся интеркоме, а странные слова продолжали звучать в голове.
Первая ночь на Даркоувере. Трое рыжеволосых незнакомцев в «Небесной гавани» и девушка, похожая на лесную фею, приветствовавшая его как комъина — то есть, как друга или как равного, в смысле принадлежности к одному клану или к семье такого же социального статуса. Соответственно, комъин должно означать «равный»; может, даже «аристократ».
Размышления его оборвал сигнал настенного интеркома.
— Слушаю, — недовольно буркнул Кервин; но тут же заморгал и весь подобрался, потому что с экрана смотрело лицо легата, и легат был явно не в духе.
— Кервин? Скажите, чтобы вас подменили, и поднимайтесь ко мне — немедленно!
Несколько озадаченный, Кервин исполнил, что было велено, и поднялся лифтом на самую крышу, к высокой стеклянной надстройке с надписью «Администрация». Ожидая в приемной, пока его вызовут, Кервин увидел, как отворилась дверь кабинета легата, и оцепенел: оттуда вышли трое даркован — двое в зеленых, с портупеями, мундирах Городской Стражи, а третий в коротком, украшенном драгоценными камнями плаще, символе даркованской аристократии. Все трое поглядели сквозь Кервина, словно он был пустым местом, и Джеффа кольнуло внезапное предчувствие, что худшее еще впереди.
— Кервин? Легат ждет вас.
Джефф зашел в кабинет. Легат смерил его хмурым взглядом и на этот раз не предложил сесть.
— Итак, опять проблемы с даркованами, — сердито произнес он. — Я мог бы и догадаться, что это будете вы. Ну и какого черта на этот раз вам там понадобилось?
Он не стал дожидаться, что ответит Кервин.
— Вас ведь предупреждали. Не пробыв тут и двадцати четырех часов, вы успели влипнуть в неприятности — разгуливали по Старому городу, вырядившись по-дарловански, в результате были избиты и ограблены. Этого вам показалось мало; обязательно опять надо было что-то вынюхивать, нарываться…
Кервин хотел было вставить слово, но легат ему и рта не дал раскрыть.
— Я же объяснял вам положение дел на Даркоувере! Да, у нас заключено с даркованами соглашение, и оно обеспечивает весьма шаткий статус-кво. Если мы хотим, чтобы они придерживались своих обязательств, то сами должны выполнять свои. Например, не пускать в даркованский сектор любопытных туристов.
От несправедливости подобного обвинения у Кервина закипела в жилах кровь.
— Послушайте, сэр, — начал было он.
— Побереги дыхание, — махнул рукой легат. — Ради любопытства я проверил эту твою душещипательную историю о том, что ты якобы тут родился. Так вот, если верить архивам, она от начала до конца высосана из пальца. Никакого Джеффа Кервина в записях не нашлось, — он сердито усмехнулся. — Кроме того, на которого я сейчас смотрю.
— Это ложь! — вырвалось у Кервина.
Он вовремя осекся. Горло свело спазмом. Он же видел, как на компьютере в архиве вспыхивала красная лампочка, как требовала спецдопуска параллельная сеть. Но архивист, которого сумел убедить банкнот, ясно дал понять: «Мне это может стоить работы». Зачем втягивать в свои неприятности человека, который совершенно ни при чем? Насколько известно…
— На этой планете нет места пронырам и смутьянам, — нахмурив брови, произнес легат. — Помните, один раз я вас предупреждал? Как мне сообщили, куда только свой нос вы уже ни совали, — внезапно в голосе его прорвались нотки самой настоящей ярости. — Ко мне поступила на вас жалоба, непосредственно от городских властей!
Кервин глубоко вдохнул; надо было, чтоб оправдательная речь его прозвучала как можно спокойней и разумней.
— Сэр, — начал он, — если вся эта история, как вы говорите, высосана из пальца, кому мешает, что я куда-то там сую свой нос? — Он красноречиво махнул рукой. — Неужели вы не видите, сэр, что это скорее подтверждает мою историю? Происходит что-то… чертовски странное.
— Это доказывает лишь то, — сердито качнул головой легат, — что ты просто псих с манией преследования. Ты вбил себе в голову, будто все тут что-то замышляют против тебя, или будто бы все мы сговорились не дать тебе что-то выяснить — так ведь?
— Логично звучит, черт побери, — согласился Кервин.
— Ну хорошо, — произнес легат, — объясни-ка тогда мне, зачем нам всем что-то против тебя замышлять? Против какого-то связиста Гражданской Службы, сына, как ты сам заявляешь — простого космофлотчика? Объясни-ка мне, почему на тебе свет клином сошелся? А потом спроси сам себя, у кого тут мания величия.
Кервин беспомощно развел руками. Что он мог на это сказать? Какие, в конце концов, у него есть доказательства?
Зачем приютской регистраторше врать? Сама же говорит, что они стараются поддерживать контакты со «своими мальчиками».
Не слишком ли он полагается на смутные обрывки снов, на случайное сходство, на встречу с тремя рыжеволосыми, которая теперь тоже кажется сном? Неужели все дело в одном его разыгравшемся воображении? В памяти зазвучали насмешливые слова Джонни Эллерса, сказанные в тот первый вечер в баре: «А ты что, хотел оказаться давным-давно без вести пропавшим сыном Его Высочества Лорда Как-Бишь-Там…»
Он глубоко вздохнул, и воспоминание рассеялось, а вместе с ним и мечта.
— Хорошо, сэр, — произнес он нетипично кротко. — Обещаю никуда больше своего носа не совать. Может, вы и правы, может, я действительно просто слишком много себе понавоображал. Обещаю больше не…
— Можешь ничего не обещать, — холодно произнес легат. — Об этом уже позаботились.
— Позаботились… — Казалось, что-то острое, как нож, и холодное, как лед, внезапно поразило Кервина в самое сердце. — Как… позаботились?
Легат мрачно кивнул.
— Магистрат объявил тебя персоной нон грата, — проговорил он. — На этот счет у нас с ними что-то вроде соглашения. И даже не сделай бы они этого… Короче, имперскому персоналу не рекомендуется слишком глубоко влезать в местные дела.
У Кервина было такое ощущение, словно ему врезали по голове тяжелым молотом. Он оцепенело замер: от лица отхлынула кровь.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, — заявил легат, — что уже подготовил бумаги о твоем переводе. Можешь называть это так, если хочешь. Попросту дело в следующем: ты и так уже слишком много куда совал свой нос, и мы собираемся принять меры к тому, чтоб этого больше не повторялось. Короче, Кервин, ты уволен. Я уже дал официальное «добро» на твой перевод, и, боюсь, тебе придется улететь на первом же корабле.
Джефф раскрыл было рот — и снова закрыл. Он оперся на край стола, чувствуя, что иначе может просто упасть.
— Вы хотите сказать, что меня депортируют? Вышвырнут с Даркоувера?
— Примерно так, — подтвердил легат. — На дележе, конечно, не так все мрачно. Послужной список останется чистым, и я напишу тебе хорошую характеристику. Новое назначение можешь выбрать сам, отправляйся куда угодно — в разумных пределах, конечно. Поинтересуйся в справочной, где сейчас есть вакансии для связистов.
В горле у Кервина набухал чудовищных размеров ком.
— Но, сэр… — начал он. — Даркоувер… — и осекся. Это был его дом; единственное место, где он хотел быть.
Легат мотнул головой, словно прочтя мысли Кервина. Он выглядел изможденно, лицо его осунулось; пожилой человек, уставший сопротивляться сложностям мира — мира, к сотворению которого он не имел ни малейшего отношения.
— Мне очень жаль, сынок, — произнес он на этот раз чуть ли не с отеческими интонациями, — но это моя работа, и пространства для маневра у меня нет. Ничего тут не поделаешь. Тебя посадят на первый же корабль, и ты попадаешь в список лиц, въезд которым на Даркоувер запрещен. — Он поднялся из-за стола. — Мне очень жаль, — повторил он, протягивая Кервину руку, но тот рукопожатия не принял. Лицо легата ожесточилось. — До отлета от дежурств вы освобождаетесь, — отрывисто сказал он. — И чтобы не позже чем через сорок восемь часов, на столе у меня лежало заявление о переводе, заполненное по всем правилам. И чтобы, пока этого не сделали, вы не покидали Миссию. Мы можем решить этот вопрос цивилизованно или… — он сурово сжал челюсти, — если вам так больше нравится, могу посадить вас под замок.
Кервин онемело мотнул головой и вышел.
Итак, значит, он проиграл — проиграл окончательно. Не по зубам оказалась ему эта загадка, неподъемной ноша. Он столкнулся с чем-то совершенно за пределами его возможностей или даже понимания.
Или, может, он действительно только глупый мечтатель, страдающий манией величия и манией преследования — своего рода моральная компенсация за приютское детство, логическое продолжение снов о чем-то большем?
Он нервно прошелся по комнате и остановился у окна, глядя на красное солнце, скатывающееся за изрезанную зубцами линию горизонта. Кровавое солнце. Поднявшаяся из-за гор чернота мгновенно заволокла небо, а Кервин стоял, стиснув кулаки, и глядел на начинающий собираться туман. «Даркоувер… Для меня с Даркоувером покончено. Мир, куда я так рвался — и вот он снова вышвыривает меня. Я столько работал, из кожи вон лез, чтобы попасть сюда — и все зачем? Одно сплошное разочарование, захлопнутые перед носом двери, смерть…
С детства я понимал, что на Земле мне ничего не светит. А теперь Даркоувер недвусмысленно намекает, что и тут мне, мягко говоря, не слишком рады.
Но почему?»
Словно повинуясь неодолимой силе, Кервин сунул руку в карман и достал матричный кристалл. Каким-то образом в том должен быть ключ ко всем тайнам. Джефф погрузился взглядом в холодные глубины кристалла, словно надеясь одним усилием воли извлечь оттуда ответы на все мучившие его вопросы.
Он задвинул шторы, отгородившись от черноты и тускло светящих сквозь туман огней космопорта, и установил кристалл на столе. Мгновение он помедлил; перед мысленным взором внезапно возникла пожилая женщина в сером халате, в неестественной позе распростершаяся на полу…
Раган пользовался этим кристаллом — и ничего.
Понимая дальним уголком сознания, что на самом деле мается дурью, Кервин сложил ладони козырьком и уставился в кристалл. Ничего не случилось. Черт возьми, может, надо сконцентрироваться как-то по-особому? Возможно, стоит разыскать Рагана и заставить или уговорить того научить?..
Джефф сосредоточенно вперился в кристалл, и на мгновение ему показалось, будто там, внутри, блеснул и сразу же погас тусклый огонек. Кервин одеревенело покачал головой, растянул, наверно, шейную мышцу, да и глаза устали — вот и начинает уже мерещиться всякое… Старый ведь трюк: самогипноз, хрустальные шары, прочая ерунда… Да, конечно, именно в этом дело…
Он моргнул, но огонек не гас.
Огненная булавочная головка запульсировала и ослепительно вспыхнула. Кервин подскочил, словно его прижгли раскаленным железом. Но определить источника ощущения он никак не мог. Еле слышно, с огромного расстояния донесся голос, кажется, его звали по имени…