Брикер Мария. Венок кентавра

   – Шутник? Почему Шутник? – удивился Жданов и, не дождавшись ответа, переключился на Венечкину версию: – Логика в этой версии определенно есть. Если это так, то Шутник, как вы его именуете, внимательно следил за своей жертвой и был осведомлен о жизни Вероники Колесниченко лучше, чем знакомые и близкие, – заключил Жданов и неожиданно улыбнулся Трофимову. Венечка сделал морду кирпичом, но было видно, что ему одобрение приятно. Зотова вздохнула с облегчением: атмосфера явно разрядилась. Междоусобных войн ей только для счастья не хватало.
   – Вень, мне твоя версия тоже нравится. Но я уверена – Вероника Колесниченко не писала эсэмэс. Сами посудите: нелогично написать матери эсэмэс про Яшу, о котором родительница первый раз слышит. Содержание сообщения было бы другим. Не хотела посвящать, написала бы, дескать, не приеду, решила со своим парнем Новый год встречать, и точка. Другое дело, что Шутник… – Зотова посмотрела на Жданова. – Мы вам потом объясним, откуда взялось это кодовое обозначение. Согласна с Трофимовым. То, что никакого Яши в контактах Колесниченко нет, не значит, что этой связи не было. В целях конспирации девушка могла зашифровать Яшу в своей записной книжке под женским именем или под другим условным обозначением типа салона или магазина. К чему я веду: совершенно очевидно, что Колесниченко – не случайная жертва. Шутник тщательно следил за девушкой и вполне мог узнать, что Колесниченко тайно встречается с неким Яшей. Однако убийца не предполагал, что эту связь Вероника скрывает от собственной матери – вот и сделал ошибку.
   – Под женским именем. Гениально! – восхищенно воскликнул Жданов и добавил: – Странно, что мне такая мысль в голову не пришла.
   – Да уж, – не удержался от колкости Трофимов, но, судя по тому, что Андрей отреагировал на выпад хихиканьем и словами: «Чего только девки не придумают ради любви», – Трофимова он принял за своего.
   – Не знаю… – Зотова задумчиво посмотрела на небо. – Я больше склоняюсь к тому, что имя Яша – это маркер. Мало того, Колесниченко могла встречаться с самим убийцей какое-то время, не предполагая, что крутит любовь с психически нездоровым человеком. В этом случае Шутнику даже напрягаться не пришлось, чтобы заманить девушку в любое место. Яков – редкое библейское имя.
   – И означает оно… – Трофимов достал свой смартфон и вышел в Интернет. – «Следующий по пятам».
   – Ну точно! Блин, как я это все не люблю! – простонал Жданов.
   – Аналогичная фигня, – вставил свое слово Трофимов. От его неприязни к Жданову не осталось и следа. – Учитывая, какую вам, Леночка Петровна, под дверь улику подкинули, все складывается одно к одному. Вполне возможно, что с этим именем Шутник связывает себя или что-то личное. Может, его вообще так в жизни зовут. Эсэмэс – однозначно второй намек.
   – Первый, Вень. Не забывай, что сообщение было отправлено за два дня до убийства Колесниченко – двадцатого декабря, а крылья я получила после ее смерти, вечером двадцать второго. В любом случае плохо дело, ребята! Шутник дальше будет убивать. К слову, о крыльях: они до сих пор у меня на балконе лежат. Может, вы ребят пришлете, чтобы их забрали? Пока это только наши предположения, что на крыльях кровь балерины. Образцы крови и микрочастиц я взяла, но надо и крылья на экспертизу отправить. Заодно опросите местное население. Крылья не спички, их в карман не положишь. Должны быть свидетели. Одного я вам подкину: сантехник наш местный, Петр Земцов. Он столкнулся с убийцей у двери моей квартиры. Правда, толку от его показаний мало, он был в дымину.
   – Разве вы дело в свое производство не забираете? – искренне удивился следователь.
   – С какой такой радости? Вы труп нашли, вы и расследуйте! – возмутился Трофимов.
   Звонок на сотовый Елены Петровны прервал перебранку и все разъяснил.
   – Гаврюша звонил, – тихо сказала она, отведя Трофимова в сторонку. – Начальнику звонили из Следственного комитета. Дело передают под нашу юрисдикцию. Думаю, без вмешательства госпожи Берн тут не обошлось. – Елена Петровна обернулась к Жданову, который понял, что случилось, и теперь усиленно морщил лоб, пытаясь скрыть великую радость: – Вы особо не расслабляйтесь, Андрей Васильевич! Не хочу расстраивать, но вас вместе с делом к нам в управление временно переводят. Будете работать под моим руководством в следственной бригаде. Готовьте материалы для передачи. – Зотова посмотрела на часы. – Жду вас завтра с утра у себя. Чтобы времени не терять – предварительный план расследования такой: Андрей Васильевич, проверяйте контакты на предмет обнаружения загадочного Яши. Проверьте с Веней сводки, не было ли заявлений о краже реквизита из драмкружков, театров, театральных студий. Трофимов, у меня к тебе дело государственной важности: вот тебе ключи от моей квартиры, звони Рыжову, езжайте с Андреем Васильевичем ко мне домой, оформляйте все как полагается и избавьте меня уже от этих крыльев! Ключи под половиком оставишь. Заодно опросите свидетелей. Не прилетел же он с неба!
   – Кто? – не понял Жданов.
   – Мужик с крыльями! – разозлилась Елена Петровна и направилась к служебной машине. Больше всего Зотову расстроило то обстоятельство, что теперь ей придется взаимодействовать с красавицей Василисой Берн, а сама она такая корова страшная, бледная, опухшая. И надеть ей решительно нечего. Как она ее допрашивать такая будет?
   – Елена Петровна, а вы куда? – поинтересовался Венечка, когда Зотова продефилировала мимо служебной машины.
   – В парикмахерскую, – буркнула Елена Петровна, чем ввела мужчин в ступор.
   – Так давайте мы вас подбросим! – предложил Веня.
   – Я не могу пользоваться казенным имуществом в личных целях, – отрезала она и бодро потопала в сторону станции метро.
   – Принципиальная, – с уважением заметил Жданов.
   – Не то слово! У нашей Леночки Петровны роман был с режиссером Варламовым. Он ее замуж звал. Отказала из принципиальных соображений. А сейчас этот гад с Василисой Берн любовь крутит. Прикиньте, Андрей Васильевич, какая ирония судьбы? Елене Петровне придется вести дело об убийстве в балетной школе этой самой мадам Берн. Вот она и нервная такая, – сказал Венечка. Жданов с пониманием кивнул:
   – Какой я тебе Андрей Васильевич?! Раз уж мы в одной команде работать будем, называй меня просто Андрей и на «ты». Не люблю я этого официоза! Знаешь, что я подумал: не верю я в иронию судьбы. Помяни мое слово – не случайно это все! Связь есть.
   – Ну ясен пень – есть! Без экспертизы понятно, что крылья, которые Елене Петровне подкинули, пришивали к спине несчастной балерины Вероники Колесниченко, – сказал Трофимов.
   – Не про то я! Про Елену Петровну Зотову и госпожу Берн! В этом направлении надо рыть глубже.

Глава 5
Встреча с прекрасным

   Елена Петровна поправила новую стрижку, томным голосом пригласила посетительницу войти и величественно замерла за столом. «Наполеон» явно пошел ей на пользу – обновок покупать не пришлось. Она влезла в служебную форму, которая за последние полгода села на пару размеров. Так Елена Петровна предпочитала думать. Форма была уродливой, но в данном случае спасительной. На дорогие туалеты у нее в любом случае денег нет, а дешевые на ней сидят, как на корове седло. Впрочем, объективно говоря, она и есть корова, хоть и похудевшая на семь кило. У формы было еще одно положительное качество: Зотова чувствовала себя в мундире, как в броне. С прической только вчера парикмахерша перестаралась. Елена Петровна просила легкую химию, чтобы укладку делать было легче, а на голове получился дом. Прямо как у Плешнера. И ничего невозможно с этим домом сделать. Полбанки лака вылила, вроде утрамбовала конструкцию, но пока до работы ехала – голова закудрявилась снова. Сволочь Трофимов даже спросил, не ударило ли ее с утра током. Током ударило ее парикмахершу Людку. Надо было не жадничать и ехать в хороший салон! Огорчало Зотову еще одно обстоятельство: Трофимов вчера не смог отловить Рыжова и забрать крылья с балкона. Ночь снова пришлось провести без сна, что красоты Елене Петровне не прибавило. Венечка тоже ничем порадовать Зотову не смог, свидетелей по делу найти так и не удалось. Даже сантехник Петя куда-то испарился. Поверишь тут в мистику! Как мужик с крыльями мог проникнуть в подъезд ее дома, не замеченный никем? Впрочем, в исчезновении сантехника ничего мистического не было. У Пети был выходной, и, вероятно, он на радостях ушел в запой.
   – Добрый день, – вплыла в кабинет Василиса Берн. Величие с лица Зотовой ветром сдуло. В реальности Василиса оказалась даже красивее, чем на журнальных разворотах.
   – Для кого добрый, а у кого работы по горло, – неожиданно для себя брякнула Зотова и гаркнула: – Садитесь!
   Василиса вздрогнула, присела на краешек стула и сложила руки в перчатках на коленях. «Прямо пенсионерка Института благородных девиц, – подумала Елена Петровна. – В смысле – институтка пансиона», – поправила она себя и вслух хохотнула. Госпожа Берн недоуменно подняла брови.
   – Извиняюсь, – гаркнула Зотова. – Это у меня нервное.
   – Понимаю… Чем могу быть полезна? – спросила госпожа Берн грудным голосом.
   – Шубку можете снять, а то запаритесь, – предложила Зотова. Госпожа Берн не шелохнулась, некоторое время внимательно разглядывала Зотову и сказала задумчиво:
   – Странно, я вас иначе себе представляла.
   – Это к делу не относится, – резко сказала Елена Петровна. – Я вызвала вас не на смотрины, а на допрос. Дело об убийстве Вероники Колесниченко передано мне в производство, и вам придется ответить на все мои вопросы.
   – Послушайте, почему вы так со мной разговариваете?
   – Как так? – изобразила на лице невинность Елена Петровна.
   – Я сейчас заплачу, честное слово, – потерянно сказала Берн, щелкнула замком лаковой сумочки и достала шелковый кружевной платок. Глаза ее в самом деле наполнились слезами, она аккуратно промокнула их платком и с вызовом посмотрела на следователя: – У меня такое чувство, будто вы меня в смерти Вероники подо-зреваете.
   – А что, у меня могут быть основания вас подозревать?
   – Нет.
   – В таком случае почему вы так нервничаете?
   – Я не привыкла, чтобы со мной общались в подобном тоне! – Василиса поднялась. – Извольте проявлять уважение, или я буду жаловаться на вас в Следственный комитет.
   – Ну да, у вас туда дорожка уже протоптана.
   – В каком смысле? – искренне удивилась госпожа Берн.
   – Ой, вот только не надо из себя строить святую невинность. Думаете, я не понимаю, с чьей подачи дело об убийстве вашей подопечной передано в Главное следственное управление? Думаете, нам тут заняться больше нечем, кроме как расследовать убийства заурядных балерин? – Зотову понесло. Она сама понимала, что ведет себя дико, но остановиться не могла. Лицо примы приобрело свекольный цвет.
   – Вероника не заурядная! – выкрикнула она, осеклась, села на стул и потерла виски. – Погодите! Я ничего не понимаю. О чем вы говорите? Никуда я не ходила, ни в какой Следственный комитет. Но я искренне обрадовалась, когда узнала, что дело передано вам. Прежде я слышала о ваших уникальных способностях.
   Глаза Зотовой налились кровью. Варламов, выходит, имел наглость обсуждать ее со своей новой пассией. Какая сволочь!
   – Ладно! – хлопнула по столу Зотова. – Давайте перейдем к делу. У меня к вам несколько вопросов. Вы Веронику знали лучше, чем родная мать, она ведь с детства в вашей школе обучалась. У вас есть подозрения, кто мог совершить это преступление?
   – Нет. Вернее, есть, но не конкретные. Дело в том, что Веронику все ненавидели, все девочки. Завидовали, что я выделяла ее изо всех и активно способствовала продвижению в большой балет.
   – Серьезные конфликты у Колесниченко были с кем-нибудь?
   – Конечно, были! Я же сказала: Веронику все ненавидели. Это творческая среда. У всех высокие амбиции. Чужой успех порой воспринимается очень болезненно. Характер у Вероники был тоже не сахарный. Она любила демонстрировать свое превосходство. Я ее ругала за это, советовала быть скромнее, проявлять лояльность к другим, не ввязываться в конфликты. Вероника на какое-то время затихала, а потом снова нарывалась на неприятности. Вы только не подумайте ничего, Вероничка не была злой. Высокомерие было ее маской. Просто обстоятельства загнали ее в угол, она предпочла надеть броню.
   Елена Петровна поправила свою броню и задала следующий вопрос:
   – Роман у Вероники с кем-нибудь был?
   – Исключено! – резко сказала мадам Берн. – Я не одобряю подобное времяпрепровождение. Разговор короткий: не нравится – дверь открыта, никто не держит.
   – Против природы не попрешь, как говорится, – заметила Зотова.
   – Не сочтите меня за стерву, но иначе никак. Девочки круглосуточно живут в школе. Домой только на каникулы отправляются. Я несу за них полную ответственность перед родителями, которые платят мне немалые деньги за пансион и обучение. Прежде я более лояльно относилась к данному вопросу, позволяла ученицам некоторые вольности. В результате одна забеременела. Причем все открылось, когда делать аборт было поздно. В итоге она себе карьеру испортила и мне репутацию подорвала. А могла бы стать прекрасной балериной! Девочка была очень талантливой. Впрочем, это к делу не относится. Вернее, относится. Вы же спрашивали о возможности романов. После этого инцидента я ввела жесткий контроль. За романы – мгновенное отчисление. Хочешь стать балериной – работай. Хочешь романы крутить и детей рожать – дверь открыта. Никто не держит.
   – Вы же не можете контролировать всех девушек круглосуточно!
   – Почему же? Сама я, конечно, этим не занимаюсь. Для этого я наняла специалиста.
   – Как интересно!
   – Не понимаю, почему вы иронизируете! Да, за порядок у меня отвечает специально обученный персонал. Если вам необходимы подробности, обратитесь к нашему коменданту. Его зовут Яков Сергеевич Бурмистров. Он вам подробно расскажет, как у нас осуществляется контроль. Насчет конфликтных ситуаций Бурмистров тоже вас просветит лучше меня, он в курсе всех внутренних перипетий. Гениальный человек! С ним я как за каменной стеной. Думаю, вы легко найдете общий язык. Яков Сергеевич из ваших – подполковник в отставке. Собственно, именно Бурмистров мне рассказал о вас, когда я сообщила ему, кто ведет дело об убийстве нашей Вероники. Хвалил безмерно и радовался, что именно вы. Сказал, раз дело ведет Зотова, преступника обязательно найдут. Я очень на вас надеюсь. Жалко Веронику, такая ужасная смерть! Колесниченко до настоящего успеха остался всего один шаг… И это такая чудовищная несправедливость, что она погибла именно сейчас! – Василиса приложила платочек к губам и помолчала какое-то время. – Я пойду? А то у меня сегодня встреча очень важная. Если опоздаю, меня тоже убьют!
   – Последний вопрос, Василиса Андреевна. Вы не замечали в поведении своей воспитанницы ничего странного в последнее время? Может быть, она вела себя необычно?
   – Нет, не замечала. Ничего не замечала… – подавленно сказала Василиса. – Я корю себя за это постоянно. Возможно, я проглядела что-то важное. У меня возникли некоторые проблемы с дочерью, которыми я была полностью поглощена. Впрочем… Вероника пыталась дозвониться до меня перед отъездом. Я была на важной встрече и телефон отключила. Потом включила, увидела пропущенные звонки от нее, перезвонила – никто не ответил.
   – Телефон был заблокирован?
   – Нет, просто не отвечал. Было примерно четверть восьмого. Поезд отправлялся в семь вечера. Я подумала: наверное, Вероника звонка не слышит из-за стука колес. Через пару минут мне пришло сообщение. Вероника писала, что села на поезд и уже в пути. Странно это было.
   – Странно что?
   – Что она не перезвонила. Обычно, если я отправляла ей сообщение, Вероника всегда перезванивала. Она не любила писать эсэмэс.
   – Удивительно! Обычно подростки наоборот предпочитают общаться через текстовые сообщения, – сказала Зотова.
   – Да… Но у Вероники было плохое зрение и неудобный телефон, поэтому она не любила набирать сообщения. Когда я получила от нее эсэм– эс, конечно, удивилась. Потом решила, что Вероника деньги на телефоне экономит. А оказалось вон что – девочка попала в ад. Позвольте, я хотя бы позвоню? Неудобно человека задерживать.
   – Конечно! Звоните, если необходимо, – разрешила Зотова. – А почему у вас каникулы так рано начались? В обычных школах они после двадцать пятого декабря начинаются, – спросила Елена Петровна, наблюдая за Василисой, которая рылась в сумочке. Наконец она нашла то, что искала, – изящный крохотный телефон – и подняла на следователя глаза.
   – Дело в том, что сразу после Нового года у девочек планируется несколько выступлений. Поэтому я отпустила их раньше, чтобы они отдохнули и пообщались с семьями. И потом, у меня частная школа, могу устанавливать свой распорядок занятий и каникул, – объяснила Василиса и набрала номер.
   – Иван Аркадьевич, миленький, – прощебетала она. – Я задерживаюсь. Меня вызвали на допрос по поводу смерти моей ученицы. Постараюсь приехать, как только смогу!
   Лицо Елены Петровны слегка перекосило, и лишь усилием воли она вернула прежнее выражение. Василиса отключила телефон и вопросительно посмотрела на Зотову.
   – Идите-идите, раз торопитесь, – злорадно сказала Елена. – Надеюсь, ваша ученица не в аду. За муки, испытанные перед смертью, она вполне заслужила вакантное место в раю. Вы в курсе, что Колесниченко держали без воды и еды больше суток? И это еще не все: убийца за каким-то лядом пришивал к коже несчастной девушки крылья падшего ангела.
   Госпожа Берн покачала головой, жалостливо улыбнулась, побледнела и рухнула со стула на пол, взмахнув руками, как умирающий лебедь.
   «Впечатлительная какая», – злорадно подумала Елена Петровна, набрала в рот воды из графина и сделала «лебедю» освежающий душ, наблюдая с чувством удовлетворения, как по физиономии прекрасной Василисы расплывается макияж. «Не такая уж она и красотка», – пришла к выводу Зотова, когда прима ошарашенно села и уставилась на нее осоловелым взглядом.
   – Координаты Якова Сергеевича Бурмистрова продиктуйте, пожалуйста. И можете быть свободны, – мило прощебетала Елена Петровна и вручила приме пропуск.

Глава 6
Сценарий самоубийства

   Варламов тихо вошел в зал с экспозицией художника Дербеша. Повезло, в зале, кроме художника, никого не было. Юлиан стоял напротив одной из своих картин и, склонив голову, любовался собственным творением. Иван Аркадьевич подошел ближе и встал рядом, с удивлением разглядывая полотно. Эту картину режиссер не видел во время открытия вернисажа.
   – Прекрасная картина, – вырвалось у него помимо воли. Юлиан вздрогнул и уставился на режиссера.
   – Вы меня напугали… – тихо сказал он.
   – Извините, не хотел. Я был на вашем вернисаже, но эту картину не видел.
   – Вы и не могли ее видеть, потому что… Потому что этой картины здесь не было. Я ее только что повесил. Вам нравится?
   – Да, – искренне ответил Варламов. Картина кардинально отличалась от всех произведений художника по глубине. На полотне была изображена обнаженная белокурая девушка, прикрывающая наготу демоническими крыльями. Стиль художника угадывался, но это полотно, в отличие от прочих плоских картин, было безупречно. Иван Аркадьевич даже засомневался, что ее написал Юлиан. Однако в правом углу полотна стояла фирменная подпись художника: «Ю.Д.».
   – Новая работа? – спросил Варламов, неотрывно глядя на стыдливого демона.
   – Нет, с этой картины все началось, – тихо сказал Юлиан, помолчал немного, вздохнул и перешел на деловой тон: – Значит, желаете приобрести картины? Весьма польщен. Весьма. Сразу хочу предупредить, что это полотно не продается. Все остальное – пожалуйста. Выбирайте любую.
   – Любая мне не нужна. Я хочу купить эту, – нахально заявил Варламов, решив проверить Юлиана на вшивость.
   – Простите, эта картина не продается. Я же вам объяснил! – капризно сказал художник. – В галерее довольно большой выбор полотен. Уверен, вы найдете что-то по вкусу и для души. Заказы я тоже беру. Если вам хочется чего-то эксклюзивного, то я…
   – Эксклюзивное в этой галерее только одно. Вот эта картина.
   Глаза Юлиана потемнели.
   – Убирайтесь! Убирайтесь отсюда! – неожиданно заорал он, сорвал картину со стены и бросился в подсобное помещение. Галерея опустела, словно из нее ушла душа. Иван Аркадьевич озадаченно крякнул. Реакция художника удивила его. Можно подумать, режиссер Америку открыл. Дербеш сам прекрасно знает, что «Стыдливый Демон» – его лучшая картина. Стоял любовался. Ну вышло одно хорошо, что ж поделать! Нечего было продавать себя с потрохами. Славу и деньги получил – талант утратил. Однако Иван Аркадьевич не предполагал, что на его слова будет такая неадекватная реакция. Ссориться с художником в планах у него не было. Он шел сюда совсем с другой целью – сделать Юлиана своим союзником.
   Скрипнула дверь подсобки, и появился Юлиан без картины. Выглядел художник подавленно и воинственно одновременно.
   – В общем, я понял, что мои картины вам до лампады. Вы и на открытии вернисажа особого интереса к ним не проявляли. Я не в обиде. Я не рубль, чтобы всем нравиться. Так что вам от меня надо? – резко спросил он. Слова Юлиана эхом отозвались в помещении.
   – Я хочу предложить вам роль, – сказал Варламов.
   – Роль? – растерянно переспросил Юлиан, черты лица его сразу смягчились, глаза засияли. Он с трудом сдерживал радость. Варламову даже жаль стало разочаровывать пацана, страстно мечтающего о великой славе и признании.
   – Роль в моем частном спектакле, – уточнил Варламов. – Это своего рода реалити-шоу, где все участники играют себя, но по написанному сценарию.
   – А кого я там буду изображать? – все еще пребывал в иллюзиях художник.
   – Юлиана Дербеша. Вы будете играть себя.
   – Как это? Вы про меня, что ли, спектакль ставить собираетесь? Про мое творчество? – уточнил Юлиан, сияя в предвкушении славы. Варламов усмехнулся: амбиции у художника были непомерные.
   – Спектакль будет про клуб самоубийц, и вам там отведена одна из главных ролей.
   Дербеш побледнел, в глазах его появился такой ужас, что Варламов в очередной раз удивился.
   Свет в зале погас.
   – Наше время истекло, – хрипло сказал художник. – Глашка свет вырубила, паскуда. Сколько раз говорил, чтобы дожидалась ухода последнего посетителя! Короче, нам дали ясно понять, чтобы мы выметались отсюда. Пойдемте ко мне в мастерскую, она отсюда в пяти минутах ходьбы. Там договорим, – предложил Юлиан, и звук его шагов эхом отозвался в зале. Варламов пошел на звук.

* * *

   Мастерская художника располагалась в пятиэтажном доме дореволюционной постройки. Особнячок был не отреставрирован.
   – Извините, лифта нет и света тоже. Здесь никто не живет, – сказал Юлиан, поднимаясь на верхний этаж по лестнице. Варламов это чувствовал – из дома словно жизнь ушла. – Все помещения в нежилой фонд перевели, жильцов расселили. Мне под мастерскую местечко удалось пробить в мансарде. Очень повезло. Меня этот дом вдохновляет своим опустошением. С ужасом жду, когда здесь капремонт начнут делать – банк один помещение к рукам прибрал. Я уповаю на кризис. Не хочу, чтобы ауру старины под штукатурку зашпаклевали.
   Юлиан поднялся на последний этаж, открыл дверь и пригласил Варламова войти. В помещении пахло краской и растворителем, как и полагается. Юлиан включил свет в прихожей. Мастерская выглядела, как апартаменты в стиле лофт: высокие потолки с балками, неоштукатуренные стены, каменная кладка. Вытянутые окна были завешаны легкой полупрозрачной тканью. На стенах висели картины Юлиана. В центре мастерской стоял вовсе не мольберт, а огромная двуспальная кровать с пурпурным шелковым балдахином. Сбоку у стены была лестница, которая вела на второй уровень мастерской. Вероятно, там и работал художник.
   – Я здесь иногда ночую, – смущенно объяснил Юлиан. – Может, в кухне поговорим? Проходите, я сейчас.
   Дербеш показал на узкий коридор, завешанный бархатной шторой. Сам он поднялся по лестнице на второй этаж.
   Коридор привел Ивана Аркадьевича в просторное помещение, отдаленно напоминающее кухню. Плита, стол, раковина, стеллажи с красками и прочими инструментами художника. Раковина была наполнена грязной посудой. Варламов выдвинул из-под стола колченогую табуретку и сел. Мастерская навеяла ностальгические воспоминания о детстве: когда-то с мамой и бабушкой он жил в таком же доме, в коммуналке на Шаболовке и катался на велике по длинному, выкрашенному красно-коричневой краской коридору. И пахло здесь по-особенному: историей. Воспоминания унесли режиссера так далеко, что он не заметил, как в кухню вошел Юлиан.
   – Чай будете? – спросил художник. Варламов кивнул. Дербеш налил в алюминиевый чайник воды из крана, поставил на огонь, сполоснул две чашки и сел на табуретку напротив Ивана Аркадьевича. – Я хочу оставить здесь все так, как есть. Дух прошлого сохранить. Слушайте, ну я не понял, что от меня требуется?
   Юлиан театрально тряхнул длинными волосами и зачесал их пятерней назад, стараясь произвести на Варламова благоприятное впечатление.
   – Девушку одну надо спасти от беды, – честно признался режиссер. – Она планирует совершить самоубийство. Вы можете ей в этом помешать.
   – Почему я? – разминая руки, спросил Юлиан. Судя по выражению лица, он немного растерялся, но старался держать марку.