На том и порешили; через два часа Забал так и не пришел в себя. Мак-Аран, Юэн и Мак-Леод соорудили из подручных материалов носилки и перенесли его под тент. Не все были согласны с тем, что следует разделиться, но всерьез спорить никто не стал, и Мак-Арану пришло в голову, что его действительно стали считать начальником экспедиции, чье слово – закон. Когда красное солнце поднялось в зенит, Мак-Аран с Камиллой уже перепаковали рюкзаки и были готовы отправиться, взяв с собой только легкую спасательную палатку, еды на несколько дней и астрономические приборы.
Время от времени Забал шевелился и стонал, но в сознание не приходил. Мак-Арана неотступно мучило в связи с ним какое-то смутное предчувствие, но делать было нечего, приходилось оставить укушенного на попечение Юэна. В конце концов, главная задача экспедиции – оценить размеры и массу планеты; и чтобы Камилла подсчитала, на какой край Галактики их занесло!
Какая-то мысль не давала ему покоя. Неужели он что-то забыл? Неожиданно Хедер Стюарт сняла форменную куртку и стянула через голову теплый вязаный свитер.
– Камилла, он теплее, чем твой, – негромко произнесла она. – Надень, пожалуйста. Здесь такие снегопады! А у вас не будет ничего, кроме маленькой палатки…
– Здесь тоже будет холодно, – рассмеявшись, помотала головой Камилла.
– Но… – Личико Хедер дрогнуло в нервной гримаске. Она прикусила губу. – Пожалуйста, Камилла, – взмолилась она. – Назови меня дурехой, если хочешь; меня мучает какое-то идиотское предчувствие… только, пожалуйста, возьми свитер!
– У вас тоже предчувствие? – сухо поинтересовался Мак-Леод. – Тогда лучше возьмите свитер, лейтенант. Мне-то казалось, у меня одного прорезалась болезненная интуиция. Я никогда серьезно не относился к экстрасенсорике, но кто его знает… может, на незнакомой планете это свойство необходимое для выживания. Да и, в любом случае, что вы теряете, если возьмете несколько лишних теплых одежек?
Мак-Аран осознал, что неуловимая мысль, не дававшая ему покоя, была как-то связана с погодой.
– Лучше возьми свитер, Камилла, – посоветовал он. – А я возьму горную пуховку Забала, она тяжелее и теплее, чем моя, и свою оставлю ему. И если у вас найдется несколько лишних свитеров… Нет, себя обделять тоже не стоит; но, когда пойдет снег, ваше укрытие будет повнушительней, чем наше, а на высоте бывает такой холод… – Он с любопытством покосился на Хедер и Мак-Леода; обычно он не больно-то верил всяким байкам насчет экстрасенсов, но если странное предчувствие появляется у двоих человек независимо, да и сам он ощущает нечто схожее… Может быть, конечно, просто все дело в разных мелочах, откладывающихся в подсознании, а потом суммирующихся. Да и не больно-то нужна экстрасенсорика, чтобы предсказать плохую погоду в горах на незнакомой планете, да еще и с таким мерзким климатом! – Положите любую лишнюю одежку, какая найдется, – скомандовал он, – и обязательно по запасному одеялу; остальное мы уже захватили. И отправляемся.
Пока Хедер и Джудит укладывали рюкзаки, он переговорил наедине с Юэном.
– Ждите здесь по меньшей мере восемь дней, – вполголоса проинструктировал он. – Мы будем подавать сигналы каждый вечер на закате – при возможности. Если к тому времени от нас ничего не будет слышно или видно – снимайте лагерь и возвращайтесь к кораблю. Если мы вернемся, то нет смысла заставлять людей зря волноваться – а не вернемся, ты останешься за главного.
– А что делать, если Забал умрет? – нерешительно поинтересовался Юэн; ему явно не хотелось, чтобы Мак-Аран уходил…
– Похоронить его, – хрипло выдохнул Мак-Аран, – что же еще. – Он отвернулся и кивнул Камилле. – Отправляемся, лейтенант.
Не оглядываясь, они направились прочь от поляны. Для начала Мак-Аран задал средний темп ходьбы, не слишком высокий, но и не слишком низкий.
По мере того как они поднимались выше, ландшафт менялся; деревьев становилось меньше, трава редела, все чаще попадались голые камни. Склоны в этих предгорьях были не слишком крутыми, но когда Камилла и Мак-Аран взобрались на вершину холма, нависающего над лощиной, где накануне они встали лагерем, Рафаэль объявил привал с перекусом. Если напрячь зрение, сквозь переплетение древесных стволов можно было разглядеть крошечный оранжевый квадратик оставшейся внизу палатки.
– Как далеко мы отошли, Мак-Аран? – спросила Камилла, откинув капюшон куртки.
– Понятия не имею. Наверно, миль на пять-шесть; и поднялись на две тысячи футов. Голова болит?
– Совсем чуть-чуть, – уклончиво ответила девушка.
– Это потому, что меняется давление воздуха, – пояснил он. – Скоро привыкнете. Слава Богу, тут еще не очень крутой подъем.
– Даже не верится, что вчера мы ночевали там… внизу, – с дрожью в голосе произнесла Камилла.
– Ничего, сейчас перевалим через гребень, и лагеря больше не будет видно. Кстати, если вы передумали лезть на пик, еще не поздно вернуться.
– Не искушайте, – пожала она плечами.
– Боитесь?
– Разумеется. Не такая уж я дура, чтобы не бояться. Но обещаю без истерик, если вы об этом.
– Тогда двинулись, – произнес Мак-Аран, поднимаясь и отряхивая с колен крошки. – И смотрите, куда идете – дальше будут скалы.
Но, к его удивлению, она вполне уверенно зашагала по каменистой осыпи у самого гребня, и ему не пришлось помогать ей или искать путь полегче. С гребня открывалась дальняя панорама – на долину, где они накануне вставали лагерем, на длинную, травянистую равнину и на следующую долину, где упал корабль; хотя даже в мощный бинокль Мак-Аран сумел разглядеть только крошечную темную черточку, которая, конечно, могла быть кораблем, но могла и не быть. Гораздо лучше просматривалась неровная вырубка, где они в первую после аварии ночь валили деревья.
– Первый след человека, – произнес Мак-Аран, передавая бинокль Камилле.
– Надеюсь, и последний, – отозвалась та.
Мак-Арану захотелось в лоб поинтересоваться у нее, возможно ли вообще починить корабль, но сейчас для таких вопросов был не самый подходящий момент.
– Наверняка тут должны быть горные ручьи, – вместо этого произнес он, – а Джуди давным-давно проверила местную воду. Так что не стоит ограничивать себя в питье – еще найдется, где наполнить фляги.
– У меня страшно пересохло в горле. Это из-за вин соты?
– Возможно. На Земле мы не смогли бы забраться намного выше, чем сейчас, без кислородных баллонов, но здесь в атмосфере кислорода больше. – Мак-Аран бросил последний взгляд на оранжевую палатку, сунул бинокль в футляр и повесил на плечо. – Ладно, следующий гребень будет гораздо выше. Пошли. – Камилла тем временем разглядывала крошечные оранжевые цветочки, растущие в щелях среди камней. – Лучше не трогайте их. Может, это опять какая-то зараза.
– Уже поздно, – усмехнулась она и развернулась к Мак-Арану. В ладонях у нее был оранжевый цветок. – Если мне грозит смерть на месте только из-за того, что я сорву цветок – пусть это лучше выяснится сразу. Не уверена, что мне захочется жить дальше – если на этой планете нельзя трогать вообще ничего… Рэйф, – добавила она, посерьезнев, – это же неизвестная планета – и совсем исключить риск у нас не получится при всем желании, всегда может найтись что-нибудь смертельно опасное, чего мы никак не могли предусмотреть. По-моему, нам следует ограничиться какими-то естественными мерами предосторожности и надеяться, что повезет.
Впервые после аварии она обратилась к нему по имени, и Мак-Аран невольно смягчился.
– В общем-то, вы, конечно, правы, – произнес он. – Если мы не хотим ходить тут в скафандрах, то об абсолютной защите и думать не приходится, так что впадать в паранойю не стоит. Будь мы Передовым Отрядом, мы бы знали, где стоит рисковать, а где нет; а так действительно остается только надеяться на везение. – Становилось жарко, и он стянул ветровку. – Что-то непохоже, чтобы оправдывалось предчувствие Хедер насчет плохой погоды.
Они перевалили через гребень и направились вниз. Два-три часа поискав тропинку, они наткнулись на кристально чистый родник, бьющий из трещины в скале, и наполнили фляги; Мак-Аран предложил отправиться вниз по руслу ручейка – наверняка это должен был быть кратчайший путь.
Стало смеркаться; клонящееся к горизонту солнце то и дело скрывалось за тяжелыми тучами. Из глубокой долины, куда они спустились, следуя ручью, не было ни малейшей возможности послать сигнал ни на корабль, ни в базовый лагерь. Пока они устанавливали свою крошечную палатку, и Мак-Аран разводил огонь, начало моросить; бранясь сквозь зубы, Мак-Аран попытался передвинуть костер под край тента, чтобы хоть чуть-чуть укрыться от дождя. Ему удалось нагреть воду, но не вскипятить – в конце-концов неожиданный порыв мокрого снега задул огонь, и Мак-Аран, сдавшись, высыпал концентраты в едва теплую водичку.
– Вот, – объявил он. – Вряд ли очень вкусно, но, по крайней мере, съедобно – и питательно, хотелось бы надеяться.
Попробовав варево, Камилла скорчила гримаску, но, к облегчению Мак-Арана, ничего не сказала. Вокруг бушевал дождь с мокрым снегом, и Камилла с Мак-Араном поскорее забрались в палатку, плотно задраив за собой вход. Внутри едва-едва хватало пространства, чтобы один человек вытянулся в полный рост, а другой устроился сидя – одноместные спасательные палатки были действительно одноместными. Мак-Аран собрался было отпустить какую-то легкомысленную реплику насчет теплого уютного гнездышка, но, взглянув на осунувшееся лицо девушки, передумал.
– Надеюсь, вы не страдаете клаустрофобией, – заметил он вместо этого, стягивая пуховку и раскладывая спальный мешок.
– Я с семнадцати лет офицер Космофлота. Какая еще клаустрофобия? – Несмотря на темноту, Мак-Аран был уверен, что Камилла улыбается. – Скорее, наоборот.
На этом разговор, в общем-то, и закончился. В какой-то момент девушка произнесла и темноту: «Интересно, как там Марко?» – но на это Мак-Арану было нечего ответить; а думать о том, насколько удачней было бы, окажись с ними Забал с его гималайским опытом – значило только зря себя изводить.
– Как насчет того, – сонно поинтересовался Мак-Аран, – чтобы подняться на рассвете и повторить попытку со спектрографом?
– Не стоит. Лучше я подожду до главного пика. Если, конечно, мы до него доберемся. – Конец фразы прозвучал еле слышно, дыхание девушки успокоилось, только иногда тишину нарушал усталый вздох. Мак-Аран же еще какое-то время лежал без сна и думал, что ждет их впереди. Снаружи дождь с мокрым снегом шумно сек ветви деревьев, а из кустарника доносился неумолчный шелест – то ли ветер бушевал, то ли какие-то животные копошились. В конце концов Мак-Арана сморил сон, но спал он чутко, вздрагивая при каждом незнакомом звуке. Раз-другой Камилла негромко вскрикивала во сне, и Мак-Аран подскакивал, буравя темноту беспокойным взглядом. Может, у нее началось кислородное голодание? То, что кислорода в воздухе больше, это, конечно, хорошо; но все равно они забрались уж очень высоко и с каждым следующим кряжем забираются выше и выше. Ладно, одно из двух – либо она акклиматизируется, либо нет. Совершенно киношная ситуация, мелькнула у Мак-Арана мысль, когда он уже проваливался в сон: мужчина наедине с красивой женщиной на незнакомой планете, полной опасностей. Разумеется, абстрактно он хотел ее – черт побери, ничто человеческое или мужское ему не чуждо – но в данных конкретных обстоятельствах секс приходил на ум в последнюю очередь. «Наверно, тлетворное влияние цивилизации», – успел подумать Мак-Аран и устало забылся.
Следующие три дня в точности повторяли первый – если не считать того, что к четвертому вечеру, когда сгустились сумерки, а Камилла с Мак-Араном забрались на высокий перевал, ночной дождь еще не начинался. Воспользовавшись случаем, Камилла установила на треногу телескоп и провела серию наблюдений. Мак-Аран тем временем в темноте расставлял палатку.
– Ну что? – в конце концов поинтересовался ой, не в силах сдержать любопытства. – Теперь понятно, куда нас занесло?
– Не совсем. С самого начала было известно, что этого солнца нет на картах; а все знакомые созвездия – в галактоцентрических координатах – сильно смещены влево. Подозреваю, что мы за пределами спирального рукава Галактики – обратите внимание, как мало на небе звезд, даже по сравнению с Землей, не говоря уже о колониях, лежащих ближе к галактическому ядру. О, мы очень сильно сбились с пути! – В голосе ее слышалась нервная дрожь, а, подойдя ближе, Мак-Аран увидел на щеках слезы.
Ему остро, до боли, захотелось утешить ее.
– Ну, по крайней мере, – произнес он, – когда мы отбудем, куда следует, то сможем занести на свой счет открытие пригодной для колонизации планеты. Может быть, нам всем даже причитается какой-то процент как первооткрывателям…
– Но мы так далеко… – Она осеклась. – У нас получится послать сигнал на корабль?
– Можно попытаться. Мы выше, чем они, тысяч на восемь футов, и не исключено, что даже на линии прямой видимости. Вот, держите бинокль, попробуйте разглядеть какой-нибудь огонек. Хотя, может быть, конечно, они остались за холмами.
Рафаэль обнял девушку за плечи, выравнивая бинокль. Та не отстранилась.
– Вы помните азимут на корабль? – поинтересовалась Камилла.
Он сказал; она повела биноклем, косясь на компас.
– Вот огонек… нет, это, кажется, молния… А, какая разница! – Она нетерпеливо опустила бинокль. Мак-Аран чувствовал, что ее бьет дрожь. – Вам ведь нравятся эти огромные открытые пространства, правда?
– Э… да, – медленно отозвался он. – Мне всегда нравились горы. А вам?
В полумраке Камилла помотала головой. Из-за горизонта показалась первая из четырех крошечных лун, бледно-фиолетовая, и темный воздух словно бы пошел призрачной рябью.
– Нет, – еле слышно отозвалась она. – Я их… боюсь.
– Боитесь?
– Я прошла отбор для Космофлота в пятнадцать лет и почти все время потом жила или на орбитальной базе, или на тренировочном корабле. Немудрено, что… – голос ее дрогнул, – развивается… агорафобия.
– И вы сами вызвались в эту экспедицию! – вырвалось у Мак-Арана; он был искренне удивлен и восхищен. Но Камилле в его голосе послышались критические нотки.
– Больше-то некому было, – огрызнулась она и отправилась обустраивать спальное место в крошечной палатке.
И снова после ужина – правда, на этот раз горячего, потому что дождь так и не пошел и костра не загасил – девушка заснула сразу, а Мак-Аран еще долго лежал без сна. Обычно снаружи доносился по ночам только вой ветра, шелест дождевых струй, треск и скрипение ветвей; но сегодня лес переполняли странные шумы и шорохи, словно вся окружающая таинственная живность спешила воспользоваться редкой бесснежной ночью. Вот донесся далекий вой, напомнивший Мак-Арану некогда слышанную на Земле запись вымершего дикого волка; вот почти тигриный рык, низкий и хриплый, за ним испуганный писк какого-то маленького зверька, а потом тишина. А потом, ближе к полуночи, послышался кошмарный пронзительный крик, долгий, с завываниями – вопль, от которого Мак-Арана бросило в холодный пот. Он был так жутко похож на вопль, изданный Марко при нападении скорпиономуравьев, что Мак-Аран подскочил и принялся выпутываться из спального мешка; только когда, разбуженная его метаниями, испуганно приподнялась Камилла, Мак-Аран осознал, что человеческая глотка на такие звуки просто не способна. Пронзительный воющий вопль делался выше и выше, пока не перешел чуть ли не в ультразвук; по крайней мере, Мак-Арану казалось, будто крик отдается в его барабанных перепонках еще долго после того, как стало тихо.
– Что это такое? – раздался дрожащий шепот Камиллы.
– Бог его знает. Наверно, какая-то птица или зверь.
Душераздирающий крик повторился, и они умолкли.
– Похоже, оно в агонии, – пробормотала Камилла, придвигаясь ближе к Мак-Арану.
– Не фантазируй. Откуда мы знаем – может, это его нормальный голос.
– Ни у кого не может быть такого нормального голоса, – твердо заявила Камилла.
– С чего такая уверенность?
– Ну как ты можешь так спокойно… Ой! – Лицо ее перекосилось, когда пронзительный крик зазвучал вновь. – Меня бросает в холодный пот.
– Может быть, оно парализует этим звуком добычу, – произнес Мак-Аран. – Черт побери, мне ведь тоже страшно! Будь мы на Земле… я ведь из Ирландии… в общем, я подумал бы, что за мной явился древний банши[2] рода Арранов.
– Надо будет окрестить эту тварь банши, когда узнаем, что это такое, – очень серьезно произнесла Камилла. Жуткий вопль повторился, и она зажала уши. – Прекратите! Прекратите!!!
Мак-Аран звонко шлепнул ее по щеке.
– Сама прекрати! Черт побери, а вдруг эта тварь рыскает где-то поблизости и может проглотить нас обоих вместе с палаткой? Будь умницей и лежи тихо; надеюсь, оно уйдет.
– Легко сказать… – пробормотала Камилла и вздрогнула, когда душераздирающий крик банши раздался снова. – Вы… не подержите меня за руку? – еле слышно произнесла она, придвинувшись еще ближе к Мак-Арану.
Он нащупал в темноте ее холодные, как ледышки, пальцы, осторожно зажал между ладонями и принялся отогревать. Она склонила голову к нему на плечо; Рэйф наклонился и мягко коснулся губами ее виска.
– Не бойтесь, – прошептал он. – Все равно палатка пластиковая, и вряд ли пахнет съедобно. Будем надеяться, эта тварь – банши, если угодно, – скоро поймает себе что-нибудь достойное на обед и угомонится.
Воющий крик прозвучал снова – но уже не так близко и душераздирающе. Камилла вздрогнула и обмякла; Мак-Аран осторожно высвободил плечо и уложил девушку, пристроив ее голову у себя на коленях.
– Тебе надо немного поспать, – тихо произнес он.
– Спасибо, Рэйф, – еле слышно прошептала та.
Когда, судя по ровному дыханию, она заснула, Мак-Аран наклонился и запечатлел на ее губах невесомый поцелуй. «Чертовски удачное время выбрал ты для романа, Мак-Аран, – сердито сказал он сам себе, – забыл, что ли, сколько работы впереди, и нечего тут примешивать всякую отсебятину. Нечего, нечего». Но сон еще долго не шел.
Когда утром они вылезли из палатки, мир совершенно преобразился. Небо было прозрачным, ни облачка, ни дымки, а жесткую бесцветную траву покрыл красочный ковер из распускающихся на глазах цветов. Не будучи биологом, Мак-Аран все же встречался с подобным в пустынях, как скалистых, так и песчаных; ему приходилось видеть, как в местах с неустойчивым климатом развивались формы жизни, спешащие воспользоваться любыми благоприятными изменениями температуры или влажности, сколь угодно краткими. Камиллу буквально зачаровали крошечные пестрые цветочки и деловито жужжащие вокруг них похожие на пчел насекомые; впрочем, последними она старалась восхищаться на расстоянии.
Мак-Аран же, приложив ладонь козырьком ко лбу, изучал, что лежит впереди. За неширокой долиной, по дну которой струился ручеек, поднимались склоны последнего пика; до цели было рукой подать.
– При любом раскладе, сегодня вечером мы должны быть уже у подножия, – произнес он, – а завтра в полдень можно будет провести измерения. Теория-то элементарная: разбить на треугольники расстояние от пика до корабля, посчитать угол падения тени – и можно прикинуть диаметр планеты. Давным-давно то ли Архимед, то ли кто-то еще точно так же оценил размеры Земли – за тысячи лет до изобретения высшей математики. А если ночью опять не будет дождя, ты сможешь снять свои спектрограммы.
– Просто удивительно, – улыбнулась Камилла, – стоит чуть развиднеться – и как меняется настроение. А туда будет тяжело забраться?
– Не думаю. Отсюда так вообще кажется, что можно, не напрягаясь, пешком дойти до самой вершины – на этой планете горы гораздо лесистей, чем это обычно бывает. На самой-то вершине, конечно, голый камень; но стоит спуститься на какую-то пару тысяч футов, и уже начинается растительность. А мы еще даже до границы вечных снегов не добрались.
На горных склонах, несмотря ни на что, к Мак-Арану вернулся его былой энтузиазм. Да, конечно, это незнакомая планета – но все равно вокруг горы, и все равно предстоит восхождение. Пусть восхождение и действительно оказалось элементарным – ни скальных стенок, ни ледопадов – зато совершенно беспрепятственно можно было наслаждаться открывающейся панорамой и чистым высокогорным воздухом. Только присутствие Камиллы, сознание того, что она боится открытых пространств и высоты, удерживало Мак-Арана от полного растворения в пейзаже. Еще недавно он был уверен, что его будет раздражать, когда придется помогать неопытному новичку преодолевать простейшие препятствия или искать путь полегче через сыпуху – там, где сам Мак-Аран мог бы пройти и с ногой в гипсе; но происходило что-то странное – Рэйф, словно бы, проникался страхом девушки как собственным и словно бы сам медленно, с натугой одолевал каждый новый склон.
– Вот, – наконец произнес он, остановившись несколькими футами ниже главного пика, – самое подходящее место. Как раз плоская площадка для твоей треноги. Тут и подождем полудня.
– Я думала, ты хотел забраться на самый пик, Рэйф, – к его удивлению, застенчиво произнесла Камилла (он-то ожидал услышать вздох облегчения). – Полезли, если хочешь; я не против.
Мак-Аран хотел было огрызнуться, что, мол, если ему придется еще и тащить за собой какую-то перепуганную неумеху, то никакого кайфа будет не словить, восхождение станет сущей мукой – но внезапно осекся, осознав, что это больше не так. Он скинул с плеч рюкзак и легонько коснулся руки Камиллы.
– Пик подождет, – с улыбкой объявил он, – мы же не на увеселительной прогулке. Здесь самая удачная точка для того, что нам надо сделать. Кстати, хронометр по местному времени выставлен?
Они поудобней бок о бок устроились на склоне, глядя на развернувшуюся до горизонта панораму лесов и холмов. «Какая красота, – подумал Мак-Аран, – вот планета, достойная любви, планета, на которой стоит жить».
– Интересно, – проронил он, – как ты думаешь, в системе Короны так же красиво?
– Откуда я знаю? Я там ни разу не была. Я вообще плохо разбираюсь в планетах. Но эта действительно красивая. Ни разу в жизни не видела солнца такого цвета, а тени… – она умолкла, разглядывая, игру темно-лиловых теней и зелени в далеких долинах.
– Наверно, к такому цвету неба было бы не очень сложно привыкнуть, – произнес Мак-Аран и снова замолк.
Вскоре укоротившиеся тени предупредили о том, что вот-вот полдень. После всех приготовлений собственно процесс мог показаться каким-то несолидным; развернуть и строго вертикально установить стофутовый алюминиевый шест, с точностью до миллиметра измерить длину отбрасываемой им тени, и все.
– Сорок миль на ногах, плюс восемнадцать тысяч футов вверх на карачках, – кривовато усмехнувшись, произнес Мак-Аран, складывая шест, – и все ради ста двадцати секунд измерений.
– Не говоря уж о Бог его знает скольких световых годах, – пожала плечами Камилла. – Это и называется наука, Рэйф.
– Теперь делать нечего, только ждать ночи, чтобы ты сняла свои спектрограммы.
Рэйф сложил шест и уселся на камни, наслаждаясь такой редкостью, как прямые солнечные лучи. Девушка еще немного повозилась со своим рюкзаком; потом устроилась рядом с Мак-Араном.
– Как ты думаешь, Камилла, – поинтересовался тот, – тебе, действительно удастся определить, куда нас занесло?
– Надеюсь, да. Я попробую отыскать на небе несколько цефеид, пронаблюдать временной ход их светимости, и если удастся однозначно идентифицировать хотя бы три, то смогу подсчитать, где мы находимся относительно центрального рукава Галактики.
– Тогда остается только молиться, чтобы еще несколько ночей были ясными, – сказал Рэйф и умолк, рассматривая скалы у самой вершины, футах в ста над головой.
– Ну хватит, Рэйф, – в конце концов сказала Камилла, проследив за его взглядом. – Тебе же не терпится забраться наверх; давай, я не возражаю.
– Серьезно? Ты не против посидеть здесь и подождать?
– Кто сказал, что я собираюсь сидеть здесь и ждать? По-моему, забраться наверх вполне в моих силах. К тому же, – добавила она, улыбнувшись, – мне тоже интересно, что там дальше!
– Тогда, – вскочил, словно подброшенный пружиной, Мак-Аран, – мы можем оставить здесь все, кроме фляг. Залезть на самый верх тут действительно несложно – собственно, это даже не скалолазание будет, а бег в гору на четвереньках.
На душе у Мак-Арана стало легко-легко, так обрадовался он, что Камилла чутко отозвалась на его настроение. Он полез первым, выбирая путь полегче, показывая девушке, куда ступать. Здравый смысл подсказывал ему, что это восхождение – не обусловленное никакой реальной необходимостью, только любопытством, что же лежит дальше – чистой воды сумасбродство (а вдруг кто-нибудь из них сломает ногу?); но удержаться не было никаких сил. Вот позади последние несколько футов, вот они уже на самой вершине – и Камилла издала удивленный вскрик. Склон, на который они все эти дни карабкались, не давал им увидеть собственно горную цепь; невероятную горную цепь, простирающуюся до самого горизонта, укрытую вечными снегами, гигантскую и иззубренную, вздымающую к небесам несчетные пики, слепящую глаза блеском ледников, чуть ниже которых дрейфовали бледные облака, медленно и лениво.
Время от времени Забал шевелился и стонал, но в сознание не приходил. Мак-Арана неотступно мучило в связи с ним какое-то смутное предчувствие, но делать было нечего, приходилось оставить укушенного на попечение Юэна. В конце концов, главная задача экспедиции – оценить размеры и массу планеты; и чтобы Камилла подсчитала, на какой край Галактики их занесло!
Какая-то мысль не давала ему покоя. Неужели он что-то забыл? Неожиданно Хедер Стюарт сняла форменную куртку и стянула через голову теплый вязаный свитер.
– Камилла, он теплее, чем твой, – негромко произнесла она. – Надень, пожалуйста. Здесь такие снегопады! А у вас не будет ничего, кроме маленькой палатки…
– Здесь тоже будет холодно, – рассмеявшись, помотала головой Камилла.
– Но… – Личико Хедер дрогнуло в нервной гримаске. Она прикусила губу. – Пожалуйста, Камилла, – взмолилась она. – Назови меня дурехой, если хочешь; меня мучает какое-то идиотское предчувствие… только, пожалуйста, возьми свитер!
– У вас тоже предчувствие? – сухо поинтересовался Мак-Леод. – Тогда лучше возьмите свитер, лейтенант. Мне-то казалось, у меня одного прорезалась болезненная интуиция. Я никогда серьезно не относился к экстрасенсорике, но кто его знает… может, на незнакомой планете это свойство необходимое для выживания. Да и, в любом случае, что вы теряете, если возьмете несколько лишних теплых одежек?
Мак-Аран осознал, что неуловимая мысль, не дававшая ему покоя, была как-то связана с погодой.
– Лучше возьми свитер, Камилла, – посоветовал он. – А я возьму горную пуховку Забала, она тяжелее и теплее, чем моя, и свою оставлю ему. И если у вас найдется несколько лишних свитеров… Нет, себя обделять тоже не стоит; но, когда пойдет снег, ваше укрытие будет повнушительней, чем наше, а на высоте бывает такой холод… – Он с любопытством покосился на Хедер и Мак-Леода; обычно он не больно-то верил всяким байкам насчет экстрасенсов, но если странное предчувствие появляется у двоих человек независимо, да и сам он ощущает нечто схожее… Может быть, конечно, просто все дело в разных мелочах, откладывающихся в подсознании, а потом суммирующихся. Да и не больно-то нужна экстрасенсорика, чтобы предсказать плохую погоду в горах на незнакомой планете, да еще и с таким мерзким климатом! – Положите любую лишнюю одежку, какая найдется, – скомандовал он, – и обязательно по запасному одеялу; остальное мы уже захватили. И отправляемся.
Пока Хедер и Джудит укладывали рюкзаки, он переговорил наедине с Юэном.
– Ждите здесь по меньшей мере восемь дней, – вполголоса проинструктировал он. – Мы будем подавать сигналы каждый вечер на закате – при возможности. Если к тому времени от нас ничего не будет слышно или видно – снимайте лагерь и возвращайтесь к кораблю. Если мы вернемся, то нет смысла заставлять людей зря волноваться – а не вернемся, ты останешься за главного.
– А что делать, если Забал умрет? – нерешительно поинтересовался Юэн; ему явно не хотелось, чтобы Мак-Аран уходил…
– Похоронить его, – хрипло выдохнул Мак-Аран, – что же еще. – Он отвернулся и кивнул Камилле. – Отправляемся, лейтенант.
Не оглядываясь, они направились прочь от поляны. Для начала Мак-Аран задал средний темп ходьбы, не слишком высокий, но и не слишком низкий.
По мере того как они поднимались выше, ландшафт менялся; деревьев становилось меньше, трава редела, все чаще попадались голые камни. Склоны в этих предгорьях были не слишком крутыми, но когда Камилла и Мак-Аран взобрались на вершину холма, нависающего над лощиной, где накануне они встали лагерем, Рафаэль объявил привал с перекусом. Если напрячь зрение, сквозь переплетение древесных стволов можно было разглядеть крошечный оранжевый квадратик оставшейся внизу палатки.
– Как далеко мы отошли, Мак-Аран? – спросила Камилла, откинув капюшон куртки.
– Понятия не имею. Наверно, миль на пять-шесть; и поднялись на две тысячи футов. Голова болит?
– Совсем чуть-чуть, – уклончиво ответила девушка.
– Это потому, что меняется давление воздуха, – пояснил он. – Скоро привыкнете. Слава Богу, тут еще не очень крутой подъем.
– Даже не верится, что вчера мы ночевали там… внизу, – с дрожью в голосе произнесла Камилла.
– Ничего, сейчас перевалим через гребень, и лагеря больше не будет видно. Кстати, если вы передумали лезть на пик, еще не поздно вернуться.
– Не искушайте, – пожала она плечами.
– Боитесь?
– Разумеется. Не такая уж я дура, чтобы не бояться. Но обещаю без истерик, если вы об этом.
– Тогда двинулись, – произнес Мак-Аран, поднимаясь и отряхивая с колен крошки. – И смотрите, куда идете – дальше будут скалы.
Но, к его удивлению, она вполне уверенно зашагала по каменистой осыпи у самого гребня, и ему не пришлось помогать ей или искать путь полегче. С гребня открывалась дальняя панорама – на долину, где они накануне вставали лагерем, на длинную, травянистую равнину и на следующую долину, где упал корабль; хотя даже в мощный бинокль Мак-Аран сумел разглядеть только крошечную темную черточку, которая, конечно, могла быть кораблем, но могла и не быть. Гораздо лучше просматривалась неровная вырубка, где они в первую после аварии ночь валили деревья.
– Первый след человека, – произнес Мак-Аран, передавая бинокль Камилле.
– Надеюсь, и последний, – отозвалась та.
Мак-Арану захотелось в лоб поинтересоваться у нее, возможно ли вообще починить корабль, но сейчас для таких вопросов был не самый подходящий момент.
– Наверняка тут должны быть горные ручьи, – вместо этого произнес он, – а Джуди давным-давно проверила местную воду. Так что не стоит ограничивать себя в питье – еще найдется, где наполнить фляги.
– У меня страшно пересохло в горле. Это из-за вин соты?
– Возможно. На Земле мы не смогли бы забраться намного выше, чем сейчас, без кислородных баллонов, но здесь в атмосфере кислорода больше. – Мак-Аран бросил последний взгляд на оранжевую палатку, сунул бинокль в футляр и повесил на плечо. – Ладно, следующий гребень будет гораздо выше. Пошли. – Камилла тем временем разглядывала крошечные оранжевые цветочки, растущие в щелях среди камней. – Лучше не трогайте их. Может, это опять какая-то зараза.
– Уже поздно, – усмехнулась она и развернулась к Мак-Арану. В ладонях у нее был оранжевый цветок. – Если мне грозит смерть на месте только из-за того, что я сорву цветок – пусть это лучше выяснится сразу. Не уверена, что мне захочется жить дальше – если на этой планете нельзя трогать вообще ничего… Рэйф, – добавила она, посерьезнев, – это же неизвестная планета – и совсем исключить риск у нас не получится при всем желании, всегда может найтись что-нибудь смертельно опасное, чего мы никак не могли предусмотреть. По-моему, нам следует ограничиться какими-то естественными мерами предосторожности и надеяться, что повезет.
Впервые после аварии она обратилась к нему по имени, и Мак-Аран невольно смягчился.
– В общем-то, вы, конечно, правы, – произнес он. – Если мы не хотим ходить тут в скафандрах, то об абсолютной защите и думать не приходится, так что впадать в паранойю не стоит. Будь мы Передовым Отрядом, мы бы знали, где стоит рисковать, а где нет; а так действительно остается только надеяться на везение. – Становилось жарко, и он стянул ветровку. – Что-то непохоже, чтобы оправдывалось предчувствие Хедер насчет плохой погоды.
Они перевалили через гребень и направились вниз. Два-три часа поискав тропинку, они наткнулись на кристально чистый родник, бьющий из трещины в скале, и наполнили фляги; Мак-Аран предложил отправиться вниз по руслу ручейка – наверняка это должен был быть кратчайший путь.
Стало смеркаться; клонящееся к горизонту солнце то и дело скрывалось за тяжелыми тучами. Из глубокой долины, куда они спустились, следуя ручью, не было ни малейшей возможности послать сигнал ни на корабль, ни в базовый лагерь. Пока они устанавливали свою крошечную палатку, и Мак-Аран разводил огонь, начало моросить; бранясь сквозь зубы, Мак-Аран попытался передвинуть костер под край тента, чтобы хоть чуть-чуть укрыться от дождя. Ему удалось нагреть воду, но не вскипятить – в конце-концов неожиданный порыв мокрого снега задул огонь, и Мак-Аран, сдавшись, высыпал концентраты в едва теплую водичку.
– Вот, – объявил он. – Вряд ли очень вкусно, но, по крайней мере, съедобно – и питательно, хотелось бы надеяться.
Попробовав варево, Камилла скорчила гримаску, но, к облегчению Мак-Арана, ничего не сказала. Вокруг бушевал дождь с мокрым снегом, и Камилла с Мак-Араном поскорее забрались в палатку, плотно задраив за собой вход. Внутри едва-едва хватало пространства, чтобы один человек вытянулся в полный рост, а другой устроился сидя – одноместные спасательные палатки были действительно одноместными. Мак-Аран собрался было отпустить какую-то легкомысленную реплику насчет теплого уютного гнездышка, но, взглянув на осунувшееся лицо девушки, передумал.
– Надеюсь, вы не страдаете клаустрофобией, – заметил он вместо этого, стягивая пуховку и раскладывая спальный мешок.
– Я с семнадцати лет офицер Космофлота. Какая еще клаустрофобия? – Несмотря на темноту, Мак-Аран был уверен, что Камилла улыбается. – Скорее, наоборот.
На этом разговор, в общем-то, и закончился. В какой-то момент девушка произнесла и темноту: «Интересно, как там Марко?» – но на это Мак-Арану было нечего ответить; а думать о том, насколько удачней было бы, окажись с ними Забал с его гималайским опытом – значило только зря себя изводить.
– Как насчет того, – сонно поинтересовался Мак-Аран, – чтобы подняться на рассвете и повторить попытку со спектрографом?
– Не стоит. Лучше я подожду до главного пика. Если, конечно, мы до него доберемся. – Конец фразы прозвучал еле слышно, дыхание девушки успокоилось, только иногда тишину нарушал усталый вздох. Мак-Аран же еще какое-то время лежал без сна и думал, что ждет их впереди. Снаружи дождь с мокрым снегом шумно сек ветви деревьев, а из кустарника доносился неумолчный шелест – то ли ветер бушевал, то ли какие-то животные копошились. В конце концов Мак-Арана сморил сон, но спал он чутко, вздрагивая при каждом незнакомом звуке. Раз-другой Камилла негромко вскрикивала во сне, и Мак-Аран подскакивал, буравя темноту беспокойным взглядом. Может, у нее началось кислородное голодание? То, что кислорода в воздухе больше, это, конечно, хорошо; но все равно они забрались уж очень высоко и с каждым следующим кряжем забираются выше и выше. Ладно, одно из двух – либо она акклиматизируется, либо нет. Совершенно киношная ситуация, мелькнула у Мак-Арана мысль, когда он уже проваливался в сон: мужчина наедине с красивой женщиной на незнакомой планете, полной опасностей. Разумеется, абстрактно он хотел ее – черт побери, ничто человеческое или мужское ему не чуждо – но в данных конкретных обстоятельствах секс приходил на ум в последнюю очередь. «Наверно, тлетворное влияние цивилизации», – успел подумать Мак-Аран и устало забылся.
Следующие три дня в точности повторяли первый – если не считать того, что к четвертому вечеру, когда сгустились сумерки, а Камилла с Мак-Араном забрались на высокий перевал, ночной дождь еще не начинался. Воспользовавшись случаем, Камилла установила на треногу телескоп и провела серию наблюдений. Мак-Аран тем временем в темноте расставлял палатку.
– Ну что? – в конце концов поинтересовался ой, не в силах сдержать любопытства. – Теперь понятно, куда нас занесло?
– Не совсем. С самого начала было известно, что этого солнца нет на картах; а все знакомые созвездия – в галактоцентрических координатах – сильно смещены влево. Подозреваю, что мы за пределами спирального рукава Галактики – обратите внимание, как мало на небе звезд, даже по сравнению с Землей, не говоря уже о колониях, лежащих ближе к галактическому ядру. О, мы очень сильно сбились с пути! – В голосе ее слышалась нервная дрожь, а, подойдя ближе, Мак-Аран увидел на щеках слезы.
Ему остро, до боли, захотелось утешить ее.
– Ну, по крайней мере, – произнес он, – когда мы отбудем, куда следует, то сможем занести на свой счет открытие пригодной для колонизации планеты. Может быть, нам всем даже причитается какой-то процент как первооткрывателям…
– Но мы так далеко… – Она осеклась. – У нас получится послать сигнал на корабль?
– Можно попытаться. Мы выше, чем они, тысяч на восемь футов, и не исключено, что даже на линии прямой видимости. Вот, держите бинокль, попробуйте разглядеть какой-нибудь огонек. Хотя, может быть, конечно, они остались за холмами.
Рафаэль обнял девушку за плечи, выравнивая бинокль. Та не отстранилась.
– Вы помните азимут на корабль? – поинтересовалась Камилла.
Он сказал; она повела биноклем, косясь на компас.
– Вот огонек… нет, это, кажется, молния… А, какая разница! – Она нетерпеливо опустила бинокль. Мак-Аран чувствовал, что ее бьет дрожь. – Вам ведь нравятся эти огромные открытые пространства, правда?
– Э… да, – медленно отозвался он. – Мне всегда нравились горы. А вам?
В полумраке Камилла помотала головой. Из-за горизонта показалась первая из четырех крошечных лун, бледно-фиолетовая, и темный воздух словно бы пошел призрачной рябью.
– Нет, – еле слышно отозвалась она. – Я их… боюсь.
– Боитесь?
– Я прошла отбор для Космофлота в пятнадцать лет и почти все время потом жила или на орбитальной базе, или на тренировочном корабле. Немудрено, что… – голос ее дрогнул, – развивается… агорафобия.
– И вы сами вызвались в эту экспедицию! – вырвалось у Мак-Арана; он был искренне удивлен и восхищен. Но Камилле в его голосе послышались критические нотки.
– Больше-то некому было, – огрызнулась она и отправилась обустраивать спальное место в крошечной палатке.
И снова после ужина – правда, на этот раз горячего, потому что дождь так и не пошел и костра не загасил – девушка заснула сразу, а Мак-Аран еще долго лежал без сна. Обычно снаружи доносился по ночам только вой ветра, шелест дождевых струй, треск и скрипение ветвей; но сегодня лес переполняли странные шумы и шорохи, словно вся окружающая таинственная живность спешила воспользоваться редкой бесснежной ночью. Вот донесся далекий вой, напомнивший Мак-Арану некогда слышанную на Земле запись вымершего дикого волка; вот почти тигриный рык, низкий и хриплый, за ним испуганный писк какого-то маленького зверька, а потом тишина. А потом, ближе к полуночи, послышался кошмарный пронзительный крик, долгий, с завываниями – вопль, от которого Мак-Арана бросило в холодный пот. Он был так жутко похож на вопль, изданный Марко при нападении скорпиономуравьев, что Мак-Аран подскочил и принялся выпутываться из спального мешка; только когда, разбуженная его метаниями, испуганно приподнялась Камилла, Мак-Аран осознал, что человеческая глотка на такие звуки просто не способна. Пронзительный воющий вопль делался выше и выше, пока не перешел чуть ли не в ультразвук; по крайней мере, Мак-Арану казалось, будто крик отдается в его барабанных перепонках еще долго после того, как стало тихо.
– Что это такое? – раздался дрожащий шепот Камиллы.
– Бог его знает. Наверно, какая-то птица или зверь.
Душераздирающий крик повторился, и они умолкли.
– Похоже, оно в агонии, – пробормотала Камилла, придвигаясь ближе к Мак-Арану.
– Не фантазируй. Откуда мы знаем – может, это его нормальный голос.
– Ни у кого не может быть такого нормального голоса, – твердо заявила Камилла.
– С чего такая уверенность?
– Ну как ты можешь так спокойно… Ой! – Лицо ее перекосилось, когда пронзительный крик зазвучал вновь. – Меня бросает в холодный пот.
– Может быть, оно парализует этим звуком добычу, – произнес Мак-Аран. – Черт побери, мне ведь тоже страшно! Будь мы на Земле… я ведь из Ирландии… в общем, я подумал бы, что за мной явился древний банши[2] рода Арранов.
– Надо будет окрестить эту тварь банши, когда узнаем, что это такое, – очень серьезно произнесла Камилла. Жуткий вопль повторился, и она зажала уши. – Прекратите! Прекратите!!!
Мак-Аран звонко шлепнул ее по щеке.
– Сама прекрати! Черт побери, а вдруг эта тварь рыскает где-то поблизости и может проглотить нас обоих вместе с палаткой? Будь умницей и лежи тихо; надеюсь, оно уйдет.
– Легко сказать… – пробормотала Камилла и вздрогнула, когда душераздирающий крик банши раздался снова. – Вы… не подержите меня за руку? – еле слышно произнесла она, придвинувшись еще ближе к Мак-Арану.
Он нащупал в темноте ее холодные, как ледышки, пальцы, осторожно зажал между ладонями и принялся отогревать. Она склонила голову к нему на плечо; Рэйф наклонился и мягко коснулся губами ее виска.
– Не бойтесь, – прошептал он. – Все равно палатка пластиковая, и вряд ли пахнет съедобно. Будем надеяться, эта тварь – банши, если угодно, – скоро поймает себе что-нибудь достойное на обед и угомонится.
Воющий крик прозвучал снова – но уже не так близко и душераздирающе. Камилла вздрогнула и обмякла; Мак-Аран осторожно высвободил плечо и уложил девушку, пристроив ее голову у себя на коленях.
– Тебе надо немного поспать, – тихо произнес он.
– Спасибо, Рэйф, – еле слышно прошептала та.
Когда, судя по ровному дыханию, она заснула, Мак-Аран наклонился и запечатлел на ее губах невесомый поцелуй. «Чертовски удачное время выбрал ты для романа, Мак-Аран, – сердито сказал он сам себе, – забыл, что ли, сколько работы впереди, и нечего тут примешивать всякую отсебятину. Нечего, нечего». Но сон еще долго не шел.
Когда утром они вылезли из палатки, мир совершенно преобразился. Небо было прозрачным, ни облачка, ни дымки, а жесткую бесцветную траву покрыл красочный ковер из распускающихся на глазах цветов. Не будучи биологом, Мак-Аран все же встречался с подобным в пустынях, как скалистых, так и песчаных; ему приходилось видеть, как в местах с неустойчивым климатом развивались формы жизни, спешащие воспользоваться любыми благоприятными изменениями температуры или влажности, сколь угодно краткими. Камиллу буквально зачаровали крошечные пестрые цветочки и деловито жужжащие вокруг них похожие на пчел насекомые; впрочем, последними она старалась восхищаться на расстоянии.
Мак-Аран же, приложив ладонь козырьком ко лбу, изучал, что лежит впереди. За неширокой долиной, по дну которой струился ручеек, поднимались склоны последнего пика; до цели было рукой подать.
– При любом раскладе, сегодня вечером мы должны быть уже у подножия, – произнес он, – а завтра в полдень можно будет провести измерения. Теория-то элементарная: разбить на треугольники расстояние от пика до корабля, посчитать угол падения тени – и можно прикинуть диаметр планеты. Давным-давно то ли Архимед, то ли кто-то еще точно так же оценил размеры Земли – за тысячи лет до изобретения высшей математики. А если ночью опять не будет дождя, ты сможешь снять свои спектрограммы.
– Просто удивительно, – улыбнулась Камилла, – стоит чуть развиднеться – и как меняется настроение. А туда будет тяжело забраться?
– Не думаю. Отсюда так вообще кажется, что можно, не напрягаясь, пешком дойти до самой вершины – на этой планете горы гораздо лесистей, чем это обычно бывает. На самой-то вершине, конечно, голый камень; но стоит спуститься на какую-то пару тысяч футов, и уже начинается растительность. А мы еще даже до границы вечных снегов не добрались.
На горных склонах, несмотря ни на что, к Мак-Арану вернулся его былой энтузиазм. Да, конечно, это незнакомая планета – но все равно вокруг горы, и все равно предстоит восхождение. Пусть восхождение и действительно оказалось элементарным – ни скальных стенок, ни ледопадов – зато совершенно беспрепятственно можно было наслаждаться открывающейся панорамой и чистым высокогорным воздухом. Только присутствие Камиллы, сознание того, что она боится открытых пространств и высоты, удерживало Мак-Арана от полного растворения в пейзаже. Еще недавно он был уверен, что его будет раздражать, когда придется помогать неопытному новичку преодолевать простейшие препятствия или искать путь полегче через сыпуху – там, где сам Мак-Аран мог бы пройти и с ногой в гипсе; но происходило что-то странное – Рэйф, словно бы, проникался страхом девушки как собственным и словно бы сам медленно, с натугой одолевал каждый новый склон.
– Вот, – наконец произнес он, остановившись несколькими футами ниже главного пика, – самое подходящее место. Как раз плоская площадка для твоей треноги. Тут и подождем полудня.
– Я думала, ты хотел забраться на самый пик, Рэйф, – к его удивлению, застенчиво произнесла Камилла (он-то ожидал услышать вздох облегчения). – Полезли, если хочешь; я не против.
Мак-Аран хотел было огрызнуться, что, мол, если ему придется еще и тащить за собой какую-то перепуганную неумеху, то никакого кайфа будет не словить, восхождение станет сущей мукой – но внезапно осекся, осознав, что это больше не так. Он скинул с плеч рюкзак и легонько коснулся руки Камиллы.
– Пик подождет, – с улыбкой объявил он, – мы же не на увеселительной прогулке. Здесь самая удачная точка для того, что нам надо сделать. Кстати, хронометр по местному времени выставлен?
Они поудобней бок о бок устроились на склоне, глядя на развернувшуюся до горизонта панораму лесов и холмов. «Какая красота, – подумал Мак-Аран, – вот планета, достойная любви, планета, на которой стоит жить».
– Интересно, – проронил он, – как ты думаешь, в системе Короны так же красиво?
– Откуда я знаю? Я там ни разу не была. Я вообще плохо разбираюсь в планетах. Но эта действительно красивая. Ни разу в жизни не видела солнца такого цвета, а тени… – она умолкла, разглядывая, игру темно-лиловых теней и зелени в далеких долинах.
– Наверно, к такому цвету неба было бы не очень сложно привыкнуть, – произнес Мак-Аран и снова замолк.
Вскоре укоротившиеся тени предупредили о том, что вот-вот полдень. После всех приготовлений собственно процесс мог показаться каким-то несолидным; развернуть и строго вертикально установить стофутовый алюминиевый шест, с точностью до миллиметра измерить длину отбрасываемой им тени, и все.
– Сорок миль на ногах, плюс восемнадцать тысяч футов вверх на карачках, – кривовато усмехнувшись, произнес Мак-Аран, складывая шест, – и все ради ста двадцати секунд измерений.
– Не говоря уж о Бог его знает скольких световых годах, – пожала плечами Камилла. – Это и называется наука, Рэйф.
– Теперь делать нечего, только ждать ночи, чтобы ты сняла свои спектрограммы.
Рэйф сложил шест и уселся на камни, наслаждаясь такой редкостью, как прямые солнечные лучи. Девушка еще немного повозилась со своим рюкзаком; потом устроилась рядом с Мак-Араном.
– Как ты думаешь, Камилла, – поинтересовался тот, – тебе, действительно удастся определить, куда нас занесло?
– Надеюсь, да. Я попробую отыскать на небе несколько цефеид, пронаблюдать временной ход их светимости, и если удастся однозначно идентифицировать хотя бы три, то смогу подсчитать, где мы находимся относительно центрального рукава Галактики.
– Тогда остается только молиться, чтобы еще несколько ночей были ясными, – сказал Рэйф и умолк, рассматривая скалы у самой вершины, футах в ста над головой.
– Ну хватит, Рэйф, – в конце концов сказала Камилла, проследив за его взглядом. – Тебе же не терпится забраться наверх; давай, я не возражаю.
– Серьезно? Ты не против посидеть здесь и подождать?
– Кто сказал, что я собираюсь сидеть здесь и ждать? По-моему, забраться наверх вполне в моих силах. К тому же, – добавила она, улыбнувшись, – мне тоже интересно, что там дальше!
– Тогда, – вскочил, словно подброшенный пружиной, Мак-Аран, – мы можем оставить здесь все, кроме фляг. Залезть на самый верх тут действительно несложно – собственно, это даже не скалолазание будет, а бег в гору на четвереньках.
На душе у Мак-Арана стало легко-легко, так обрадовался он, что Камилла чутко отозвалась на его настроение. Он полез первым, выбирая путь полегче, показывая девушке, куда ступать. Здравый смысл подсказывал ему, что это восхождение – не обусловленное никакой реальной необходимостью, только любопытством, что же лежит дальше – чистой воды сумасбродство (а вдруг кто-нибудь из них сломает ногу?); но удержаться не было никаких сил. Вот позади последние несколько футов, вот они уже на самой вершине – и Камилла издала удивленный вскрик. Склон, на который они все эти дни карабкались, не давал им увидеть собственно горную цепь; невероятную горную цепь, простирающуюся до самого горизонта, укрытую вечными снегами, гигантскую и иззубренную, вздымающую к небесам несчетные пики, слепящую глаза блеском ледников, чуть ниже которых дрейфовали бледные облака, медленно и лениво.