— Это лучше. Начинать на малом месте…
   — Что начинать?
   — Наперед и не скажешь. Ты не понимаешь, Тревер. Сотни лет я точно знал, что буду делать. В познании есть что-то от нового рождения.
   Тревер вздрогнул и пошел обратно изучать приборы. Электропроводка, защищенная слоями непроницаемой пластиковой изоляции и трубами, казалось, была в отличном состоянии. Помещение для генератора внизу было разбито, но не окончательно. Имелись запасные батареи. Поржавевшие, конечно, но если с ними поработать, они некоторое время продержатся.
   — Полетит он?
   — Я же сказал, что пока не знаю. Тут куча работы.
   — Для этого есть рабы.
   — Да, но без горючего все бесполезно.
   — Посмотри, есть ли оно.
   Очертания того, что было спрятано в недоступном месте мозга Тревера, стали теперь проясняться. Он не хотел вытаскивать их на свет, где Шеннеч их тоже увидит, и поэтому думал о генераторах, батареях и о монтаже.
   Он полз в темных потрохах мертвого корабля, пробираясь к хвостовой части. Факел бросал красный дымный свет на то, что лежало в опустевших офицерских каютах и разграбленных трюмах. У одного большого отсека была дверь с тяжелыми засовами и болтами, выгнувшаяся при крушении, как оловянная. «Вот откуда они вырвались, — подумал Тревер, — как волки из западни».
   В нижних трюмах, больше всего пострадавших при падении, было множество шахтного оборудования и сельскохозяйственных машин. Все было непоправимо разломано, тем не менее выглядело внушительно с их ржавыми лезвиями и зубьями и странной неуклюжей формой. Они наводили на мысль об оружии, и Тревер продолжал эту мысль, украсив ее мысленным изображением людей, падающих под крутящимися катками. Шеннеч уловил это:
   — Оружие?
   — Можно использовать как таковое. Но металл надо очистить.
   Он обнаружил бункеры с горючим. Основной запас был израсходован до последней крошки, но в запасных бункерах, судя по показателям шкал, кое-что осталось. Не много, но может хватить.

ГЛАВА 6

   В Тревере зашевелилось возбуждение, слишком большое, чтобы его можно было спрятать в тайный уголок мозга. Он не пытался. Он выпустил его на свободу, и Шеннеч пробормотал:
   — Ты доволен. Корабль полетит, и ты думаешь, что, добравшись до другой долины и очутившись среди своих, ты найдешь средство уничтожить меня. Возможно, но мы еще посмотрим.
   Глядя вниз из перекошенного люка, Тревер улыбался. Лгать можно не только словами, но и мыслью. А Шеннеч, как ни говори, был всего лишь человеком.
   — Мне нужна помощь. Вся, какая есть.
   — Будет.
   — Потребуется время. Не торопи и не отвлекай меня. Не забывай, что я не меньше тебя хочу перебраться через горы.
   Шеннеч засмеялся.
   Тревер взял еще факелов и пошел работать к генератору. Он чувствовал, что Шеннечу сейчас не до него: он занят тем, что сгоняет Коринов и рабов. Однако Тревер и не ослабил своей осторожности. Открытая область его мозга была занята мыслями о мщении по прилете в другую долину.
   Постепенно настойчивая борьба с антикварками и частично поломанными механизмами отогнала все посторонние мысли в сторону. Прошли день, ночь и половина второго дня, прежде чем вся проводка была соединена так, как он хотел, а один скрипучий генератор заработал в четверть своей нормальной мощности и батареи были заменены лучшими из запасных.
   Тревер вышел из освещенной факелами темноты в рубку, моргая на свету, как крот, и увидел сидящего там Гелта.
   — Он доверяет тебе, — сказал Корин, — но не чрезмерно.
   Тревер нахмурился. Усталость, возбуждение и ощущение рока вели его в нереальное состояние: когда его мозг действовал более или менее самостоятельно. Прочная защитная оболочка создала вокруг мозга маленькую внутреннюю крепость, так что мозг его был скрыт даже от самого Тревера, и он почти поверил, что улетит на этом корабле в другую долину и будет сражаться там с Шеннечем. Так что он не удивился, услышав мысль Шеннеча:
   — Ты, вероятно, попытаешься улететь один. Я бы не хотел этого, Тревер.
   — Ты контролируешь меня настолько, — ворчливо сказал Тревер, — что я не могу и плюнуть, если ты запретишь это.
   — Здесь я имею дело со многим, чего не понимаю. У нас никогда не было механической культуры. Во всяком случае, многие из твоих мыслей, которые я отчетливо читаю, не имеют для меня реального смысла. Я могу управлять тобой, Тревер, но не кораблем.
   — Не беспокойся, — сказал Тревер, — вряд ли я смог бы поднять корабль в воздух, пока его корпус не починен.
   Это было правдой, он говорил честно.
   — Тем не менее, — сказал Шеннеч, — Гелт будет там, как мои руки и ноги, дополнительным стражем у того предмета, который ты называешь приборной доской и которая является, как мне сказал твой мозг, ключом к кораблю. Тебе запрещено касаться ее, пока не настанет время лететь. — Тревер услышал молчаливый смех Шеннеча. — В твоем мозгу таится измена, Тревер. Но у меня хватит времени. Импульс идет быстро и не может быть просчитан заранее, но между импульсом и его реализацией есть интервал. Пусть он длится долю секунды — мне его хватит, чтобы остановить тебя.
   Тревер не спорил. Он дрожал от усилий скрыть жалкие остатки своей индивидуальности и твердо направил свои мысли на следующий шаг к тому, чего желал Шеннеч, и не отклонялся от этого пути ни вправо, ни влево. Он провел рукой по лицу, вздрогнул от прикосновения к чуждому уродству на своем лбу и угрюмо сказал:
   — Трюмы должны быть очищены. Корабль не поднимет еще раз такую тяжесть, да и металл понадобится для ремонта. — Он снова и настойчиво подумал об оружии. — Пришли сюда рабов.
   — Нет, — твердо сказал Шеннеч, — это все сделают Корины. Не дам в руки рабов никакого потенциального оружия.
   Тревер пустил через свой мозг волну разочарования и пожал плечами:
   — Ладно. Тогда давай их сюда.
   Он стоял у большого экрана и смотрел на равнину перед городом. Рабы были собраны на безопасном расстоянии от корабля и ждали, как стадо, когда понадобится их сила. Их охраняли несколько всадников-Коринов и соколы.
   Двигаясь медленно от возмущения, маленькая армия Коринов подошла к кораблю. И Тревер ясно чувствовал их мысли. За всю свою жизнь они ни разу не испачкали своих рук работой и теперь злились, что их заставляют делать работу рабов.
   Вонзив ногти в ладони, Тревер пошел к хвостовой части, чтобы показать Коринам, что делать. Он не сможет больше хранить то, что с таким трудом скрывал под наслоениями полуправды и хитрости. Рано или поздно это выйдет наружу, и Шеннеч узнает.
   При свете факелов Корины начали сражаться с ржавыми машинами в задних трюмах.
   — Пошли сюда еще рабов, — сказал Тревер Шеннечу. Это очень тяжелые вещи.
   — Но тут все, кроме только тех, кто охраняет рабов. Их нельзя брать.
   — Ну что ж, — сказал Тревер, — тогда заставь работать этих.
   Он пошел назад по нижним палубам и коридорам сначала медленно, потом все быстрее; его босые ноги царапались о чешуйки ржавчины, лицо с третьим сверхьестественно-жутким глазом побелело и странно застыло. Его мозг выталкивал мутные потоки мыслей, неопределенных и ничего не значащих, чтобы до последней секунды скрывать подспудное.
   — Тревер! — Шеннеч был встревожен.
   Щель вышла на свет. Она вышла, ее уже нельзя было прятать. Она вырвалась из укромного места, как сильное красное пламя в темноте, и Шеннеч увидел ее и послал всю холодную мощь своего мозга.
   Тревер пулей влетел в рубку.
   Первая черная волна силы ударила его, и рубка вытянулась в каком-то диком, бредовом измерении В дальнем конце ее ждал Гелт. Позади Гелта находился один маленький ключик, которого нужно было коснуться сейчас же.
   Возросшая сила Шеннеча оттолкнула Тревера назад, запрещая ему думать, двигаться, существовать. Ко под этой осажденной частью мозга Тревера стены еще держались, и в них горел яркий факел решимости.
   Было самое время бороться, и Тревер выковал оружие ярости, которое он на время похоронил. Он высвободил эту ярость и крикнул чуждой силе:
   — Я убью тебя когда-нибудь! Я убью тебя.
   Палуба поплыла под его ногами. Облупленные переборки колыхались, как туман, Тревер не знал, двигается он или нет, но все же держался на ногах, в то время как страшная тяжесть обрушилась на его трепещущий мозг, стараясь сгладить, придавить ярость, которая была его единственным оружием.
   Ярость за себя, оскверненного, униженного. Ярость за Джин с кровавыми рубцами на плечах. Ярость за Хьюго, лежавшего мертвым под своим отвратительным убийцей, и ярость за все поколения высадившихся тут людей, которые жили и умирали в работе для того, чтобы облегчить Шеннечу время ожидания.
   Он увидел рядом с собой странно-огромное лицо Гелта, потрясенное и испуганное. Тревер оскалился.
   — Я убью его когда-нибудь, — сказал он Корину.
   На поясе Гелта висел нож, но Гелту не было приказано пользоваться им. Только один Тревер мог заставить корабль лететь. Гелт схватил Тревера, протянув руки, но сделал это очень неуверенно, и мозг Корина кричал Шеннечу:
   — Ты не можешь его остановить! Не можешь!
   Тревер, теперь только частично слитый с Шеннечем, услышал этот крик и засмеялся. Что-то взорвалось в нем от физического прикосновения Гелта. Теперь его не контролировали, неистовые мысли ушли, остались только два сильнейших желания, одним из которых было уничтожение чудовища, державшего его.
   — Убей его! — неожиданно сказал Шеннеч. — Он безумен, и никто не может управляться с сумасшедшим.
   Гелт старался, но руки Тревера уже схватили горло Корина. Пальцы его глубоко погрузились в плоть Гелта. Затем раздался хруст сломавшихся позвонков.
   Тревер отбросил труп. Он ничего не видел, кроме одной крошечной точки света в темноте. В центре этой светлой точки была красная кнопка. Тревер подскочил к ней и нажал. Это было его второе желание.
   В первый момент ничего не произошло. Тревер упал поперек Гелта. Шеннеч выкрикивал предупреждения, которые уже опоздали: Тревер имел время торжествующе вздохнуть и встать.
   Корабль тронулся под ним. Раздался глухой рев, потом еще один, когда бункеры с остатками горючего заработали. Рубка закружилась и остановилась со скрипом и дрожью, все проходы распахнулись, мир наполнился лязгом и грохотом отрывающегося и разлетающегося металла. Затем все успокоилось. Настала тишина.
   Тревер прополз по новому склону пола и через разбитый люк в безжалостный солнечный свет. Теперь он ясно видел, что наделал. Сделано все было хорошо. Последнего запаса горючего хватило…
   Вся задняя часть корпуса исчезла, и с ней все Корины, бывшие в задних трюмах.
   Затем в мозгу Тренера заговорил удивленный голос Шеннеча:
   — Я и в самом деле состарился! Я недооценил силу и тайны свежего крепкого мозга. Я слишком привык к повиновению со стороны Коринов.
   — Ты видишь, что происходит с последними Коринами? — спросил Тревер. — Ты можешь видеть?
   Последние Корины, которые оставались с рабами снаружи, были потрясены крушением их привычного мира. А рабы тут же поднялись против остатков своих ненавидимых хозяев. Они долго ждали, очень долго, и теперь Корины и соколы подлежат смерти.
   — Ты видишь это, Шеннеч?
   — Вижу, Тревер. А теперь… они идут на тебя!
   Да, они шли. Шли, обезумев от крови, шли против всех, кто носил солнечный камень. Впереди шли Джин и Сол.
   Тревер знал, что ему осталось меньше полминуты на разговор о своей жизни, И он знал, что Шеннеч следит с интересом.
   Тревер резко сказал Солу и другим:
   — Я дал вам свободу, а вы хотите убить меня за это?
   — Ты выдал нас в пещере, — прорычал Сол, — и вот теперь…
   — Я выдал вас, но сделал это не намеренно. Здесь есть кое-кто посильнее Коринов, а вы даже не знали об этом. Откуда же было — знать мне?
   Тревер быстро рассказал им о Шеннече и о том, как сами Корины попали в рабство.
   — Вранье все это, — сказал Сол.
   — Посмотрите сами в подземелье под городом. Только будьте осторожны.
   Он смотрел не на Сола, а на Джин. Подумав, она медленно произнесла:
   — Возможно там и вправду есть Шеннеч… Может, поэтому нам никогда не позволяли входить в город, и Корины могли уверять, что они боги.
   — А я говорю — вранье!
   Джин повернулась к Солу:
   — Пойди и посмотри, Сол. А мы его пока покараулим.
   Сол поколебался, он и шестеро других рабов пошли к городу.
   Тревер сел на горячую выжженную траву. Он страшно устал. И ему не нравилось, что сосредоточенная тень Шеннеча покрывает его мозг.
   Горы отклонились от солнца, и по нижним склонам поползли тени. Сол и другие вернулись. Тревер взглянул на их лица и невесело рассмеялся:
   — Все правда, не так ли?
   — Да, — сказал Сол, вздрогнув. — Да…
   — Он говорил с вами?
   — Начал, но… мы убежали… — и Сол неожиданно закричал, но уже не от ненависти, а от страха: — Мы не сможем убить его. Это его долина. И мы, о боже, заперты с ним и не можем уйти!..
   — Можем, — возразил Тревер.

ГЛАВА 7

   Сол тяжело уставился на него:
   — Но пути через горы нет. Там же нет воздуха…
   — Есть способ. Я нашел его в корабле. — Тревер встал и продолжал с неожиданной резкостью: — Пусть не для всех и не сразу, но если пойдут двое или четверо, один из них сможет выжить… и он приведет сюда людей с кораблями, чтобы забрать и остальных. Он посмотрел на Сола. — Рискнешь пойти со мной?
   Мрачный человек хрипло ответил:
   — Я все еще не доверяю тебе, Тревер! Но все-таки… уйти от этого
   — Я тоже пойду, — неожиданно сказала Джин. — Я так же сильна и вынослива, как Сол.
   Это было правдой, и Тревер знал это. Он долго смотрел на нее, но ничего не мог прочесть на ее лице… Сол пожал плечами:
   — Идет!
   — Но ведь это безумие! — пробормотал чей-то голос. — Вы не сможете дышать там, на гребне. Там нет воздуха.
   Тревер тяжело вполз в остатки корабля и вынес шлемы и кислородные баллоны, уцелевшие как будто специально для этого.
   — Мы будем дышать, — сказал он. — Эти… — Он подыскивал слова; чтобы объяснить, что эти контейнеры содержат самую главную составную часть воздуха. — Мы возьмем их с собой.
   — А холод?
   — У вас же есть отличные теплые шкуры, И клей, Я покажу вам, как делается защитная одежда. Или — оставайтесь здесь с Шеннечем.
   Сол содрогнулся:
   — Нет, уж лучше я попытаюсь.
   Все последующие часы, пока женщины работали с мягкими шкурами и резиновым клеем, а сам Тревер трудился над неуклюжими шлемами, Шеннеч молчал.
   Молчал, но не ушел. Тревер ощущал тень на своем мозге и понимал, что Шеннеч следит. Хотя Последний не делал никаких попыток покушения на него.
   Рабы тоже следили за Тревером. Он видел страх и ненависть в их глазах, когда они смотрели на солнечный камень между его бровями.
   И Джин следила за ним, ничего не говоря. И по ее лицу он ничего не мог определить. О чем она думала? О Хьюго, о соколах?
   Часам к трем дня все было готово. Трое начали медленный подъем к проходам, ведущим за пределы атмосферы. Все трое выглядели бесформенными и гротескными в трехслойной клеенной меховой одежде и в неуклюжих шлемах, набитых тряпками, потому что застегивающийся опорный воротник отсутствовал. Лица были плотно обмотаны, и концы кислородных трубок пришлось держать во рту, поскольку не было возможности сделать шлемы герметичными.
   Вечерние тени потянулись из долины, когда провожавшие спустились снова, а трое пошли дальше: Сол впереди, Тревер — замыкающим.
   А Шеннеч все еще молчал.
   Атмосфера осталась позади. Теперь они поднимались в космос — крошечные создания в бесконечности девственных скал, в полной темноте между спящими ликами наверху и яркими молниями вечерней грозы внизу.
   Все выше и выше к проходу тащились они, помогая друг другу там, где одному было не под силу, в леденящем холоде и тишине. Три неуклюжие фигуры, бредущие над самым небом, в страхе перед бесконечностью, где не было ни звука, ни света.
   Тревер знал, что они уже доходят к проходу, потому что теперь с обеих сторон поднимались склоны, которых никогда не касались ни ветер, ни дожди, ни живые корни. Он пошатнулся, потому что грунт пошел под уклон, но идти стало гораздо легче. Они прошли гребень. И кислород кончался. Теперь вниз, спотыкаясь и скользя… вниз, к воздуху. И они вышли по ту сторону горы, над каменной равниной, ведущей к…
   И тут наконец Шеннеч рассмеялся.
   — Разумно, — сказал он, — очень разумно бежать без корабля! Но вы вернетесь обратно с кораблем и возьмете меня на другую сторону мира. И я щедро вознагражу вас.
   — Нет, — мысленно возразил Тревер, — нет, Шеннеч. Если мы доберемся туда, солнечный камень у меня извлекут, и мы вернемся за рабами, но не за тобой!
   — Нет, Тревер, — с пугающе холодным спокойствием возразил Шеннеч, — ты теперь иной. Ты удивил и обманул меня однажды, но теперь я помню обман. Весь твой мозг открыт мне, и ты не сможешь больше мне противиться.
   Холод вошел в душу Тревера и заморозил ее.
   Сол и Джин сейчас были под ним, спускаясь вдоль усеянного камнями края пропасти к воздуху, звукам и жизни. Он видел, как они бросили шлемы, и пошел следом, хватая холодный воздух изголодавшимися легкими. Шеннеч спокойно заметил:
   — Мы в них больше не нуждаемся. Они могут быть опасными, когда ты доберешься до других людей. Распорядись ими, Тревер.
   Тревер ответил яростным отказом, но тут же его мозг был схвачен как бы железной рукой, которая трясла его, вертела и изменяла. И его злоба ушла в пустоту.
   «Ну, конечно, — подумал он, — здесь множество булыжников. Совсем не трудно столкнуть людей в пропасть…» — он шагнул к большому камню.
   — Хороший способ, Тревер. Торопись…
   Шеннеч говорил правду: на этот раз он полностью завоевал Тревера, и Тревер понимал это.
   — Нет, не буду! — крикнул он себе, но это было лишь эхо слабеющей воли, умирающего «я».
   — Будешь, Тревер. И немедленно! Они подозревают…
   Сол и Джин вернулись. Лицо Тревера, открытое теперь цепенеющему холоду, которого сам Тревер почти не ощущал, видимо, рассказало им обо всем. Они стали подниматься к нему. Расстояние очень небольшое, но они могли опоздать.
   Тревер тонко завизжал:
   — Берегитесь… Шеннеч… — и положил на камень руку, на камень, который должен был. раздавить людей.
   Но ведь есть и другой способ! Он, Тревер, принадлежит Шеннечу, пока жив, но и у него есть способ избежать нового предательства народа Джин — просто не жить больше.
   Он собрал последние остатки своей воли и покатился к краю пропасти. Упав с высоты ста футов, человек, конечно, останется спокойно лежать на камнях.
   — Нет, Тревер! Нет!
   Мощный приказ Шеннеча остановил Тревера на самом краю обрыва. А затем руки Джин оттащили его от края.
   Он слышал, как тонко и хрипло прозвучал голос Сола:
   — Оттолкни! Оттолкни его! Он — Корин. Ты видела его лицо!
   — Нет! — ответила Джин. — Он ведь хотел убить себя ради нас!
   — Но им владеет Шеннеч! — снова выкрикнул Сол.
   Шеннеч и в самом деле владел Тревером. Он подавил последнюю искру его возмущения и грубо скомандовал:
   — Убей женщину и мужчину!
   И Тревер попытался это сделать. Он был теперь полностью во власти Шеннеча, но Сол и Джин крепко держали его. Вдвоем они были много сильнее его, и он не мог выполнить приказ Шеннеча-Последнего, как бы тот не желал этого.
   — Свяжи ему руки! — крикнула Джин. — Мы поведем его, и он не сможет нанести нам никакого вреда!
   Злоба Шеннеча хлынула через мозг Тревера. Он отбивался, но все тщетно: ему стянули руки кожаным ремнем и потащили выше и он не мог повиноваться мысленному приказу Шеннеча.
   Затем он почувствовал, что злоба Шеннеча угасла в страшной безнадежности. К Треверу вернулось собственное сознание, и в темноте своего усталого мозга он услышал отголосок последнего горького крика:
   — Я стар… Слишком стар…

ГЛАВА 8

   Тревер медленно просыпался, то поднимаясь над черным океаном беспамятства, то погружаясь в него снова, и в короткие интервалы сознания понял, что лежит в постели и у него болит голова.
   Наконец настало время, когда он поднялся из забвения и не погружался в него больше. Открыв глаза, он увидел металлический потолок.
   — Значит, мы это сделали, — сказал он.
   — Да, сделали, — ответил дружелюбный голос. — Это Солнечный Город, и вы здесь уже порядочное время.
   Тревер повернул голову на голос к стоявшему у кровати доктору в белом халате и не узнал ни его, ни комнаты. Сначала, по крайней мере. Он видел только поднос на тумбочке, и в нем — темно-желтый глаз, мерцающий и сияющий.
   Солнечный камень!
   Рука Тревера слабо поднялась к лицу, но доктор опередил его:
   — Не беспокойтесь, его извлекли. Деликатная была работа! Некоторое время у вас поболит голова, но любой согласился бы на это ради солнечного камня!
   Тревер не ответил, Неожиданно он спросил:
   — А Джин и Сол?
   — Они здесь. Тоже весьма странный народ. Ни с кем не разговаривают. Все вы — сплошная тайна, знаете ли.
   Доктор вышел и вскоре вернулся с Джин и Солом. Они были теперь в современной синтетической одежде. На Джин она выглядела так же неуместно, как шелковое платье на леопарде.
   Джин увидела улыбку в глазах Тревера и воскликнула:
   — Не смейтесь надо мной никогда… никогда!
   Тревер подумал, что цивилизовывать ее — дело долгое. Сомнительно даже, что это вообще возможно. Но его это не огорчало.
   Она постояла, серьезно глядя на него, а затем сообщила:
   — Сказали, что завтра ты сможешь встать.
   — Это хорошо, — обрадовался Тревер.
   — Но ты должен быть осторожен некоторое время…
   — Я буду осторожен.
   Они больше не говорили, но по ее твердому серьезному взгляду Тревер понял, что Хьюго и соколы прощены ему. Не забыты, но прощены. И что Джин и Тревер встретились и больше не расстанутся.
   Сол вскричал с тревогой:
   — Мы ждем столько дней! Когда мы вернемся в Долину за остальными?
   Тревер повернулся к доктору с любопытством наблюдавшему за всем этим:
   — Могу ли я нанять здесь корабль?
   — Человек, имеющий солнечный камень, может получить почти все, что захочет, Тревер! Я поговорю насчет этого.
   Зафрахтованный корабль, который нес их обратно в долину, имел минимум команды и двух техников минеров, нанятых Тревером.
   Они высадились за пределами древнего города, и рабы хлынули к ним, наполовину обрадованные, наполовину испуганные воплощением древней и седой легенды.
   Тревер объяснил Солу, что надо сделать. В черепах убитых Коринов остались солнечные камни баснословной ценности. Надо пойти туда с рабами и взять камни.
   — Но эти камни — зло, зло! — вскричал на это Сол.
   — В других мирах — нет, — ответил ему Тревер. — А твоему народу нужно будет куда-то ехать.
   Когда это было сделано, все собрались в корабле. Тревер кивнул техникам.
   — Пора, — сказал он, — вход в катакомбы вон там, наверху.
   Техники ушли, взяв с собой тяжелый груз, который они несли с собой вдвоем. Вскоре они вернулись, уже без груза.
   Тревер достал из кармана свой солнечный камень. Джин вцепилась в его руку:
   — Не надо, Тревер!
   — Теперь это не опасно, Джин, — успокоил он. — У него не хватит времени сделать со мной что-либо. А я чувствую, что должен сказать ему.
   Он приложил солнечный камень ко лбу и мысленно позвал:
   — Шеннеч!
   И в его мозг вошло холодное и ужасное присутствие Последнего. Мысли Тревера были прочтены в один миг.
   — Значит, это конец, Тревер?
   — Да, — подтвердил Тревер, — для тебя это конец.
   Он ожидал дикой реакции тревоги и эмоций, попытки захватить его мозг, предотвратить свою гибель.
   Но этого не произошло, Наоборот, от него пришел потрясающий импульс радости.
   — Как… Значит, ты хочешь, чтобы я это сделал? — удивился Тревер.
   — Да, Тревер! Да! Я подумал, что ждать смерти еще столетие — слишком долго и скучно. А ЭТО освободит меня сразу!
   Вне себя от удивления, Тревер сделал жест, и корабль взмыл к небу. Второй жест — и техники потянулись к кнопке радиодетонатора.
   В этот момент Тревер услышал голос Шеннеча, как широко разлившуюся музыку — смесь радостного хора освобождения с аккордами космической печали о том, что было и никогда уже не возвратится, о величайшей древней расе, которой пришел конец.
   Кнопку нажали — и город внизу взорвался огнем и камнем вокруг входа в катакомбы.
   И песня Шеннеча угасла в тишине, когда последние дети гор навеки ушли в ночь.