Страница:
Она старалась быть вежливой, кивать и улыбаться в нужные моменты, даже время от времени задавать умные вопросы, но напряжение совершенно вымотало ее. Ее мысли были заняты графом Уинстоном и Эшли Киттериджем и той угрозой, которую эти двое представляют для всего, что дорого ей. Что она сделала? Попала из огня да в полымя? Она с ужасом думала о том, что ее ждет впереди. Но у нее не было выбора. Она должна сделать все, что необходимо для того, чтобы спасти себя и Джека. Она обязана сделать все необходимое.
Эштон приказал разгрузить ее багаж и проводил ее наверх в просторную комнату, где для нее был приготовлен холодный ужин.
— Завтра я покажу вам поместье, — сказал он. — Поездка, наверное, утомила вас, и вы хотите отдохнуть.
Мадди непослушными пальцами развязала ленты дорожного капора и, собравшись с духом, спросила, с трудом подбирая слова:
— Должна ли я… следует ли мне ждать вас?
Он на мгновение смутился, потом с совершенно непроницаемым выражением лица сказал:
— Разумеется, нет. Мы оба очень устали. Спокойной ночи.
Она настолько устала, что лишь самую малость удивилась тому, что ей так повезло, и уж конечно, ей было не до того, чтобы анализировать странный взгляд Эштона, когда он, поклонившись, покидал комнату. Едва прикоснувшись к ужину и отхлебнув глоток-другой вина, она долго стояла у окна, прислушиваясь к звукам, издаваемым незнакомыми птицами и животными. Они напомнили ей, как далеко она находится от всего, что ей знакомо, и ей стало одиноко.
Она задула свечу и улеглась в постель под гомон и уханье, все еще доносившиеся через окно, из-за которых она беспокойно металась во сне. Ей снился мышонок, пробиравшийся сквозь щель в скрипучих досках судна в поисках пищи и безопасного местечка, где было бы можно спрятаться. А в темном углу притаилась огромная желтая кошка с узкими голубыми глазами, и Мадди начала плакать, а сердце ее бухало в такт движениям испуганно мечущегося мышонка, который безуспешно пытался найти выход.
Потом вдруг она сама превратилась в мышонка. Нет, она была тринадцатилетней девочкой, прижатой спиной к стене, а узкие голубые глаза принадлежали совсем не кошке, а матросу, который повалил ее на палубу судна и грубо хватал за груди и обнаженные бедра. Потом физиономия бородатого матроса превратилась вдруг в ангельски красивое лицо графа Уинстона. Она сопротивлялась, он больно ударил ее, а где-то вверху так раскричались птицы, что это было похоже на женский крик.
Этот женский крик был ее собственным голосом, прерывающимся от нехватки воздуха, потому что безжалостные руки сдавили ей горло. Она резко поднялась, села в постели и увидела перед собой встревоженное лицо Эштона Киттериджа.
— Мадди… мисс Берне… с вами все в порядке? — хриплым от волнения голосом спрашивал он.
Мадди снова опустилась на подушку, дрожа и обливаясь потом от пережитого ужаса. Она тяжело дышала и даже не всхлипывала, а попискивала, как мышонок.
При слабом свете свечи, которую Эш торопливо зажег на столике возле ее кровати, она смутно видела его лицо. Волосы у него были взлохмачены, рубашка расстегнута до пояса. Похоже, он тоже готовился лечь спать. Его появление казалось Мадди продолжением сна, и она на мгновение запуталась, не зная, где сон, а где явь. Она лишь понимала, что он появился здесь, словно рыцарь, спасающий ее от чудовищ, и ей хотелось спрятаться у него на груди, где она будет в.безопасности.
Постепенно она овладела собой, хотя все еще тяжело дышала.
— Извините, — дрожащим голосом сказала она, отбрасывая упавшие на лицо пряди волос, — мне приснился глупый страшный сон.
— Думаю, не такой уж глупый, если так сильно напугал вас, — улыбнулся Эш. — Наверное, все объясняется тем, что вы очень устали и почти не ели. Моя служанка сказала, что вы едва притронулись к ужину. Позвольте, я чем-нибудь покормлю вас сейчас?
— Не надо, прошу вас. Я и без того вас обеспокоила, но теперь со мной все в порядке.
— Не говорите глупостей, — решительно заявил он. — Вы бледны как полотно. Позвольте, я принесу вам хереса.
Он подошел к столику, на котором стояли бокалы, графин, ваза с экзотическими фруктами и букет ярко-красных цветов. Мадди была тронута его заботой и гостеприимством. По приезде она не обратила внимания на этот столик, занятая своими мыслями. Очевидно, он заблаговременно отправил гонца в Роузвуд, чтобы там приготовились к ее приезду.
Она заметила, что он босой, а это еще раз подтверждало, что он уже собирался лечь спать. Если бы не ее состояние, она смутилась бы, заметив, что он полуодет, но сейчас не обратила на это внимания.
Он налил херес, вернулся к ней и, откинув сетчатый полог, уселся рядом.
— Вот то, что вам нужно! — сказал он, протягивая ей бокал. — Выпейте.
Мадди неуверенно улыбнулась и взяла бокал обеими руками. Эш показался ей сейчас более сильным и более властным, чем раньше. Здесь он находился в своей среде, и это придавало ему уверенности в себе и значимости, так что его присутствие было невозможно игнорировать. А может быть, все объяснялось тем, что он сидел так близко и свет свечи обрисовывал тренированные мускулы его торса, поблескивал на золотистых волосах и делал более глубоким взгляд его серых глаз. Чувствовалась во всем этом какая-то интимность, чуть ли не обещание продолжения, а это могло оказаться очень опасным.
Мадди поспешно отвела взгляд от его обнаженной груди и отхлебнула вина. Щеки у нее разгорелись, и она инстинктивно поправила ночную сорочку на груди и плечах. Она старалась совсем не смотреть на него и не знала, что сказать.
Заметив ее лихорадочные попытки прикрыть себя, Эш понял, что надо уходить. Но никакая сила не смогла бы заставить его покинуть ее в этот момент. Услышав ее крики, он испугался, но теперь страх прошел, уступив место восхищению и желанию.
С тех пор как он встретил ее, она казалась ему далекой и недоступной — тайной, притягательная сила которой в том и заключалась, что она была для него недосягаемой. Но сейчас, когда она сидела среди сбившихся простыней, с темными волосами, в беспорядке рассыпавшимися по плечам, во взмокшей от пота ночной сорочке и с глазами, округлившимися от недавно пережитого страха, она показалась ему реальной и, пожалуй, впервые уязвимой, нуждающейся в защите и очень близкой.
Тонкая, почти прозрачная ночная сорочка едва ли была способна что-нибудь скрыть. Свет свечи обрисовывал округлости ее грудей и маленькие соски, мерцал на алебастровой коже шеи и плеч. Прядь волос попала в нежное углубление между ключицей и горлом, и Эш инстинктивно поднял руку, чтобы высвободить ее. Потом, подчиняясь тому же инстинкту, его пальцы скользнули вверх, чтобы погладить ее лицо.
— Вы такая красивая, — тихо произнес он.
Ему на мгновение показалось, что она отпрянула от него и незащищенность в ее взгляде сменилась настороженностью. Эш, пытаясь ее успокоить, погладил пальцем ее щеку и почувствовал, как она вся сжалась. Он снисходительно улыбнулся.
— Девичье сопротивление? — шутливо поддразнил он. — Разве с этого начинают многообещающую любовную связь?
Мадди уставилась в бокал, обхватив его обеими руками.
— Боюсь, я не очень сильна в этом, — прошептала она. Эш опустил руку, искорки смеха погасли в его глазах.
— Я и не считал вас большим специалистом, — сказал он таким будничным тоном, что Мадди удивленно взглянула на него. — Ведь были и другие, несомненно такие же обаятельные и высокопоставленные, как я, но вы всех их отвергли. Всего день назад вы угрожали мне физической расправой, если я хотя бы появлюсь на пороге вашего дома, однако почему-то в корне изменили свое отношение. Вы согласились поехать сюда со мной, хотя это явно неприлично, вы соблазняли меня обещаниями, которые явно не готовы выполнить, и мне было бы весьма любопытно узнать причину всего этого.
Мадди тихо вздохнула. Она накинула на себя халат и встала с кровати. Отойдя от него на некоторое расстояние, она остановилась. Можно было бы солгать. Она лгала ему и раньше, солжет и еще раз. Но когда она заговорила, это была не ложь, а правда.
— Людей всегда удивляло, почему я не вышла замуж или не нашла себе покровителя, — сказала она, уставившись в окно. — Они полагали, что причиной тому был мой отец, у которого были относительно меня честолюбивые планы и который оберегал меня от нежелательных ухажеров, однако это совсем не так. Все дело было во мне самой: я считала себя недостойной замужества.
Она искоса взглянула на него, заметила сомнение в его глазах и хотела остановиться, но не сделала этого. Она и сама не могла бы объяснить, почему ей казалось важным, чтобы этот человек узнал тайну, которой она не поделилась даже с Кэлдером Бернсом. Она не ожидала, что признание будет столь безудержно рваться наружу. Но воспоминание о ночном кошмаре было еще свежо в ее памяти, а он был так добр к ней и находился так близко, что она почувствовала, что больше не в силах бороться с прошлым в одиночку.
Призвав на помощь всю свою храбрость, она продолжала:
— Я приехала сюда из Англии совсем юной. На корабле случилась эпидемия оспы, и много людей умерло… — В ее памяти пронеслись страшные картины: тесные каморки, пропитавшиеся запахом смерти, стоны умирающих… их было столько, что она с трудом протискивалась между телами… и каждый день Джек Корриган выносил на плече новые трупы… — Умерли капитан, судовой врач, тетушка Полина…
Воспоминания вызвали у нее нервную дрожь, порядок событий путался в памяти, но это не имело значения, потому что весь ужас прошлого превратился внутри ее в болезненный нарыв, который было необходимо вскрыть. Голос ее звенел, говорить становилось все труднее, но она продолжала:
— Там были грязные грубые матросы. Они повалили меня на палубу и зверски изнасиловали — один за другим.
Она слышала, как Эштон судорожно глотнул воздух — наверное, от отвращения, но ей было уже не до его реакции. Она обхватила себя руками, но не смогла унять бивший ее озноб. Ее бросало то в жар, то в холод.
— Я пыталась забыть об этом, но не смогла. Я не могу спрятаться от воспоминаний, не могу забыть… Ты понимаешь? Я не могу забыть!
Эш поднялся и, подойдя к ней, остановился у нее за спиной. Она всхлипнула и еще крепче обняла себя руками.
— Мадди, — тихо произнес он. — Бедная моя девочка. Сколько же тебе пришлось перенести.
Он почувствовал себя ничтожеством. Ему было безумно стыдно своего бесцеремонного поведения с ней. Он был в гневе, потому что злодеяние против красоты всегда вызывало у него ярость; ему было жаль, что ей пришлось испытать такую боль, которая не оставляет ее в покое даже сейчас. Но кроме этого, он почувствовал, как в его душе пробуждается нежность. Так, значит, вот в чем заключалась ее тайна — в беззащитности, спрятанной глубоко внутри и невидимой для внешнего мира. Возможно, было там и кое-что другое, но и этого было достаточно. Конечно, это было не то, чего он ожидал. Но сколько сил потребовалось ей, чтобы рассказать об этом?
Он протянул руку и легонько погладил ее волосы, потом плечо. Потом очень осторожно и нежно развернул ее к себе лицом и заключил в объятия. Она притихла, напряглась и затаила дыхание. Он прикоснулся лицом к ее волосам. Ему хотелось лишь подержать ее в своих объятиях, дать ей хотя бы частично то, что она дала ему.
Он заглянул в ее потускневшие от страдания глаза, потом нежно, ободряюще улыбнулся.
— Знаешь, хорошо, если бы ты тоже обняла меня, — тихонько шепнул он. — Об этом никто никогда не узнает, а ты со мной можешь чувствовать себя в полной безопасности.
Он не видел ее глаз, но почувствовал, что ее тело мало-помалу расслабляется. Потом медленно, как будто это стоило ей больших усилий, она подняла руки, обняла его и склонила голову на его грудь. Из ее глаз покатились первые слезинки, и он терпеливо держал ее в своих надежных объятиях, пока она не выплакалась.
Глава 17
Эштон приказал разгрузить ее багаж и проводил ее наверх в просторную комнату, где для нее был приготовлен холодный ужин.
— Завтра я покажу вам поместье, — сказал он. — Поездка, наверное, утомила вас, и вы хотите отдохнуть.
Мадди непослушными пальцами развязала ленты дорожного капора и, собравшись с духом, спросила, с трудом подбирая слова:
— Должна ли я… следует ли мне ждать вас?
Он на мгновение смутился, потом с совершенно непроницаемым выражением лица сказал:
— Разумеется, нет. Мы оба очень устали. Спокойной ночи.
Она настолько устала, что лишь самую малость удивилась тому, что ей так повезло, и уж конечно, ей было не до того, чтобы анализировать странный взгляд Эштона, когда он, поклонившись, покидал комнату. Едва прикоснувшись к ужину и отхлебнув глоток-другой вина, она долго стояла у окна, прислушиваясь к звукам, издаваемым незнакомыми птицами и животными. Они напомнили ей, как далеко она находится от всего, что ей знакомо, и ей стало одиноко.
Она задула свечу и улеглась в постель под гомон и уханье, все еще доносившиеся через окно, из-за которых она беспокойно металась во сне. Ей снился мышонок, пробиравшийся сквозь щель в скрипучих досках судна в поисках пищи и безопасного местечка, где было бы можно спрятаться. А в темном углу притаилась огромная желтая кошка с узкими голубыми глазами, и Мадди начала плакать, а сердце ее бухало в такт движениям испуганно мечущегося мышонка, который безуспешно пытался найти выход.
Потом вдруг она сама превратилась в мышонка. Нет, она была тринадцатилетней девочкой, прижатой спиной к стене, а узкие голубые глаза принадлежали совсем не кошке, а матросу, который повалил ее на палубу судна и грубо хватал за груди и обнаженные бедра. Потом физиономия бородатого матроса превратилась вдруг в ангельски красивое лицо графа Уинстона. Она сопротивлялась, он больно ударил ее, а где-то вверху так раскричались птицы, что это было похоже на женский крик.
Этот женский крик был ее собственным голосом, прерывающимся от нехватки воздуха, потому что безжалостные руки сдавили ей горло. Она резко поднялась, села в постели и увидела перед собой встревоженное лицо Эштона Киттериджа.
— Мадди… мисс Берне… с вами все в порядке? — хриплым от волнения голосом спрашивал он.
Мадди снова опустилась на подушку, дрожа и обливаясь потом от пережитого ужаса. Она тяжело дышала и даже не всхлипывала, а попискивала, как мышонок.
При слабом свете свечи, которую Эш торопливо зажег на столике возле ее кровати, она смутно видела его лицо. Волосы у него были взлохмачены, рубашка расстегнута до пояса. Похоже, он тоже готовился лечь спать. Его появление казалось Мадди продолжением сна, и она на мгновение запуталась, не зная, где сон, а где явь. Она лишь понимала, что он появился здесь, словно рыцарь, спасающий ее от чудовищ, и ей хотелось спрятаться у него на груди, где она будет в.безопасности.
Постепенно она овладела собой, хотя все еще тяжело дышала.
— Извините, — дрожащим голосом сказала она, отбрасывая упавшие на лицо пряди волос, — мне приснился глупый страшный сон.
— Думаю, не такой уж глупый, если так сильно напугал вас, — улыбнулся Эш. — Наверное, все объясняется тем, что вы очень устали и почти не ели. Моя служанка сказала, что вы едва притронулись к ужину. Позвольте, я чем-нибудь покормлю вас сейчас?
— Не надо, прошу вас. Я и без того вас обеспокоила, но теперь со мной все в порядке.
— Не говорите глупостей, — решительно заявил он. — Вы бледны как полотно. Позвольте, я принесу вам хереса.
Он подошел к столику, на котором стояли бокалы, графин, ваза с экзотическими фруктами и букет ярко-красных цветов. Мадди была тронута его заботой и гостеприимством. По приезде она не обратила внимания на этот столик, занятая своими мыслями. Очевидно, он заблаговременно отправил гонца в Роузвуд, чтобы там приготовились к ее приезду.
Она заметила, что он босой, а это еще раз подтверждало, что он уже собирался лечь спать. Если бы не ее состояние, она смутилась бы, заметив, что он полуодет, но сейчас не обратила на это внимания.
Он налил херес, вернулся к ней и, откинув сетчатый полог, уселся рядом.
— Вот то, что вам нужно! — сказал он, протягивая ей бокал. — Выпейте.
Мадди неуверенно улыбнулась и взяла бокал обеими руками. Эш показался ей сейчас более сильным и более властным, чем раньше. Здесь он находился в своей среде, и это придавало ему уверенности в себе и значимости, так что его присутствие было невозможно игнорировать. А может быть, все объяснялось тем, что он сидел так близко и свет свечи обрисовывал тренированные мускулы его торса, поблескивал на золотистых волосах и делал более глубоким взгляд его серых глаз. Чувствовалась во всем этом какая-то интимность, чуть ли не обещание продолжения, а это могло оказаться очень опасным.
Мадди поспешно отвела взгляд от его обнаженной груди и отхлебнула вина. Щеки у нее разгорелись, и она инстинктивно поправила ночную сорочку на груди и плечах. Она старалась совсем не смотреть на него и не знала, что сказать.
Заметив ее лихорадочные попытки прикрыть себя, Эш понял, что надо уходить. Но никакая сила не смогла бы заставить его покинуть ее в этот момент. Услышав ее крики, он испугался, но теперь страх прошел, уступив место восхищению и желанию.
С тех пор как он встретил ее, она казалась ему далекой и недоступной — тайной, притягательная сила которой в том и заключалась, что она была для него недосягаемой. Но сейчас, когда она сидела среди сбившихся простыней, с темными волосами, в беспорядке рассыпавшимися по плечам, во взмокшей от пота ночной сорочке и с глазами, округлившимися от недавно пережитого страха, она показалась ему реальной и, пожалуй, впервые уязвимой, нуждающейся в защите и очень близкой.
Тонкая, почти прозрачная ночная сорочка едва ли была способна что-нибудь скрыть. Свет свечи обрисовывал округлости ее грудей и маленькие соски, мерцал на алебастровой коже шеи и плеч. Прядь волос попала в нежное углубление между ключицей и горлом, и Эш инстинктивно поднял руку, чтобы высвободить ее. Потом, подчиняясь тому же инстинкту, его пальцы скользнули вверх, чтобы погладить ее лицо.
— Вы такая красивая, — тихо произнес он.
Ему на мгновение показалось, что она отпрянула от него и незащищенность в ее взгляде сменилась настороженностью. Эш, пытаясь ее успокоить, погладил пальцем ее щеку и почувствовал, как она вся сжалась. Он снисходительно улыбнулся.
— Девичье сопротивление? — шутливо поддразнил он. — Разве с этого начинают многообещающую любовную связь?
Мадди уставилась в бокал, обхватив его обеими руками.
— Боюсь, я не очень сильна в этом, — прошептала она. Эш опустил руку, искорки смеха погасли в его глазах.
— Я и не считал вас большим специалистом, — сказал он таким будничным тоном, что Мадди удивленно взглянула на него. — Ведь были и другие, несомненно такие же обаятельные и высокопоставленные, как я, но вы всех их отвергли. Всего день назад вы угрожали мне физической расправой, если я хотя бы появлюсь на пороге вашего дома, однако почему-то в корне изменили свое отношение. Вы согласились поехать сюда со мной, хотя это явно неприлично, вы соблазняли меня обещаниями, которые явно не готовы выполнить, и мне было бы весьма любопытно узнать причину всего этого.
Мадди тихо вздохнула. Она накинула на себя халат и встала с кровати. Отойдя от него на некоторое расстояние, она остановилась. Можно было бы солгать. Она лгала ему и раньше, солжет и еще раз. Но когда она заговорила, это была не ложь, а правда.
— Людей всегда удивляло, почему я не вышла замуж или не нашла себе покровителя, — сказала она, уставившись в окно. — Они полагали, что причиной тому был мой отец, у которого были относительно меня честолюбивые планы и который оберегал меня от нежелательных ухажеров, однако это совсем не так. Все дело было во мне самой: я считала себя недостойной замужества.
Она искоса взглянула на него, заметила сомнение в его глазах и хотела остановиться, но не сделала этого. Она и сама не могла бы объяснить, почему ей казалось важным, чтобы этот человек узнал тайну, которой она не поделилась даже с Кэлдером Бернсом. Она не ожидала, что признание будет столь безудержно рваться наружу. Но воспоминание о ночном кошмаре было еще свежо в ее памяти, а он был так добр к ней и находился так близко, что она почувствовала, что больше не в силах бороться с прошлым в одиночку.
Призвав на помощь всю свою храбрость, она продолжала:
— Я приехала сюда из Англии совсем юной. На корабле случилась эпидемия оспы, и много людей умерло… — В ее памяти пронеслись страшные картины: тесные каморки, пропитавшиеся запахом смерти, стоны умирающих… их было столько, что она с трудом протискивалась между телами… и каждый день Джек Корриган выносил на плече новые трупы… — Умерли капитан, судовой врач, тетушка Полина…
Воспоминания вызвали у нее нервную дрожь, порядок событий путался в памяти, но это не имело значения, потому что весь ужас прошлого превратился внутри ее в болезненный нарыв, который было необходимо вскрыть. Голос ее звенел, говорить становилось все труднее, но она продолжала:
— Там были грязные грубые матросы. Они повалили меня на палубу и зверски изнасиловали — один за другим.
Она слышала, как Эштон судорожно глотнул воздух — наверное, от отвращения, но ей было уже не до его реакции. Она обхватила себя руками, но не смогла унять бивший ее озноб. Ее бросало то в жар, то в холод.
— Я пыталась забыть об этом, но не смогла. Я не могу спрятаться от воспоминаний, не могу забыть… Ты понимаешь? Я не могу забыть!
Эш поднялся и, подойдя к ней, остановился у нее за спиной. Она всхлипнула и еще крепче обняла себя руками.
— Мадди, — тихо произнес он. — Бедная моя девочка. Сколько же тебе пришлось перенести.
Он почувствовал себя ничтожеством. Ему было безумно стыдно своего бесцеремонного поведения с ней. Он был в гневе, потому что злодеяние против красоты всегда вызывало у него ярость; ему было жаль, что ей пришлось испытать такую боль, которая не оставляет ее в покое даже сейчас. Но кроме этого, он почувствовал, как в его душе пробуждается нежность. Так, значит, вот в чем заключалась ее тайна — в беззащитности, спрятанной глубоко внутри и невидимой для внешнего мира. Возможно, было там и кое-что другое, но и этого было достаточно. Конечно, это было не то, чего он ожидал. Но сколько сил потребовалось ей, чтобы рассказать об этом?
Он протянул руку и легонько погладил ее волосы, потом плечо. Потом очень осторожно и нежно развернул ее к себе лицом и заключил в объятия. Она притихла, напряглась и затаила дыхание. Он прикоснулся лицом к ее волосам. Ему хотелось лишь подержать ее в своих объятиях, дать ей хотя бы частично то, что она дала ему.
Он заглянул в ее потускневшие от страдания глаза, потом нежно, ободряюще улыбнулся.
— Знаешь, хорошо, если бы ты тоже обняла меня, — тихонько шепнул он. — Об этом никто никогда не узнает, а ты со мной можешь чувствовать себя в полной безопасности.
Он не видел ее глаз, но почувствовал, что ее тело мало-помалу расслабляется. Потом медленно, как будто это стоило ей больших усилий, она подняла руки, обняла его и склонила голову на его грудь. Из ее глаз покатились первые слезинки, и он терпеливо держал ее в своих надежных объятиях, пока она не выплакалась.
Глава 17
Хотя туман в низинах еще не рассеялся окончательно и трава была все еще влажной от росы, с восходом солнца стало тепло, и день обещал быть жарким. Воздух в саду был наполнен пряными ароматами омелы, мимозы и эвкалипта. Какаду и длиннохвостые попугаи весело перекликались в кронах пальм, всюду цвели орхидеи самых разнообразных сортов и расцветок. В противоположность классическому английскому саду, отличающемуся симметрией и точностью планировки, этот сад завораживал своей необузданной красотой — дерзкой, экзотичной и бесконечно привлекательной. Для Эштона он был средоточием всего лучшего, что было в этой удивительной новой стране, — необъяснимого, спорного, невероятного. В этом странном маленьком уголке беспорядочного земного рая он чувствовал себя дома больше, чем где-либо в другом месте на земле. Он сидел один на низкой каменной стенке и рассеянно наблюдал за тем, как пара какаду в ветвях дерева чистила перышки друг другу. «В природе, — думал он, — каждое живое существо стремится найти свою пару».
Прошлой ночью он спал очень мало, постоянно прислушивался, не донесется ли из комнаты Мадди каких-либо тревожных звуков, подтверждающих, что ее что-то беспокоит во сне, и без конца перебирал в памяти все, что произошло между ними. Даже теперь, при свете дня его беспокойство не прошло.
Прошлой ночью в их отношениях что-то изменилось. Барьер, разделявший их, рухнул, но Эштон не был уверен, что это к лучшему. Он был человеком одиноким, не имеющим ни возможности, ни склонности с кем-нибудь сближаться на всю жизнь. В мире, в котором он жил, не было ничего постоянного или предсказуемого, поэтому разумнее было наблюдать за тем, что его интересовало, издали, не подходя слишком близко. Именно так все начиналось с Мадди.
Она его заинтересовала: он хотел изучать ее, наслаждаться ею, а если получится, добиться ее расположения. Но он никогда не имел намерения полюбить ее.
Он так мало знает о ней: мотивы ее поступков по-прежнему скрыты от него. Почему, например, она приехала в Роузвуд? Он свои намерения в отношении нее изложил совершенно отчетливо, а что хотела от него она? В ней многое по-прежнему озадачивало его, а эти огромные золотистые глаза могли без труда скрыть обман. Глядя в них, было очень трудно помнить о том, что следует быть осторожным.
В кустах рядом с ним что-то зашуршало, он оглянулся через плечо и увидел молодого кенгуру, робко приблизившегося к нему.
— Как не стыдно, Джои, зачем ты опять перепрыгнул через стенку? — Он старался говорить строго, но снисходительная улыбка выдала его. — Не смей больше этого делать. Если увижу еще раз, посажу тебя на веревку.
Кенгуру покопался носом в его ладони, и Эш извлек из кармана морковку, которую всегда прихватывал с собой, отправляясь в сад. Осиротевшего кенгуру хорошо кормили и содержали в загоне при скотном дворе, но у него, казалось, было какое-то шестое чувство, приводившее его в сад всякий раз, когда Эш бывал дома. Эшу было приятно, что даже после его долгого отсутствия животное его помнит и продолжает соблюдать установившийся ритуал.
Пока Джои ел из его рук, он ласково гладил его шишковатую голову. Услышав тихий женский смех, он удивленно оглянулся. Через открытую дверь гостиной в сад вышла Мадди и, улыбаясь, смотрела на эту сцену.
Она выглядела совсем юной и свежей в простом платье из отбеленного муслина, отделанном тончайшим кружевом. Ее волосы, перехваченные лентой, каскадом падали ей на плечи. На ногах были изящные туфельки из лайки, застегивающиеся на жемчужные пуговки, на плечи она набросила кружевной платок, защищавший ее от яркого утреннего солнца.
При ее приближении Эш поднялся на ноги.
— Какой он милый! — воскликнула она, глядя на кенгуренка, однако подойти близко не решилась.
— Он совсем ручной, — заверил ее Эш. — Идите покормите его. Он не укусит.
Мадди нерешительно подошла, взяла у Эша морковку и протянула животному. Когда кенгуренок взял пищу из ее рук, она рассмеялась от удовольствия, как ребенок. Смех у нее был заразительный, и Эш тоже фыркнул, поглаживая голову малыша.
— Молодчина, Джои, — похвалил его он. — Покажи леди, что ты умеешь делать.
Мадди робко взглянула на него.
— Это его имя? Джои?
— Нет, — признался Эш. — Я начал так называть его до того, как узнал, что местные жители называют так всех молодых кенгуру. Хотя он, кажется, не возражает.
Мадди нерешительно протянула руку и почесала уши кенгуренка, радуясь, что животное отвлекло на себя внимание, так как она испытывала некоторую неловкость. Воспоминание о прошлой ночи приводило ее в смятение, и она не знала, как ей теперь вести себя с Эшем.
— Он живет здесь? — спросила она.
— Пока да. Кто-то из работников нашел его и принес сюда. Его мать убили охотники. Когда он подрастет, мы его выпустим. Теперь недолго осталось ждать. Он уже слишком большой, чтобы держать его в загоне.
Мадди встревожилась:
— Вы хотите сказать, что просто выпустите его на волю? Да его съедят или убьют, как его мать.
Эш пожал плечами:
— Ему придется рисковать, таковы уж законы природы. Мы все расплачиваемся за то, что остаемся в живых.
— И вы тоже? — тихо спросила она.
— И вы, — сдержанно добавил он.
Они посмотрели друг другу в глаза, потом Мадди отвела взгляд.
— Относительно прошлой ночи, — сказала она напряженно. — Я не знаю, что на меня нашло. Я не собиралась обременять вас такими откровениями. Я никогда никому не рассказывала об этом. Трудно представить себе, что вы можете обо мне подумать…
— Я думаю, — спокойно прервал ее Эш, — что вы храбрая и удивительная женщина… и, как я уже говорил, такие люди, как вы, встречаются очень редко.
Мадди удивленно и недоверчиво взглянула на него, а Эш улыбнулся.
Осторожно сорвав цветок роскошной оранжевой орхидеи, он задумчиво произнес:
— Вы во многом похожи на этот цветок. Кто бы мог ожидать, что в этом суровом климате вырастет нечто такое нежное и изящное? Это растение не только выжило здесь — оно процветает, и его красота тем более драгоценна, что ему приходится многое преодолеть, чтобы расцвести. — Он повернулся к Мадди и преподнес ей цветок. — Редкостное чудо, — просто сказал он.
Мадди нерешительно и с удивлением приняла изящную орхидею, пристально вглядываясь в лицо Эша.
— Вы очень добрый человек, не так ли? — Чуть помедлив, он сдержанно ответил:
— Не такой уж я добрый, уверяю вас.
— Я не собиралась обманывать вас относительно своих намерений, — сказала она, опустив глаза. — Я была вполне готова…
— Будет вам, — прервал ее он. — Я все понимаю. — Она вдруг почувствовала легкое прикосновение к своему лицу и подняла на него взгляд. Он смотрел на нее ласково, почти с нежностью. — Мы оба одиноки, — задумчиво сказал он, — и жизнь часто обходилась с нами жестоко. Может быть, будем пока просто наслаждаться компанией друг друга и не станем играть в игры, принятые между мужчинами и женщинами?
Мадди не знала, как выразить охватившее ее чувство благодарности. Она лишь улыбнулась ему, хотя застенчивость заставила ее отвести взгляд, когда он улыбнулся в ответ.
— Как бы мне хотелось знать вас, когда вы были юной девушкой и жестокая жизнь еще не оставила на вас синяков и ссадин. Должно быть, вы и тогда были особенной — даже больше, чем сейчас.
«Но вы знали! Вы знали меня»! — хотелось крикнуть Мадди. Эта предательская мысль привела ее в ужас. Не поднимая на него глаз, она сказала:
— Той девушки больше не существует.
Он наклонился к ней и, чуть поддразнивая, сказал:
— Вот как? Сомневаюсь. Иногда я так и вижу ее, глядя в ваши глаза.
Мадди испуганно отпрянула от него. Ей очень хотелось увидеть выражение его лица, чтобы узнать, о чем он думает. Но она так и не решилась посмотреть на него, боясь, как бы он не прочел по ее собственному лицу больше, чем она по его.
Потом он заговорил как ни в чем не бывало самым будничным тоном:
— Не сочтите меня негостеприимным хозяином, но я должен ненадолго оставить вас в одиночестве. Я слишком долго отсутствовал и должен решить кое-какие вопросы со своим управляющим. Но когда я вернусь, мне хотелось бы показать вам поместье. Вы ездите верхом?
— Да, — со своей обычной сдержанной улыбкой сказала Мадди. — Я с удовольствием прогуляюсь с вами.
— Отлично, — сказал он. — Мы так и сделаем. А тем временем слуги позаботятся о том, чтобы вам было удобно, и будут готовы выполнить все ваши требования. Я скоро вернусь.
Она кивнула, и он ушел. Кенгуренок последовал за ним, как щенок, заставив Мадди улыбнуться. Немного постояв, она уселась на каменной стенке и, приложив орхидею к щеке, наслаждалась нежным прикосновением ее лепестков к коже. Она еще долго сидела там, размышляя об Эше.
Стук копыт лошади, увозившей Эштона, вывел ее из задумчивости. Многое произошло с тех пор, как она решила предпринять эту поездку. Все эти события смущали и тревожили ее, однако она не забывала о том, зачем здесь появилась. Теперь все зависело от нее.
Обойдя дом, она направилась к жилищам работников, сокрушаясь о том, что именно в тот момент, когда Эштон оставил ее одну, управляющий тоже занят. Как ей теперь найти Рейли Бордерса? Как поговорить с ним наедине, не вызывая подозрений у Эштона?
Когда она проходила мимо каторжников, работавших на конюшне и в огороде, они поглядывали на нее с любопытством, но никто из них к ней не подошел. Все они выглядели здоровыми и довольными жизнью, но это не удивляло Мадди. В Роузвуде работали в основном каторжники, осужденные на короткие сроки, и все они здесь были довольны своим положением. С ними хорошо обращались и при старом владельце Роузвуда, который страдал старческим слабоумием, наполовину ослеп и передоверил все заботы о своем поместье управляющему. Это делало Роузвуд идеальным перевалочным пунктом для тех беглых каторжников, которых Мадди не один год переправляла к Джеку Корригану.
Новый хозяин, судя по всему, продолжал проводить ту же политику, потому что Мадди ни разу не слышала жалоб. Сначала она сердилась на то, что ей не сообщили немедленно о том, кто является новым хозяином поместья, но потом поняла, что никто, даже Рейли Бордерс не мог догадаться, что имя Эштона Киттериджа имеет для нее какое-то особое значение.
Услышав ступ копыт, она обернулась, подумав, что Эштон закончил свои дела быстрее, чем предполагал. Вместо него перед ней остановил лошадь коренастый здоровяк с обветренным лицом, который, сняв шляпу, проговорил:
— Доброе утро, мэм. Я ишу мистера Киттериджа. Мадди, прикрыв ладонью глаза от солнца, взглянула на него.
— Извините, но он только что уехал. — Человек медленно кивнул:
— Жаль, что я не застал его. Я Рейли Бордерс, здешний управляющий.
Мадди чуть не охнула от неожиданности.
— Меня зовут Мадди Берне, — представилась она и тут же поняла, что он, должно быть, отлично знает, кто она такая, и ведет весь этот разговор для тех, кто их подслушивает. — Мистер Киттеридж как раз к вам и уехал, — добавила она.
Он усмехнулся:
— Как видно, мы с ним разминулись. — Он соскочил с лошади и подошел к ней, немного прихрамывая на левую ногу. — Уверен, что он, не застав меня, сразу же вернется. Я, с вашего позволения, подожду его здесь, мэм.
— Буду рада вашей компании. Мистер Киттеридж обещал показать мне поместье. Не посоветуете ли мне, какую лошадь выбрать для верховой прогулки?
— С радостью, мэм.
Они медленно направились в сторону конюшни, и Рейли, понизив голос, сказал:
— Я услышал, что вы здесь, и ждал, пока он уедет. — Мадди заговорила, глядя прямо перед собой:
— У нас беда, мистер Бордерс. Крысолов ввел в город свои силы, и нам пришлось свернуть свои операции в «Кулабе». Далее… — Она рискнула искоса взглянуть на собеседника. — Ваш новый хозяин направлен губернатором в горы, чтобы выследить Джека Корригана. Он выезжает на второй день Рождества.
Рейли печально кивнул, как будто все, что она говорила, знал заранее.
— С тех пор как умер старый хозяин, я боялся, что произойдет что-нибудь подобное. При старике все было проще. Но молодой… он очень неглуп.
— Мы должны помешать ему выследить Джека.
— Да, мэм. Более того, мы должны и сами быть готовы спасаться бегством.
— Что вы имеете в виду? — воскликнула Мадди, резко остановившись перед ним.
— Не останавливайтесь, мэм, — предупредил он. — Как я уже сказал вам, я опасался, что произойдет что-нибудь подобное. Вы должны знать, мэм, что если Крысолов в своем расследовании доберется до «Кулабы», вам нельзя туда возвращаться. А от «Кулабы» рукой подать до Роузвуда и до меня. Мы должны быть готовы.
Несмотря на жаркое солнце, Мадди бросило в дрожь.
— Этого не случится, — пробормотала она. Рейли впервые взглянул ей прямо в лицо:
— Мисс Берне, вы сейчас оказались между Крысоловом и Киттериджем, как между двух огней. Опасен и тот, и другой. Так что не говорите мне, что может, а что не может случиться.
Мадди облизала пересохшие губы.
— Но я не знаю, где находится Джек. И не знаю, с чего начать…
— Я дам вам карту — такую же, как и всем другим. Никто не знает точно, где находится его лагерь, но как только вы минуете предгорье, он сам вас найдет. У него патрули на границе. Там все организовано как следует.
Мадди взглянула на него, горя желанием получить информацию из первых рук о своем старом друге.
— Вы видели Джека? Вы были у него в лагере? — Рейли утвердительно кивнул.
— Когда-то я время от времени ездил туда, чтобы узнать, как идут дела, и отвезти припасы. Теперь, конечно, это стало слишком опасно.
Прошлой ночью он спал очень мало, постоянно прислушивался, не донесется ли из комнаты Мадди каких-либо тревожных звуков, подтверждающих, что ее что-то беспокоит во сне, и без конца перебирал в памяти все, что произошло между ними. Даже теперь, при свете дня его беспокойство не прошло.
Прошлой ночью в их отношениях что-то изменилось. Барьер, разделявший их, рухнул, но Эштон не был уверен, что это к лучшему. Он был человеком одиноким, не имеющим ни возможности, ни склонности с кем-нибудь сближаться на всю жизнь. В мире, в котором он жил, не было ничего постоянного или предсказуемого, поэтому разумнее было наблюдать за тем, что его интересовало, издали, не подходя слишком близко. Именно так все начиналось с Мадди.
Она его заинтересовала: он хотел изучать ее, наслаждаться ею, а если получится, добиться ее расположения. Но он никогда не имел намерения полюбить ее.
Он так мало знает о ней: мотивы ее поступков по-прежнему скрыты от него. Почему, например, она приехала в Роузвуд? Он свои намерения в отношении нее изложил совершенно отчетливо, а что хотела от него она? В ней многое по-прежнему озадачивало его, а эти огромные золотистые глаза могли без труда скрыть обман. Глядя в них, было очень трудно помнить о том, что следует быть осторожным.
В кустах рядом с ним что-то зашуршало, он оглянулся через плечо и увидел молодого кенгуру, робко приблизившегося к нему.
— Как не стыдно, Джои, зачем ты опять перепрыгнул через стенку? — Он старался говорить строго, но снисходительная улыбка выдала его. — Не смей больше этого делать. Если увижу еще раз, посажу тебя на веревку.
Кенгуру покопался носом в его ладони, и Эш извлек из кармана морковку, которую всегда прихватывал с собой, отправляясь в сад. Осиротевшего кенгуру хорошо кормили и содержали в загоне при скотном дворе, но у него, казалось, было какое-то шестое чувство, приводившее его в сад всякий раз, когда Эш бывал дома. Эшу было приятно, что даже после его долгого отсутствия животное его помнит и продолжает соблюдать установившийся ритуал.
Пока Джои ел из его рук, он ласково гладил его шишковатую голову. Услышав тихий женский смех, он удивленно оглянулся. Через открытую дверь гостиной в сад вышла Мадди и, улыбаясь, смотрела на эту сцену.
Она выглядела совсем юной и свежей в простом платье из отбеленного муслина, отделанном тончайшим кружевом. Ее волосы, перехваченные лентой, каскадом падали ей на плечи. На ногах были изящные туфельки из лайки, застегивающиеся на жемчужные пуговки, на плечи она набросила кружевной платок, защищавший ее от яркого утреннего солнца.
При ее приближении Эш поднялся на ноги.
— Какой он милый! — воскликнула она, глядя на кенгуренка, однако подойти близко не решилась.
— Он совсем ручной, — заверил ее Эш. — Идите покормите его. Он не укусит.
Мадди нерешительно подошла, взяла у Эша морковку и протянула животному. Когда кенгуренок взял пищу из ее рук, она рассмеялась от удовольствия, как ребенок. Смех у нее был заразительный, и Эш тоже фыркнул, поглаживая голову малыша.
— Молодчина, Джои, — похвалил его он. — Покажи леди, что ты умеешь делать.
Мадди робко взглянула на него.
— Это его имя? Джои?
— Нет, — признался Эш. — Я начал так называть его до того, как узнал, что местные жители называют так всех молодых кенгуру. Хотя он, кажется, не возражает.
Мадди нерешительно протянула руку и почесала уши кенгуренка, радуясь, что животное отвлекло на себя внимание, так как она испытывала некоторую неловкость. Воспоминание о прошлой ночи приводило ее в смятение, и она не знала, как ей теперь вести себя с Эшем.
— Он живет здесь? — спросила она.
— Пока да. Кто-то из работников нашел его и принес сюда. Его мать убили охотники. Когда он подрастет, мы его выпустим. Теперь недолго осталось ждать. Он уже слишком большой, чтобы держать его в загоне.
Мадди встревожилась:
— Вы хотите сказать, что просто выпустите его на волю? Да его съедят или убьют, как его мать.
Эш пожал плечами:
— Ему придется рисковать, таковы уж законы природы. Мы все расплачиваемся за то, что остаемся в живых.
— И вы тоже? — тихо спросила она.
— И вы, — сдержанно добавил он.
Они посмотрели друг другу в глаза, потом Мадди отвела взгляд.
— Относительно прошлой ночи, — сказала она напряженно. — Я не знаю, что на меня нашло. Я не собиралась обременять вас такими откровениями. Я никогда никому не рассказывала об этом. Трудно представить себе, что вы можете обо мне подумать…
— Я думаю, — спокойно прервал ее Эш, — что вы храбрая и удивительная женщина… и, как я уже говорил, такие люди, как вы, встречаются очень редко.
Мадди удивленно и недоверчиво взглянула на него, а Эш улыбнулся.
Осторожно сорвав цветок роскошной оранжевой орхидеи, он задумчиво произнес:
— Вы во многом похожи на этот цветок. Кто бы мог ожидать, что в этом суровом климате вырастет нечто такое нежное и изящное? Это растение не только выжило здесь — оно процветает, и его красота тем более драгоценна, что ему приходится многое преодолеть, чтобы расцвести. — Он повернулся к Мадди и преподнес ей цветок. — Редкостное чудо, — просто сказал он.
Мадди нерешительно и с удивлением приняла изящную орхидею, пристально вглядываясь в лицо Эша.
— Вы очень добрый человек, не так ли? — Чуть помедлив, он сдержанно ответил:
— Не такой уж я добрый, уверяю вас.
— Я не собиралась обманывать вас относительно своих намерений, — сказала она, опустив глаза. — Я была вполне готова…
— Будет вам, — прервал ее он. — Я все понимаю. — Она вдруг почувствовала легкое прикосновение к своему лицу и подняла на него взгляд. Он смотрел на нее ласково, почти с нежностью. — Мы оба одиноки, — задумчиво сказал он, — и жизнь часто обходилась с нами жестоко. Может быть, будем пока просто наслаждаться компанией друг друга и не станем играть в игры, принятые между мужчинами и женщинами?
Мадди не знала, как выразить охватившее ее чувство благодарности. Она лишь улыбнулась ему, хотя застенчивость заставила ее отвести взгляд, когда он улыбнулся в ответ.
— Как бы мне хотелось знать вас, когда вы были юной девушкой и жестокая жизнь еще не оставила на вас синяков и ссадин. Должно быть, вы и тогда были особенной — даже больше, чем сейчас.
«Но вы знали! Вы знали меня»! — хотелось крикнуть Мадди. Эта предательская мысль привела ее в ужас. Не поднимая на него глаз, она сказала:
— Той девушки больше не существует.
Он наклонился к ней и, чуть поддразнивая, сказал:
— Вот как? Сомневаюсь. Иногда я так и вижу ее, глядя в ваши глаза.
Мадди испуганно отпрянула от него. Ей очень хотелось увидеть выражение его лица, чтобы узнать, о чем он думает. Но она так и не решилась посмотреть на него, боясь, как бы он не прочел по ее собственному лицу больше, чем она по его.
Потом он заговорил как ни в чем не бывало самым будничным тоном:
— Не сочтите меня негостеприимным хозяином, но я должен ненадолго оставить вас в одиночестве. Я слишком долго отсутствовал и должен решить кое-какие вопросы со своим управляющим. Но когда я вернусь, мне хотелось бы показать вам поместье. Вы ездите верхом?
— Да, — со своей обычной сдержанной улыбкой сказала Мадди. — Я с удовольствием прогуляюсь с вами.
— Отлично, — сказал он. — Мы так и сделаем. А тем временем слуги позаботятся о том, чтобы вам было удобно, и будут готовы выполнить все ваши требования. Я скоро вернусь.
Она кивнула, и он ушел. Кенгуренок последовал за ним, как щенок, заставив Мадди улыбнуться. Немного постояв, она уселась на каменной стенке и, приложив орхидею к щеке, наслаждалась нежным прикосновением ее лепестков к коже. Она еще долго сидела там, размышляя об Эше.
Стук копыт лошади, увозившей Эштона, вывел ее из задумчивости. Многое произошло с тех пор, как она решила предпринять эту поездку. Все эти события смущали и тревожили ее, однако она не забывала о том, зачем здесь появилась. Теперь все зависело от нее.
Обойдя дом, она направилась к жилищам работников, сокрушаясь о том, что именно в тот момент, когда Эштон оставил ее одну, управляющий тоже занят. Как ей теперь найти Рейли Бордерса? Как поговорить с ним наедине, не вызывая подозрений у Эштона?
Когда она проходила мимо каторжников, работавших на конюшне и в огороде, они поглядывали на нее с любопытством, но никто из них к ней не подошел. Все они выглядели здоровыми и довольными жизнью, но это не удивляло Мадди. В Роузвуде работали в основном каторжники, осужденные на короткие сроки, и все они здесь были довольны своим положением. С ними хорошо обращались и при старом владельце Роузвуда, который страдал старческим слабоумием, наполовину ослеп и передоверил все заботы о своем поместье управляющему. Это делало Роузвуд идеальным перевалочным пунктом для тех беглых каторжников, которых Мадди не один год переправляла к Джеку Корригану.
Новый хозяин, судя по всему, продолжал проводить ту же политику, потому что Мадди ни разу не слышала жалоб. Сначала она сердилась на то, что ей не сообщили немедленно о том, кто является новым хозяином поместья, но потом поняла, что никто, даже Рейли Бордерс не мог догадаться, что имя Эштона Киттериджа имеет для нее какое-то особое значение.
Услышав ступ копыт, она обернулась, подумав, что Эштон закончил свои дела быстрее, чем предполагал. Вместо него перед ней остановил лошадь коренастый здоровяк с обветренным лицом, который, сняв шляпу, проговорил:
— Доброе утро, мэм. Я ишу мистера Киттериджа. Мадди, прикрыв ладонью глаза от солнца, взглянула на него.
— Извините, но он только что уехал. — Человек медленно кивнул:
— Жаль, что я не застал его. Я Рейли Бордерс, здешний управляющий.
Мадди чуть не охнула от неожиданности.
— Меня зовут Мадди Берне, — представилась она и тут же поняла, что он, должно быть, отлично знает, кто она такая, и ведет весь этот разговор для тех, кто их подслушивает. — Мистер Киттеридж как раз к вам и уехал, — добавила она.
Он усмехнулся:
— Как видно, мы с ним разминулись. — Он соскочил с лошади и подошел к ней, немного прихрамывая на левую ногу. — Уверен, что он, не застав меня, сразу же вернется. Я, с вашего позволения, подожду его здесь, мэм.
— Буду рада вашей компании. Мистер Киттеридж обещал показать мне поместье. Не посоветуете ли мне, какую лошадь выбрать для верховой прогулки?
— С радостью, мэм.
Они медленно направились в сторону конюшни, и Рейли, понизив голос, сказал:
— Я услышал, что вы здесь, и ждал, пока он уедет. — Мадди заговорила, глядя прямо перед собой:
— У нас беда, мистер Бордерс. Крысолов ввел в город свои силы, и нам пришлось свернуть свои операции в «Кулабе». Далее… — Она рискнула искоса взглянуть на собеседника. — Ваш новый хозяин направлен губернатором в горы, чтобы выследить Джека Корригана. Он выезжает на второй день Рождества.
Рейли печально кивнул, как будто все, что она говорила, знал заранее.
— С тех пор как умер старый хозяин, я боялся, что произойдет что-нибудь подобное. При старике все было проще. Но молодой… он очень неглуп.
— Мы должны помешать ему выследить Джека.
— Да, мэм. Более того, мы должны и сами быть готовы спасаться бегством.
— Что вы имеете в виду? — воскликнула Мадди, резко остановившись перед ним.
— Не останавливайтесь, мэм, — предупредил он. — Как я уже сказал вам, я опасался, что произойдет что-нибудь подобное. Вы должны знать, мэм, что если Крысолов в своем расследовании доберется до «Кулабы», вам нельзя туда возвращаться. А от «Кулабы» рукой подать до Роузвуда и до меня. Мы должны быть готовы.
Несмотря на жаркое солнце, Мадди бросило в дрожь.
— Этого не случится, — пробормотала она. Рейли впервые взглянул ей прямо в лицо:
— Мисс Берне, вы сейчас оказались между Крысоловом и Киттериджем, как между двух огней. Опасен и тот, и другой. Так что не говорите мне, что может, а что не может случиться.
Мадди облизала пересохшие губы.
— Но я не знаю, где находится Джек. И не знаю, с чего начать…
— Я дам вам карту — такую же, как и всем другим. Никто не знает точно, где находится его лагерь, но как только вы минуете предгорье, он сам вас найдет. У него патрули на границе. Там все организовано как следует.
Мадди взглянула на него, горя желанием получить информацию из первых рук о своем старом друге.
— Вы видели Джека? Вы были у него в лагере? — Рейли утвердительно кивнул.
— Когда-то я время от времени ездил туда, чтобы узнать, как идут дела, и отвезти припасы. Теперь, конечно, это стало слишком опасно.