Страница:
Уитни отмахнулась от полотенца, и ее глаза опять наполнились слезами, но теперь это были злые слезы.
– Я застукала его с Сарой Астрид. Эта сука ему отсасывала.
Было бы чему удивляться.
Уитни вытерла нос тыльной стороной ладони и поморщилась от боли, задев разбитую губу.
– Они были в его машине, а, когда заметили, что я подошла и смотрю, даже не остановились, а только стали смеяться.
– Ох, бедная детка!
– А потом я ему позвонила и сказала, что хочу встретиться, ну, типа, мне наплевать, что там у него с Сарой.
Уитни нельзя было назвать хорошенькой, но иногда у нее в глазах появлялся особый блеск, и тогда она казалась настоящей красавицей. Сейчас ее глаза просто полыхали.
– Понимаешь, у него родители куда-то уехали, и поэтому мы договорились, что я приду к нему, в смысле, прошлой ночью. Ну вот, я купила двадцать пять пакетов со льдом, через окно на кухне пробралась к нему в дом до того, как он пришел, высыпала весь лед в ванну и долила еще холодной воды. А потом зажгла в ванной свечи и выключила свет, как в кино, понимаешь? Когда он пришел и все это увидел, то разделся за секунду и даже не заметил льда. И тогда я толкнула его в ванну, а сама вытащила папин пистолет…
– Уитни!
Девушка еще раз вытерла нос.
– Он был не заряжен, – снисходительно объяснила она. – Я же не идиотка. Но эта гнида Питер, понятное дело, этого не знал. Я наставила на него пистолет и продержала в ванной целых пять минут, пока у него не посинели губы. А потом я заставила его подняться и сделала несколько фоток его крошечного, сморщенного, дрожащего члена. А потом разместила их в Интернете.
Не удержавшись, Мэри-Лу расхохоталась:
– О господи! Уитни!
Уитни тоже засмеялась, но тут же помрачнела:
– А сегодня утром он сказал мне, что собирался сделать мне предложение, но после того, что я сделала, не станет. А потом ударил меня.
Уитни опять заплакала, а Мэри-Лу обняла ее за плечи.
– Ну и зачем тебе нужен придурок, которому не противно совать свое достоинство в грязный рот этой Сары? Ты думаешь, он действительно хотел жениться на тебе, а не на деньгах твоего отца? Знаешь, есть очень верный признак: если парень по-настоящему тебя любит, он не станет путаться с другой. И уж конечно, не изобьет тебя до крови. Ни за что.
Немного отодвинувшись от нее, Уитни промокнула губу полотенцем, полюбовалась на следы крови, а потом состроила гримасу:
– А ты-то что понимаешь в настоящей любви, Конни-Венди или как тебя там? Твойлюбящий муж вообще хочет тебя убить.
Сэм, конечно, не был любящим мужем, но и смерти ей он никогда не желал. Мэри-Лу чувствовала укол совести каждый раз, когда Уитни упоминала ее супруга-убийцу. А за прошедшие сутки девушка сделала это не менее сотни раз.
– Вообще-то, – призналась Мэри-Лу, – как раз перед тем, как наш брак развалился, я встретила человека, который любил меня по-настоящему. Нежно и верно.
– Так ты изменяла мужу? – вытаращила глаза Уитни. – Тогда понятно, почему он хочет тебя убить.
– Я не изменяла ему, – возразила Мэри-Лу, а потом уточнила: – Ибрагим не захотел. Я бы согласилась, если бы он захотел. Потому что мне было очень плохо.
Уитни кивнула, на этот раз воздержавшись от язвительных комментариев.
– Я сначала даже не понимала, что люблю его, – продолжала Мэри-Лу. – Он был простым садовником, и – представляешь? – даже не белым.
– Да ты что?!
– А мой муж был офицером… – Она уже собралась сказать «авиации», но передумала. Какая разница? Чем больше врешь, тем проще запутаться. – …офицером ВМС. Это же гораздо… ну, не знаю… круче. Ну, то есть гораздо важнее. Кому захочется говорить: «мой муж садовник»? Но, знаешь, на самом деле это не имеет никакого значения. Главное, чтобы ты могла сказать: «Мой муж любит меня, и я его тоже люблю». Вот что важно.
К сожалению, эту истину она сама поняла слишком поздно.
– И где он сейчас? – спросила Уитни. – Если он тебя так любит? Как его зовут? Абрахам?
– Ибрагим Рахман. Он из Саудовской Аравии.
– Он что, араб? – ахнула Уитни. – А ты не боялась, что он террорист?
– Нет.
Но Уитни невозможно было обмануть. Тот, кто сам часто лжет, всегда распознает чужую ложь. Она молчала, слегка приподняв бровь.
– Ну, да, боялась, – призналась Мэри-Лу. – Когда случилось… Когда там случились неприятности, я решила, что он замешан во всем этом, схватила Криса и убежала из города. Я думала, что он террорист и что его убили.
И еще она думала, что ее сердце навсегда разбито.
– Постой, – перебила ее Уитни. – Чтоты думала?
– Я думала, что он нарушил закон, – смягчила формулировку Мэри-Лу, и ей стало смешно, потому что на самом деле она тогда думала, что Ибрагим участвовал в покушении на жизнь президента США.И еще она думала, что он использовал багажник ее машины, для того чтобы провезти оружие на территорию базы ВМС. Она сама видела это оружие и даже прикасалась к нему. Сначала-то она решила, что оно принадлежит Сэму, и здорово разозлилась, что тот оставил его в машине, не подумав, что у жены могут быть неприятности.
Только позже она узнала, что Ибрагим не имел никакого отношения к террористам. И оружие подложил не он. Он был просто садовником. Просто американцем, который родился в Саудовской Аравии.
И оказался в неудачном месте в неудачное время.
Другой человек использовал Мэри-Лу, для того, чтобы тайком провезти оружие на базу. А через полгода этот же человек разыскал ее в Сарасоте и убил Джанин. А теперь, наверняка, хочет убить и Мэри-Лу.
– Понимаешь, это произошло несколько месяцев назад. – Теперь придется объяснять Уитни, почему она думала, что Ибрагим убит. – Несколько террористов стали стрелять в толпу. Они и правда были арабами из Аль-Каиды. И тогда толпа начала избивать всех, кто был похож на араба. И Ибрагима тоже избили.
– Нельзя обвинять людей за то, что они пытались защитить себя!
– Нельзя, – согласилась Мэри-Лу. – Но можно просто повалить человека на землю, обыскать его и ждать полицию, а можно пробить ему дырку в голове. Есть разница?
– Есть, – испуганно согласилась Уитни.
– Да. А когда все кончилось, его увезли в госпиталь. Он был без сознания, и никто не верил, что он выживет. А я подала на развод и уехала из города, – продолжала Мэри-Лу, и впервые Уитни действительно ее слушала. –После того, как я встретила Ибрагима, я поняла, что муж меня не любит. Совсем. А я… Я, наконец, узнала, что такое настоящая любовь. И уже не могла жить с человеком, к которому ничего не испытывала.
А кроме того Мэри-Лу боялась, что ее арестуют. Рано или поздно, они докопаются до того, что именно она провезла то оружие на базу. Конечно, она сделала это не преднамеренно, но из опыта общения с полицией Мэри-Лу знала, что они не любят вникать в тонкости.
– И я целых пять месяцев думала, что Ибрагим мертв, а потом моей сестре надоело, что я каждую ночь плачу, и она позвонила ему на работу.
Это случилось в тот самый день, когда они с Джанин уехали от Клайда.
Джанин всегда очень решительно действовала в сердечных делах, поэтому она набрала номер, указанный на карточке ландшафтного агентства, которую Ибрагим сто лет назад вручил Мэри-Лу.
В своей обычной манере она не стала тратить время на маскировку, сообщила, что она сестра Мэри-Лу, и спросила, что случилось с Ибрагимом Рахманом, который когда-то у них работал.
– Я была на работе, когда она звонила, – продолжала свой рассказ Мэри-Лу, – а когда вернулась, она сказала мне, что Ибрагим жив. – Ее голос и сейчас задрожал от этих слов.
А тогда Мэри-Лу сунула Хейли в руки сестры, а сама заперлась в спальне и плакала, плакала, плакала. Ибрагим был жив!
– Джанин даже говорила с ним. Оказалось, он три месяца провел в больнице, но уже выздоровел и опять работает. И он не был террористом. Их с братом долго допрашивали, и выяснилось, что они непричастны к той стрельбе. И еще сестра сказала, что, выйдя из госпиталя, Ибрагим меня искал. Но я хорошо спряталась… Он сказал сестре, что будет ждать моего звонка. И хотя я очень люблю его… нет, потому чтоя очень люблю его, я так и не позвонила.
– Ну почему? – возмущенно воскликнула Уитни и тут же ответила на свой вопрос: – Потому что твой муж и его убьет?
Мэри-Лу молча кивнула, хотя и знала, что Сэм не будет иметь ничего против Ибрагима. Возможно, он даже пожмет ему руку и нежно потреплет по плечу: «Пожалуйста, забирай себе мою бывшую жену…»
Нет, Мэри-Лу до смерти боялась вовсе не мужа, а террористов. Истинных террористов.
Она знала, что один из них – самый настоящий белый американец со светлыми волосами и голубыми глазами. Познакомились они не где-нибудь, а в библиотеке. Он представился страховым агентом Бобом Швегелем, немного пофлиртовал с нею, и они скоро стали друзьями. Не близкими, конечно.
Но у него, несомненно, был доступ к ее автомобилю как раз в то время, когда Мэри-Лу и обнаружила в багажнике оружие.
А потом, много месяцев спустя, она увидела, как он вместе с другим мужчиной выходит из их дома в Сарасоте.
Тогда, с бешено колотящимся сердцем, она пригнулась и, не останавливаясь, проехала мимо, мысленно благодаря Бога за то, что пару месяцев назад поменялась с сестрой машинами.
А сейчас машина Джанин – светло-голубой мини-вэн, на котором раньше ездила Мэри-Лу, – стояла у крыльца. Она очень испугалась за сестру, но в машине с ней сидела Хейли, и поэтому Мэри-Лу проехала мимо, надеясь, что эти двое просто позвонили в дверь и спросили у Джанин, дома ли ее сестра.
Хотя даже тогда в глубине души она знала, что это не может быть правдой. Боб приходил, чтобы убить се, в этом Мэри-Лу не сомневалась. И разве мог он допустить, чтобы, поговорив с ним, Джанин потом сказала Мэри-Лу что-нибудь вроде: «Тебя спрашивал потрясающий блондин с высокими скулами, похожий на кинозвезду. Если собираешься сказать ему «нет», сестренка, предупреди меня, и я быстренько скажу "да"»?
И тогда Мэри-Лу сразу поймет, что Боб Швегель каким-то образом выследил ее, и уже через пару часов будет где-то далеко от Сарасоты, и ее опять придется разыскивать.
В тот ужасный день Мэри-Лу пришлось долго ждать, пока стемнеет и Хейли крепко уснет на заднем сиденье. После этого она оставила машину на улице, параллельной Камилла-стрит, и осторожно прокралась к задней двери. В доме было темно, хотя машина Джанин по-прежнему стояла у крыльца. Дверь кухни оказалась закрытой, а когда Мэри-Лу своим ключом открыла ее…
Мертвая Джанин лежала у самого входа.
Вот поэтому она не станет звонить Ибрагиму, хотя больше всего на свете хочет увидеть его. Он – один из трех людей, которых Мэри-Лу любит в этом мире, и один из троих, кто любит ее.
Джанин уже погибла по ее вине. Хейли в опасности просто потому, что она ее дочь. И она ни за что не станет подвергать этой опасности и Ибрагима.
Ни за что.
Мэри-Лу почувствовала, что у нее внезапно кончились силы. Она так долго старалась быть сильной и храброй, но теперь, сидя на кровати Уитни в этой ужасной бело-розовой спальне, вдруг начала плакать и уже не могла остановиться.
И на этот раз Уитни – избалованное дьявольское отродье – обняла ее, как ребенка, и стала шептать ей на ухо, что все будет хорошо и что она ничего не расскажет отцу, и что Мэри-Лу может больше не бояться.
8
– Я застукала его с Сарой Астрид. Эта сука ему отсасывала.
Было бы чему удивляться.
Уитни вытерла нос тыльной стороной ладони и поморщилась от боли, задев разбитую губу.
– Они были в его машине, а, когда заметили, что я подошла и смотрю, даже не остановились, а только стали смеяться.
– Ох, бедная детка!
– А потом я ему позвонила и сказала, что хочу встретиться, ну, типа, мне наплевать, что там у него с Сарой.
Уитни нельзя было назвать хорошенькой, но иногда у нее в глазах появлялся особый блеск, и тогда она казалась настоящей красавицей. Сейчас ее глаза просто полыхали.
– Понимаешь, у него родители куда-то уехали, и поэтому мы договорились, что я приду к нему, в смысле, прошлой ночью. Ну вот, я купила двадцать пять пакетов со льдом, через окно на кухне пробралась к нему в дом до того, как он пришел, высыпала весь лед в ванну и долила еще холодной воды. А потом зажгла в ванной свечи и выключила свет, как в кино, понимаешь? Когда он пришел и все это увидел, то разделся за секунду и даже не заметил льда. И тогда я толкнула его в ванну, а сама вытащила папин пистолет…
– Уитни!
Девушка еще раз вытерла нос.
– Он был не заряжен, – снисходительно объяснила она. – Я же не идиотка. Но эта гнида Питер, понятное дело, этого не знал. Я наставила на него пистолет и продержала в ванной целых пять минут, пока у него не посинели губы. А потом я заставила его подняться и сделала несколько фоток его крошечного, сморщенного, дрожащего члена. А потом разместила их в Интернете.
Не удержавшись, Мэри-Лу расхохоталась:
– О господи! Уитни!
Уитни тоже засмеялась, но тут же помрачнела:
– А сегодня утром он сказал мне, что собирался сделать мне предложение, но после того, что я сделала, не станет. А потом ударил меня.
Уитни опять заплакала, а Мэри-Лу обняла ее за плечи.
– Ну и зачем тебе нужен придурок, которому не противно совать свое достоинство в грязный рот этой Сары? Ты думаешь, он действительно хотел жениться на тебе, а не на деньгах твоего отца? Знаешь, есть очень верный признак: если парень по-настоящему тебя любит, он не станет путаться с другой. И уж конечно, не изобьет тебя до крови. Ни за что.
Немного отодвинувшись от нее, Уитни промокнула губу полотенцем, полюбовалась на следы крови, а потом состроила гримасу:
– А ты-то что понимаешь в настоящей любви, Конни-Венди или как тебя там? Твойлюбящий муж вообще хочет тебя убить.
Сэм, конечно, не был любящим мужем, но и смерти ей он никогда не желал. Мэри-Лу чувствовала укол совести каждый раз, когда Уитни упоминала ее супруга-убийцу. А за прошедшие сутки девушка сделала это не менее сотни раз.
– Вообще-то, – призналась Мэри-Лу, – как раз перед тем, как наш брак развалился, я встретила человека, который любил меня по-настоящему. Нежно и верно.
– Так ты изменяла мужу? – вытаращила глаза Уитни. – Тогда понятно, почему он хочет тебя убить.
– Я не изменяла ему, – возразила Мэри-Лу, а потом уточнила: – Ибрагим не захотел. Я бы согласилась, если бы он захотел. Потому что мне было очень плохо.
Уитни кивнула, на этот раз воздержавшись от язвительных комментариев.
– Я сначала даже не понимала, что люблю его, – продолжала Мэри-Лу. – Он был простым садовником, и – представляешь? – даже не белым.
– Да ты что?!
– А мой муж был офицером… – Она уже собралась сказать «авиации», но передумала. Какая разница? Чем больше врешь, тем проще запутаться. – …офицером ВМС. Это же гораздо… ну, не знаю… круче. Ну, то есть гораздо важнее. Кому захочется говорить: «мой муж садовник»? Но, знаешь, на самом деле это не имеет никакого значения. Главное, чтобы ты могла сказать: «Мой муж любит меня, и я его тоже люблю». Вот что важно.
К сожалению, эту истину она сама поняла слишком поздно.
– И где он сейчас? – спросила Уитни. – Если он тебя так любит? Как его зовут? Абрахам?
– Ибрагим Рахман. Он из Саудовской Аравии.
– Он что, араб? – ахнула Уитни. – А ты не боялась, что он террорист?
– Нет.
Но Уитни невозможно было обмануть. Тот, кто сам часто лжет, всегда распознает чужую ложь. Она молчала, слегка приподняв бровь.
– Ну, да, боялась, – призналась Мэри-Лу. – Когда случилось… Когда там случились неприятности, я решила, что он замешан во всем этом, схватила Криса и убежала из города. Я думала, что он террорист и что его убили.
И еще она думала, что ее сердце навсегда разбито.
– Постой, – перебила ее Уитни. – Чтоты думала?
– Я думала, что он нарушил закон, – смягчила формулировку Мэри-Лу, и ей стало смешно, потому что на самом деле она тогда думала, что Ибрагим участвовал в покушении на жизнь президента США.И еще она думала, что он использовал багажник ее машины, для того чтобы провезти оружие на территорию базы ВМС. Она сама видела это оружие и даже прикасалась к нему. Сначала-то она решила, что оно принадлежит Сэму, и здорово разозлилась, что тот оставил его в машине, не подумав, что у жены могут быть неприятности.
Только позже она узнала, что Ибрагим не имел никакого отношения к террористам. И оружие подложил не он. Он был просто садовником. Просто американцем, который родился в Саудовской Аравии.
И оказался в неудачном месте в неудачное время.
Другой человек использовал Мэри-Лу, для того, чтобы тайком провезти оружие на базу. А через полгода этот же человек разыскал ее в Сарасоте и убил Джанин. А теперь, наверняка, хочет убить и Мэри-Лу.
– Понимаешь, это произошло несколько месяцев назад. – Теперь придется объяснять Уитни, почему она думала, что Ибрагим убит. – Несколько террористов стали стрелять в толпу. Они и правда были арабами из Аль-Каиды. И тогда толпа начала избивать всех, кто был похож на араба. И Ибрагима тоже избили.
– Нельзя обвинять людей за то, что они пытались защитить себя!
– Нельзя, – согласилась Мэри-Лу. – Но можно просто повалить человека на землю, обыскать его и ждать полицию, а можно пробить ему дырку в голове. Есть разница?
– Есть, – испуганно согласилась Уитни.
– Да. А когда все кончилось, его увезли в госпиталь. Он был без сознания, и никто не верил, что он выживет. А я подала на развод и уехала из города, – продолжала Мэри-Лу, и впервые Уитни действительно ее слушала. –После того, как я встретила Ибрагима, я поняла, что муж меня не любит. Совсем. А я… Я, наконец, узнала, что такое настоящая любовь. И уже не могла жить с человеком, к которому ничего не испытывала.
А кроме того Мэри-Лу боялась, что ее арестуют. Рано или поздно, они докопаются до того, что именно она провезла то оружие на базу. Конечно, она сделала это не преднамеренно, но из опыта общения с полицией Мэри-Лу знала, что они не любят вникать в тонкости.
– И я целых пять месяцев думала, что Ибрагим мертв, а потом моей сестре надоело, что я каждую ночь плачу, и она позвонила ему на работу.
Это случилось в тот самый день, когда они с Джанин уехали от Клайда.
Джанин всегда очень решительно действовала в сердечных делах, поэтому она набрала номер, указанный на карточке ландшафтного агентства, которую Ибрагим сто лет назад вручил Мэри-Лу.
В своей обычной манере она не стала тратить время на маскировку, сообщила, что она сестра Мэри-Лу, и спросила, что случилось с Ибрагимом Рахманом, который когда-то у них работал.
– Я была на работе, когда она звонила, – продолжала свой рассказ Мэри-Лу, – а когда вернулась, она сказала мне, что Ибрагим жив. – Ее голос и сейчас задрожал от этих слов.
А тогда Мэри-Лу сунула Хейли в руки сестры, а сама заперлась в спальне и плакала, плакала, плакала. Ибрагим был жив!
– Джанин даже говорила с ним. Оказалось, он три месяца провел в больнице, но уже выздоровел и опять работает. И он не был террористом. Их с братом долго допрашивали, и выяснилось, что они непричастны к той стрельбе. И еще сестра сказала, что, выйдя из госпиталя, Ибрагим меня искал. Но я хорошо спряталась… Он сказал сестре, что будет ждать моего звонка. И хотя я очень люблю его… нет, потому чтоя очень люблю его, я так и не позвонила.
– Ну почему? – возмущенно воскликнула Уитни и тут же ответила на свой вопрос: – Потому что твой муж и его убьет?
Мэри-Лу молча кивнула, хотя и знала, что Сэм не будет иметь ничего против Ибрагима. Возможно, он даже пожмет ему руку и нежно потреплет по плечу: «Пожалуйста, забирай себе мою бывшую жену…»
Нет, Мэри-Лу до смерти боялась вовсе не мужа, а террористов. Истинных террористов.
Она знала, что один из них – самый настоящий белый американец со светлыми волосами и голубыми глазами. Познакомились они не где-нибудь, а в библиотеке. Он представился страховым агентом Бобом Швегелем, немного пофлиртовал с нею, и они скоро стали друзьями. Не близкими, конечно.
Но у него, несомненно, был доступ к ее автомобилю как раз в то время, когда Мэри-Лу и обнаружила в багажнике оружие.
А потом, много месяцев спустя, она увидела, как он вместе с другим мужчиной выходит из их дома в Сарасоте.
Тогда, с бешено колотящимся сердцем, она пригнулась и, не останавливаясь, проехала мимо, мысленно благодаря Бога за то, что пару месяцев назад поменялась с сестрой машинами.
А сейчас машина Джанин – светло-голубой мини-вэн, на котором раньше ездила Мэри-Лу, – стояла у крыльца. Она очень испугалась за сестру, но в машине с ней сидела Хейли, и поэтому Мэри-Лу проехала мимо, надеясь, что эти двое просто позвонили в дверь и спросили у Джанин, дома ли ее сестра.
Хотя даже тогда в глубине души она знала, что это не может быть правдой. Боб приходил, чтобы убить се, в этом Мэри-Лу не сомневалась. И разве мог он допустить, чтобы, поговорив с ним, Джанин потом сказала Мэри-Лу что-нибудь вроде: «Тебя спрашивал потрясающий блондин с высокими скулами, похожий на кинозвезду. Если собираешься сказать ему «нет», сестренка, предупреди меня, и я быстренько скажу "да"»?
И тогда Мэри-Лу сразу поймет, что Боб Швегель каким-то образом выследил ее, и уже через пару часов будет где-то далеко от Сарасоты, и ее опять придется разыскивать.
В тот ужасный день Мэри-Лу пришлось долго ждать, пока стемнеет и Хейли крепко уснет на заднем сиденье. После этого она оставила машину на улице, параллельной Камилла-стрит, и осторожно прокралась к задней двери. В доме было темно, хотя машина Джанин по-прежнему стояла у крыльца. Дверь кухни оказалась закрытой, а когда Мэри-Лу своим ключом открыла ее…
Мертвая Джанин лежала у самого входа.
Вот поэтому она не станет звонить Ибрагиму, хотя больше всего на свете хочет увидеть его. Он – один из трех людей, которых Мэри-Лу любит в этом мире, и один из троих, кто любит ее.
Джанин уже погибла по ее вине. Хейли в опасности просто потому, что она ее дочь. И она ни за что не станет подвергать этой опасности и Ибрагима.
Ни за что.
Мэри-Лу почувствовала, что у нее внезапно кончились силы. Она так долго старалась быть сильной и храброй, но теперь, сидя на кровати Уитни в этой ужасной бело-розовой спальне, вдруг начала плакать и уже не могла остановиться.
И на этот раз Уитни – избалованное дьявольское отродье – обняла ее, как ребенка, и стала шептать ей на ухо, что все будет хорошо и что она ничего не расскажет отцу, и что Мэри-Лу может больше не бояться.
8
– Мне приказано немедленно возвращаться в Сарасоту, – сообщила Алисса, едва Сэм успел снять трубку. Ни тебе «с добрым утром», ни «привет», ни «как спалось?» – И доставить туда тебя.
Сэм осторожно потянулся. М-да. Состояние мышц оставляло желать лучшего после долгих часов, проведенных в машине, созданной для людей в два раза меньше его ростом, после собачьей атаки, отраженной без предварительного разогрева, и недолгого сна в слишком короткой кровати с ямой посередине. Лучше бы он улегся на полу.
– Я никуда не поеду, пока не поговорю с парнем, купившим машину, – заявил Сэм хриплым со сна голосом.
– Да, я это предполагала. Поэтому даю тебе ровно пять минут на то, чтобы принять душ и спуститься к машине. И еще помолиться, чтобы этот парень работал по вторникам и его лавочка оказалась открытой. Макс приказал сразу же ехать в Сарасоту, но, учитывая то, как ты водишь, думаю, мы наверстаем задержку по дороге.
– Спасибо.
– Это был вовсе не комплимент:
– Нет, – согласился Сэм, – я говорю спасибо не за…
– У тебя осталось четыре минуты сорок восемь секунд, – отчеканила Алисса и повесила трубку.
Сэм поплелся в душ.
Когда он уселся в машину, с его зачесанных назад волос еще капала вода. Алисса мысленно порадовалась тому, что Сэм не успел сбрить бороду. Потому что когда он ее сбреет и станет похож не на пещерного человека, а на прежнего Сэма… Сэма Неотразимого…
– Ух ты! – восхитился он. – Ты успела и душ принять, и кофе с пончиками купить?
– Я не принимала душ, – холодно откликнулась Алисса. – Я решила, что выяснить дорогу до «Харрисон Моторс» важнее, чем приятно пахнуть. – Она завела машину и тронулась с места. – Перед тем как пить кофе, найди карту и проверь, действительно ли пересечение двадцатой и двадцать четвертой находится к югу отсюда.
Сэм развернул карту.
– Да, так и есть. – Он огляделся и скомандовал: – Со стоянки выезжай налево. И, кстати, пахнешь ты замечательно. Я всегда думал, что…
– Пожалуйста, избавь меня от этого пошлого трепа хотя бы с утра пораньше, – перебила его Алисса. – Я оказываю тебе огромную услугу, Старретт. Не заставляй меня пожалеть об этом.
– Извини. Я просто честно сказал, что думал.
– А ты не можешь просто извиниться? Без всяких дурацких объяснений?
– Извини, – вздохнул Сэм.
Секунд двадцать они ехали молча.
– Хорошо выспалась?
– Нет, – сердито мотнула головой Алисса. – А когда проснулась, узнала, что Макс переводит весь отдел в Сарасоту, а я понятия не имею, почему. Я с ним самим не говорила, мне только передали его распоряжение доставить тебя в Сарасоту. И я не должна спускать с тебя глаз.
– Черт, – удивленно буркнул Сэм, но потом усмехнулся: – Может, он узнал, что у меня скоро день рождения, и решил сделать сюрприз?
Алисса тоже криво улыбнулась:
– Да, уверена, что так оно и есть. – Она быстро оглянулась на Сэма. – Тебя, что, это совсем не беспокоит?
– Очень даже беспокоит, – порывшись в пакете с пончиками, он отыскал шоколадный. – Просто все надо делать по порядку. Сначала едем в «Харрисон Моторс» и выясняем, есть ли хоть маленькая надежда на то, что Мэри-Лу и Хейли живы. Потом возвращаемся в Сарасоту и выясняем, за что мне собираются начистить задницу на этот раз. Если новости из «Харрисон Форд» будут хорошие, то по дороге в Сарасоту можно даже будет побеспокоиться о том, что со мной сделают.
– А у тебя правда скоро день рождения?
Сэм улыбнулся, как всегда белозубо и дерзко, но как-то невесело.
– На этот вопрос я мог бы предложить кучу остроумных ответов, но ты опять разозлишься. Поэтому отвечаю просто: да. На следующей неделе. – Он помолчал. – Хочешь сделать мне подарок? – Он не стал ждать ответа, потому что понял, что Алисса опять обвинит его в сексуальных домогательствах. – Помоги мне найти Хейли. Мне плевать, если даже половина гребаного ФБР прибудет в Сарасоту, чтобы принимать участие в поисках. Я доверяю только тебе. И хочу, чтобы ты вела это дело.
Надо признаться, ему удалось удивить ее. И все-таки Алисса покачала головой:
– Я не имею права сама выбирать задания.
– Может, ты и не имеешь, а вот Макс, наверняка, имеет. Я понимаю, что это вряд ли связано с контртерроризмом, но…
– Я правда не могу указывать Максу, что и кому поручать.
– Тогда возьми отпуск, – продолжал настаивать Сэм. – Лис, послушай, я не стал бы тебя просить, если бы это не было так важно. Пожалуйста. Стоит мне подумать, что я никогда ее не увижу… Я больше не могу это выносить…
Алисса молчала. А что тут скажешь?
– Джулз сейчас летит сюда с Гавайев, – заговорила она наконец. – Я уверена, он будет рад…
– Да. – Сэм понял, что это окончательный отказ, и не удержался от сарказма: – Большое спасибо.
Она тоже больше не могла этого выносить. И не могла сказать ему об этом. Алисса крепче вцепилась в руль и стиснула зубы.
На соседнем сиденье Сэм, очевидно, тоже боролся с собой.
– Прости, я не хотел… Ты мне действительно очень помогаешь, и я тебе благодарен. Честно.
– Все нормально. Я просто делаю, что могу, Сэм, но… – Она откашлялась. – Это дело – действительно не мой профиль.
Он натянуто засмеялся:
– Согласен.
– Сколько еще ехать? – спросила Алисса.
Сэм долго разворачивал и изучал карту.
– Пару миль. Не больше.
Они помолчали. Только когда Алисса потянулась к стаканчику, он предупредил:
– Осторожно. Кофе горячий.
Черт! Она вовсе не хочет, чтобы он был внимательным. Не хочет, чтобы он говорил искренне, извинялся и заботился о том, чтобы она не обожгла язык. Она хочет…
Она и сама не знает, чего хочет.
– Спасибо, – сказала Алисса, не глядя на него, и сделала большой глоток.
И, конечно, обожгла весь рот.
3 апреля 1943 года. Из дневника Дороти С. Смит
Я как раз горячо спорила с сестрой Марией, явно склонной к садизму, о том, можно ли мне самой дойти до туалета, когда в дверь палаты постучали.
«Цветы для лейтенанта Смит», – услышала я.
«О, как мило! – повернулась ко мне Мария. – Рассыльный принес вам цветы. – Она бросилась к двери. – Я возьму».
Воспользовавшись тем, что она отошла, я начала осторожно спускать загипсованную ногу с кровати, но тут услышала голос Уолта:
«Нет, нет, мне приказали вручить букет лейтенанту Смит лично».
Полковника ВВС приняли за рассыльного! Я уже открыла рот, чтобы исправить это недоразумение, но тут заметила, что Уолт явился в штатском и даже надел какую-то дурацкую круглую шапочку с позументом. Он встретился со мной взглядом и слегка покачал головой, как бы призывая молчать.
Поэтому я закрыла рот и засунула ногу обратно под одеяло. Я никак не могла понять, откуда он взялся здесь – в Саванне.
«Я должен кое-что сообщить мисс Смит наедине, – сказал он Марии, самым ужасным образом имитируя южный акцент, – по поручению полковника Гэйнса. Мне здорово достанется, если я этого не сделаю и не принесу ему ответа».
«Все в порядке, Мария, – сказала я. – Я знакома с Уолтом».
Садистка убедилась, что я покорно сижу на кровати и, кажется, согласна и дальше пользоваться отвратительным, леденящим попу судном, и уступила.
«Только не разрешайте ей вставать с постели», – строго приказала она Уолту и отправилась мучить бедную девушку, которой недавно вырезали аппендицит.
Мы с Уолтом одновременно взглянули на женщину на соседней кровати и убедились, что она крепко спит. Впервые я порадовалась, что моя кровать стоит в углу, где вечные сквозняки, но зато никто не сможет нам помешать. Наискосок от нас через проход сидела Лили Фостер и красила ногти, дожидаясь выписки, но, хоть она нас и видела, слышать не могла.
– Что ты здесь делаешь? – тихо спросила я Уолта, кивнув на стоящий у кровати стул для посетителей. За эти несколько недель на него впервые кто-то сел.
– Мы узнали об аварии, – сказал Уолт, – и я приехал сразу, как только смог. Извини, что не выбрался раньше. Он поставил цветы на тумбочку и пододвинул стул ближе.
– Со мной все в порядке, – сказала я ему, а он посмотрел на мою забинтованную голову.
– Ты не писала, и мы с Мей забеспокоились.
– Ну да, потому что сначала я была без сознания.
– Я слышал, что сломанное ребро повредило легкое?
– Это совсем не так ужасно, как кажется.
Он кивнул, но явно не поверил мне.
Ну разве не смешно, что после стольких опасных полетов, я попала в аварию на обычном автомобиле! Уверена, что этого бы не случилось, если бы за рулем военного грузовика сидела я, а не мальчишка, призванный в армию месяц назад.
– Почему ты не в форме? – спросила я у Уолта.
Он немного помолчал, и я поняла, что ему не хочется говорить правду. И еще я сразу же поняла, что эта правда мне очень не понравится.
– Я уже приходил сегодня утром, – признался он наконец. – В форме. Но… – Уолт прочистил горло. – Оказалось, что не только пациенты, но и посетители должны быть правильного цвета, чтобы попасть в эту больницу. Однако я сразу же заметил, что мальчикам-рассыльным позволено быть хоть белыми, хоть черными, хоть полосатыми. – Он улыбнулся не как мальчик, а как настоящий взрослый и сильный мужчина. – Как тебе нравится шапочка? Удачный штрих, верно?
– Такой же удачный, как акцент, – согласилась я. – Мне ужасно жаль, Уолт.
– А я даже обрадовался возможности последний раз одеться в гражданское. Теперь я не скоро смогу это сделать. Только когда кончится война.
Я подскочила в постели:
– Ты хочешь сказать…
– Да, – улыбнулся он. – Через две недели наш полк отправляется в Северную Африку.
Значит, Уолт пришел не просто навестить меня, а попрощаться.
Значит, я не увижу его долго, а возможно, никогда.
Хорошо, что я лежала, потому что у меня вдруг закружилась голова.
Уолт так долго об этом мечтал. Он так хотел участвовать в настоящих боевых действиях, хотел служить своей стране, и я должна была радоваться за него. Должна была улыбнуться. Но я чувствовала лишь тоску и страх.
И еще я чувствовала себя как будто голой.
Слишком долго мне приходилось скрывать правду – и от Уолта, и от Мей, и от самой себя.
Но сейчас она глядела мне прямо в глаза, и я не могла больше делать вид, что не замечаю ее.
Я люблю его. Он черный, и он женат на моей лучшей подруге, но я, черт побери, все равно люблю Уолта Гэйнса, как никогда никого не любила.
А сейчас, возможно, вижу его последний раз в жизни.
Последний.
Слишком много моих друзей и знакомых отправились воевать с немцами или японцами и уже никогда не вернутся обратно.
Уолт оглянулся, и я поняла, что он смотрит на сестру Марию. К счастью, та все еще была занята девушкой, оставшейся без аппендикса.
В голове бешено крутился целый водоворот мыслей и вопросов. Сказать ему о своей любви? Нет, нельзя! Он женат на Мей. Как же я признаюсь ему? Это ведь будет предательством. А он меня любит? Да, знаю, что любит. Я вижу это в его глазах, прекрасных карих глазах.
Я сказала только:
– Бей их получше, летай повыше и покажи этим немцам, на что ты способен.
Уолт рассмеялся:
– Слушаюсь, мэм.
Мне так хотелось поцеловать его. Неужели и этого нельзя? Всего один раз за целую жизнь? Ведь, даже если он вернется с войны, он вернется не ко мне, а к Мей и маленькой Джолли.
Я знала, что он любит Мей. Разве можно ее не любить? Я и сама люблю Мей.
Значит, мне нельзя целовать его. Нельзя. Я не предам Мей и не позволю Уолту предать ее.
– Я позабочусь о Мей и Джолли, – сказала я. Не плачь, не плачь, не смей плакать! – И как только я выпишусь, мы начнем готовиться к торжественной встрече героя с войны.
– А ты постарайся быть осторожнее, – кивнул он.
– Жаль, что я не могу поехать с тобой. – Вот и все, что я могла сказать ему, не выдав боли, рвущей мне сердце.
Он пристально смотрел на мою перевязанную голову.
– С тобой правда все в порядке?
Я немного стеснялась всех этих бинтов. Хотя, если бы их не было, я, наверное, стеснялась бы еще больше. Распахнувшаяся задняя дверца грузовика оставила глубокую ссадину на лбу.
– Мне выбрили волосы, чтобы наложить швы, – пожаловалась я.
– Волосы отрастут.
– Надеюсь.
На щеке тоже была незажившая царапина; и я знала, что выгляжу не самым лучшим образом. Я не смела взглянуть Уолту в глаза, как будто вернулись старые времена, и я опять была молодой, глупой и замужем за Перси Смитом, который регулярно награждал меня синяками и ссадинами. Тогда я старалась не смотреть в глаза людям.
– Я, наверное, ужасно выгляжу.
Уолтер взял меня за руку:
– Ты очень красивая, Дороти. Как всегда.
Не знаю, что потрясло меня больше: что он назвал меня красивой или что дотронулся до меня, но я схватилась за его руку, как утопающая, и – о, ужас! – расплакалась.
Его рука была черной, а моя – белой, и я никак не могла оторвать от них глаз и чувствовала, как у меня разрывается сердце. И я знала, что, если мы еще и увидимся, он все равно никогда больше ко мне такне прикоснется.
– Ну что ты, детка? – ласково сказал он и наклонился ко мне совсем близко. – Все уже в порядке.
Он решил сделать вид, что я плачу из-за аварии, и начал выспрашивать меня о подробностях: о том, как я испугалась, когда грузовик, перевертываясь, летел по склону, и о том, как трудно было дышать с поврежденным легким, и о Бетси Уэллс, санитарке, которая сидела в кузове рядом со мной, а потом умерла у меня на руках, и о том, как со сломанным коленом я карабкалась вверх по насыпи и останавливала проезжающую машину.
Но ведь Уолт был умен, и он прекрасно знал, почему я на самом деле плачу. И у него в глазах тоже стояли слезы.
– Прости, – прошептала я, все еще цепляясь за его руку.
Он посмотрел на наши переплетенные пальцы, потом – на меня и собрался что-то сказать, но я остановила его.
– Не надо.
Он опять опустил глаза и негромко рассмеялся:
– Я и не собирался. Я только хотел сказать, что в другой жизни…
Я кивнула и долго смотрела ему в глаза. И это было, как поцелуй. Единственный поцелуй, которым мы могли обменяться.
Лили Фостер таращила на нас глаза, не в силах понять, почему я держусь за руки с «мальчиком-рассыльным».
Сэм осторожно потянулся. М-да. Состояние мышц оставляло желать лучшего после долгих часов, проведенных в машине, созданной для людей в два раза меньше его ростом, после собачьей атаки, отраженной без предварительного разогрева, и недолгого сна в слишком короткой кровати с ямой посередине. Лучше бы он улегся на полу.
– Я никуда не поеду, пока не поговорю с парнем, купившим машину, – заявил Сэм хриплым со сна голосом.
– Да, я это предполагала. Поэтому даю тебе ровно пять минут на то, чтобы принять душ и спуститься к машине. И еще помолиться, чтобы этот парень работал по вторникам и его лавочка оказалась открытой. Макс приказал сразу же ехать в Сарасоту, но, учитывая то, как ты водишь, думаю, мы наверстаем задержку по дороге.
– Спасибо.
– Это был вовсе не комплимент:
– Нет, – согласился Сэм, – я говорю спасибо не за…
– У тебя осталось четыре минуты сорок восемь секунд, – отчеканила Алисса и повесила трубку.
Сэм поплелся в душ.
Когда он уселся в машину, с его зачесанных назад волос еще капала вода. Алисса мысленно порадовалась тому, что Сэм не успел сбрить бороду. Потому что когда он ее сбреет и станет похож не на пещерного человека, а на прежнего Сэма… Сэма Неотразимого…
– Ух ты! – восхитился он. – Ты успела и душ принять, и кофе с пончиками купить?
– Я не принимала душ, – холодно откликнулась Алисса. – Я решила, что выяснить дорогу до «Харрисон Моторс» важнее, чем приятно пахнуть. – Она завела машину и тронулась с места. – Перед тем как пить кофе, найди карту и проверь, действительно ли пересечение двадцатой и двадцать четвертой находится к югу отсюда.
Сэм развернул карту.
– Да, так и есть. – Он огляделся и скомандовал: – Со стоянки выезжай налево. И, кстати, пахнешь ты замечательно. Я всегда думал, что…
– Пожалуйста, избавь меня от этого пошлого трепа хотя бы с утра пораньше, – перебила его Алисса. – Я оказываю тебе огромную услугу, Старретт. Не заставляй меня пожалеть об этом.
– Извини. Я просто честно сказал, что думал.
– А ты не можешь просто извиниться? Без всяких дурацких объяснений?
– Извини, – вздохнул Сэм.
Секунд двадцать они ехали молча.
– Хорошо выспалась?
– Нет, – сердито мотнула головой Алисса. – А когда проснулась, узнала, что Макс переводит весь отдел в Сарасоту, а я понятия не имею, почему. Я с ним самим не говорила, мне только передали его распоряжение доставить тебя в Сарасоту. И я не должна спускать с тебя глаз.
– Черт, – удивленно буркнул Сэм, но потом усмехнулся: – Может, он узнал, что у меня скоро день рождения, и решил сделать сюрприз?
Алисса тоже криво улыбнулась:
– Да, уверена, что так оно и есть. – Она быстро оглянулась на Сэма. – Тебя, что, это совсем не беспокоит?
– Очень даже беспокоит, – порывшись в пакете с пончиками, он отыскал шоколадный. – Просто все надо делать по порядку. Сначала едем в «Харрисон Моторс» и выясняем, есть ли хоть маленькая надежда на то, что Мэри-Лу и Хейли живы. Потом возвращаемся в Сарасоту и выясняем, за что мне собираются начистить задницу на этот раз. Если новости из «Харрисон Форд» будут хорошие, то по дороге в Сарасоту можно даже будет побеспокоиться о том, что со мной сделают.
– А у тебя правда скоро день рождения?
Сэм улыбнулся, как всегда белозубо и дерзко, но как-то невесело.
– На этот вопрос я мог бы предложить кучу остроумных ответов, но ты опять разозлишься. Поэтому отвечаю просто: да. На следующей неделе. – Он помолчал. – Хочешь сделать мне подарок? – Он не стал ждать ответа, потому что понял, что Алисса опять обвинит его в сексуальных домогательствах. – Помоги мне найти Хейли. Мне плевать, если даже половина гребаного ФБР прибудет в Сарасоту, чтобы принимать участие в поисках. Я доверяю только тебе. И хочу, чтобы ты вела это дело.
Надо признаться, ему удалось удивить ее. И все-таки Алисса покачала головой:
– Я не имею права сама выбирать задания.
– Может, ты и не имеешь, а вот Макс, наверняка, имеет. Я понимаю, что это вряд ли связано с контртерроризмом, но…
– Я правда не могу указывать Максу, что и кому поручать.
– Тогда возьми отпуск, – продолжал настаивать Сэм. – Лис, послушай, я не стал бы тебя просить, если бы это не было так важно. Пожалуйста. Стоит мне подумать, что я никогда ее не увижу… Я больше не могу это выносить…
Алисса молчала. А что тут скажешь?
– Джулз сейчас летит сюда с Гавайев, – заговорила она наконец. – Я уверена, он будет рад…
– Да. – Сэм понял, что это окончательный отказ, и не удержался от сарказма: – Большое спасибо.
Она тоже больше не могла этого выносить. И не могла сказать ему об этом. Алисса крепче вцепилась в руль и стиснула зубы.
На соседнем сиденье Сэм, очевидно, тоже боролся с собой.
– Прости, я не хотел… Ты мне действительно очень помогаешь, и я тебе благодарен. Честно.
– Все нормально. Я просто делаю, что могу, Сэм, но… – Она откашлялась. – Это дело – действительно не мой профиль.
Он натянуто засмеялся:
– Согласен.
– Сколько еще ехать? – спросила Алисса.
Сэм долго разворачивал и изучал карту.
– Пару миль. Не больше.
Они помолчали. Только когда Алисса потянулась к стаканчику, он предупредил:
– Осторожно. Кофе горячий.
Черт! Она вовсе не хочет, чтобы он был внимательным. Не хочет, чтобы он говорил искренне, извинялся и заботился о том, чтобы она не обожгла язык. Она хочет…
Она и сама не знает, чего хочет.
– Спасибо, – сказала Алисса, не глядя на него, и сделала большой глоток.
И, конечно, обожгла весь рот.
3 апреля 1943 года. Из дневника Дороти С. Смит
Я как раз горячо спорила с сестрой Марией, явно склонной к садизму, о том, можно ли мне самой дойти до туалета, когда в дверь палаты постучали.
«Цветы для лейтенанта Смит», – услышала я.
«О, как мило! – повернулась ко мне Мария. – Рассыльный принес вам цветы. – Она бросилась к двери. – Я возьму».
Воспользовавшись тем, что она отошла, я начала осторожно спускать загипсованную ногу с кровати, но тут услышала голос Уолта:
«Нет, нет, мне приказали вручить букет лейтенанту Смит лично».
Полковника ВВС приняли за рассыльного! Я уже открыла рот, чтобы исправить это недоразумение, но тут заметила, что Уолт явился в штатском и даже надел какую-то дурацкую круглую шапочку с позументом. Он встретился со мной взглядом и слегка покачал головой, как бы призывая молчать.
Поэтому я закрыла рот и засунула ногу обратно под одеяло. Я никак не могла понять, откуда он взялся здесь – в Саванне.
«Я должен кое-что сообщить мисс Смит наедине, – сказал он Марии, самым ужасным образом имитируя южный акцент, – по поручению полковника Гэйнса. Мне здорово достанется, если я этого не сделаю и не принесу ему ответа».
«Все в порядке, Мария, – сказала я. – Я знакома с Уолтом».
Садистка убедилась, что я покорно сижу на кровати и, кажется, согласна и дальше пользоваться отвратительным, леденящим попу судном, и уступила.
«Только не разрешайте ей вставать с постели», – строго приказала она Уолту и отправилась мучить бедную девушку, которой недавно вырезали аппендицит.
Мы с Уолтом одновременно взглянули на женщину на соседней кровати и убедились, что она крепко спит. Впервые я порадовалась, что моя кровать стоит в углу, где вечные сквозняки, но зато никто не сможет нам помешать. Наискосок от нас через проход сидела Лили Фостер и красила ногти, дожидаясь выписки, но, хоть она нас и видела, слышать не могла.
– Что ты здесь делаешь? – тихо спросила я Уолта, кивнув на стоящий у кровати стул для посетителей. За эти несколько недель на него впервые кто-то сел.
– Мы узнали об аварии, – сказал Уолт, – и я приехал сразу, как только смог. Извини, что не выбрался раньше. Он поставил цветы на тумбочку и пододвинул стул ближе.
– Со мной все в порядке, – сказала я ему, а он посмотрел на мою забинтованную голову.
– Ты не писала, и мы с Мей забеспокоились.
– Ну да, потому что сначала я была без сознания.
– Я слышал, что сломанное ребро повредило легкое?
– Это совсем не так ужасно, как кажется.
Он кивнул, но явно не поверил мне.
Ну разве не смешно, что после стольких опасных полетов, я попала в аварию на обычном автомобиле! Уверена, что этого бы не случилось, если бы за рулем военного грузовика сидела я, а не мальчишка, призванный в армию месяц назад.
– Почему ты не в форме? – спросила я у Уолта.
Он немного помолчал, и я поняла, что ему не хочется говорить правду. И еще я сразу же поняла, что эта правда мне очень не понравится.
– Я уже приходил сегодня утром, – признался он наконец. – В форме. Но… – Уолт прочистил горло. – Оказалось, что не только пациенты, но и посетители должны быть правильного цвета, чтобы попасть в эту больницу. Однако я сразу же заметил, что мальчикам-рассыльным позволено быть хоть белыми, хоть черными, хоть полосатыми. – Он улыбнулся не как мальчик, а как настоящий взрослый и сильный мужчина. – Как тебе нравится шапочка? Удачный штрих, верно?
– Такой же удачный, как акцент, – согласилась я. – Мне ужасно жаль, Уолт.
– А я даже обрадовался возможности последний раз одеться в гражданское. Теперь я не скоро смогу это сделать. Только когда кончится война.
Я подскочила в постели:
– Ты хочешь сказать…
– Да, – улыбнулся он. – Через две недели наш полк отправляется в Северную Африку.
Значит, Уолт пришел не просто навестить меня, а попрощаться.
Значит, я не увижу его долго, а возможно, никогда.
Хорошо, что я лежала, потому что у меня вдруг закружилась голова.
Уолт так долго об этом мечтал. Он так хотел участвовать в настоящих боевых действиях, хотел служить своей стране, и я должна была радоваться за него. Должна была улыбнуться. Но я чувствовала лишь тоску и страх.
И еще я чувствовала себя как будто голой.
Слишком долго мне приходилось скрывать правду – и от Уолта, и от Мей, и от самой себя.
Но сейчас она глядела мне прямо в глаза, и я не могла больше делать вид, что не замечаю ее.
Я люблю его. Он черный, и он женат на моей лучшей подруге, но я, черт побери, все равно люблю Уолта Гэйнса, как никогда никого не любила.
А сейчас, возможно, вижу его последний раз в жизни.
Последний.
Слишком много моих друзей и знакомых отправились воевать с немцами или японцами и уже никогда не вернутся обратно.
Уолт оглянулся, и я поняла, что он смотрит на сестру Марию. К счастью, та все еще была занята девушкой, оставшейся без аппендикса.
В голове бешено крутился целый водоворот мыслей и вопросов. Сказать ему о своей любви? Нет, нельзя! Он женат на Мей. Как же я признаюсь ему? Это ведь будет предательством. А он меня любит? Да, знаю, что любит. Я вижу это в его глазах, прекрасных карих глазах.
Я сказала только:
– Бей их получше, летай повыше и покажи этим немцам, на что ты способен.
Уолт рассмеялся:
– Слушаюсь, мэм.
Мне так хотелось поцеловать его. Неужели и этого нельзя? Всего один раз за целую жизнь? Ведь, даже если он вернется с войны, он вернется не ко мне, а к Мей и маленькой Джолли.
Я знала, что он любит Мей. Разве можно ее не любить? Я и сама люблю Мей.
Значит, мне нельзя целовать его. Нельзя. Я не предам Мей и не позволю Уолту предать ее.
– Я позабочусь о Мей и Джолли, – сказала я. Не плачь, не плачь, не смей плакать! – И как только я выпишусь, мы начнем готовиться к торжественной встрече героя с войны.
– А ты постарайся быть осторожнее, – кивнул он.
– Жаль, что я не могу поехать с тобой. – Вот и все, что я могла сказать ему, не выдав боли, рвущей мне сердце.
Он пристально смотрел на мою перевязанную голову.
– С тобой правда все в порядке?
Я немного стеснялась всех этих бинтов. Хотя, если бы их не было, я, наверное, стеснялась бы еще больше. Распахнувшаяся задняя дверца грузовика оставила глубокую ссадину на лбу.
– Мне выбрили волосы, чтобы наложить швы, – пожаловалась я.
– Волосы отрастут.
– Надеюсь.
На щеке тоже была незажившая царапина; и я знала, что выгляжу не самым лучшим образом. Я не смела взглянуть Уолту в глаза, как будто вернулись старые времена, и я опять была молодой, глупой и замужем за Перси Смитом, который регулярно награждал меня синяками и ссадинами. Тогда я старалась не смотреть в глаза людям.
– Я, наверное, ужасно выгляжу.
Уолтер взял меня за руку:
– Ты очень красивая, Дороти. Как всегда.
Не знаю, что потрясло меня больше: что он назвал меня красивой или что дотронулся до меня, но я схватилась за его руку, как утопающая, и – о, ужас! – расплакалась.
Его рука была черной, а моя – белой, и я никак не могла оторвать от них глаз и чувствовала, как у меня разрывается сердце. И я знала, что, если мы еще и увидимся, он все равно никогда больше ко мне такне прикоснется.
– Ну что ты, детка? – ласково сказал он и наклонился ко мне совсем близко. – Все уже в порядке.
Он решил сделать вид, что я плачу из-за аварии, и начал выспрашивать меня о подробностях: о том, как я испугалась, когда грузовик, перевертываясь, летел по склону, и о том, как трудно было дышать с поврежденным легким, и о Бетси Уэллс, санитарке, которая сидела в кузове рядом со мной, а потом умерла у меня на руках, и о том, как со сломанным коленом я карабкалась вверх по насыпи и останавливала проезжающую машину.
Но ведь Уолт был умен, и он прекрасно знал, почему я на самом деле плачу. И у него в глазах тоже стояли слезы.
– Прости, – прошептала я, все еще цепляясь за его руку.
Он посмотрел на наши переплетенные пальцы, потом – на меня и собрался что-то сказать, но я остановила его.
– Не надо.
Он опять опустил глаза и негромко рассмеялся:
– Я и не собирался. Я только хотел сказать, что в другой жизни…
Я кивнула и долго смотрела ему в глаза. И это было, как поцелуй. Единственный поцелуй, которым мы могли обменяться.
Лили Фостер таращила на нас глаза, не в силах понять, почему я держусь за руки с «мальчиком-рассыльным».