Макс Брэнд
Новичок
Глава 1
СЛАБАК?
Винсент Аллан был упитанным молодым человеком, но его тело не казалось рыхлым. Скорее он был похож на круглого, гладкого морского котика, плавающего в бассейне. Округлая шея едва помещалась в воротник шестнадцатидюймового размера. Круглый торс, пухлые длинные руки. Глаза его были бледно-голубыми, а на губах все время играла легкая застенчивая улыбка. Однако эта кроткая улыбка приносила Аллану одни неприятности, потому что иногда людям казалось, будто он над ними насмехается. И президент тоже не избежал этой ошибки.
Это был президент не того маленького отделения банка, где Винсент Аллан уже пять лет исписывал быстрым, аккуратным почерком толстые гроссбухи с деловыми расчетами или терпеливо и добросовестно считал на арифмометре. Президент был очень важной персоной. Он возглавлял всю огромную сеть финансовых организаций, в которой отделение банка, где трудился Аллан, было лишь незначительным, мелким звеном. Но во всей этой организации не было никого и ничего слишком мелкого, не стоящего личного внимания президента. Его любимый афоризм — а у президента было очень много афоризмов на все случаи жизни — звучал так: «Если ты действительно хочешь что-то сделать, время у тебя найдется». И президент не только сам строго следовал своим изречениям, но и от всех остальных людей требовал того же. Если ему достаточно четырех часов сна в сутки, то и другим этого должно хватать. Более того, необходимость целых четыре часа в сутки проводить в бездействии ужасно его раздражала. Президент считал, что сон — всего лишь привычка, причем весьма вредная.
В этот день президент должен был посетить торжественный обед, где собрались все работники филиала банка. После того как собственно обед закончился, президент выступил с речью. У него было заготовлено несколько речей. О честности и о том, что она дает человеку. О бережливости. О верности — воистину, золотая добродетель! Или такая тема: «Совесть — вот что в нас главное». Обычно он предпочитал говорить о морали. Но сегодня он решил удивить слушателей и заговорил о теле.
— Все мы получили в дар от Господа две важные вещи, — начал президент. — Это, во-первых, наш разум, который нам приходится пускать в ход, чтобы обеспечить свое существование, а во-вторых, наше тело. Тело — это тоже Божий дар, почти равный рассудку. Но кто из вас, молодые леди и джентльмены, кто из вас пользуется своим телом так, как должно?
Он по очереди ткнул пальцем во всех служащих, чтобы они прониклись этой горькой истиной. У бедных горожан задрожали колени. Президент и сам дрожал от возбуждения всеми ста двенадцатью фунтами своего тощего тельца.
— Идите в гимнастический зал! — провозгласил он. — В наш век машин физическая сила почти не находит применения. И все же идите в гимнастический зал! Имейте мужество признать свою слабость. Только через признание слабости вы обретете силу. Сила слабости — в смирении! Смирение тела, смирение души и непоколебимая решимость достичь совершенства, заботливо развивая то, что дано нам Господом! — Внезапно он запнулся и побагровел от гнева. — Молодой человек! Вы позволяете себе улыбаться! Но гордецы и насмешники падут, а смиренные достигнут высот!
Этот грозный выпад был направлен против бедного юного Винсента Аллана. Легкая улыбка, игравшая на губах юноши, мгновенно испарилась.
А остальные служащие стали тайком посмеиваться, видя, что президент уже выбрал себе жертву. Только руководитель того филиала банка, где служил Аллан, покраснел и нахмурился. Он хорошо знал этого достойного молодого клерка, предупредительного и скромного. Но возразить президенту перед многолюдным собранием он не отважился. Ведь это могло навлечь гнев шефа на него самого, & он не хотел подвергнуться унижению при своих подчиненных.
— Встаньте! — прогремел голос президента. — Встаньте, чтобы все могли видеть того, кто посмел насмехаться надо мной, когда я говорю о культуре тела!
Винсент Аллан поднялся. Его лицо пылало. Любой другой на его месте скромно потупил бы взор, всем своим видом выражая смирение и раскаяние, но у Аллана была еще одна особенность. Когда он бывал особенно сильно напуган или пристыжен, он смотрел прямо в глаза тому, что его смущало или пугало.
— Сколько вам лет? — спросил президент.
— Двадцать три, — пробормотал Винсент Аллан.
Это было сказано самым кротким и мягким голосом, какой только мог звучать из человеческих уст. Президент мгновенно понял свою ошибку — перед ним стоял не дерзкий насмешник, но невинный агнец. Тем не менее отступить он не мог. Костер уже был разложен, и жертву надлежало предать закланию.
— Двадцать три, — насмешливо повторил президент и нахмурился, словно молодой человек признался в тяжком грехе. — Значит, вам двадцать три года. А какой ваш рост, молодой человек?
— Пять футов девять дюймов, сэр.
— Пять футов и девять дюймов? А сколько вы весите?
— Сто семьдесят пять фунтов, сэр.
— Вы толстяк! — прогремел президент. — Вы страдаете ожирением! На вас по меньшей мере двадцать пять фунтов лишнего жира. А может быть, и все сорок. Да знаете ли вы, молодой человек, что такое этот жир? Это же грех! Жир для тела — то же, что праздность для души! Это тяжкий грех! Вам необходимо избавиться от этого жира. Вы должны обрести свой истинный облик. Стать самим собой! Не прячьте от себя правду за насмешками. Вон тот серьезный молодой человек, что сидит рядом с вами и, как я вижу, внимательно прислушивается к моим словам, — он даст вам десять очков форы в любом состязании. И все равно выиграет!
«Серьезный молодой человек» порозовел от смущения и удовольствия. Это был самый замечательный момент в его недолгой жизни. И единственный замечательный момент за всю его жизнь.
— Оставьте праздность и насмешки глупцам! — продолжал президент. — Идите в гимнастический зал! Учитесь работать мышцами, как вы работаете головой! Вот вы, молодой человек, какие подвижные игры знаете?
— Не знаю ни одной, сэр, — пробормотал несчастный Винсент Аллан.
— Ни одной? Как?! Разве вы никогда не играли в детстве в горелки?
— Нет, сэр.
— Может быть, вы были слишком болезненным ребенком? — спросил президент, немного смягчившись.
— Я… я очень много времени проводил за учебниками, когда учился в школе, — робко ответил Аллан, — и… мне не хватало времени на игры…
— Вам не хватало времени на игры! Не хватало времени! Ах, молодой человек, молодой человек… Если вам действительно нужно что-то сделать, время у вас найдется. Что, например, вы делали на переменах? Почему вы не играли?
— Я оставался в классе, сэр.
— Оставались в классе? Видимо, ваша учительница была очень симпатичной особой…
Эта незатейливая шутка вызвала у служащих взрыв смеха.
— Нет, сэр, — сказал Винсент, растерянно моргая. — Просто мне всегда трудно давалась учеба. Я тугодум, сэр.
Президент прикусил губу. Перед ним был молодой человек, которого следовало бы скорее ставить в пример другим, чем порицать. Но он зашел уже слишком далеко, и отступать было бы трудно и неловко.
— Мой юный друг, чтобы вас не мучили угрызения совести — избавьтесь от этого жира на вашем теле и изгоните сонливость из своих мозгов. Станьте живым и деятельным. Будьте смиренным, но никогда не прекращайте стремиться к вершинам. Перед вами — великая цель. Великая цель, оправдывающая любые усилия! Стремитесь к этой цели! Найдите ее для себя. А теперь можете сесть.
Президент вернулся к основной теме своего спича, но Винсент Аллан не разбирал слов. Он сознавал, что его уличили в смертном грехе. Правда, он не очень понимал, в чем его вина, но чувствовал, что в чем-то он виноват. Его щеки пылали от жгучего стыда, сердце отчаянно колотилось. Аллану хотелось спрятаться, забиться под стол. Но он, как всегда, ничего не мог поделать и продолжал сидеть, тупо глядя в лицо президенту через весь длинный стол.
После обеда Винсент вернулся к своему высокому стулу в банке. Он пытался работать. Часть его мозга автоматически продолжала выполнять расчеты. А сознание Винсента было наполнено уверенностью в том, что каким-то таинственным образом его существование оказалось бессмысленным, его жизнь — прожитой впустую.
Он покраснел, даже шея над воротником стала малиновой. Остальные служащие, сновавшие взад и вперед по отделу, видели состояние Винсента Аллана и кивали в его сторону, многозначительно улыбаясь. Винсент знал, что они посмеиваются над ним. Может быть, они всегда над ним смеялись, ведь он такой вялый и толстый… Да, несомненно, он — слабак. Но раз уж Господь подарил ему жизнь, Винсент должен сделать свое тело настолько сильным, насколько позволяет его конституция. Он должен избавиться от этого жира и стать самим собой, как говорил президент! Винсент посмотрел на свою маленькую аккуратную кисть, на пухлое, почти женское запястье и тяжело вздохнул. Похоже, его телосложение этому не способствует…
На самом-то деле его умственные способности тоже были далеко не блестящими. Винсент был медлительным, вялым юношей. В детстве его считали тупицей. И его воспоминания о школьных годах представлялись сплошным кошмаром. Едва он успевал преодолеть одну трудность, его уже поджидала следующая. Из жестокой борьбы с обычным делением его бросало в запутанные таинства дробей — с числителями, знаменателями, делителями… Уже начальная школа была достаточно ужасной, но средняя — это четыре года настоящего рабства. Одно упоминание об алгебре вызывало у Аллана содрогание. Химия представала в образе демона из преисподней. Винсент Аллан всегда оказывался последним в классе по успеваемости — до экзаменов. Но на экзаменах он получал на удивление хорошие оценки. Потому как его рабство в том и состояло, что он, взявшись за дело, не бросал его, не доведя до конца. Все, что Аллан изучал, оставалось в его памяти навсегда. Точно так же обстояли дела и в банке. В течение первых шести месяцев работы руководитель отдела ежедневно собирался уволить неповоротливого увальня. Но смотреть в чистые голубые глаза Винсента Аллана и продолжать на него сердиться было невозможно. И вопреки доводам рассудка, начальник отдела вновь и вновь оставлял Винсента в банке. А по истечении полугодового испытательного срока он заметил, что Аллан стал работать лучше — и значительно лучше! Его можно было сравнить со снежной лавиной, которая начинается с маленького камешка, но растет постепенно и неудержимо. Понемногу постигая тайны своей работы, Винсент Аллан постепенно стал незаменимым. Другие могли допустить ошибку, но казалось совершенно невозможным, чтобы в расчетах ошибся Винсент Аллан.
Об этом и размышлял руководитель отдела банка, где работал Аллан, когда возвращался с торжественного обеда.
— Я был слишком строг с этим молодым человеком, — сказал президент за обедом.
— Да, сэр, — ответил он тогда. Потом добавил: — На самом-то деле этот парень — самый надежный и исполнительный во всем банке.
Он удивился тому, что посмел сказать такое в лицо президенту, но бурлившие в нем чувства заставляли открыть правду хотя бы самому себе. По дороге в банк начальник отделения все еще думал об этом, и размышления только укрепили его в убеждении, что Винсент Аллан — лучший работник в банке.
Начальник ненадолго задержался возле высокого стула, на котором сидел Аллан. Постоял — и пошел дальше.
«Надо поговорить с парнем завтра, когда тот придет на работу, — думал он. — И повысить его в должности. Это несказанно удивит самого Аллана и ошарашит нескольких прилизанных выпускников колледжа, работающих в отделе».
Но Винсента Аллана его дружеский кивок нисколько не утешил.
«Меня жалеют, — подумал молодой человек. — Да лучше бы выбранили, чем жалеть!» И сразу по окончании рабочего дня Винсент Аллан направился в гимнастический зал.
Это был президент не того маленького отделения банка, где Винсент Аллан уже пять лет исписывал быстрым, аккуратным почерком толстые гроссбухи с деловыми расчетами или терпеливо и добросовестно считал на арифмометре. Президент был очень важной персоной. Он возглавлял всю огромную сеть финансовых организаций, в которой отделение банка, где трудился Аллан, было лишь незначительным, мелким звеном. Но во всей этой организации не было никого и ничего слишком мелкого, не стоящего личного внимания президента. Его любимый афоризм — а у президента было очень много афоризмов на все случаи жизни — звучал так: «Если ты действительно хочешь что-то сделать, время у тебя найдется». И президент не только сам строго следовал своим изречениям, но и от всех остальных людей требовал того же. Если ему достаточно четырех часов сна в сутки, то и другим этого должно хватать. Более того, необходимость целых четыре часа в сутки проводить в бездействии ужасно его раздражала. Президент считал, что сон — всего лишь привычка, причем весьма вредная.
В этот день президент должен был посетить торжественный обед, где собрались все работники филиала банка. После того как собственно обед закончился, президент выступил с речью. У него было заготовлено несколько речей. О честности и о том, что она дает человеку. О бережливости. О верности — воистину, золотая добродетель! Или такая тема: «Совесть — вот что в нас главное». Обычно он предпочитал говорить о морали. Но сегодня он решил удивить слушателей и заговорил о теле.
— Все мы получили в дар от Господа две важные вещи, — начал президент. — Это, во-первых, наш разум, который нам приходится пускать в ход, чтобы обеспечить свое существование, а во-вторых, наше тело. Тело — это тоже Божий дар, почти равный рассудку. Но кто из вас, молодые леди и джентльмены, кто из вас пользуется своим телом так, как должно?
Он по очереди ткнул пальцем во всех служащих, чтобы они прониклись этой горькой истиной. У бедных горожан задрожали колени. Президент и сам дрожал от возбуждения всеми ста двенадцатью фунтами своего тощего тельца.
— Идите в гимнастический зал! — провозгласил он. — В наш век машин физическая сила почти не находит применения. И все же идите в гимнастический зал! Имейте мужество признать свою слабость. Только через признание слабости вы обретете силу. Сила слабости — в смирении! Смирение тела, смирение души и непоколебимая решимость достичь совершенства, заботливо развивая то, что дано нам Господом! — Внезапно он запнулся и побагровел от гнева. — Молодой человек! Вы позволяете себе улыбаться! Но гордецы и насмешники падут, а смиренные достигнут высот!
Этот грозный выпад был направлен против бедного юного Винсента Аллана. Легкая улыбка, игравшая на губах юноши, мгновенно испарилась.
А остальные служащие стали тайком посмеиваться, видя, что президент уже выбрал себе жертву. Только руководитель того филиала банка, где служил Аллан, покраснел и нахмурился. Он хорошо знал этого достойного молодого клерка, предупредительного и скромного. Но возразить президенту перед многолюдным собранием он не отважился. Ведь это могло навлечь гнев шефа на него самого, & он не хотел подвергнуться унижению при своих подчиненных.
— Встаньте! — прогремел голос президента. — Встаньте, чтобы все могли видеть того, кто посмел насмехаться надо мной, когда я говорю о культуре тела!
Винсент Аллан поднялся. Его лицо пылало. Любой другой на его месте скромно потупил бы взор, всем своим видом выражая смирение и раскаяние, но у Аллана была еще одна особенность. Когда он бывал особенно сильно напуган или пристыжен, он смотрел прямо в глаза тому, что его смущало или пугало.
— Сколько вам лет? — спросил президент.
— Двадцать три, — пробормотал Винсент Аллан.
Это было сказано самым кротким и мягким голосом, какой только мог звучать из человеческих уст. Президент мгновенно понял свою ошибку — перед ним стоял не дерзкий насмешник, но невинный агнец. Тем не менее отступить он не мог. Костер уже был разложен, и жертву надлежало предать закланию.
— Двадцать три, — насмешливо повторил президент и нахмурился, словно молодой человек признался в тяжком грехе. — Значит, вам двадцать три года. А какой ваш рост, молодой человек?
— Пять футов девять дюймов, сэр.
— Пять футов и девять дюймов? А сколько вы весите?
— Сто семьдесят пять фунтов, сэр.
— Вы толстяк! — прогремел президент. — Вы страдаете ожирением! На вас по меньшей мере двадцать пять фунтов лишнего жира. А может быть, и все сорок. Да знаете ли вы, молодой человек, что такое этот жир? Это же грех! Жир для тела — то же, что праздность для души! Это тяжкий грех! Вам необходимо избавиться от этого жира. Вы должны обрести свой истинный облик. Стать самим собой! Не прячьте от себя правду за насмешками. Вон тот серьезный молодой человек, что сидит рядом с вами и, как я вижу, внимательно прислушивается к моим словам, — он даст вам десять очков форы в любом состязании. И все равно выиграет!
«Серьезный молодой человек» порозовел от смущения и удовольствия. Это был самый замечательный момент в его недолгой жизни. И единственный замечательный момент за всю его жизнь.
— Оставьте праздность и насмешки глупцам! — продолжал президент. — Идите в гимнастический зал! Учитесь работать мышцами, как вы работаете головой! Вот вы, молодой человек, какие подвижные игры знаете?
— Не знаю ни одной, сэр, — пробормотал несчастный Винсент Аллан.
— Ни одной? Как?! Разве вы никогда не играли в детстве в горелки?
— Нет, сэр.
— Может быть, вы были слишком болезненным ребенком? — спросил президент, немного смягчившись.
— Я… я очень много времени проводил за учебниками, когда учился в школе, — робко ответил Аллан, — и… мне не хватало времени на игры…
— Вам не хватало времени на игры! Не хватало времени! Ах, молодой человек, молодой человек… Если вам действительно нужно что-то сделать, время у вас найдется. Что, например, вы делали на переменах? Почему вы не играли?
— Я оставался в классе, сэр.
— Оставались в классе? Видимо, ваша учительница была очень симпатичной особой…
Эта незатейливая шутка вызвала у служащих взрыв смеха.
— Нет, сэр, — сказал Винсент, растерянно моргая. — Просто мне всегда трудно давалась учеба. Я тугодум, сэр.
Президент прикусил губу. Перед ним был молодой человек, которого следовало бы скорее ставить в пример другим, чем порицать. Но он зашел уже слишком далеко, и отступать было бы трудно и неловко.
— Мой юный друг, чтобы вас не мучили угрызения совести — избавьтесь от этого жира на вашем теле и изгоните сонливость из своих мозгов. Станьте живым и деятельным. Будьте смиренным, но никогда не прекращайте стремиться к вершинам. Перед вами — великая цель. Великая цель, оправдывающая любые усилия! Стремитесь к этой цели! Найдите ее для себя. А теперь можете сесть.
Президент вернулся к основной теме своего спича, но Винсент Аллан не разбирал слов. Он сознавал, что его уличили в смертном грехе. Правда, он не очень понимал, в чем его вина, но чувствовал, что в чем-то он виноват. Его щеки пылали от жгучего стыда, сердце отчаянно колотилось. Аллану хотелось спрятаться, забиться под стол. Но он, как всегда, ничего не мог поделать и продолжал сидеть, тупо глядя в лицо президенту через весь длинный стол.
После обеда Винсент вернулся к своему высокому стулу в банке. Он пытался работать. Часть его мозга автоматически продолжала выполнять расчеты. А сознание Винсента было наполнено уверенностью в том, что каким-то таинственным образом его существование оказалось бессмысленным, его жизнь — прожитой впустую.
Он покраснел, даже шея над воротником стала малиновой. Остальные служащие, сновавшие взад и вперед по отделу, видели состояние Винсента Аллана и кивали в его сторону, многозначительно улыбаясь. Винсент знал, что они посмеиваются над ним. Может быть, они всегда над ним смеялись, ведь он такой вялый и толстый… Да, несомненно, он — слабак. Но раз уж Господь подарил ему жизнь, Винсент должен сделать свое тело настолько сильным, насколько позволяет его конституция. Он должен избавиться от этого жира и стать самим собой, как говорил президент! Винсент посмотрел на свою маленькую аккуратную кисть, на пухлое, почти женское запястье и тяжело вздохнул. Похоже, его телосложение этому не способствует…
На самом-то деле его умственные способности тоже были далеко не блестящими. Винсент был медлительным, вялым юношей. В детстве его считали тупицей. И его воспоминания о школьных годах представлялись сплошным кошмаром. Едва он успевал преодолеть одну трудность, его уже поджидала следующая. Из жестокой борьбы с обычным делением его бросало в запутанные таинства дробей — с числителями, знаменателями, делителями… Уже начальная школа была достаточно ужасной, но средняя — это четыре года настоящего рабства. Одно упоминание об алгебре вызывало у Аллана содрогание. Химия представала в образе демона из преисподней. Винсент Аллан всегда оказывался последним в классе по успеваемости — до экзаменов. Но на экзаменах он получал на удивление хорошие оценки. Потому как его рабство в том и состояло, что он, взявшись за дело, не бросал его, не доведя до конца. Все, что Аллан изучал, оставалось в его памяти навсегда. Точно так же обстояли дела и в банке. В течение первых шести месяцев работы руководитель отдела ежедневно собирался уволить неповоротливого увальня. Но смотреть в чистые голубые глаза Винсента Аллана и продолжать на него сердиться было невозможно. И вопреки доводам рассудка, начальник отдела вновь и вновь оставлял Винсента в банке. А по истечении полугодового испытательного срока он заметил, что Аллан стал работать лучше — и значительно лучше! Его можно было сравнить со снежной лавиной, которая начинается с маленького камешка, но растет постепенно и неудержимо. Понемногу постигая тайны своей работы, Винсент Аллан постепенно стал незаменимым. Другие могли допустить ошибку, но казалось совершенно невозможным, чтобы в расчетах ошибся Винсент Аллан.
Об этом и размышлял руководитель отдела банка, где работал Аллан, когда возвращался с торжественного обеда.
— Я был слишком строг с этим молодым человеком, — сказал президент за обедом.
— Да, сэр, — ответил он тогда. Потом добавил: — На самом-то деле этот парень — самый надежный и исполнительный во всем банке.
Он удивился тому, что посмел сказать такое в лицо президенту, но бурлившие в нем чувства заставляли открыть правду хотя бы самому себе. По дороге в банк начальник отделения все еще думал об этом, и размышления только укрепили его в убеждении, что Винсент Аллан — лучший работник в банке.
Начальник ненадолго задержался возле высокого стула, на котором сидел Аллан. Постоял — и пошел дальше.
«Надо поговорить с парнем завтра, когда тот придет на работу, — думал он. — И повысить его в должности. Это несказанно удивит самого Аллана и ошарашит нескольких прилизанных выпускников колледжа, работающих в отделе».
Но Винсента Аллана его дружеский кивок нисколько не утешил.
«Меня жалеют, — подумал молодой человек. — Да лучше бы выбранили, чем жалеть!» И сразу по окончании рабочего дня Винсент Аллан направился в гимнастический зал.
Глава 2
НАСТОЯЩИЕ МУСКУЛЫ
Аллан хорошо знал, где находится гимнастический зал. Он был всего в двух кварталах от дома, где Аллан жил с тех пор, как поступил на работу в банк. Зал располагался на втором этаже, над магазинами. На его окнах большими буквами было написано: «Кэйзи, тренер для настоящих мужчин». Более мелкая надпись внизу приглашала желающих прийти в зал и стать мужчиной в полном смысле этого слова: «настоящим мужчиной, каким вы себя раньше и не представляли». Там еще были две картинки, изображавшие «мужчину до» и «мужчину после» посещения тренировочного зала. У «мужчины до» плечи были покатыми и сутулыми, грудь впалой, а объемистый живот складками нависал над бедрами. У «мужчины после» лицо было то же самое, но как разительно отличалось его тело! Широкая грудь выпирала как у голубя-дутыша, мускулистый живот был подтянут, а верхнюю губу этого великолепного джентльмена украшала узкая черная полоска усов. В тот вечер Аллан стоял внизу, на улице, созерцал это изображение и раздумывал, действительно ли возможны подобные чудеса. Наивному Винсенту Аллану это казалось возможным. Все было возможным!
Двое парней подошли к подъезду. Аллан услышал, как они взбежали по лестнице в гимнастический зал. О, как прекрасно быть окрыленным силой — как они…
Винсент, в свою очередь, тоже поднялся по ступенькам, медленно и тяжело, как и всегда. Аллан очень редко бегал, даже за трамваем. В его жизни на самом-то деле не было серьезных забот. Он принимал то, с чем приходилось сталкиваться лицом к лицу, разрешал задачи, требовавшие от него огромного умственного напряжения, и, разобравшись с сиюминутными насущными проблемами, Аллан вовсе не горел энтузиазмом вникать в прочие, более мелкие детали существования. Он давно смирился с тем, что обделен умом, и полагал, что ему ничего не остается, кроме как идти напролом к ближайшей цели с неиссякаемой энергией и упорством. Иначе бы он попросту пропал.
И вот, с округлившимися от любопытства глазами, Винсент Аллан вошел в тренировочный зал. В нос ударил крепкий запах застарелого мужского пота. В кресле возле двери развалился дородный негр, который смерил посетителя маленькими красноватыми глазками и спросил:
— Зачем пожаловали, мистер?
— Мне хотелось бы получить разрешение заниматься в этом зале, — сказал Аллан. — Как вы думаете, это можно устроить?
Он сказал это очень вежливо. Для Винсента Аллана даже мальчишка-посыльный был человеком и, следовательно, имел право на определенное уважение. Однако негр, который и был в этом заведении кем-то вроде посыльного, привык презирать всех, кто не презирал его самого. Его толстые губы надменно изогнулись, и он неуклюже поднялся с кресла.
— Ну не зна-аю, — протянул он. — Это тебе надо к мистеру Кэйзи.
Негр пинком распахнул одну створку двери и сунул голову внутрь.
— Нету его, — коротко бросил он Аллану. — Погоди, щас я его позову.
Винсент Аллан вошел в приемную, выбрал стул в дальнем углу, присел, положив шляпу на колени, и принялся неторопливо и обстоятельно созерцать обстановку комнаты, пока из-за двери доносился хриплый голос: «Кэйзи! Э-эй, Кэйзи!»
На стенах висело множество фотографий мускулистых молодых мужчин, одетых в одни только спортивные трусы. Некоторые из них были опоясаны флагами. Все они были сфотографированы в момент, когда наносили сокрушительные удары по противнику. На их лицах застыло свирепое и жестокое выражение, их мышцы, казалось, трепетали от напряжения даже на фотографиях. Все фотографии были подписаны: «Моему другу, Падди Кэйзи», «Королю боксеров, Падди Кэйзи», «Моему учителю, Падди Кэйзи», «Неизменно первому, Падди Кэйзи». Видимо, даже среди этих могучих силачей Падди Кэйзи был самым крутым.
Тем временем в комнату вошел невысокий мужичок, ростом не более пяти футов четырех дюймов. Но его широкие плечи были такими крепкими и мускулистыми, что он переваливался при ходьбе, как матрос на палубе. На нем были белые спортивные брюки и футболка, а поверх футболки топорщился явно надетый в спешке пиджак. Широкой доброжелательной улыбке и приветливому выражению лица мистера Кэйзи мог бы позавидовать любой доктор. Его улыбка немного померкла, когда атлет увидел застенчивого и смущенного Винсента Аллана. Последний же, обнаружив, что перед ним — знаменитый мистер Кэйзи собственной персоной, объяснил, что прочел приглашение, написанное такими большими буквами на окнах зала, и всем сердцем желает стать таким мужчиной, какого может из него сделать мистер Кэйзи.
Кэйзи тем временем успел немного изучить своего посетителя и поэтому счел возможным отбросить ненужные формальности.
— Раз уж ты пришел сюда, малыш, — бросил он Аллану, — тебе придется потрудиться. Здесь тебе не курорт, и я — не волшебник.
Тренер уже определил Аллана в категорию бесперспективных. Он принимал в обучение людей двух категорий. Во-первых, богачей, достаточно состоятельных, чтобы оплачивать подобные прихоти. Кэйзи рассчитывал в свое время продать одному из них весь зал. И во-вторых, юношей, которые имели шанс со временем стать выдающимися спортсменами: тяжеловесных парней с массивными буграми мускулов, которые были словно созданы для борьбы, или легконогих молодых джентльменов с крепкими кулаками — они станут знаменитыми боксерами, украшением ринга, если Падди Кэйзи сможет раздуть в них чудесную искорку божественного огня. А занятия с такими, как Винсент Аллан, Кэйзи считал напрасной тратой времени. И конечно же он был прав. А вывеска в окне спортзала осталась с тех времен, когда Падди Кэйзи еще только начинал свою карьеру тренера. И хотя направление тренировок давно уже стало совершенно иным, чем в те далекие дни, Падди оставил прежнюю вывеску как символ удачи. Когда молодые люди приходят на тренировки к Падди Кэйзи, он очень внимательно изучает их. И если они оказываются достаточно крепкими и выносливыми или он замечает в них искру божественного огня победы, которая иногда бывает врожденной, а иногда приходит с опытом, — тогда Кэйзи начинает заниматься с ними тщательно и упорно, чтобы сделать их, как он говорит, «настоящими мужчинами». Но Винсент Аллан не был ни крепким, ни выносливым, и Божьей искры в нем заметно не было. Совершенно неподходящий кандидат.
— Какие у тебя проблемы? — коротко спросил Аллана тренер.
— Я слишком толстый, — ответил тот, заливаясь краской от смущения. — Я хотел бы похудеть до своего нормального веса.
Твердые, как дерево, пальцы Кэйзи впились в плечо молодого человека и стали погружаться все глубже и глубже, пытаясь нащупать упругие и плотные жгуты мышц. Он не нашел ничего похожего — сплошная однородная масса плоти, вязкая, мягкая, без малейших признаков мускулатуры. Атлет с отвращением отдернул руку.
— Ничего не выйдет, — произнес он. — Я ничем не смогу тебе помочь. — Но смущенное и растерянное лицо бедного Аллана тронуло даже его черствое сердце, и он добавил: — Должен сказать, парень, что тебе уже поздно заниматься спортом. Ты никогда не упражнял свое тело. У тебя совсем нет мускулов! Только жир с тонкими прослойками мяса. Я удивляюсь, как ты вообще можешь двигаться! Только посмотри, какой ты рыхлый! Дьявольщина, да я могу тебя кулаком насквозь прошибить! Если ты начнешь заниматься сейчас, у тебя попросту сердце не выдержит. Отправляйся домой и забудь об этом. Раньше надо было приходить!
Винсент Аллан мелко дрожал всем телом. «Прямо как медуза», — подумал Кэйзи.
— Я способен работать очень упорно, — говорил Аллан. — Я чрезвычайно настойчив, мистер Кэйзи, и… физическое истощение мне не грозит, как видите.
— Ха! — усмехнулся Кэйзи.
Он все еще не решался окончательно выставить парня за дверь. Его останавливал твердый и прямой взгляд юноши. Кэйзи еще не встречал молодого человека, который бы так упрямо смотрел ему в глаза, несмотря на смущение.
— Вот что я тебе скажу, парень. Я, пожалуй, устрою тебе испытание. Видишь ли, у меня есть определенные стандарты. Если ты сможешь выполнить задание — что ж, прекрасно. Если сумеешь пять раз подтянуться, три раза отжаться от пола и выполнить пару других упражнений, значит, ты мне подойдешь. Иди вон в ту комнату, раздевайся. Наденешь вот эти трусы и спортивные туфли. И — в первую дверь направо.
Молодой Аллан медленно раздевался, а в мозгу у него звучал ужасный приговор: «У тебя ничего не выйдет!» Так оно и будет. Винсент Аллан далеко не в первый раз в своей жизни испытывал это ощущение. И по физической силе, и по сообразительности он всегда отставал от других ребят. И вот сегодня уже двое людей увидели его насквозь. Он никуда не годится!
Когда Винсент наконец надел спортивные трусы и обулся в мягкие гимнастические туфли, он прошел через указанную дверь и оказался в большом зале с высоким потолком. В одном конце зала мускулистый молодой человек вертелся на перекладине как волчок. Затем внезапно остановился, так резко, что Винсенту показалось, будто руки у него вот-вот оторвутся, и уселся на перекладину, вокруг которой только что вращался. Аллан смотрел на это как на чудо. Надо же быть таким ловким! Казалось, это не стоило гимнасту ни малейшего труда.
Тем временем к Винсенту подошел мистер Кэйзи в сопровождении крупного джентльмена с очень густыми сросшимися бровями. В одной руке джентльмен держал пару боксерских перчаток, что указывало на его род занятий.
— Ну вот и ты, — сказал Кэйзи. — Он выглядит не так уж плохо. По крайней мере брюхо у него не висит. Пощупай его руки, Бад.
Бад стиснул своей громадной лапищей пухлую руку Винсента Аллана. Под нажимом его пальцев тонкая и нежная кожа побелела, затем покраснела.
— Здесь же ничего нет! — проговорил Бад почти шепотом, сообщая своему коллеге об ужасном открытии. — Сплошной жир — а под ним сразу кость!
— То-то и оно, — подтвердил Кэйзи.
— Ну ладно, — резко сказал Бад Аллану. — Иди к перекладине, возьмись за нее ладонями внутрь и подтянись.
— Это как? — спросил Винсент Аллан.
— Дьявольщина! — воскликнул инструктор. — Ну, подними свое тело, сгибая руки, так, чтобы достать подбородком до перекладины. Вперед, начинай — пять раз, малыш!
Аллан со вздохом посмотрел вверх, на перекладину. Затем крепко уцепился за нее левой рукой и начал подтягиваться. Спортсмены расхохотались. Аллану крикнули что-то насчет второй руки. Он не расслышал, обвис на перекладине и посмотрел на них.
— Давай, давай! — крикнул Падди Кэйзи. Он едва сдерживал смех. — Продолжай. Попробуй подтянуться на одной руке!
Винсент Аллан заметил, что гимнаст, крутивший «солнце» в дальнем конце зала, тоже заинтересовался происходящим. Он спрыгнул со снаряда, и на его зов в зал вбежало еще с полдюжины молодых спортсменов. Увидев Аллана, висящего на одной руке, они почему-то дружно рассмеялись. Винсенту Аллану хотелось провалиться сквозь землю от нестерпимого стыда.
Тем не менее он покрепче обхватил ладонью перекладину и напряг руку. Казалось немыслимым, что эта аккуратная маленькая рука сможет поднять его немалый вес. Но Винсент попробовал свои силы и убедился, что тело подчиняется его воле. В руке что-то ожило, затрепетало, пробежало в плечо — вот уже подрагивает все тело… И вдруг Винсент Аллан обнаружил, что оторвался от пола!
Все присутствующие ахнули в один голос — словно разом гавкнуло с десяток собак — и ринулись к Аллану. Ему даже сперва показалось, что они собираются наброситься на него, но потом он сообразил, что они просто подошли поближе, чтобы посмотреть. Аллан смутно слышал голос Падди Кэйзи, который повторял: «Господи! Это правда или мне снится?»
— Гляди-ка! — воскликнул Бад. — Мы-то думали, что это жир, а это мускулы! Настоящие мускулы, Падди! Ты видел, как они ожили? И как только ему это удалось?
Все собрались слева от Винсента и, разинув рот, тыкая друг друга в бок и хлопая по плечу, смотрели, как новичок медленно, но верно подтягивается, держась за перекладину одной рукой. И вот его подбородок оказался над перекладиной.
— Так хватит? — тихо спросил Аллан.
— Да! — выдохнул изумленный Падди. — Теперь опускайся.
Винсент Аллан опустился вниз плавно, без рывков. Таинственные бугры и переплетения мускулов на его руке исчезли, и она вновь стала пухлой и гладкой, такой же мягкой, как у женщины. Но он висел на вытянутой руке, подогнув колени, чтобы ноги не касались пола. И окружающие внезапно заметили, какие у него длинные руки. Изумленным зрителям вспомнилась горилла в зоопарке — Аллан висел на перекладине так же легко и непринужденно, как обезьяна.
Потом его рука вновь начала сгибаться, снова пришли в действие таинственные источники силы, проявились выпуклые бугры мышц. В руках Аллана была жизнь, подобная жизни спутанных и пересекающихся струй в течении бурной реки, — тысячи стремительных потоков, несущихся к одной цели. Казалось, рука, стала вдвое толще, под гладкой кожей вздыбились мощные выпуклости, наглядно демонстрируя каждую отдельную мышцу. Пять раз Аллан зависал на вытянутой во всю длину руке. Пять раз он плавно, не дергаясь, без видимых усилий подтягивал свое тело вверх, пока подбородок не окажется над перекладиной. Затем мягко спрыгнул на пол.
— Пяти раз достаточно? — спросил Винсент Аллан у ошарашенного тренера.
Двое парней подошли к подъезду. Аллан услышал, как они взбежали по лестнице в гимнастический зал. О, как прекрасно быть окрыленным силой — как они…
Винсент, в свою очередь, тоже поднялся по ступенькам, медленно и тяжело, как и всегда. Аллан очень редко бегал, даже за трамваем. В его жизни на самом-то деле не было серьезных забот. Он принимал то, с чем приходилось сталкиваться лицом к лицу, разрешал задачи, требовавшие от него огромного умственного напряжения, и, разобравшись с сиюминутными насущными проблемами, Аллан вовсе не горел энтузиазмом вникать в прочие, более мелкие детали существования. Он давно смирился с тем, что обделен умом, и полагал, что ему ничего не остается, кроме как идти напролом к ближайшей цели с неиссякаемой энергией и упорством. Иначе бы он попросту пропал.
И вот, с округлившимися от любопытства глазами, Винсент Аллан вошел в тренировочный зал. В нос ударил крепкий запах застарелого мужского пота. В кресле возле двери развалился дородный негр, который смерил посетителя маленькими красноватыми глазками и спросил:
— Зачем пожаловали, мистер?
— Мне хотелось бы получить разрешение заниматься в этом зале, — сказал Аллан. — Как вы думаете, это можно устроить?
Он сказал это очень вежливо. Для Винсента Аллана даже мальчишка-посыльный был человеком и, следовательно, имел право на определенное уважение. Однако негр, который и был в этом заведении кем-то вроде посыльного, привык презирать всех, кто не презирал его самого. Его толстые губы надменно изогнулись, и он неуклюже поднялся с кресла.
— Ну не зна-аю, — протянул он. — Это тебе надо к мистеру Кэйзи.
Негр пинком распахнул одну створку двери и сунул голову внутрь.
— Нету его, — коротко бросил он Аллану. — Погоди, щас я его позову.
Винсент Аллан вошел в приемную, выбрал стул в дальнем углу, присел, положив шляпу на колени, и принялся неторопливо и обстоятельно созерцать обстановку комнаты, пока из-за двери доносился хриплый голос: «Кэйзи! Э-эй, Кэйзи!»
На стенах висело множество фотографий мускулистых молодых мужчин, одетых в одни только спортивные трусы. Некоторые из них были опоясаны флагами. Все они были сфотографированы в момент, когда наносили сокрушительные удары по противнику. На их лицах застыло свирепое и жестокое выражение, их мышцы, казалось, трепетали от напряжения даже на фотографиях. Все фотографии были подписаны: «Моему другу, Падди Кэйзи», «Королю боксеров, Падди Кэйзи», «Моему учителю, Падди Кэйзи», «Неизменно первому, Падди Кэйзи». Видимо, даже среди этих могучих силачей Падди Кэйзи был самым крутым.
Тем временем в комнату вошел невысокий мужичок, ростом не более пяти футов четырех дюймов. Но его широкие плечи были такими крепкими и мускулистыми, что он переваливался при ходьбе, как матрос на палубе. На нем были белые спортивные брюки и футболка, а поверх футболки топорщился явно надетый в спешке пиджак. Широкой доброжелательной улыбке и приветливому выражению лица мистера Кэйзи мог бы позавидовать любой доктор. Его улыбка немного померкла, когда атлет увидел застенчивого и смущенного Винсента Аллана. Последний же, обнаружив, что перед ним — знаменитый мистер Кэйзи собственной персоной, объяснил, что прочел приглашение, написанное такими большими буквами на окнах зала, и всем сердцем желает стать таким мужчиной, какого может из него сделать мистер Кэйзи.
Кэйзи тем временем успел немного изучить своего посетителя и поэтому счел возможным отбросить ненужные формальности.
— Раз уж ты пришел сюда, малыш, — бросил он Аллану, — тебе придется потрудиться. Здесь тебе не курорт, и я — не волшебник.
Тренер уже определил Аллана в категорию бесперспективных. Он принимал в обучение людей двух категорий. Во-первых, богачей, достаточно состоятельных, чтобы оплачивать подобные прихоти. Кэйзи рассчитывал в свое время продать одному из них весь зал. И во-вторых, юношей, которые имели шанс со временем стать выдающимися спортсменами: тяжеловесных парней с массивными буграми мускулов, которые были словно созданы для борьбы, или легконогих молодых джентльменов с крепкими кулаками — они станут знаменитыми боксерами, украшением ринга, если Падди Кэйзи сможет раздуть в них чудесную искорку божественного огня. А занятия с такими, как Винсент Аллан, Кэйзи считал напрасной тратой времени. И конечно же он был прав. А вывеска в окне спортзала осталась с тех времен, когда Падди Кэйзи еще только начинал свою карьеру тренера. И хотя направление тренировок давно уже стало совершенно иным, чем в те далекие дни, Падди оставил прежнюю вывеску как символ удачи. Когда молодые люди приходят на тренировки к Падди Кэйзи, он очень внимательно изучает их. И если они оказываются достаточно крепкими и выносливыми или он замечает в них искру божественного огня победы, которая иногда бывает врожденной, а иногда приходит с опытом, — тогда Кэйзи начинает заниматься с ними тщательно и упорно, чтобы сделать их, как он говорит, «настоящими мужчинами». Но Винсент Аллан не был ни крепким, ни выносливым, и Божьей искры в нем заметно не было. Совершенно неподходящий кандидат.
— Какие у тебя проблемы? — коротко спросил Аллана тренер.
— Я слишком толстый, — ответил тот, заливаясь краской от смущения. — Я хотел бы похудеть до своего нормального веса.
Твердые, как дерево, пальцы Кэйзи впились в плечо молодого человека и стали погружаться все глубже и глубже, пытаясь нащупать упругие и плотные жгуты мышц. Он не нашел ничего похожего — сплошная однородная масса плоти, вязкая, мягкая, без малейших признаков мускулатуры. Атлет с отвращением отдернул руку.
— Ничего не выйдет, — произнес он. — Я ничем не смогу тебе помочь. — Но смущенное и растерянное лицо бедного Аллана тронуло даже его черствое сердце, и он добавил: — Должен сказать, парень, что тебе уже поздно заниматься спортом. Ты никогда не упражнял свое тело. У тебя совсем нет мускулов! Только жир с тонкими прослойками мяса. Я удивляюсь, как ты вообще можешь двигаться! Только посмотри, какой ты рыхлый! Дьявольщина, да я могу тебя кулаком насквозь прошибить! Если ты начнешь заниматься сейчас, у тебя попросту сердце не выдержит. Отправляйся домой и забудь об этом. Раньше надо было приходить!
Винсент Аллан мелко дрожал всем телом. «Прямо как медуза», — подумал Кэйзи.
— Я способен работать очень упорно, — говорил Аллан. — Я чрезвычайно настойчив, мистер Кэйзи, и… физическое истощение мне не грозит, как видите.
— Ха! — усмехнулся Кэйзи.
Он все еще не решался окончательно выставить парня за дверь. Его останавливал твердый и прямой взгляд юноши. Кэйзи еще не встречал молодого человека, который бы так упрямо смотрел ему в глаза, несмотря на смущение.
— Вот что я тебе скажу, парень. Я, пожалуй, устрою тебе испытание. Видишь ли, у меня есть определенные стандарты. Если ты сможешь выполнить задание — что ж, прекрасно. Если сумеешь пять раз подтянуться, три раза отжаться от пола и выполнить пару других упражнений, значит, ты мне подойдешь. Иди вон в ту комнату, раздевайся. Наденешь вот эти трусы и спортивные туфли. И — в первую дверь направо.
Молодой Аллан медленно раздевался, а в мозгу у него звучал ужасный приговор: «У тебя ничего не выйдет!» Так оно и будет. Винсент Аллан далеко не в первый раз в своей жизни испытывал это ощущение. И по физической силе, и по сообразительности он всегда отставал от других ребят. И вот сегодня уже двое людей увидели его насквозь. Он никуда не годится!
Когда Винсент наконец надел спортивные трусы и обулся в мягкие гимнастические туфли, он прошел через указанную дверь и оказался в большом зале с высоким потолком. В одном конце зала мускулистый молодой человек вертелся на перекладине как волчок. Затем внезапно остановился, так резко, что Винсенту показалось, будто руки у него вот-вот оторвутся, и уселся на перекладину, вокруг которой только что вращался. Аллан смотрел на это как на чудо. Надо же быть таким ловким! Казалось, это не стоило гимнасту ни малейшего труда.
Тем временем к Винсенту подошел мистер Кэйзи в сопровождении крупного джентльмена с очень густыми сросшимися бровями. В одной руке джентльмен держал пару боксерских перчаток, что указывало на его род занятий.
— Ну вот и ты, — сказал Кэйзи. — Он выглядит не так уж плохо. По крайней мере брюхо у него не висит. Пощупай его руки, Бад.
Бад стиснул своей громадной лапищей пухлую руку Винсента Аллана. Под нажимом его пальцев тонкая и нежная кожа побелела, затем покраснела.
— Здесь же ничего нет! — проговорил Бад почти шепотом, сообщая своему коллеге об ужасном открытии. — Сплошной жир — а под ним сразу кость!
— То-то и оно, — подтвердил Кэйзи.
— Ну ладно, — резко сказал Бад Аллану. — Иди к перекладине, возьмись за нее ладонями внутрь и подтянись.
— Это как? — спросил Винсент Аллан.
— Дьявольщина! — воскликнул инструктор. — Ну, подними свое тело, сгибая руки, так, чтобы достать подбородком до перекладины. Вперед, начинай — пять раз, малыш!
Аллан со вздохом посмотрел вверх, на перекладину. Затем крепко уцепился за нее левой рукой и начал подтягиваться. Спортсмены расхохотались. Аллану крикнули что-то насчет второй руки. Он не расслышал, обвис на перекладине и посмотрел на них.
— Давай, давай! — крикнул Падди Кэйзи. Он едва сдерживал смех. — Продолжай. Попробуй подтянуться на одной руке!
Винсент Аллан заметил, что гимнаст, крутивший «солнце» в дальнем конце зала, тоже заинтересовался происходящим. Он спрыгнул со снаряда, и на его зов в зал вбежало еще с полдюжины молодых спортсменов. Увидев Аллана, висящего на одной руке, они почему-то дружно рассмеялись. Винсенту Аллану хотелось провалиться сквозь землю от нестерпимого стыда.
Тем не менее он покрепче обхватил ладонью перекладину и напряг руку. Казалось немыслимым, что эта аккуратная маленькая рука сможет поднять его немалый вес. Но Винсент попробовал свои силы и убедился, что тело подчиняется его воле. В руке что-то ожило, затрепетало, пробежало в плечо — вот уже подрагивает все тело… И вдруг Винсент Аллан обнаружил, что оторвался от пола!
Все присутствующие ахнули в один голос — словно разом гавкнуло с десяток собак — и ринулись к Аллану. Ему даже сперва показалось, что они собираются наброситься на него, но потом он сообразил, что они просто подошли поближе, чтобы посмотреть. Аллан смутно слышал голос Падди Кэйзи, который повторял: «Господи! Это правда или мне снится?»
— Гляди-ка! — воскликнул Бад. — Мы-то думали, что это жир, а это мускулы! Настоящие мускулы, Падди! Ты видел, как они ожили? И как только ему это удалось?
Все собрались слева от Винсента и, разинув рот, тыкая друг друга в бок и хлопая по плечу, смотрели, как новичок медленно, но верно подтягивается, держась за перекладину одной рукой. И вот его подбородок оказался над перекладиной.
— Так хватит? — тихо спросил Аллан.
— Да! — выдохнул изумленный Падди. — Теперь опускайся.
Винсент Аллан опустился вниз плавно, без рывков. Таинственные бугры и переплетения мускулов на его руке исчезли, и она вновь стала пухлой и гладкой, такой же мягкой, как у женщины. Но он висел на вытянутой руке, подогнув колени, чтобы ноги не касались пола. И окружающие внезапно заметили, какие у него длинные руки. Изумленным зрителям вспомнилась горилла в зоопарке — Аллан висел на перекладине так же легко и непринужденно, как обезьяна.
Потом его рука вновь начала сгибаться, снова пришли в действие таинственные источники силы, проявились выпуклые бугры мышц. В руках Аллана была жизнь, подобная жизни спутанных и пересекающихся струй в течении бурной реки, — тысячи стремительных потоков, несущихся к одной цели. Казалось, рука, стала вдвое толще, под гладкой кожей вздыбились мощные выпуклости, наглядно демонстрируя каждую отдельную мышцу. Пять раз Аллан зависал на вытянутой во всю длину руке. Пять раз он плавно, не дергаясь, без видимых усилий подтягивал свое тело вверх, пока подбородок не окажется над перекладиной. Затем мягко спрыгнул на пол.
— Пяти раз достаточно? — спросил Винсент Аллан у ошарашенного тренера.
Глава 3
МОЛНИЯ В КАЖДОМ КУЛАКЕ
Аллан был удивлен, услышав, как спортсмены смеются, хлопая друг друга по спине.
— Эк ты промахнулся, Падди! — говорили они.
— Ну да, — мужественно признался побагровевший Падди. — Меня обвели вокруг пальца. Ты меня надул, приятель, — обратился он к Аллану. — Но откуда ж мне было знать, что ты — профессионал? А где ты выступал-то? В Европе небось?
— Эк ты промахнулся, Падди! — говорили они.
— Ну да, — мужественно признался побагровевший Падди. — Меня обвели вокруг пальца. Ты меня надул, приятель, — обратился он к Аллану. — Но откуда ж мне было знать, что ты — профессионал? А где ты выступал-то? В Европе небось?