Брикер Мария. Мятный шоколад

   В детстве она никогда всерьез не мечтала о славе актрисы. Так, от нечего делать посещала школьный театральный кружок. Дурака валяла с тоски, потому что в их маленьком захолустном городке это было единственным местом, где можно было спрятаться от серых будней и общего убожества жизни. Три года она играла в школьных постановках «невидимые» роли: ею попросту затыкали дырки в спектаклях или ставили в углу сцены, как декорацию. Но в один прекрасный день все изменилось. Школу, да что там школу – весь город затрясло, как в лихорадке. «К нам едет ревизор», – взволнованно и нарочито театрально сообщил руководитель кружка, на неделю ушел в запой, а когда вернулся, объяснил, что скоро из Москвы приедет сам Иван Костомаров! Кто такой Костомаров, долго объяснять не пришлось, его имя знали и боготворили все горожане, за его успешной карьерой в кино следили во все глаза. Как же – земляк выбился в люди, снимается в крутых боевиках, о нем написали в газетах «Московский комсомолец» и «Мегаполис», в общем, нынче он – столичная знаменитость. Решили не ударить в грязь лицом и встретить именитого гостя достойно. К его приезду в срочном порядке стали готовить спектакль. Естественно, ставили Шекспира, куда же без него! Слава богу, не «Гамлета», опозорились бы однозначно. Решили показать «Отелло». Неожиданно на роль Дездемоны режиссер выбрал Алевтину – и девушка растерялась. Звезда драмкружка, красавица Катя Мухина, высокая голубоглазая блондинка романтического облика, к тому же дочка директора единственной в городе работающей фабрики, подходила на роль Дездемоны гораздо больше, чем застенчивая худышка и скромница Аля Сорокина. Обстановка в драмкружке накалилась, все прекрасно понимали, что так просто Катя этого дела не оставит. Вокруг Алевтины сразу образовался вакуум, все настороженно наблюдали за развитием конфликта и ждали, как поступит разобиженная гордячка Катя. Развязка произошла в школьной столовой, где под дружный хохот одноклассников Катя Мухина вылила Алевтине на голову компот из сухофруктов и пообещала позаботиться о том, чтобы после спектакля вместо цветов Алю закидали тухлыми яйцами и помидорами за отвратительную, безобразную, вульгарную игру.
   Угроза Кати Мухиной непостижимым образом повлияла на судьбу Алевтины: нет, девушка не испугалась – она бешено разозлилась и дала себе клятву сыграть так, чтобы зал взревел от восторга.
   Зал от восторга не взревел: после финальной сцены зрители словно онемели. «Полный провал», – слушая тишину, в панике подумала Алечка и приготовилась получить гнилым помидором в лицо. В этот момент с места встал Иван Костомаров и громко заорал: «Браво!» Публика как будто только этого и ждала, и актовый зал взорвался шквалом аплодисментов. Ее вызывали на бис несколько раз. От эйфории и счастья кружилась голова, потели руки и останавливалось дыхание. Кажется, тогда все и началось. А может быть, чуть позже, когда Иван Костомаров, такой знаменитый, талантливый, красивый, нашел ее за кулисами, осыпал комплиментами и цветами – подвядшими нарциссами и тюльпанами (где он их только откопал?) – и, глядя на нее с восторгом и обожанием, вызвался проводить домой.
   Был вечер, стояла ранняя, еще морозная весна. На улице пахло талым снегом, на тротуаре в свете унылых редких фонарей блестели подмерзшие скользкие лужицы. В его гостиничном номере урчал старый холодильник, беззвучно мерцал телевизор. От шампанского слипались глаза, влажные простыни неприятно липли к обнаженной спине, кровать тихо поскрипывала. От него пахло дорогим одеколоном «Эгоист», алкоголем, табаком и лакричными пастилками. Ночь была странной, романтической и какой-то нереальной, неуклюжей и застенчивой, болезненной и многообещающей – это была первая ее ночь с мужчиной. Утром дома ее, изрядно помятую и опухшую, ругала тетка – женщина, заменившая ей мать. Алевтина спряталась в ванной, включила воду и, обливаясь слезами, долго выкрикивала через тонкую фанерную дверь, что это любовь с первого взгляда и теперь у нее есть человек, который обещал ей помочь поступить во ВГИК, жениться и опекать всю оставшуюся жизнь. Тетка стучала в дверь кулаками и пыталась ее вразумить. Этого тетке не удалось, а жаль. За каким лешим она тогда не послушалась ее и поверила этому холеному московскому щеголю? Дура! Затмение какое-то нашло, еле дотерпела до получения аттестата зрелости, собрала вещички и в Москву поперлась, размечталась о славе и лаврах! Только до Ивана Костомарова она так и не дозвонилась. Телефон, который он ей записал, принадлежал прачечной – лучше бы уж это был телефон магазина или ресторана. Глупая, жестокая шутка! Алевтина опять разозлилась, причем настолько, что сама поступила во ВГИК, легко, с первого раза. Вероятно, характер у нее был такой – чтобы добиться чего-то значительного, ее нужно было сильно взбесить и буквально вывести из себя. Но больше довести ее до подобного состояния никому не удавалось. Незаметно пролетела учеба, и единственная стоящая роль, которую ей удалось получить после бесконечных кинопроб и кастингов, – роль юной партизанки Катерины в малобюджетном фильме о войне одного подающего надежды молодого режиссера. Фильму грозило стать культовым, но он так и не вышел на экраны: его попросту не досняли. Режиссер слишком рано начал праздновать победу, возомнив себя гением, допился до чертей и был помещен до полного выздоровления в одну из небезызвестных московских клиник, где и пребывает по сей день, искренне считая себя Эйзенштейном. Больше хороших ролей Алевтине Сорокиной никто не предлагал, а кушать хотелось все сильнее, поэтому, простившись с иллюзиями, девушка стала соглашаться на самые кошмарные, по мнению иных актрис, вещи. Она лукавила перед Раей, что смирилась со своей судьбой. Каждый раз, когда ее приглашали на безмолвную роль жертвы очередного маньяка, Алевтина Сорокина соглашалась – с надеждой, что однажды случится чудо, режиссер посмотрит на нее по-иному и попробует в другом качестве. Очень уж ей не хотелось возвращаться домой второсортной актрисулькой эпизодических ролей, способной лишь на то, чтобы изобразить на экране покойника.
   – Как ты тут? – вернулась гримерша, и задумавшаяся Алевтина невольно вздрогнула. – У меня для тебя хорошие новости! Продюсер согласился на тебя взглянуть сегодня же.
   – Сегодня? – растерялась Алевтина.
   – Да. После того, как я тебя описала, он просто жаждет встретиться с тобой, – радостно подтвердила гримерша. – Только он сова, работает по ночам, а днем спит. Ближе к ночи подъезжай. Часикам к одиннадцати.
   – Спасибо, спасибо тебе, Раечка! – воскликнула девушка и вскочила со стула. «Вот оно – свершилось!» – с восторгом подумала Алевтина, и глаза ее засияли. Нет, возвращаться домой было еще рано. Судьба просто испытывала ее, проверяла на прочность, перед тем как дать настоящий шанс стать звездой. И скромная гримерша Рая – это не что иное, как божественное провидение! – Раечка, я никогда этого не забуду. Спасибо тебе еще раз!
   – Что уж там, – отмахнулась гримерша. – Иди расчет получай и сразу домой – переодеваться. Хочу тебя предупредить, он человек очень требовательный. Но если сделаешь все, как я тебе скажу, роль в сериале получишь без проблем.
   – И что мне нужно будет сделать? – завороженно глядя на женщину, спросила Алевтина.
   – Во-первых, надень что-нибудь сексуальное и непременно фиолетовое. Он обожает фиолетовый цвет. Во-вторых, макияж яркий сделай, волосы распусти, но веди себя как девственница-недотрога… до определенного момента.
   – Это как? До какого еще определенного момента? – не поняла Алевтина.
   – Баба ты или нет, в конце концов? – неожиданно разозлилась гримерша, но посмотрела на Алевтину и смягчилась: – Ладно, иди, на месте разберешься, что и как. Зовут его Артур Андреевич Зеленцов. Вот адрес.
   – Артур Андреевич Зеленцов, – повторила Алевтина. – Боже мой, тот самый? – взвизгнула девушка, выхватывая у Раисы бумажку с адресом. Повертела ее в руках и растерянно посмотрела на гримершу: – Я что, должна буду к нему домой приехать?
   – И что с того? – опять разозлилась гримерша. – Он сейчас болеет, поэтому дома работает. Трудоголик, одним словом. Купи ему малиновое варенье, тогда он совсем растает, – посоветовала Раиса, и Алевтина успокоилась. Девушка еще раз с жаром поблагодарила гримершу и выбежала из комнаты.
   Раиса закрыла комнату на ключ и вытащила мобильный телефон.
   – Артурчик, – проворковала она в трубку, – все в порядке. Эта овца приедет к тебе вечером, малиновое варенье привезет. Как зачем? Чтобы вылечить тебя от простуды, – расхохоталась Раиса. – Нет, она не знает, что ты именно ею интересуешься. Считает, что манна небесная на голову свалилась! Не понимаю, к чему такие сложности. Слушай, а можно поинтересоваться – зачем она тебе нужна? Такая вряд ли кого из твоих клиентов может заинтересовать. Ладно, ладно, – надулась Раиса, – не хочешь говорить – не надо. Ты меня просил – я сделала. Кстати, я попросила ее надеть что-нибудь фиолетовое, – опять развеселилась гримерша. – Артурчик, не злись, это же прикольно! Все девочки, которых я к тебе направляю, напяливают на себя одежду этого цвета. Считай, что это мой фирменный знак! У меня все.

Глава 2
Знаки

   Проблема заключалась в том, что ничего фиолетового у Алечки Сорокиной никогда не было. Она ненавидела этот цвет, мало того, он ей совсем не шел, просто катастрофически. И без того бледный цвет лица в сочетании с фиолетовым оттенком одежды начинал отливать синевой, а под глазами по непонятным причинам появлялись темные тени. В фиолетовой одежде – а в юности такие эксперименты были – Алечка Сорокина становилась похожей на изможденное, замученное жизнью существо, но сегодня ей нужно было выглядеть как можно сексуальней и обворожительней, напялив на себя тряпку именно этого ненавистного цвета.
   Ситуация была безвыходной.
   «Придется накладывать на лицо не обычную косметику, а грим – толстым слоем. Ну и что, актриса я, в конце концов, или нет», – бубнила себе под нос Алевтина, бесцельно слоняясь вдоль бесконечных пестрых рядов вещевого рынка в Конькове с банкой малинового варенья в сумке. Цены пугали, но она знала, на что шла. При ее скромном бюджете разумнее было бы, конечно, в Лужники на промысел податься, там продавалось все то же самое, только в несколько раз дешевле, но в этом случае она при встрече с продюсером тоже чувствовала бы себя дешевле, а ей так нужен был внутренний настрой!
   От фиолетовых маечек, футболок и топиков ее мутило. Она брезгливо щупала их, прикладывала к себе и уходила прочь. О брюках и джинсах, пару раз мелькнувших в одной из секций, она постаралась сразу забыть. Платьев этого цвета, к счастью, ей не встречалось ни разу.
   Время шло, а нужно было еще доехать до дома, принять душ, привести себя в порядок и смириться с тем, что на ней будет надето.
   – Девушка! – окликнул ее торговец обувью, молодой щуплый парень в оранжевой бейсболке и белой майке с надписью «Адидас».
   Алевтина вяло обернулась и, заметив в руках мужчины фиолетовую босоножку на шпильке, вытаращила глаза.
   – Вы мне? – глупо переспросила Алевтина, хотя прекрасно понимала, что торговец обращается именно к ней.
   – Вам, вам, – широко улыбнулся торговец, вертя босоножкой перед ее носом. – Я знаю, девушка, что вам нужно. Вам нужно вот эти туфельки купить. Суперкачество – Италия отдыхает! Новейшие тенденции моды. Вот, последняя пара осталась. Все расхватали. Скидку на них хорошую даю.
   Алевтина, как загипнотизированная, полезла за кошельком: это было непостижимо, это была судьба, это был знак свыше. Пабло Коэльо абсолютно прав – надо учиться видеть знаки. Теперь у нее все будет хорошо, она близка к своей цели.
   – Вы что ж, и мерить не будете? – удивился торговец.
   Алевтина счастливо мотнула головой, отсчитала условленную сумму, прижала коробку с обувью к груди и вздохнула с облегчением.
   – Спасибо вам огромное, вы меня спасли. Если бы вы только знали, что сейчас сделали для меня! – с жаром воскликнула Аля, засунула коробку в пакет и, помахав торговцу рукой, торопливо засеменила к выходу.
   – Чего это она, Паш? – перегнувшись через перегородку, спросила у продавца обувью соседка по секции, пышная девица с красными волосами и ярким макияжем.
   – Фетишистка! – тяжко вздохнул торговец и покрутил пальцем у виска. – На фиолетовый цвет, как кошка на валерьянку, кидается. Я за ней уже час наблюдаю. Смотрю, мотается туда-сюда по рынку и тряпки только этого цвета выбирает. Ну, я это дело засек и босоножки ей предложил. Она и хапнула как дура.
   – А ты, я смотрю, Пашка, профи, – заржала девица. – Я бы такой отстой ни в жисть не продала!
   – Учись видеть клиента, подруга, – напыщенно посоветовал парень, засек очередную жертву и заорал: – Эй, мужик! Сандалии на лето! Совсем недорого! Стельки с супинаторами. Самая удобная модель. Такие и под костюм надеть не стыдно будет, носки в тон – в подарок…

* * *

   К дому продюсера Зеленцова Алевтина подъехала на такси, но причина такой расточительности была совсем не в желании казаться крутой. Во-первых, она опаздывала на полчаса, во-вторых, надев новые босоножки, Алечка, к своему ужасу, поняла, что передвигаться в них можно только вдоль стен, опираясь о них для баланса, иначе не избежать контакта головы с асфальтом. Мало того, что босоножки оказались велики на размер, так еще имели такой высоченный каблук и неудобную колодку, что ходить в них было опасно для жизни и здоровья.
   Известный продюсер жил недалеко от метро «Бабушкинская» в обычном панельном доме без домофона, кодового звонка и консьержки, и Алевтина подумала, что, возможно, Зеленцов решил поселиться здесь, потому что из окна его квартиры открывался красивый вид на небольшой парк и живописно протекающую рядом с домом речку Яузу.
   В подъезде гулял сквозняк, передвигая по полу маленькие рекламные бумажки, разбросанные по бетонному грязному полу жильцами дома, ошалевшими от регулярно появляющегося мусора в своих почтовых ящиках. Кое-как она добралась до лифта, проклиная себя за то, что не надела кроссовки. Продюсера она уже почти ненавидела, когда поднялась на шестой этаж: именно он, этот гадкий любитель фиолета, испортил ей жизнь, и вообще, пошел он на фиг со своими проблемами, фильмами и малиновым вареньем!
   Приняв более-менее устойчивое положение, Алевтина разгладила складки изрядно помявшегося в машине льняного брючного костюма, с любовью скроенного и сшитого маленькими китайскими ручками где-то в ближнем Подмосковье, достала из сумки банку варенья, сотворила на лице нежную застенчивую улыбку, потупила глазки и позвонила в дверь. Нога неожиданно подвернулась, девушка машинально оперлась о ручку двери – и та плавно поползла вниз, дверь распахнулась, Алевтина ввалилась в прихожую и распласталась на полу, раскинув руки в стороны.
   – Ой, простите, блин, – истерично хихикнула девушка, с трудом поднялась на ноги, огляделась и густо покраснела. Она стояла на коврике в прихожей квартиры известного продюсера Зеленцова Артура Андреевича, но самого хозяина в прихожей не было! Вероятно, Зеленцов не слышал звонка, и получалось, что Алевтина ввалилась в его квартиру без приглашения.
   «А квартирка-то так себе», – отметила Алевтина, разглядывая помещение, в котором оказалась. Крохотная прихожая со встроенным шкафом вела прямо на кухню; справа – две двери, неровно выкрашенные белой масляной краской, судя по характерным звукам – туалет с ванной; слева – узкий длинный нефункциональный коридор, обклеенный мрачными старомодными обоями, грубо имитирующими дерево; вдоль по коридору – две двери в комнаты: одна двустворчатая с матовыми стеклянными вставками, две другие – по обе стороны в конце. Стандартная трешка, одним словом.
   В квартире было темно и тихо, лишь из приоткрытой двери одной комнаты, расположенной справа в самом конце коридора, выбивалась слабая полоска света. «Уснул, наверное, болеет все-таки человек. Нужно выйти за дверь и еще раз позвонить», – решила Алевтина, отступила к порогу, но тут заметила, что куда-то делась банка с вареньем, которую она так любезно привезла для несчастного больного. Вероятно, когда она шлепнулась на пол, банка выпала из руки и укатилась. Только вот куда? Кошмар! Прямиком по коридору к двери, где горел свет. Алечка вспотела. Выходить без банки за дверь – глупо, как потом объяснять, что варенье оказалось в квартире раньше, чем сама Алевтина?
   «Не делай этого, Аля», – прошептала девушка, но навязчивая идея забрать банку уже засела намертво в ее мозгу. Глупо улыбаясь и трясясь всем телом от волнения, Аля сняла босоножки, но и этого ей показалось мало: девушка встала на четвереньки и тихонько поползла по коридору к своей цели. И вот оно! Цель близка. До банки осталось совсем чуть-чуть, еще немножко, нужно только протянуть руку… Аля сделала два глубоких вдоха и… услышала шаги – кто-то шел в коридор из комнаты…
   «Идиотка», – это было первое и последнее, о чем успела подумать девушка: дверь широко распахнулась и мощный удар ботинком в лицо отбросил ее в сторону. В глазах потемнело, из носа хлынула кровь. Она завалилась набок, неловко вытирая кровь рукавом, попыталась подняться на ноги, но в ту же секунду последовал еще один удар по лицу, не менее сильный – рот наполнился кровью, языку стало непривычно свободно во рту, а за щекой появился какой-то посторонний маленький предмет, с одной стороны гладкий, с другой – колючий. Странно, но она почувствовала только солоноватый вкус крови – и все.
   – Не надо, пожалуйста, это банка… банка укатилась… я вам все объясню… Не надо… – тихо залепетала Аля, собственный голос показался ей чужим, в горле что-то клокотало и булькало.
   На мгновение ее оставили в покое, в глазах стоял туман, силуэт, нависший над ней, растекался и сливался с темными стенами коридора, и Аля вдруг поняла, что эта пауза – лишь небольшая отсрочка перед смертью и сейчас ее будут убивать. Алечка перевернулась на живот и поползла. Ей хотелось домой, и ей хотелось выбраться из этого кошмара, ей совсем не хотелось умирать… Чье-то колено с силой надавило на позвоночник и прижало ее к полу, лицо вдруг словно обожгло что-то легкое и воздушное; это легкое и воздушное скользнуло на шею и образовало петлю… петля стала затягиваться, удушье сдавило грудную клетку, Алечка захрипела, забилась в конвульсиях, вытянулась в струну и затихла – петля ослабла, шелковый шарф с легким шелестом словно стек с ее горла. Торопливые шаги проследовали к выходу из квартиры. Хлопнула входная дверь, и все стихло.
   Аля судорожно закашлялась, сделала несколько глубоких торопливых хриплых вдохов, перевернулась на спину и тупо уставилась в потолок, не в силах поверить, что ее сомнительное амплуа пригодилось ей не в кино, а в реальности. Кажется, сегодня она сыграла свою лучшую роль – убийца поверил ей и ушел!
   Плохо понимая, что она делает, Аля с трудом поднялась на ноги, добрела до ванной, смыла кровь с лица холодной водой, выплюнула выбитый зуб в раковину, прополоскала рот. В ушах шумело, и шум нарастал, мысли путались. Мозг усиленно пытался дать объяснение случившемуся. В голове образовалась каша из событий последних минут, часов, дней, лет… Маленький провинциальный городок, драмкружок, трагедия Шекспира, Дездемона, первая ночь с мужчиной, поездка в Москву, ВГИК, второсортные роли, сердобольная гримерша Рая, приглашение к продюсеру, варенье, жуткие фиолетовые босоножки, Пабло Коэльо, знаки… Знаки, жуткие фиолетовые босоножки, малиновое варенье, второсортные роли в кино, сериал «Уснуть навсегда»… Бред! Бред! Бред! Только что она действительно чуть не уснула навсегда. Господи, за что ее пытался убить Зеленцов? Принял за воровку? Но почему он ушел? Куда он ушел?
   – Господи! – Аля резко выключила кран. Почему она решила, что он ушел? По спине у нее пробежал холодок. Комната… Она так отупела от боли и шока, что даже не заглянула в комнату! Аля выглянула из ванной – в комнате в конце коридора по-прежнему горел свет и рядом с дверью, как идиотская насмешка, все так же валялась банка с вареньем. Несколько минут она стояла и прислушивалась: за окном пискляво завыла сигнализация какой-то машины, отрывисто залаяла собака, в ее желудке что-то неприятно зажурчало и забулькало, но в квартире стояла мертвая тишина – ни шороха, ни звука…
   Двери, двери, двери – теперь ей казалось, что это не квартира стандартной планировки, а лабиринт. «Уйти», – стучало у нее в висках, но свет в конце коридора безжалостно манил. Она вдруг поняла, что чувствует мотылек, летящий к огню, беззвучно заплакала и направилась в комнату.
   Зеленцов, одетый в бордовый бархатный халат с шелковыми лацканами, сидел у окна в кресле лицом к двери, таращил глаза и показывал ей язык.
   – Что за шутки! – истерично закричала Алевтина, подбежала к Зеленцову и отвесила ему оплеуху – голова продюсера дернулась, и тело с грохотом повалилось на пол лицом вниз.
   Он был мертв – не в шутку, а всерьез. В висках девушки снова застучали отбойные молотки, заныло сердце. Стараясь не упасть в обморок, Аля облокотилась о стену и только сейчас заметила, что в комнате царит беспорядок: ящики невысокого комода и письменного стола выворочены, по полу раскиданы какие-то фотографии, видеокассеты и диски… Теперь ей все стало ясно. Ее пытался убить не Зеленцов. Она заявилась к Артуру Андреевичу в тот момент, когда он был уже мертв, а убийца в это время находился в квартире! Поэтому и дверь ей никто не открыл. Убийца ждал, пока она уберется, и прятался в комнате. Потом она с дури полезла за своей банкой, убийца испугался и решил действовать, чтобы избавиться от свидетельницы. Господи! Аля бросилась в коридор, но тут ее внимание привлекла одна из фотографий. Она наклонилась, взяла снимок в руки и замерла с открытым ртом. Следующие снимки при ближайшем рассмотрении тоже вызвали шок. Теперь она поняла и то, зачем уважаемый Артур Андреевич пригласил ее к себе. Он использовал молодых неопытных актрис как шлюх для своих собственных утех и с целью развлечения своих друзей или знакомых, умело подбирая каждой свой индивидуальный кинообраз. Мерзость какая! Лица мужчин, участвующих в оргиях, были в масках, да и Зеленцова Аля бы не опознала, если бы не массивный золотой перстень на указательном пальце с тремя выгравированными буквами – его инициалами. Об этом перстне сам продюсер неоднократно упоминал в интервью, называя его своим талисманом. А вот лица женщин на снимках были запечатлены крупным планом.
   «Вероятно, за это Зеленцов и поплатился, – предположила Аля. – Шелковый шарфик! Его убила какая-то женщина, сильная и решительная. Она пришла забрать свои фотографии. Возможно, он шантажировал ее. Наверное, она актриса, которую Зеленцов использовал когда-то, но потом она выбилась в люди, стала известна и решила избавиться от ненавистного шантажиста. Молодец, конечно! Но я-то тут при чем? Очень даже при чем! Скоро все газеты будут пестрить заголовками о смерти Зеленцова. Убийца прочитает газету и поймет, что в квартире найден только один труп. Эта женщина будет меня искать: она ведь не знает, что ее лица я не разглядела, только ботинки, высокие, со шнурками, тяжелые, темные, со светлыми «вареными» разводами и рифленой подошвой. На секунду они мелькнули перед глазами, но запомнились мне, кажется, на всю жизнь. Что же делать? Во-первых – убраться отсюда! Интересно, какую роль он приготовил мне? Роль какой-нибудь испуганной школьницы? Или среди друзей Зеленцова есть скрытые некрофилы, и мне опять пришлось бы изображать покойницу? – с отвращением предположила Алевтина, покосилась на труп продюсера и вздрогнула: ей показалось, что труп пошевелился и издал какой-то свистящий звук. Секунду она, окаменев, в ужасе смотрела на лежащего на полу мертвеца. В комнате пахло чем-то неприятным. – Газы отходят», – с содроганием подумала Аля, пулей выскочила из комнаты, нашла свою сумку, затолкала туда злосчастную банку варенья, распахнула встроенный шкаф в прихожей: ей нужно было что-то накинуть на себя. Выходить на улицу в светлом брючном костюме, забрызганном кровью, было решительно нельзя: на нее определенно обратят внимание.
   Шкаф был завален всяким хламом: поломанные швабры, облезлый веник, оцинкованное ведро с погнутой ручкой, засаленные рулоны обоев, коробки, набитые тряпьем. На ржавых гвоздиках висели старые поношенные вещи: драповое пальто, рваный ватник, темно-серый сатиновый рабочий халат, измазанный ядовито-желтой краской, грязная косынка в крупный красный горох, стоптанные белые шлепанцы и резиновые сапоги. Эти вещи не могли принадлежать Зеленцову, очевидно, он снимал эту квартиру, чтобы хранить здесь свой гнусный архив, и изредка наведывался сюда, чтобы встретиться с очередной дурой вроде нее. В других комнатах, вероятно, были оборудованы импровизированные студии, но заглядывать туда у Алечки уже не было сил. А она ведь сразу, как только вошла, вернее, ввалилась в коридор, поняла, что квартира съемная. Но разве это изменило бы хоть что-то? Разве это могло насторожить ее? Естественно, нет. Какая, в конце концов, разница? Она сама снимает комнату у милой старушки, точнее, снимала до сегодняшнего дня, потому что больше в Москве ей делать нечего. Она возвращается домой, к своей сварливой любимой тетке, учительнице по вокалу, в родной маленький провинциальный городишко Приреченск, с памятником Ленину на центральной площади, с елками вокруг белого здания администрации, пятиэтажными, будто собранными из кубиков бракованного конструктора, панельными домами, нелепо перемешанными с деревянными, покосившимися от старости избушками, и со златоглавой аккуратной церквушкой на берегу изумительно красивого и загадочного озера, названного несколько странно – «Щучья нора».