Брусилов Алексей Алексеевич. Воспоминания
А. А. Брусилов
Воспоминания
Предисловие
Генерал от кавалерии Алексей Алексеевич Брусилов вошел в историю первой мировой войны как выдающийся полководец. Его талантливо задуманный и блестяще осуществленный прорыв фронта австро-германских войск в 1916 году, получивший название Луцкого, а впоследствии Брусиловского, отразился на всем ходе мировой войны.
Одаренный большим природным умом, образованный, решительный и энергичный полководец, Брусилов резко выделялся среди царских генералов. Он верил в русского солдата и любил его. «Солдаты были русские, я смотрел на них как на свою семью», – пишет он в своих воспоминаниях.
Брусилов любил Россию, свою дорогую родину, и служил ей честно и преданно до конца своей жизни. «От русского народа я не отделюсь и останусь с ним, что бы ни случилось», – говорил он, и говорил правду. Он знал ее друзей и врагов.
Брусилов не пошел за своими коллегами, генералами царской армии, в лагерь контрреволюции, а остался с народом. Советским гражданином и командиром Красной Армии закончил он свой жизненный путь.
А. А. Брусилов родился в 1853 году в Тбилиси в семье генерал-лейтенанта. Рано оставшись без родителей, воспитывался у родственников. Четырнадцатилетним мальчиком был отдан в Пажеский корпус в Петербурге.
«Учился я странно: те науки, которые мне нравились, я усваивал очень быстро и хорошо, некоторые же, которые были мне чужды, я изучал неохотно и только-только подучивал, чтобы перейти в следующий класс: самолюбие не позволяло застрять на второй год», – вспоминает Брусилов. В 1872 году он был выпущен офицером в 15-й Тверской драгунский полк.
Началась русско-турецкая война 1877—1878 гг. В ночь на 12 апреля во главе небольшого отряда поручик Брусилов перешел турецкую границу, переправившись вброд через реку Арпачай, и вынудил турецкую заставу сдаться в плен. Так принял боевое крещение будущий полководец.
Кавказский театр военных действий, на котором пришлось воевать Брусилову, отличался суровой природой, отсутствием сколько-нибудь сносных дорог. В ущельях по заснеженным скалам бредили отряды башибузуков – турецкой иррегулярной конницы, подстерегая отставших и уничтожая небольшие русские отряды.
Русские войска наступали на сильную турецкую крепость Карс, постепенно охватывая ее со всех сторон. Молодой поручик Брусилов находился в авангарде русских войск, штурмовавших крепость.
Вскоре по окончании войны с турками Брусилов был назначен в офицерскую кавалерийскую школу в Петербурге, где и прослужил до 1906 года. С должности начальника этой школы пошел командовать 2-й гвардейской кавалерийской дивизией, а в 1908 году получил 14-й корпус, стоявший в Люблине. Через четыре года Брусилов стал помощником командующего войсками Варшавского военного округа и оказался в чужой, враждебной ему среде; здесь, в «высшем круге» общества, велись разговоры и завязывались связи, компрометирующие честь России, не прекращалась подозрительная возня немцев и прогерманских генералов и чиновников. Брусилов насторожился. В своих воспоминаниях он пишет:
«Не могу не отметить странного впечатления, которое производила на меня тогда вся варшавская высшая администрация. Везде стояли во главе немцы: генерал-губернатор Скалон, женатый на баронессе Корф, губернатор – ее родственник, барон Корф, помощник генерал-губернатора Эссен, начальник жандармов Утгоф, управляющий конторой государственного банка барон Тизенгаузен. начальник дворцового управления Тиздель, обер-полицмейстер Мейер, президент города Миллер, прокурор палаты Гессе, управляющий контрольной палатой фон Минцлов, вице-губернатор Грессер, прокурор суда Лейвин, штаб-офицеры при губернаторе Эгельстром и Фехтнер, начальник Привислинской железной дороги Гескет и т. д. Букет на подбор. Я был назначен по уходе Гершельмана и был каким-то резким диссонансом – „Брусилов“.
В таком окружении, чувствуя повсюду явную и тайную измену, он не мог, конечно, оставаться долго. «Неудобного», настойчивого, честного русского генерала, душой и телом преданного своей родине, постарались убрать. 1913 год застал Брусилова уже в Киевском военном округе.
Настал памятный 1914 год. На западе сгущались тучи войны. Незадолго до начала ее Брусилов жил на курорте в немецком городе Киссингене. Глубоко врезался в его память один вечер:
«В тот памятный вечер весь парк и окрестные горы были великолепно убраны флагами, гирляндами, транспарантами. Музыка гремела со всех сторон. Центральная же площадь, окруженная цветниками, была застроена прекрасными декорациями, изображавшими московский Кремль, церкви, стены и башни его. На первом плане – Василий Блаженный. Нас это очень удивило и заинтересовало. Но когда начался грандиозный фейерверк с пальбой и ракетами под звуки нескольких оркестров, игравших „Боже, царя храни“ и „Коль славен“, мы окончательно поразились. Вскоре масса искр и огней с треском, напоминавшим пушечную пальбу, рассыпаясь со всех сторон на центральную площадь парка, подожгла все постройки и сооружения Кремля. Перед нами было зрелище настоящего громадного пожара. Дым, чад, грохот и шум рушившихся стен. Колокольни и кресты церквей накренялись и валились наземь. Все горело под торжественные звуки увертюры Чайковского „12-й год“. Мы были пора– жены, и молчали в недоумении. Но немецкая толпа аплодировала, кричала, вопила от восторга, и неистовству ее не было пределов, когда музыка сразу при падении последней стены над пеплом наших дворцов и церквей, под грохот фейерверка, загремела немецкий национальный гимн. „Так вот в чем дело! Вот чего им хочется!“ – воскликнула моя жена. Впечатление было сильное. „Но чья возьмет?“ – подумалось мне».
Прозвучал выстрел в Сараеве. По ночам грохотали по рельсам немецких и австрийских железных дорог воинские эшелоны, приближаясь к восточным, западным и южным рубежам.
Чудовищная военная машина кайзера Вильгельма начала действовать.
Брусилов поспешил вернуться в Россию.
К концу июля Брусилов сосредоточил дивизии 8-й армии Юго-Западного фронта, командование которой он принял, на линии Печиск – Проскуров – Антоновцы – Ярмолинцы, имея против себя части австро-венгерской армии. В первом же столкновении с неприятелем войска генерала Брусилова разбили австрийскую кавалерийскую дивизию, шедшую от Городка. 5 августа был получен приказ перейти в наступление, не ожидая дальнейшего сосредоточения войск. В тот же день 8-я армия перешла реку Збруч, являвшуюся государственной границей России, и, отбросив австрийцев, взяла много пленных, орудия и пулеметы. Продвинувшись на запад, войска Брусилова разгромили неприятеля у реки Коробец, захватив и здесь огромное количество пленных и трофеев.
Но первое настоящее сражение Брусилов дал на реке Гнилая Лила. «Предыдущие бои, делаясь постепенно все серьезнее, были хорошей школой для необстрелянных войск. Эти удачные бои подняли их дух, дали им убеждение, что австро-венгерцы во всех отношениях слабее их» (Брусилов). Два дня, 17 и 18 августа, продолжались жестокие схватки на этом рубеже. Австрийцы были разгромлены и, понеся большие потери, оставив массу орудий, пулеметов, винтовок, обозы, отступили в беспорядке. Брусилов двинулся к Львову. В результате успешного наступления русские солдаты под командованием Брусилова вошли в старинный русский город Львов – крупнейший центр Западной Украины.
22 августа пал сильно укрепленный австрийцами Галич – стольный город древнего русского Галицко-Волынского княжества. Грянули августовские бои у Гродека, где части брусиловской 8-й армии покрыли себя вновь неувядаемой славой. Дальнейший путь русским войскам в Галиции преграждал другой старинный русский город – Перемышль, также превращенный неприятелем в первоклассную крепость. Сюда и продвигались части 8-й армии.
В сентябре потрепанные в боях австрийцы очищали Восточную Галицию. Австро-германское главное командование, стремясь остановить русские войска, единственную надежду возлагало на Перемышль. В течение месяца шла борьба за него. На помощь осажденной крепости спешили реорганизованные австрийские армии. Но Брусилов сумел разбить их и двинулся к Карпатам, имея целью подготовить плацдарм для вступления русских войск на территорию Закарпатской Украины. 8-я армия под его командованием вышла в район Дуклинского перевала. Совершенно правильно оценивая обстановку, сложившуюся к тому времени, Брусилов считал необходимым иметь здесь сильный кулак, стянуть на себя побольше непри– ятельских войск и тем самым обеспечить успешную осаду Перемышля.
Брусиловская тактика всегда отличалась высокой активностью. «Лучший способ обороны – это при мало-мальской возможности переход в наступление, то есть обороняться надо не пассивно, что неизменно влечет за собой поражение, а возможно более активно, нанося противнику в чувствительных местах сильные удары» (Брусилов).
Бои русской армии в Карпатах являли собой образцы мужества и героизма. По пояс в снегу, в лютую стужу, почти без патронов и снарядов, экономя каждый выстрел, дрались русские солдаты. Брусилов писал: «Объезжая войска на горных позициях, я преклонялся перед этими героями, которые стойко переносили ужасающую тяжесть горной зимней войны при недостаточном вооружении, имея против себя втрое сильнейшего противника».
Из внутренних областей Германии и Австрии непрерывным потоком шли подкрепления. Подвозилась тяжелая артиллерия. Сильная ударная группа генерала Макензена прорвала русский фронт у Горлицы. Отбиваться было нечем. Началось трудное, кровопролитное отступление. Брусилов отошел на реку Буг.
Минула тяжелая зима 1915/16 года. В марте Брусилова назначили главнокомандующим армиями Юго-Западного фронта. Это до известной степени развязывало ему руки, предоставляло инициативу. Бездарное верховное командование несколько ослабило свое давление на него. Окружение царя по-прежнему не любило Брусилова и опасалось роста его популярности. Для придворной камарильи генерал без княжеского, графского или баронского титула, без протекций и связей, без академического значка оставался «выскочкой» и «берейтором»[1]. Но теперь в руках Брусилова сосредоточились крупные воинские силы, дававшие ему возможность ставить и разрешать большие задачи.
1916 год проходил под знаком позиционной войны. Войска зарылись в окопы. На огромном протяжении на западе и на востоке тянулись бесконечными лентами окопы, ходы сообщений, блиндажи, волчьи ямы, проволочные заграждения, минные поля. Война ушла под землю. Если бы кто-то ничего не знающий о войне очутился между неприятельскими траншеями, он даже при самом остром зрении не усмотрел бы нигде следов человека. А между тем на расстоянии каких-нибудь 200 метров за козырьками окопов, в блиндажах и землянках кипела особая окопная жизнь, и тысячи глаз зорко смотрели вперед, подстерегая врага. Лишь по ночам тарахтели повозки и кухни, глухо рокотали автомобили, идущие с притушенными фарами, подходили санитарные двуколки и бесконечной вереницей тянулись по путям сообщений истощенные, посеревшие от окопной земли солдаты. К рассвету же опять все вымирало. Лишь изредка появлялся тихоходный неуклюжий самолет. Как комья ваты, распухали вокруг него разрывы шрапнели, и летчик спешил назад.
Фронт застыл.
Почти не продвигаясь вперед, немцы бросали в бой дивизии, корпуса, армии, перемалывая их в «верденской мясорубке». Попытки англо-французских армий перейти в наступление также не увенчались успехом. Каждый километр отбитой у врага территории стоил сотен тысяч жизней. Весь 1916 год на западе проходил под знаком оперативной безысходности позиционной войны.
Брусилов сломил обычное представление о позиционной войне и застывшем фронте. Ему удалось добиться оперативного успеха крупнейшего значения, отразившегося на всем ходе мировой войны.
Обстановка на Западном фронте была очень тяжелой. Англофранцузская армия нуждалась в помощи. Французам под Верденом с каждым днем становилось все трудней. Верденская операция поглощала несметное число человеческих жизней и огромное количество боеприпасов, военного снаряжения. Итальянская армия отступала, и Италия оказалась на грани военной катастрофы. Англофранцузское и итальянское командования требовали от России немедленной помощи. Русская Ставка вынуждена была принять решение о наступлении.
Сразу же после своего назначения главнокомандующим армиями Юго-Западного фронта Брусилов взялся за разработку плана наступления. Смысл его оперативного плана заключался в том, чтобы «навалиться всеми силами на австро-германский фронт». А для этого каждая армия выбирала один наиболее ответственный участок, каждый корпус также намечал для себя такой ударный участок. На всех этих участках должны были немедленно начаться земляные работы для сближения с противником. Даже если неприятель обнаружит подготовку к наступлению, то все равно он не сможет стянуть в одно определенное место все свои силы и, более того, не сумеет даже обнаружить направление главного удара. А главный удар намечался по городу Луцк. Его должна была нанести 8-я армия. Остальные армии Юго-Западного фронта тоже должны были нанести сильные удары. А резервы намечалось бросить туда, где будет достигнут наибольший успех.
Смелость, оригинальность и размах характеризуют этот план, разработанный Брусиловым. Традиционному замыслу нанесение удара «кулаком» по одному месту Брусилов противопоставил идею «атаки по всему фронту». Он учел неудачи своих коллег – главнокомандующего армиями Западного фронта генерала Эверта, главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта генерала Куропаткина, а также печальный «опыт» германского командования под Верденом и категорически отказался выполнить «пожелание» Николая II придерживаться обычной тактики прорыва[2].
Брусилов был широко образованным стратегом, следил за успехами военного искусства и военной техники, тщательно изучал ход войны и тактику врага. В частности, он первым учел особенности войны в новых условиях и ввел глубокое построение оперативного порядка и оперативные резервы. «Теперь для успеха наступления надо вести его густыми цепями, а поддержки иметь в еще более густых цепях и даже в колоннах», – писал Брусилов, разбирая сражение 12-го корпуса в районе Любачев – Краковец. Этот свой тезис он развил и применил на деле во время знаменитого Брусиловского прорыва.
Подготовка к наступлению держалась в строгом секрете. Но окружавшим царя шпионам кое-что было известно. «Августейшая» шпионка, царица Александра Федоровна, весьма недружелюбно относившаяся к Брусилову, как-то спросила его, когда намечается наступление. Брусилов ответил, что такие сведения настолько секретны, что он сам их не помнит. Царица с кислой миной вручила ему… образок! А между тем подготовка к наступлению шла полным ходом.
Перед наступлением Брусилов имел сведения, что силы противника достигают 480 тысяч человек. У неприятеля было огромное преимущество в артиллерии, особенно тяжелой, и в пулеметах. Его позиции состояли из трех хорошо укрепленных полос. Каждая полоса включала в себя несколько линий окопов полного профиля, с блиндажами, убежищами, гнездами для пулеметов, бойницами, лисьими норами, козырьками и целой системой ходов сообщений. Железобетонные и земляные блиндажи с настилами из толстых бревен предохраняли даже от тяжелых снарядов. Офицерские убежища представляли собой настоящие квартиры. Все укрепления были обнесены колючей проволокой, через которую пропускался электрический ток, и к этому добавлялись еще мины. Прорыв такой линии казался невозможным. Но Брусилов рассчитывал на тщательность подготовки и внезапность удара.
Постепенно, по ночам, началось сближение с противником. Пехота вела окопные работы, ближе и ближе подвигаясь к окопам австрийцев.
Артиллерийские наблюдатели заносили на карты и планы все, что должен был подавить орудийный огонь: пулеметные гнезда, блиндажи, траншеи. Они же вбивали в землю колышки с номерами, а к ночи у этих колышков появлялись саперы и рыли узкие глубокие ямы, оборудовали укрытия. Так была создана целая сеть артиллерийских наблюдательных пунктов.
4 июня (22 мая) 1916 года в 4 часа утра русская артиллерия открыла огонь. В 6 часов огонь усилился. Тяжелые и полевые орудия, мортиры и траншейная артиллерия методически, с определенными интервалами посылали снаряды и мины на окопы противника. В 6 часов 45 минут огонь русской артиллерии стал еще более интенсивным, интервалы между выстрелами сократились. В 9 часов утра огонь внезапно прекратился. Солдаты противника вышли из укрытий, заполнили окопы, замерли у пулеметов и винтовок, готовясь встретить русских.
Но через четверть часа русская артиллерия возобновила огонь. В 10 часов утра артиллеристы перенесли его на вторую линию позиций неприятеля. Опять застыли у пулеметов австрийцы, и снова огонь, и снова, оставляя в полуразрушенных окопах убитых и раненых, австро-венгры и немцы искали спасения в убежищах, блиндажах, лисьих норах. Два раза через равные промежутки времени русская артиллерия прекращала огонь на 15 минут и два раза на протяжении 10 – 20 минут вела его по тылам противника[3]. Это дезориентировало, деморализовывало, угнетало, подавляло неприятеля. И только в полдень ринулась в атаку русская пехота. Она шла волнами, в некоторых местах почти не встречая организованного сопротивления и неся относительно небольшие потери. Начался Брусиловский прорыв – наступательная операция гигантского масштаба.
Значение Брусиловского прорыва в ходе первой мировой войны огромно. Он показал, что после исключительных неудач 1915 года, после потери огромной территории русская армия не только может еще сопротивляться, но и наносить своему противнику страшные удары. Потери австро-германцев во время Брусиловского прорыва, длившегося до конца октября, составляли убитыми, ранеными и пленными до 1,5 миллиона человек. Русским достались 581 орудие, 1795 пулеметов, 448 бомбометов и минометов, огромное количество военного имущества. Фронт был прорван на протяжении 350 километров, а глубина прорыва доходила до 70 – 120 километров. Русские войска вступили в Северную Буковину и овладели Черновицами.
Брусиловский прорыв поставил на грань военной и политической катастрофы Австро-Венгрию. Ослабли атаки немцев на Верден. Прекратилось наступление на итальянском фронте. Против Германии и Австро-Венгрии выступила Румыния. В трудную для англофранцузских и итальянских войск минуту десятки германских и австро-венгерских дивизий были переброшены с западного, итальянского, салоникского фронтов на русский, восточный фронт. Англофранцузские войска смогли подготовить наступление на Сомме в июле 1916 года, вынудившее германское командование перейти к стратегической обороне[4].
Блестящая операция Брусилова стала предметом тщательного изучения в генштабах многих европейских армий. Идея нажима на всем фронте, с ударом сразу в нескольких местах, идея внезапности, составлявшие основу брусиловского стратегического плана, стали венцом русского военного искусства в мировую войну. Русский опыт учел маршал Фош во время контрнаступления англо-французов в. 1918 году, закончившегося военным поражением Германии. Брусиловскую идею наступления пехоты волнами использовали англичане в 1917 году, назвав свой план «атакой перекатами»[5].
Но беспримерный прорыв русских армий на Юго-Западном фронте все же не принес тех результатов, какие мог принести. Медлительность русской Ставки дала возможность германцам и австрийцам перегруппировать силы, подтянуть резервы и ударной группой приостановить наше наступление. Англо-французское командование тоже не воспользовалось должным образом трудностями, возникшими у противника, для столь же решительного нажима на него с Запада. «В Галиции опаснейший момент русского наступления был уже пережит, когда раздался первый выстрел на Сомме»[6].
К концу 1916 года военные действия на русском фронте вновь приобрели позиционный характер…
Приближался 1917 год. В стране царила разруха. Начинался голод. Не хватало паровозов, вагонов, хлеба, металла, угля. Все это Брусилов видел. Он тяжело переживал действительность, терял веру в царское правительство с его бездарными министрами и в самого царя – нерешительного, инертного, абсолютно не соответствующего высокому положению верховного главнокомандующего. Но, как царский генерал, Брусилов болезненно реагировал на развал царизма, отождествляя его с русской армией, с Россией, с русским народом[7]. Он считал своей обязанностью помочь довести войну до победного конца. Империалистические цели войны ему были просто непонятны. Проигрыш войны он воспринимал как гибель России.
В февральские дни 1917 года Брусилов присоединился к Думе и обратился к царю с просьбой отречься от престола. Кое-кто из царской камарильи, зная популярность Брусилова, видел в нем подходящего кандидата в военные диктаторы, «усмирителя» восставшего народа. Однако расчетам этим не суждено было осуществиться.
Февральская революция не явилась для Брусилова неожиданностью. Он видел и ее дальнейший путь. «…Мне стало ясно, что дело на этом остановиться не может и что наша революция обязательно должна закончиться тем, что у власти станут большевики», – пишет в своих воспоминаниях Брусилов. Он правильно оценивал настроение солдат, утверждая, что «на правительство они не надеются, для них все в Совете рабочих и солдатских депутатов. Если затронуть последний – это вызывает у них злобу и раздражение… Среди солдат много было рабочих и людей, уже подготовленных к политической жизни, многие из солдат были большевики…».
Брусилов не сочувствовал брожению в солдатской массе. Для него это был «хаос», «развал» русской армии. Он выступал против знаменитого приказа № 1 и солдатских комитетов, считая, что деятельность этих организаций должна ограничиваться лишь «текущими нуждами» солдат. Брусилов восстановил полевые суды. и смертную казнь на фронте, энергично боролся за укрепление дисциплины, ограничивал собрания и митинги, принимал крутые меры против распространения большевистской агитации.
В мае 1917 года его назначили верховным главнокомандующим. Но к этому времени Брусилову уже стало ясно, что продолжать войну нельзя, что за интересы помещиков и капиталистов русские солдаты в бой не пойдут. Свое согласие принять пост верховного главнокомандующего он объяснял лишь тем, что «решил остаться в России и служить русскому народу».
Буржуазия стремилась утопить революцию в крови, установить свою диктатуру. Для этого ей нужен был диктатор, решительный, «боевой» генерал, который не остановится перед самыми жестокими репрессиями против народа. Но для такой роли Брусилов не годился. И контрреволюция очень скоро почувствовала это. Приказом Керенского Брусилов был отстранен, и на должность верховного главнокомандующего получил назначение махровый контрреволюционер Корнилов.
Позже Брусилова попытались втянуть в корниловский заговор. К нему в Москву приехала специальная делегация. И каково же было изумление этой делегации, когда Брусилов охарактеризовал выступление Корнилова как авантюру, а самого Корнилова назвал изменником.
Октябрьские бои 1917 года застали Брусилова в его московской квартире, в Мансуровском переулке на Остоженке. Здесь он был тяжело ранен в ногу осколком снаряда. Военно-революционный комитет Замоскворецкого района поставил у брусиловского дома охрану из красногвардейцев. Затем на автомобиле раненого доставили в хирургическую лечебницу на Молчановке. Рана уложила Брусилова в постель на много месяцев[8]. Но и в этом состоянии его не оставляли в покое зачинатели «белого движения». Брусилова звали в Новочеркасск, на Дон, в «русскую Вандею». Он ответил отказом: «Никуда не поеду. Пора нам забыть о трехцветном знамени и соединиться под красным»[9].
Для «белого движения» Брусилов стал опасным врагом, изменником. И белогвардейцы жестоко отомстили ему. Единственный его сын, корнет Алексей Брусилов, командир отряда красной конницы, в боях под Орлом был захвачен в плен деникинцами и расстрелян. В конце гражданской войны белогвардейцы составили список царских генералов, «продавшихся III Интернационалу». А. А. Брусилов в этом списке числился первым. В четырех номерах редактируемой Бурцевым белогвардейской газеты «Общее дело» печаталась статья о «продавшихся» большевикам генералах – А. А. Брусилове, М. Д. Бонч-Бруевиче, А. Е. Гуторе, В. М. Клембовском. Их обвиняли в «предательстве», добровольной службе Советской власти «не за страх, а за совесть», активной помощи в строительстве Красной Армии и подготовке разгрома Колчака, Деникина, а также других белогвардейских генералов[10].
Одаренный большим природным умом, образованный, решительный и энергичный полководец, Брусилов резко выделялся среди царских генералов. Он верил в русского солдата и любил его. «Солдаты были русские, я смотрел на них как на свою семью», – пишет он в своих воспоминаниях.
Брусилов любил Россию, свою дорогую родину, и служил ей честно и преданно до конца своей жизни. «От русского народа я не отделюсь и останусь с ним, что бы ни случилось», – говорил он, и говорил правду. Он знал ее друзей и врагов.
Брусилов не пошел за своими коллегами, генералами царской армии, в лагерь контрреволюции, а остался с народом. Советским гражданином и командиром Красной Армии закончил он свой жизненный путь.
А. А. Брусилов родился в 1853 году в Тбилиси в семье генерал-лейтенанта. Рано оставшись без родителей, воспитывался у родственников. Четырнадцатилетним мальчиком был отдан в Пажеский корпус в Петербурге.
«Учился я странно: те науки, которые мне нравились, я усваивал очень быстро и хорошо, некоторые же, которые были мне чужды, я изучал неохотно и только-только подучивал, чтобы перейти в следующий класс: самолюбие не позволяло застрять на второй год», – вспоминает Брусилов. В 1872 году он был выпущен офицером в 15-й Тверской драгунский полк.
Началась русско-турецкая война 1877—1878 гг. В ночь на 12 апреля во главе небольшого отряда поручик Брусилов перешел турецкую границу, переправившись вброд через реку Арпачай, и вынудил турецкую заставу сдаться в плен. Так принял боевое крещение будущий полководец.
Кавказский театр военных действий, на котором пришлось воевать Брусилову, отличался суровой природой, отсутствием сколько-нибудь сносных дорог. В ущельях по заснеженным скалам бредили отряды башибузуков – турецкой иррегулярной конницы, подстерегая отставших и уничтожая небольшие русские отряды.
Русские войска наступали на сильную турецкую крепость Карс, постепенно охватывая ее со всех сторон. Молодой поручик Брусилов находился в авангарде русских войск, штурмовавших крепость.
Вскоре по окончании войны с турками Брусилов был назначен в офицерскую кавалерийскую школу в Петербурге, где и прослужил до 1906 года. С должности начальника этой школы пошел командовать 2-й гвардейской кавалерийской дивизией, а в 1908 году получил 14-й корпус, стоявший в Люблине. Через четыре года Брусилов стал помощником командующего войсками Варшавского военного округа и оказался в чужой, враждебной ему среде; здесь, в «высшем круге» общества, велись разговоры и завязывались связи, компрометирующие честь России, не прекращалась подозрительная возня немцев и прогерманских генералов и чиновников. Брусилов насторожился. В своих воспоминаниях он пишет:
«Не могу не отметить странного впечатления, которое производила на меня тогда вся варшавская высшая администрация. Везде стояли во главе немцы: генерал-губернатор Скалон, женатый на баронессе Корф, губернатор – ее родственник, барон Корф, помощник генерал-губернатора Эссен, начальник жандармов Утгоф, управляющий конторой государственного банка барон Тизенгаузен. начальник дворцового управления Тиздель, обер-полицмейстер Мейер, президент города Миллер, прокурор палаты Гессе, управляющий контрольной палатой фон Минцлов, вице-губернатор Грессер, прокурор суда Лейвин, штаб-офицеры при губернаторе Эгельстром и Фехтнер, начальник Привислинской железной дороги Гескет и т. д. Букет на подбор. Я был назначен по уходе Гершельмана и был каким-то резким диссонансом – „Брусилов“.
В таком окружении, чувствуя повсюду явную и тайную измену, он не мог, конечно, оставаться долго. «Неудобного», настойчивого, честного русского генерала, душой и телом преданного своей родине, постарались убрать. 1913 год застал Брусилова уже в Киевском военном округе.
Настал памятный 1914 год. На западе сгущались тучи войны. Незадолго до начала ее Брусилов жил на курорте в немецком городе Киссингене. Глубоко врезался в его память один вечер:
«В тот памятный вечер весь парк и окрестные горы были великолепно убраны флагами, гирляндами, транспарантами. Музыка гремела со всех сторон. Центральная же площадь, окруженная цветниками, была застроена прекрасными декорациями, изображавшими московский Кремль, церкви, стены и башни его. На первом плане – Василий Блаженный. Нас это очень удивило и заинтересовало. Но когда начался грандиозный фейерверк с пальбой и ракетами под звуки нескольких оркестров, игравших „Боже, царя храни“ и „Коль славен“, мы окончательно поразились. Вскоре масса искр и огней с треском, напоминавшим пушечную пальбу, рассыпаясь со всех сторон на центральную площадь парка, подожгла все постройки и сооружения Кремля. Перед нами было зрелище настоящего громадного пожара. Дым, чад, грохот и шум рушившихся стен. Колокольни и кресты церквей накренялись и валились наземь. Все горело под торжественные звуки увертюры Чайковского „12-й год“. Мы были пора– жены, и молчали в недоумении. Но немецкая толпа аплодировала, кричала, вопила от восторга, и неистовству ее не было пределов, когда музыка сразу при падении последней стены над пеплом наших дворцов и церквей, под грохот фейерверка, загремела немецкий национальный гимн. „Так вот в чем дело! Вот чего им хочется!“ – воскликнула моя жена. Впечатление было сильное. „Но чья возьмет?“ – подумалось мне».
Прозвучал выстрел в Сараеве. По ночам грохотали по рельсам немецких и австрийских железных дорог воинские эшелоны, приближаясь к восточным, западным и южным рубежам.
Чудовищная военная машина кайзера Вильгельма начала действовать.
Брусилов поспешил вернуться в Россию.
К концу июля Брусилов сосредоточил дивизии 8-й армии Юго-Западного фронта, командование которой он принял, на линии Печиск – Проскуров – Антоновцы – Ярмолинцы, имея против себя части австро-венгерской армии. В первом же столкновении с неприятелем войска генерала Брусилова разбили австрийскую кавалерийскую дивизию, шедшую от Городка. 5 августа был получен приказ перейти в наступление, не ожидая дальнейшего сосредоточения войск. В тот же день 8-я армия перешла реку Збруч, являвшуюся государственной границей России, и, отбросив австрийцев, взяла много пленных, орудия и пулеметы. Продвинувшись на запад, войска Брусилова разгромили неприятеля у реки Коробец, захватив и здесь огромное количество пленных и трофеев.
Но первое настоящее сражение Брусилов дал на реке Гнилая Лила. «Предыдущие бои, делаясь постепенно все серьезнее, были хорошей школой для необстрелянных войск. Эти удачные бои подняли их дух, дали им убеждение, что австро-венгерцы во всех отношениях слабее их» (Брусилов). Два дня, 17 и 18 августа, продолжались жестокие схватки на этом рубеже. Австрийцы были разгромлены и, понеся большие потери, оставив массу орудий, пулеметов, винтовок, обозы, отступили в беспорядке. Брусилов двинулся к Львову. В результате успешного наступления русские солдаты под командованием Брусилова вошли в старинный русский город Львов – крупнейший центр Западной Украины.
22 августа пал сильно укрепленный австрийцами Галич – стольный город древнего русского Галицко-Волынского княжества. Грянули августовские бои у Гродека, где части брусиловской 8-й армии покрыли себя вновь неувядаемой славой. Дальнейший путь русским войскам в Галиции преграждал другой старинный русский город – Перемышль, также превращенный неприятелем в первоклассную крепость. Сюда и продвигались части 8-й армии.
В сентябре потрепанные в боях австрийцы очищали Восточную Галицию. Австро-германское главное командование, стремясь остановить русские войска, единственную надежду возлагало на Перемышль. В течение месяца шла борьба за него. На помощь осажденной крепости спешили реорганизованные австрийские армии. Но Брусилов сумел разбить их и двинулся к Карпатам, имея целью подготовить плацдарм для вступления русских войск на территорию Закарпатской Украины. 8-я армия под его командованием вышла в район Дуклинского перевала. Совершенно правильно оценивая обстановку, сложившуюся к тому времени, Брусилов считал необходимым иметь здесь сильный кулак, стянуть на себя побольше непри– ятельских войск и тем самым обеспечить успешную осаду Перемышля.
Брусиловская тактика всегда отличалась высокой активностью. «Лучший способ обороны – это при мало-мальской возможности переход в наступление, то есть обороняться надо не пассивно, что неизменно влечет за собой поражение, а возможно более активно, нанося противнику в чувствительных местах сильные удары» (Брусилов).
Бои русской армии в Карпатах являли собой образцы мужества и героизма. По пояс в снегу, в лютую стужу, почти без патронов и снарядов, экономя каждый выстрел, дрались русские солдаты. Брусилов писал: «Объезжая войска на горных позициях, я преклонялся перед этими героями, которые стойко переносили ужасающую тяжесть горной зимней войны при недостаточном вооружении, имея против себя втрое сильнейшего противника».
Из внутренних областей Германии и Австрии непрерывным потоком шли подкрепления. Подвозилась тяжелая артиллерия. Сильная ударная группа генерала Макензена прорвала русский фронт у Горлицы. Отбиваться было нечем. Началось трудное, кровопролитное отступление. Брусилов отошел на реку Буг.
Минула тяжелая зима 1915/16 года. В марте Брусилова назначили главнокомандующим армиями Юго-Западного фронта. Это до известной степени развязывало ему руки, предоставляло инициативу. Бездарное верховное командование несколько ослабило свое давление на него. Окружение царя по-прежнему не любило Брусилова и опасалось роста его популярности. Для придворной камарильи генерал без княжеского, графского или баронского титула, без протекций и связей, без академического значка оставался «выскочкой» и «берейтором»[1]. Но теперь в руках Брусилова сосредоточились крупные воинские силы, дававшие ему возможность ставить и разрешать большие задачи.
1916 год проходил под знаком позиционной войны. Войска зарылись в окопы. На огромном протяжении на западе и на востоке тянулись бесконечными лентами окопы, ходы сообщений, блиндажи, волчьи ямы, проволочные заграждения, минные поля. Война ушла под землю. Если бы кто-то ничего не знающий о войне очутился между неприятельскими траншеями, он даже при самом остром зрении не усмотрел бы нигде следов человека. А между тем на расстоянии каких-нибудь 200 метров за козырьками окопов, в блиндажах и землянках кипела особая окопная жизнь, и тысячи глаз зорко смотрели вперед, подстерегая врага. Лишь по ночам тарахтели повозки и кухни, глухо рокотали автомобили, идущие с притушенными фарами, подходили санитарные двуколки и бесконечной вереницей тянулись по путям сообщений истощенные, посеревшие от окопной земли солдаты. К рассвету же опять все вымирало. Лишь изредка появлялся тихоходный неуклюжий самолет. Как комья ваты, распухали вокруг него разрывы шрапнели, и летчик спешил назад.
Фронт застыл.
Почти не продвигаясь вперед, немцы бросали в бой дивизии, корпуса, армии, перемалывая их в «верденской мясорубке». Попытки англо-французских армий перейти в наступление также не увенчались успехом. Каждый километр отбитой у врага территории стоил сотен тысяч жизней. Весь 1916 год на западе проходил под знаком оперативной безысходности позиционной войны.
Брусилов сломил обычное представление о позиционной войне и застывшем фронте. Ему удалось добиться оперативного успеха крупнейшего значения, отразившегося на всем ходе мировой войны.
Обстановка на Западном фронте была очень тяжелой. Англофранцузская армия нуждалась в помощи. Французам под Верденом с каждым днем становилось все трудней. Верденская операция поглощала несметное число человеческих жизней и огромное количество боеприпасов, военного снаряжения. Итальянская армия отступала, и Италия оказалась на грани военной катастрофы. Англофранцузское и итальянское командования требовали от России немедленной помощи. Русская Ставка вынуждена была принять решение о наступлении.
Сразу же после своего назначения главнокомандующим армиями Юго-Западного фронта Брусилов взялся за разработку плана наступления. Смысл его оперативного плана заключался в том, чтобы «навалиться всеми силами на австро-германский фронт». А для этого каждая армия выбирала один наиболее ответственный участок, каждый корпус также намечал для себя такой ударный участок. На всех этих участках должны были немедленно начаться земляные работы для сближения с противником. Даже если неприятель обнаружит подготовку к наступлению, то все равно он не сможет стянуть в одно определенное место все свои силы и, более того, не сумеет даже обнаружить направление главного удара. А главный удар намечался по городу Луцк. Его должна была нанести 8-я армия. Остальные армии Юго-Западного фронта тоже должны были нанести сильные удары. А резервы намечалось бросить туда, где будет достигнут наибольший успех.
Смелость, оригинальность и размах характеризуют этот план, разработанный Брусиловым. Традиционному замыслу нанесение удара «кулаком» по одному месту Брусилов противопоставил идею «атаки по всему фронту». Он учел неудачи своих коллег – главнокомандующего армиями Западного фронта генерала Эверта, главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта генерала Куропаткина, а также печальный «опыт» германского командования под Верденом и категорически отказался выполнить «пожелание» Николая II придерживаться обычной тактики прорыва[2].
Брусилов был широко образованным стратегом, следил за успехами военного искусства и военной техники, тщательно изучал ход войны и тактику врага. В частности, он первым учел особенности войны в новых условиях и ввел глубокое построение оперативного порядка и оперативные резервы. «Теперь для успеха наступления надо вести его густыми цепями, а поддержки иметь в еще более густых цепях и даже в колоннах», – писал Брусилов, разбирая сражение 12-го корпуса в районе Любачев – Краковец. Этот свой тезис он развил и применил на деле во время знаменитого Брусиловского прорыва.
Подготовка к наступлению держалась в строгом секрете. Но окружавшим царя шпионам кое-что было известно. «Августейшая» шпионка, царица Александра Федоровна, весьма недружелюбно относившаяся к Брусилову, как-то спросила его, когда намечается наступление. Брусилов ответил, что такие сведения настолько секретны, что он сам их не помнит. Царица с кислой миной вручила ему… образок! А между тем подготовка к наступлению шла полным ходом.
Перед наступлением Брусилов имел сведения, что силы противника достигают 480 тысяч человек. У неприятеля было огромное преимущество в артиллерии, особенно тяжелой, и в пулеметах. Его позиции состояли из трех хорошо укрепленных полос. Каждая полоса включала в себя несколько линий окопов полного профиля, с блиндажами, убежищами, гнездами для пулеметов, бойницами, лисьими норами, козырьками и целой системой ходов сообщений. Железобетонные и земляные блиндажи с настилами из толстых бревен предохраняли даже от тяжелых снарядов. Офицерские убежища представляли собой настоящие квартиры. Все укрепления были обнесены колючей проволокой, через которую пропускался электрический ток, и к этому добавлялись еще мины. Прорыв такой линии казался невозможным. Но Брусилов рассчитывал на тщательность подготовки и внезапность удара.
Постепенно, по ночам, началось сближение с противником. Пехота вела окопные работы, ближе и ближе подвигаясь к окопам австрийцев.
Артиллерийские наблюдатели заносили на карты и планы все, что должен был подавить орудийный огонь: пулеметные гнезда, блиндажи, траншеи. Они же вбивали в землю колышки с номерами, а к ночи у этих колышков появлялись саперы и рыли узкие глубокие ямы, оборудовали укрытия. Так была создана целая сеть артиллерийских наблюдательных пунктов.
4 июня (22 мая) 1916 года в 4 часа утра русская артиллерия открыла огонь. В 6 часов огонь усилился. Тяжелые и полевые орудия, мортиры и траншейная артиллерия методически, с определенными интервалами посылали снаряды и мины на окопы противника. В 6 часов 45 минут огонь русской артиллерии стал еще более интенсивным, интервалы между выстрелами сократились. В 9 часов утра огонь внезапно прекратился. Солдаты противника вышли из укрытий, заполнили окопы, замерли у пулеметов и винтовок, готовясь встретить русских.
Но через четверть часа русская артиллерия возобновила огонь. В 10 часов утра артиллеристы перенесли его на вторую линию позиций неприятеля. Опять застыли у пулеметов австрийцы, и снова огонь, и снова, оставляя в полуразрушенных окопах убитых и раненых, австро-венгры и немцы искали спасения в убежищах, блиндажах, лисьих норах. Два раза через равные промежутки времени русская артиллерия прекращала огонь на 15 минут и два раза на протяжении 10 – 20 минут вела его по тылам противника[3]. Это дезориентировало, деморализовывало, угнетало, подавляло неприятеля. И только в полдень ринулась в атаку русская пехота. Она шла волнами, в некоторых местах почти не встречая организованного сопротивления и неся относительно небольшие потери. Начался Брусиловский прорыв – наступательная операция гигантского масштаба.
Значение Брусиловского прорыва в ходе первой мировой войны огромно. Он показал, что после исключительных неудач 1915 года, после потери огромной территории русская армия не только может еще сопротивляться, но и наносить своему противнику страшные удары. Потери австро-германцев во время Брусиловского прорыва, длившегося до конца октября, составляли убитыми, ранеными и пленными до 1,5 миллиона человек. Русским достались 581 орудие, 1795 пулеметов, 448 бомбометов и минометов, огромное количество военного имущества. Фронт был прорван на протяжении 350 километров, а глубина прорыва доходила до 70 – 120 километров. Русские войска вступили в Северную Буковину и овладели Черновицами.
Брусиловский прорыв поставил на грань военной и политической катастрофы Австро-Венгрию. Ослабли атаки немцев на Верден. Прекратилось наступление на итальянском фронте. Против Германии и Австро-Венгрии выступила Румыния. В трудную для англофранцузских и итальянских войск минуту десятки германских и австро-венгерских дивизий были переброшены с западного, итальянского, салоникского фронтов на русский, восточный фронт. Англофранцузские войска смогли подготовить наступление на Сомме в июле 1916 года, вынудившее германское командование перейти к стратегической обороне[4].
Блестящая операция Брусилова стала предметом тщательного изучения в генштабах многих европейских армий. Идея нажима на всем фронте, с ударом сразу в нескольких местах, идея внезапности, составлявшие основу брусиловского стратегического плана, стали венцом русского военного искусства в мировую войну. Русский опыт учел маршал Фош во время контрнаступления англо-французов в. 1918 году, закончившегося военным поражением Германии. Брусиловскую идею наступления пехоты волнами использовали англичане в 1917 году, назвав свой план «атакой перекатами»[5].
Но беспримерный прорыв русских армий на Юго-Западном фронте все же не принес тех результатов, какие мог принести. Медлительность русской Ставки дала возможность германцам и австрийцам перегруппировать силы, подтянуть резервы и ударной группой приостановить наше наступление. Англо-французское командование тоже не воспользовалось должным образом трудностями, возникшими у противника, для столь же решительного нажима на него с Запада. «В Галиции опаснейший момент русского наступления был уже пережит, когда раздался первый выстрел на Сомме»[6].
К концу 1916 года военные действия на русском фронте вновь приобрели позиционный характер…
Приближался 1917 год. В стране царила разруха. Начинался голод. Не хватало паровозов, вагонов, хлеба, металла, угля. Все это Брусилов видел. Он тяжело переживал действительность, терял веру в царское правительство с его бездарными министрами и в самого царя – нерешительного, инертного, абсолютно не соответствующего высокому положению верховного главнокомандующего. Но, как царский генерал, Брусилов болезненно реагировал на развал царизма, отождествляя его с русской армией, с Россией, с русским народом[7]. Он считал своей обязанностью помочь довести войну до победного конца. Империалистические цели войны ему были просто непонятны. Проигрыш войны он воспринимал как гибель России.
В февральские дни 1917 года Брусилов присоединился к Думе и обратился к царю с просьбой отречься от престола. Кое-кто из царской камарильи, зная популярность Брусилова, видел в нем подходящего кандидата в военные диктаторы, «усмирителя» восставшего народа. Однако расчетам этим не суждено было осуществиться.
Февральская революция не явилась для Брусилова неожиданностью. Он видел и ее дальнейший путь. «…Мне стало ясно, что дело на этом остановиться не может и что наша революция обязательно должна закончиться тем, что у власти станут большевики», – пишет в своих воспоминаниях Брусилов. Он правильно оценивал настроение солдат, утверждая, что «на правительство они не надеются, для них все в Совете рабочих и солдатских депутатов. Если затронуть последний – это вызывает у них злобу и раздражение… Среди солдат много было рабочих и людей, уже подготовленных к политической жизни, многие из солдат были большевики…».
Брусилов не сочувствовал брожению в солдатской массе. Для него это был «хаос», «развал» русской армии. Он выступал против знаменитого приказа № 1 и солдатских комитетов, считая, что деятельность этих организаций должна ограничиваться лишь «текущими нуждами» солдат. Брусилов восстановил полевые суды. и смертную казнь на фронте, энергично боролся за укрепление дисциплины, ограничивал собрания и митинги, принимал крутые меры против распространения большевистской агитации.
В мае 1917 года его назначили верховным главнокомандующим. Но к этому времени Брусилову уже стало ясно, что продолжать войну нельзя, что за интересы помещиков и капиталистов русские солдаты в бой не пойдут. Свое согласие принять пост верховного главнокомандующего он объяснял лишь тем, что «решил остаться в России и служить русскому народу».
Буржуазия стремилась утопить революцию в крови, установить свою диктатуру. Для этого ей нужен был диктатор, решительный, «боевой» генерал, который не остановится перед самыми жестокими репрессиями против народа. Но для такой роли Брусилов не годился. И контрреволюция очень скоро почувствовала это. Приказом Керенского Брусилов был отстранен, и на должность верховного главнокомандующего получил назначение махровый контрреволюционер Корнилов.
Позже Брусилова попытались втянуть в корниловский заговор. К нему в Москву приехала специальная делегация. И каково же было изумление этой делегации, когда Брусилов охарактеризовал выступление Корнилова как авантюру, а самого Корнилова назвал изменником.
Октябрьские бои 1917 года застали Брусилова в его московской квартире, в Мансуровском переулке на Остоженке. Здесь он был тяжело ранен в ногу осколком снаряда. Военно-революционный комитет Замоскворецкого района поставил у брусиловского дома охрану из красногвардейцев. Затем на автомобиле раненого доставили в хирургическую лечебницу на Молчановке. Рана уложила Брусилова в постель на много месяцев[8]. Но и в этом состоянии его не оставляли в покое зачинатели «белого движения». Брусилова звали в Новочеркасск, на Дон, в «русскую Вандею». Он ответил отказом: «Никуда не поеду. Пора нам забыть о трехцветном знамени и соединиться под красным»[9].
Для «белого движения» Брусилов стал опасным врагом, изменником. И белогвардейцы жестоко отомстили ему. Единственный его сын, корнет Алексей Брусилов, командир отряда красной конницы, в боях под Орлом был захвачен в плен деникинцами и расстрелян. В конце гражданской войны белогвардейцы составили список царских генералов, «продавшихся III Интернационалу». А. А. Брусилов в этом списке числился первым. В четырех номерах редактируемой Бурцевым белогвардейской газеты «Общее дело» печаталась статья о «продавшихся» большевикам генералах – А. А. Брусилове, М. Д. Бонч-Бруевиче, А. Е. Гуторе, В. М. Клембовском. Их обвиняли в «предательстве», добровольной службе Советской власти «не за страх, а за совесть», активной помощи в строительстве Красной Армии и подготовке разгрома Колчака, Деникина, а также других белогвардейских генералов[10].