Бриттен Белинда. Застенчивая Энн

   – Полотенца в шкафчике справа. Берите все, что вам понравится, – предложил он. – Мне бы тоже не мешало переодеться... и приготовить кофе для нас обоих.
   Энн кивнула и босиком прошла в ванную. Доминик услышал, как изнутри звякнула задвижка. Несколько секунд он постоял, собираясь с мыслями; потом подошел к бару и плеснул в бокал виски – чтобы не простудиться, сказал он себе. А на самом деле для храбрости...
   В ванной Энн поспешно скинула мокрую одежду и включила горячую воду. Стоя под щекочущими струями, она осматривалась вокруг и улыбалась. Ванна была оригинальной формы и зеленого цвета. Вообще оформление этой маленькой комнатки выдавало в хозяине дома человека экстравагантного. На туалетной полочке кроме шампуней и гелей для душа красовались разнообразные камни. Должно быть, он коллекционирует минералы. Интересно, какие у него еще есть причуды? А что причуд у него много, Энн почему-то не сомневалась.
   И еще, стоя под душем, она поняла нечто более странное: что хочет ощутить на своем теле горячие ладони этого мужчины. Неважно, что она даже не знает его имени и что завтра они скорее всего расстанутся навсегда. Гордая и независимая Энн, которую желало множество мужчин, внезапно сама оказалась в плену желания. И такого сильного, что была вынуждена отвернуть холодный кран и несколько секунд постоять под ледяной водой. Внутри нее рождался жар, не имеющий ничего общего с простудой.
   Энн выбрала из полотенец самое большое и долго растиралась им, стараясь изгнать из тела эту неожиданное и унизительное томление. Она не собиралась потакать безрассудным желаниям! Расшалившиеся гормоны могут стать причиной многих неприятностей – это Энн знала хотя бы по дамским романам, чтением которых так увлекалась ее мать. Сама Энн с детства предпочитала более серьезную литературу. Могла ли она представить, что однажды окажется на месте героини такого вот романа?..
   Она вытерла волосы, насколько смогла, и повертела головой в поисках сухой одежды – мокрую натягивать на себя очень уж не хотелось. Но на вешалке обнаружилась только голубая фланелевая рубашка. Рубашка была сухая, приятная на ощупь, и от нее дразняще пахло сандаловым деревом и еще чем-то неуловимо мужским. Энн глубоко вдохнула чудесный аромат и, удивляясь себе, на миг зарылась в ткань лицом. Под кожей немедленно побежали огненные ручейки. Через секунду девушка, ничтоже сумнящеся, уже надела голубую рубашку. Та была ей не слишком коротка – почти достигала колен. Сочтя, что необходимые приличия соблюдены, она открыла дверь.
   – Вы нашли, что нужно? – спросил голос загадочного хозяина откуда-то из глубины дома. – Простите, что не дал вам халат, как-то из головы вылетело. Сейчас, минуточку...
   Внезапно молодой человек замолчал и замер на пороге комнаты, держа в руках поднос.
 
   На подносе дымились чашки с черным кофе – и обе едва не оказались на полу от резкой остановки.
   – Я взяла вашу рубашку, – ответила Энн, не в силах прочесть выражение его лица. – Там больше ничего не было.
   – Нет-нет, все в порядке, – хрипло отозвался Доминик и поставил поднос на столик у камина. – Вот, собственно, и кофе.
   – Если рубашка вам нужна, я могу ее снять, – предложила Энн и тотчас же поняла, что ненароком сказала нечто двусмысленное. – Только тогда мне нужно сходить к машине, там, в багажнике, саквояж с моей одеждой.
   – Говорю же, все в порядке. – Доминик упал в кресло, будто ноги внезапно отказались его держать. – Вам она куда больше идет, чем мне.
   Энн невольно провела рукой по подолу рубашки. Она была такая мягкая, приятная... Интуиция подсказывала, что фривольный жест может быть истолкован как приглашение, но самое странное, что ей это нравилось.
   Доминик тяжело сглотнул и отвел глаза. Ситуация стремительно выходила из-под контроля. Плоть его бесновалась, так что всей его воли с трудом хватало, чтобы держать себя в узде. Влажные волосы каскадом струились по плечам красавицы, рубашка только наполовину прикрывала стройные, золотисто-загорелые бедра. Он снова невольно взглянул на нее и увидел кончики грудей, выступающие под мягкой тканью.
   – У меня нет сушилки для одежды, – стараясь не смотреть на девушку, выдавил Доминик. – Так что можно повесить мокрую одежду ближе к камину. И сами садитесь к огню, так вы быстро согреетесь.
   Согреетесь? Да Энн скорее была склонна попросить открыть все окна. Кожа ее словно горела под мягкой фланелью. Однако девушка послушно подвинула к камину стул и села. Она смотрела на пламя, алые языки которого лизали дрова, танцуя и сплетаясь меж собой. Энн всегда любила смотреть на воду или на огонь – ее это успокаивало, а успокоиться сейчас ей бы не помешало.
   – Пейте кофе, – совсем тихо сказал Доминик. – Я капнул туда немного коньяку. А сахар... положите себе по вкусу.
   Почему-то каждое слово в его устах приобретало другой смысл. «По вкусу». Желаннее всего было бы ощутить на губах вкус его губ... И этот запах, такой дразнящий, тот самый, что исходил от рубашки...
   Энн облизнула губы и протянула дрожащую руку за чашкой. Но не успела к ней прикоснуться, потому что ее пальцы в воздухе наткнулись на пальцы Доминика. Тот встал и одним стремительным движением оказался у нее за спиной. Девушка прерывисто вздохнула, когда мужская рука легко легла ей на грудь.
   – Не надо, – пролепетала она, хотя тело так и кричало: «Иди ко мне, займись со мной любовью!»
   Но губы ее говорили одно, а руки делали совсем другое. Не в силах совладать с собой, Энн порывисто встала и, повернувшись, обняла его за шею. Он был горячим, очень горячим. И умопомрачительно пах сандалом. Доминик застонал, ладони его скользнули ей под рубашку.
   Энн выгнулась ему навстречу всем телом и хотела было отшатнуться, почувствовав силу его эрекции, но вместо этого подалась вперед.
   Губы их наконец встретились, и они припали друг к другу, как припадает к источнику воды умирающий от жажды в пустыне. Руки Доминика скользили по ее спине, лаская, опускаясь все ниже. Энн беззвучно вскрикнула, когда он обхватил нежные округлости ее ягодиц.
   Что же я делаю? – мелькнула безумная мысль. Что со мной творится? Я ведь даже не знаю, как зовут этого мужчину! Но она была не в силах противостоять пламени, неожиданно вспыхнувшему в ней, и только закрыла глаза, упиваясь сладостью долгого поцелуя...

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

   Наконец губы их разомкнулись. Энн отшатнулась, вся раскрасневшаяся, и часто дышала. Лицо ее горело от стыда и плохо сдерживаемой страсти. Я не должна, сказала она себе, собрав остатки воли, и выскользнула из его объятий.
   Последуй Доминик за ней – и сопротивление девушки было бы сломлено окончательно. Но он покорно опустил руки и стоял, странно глядя на нее. В красноватых отблесках камина он казался неправдоподобно красивым и мужественным.
   – Я... я думаю, мне лучше одеться, – чуть слышно прошептала Энн и отступила к камину. Руки сами собой нашарили влажные джинсы и блузку, висевшие на ажурной металлической решетке. – Иначе может случиться... нечто непоправимое.
   – Вы в самом деле так думаете? – неожиданно холодно спросил ее мужчина, только что бывший таким страстным. – Что ж, наверное, так оно и есть.
   Энн внезапно пробрала дрожь. И она почувствовала себя несправедливо униженной. Ее. словно окатили ледяной водой. Борясь с подступившими слезами, она сказала самым равнодушным тоном, на который была способна:
   – Пожалуй, я переоденусь и поеду. В конце концов меня ждут. Тем более что гроза уже кончилась.
   – А-а, – протянул Доминик.
   Его губы, которые только что целовали ее с бешеной страстью, теперь кривились – или это показалось девушке? – в презрительной усмешке. Больше он ничего не сказал, не двинулся с места, только молча смотрел, как Энн идет в ванную. За ней с лязгом щелкнула задвижка, и только тогда Доминик дал своим эмоциям некоторый выход – с силой ударил кулаком по каминной полке так, что ссадил костяшки пальцев.
   – Черт возьми, – прошипел он сквозь зубы и подошел к окну. Чтобы успокоиться, распахнул раму и жадно вдохнул влажный воздух.
   На что он, собственно говоря, рассчитывал? Эта женщина не из тех, что отдаются бесплатно. Она стоит денег, и денег немалых. Порывы чувств не для таких, как она. Едва поняв, что ее охватывает желание, – а Доминик мог дать голову на отсечение, что так оно и было, – она немедленно призвала на помощь здравый смысл и ускользнула из его рук. То, что он хотел получить бесплатно, ночная бабочка сохранит для миллионера Ладюри. Что же, пусть убирается прочь из его дома и из его жизни. И хорошо, что он так и не узнал ее имени!
   Ладюри, подумал Доминик, невольно сжимая кулаки, богат, как Крёз, и сексуален донельзя. Каждые полгода появляется на людях с новой красоткой под руку. Про него ходят слухи, что он предупреждает своих женщин, что ни одна из них не продержится у него дольше полугода. Когда время подходило к концу, Ладюри щедро одаривал пассию, и она исчезала из его жизни. Рыжая проститутка была откровенна с самого начала. Бизнес – вот что это для нее такое. «Деньги в конце концов за это платят не маленькие»... Доминик мог даже это понять... но не простить. Никогда еще ни одна женщина так его не унижала.
   За его спиной стукнула дверь ванной.
   – Ключи от гаража на столике в прихожей, – бросил он, не оборачиваясь.
   Девушка несколько секунд постояла у него за спиной, как будто желая что-то сказать. Но промолчала. Вскоре хлопнула входная дверь. Доминик отвернулся от окна и уставился в пламя камина. За окном затарахтел мотор. Она уезжает. Скорей бы, сколько можно длить эту пытку?
   Доминик подошел к бару и налил себе еще виски, после чего увидел на столике две нетронутые чашки кофе. Он наклонился, схватил ту, которая предназначалась этой... продажной женщине, и одним махом выплеснул ее содержимое в камин. Кофе зашипел на угольях, почти загасив пламя. Ну и пусть.
 
   Энн вела машину, почти ничего не видя от слез. Она не позволяла им пролиться, но соленая влага стояла в глазах и невыносимо жгла. За что ее так обидели? Почему оттолкнули так грубо? А она-то, дурочка, уже готова была отдать этому мужчине самое дорогое... Решила, что в ее жизнь пришло нечто, называемое словом «любовь». «Я сразу узнаю своего единственного... как только его увижу». Черт тебя дери, Пьер! Может быть, не случись того разговора, все произошло бы иначе.
   Сама виновата, сказала себе Энн, промокая глаза бумажной салфеткой. Поддалась животной страсти, отпустила на волю свои чувства. И вот что из этого получилось! Если бы я сразу дала этому человеку понять, что подобное времяпрепровождение меня не интересует, он бы не осмелился так меня унизить. Я повела себя как доступная женщина – именно этого мужчины обычно ждут от фотомодели! – и понесла заслуженное наказание: со мной именно так себя и повели. Впредь буду умнее. А теперь пора вытереть слезы: скоро предстоит предстать пред светлые очи работодателя. От Бернара Ладюри зависит моя карьера, мое будущее. Карьера – вот что должно меня интересовать, остальное не стоит внимания.
   Но слезы все прибывали, так что Энн была вынуждена остановиться у обочины и поплакать. После чего достала косметичку и наскоро привела себя в порядок. Фотомодель всегда должна выглядеть прекрасно, даже если несколько часов назад попала под дождь, а потом плакала навзрыд. Усилием воли Энн заставила себя успокоиться и запретила себе – отныне и навеки – думать о жестоком человеке, о грубияне со светлыми спутанными волосами, от которого так потрясающе пахло... Частичка этого запаха как будто бы осталась при ней, витая где-то рядом. Энн вздохнула и сосредоточилась на уличных указателях.
   Найти отель «Руссильон» оказалось до смешного просто. Он действительно располагался в центре и даже в поздний час сверкал огнями, как огромный китайский фонарик. Оставалось надеяться, что кто-нибудь из дежурного персонала осведомлен о прибытии фотомодели Энн Лесли. Иначе ей придется искать себе другой ночлег.
   Девушка припарковалась, бросила на себя оценивающий взгляд в зеркало заднего вида – вроде бы следов слез на лице не осталось. Затем вышла из машины и тут только заметила, что на ней вместо белой блузки надета голубая мужская рубашка! Так вот откуда исходил дразнивший ее всю дорогу сандаловый запах... Значит, блузка так и осталась лежать в ванной, где Энн, спешно собираясь, ее не заметила. Она так торопилась покинуть тот дом, что не соображала, что надевает...
   Ну что же, переодеваться некогда да и негде. Будем надеяться, что рубашка не висит на мне, как на огородном пугале, подбодрила себя Энн, запирая машину и направляясь к стеклянным дверям отеля. Фотомоделей обычно встречают по одежке. Хорошо хоть, она вспомнила про сандалии и не убежала босиком – в таком отчаянии немудрено забыть все, что угодно.
   Едва войдя в вестибюль, Энн была поражена его видом. Отель напоминал скорее дворец, чем просто гостиницу. О ее прибытии здесь были предупреждены. Даже юноша, управляющий лифтом, знал ее фамилию и учтиво улыбался, сообщая, что ее ждут. Однако девушку смутила такая неоправданная роскошь – сердце ее уже начинало тосковать о белом домике возле церкви. Встреча в ночи с незнакомцем выбила ее из колеи. Огонь, вспыхнувший в ней от одного-единственного поцелуя, до сих пор не угас и тлел где-то глубоко внутри.
   Энн вспомнила момент их встречи: как стояла под дождем и уговаривала белокурого гордеца сесть в ее машину. Она впервые в жизни просила о чем-то мужчину, а тот не соглашался! Обычно мужчины ходили за ней по пятам и упрашивали ее отобедать с ними, прокатиться в их машинах, составить им компанию... На этот раз все получилось наоборот. Чисто инстинктивно, без всякой на то причины Энн упрашивала незнакомца принять ее помощь, унижалась перед ним – и была счастлива, когда он ответил согласием на ее предложение. Что это, как не злая шутка судьбы!
   Стоя в лифте, Энн усилием воли заставила себя сосредоточиться на предстоящем ей завтра испытании. Бернар Ладюри ее ждет. Что ж, прекрасно. Немногие фотомодели могли похвастать тем, что их ожидал такой человек. Она будет работать с ним, продемонстрирует ему все свои таланты. Ладюри оценит ее и даст самостоятельно оформить каталог в ее собственном художественном стиле. И проект «Ладюри-ретро» будет иметь оглушительный успех. Все это непременно произойдет, если выкинуть из головы грубого и бесцеремонного блондина мотоциклиста. Он не принес ей ничего, кроме проблем.
   Хорошо хоть, он не знает, кто она такая...
   Двери лифта разошлись с мягким шорохом. Энн сразу поняла, что они с портье приехали не куда-нибудь, а туда, где располагаются частные апартаменты таких, как месье Ладюри, и прочих сильных мира сего. Портье пропустил Энн вперед и двинулся за ней, толкая перед собой тележку с багажом.
   – Сюда, мадемуазель, – указал он с почтительным полупоклоном и распахнул перед ней высокую дверь.
   Энн переступила через порог и замерла. Она была уверена, что портье ошибся номером. Ни одной фотомодели, нанятой на временную работу, не могли предоставить таких роскошных апартаментов. Три огромные комнаты с высокими потолками, обставленные с поистине дворцовым изяществом.
   – Вы уверены, что это мой... номер? – спросила она портье, удивленно приподнимая брови.
   Тот кивнул с понимающей улыбкой.
   – Совершенно уверен, мадемуазель. Месье Ладюри оставил четкие инструкции по вашему размещению. Если вас что-то не устраивает, можно сейчас же позвонить ему и высказать претензии.
   – Претензии? Какие могут быть претензии! Просто мне показалось, что мы оказались... э-э-э... – Она не знала, как выразить свои сомнения, но портье ее прекрасно понял.
   – Этаж действительно занимает месье Ладюри и его близкие, – подтвердил он. – Члены семьи и директора компаний. Надеюсь, вас не смутит такое соседство.
   Он разгрузил тележку, выдал Энн ключи от номера и от лифта и откланялся. Девушка отпустила его, однако ее сомнения не исчезли.
   Ну ладно, подумала она, распаковывать вещи я пока не стану. Наверняка здесь какая-то путаница. Подождем до завтра, а утром все станет ясно.
   Энн не собиралась пользоваться особыми привилегиями со стороны месье Ладюри, по крайней мере до подписания контракта. С какой это стати ее поселили вместе с семьей и директорами? Сначала нужно обсудить условия, выяснить, что ей предстоит делать. В свои двадцать шесть лет она привыкла опасаться слишком щедрых даров представителей мужского пола.
   Энн была слишком возбуждена, чтобы сразу лечь спать. Поэтому набросала список вопросов к месье Ладюри касательно контракта, нужной ей аппаратуры и ассистентов. В работе она предпочитала пользоваться известной долей самостоятельности – функции манекена, дело которого бездумно демонстрировать то, что на него наденет хозяин, ее не устраивали.
   Большие часы на стене показывали половину первого. Энн поужинала апельсином из вазочки с фруктами – большего ей не позволяла диета, – приняла душ и легла в постель. Кровать в спальне была достойна сказочной принцессы – полукруглое ложе под балдахином. Девушке еще не приходилось спать на таком. Она хотела сначала переодеться в ночную сорочку, но потом передумала и осталась в голубой фланелевой рубашке.
   Нужно поспать хоть немного, внушала она себе. Если не справиться с нервным возбуждением и не отдохнуть хорошенько, завтра она предстанет перед королем моды усталой и бледной. Вряд ли он будет доволен такой моделью.
   Но сон не шел. Энн вертелась в постели, безуспешно стараясь выкинуть из головы ненужные мысли. Ее беспокоила отнюдь не завтрашняя встреча с месье Ладюри, а воспоминание о сумасшедшем поцелуе. Сандаловый запах, исходящий от рубашки, надетой на голое тело, усугублял впечатление, что загадочный мужчина находится рядом.
   Казалось бы, он обидел ее, повел себя с ней как с распутницей, а потом грубо оттолкнул. Нет никаких причин тосковать о нем, вспоминать его лицо и прикосновения, мечтать снова встретиться с ним, ощутить ласку его горячих рук... Светловолосый грубиян всего-навсего безнравственный и самовлюбленный негодяй, каких полным-полно среди представителей сильного пола. К тому же по всем параметрам незнакомец принадлежал к самому неприятному для Энн типу мужчин!
   Однако она ничего не могла с собой поделать. Стыдно было признаться, но еще ни к кому ее так не влекло физически. Бывали, конечно, ситуации, когда расшалившиеся гормоны причиняли Энн неудобство и заставляли ощущать некое подобие вожделения. Но никогда это чувство еще не бывало столь всеобъемлющим. Огонь как бы охватывал ее всю – не только тело, но и разум, и сердце...
   Вздыхая и ворочаясь, Энн гладила ладонями мягкую фланель рубашки – его рубашки – и глубоко вдыхала сандаловый мужской запах.
 
   Если так пойдет и дальше, на моей карьере можно поставить крест, возмутилась Энн. Нельзя забивать голову любовными приключениями, когда поутру предстоит серьезная работа! Она заставила себя перестать думать о хозяине голубой рубашки и сосредоточилась на мыслях о Бернаре Ладюри.
   Перед тем как согласиться на деловое предложение, Энн поспрашивала знакомых и просмотрела соответствующую литературу. Пресса единодушно сходилась во мнениях о месье Ладюри: его называли царем Мидасом, человеком с «золотым касанием», восходящей звездой высокой моды. Дом моды Ладюри сравнивался с домами Диора, Жан-Поля Готье. Кроме модельного бизнеса месье Ладюри владел сетью отелей – не только во Франции, но и в других странах Европы. Он также являлся спонсором французской сборной по футболу. О нем писали, что он ревностный католик, регулярно посещает церковь и участвует в делах благотворительного фонда «Каритас».
   Правда, подобная слава плохо вязалась с репутацией сердцееда. Но за богатство и личное обаяние месье Ладюри прощалось куда больше, чем обычным смертным. Самое странное, что к нему действительно по большей части хорошо относились: чудесным образом Бернару удалось избежать интриг, зависти и злобы в море, в котором обычно обитают «акулы» большого бизнеса. Энн не встретила ни одной ругательной статьи о своем новом работодателе, ни одного пасквиля, даже на страницах желтой прессы он умудрялся не появляться. Несколько ехидных замечаний о том, что Ладюри меняет женщин как перчатки, вот и все.
   Хотя Энн и не упомянула об этом в разговоре с Пьером, однако с подобным нанимателем она была готова подписать длительный контракт. Если его репутация себя оправдает, а проект окажется в самом деле достаточно интересным, девушка в кои-то веки хотела задержаться на этой работе долее, чем-на год-полтора.
   Подобные мысли помогли ей расслабиться, и Энн наконец заснула. Но в снах ей явился отнюдь не Бернар Ладюри со своими гениальными проектами. Нет, героем их был все тот же белокурый и мускулистый красавец, который целовал ее, сжимая ее груди своими ладонями, и голубые глаза его делались темными от страсти. Энн стонала во сне, губы ее трепетали. Несколько раз она просыпалась среди ночи и смотрела невидящим взглядом в темноту, после чего снова падала в объятия воображаемого кавалера. Боже, что со мной происходит? – успевала подумать она, в очередной раз просыпаясь с телом, горящим как в огне, и снова погружалась в греховно-сладкий сон.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

   Ее разбудил резкий звонок телефона. Девушка открыла глаза, не сразу вспомнив, где находится. Телефон все не умолкал. Тогда Энн потянулась к столику у кровати и взяла трубку.
   – Алло?
   – Доброе утро, мадемуазель Лесли, – произнес приветливый женский голос. – Я личный секретарь месье Ладюри, Франсуаз. Месье Ладюри хотел бы пригласить вас на завтрак, если вы, конечно, не против. Он завтракает в своих апартаментах на вашем этаже. Энн бросила взгляд на часы. Семь утра!
   – Завтрак? – удивилась она.
   – Да, мадемуазель. Будете ли вы готовы через полчаса? Я встречу вас у дверей вашего номера.
   – Хорошо, спасибо большое.
   Энн положила трубку и быстро встала с кровати. Первая встреча с работодателем – дело важное; хорошо еще, что она с вечера решила, что наденет. Нужно выглядеть эффектно, но не вызывающе, понравиться и одновременно создать впечатление натуры деловой и творческой. Потом, когда они познакомятся лучше, можно будет одеваться попроще, в обычные джинсы и рубашку, например.
   А сейчас Энн надела бежевый брючной костюм с блузкой абрикосового цвета, зачесала наверх волосы, оставив две вьющиеся пряди свободно спадать вдоль лица. В качестве духов Энн пользовалась только натуральными ароматизаторами и сейчас чуть смочила виски и ямочку между ключицами эссенцией жимолости. Легкий, но тщательно продуманный макияж – и блистательная мадемуазель Лесли была полностью готова к деловой встрече.
   Перед тем как выйти из комнаты, она зачем-то взяла в руки фланелевую рубашку, небрежно брошенную на спинку стула, и еще раз вдохнула ее запах. Странно, сандаловый аромат успел смешаться с запахом жимолости, и теперь рубашка пахла ими обоими – Энн и ее загадочным любовником... Вернее, тем, кто мог бы стать ее первым любовником, если бы судьба не решила иначе.
   Довольно! Карьера важнее всех мыслимых удовольствий. Карьера и есть само удовольствие. Это ее настоящая жизнь, полноценная, творческая, свободная. Еще пара дней – и она забудет досадный эпизод, ему на смену придет много других впечатлений.
   Бросив рубашку на кровать, девушка открыла дверь. За порогом ее ждала невысокая седая женщина с приятной улыбкой.
   – Здравствуйте, мадемуазель Лесли. Я Франсуаз. Я провожу вас к месье Ладюри, он уже ждет вас.
   Секретарша повела Энн по широкому коридору с одной стеклянной стеной, уставленному зелеными растениями в кадках, – настоящий зимний сад! Он привел их в просторный зал под прозрачной крышей. Растений здесь было еще больше, и весьма причудливых, таких, как раскидистое кофейное дерево и небольшая цитрусовая роща. В их зеленоватой тени стоял накрытый на двоих столик. Возле ожидал человек, которого Энн узнала сразу – по многочисленным фотографиям.
   Журналы не лгали: Бернар Ладюри действительно был крайне привлекательным мужчиной в расцвете лет. Смуглый, темноглазый и темноволосый – типичный житель юга Франции. Идеально выбритый, с большим смеющимся ртом и подвижными бровями. Сейчас Бернар улыбался, но Энн легко могла представить, как это же самое лицо может становиться непреклонным и властным, со сдвинутыми бровями и плотно сжатыми губами.
 
   Но не внешность месье Ладюри так сильно подействовала на девушку, что она остановилась на пороге. А его стиль одежды: миллионер встретил ее в джинсовых шортах по колено и белой футболке – наряде, более подходящем для спортсмена, собирающегося перекусить в компании подружки. В таком виде он напоминал не одного из законодателей моды, а разбитного холостяка, с которым ни одна мама не отпустит в кино свою ненаглядную доченьку. Энн не смогла побороть мысли, что ее белокурый кавалер прошлой ночи внешне куда более походил на «мальчика из хорошей семьи».
   Бернар шагнул ей навстречу, ослепительно улыбаясь и на ходу вытирая руки о полотенце, перекинутое через плечо.
   – Надеюсь, я не слишком рано вас разбудил, мадемуазель Лесли? Я люблю вставать около семи, и все мои сотрудники под меня подстроились, поэтому рабочий день у нас начинается с раннего утра. Присаживайтесь, поговорим... о женском очаровании, которое, без сомнения, для вас не только профессия, но и призвание. – Он учтиво поклонился и отодвинул для Энн плетеный стул.