В нашем футболе первым атакующим защитником был Толя Крутиков. Выбор его тренерами, видимо, был еще связан и с тем, что на случай подключения к атаке Крутикова блестяще страховал партнер по спартаковской обороне Масленкин. Правда, в финале Толе было не до подключений, он плотно действовал против превосходного югослава Шекуларца. Как говорится, не до жиру, быть бы живу. Вне поля у него, как и у всех нас, была своя изюминка. Все время пил чай, который никто не мог в рот взять. Как только забурлит кипяток, он быстро наливает и пьет. От этого у него на губах кожа сходила. Он снимал ее пальцами и продолжал пить чай, как ни в чем не бывало. Зрелище не для слабонервных. Спрашивал: «Чайку не хочешь?» – «У тебя слишком крутой, ты же Крутиков».
   Юра Войнов, пятый номер. Один из лучших полузащитников на моей памяти. Я уже выше «присвоил» Игорю Нетто титул лучшего, но если бы меня спросили: кого ты возьмешь в команду, Войнова или Нетто? Я бы все-таки по практическим соображениям предпочел Юрку.
   Он не обладал универсальной техникой обводки, как Нетто, но был рациональнее. Против него было тяжелее играть. Войнов держал в напряжении полузащиту и защиту по всей глубине обороны. Если Игорь брал мяч, для него потеря была равносильна грубой ошибке. Поэтому он не любил длинных пасов, максимум метров на пятнадцать. И когда мы играли против «Спартака», что Аркадьев, что Елисеев предписывали бросать своего и идти на подстраховку, чтобы в куче отобрать мяч. «Он все равно не даст длинную». С Киевом такие вещи не проходили. Стоило только на секунду оставить соперника, как следовала передача метров на тридцать-сорок в нужную точку. Кроме того, у него был сумасшедший удар с правой. Тридцать восьмой размер обуви, подъем с горбушкой. Играли както с «Динамо», и я действовал против него. Юрка летел к воротам, я висел на плечах, а Ворошилов мне кричал:
   – Закрой правую! Закрой правую ногу! Не дай ударить!
   Я закрываю, он перекладывает на левую и кладет мяч в девятину.
   Позже я попытался перевести неудачу в шутку. Стучал себе кулаком в грудь и говорил:
   – Как я здорово правую ногу-то закрыл!
   Юрке шутка пришлась по вкусу, он до сих пор ее с удовольствием вспоминает. А вот Виктор Ворошилов смотрел на меня с сожалением:
   – Ты, прямо, как Серега Сальников. Тот после финала Кубка все хвастался, как он меня сделал. Я не понимал, а он утверждал, что подсказал Ивакину в какой угол я буду пенальти бить. В ответ я ему показывал свою фотографию с Кубком…
   На сборы Юра приезжал всегда хорошо одетый, интеллигентный. А перед выходом на поле съедал по полплитки шоколада. Эстет, одним словом.
   Левый полузащитник Игорь Нетто девять лет носил капитанскую повязку сборной, и этим все сказано. Повторюсь, что они с Яшиным были нашими авторитетами. Слово это полукриминальное, но если оно означает беспрекословное подчинение, основанное на заслугах и личном примере, то подходит как нельзя более кстати. Яшин все-таки был не такой, а Нетто просто наводил террор, требовал порядка. Впрочем, если у кого-то и возникали какие возражения, они исчезали после первого же матча, проведенного с ним на поле. Не было случая, чтобы он убрал ногу, не пошел в борьбу. А самым демонстративным являлся момент после стартового свистка судьи. Обе команды концентрировались на первом мяче, и Игорь Нетто, как Александр Матросов на амбразуру, бросался в это пекло, что бы выиграть начало. Не жалея никого. Это был сигнал, ракета. Он как бы давал установку, что каждый игрок должен так идти вперед весь матч. Попробуй отвернись, попробуй не полезь. У него, конечно, была феноменальная обводка. Спонтанная, не наигранная, как, например, у Мэтьюза, Миши Месхи, Славы Метревели: покажут корпусом в одну сторону, в другую уйдут. У этого, как иногда говорят, «обе ноги родные» были. Мог обвести в любую сторону.
   Я здесь стараюсь отмечать эпизоды, которые больше всего мне врезались в память. С Игорем мы часто вместе ходили по магазинам. Не то чтобы это было системой, просто, так уж получалось. Иногда у него чувство ответственности переливалось через край. В пятьдесят восьмом на сборы в Китай я приехал совсем молодым отцом, Зоя только что родила сына Андрея. И мне как-то хотелось шуткой приобщить серьезного капитана к своей радости. В Кантоне мы остановились у отдела детских вещей, и я сказал:
   – Надо взять вот эти ботиночки и штанишки. Когда вырастет, скажу, Андрюша, это тебе сам Игорь Нетто купил!
   И пошел дальше по универмагу смотреть. Вдруг сзади меня трогает за плечо Нетто и протягивает купленные им для Андрея вещи. Я, естественно: «Зачем? Я сам!» А он:
   – Ну, как же ты обманешь ребенка?
   На свадьбе у него я не был, хотя со своей будущей женой, актрисой Ольгой Яковлевой, он познакомил меня одним из первых, потому что частенько подвозил меня на своей кремовой «Победе». И в Париже мы уже вместе выбирали подарки для жен. Позже она пригласила нас в Ленком. Шел нашумевший тогда спектакль «Сто четыре страницы про любовь». Ольга играла главную роль – стюардессы – и по ходу пьесы часто меняла наряды. И нам с Игорем пришлось весь спектакль выслушивать Зоины комментарии, у которой дома лежали точно такие же туфли на большой шпильке, махровое платье «настолько оригинальное, невиданного фасона и кроя, с ромбиками и воротничком стоечкой», и даже ночная рубашка.
   Тогда все члены правительства, все высшие чины болели за «Спартак». Но Игорь никогда этим не пользовался. Уже потом, когда отношения с Ольгой разладились и он стал терять память, ветераны – Никита Симонян, Алексей Парамонов – написали письмо Юрию Лужкову, и мэр помог Игорю с квартирой…
   Номер седьмой – Слава Метревели, правый крайний, веселый, потрясающий человек. Родился он в Сочи, там сейчас стадион назвали его именем, а с двадцати лет играл в «Торпедо». Поэтому лучше Вали Иванова о нем сейчас не расскажет никто. Сыгранность у них была превосходная. И хотя Иванов частенько покрикивал на него и не только пушкинским языком. Слава потом откровенничал: «Кузьма сделал из меня футболиста». Гуттаперчевый мальчик, необычайно прыгучий, все его тело работало, играло. Создавалось впечатление, что даже без мяча – бежит он или идет – все равно финтит. Уже тогда в Грузии он был героем, несмотря на то что играл за московский клуб. Ходила шутка: «Славу КПСС – не знаем такого, есть Слава Метревели!» Торпедовцы рассказывали, что в Тбилиси, где на переполненном стадионе лишь десяток заезжих психов могут болеть не за «Динамо», их команда порой получала не меньше аплодисментов. Причем за «Торпедо» откровенно болела часть трибун, находящаяся ближе к правому флангу атаки. После перерыва, когда команды менялись воротами, болельщики тоже как будто пересаживались на противоположную сторону стадиона.
 
   Затем он восемь лет играл в Тбилиси. А в Грузии – не как в России: футболист оставался героем и после завершения карьеры. Кстати, когда Леву Яшина начали травить после чемпионата мира в Чили и московская публика встречала его оглушительным свистом, в Тбилиси он по-прежнему оставался «великим Львом». А вот Славу назначили директором хинкальни возле Дигони, где расположена база «Динамо». Тогда был общий дефицит продуктов, и люди, увидев кого-нибудь с кошелкой, спрашивали:
   – Слушай, дорогой, где яйца брал?
   – Да у Славы Метревели.
   Был я там в его хинкальне. Конечно, в штате состоял и фактический директор, специалист, руководящий процессом, но без Метревели он был ничто. При мне он протягивал Славе список продуктов. Тот поднимал трубку и говорил:
   – Сулико! Нужна вырезка. Хорошо, сейчас подъеду. Популярность ветерана была необычайной. В 1974 году в Тбилиси была встреча команд Вооруженных Сил. Тарасов послал меня туда посмотреть и напутствовал:
   – Валь, если есть «золотая рыбка», то срочно звони.
   Мне приглянулись центральный защитник Шальнев и еще один футболист. Позвонил в Москву и доложил:
   – Анатолий Владимирович, есть тут две «золотые рыбки».
   – Я завтра вылетаю. Встречай.
   Поехали в аэропорт на Славиной «Волге». А Тарасов в своем репертуаре. Прилетел в спортивном костюме, без вещей. Думал, посмотрит на футболистов – и обратно в Москву.
   Но Метревели ни в какую: как так, не проявить нормы гостеприимства? Везет нас явно не на стадион. Анатолий Владимирович заволновался:
   – Куда мы едем?
   – К прокурору.
   – Зачем!?
   – Не волнуйтесь, в гости.
   И мы хорошо посидели у прокурора города Тбилиси, большого поклонника футбола. У Татьяны, Славиной жены, было музыкальное образование, она нам играла на фортепьяно. А Тарасова больше всего обрадовало, что его не потащили в ресторан в спортивном костюме.
   Валентин Иванов – самый титулованный футболист двадцатого века в России. Но дело не в титулах. Во-первых, никого не было выше него в атаке. А во-вторых, он был, по существу мозговым трестом команды. Хорошая стартовая скорость, высокое понимание игры, техника – обладая этими качествами, он еще умудрялся находить такие решения, которые ставили в тупик противника, трибуны и нас, партнеров. Все приходили в себя лишь после того, как мяч оказывался в сетке. По значимости в команде и масштабу выполняемых задач его из современных можно сравнить с Зиданом. Но только сравнить. Например, мяч у Иванова – и грамотная защита настроилась на всевозможные продолжения атаки: короткое взаимодействие с Метревели, вывод в прорыв Понедельника или позиционный перевод, допустим, на меня. Но вальяжный Иванов легко убирает двоих, издевательски укладывает вратаря и кладет мяч в пустые ворота. Такого в исполнении Зидана я не видел. Может современный футбол не дает ему времени. Есть другие футболисты, демонстрирующие блестящий дриблинг в штрафной, но охватить все в комплексе – это мог только Валя.
   «Торпедо» – в принципе, рабочая команда, заводская. Люди все простые, доступные. И у Валентина была такая черта: он пулял матом. Весьма ценное качество. Потому что футбол требует такого нервного напряжения, что без выхода нельзя. Вот почему ни у льва, ни у тигра, ни у крокодила не зафиксировано инфарктов? Потому что если их кто-то разволнует, они просто разорвут – и все. Посмотрите, крокодил: лежит на солнышке – греет пузо, и никакого психоза. Но когда ученые посадили в две клетки по кошке, а перед клетками по мышке и у одной кошки загородили мышку листком бумаги, то там, где не было бумаги, кошка через два дня сдохла, не выдержала напряжения.
   Каким Валя был футболистом, таким и тренером стал жестким и требовательным. Мы с ним, кстати, в то время были, по существу, единственными известными футболистами, которые стали руководить командами сразу по завершении игровой карьеры. И у Валентина Козьмича пошла работа. Он относился ко всем одинаково строго. Бывает, некоторые игроки высказывают, особенно молодому тренеру: «Вы где играли! Что вы нам рассказываете! Говорите об арифметике, когда мы уже залезли в высшую математику!». С Валей такой номер не проходил. Даже Эдик Стрельцов, когда вернулся, играл под его началом и в узком кругу называл его, как обычно, «Кузьмой», а уж прилюдно «Валентин Козьмич».
   Семья у Иванова прекрасная. Мы часто встречаемся и просто так, и на всех этих бомондах. У Лидии по гимнастике больше титулов, чем у Вали в футболе. Она и в жизни поглавнее. На праздниках она легко обходит мужа. Находит такие же решения за столом, какие Валя находил на поле. Например, на юбилее Вити Царева она встает и говорит:
   – Посмотрите на наших ребят. Вить, встань! Валь, Бубукин, встань! Валь, мой, встань! Витя Понедельник, встань!
   Заставила нас всех встать, всех построила.
   – Посмотрите, какие красавцы…
   Сделала паузу, как опытный тамада. Все уже заулыбались мол, похвалила мужиков, тост закончен. Как бы не так! Надо же и себя не забыть. И она врезает:
   – Вы знаете, сколько за ними гонялось баб! А мы в сторонке стояли, но они же нас выбрали!…
   Валентин Иванов-младший совершенно заслуженно является лучшим судьей на сегодняшний день. Я одно время работал инспектором, и мне приходилось ездить на матчи с его участием. Мало того, что он прекрасно контролировал игру, он и за полем оставался чистейшим парнем. На все просьбы и требования помочь, ответ был неизменным: «Пусть вам стены помогают, а не судьи». Он меня еще очень радовал и как футболист, потому что по уму, по умению, напоминал отца. Такой же ухват игры, такой же вальяжный. Жаль, что не такой же взрывной. Не хватало ему стартовой и дистанционной скорости. Зато всю прелесть того, как он демонстрирует свое понимание игры со свистком в руках, сейчас оценили все, даже в ФИФА. Так что вся семья знаменитая.
   Девятый номер. Центр нападения – Виктор Понедельник. Забивной, настоящий форвард. В нем превосходно сочетались два качества. Во-первых, он на протяжении всего матча, не жалея себя, шел на любую передачу в постоянном контакте с защитниками, ставил голову, лез на опережение, получал. Я не видел, но мне рассказывали, что таким был знаменитый Лаутон. Виктор, наверное, первый, кто стал надевать две пары щитков. Одну пару вперед, а другую – на икроножные мышцы, сзади. И, я думаю, за то что он всегда находился на передней линии, судьба его отблагодарила, он забил решающий мяч в финале. Пошел, как всегда, в борьбу и опередил вратаря на долю секунды. Вратарь уже пальцами мяча касался, а тут Витина голова. А во-вторых, он и «мяч не жалел», кроме того, что не жалел себя, хорошо играл в пас. В полуфинале с Чехословакией Понедельник мог идти сам, но предпочел сыграть двойную стенку с Валентином, и Валя забил. То есть чрезвычайно агрессивный нападающий, но в то же время коллективист.
   Ну и, конечно, восхищала преданность Виктора своему родному городу Ростову. Такая же, как у Льва Яшина по отношению к «Динамо». Но Лева играл в Москве, в чемпионской команде. Его, чтобы перевести в другую команду, даже при согласии самого Яшина потребовалось бы, наверное, вооруженное восстание. Витя же играл в клубе, только что попавшем в высший эшелон, и ему отбоя не было от предложений. Перетащить по армейской линии было значительно легче, чем, скажем, меня из «Локомотива». Тем не менее Бобров в конце 1960 года нас вместе пригласил в ЦСКА. Об этом подробнее я напишу чуть позже. Виктор приехал в Москву и вроде бы дал устное согласие. Ему даже квартиру показали. Но так получилось, что назначение Всеволода Михайловича на должность старшего тренера ЦСКА не состоялось. После чего проснулись утром, а Вити и след простыл. В Ростове его народ от поезда до дома на руках нес. Лешка Еськов рассказывал, что Витю во всем городе величали «Отец».
   Когда мы приезжали туда играть, независимо от результата Виктор после игры приглашал меня в квартиру. Я каждый раз сомневался. Хоть и заслуженный, но неудобно перед командой, вечером поезд. Но он только покажет мне фирменный ростовский рыбец, и сил нет отказаться. Сейчас мы, разумеется, часто выезжаем почетными гостями. И если меня ценят за веселые истории, то Витя – настоящий оратор. Он один из немногих был уже тогда эрудированным парнем, недаром потом окончил факультет журналистики МГУ.
   Миша Месхи. Левый край, мой постоянный фланговый партнер в сборной. Когда он был «в духе», у меня словно крылья вырастали, хотя именно тогда и не нужны были эти крылья. Перед выходом на поле я всегда спрашивал:
   – Миш, как чувствуешь?
   Он пояснений не давал, поскольку по-русски плохо говорил, только гордо бросит:
   – Ноги.
   Значит, неважно. Значит, мяч надо в ноги отдавать. А самому настраиваться на большое движение в матче, чтобы отвлекать защиту. Но когда хорошо себя чувствовал, говорил:
   – За спину.
   Берегись, оборона! Миша может бежать ко мне на короткий пас, а я уже, не думая, посылаю мяч за спину защитнику. Получалось, что поезда расходились. Болельщики со стажем помнят зрительно, а те, кто помоложе, наверняка наслышаны о знаменитом «финте Месхи». Немногим футболистам выпадает счастье, чтобы их имя было присвоено определенному футбольному движению. А Миша не жаден был до славы. Пойди, скопируй такой финт со стороны. И он меня, не обладавшего исключительной техникой, обучал своему грозному оружию.
   – Ты не так делаешь. Не туда двигаешься. Надо идти к флангу от ворот соперника и пяткой прокидывать. И тогда ты встречаешься с мячом.
   А ведь большинство держало в секрете свои козыри. В одном из товарищеских матчей в «Лужниках» стотысячный стадион буквально взорвался, когда с интервалом в пятнадцать минут «финт Месхи» продемонстрировали сначала автор, а затем и «работяга» Бубукин.
 
   Миша обладал непередаваемым юмором, который в придачу к характерному произношению пробивал лучше всяких грузинских анекдотов. В Тбилиси, после фирменных проходов, он постоянно искал в штрафной Заура Калоева. Заур был несколько раз с нами на сборах, в Германии хорошо забивал. И так получилось, что на следующий сбор в Голландию не взяли Месхи. Его спрашивают:
   – Миша, как же так получается?
   – Вах! Какая несправедливость! Какая несправедливость! Одного, второго обвожу, прохожу по флангу, вижу Калоева. Бью Калоеву по голове, мяч в воротах -1:1. Второй раз прохожу, бью ему второй раз по голове -2:1. Выигрываем! Калоев в Голландию, я – в Тбилиси!
   Или на одном из экзаменов по теории, которые любили проводить Качалин с Якушиным, был задан вопрос: как должен играть современный край или полузащитник. Отвечали примерно так: должен вести оборонительные функции, отсюда подача, отсюда прострел, отсюда… И так далее. И вот дошло дело до Миши Месхи. Он говорит:
   – Гавриил Дмитриевич, я плохо говорю по-русски. Ви нэ пойметэ.
   Качалин предлагает:
   – А вот Чохели прекрасно говорит по-русски. Ты говори погрузински, а он будет переводить.
   И вдруг Месхи начинает руками махать и ругаться на грузинском (мы-то знали многие нецензурные слова). И складно же так получается. Чохели хватается за голову, потом, еле сдерживаясь, переводит: «Крайний нападающий должен проходить по флангу. Если обвел своего, то значит, кто-то освободился, прострел…» А тот ругается без остановки. Качалин:
   – Ну что ж, Миш, достаточно, молодец. Садись, экзамен сдал.
   – Пачэму, Гавриил Дмитриевич, я ище могу!
   Позже ему в горах построили шикарную виллу. Завистники доложили в ЦК Грузии. Там спросили:
   – Он сам строил, или ему помогали?
   – Ему помогали.
   – Молодцы, что помогали.
   Мы туда как-то приезжали – просто рай. Рабочие долбили скалу отбойным молотком, как в метрополитене, для гаража, и вдруг из горы полилась вода. Миша сделал небольшой грот, бассейник, и пустил рыбок. И в этом гроте стол стоял. А рядом расхаживал хозяин в динамовских трусах и майке.
   – Посмотри, – говорил, – какой у меня номер на спине?
   – Одиннадцать.
   – Вот столько детей у меня будет.
   Хлопнул в ладоши. Маленькая бежит, несет сыр, постарше тащит мясо, третий вино…

8. Чемпион Европы

   Во Франции никто нас фаворитами не считал, все три команды котировались выше. Может, о нас мало информации имели, не смотрели. Ведь в финальную часть мы прошли, по сути, без борьбы. Поместили нас в гостинице на отшибе, и там мы спокойно жили и тренировались. Корреспонденты не давали покоя югославам, французам и чехам. А к нам ноль внимания.
   Марсель, портовый город. Температура днем плюс тридцать пять градусов. Высокая влажность. Организаторы хорошо придумали – назначить полуфинальную игру на двенадцать часов дня, в самое пекло. Неважно, кто выиграет – чехи или мы, – любая команда затратит много сил, и французы в финале легко возьмут победу. Разумеется, все рассчитывали, что хозяева выйдут в финал. Но там, в Париже произошли веселые дела. Французы вели счет, за пятнадцать минут до конца было 4:2, но в итоге уступили югославам. Это был настоящий шок для организаторов.
   А мы вышли играть с чехами. Мне противостоял Йожеф Масопуст, которого, кстати, недавно признали лучшим футболистом Чехии двадцатого века. Через два года ему вручили «Золотой мяч». Здоровый, серьезный парень, он зимой вроде бы еще и в хоккей играл. Что уж говорить, если Качалин, зная мои физические возможности, все равно предупредил:
   – Валентин, придется тебе с ним пободаться.
   Ну, мы с ним и бодались весь матч. Здесь уже не было такого, чтобы соперник встал. Он – я, он – я. Но Масопуст из-под меня ничего не смог сделать. А я поучаствовал в одной красивой голевой комбинации. Выиграли со счетом 3:0.
   Народ в Марселе тогда еще веселый был. Второй полуфинал должен был состояться только вечером, так что на нас тут же налетела радостная толпа, и у Левы Яшина утащили кепку. А у него старая фетровая кепка – талисман, не мог он без нее. Как Иванов, который играл в заплатанном сером свитере лет пятнадцать. У Левы на глазах слезы. Попросили кого-то из организаторов, и они передали по радио, что у знаменитого Яшина утащили кепку, а кепка – его талисман. Что вместо кепки он готов отдать на сувениры любые вещи – майку, свитер, что угодно, вплоть до трусов, – только бы ему кепку принесли. И ведь один полицейский принес и сказал: «Но вы же обещали…» Лева: «Вопросов нет».
   После этой победы отношение к нам в корне изменилось. Тут уж и журналисты повалили. Про меня в газете написали в том духе, что Иванова и Нетто мы знали, а теперь еще увидели в середине поля у русских конструктивного «рано облысевшего» футболиста. Нежно написали. Но дело даже не в нашей хорошей игре. Югославы дали французам такую пощечину, что теперь вся Франция молилась на нас, требуя отмщения. Из марсельской гостиницы нас перевезли на шикарную двухэтажную виллу под Парижем. Подразумевалось, что там будут жить хозяева перед финалом. Изысканная столовая, внизу просторный холл с камином, кругом лес. На зарядку бежим, везде таблички «private», «private», «private» «собственность».
   Там мы и жили три дня, как одна семья. Качалин снизу свистнет, и сразу все просыпаются, не надо по комнатам бегать. Отсюда и поехали на финал. Дождь шел. Поле на «Парк де Пренс» было огорожено решеткой, даже скамейка запасных. Ни тренер, ни кто другой не могли выйти на поле. Когда кого-то подбивали или сводило ногу, судья поднимал руку, открывали дверь, врач вылетал, оказывал помощь – и обратно. Там специальный человек стоял у двери.
   Ко всеобщему удивлению и радости, перед игрой в раздевалке не было никого из «ответственных лиц». Когда в Москве играли, обязательно кто-то из ЦК приезжал: «Вы знаете, страна смотрит, вы обязаны…» Типичная накачка, действующая на нервы. Здесь присутствовала только наша футбольная артель. Футболисты, врач, массажист, Гавриил Дмитриевич Качалин и Андрей Петрович Старостин, начальник команды. Андрей Петрович выступил и сказал нам про Карфаген…
   Я уже упоминал, что Качалин не очень-то любил отпускать футболистов со сборов. Работали мы много и не роптали. Но все равно Андрей Петрович ввел в обиход веселый девиз «не пищать и выиграть». Это по-простому. А в особо торжественные минуты он произносил одну и ту же фразу: «Карфаген должен быть разрушен!» Вот мы и не пищали, ждали часа, когда подойдем к стенам Карфагена.
 
   И тогда, в раздевалке «Парк де Пренс» Андрей Петрович тоже такие слова говорил, так что мурашки по коже бегали. А закончил фразой, которую мы ждали целый год:
   – Наконец-то настал день, когда мы должны разрушить Карфаген!
   Известна еще одна история, как врач Алексеев вдруг при всех сказал:
   – Сегодня понедельник. Хочу сказать, что Понедельник в понедельник забьет гол.
   На что Витька ему ответил:
   – Я тебе! Если не забью, я тебе начищу!
   Должен сказать, что это далеко не шуточки. По себе знаю. Когда мы при Маслове играли со Швецией, он вдруг сказал перед игрой:
   – Сегодня за голы отвечают Федосов и Бубукин.
   Такая фраза, сказанная в нужный момент, оказывает колоссальное психологическое воздействие. Тренер при всех указывает на тебя. В иной игровой ситуации думаешь о разных вариантах продолжения атаки, а тут у тебя в висках стучит: «Но тебе же сказали забить, и партнеры знают и ждут». Принимаешь неожиданное решение, которого никто по логике не ожидает, и получается как лучше.
   Так же и у Виктора. Врач не врач, а при всех указал на тебя. Уже в крови – он же дал задание забить. И Витька лез на все эти мячи…
   Первый тайм, однако, мы проиграли по всем статьям. В техническом плане, в тактическом. Великолепен был Шекуларц, да и все югославы играли прекрасно. Счет 0:1. В перерыве опять слово взял Старостин:
   – Как же так? Нас рисуют русскими медведями, рекламу нам создают. Мы должны заломать, мы должны рекламу оправдать. Вить, Валь, соберитесь, покажите, как надо играть. Ну, что вы! Витьку бьют с обеих ног. Вы можете это сделать!
   Витьку там действительно колотили и сзади, и спереди, и сверху, и снизу.
   Но от слов Старостина я лично так завелся, что готов был всех разорвать. Начался второй тайм, и помню тот ключевой момент. Правый защитник убежал от Мишки по флангу. И я разбегаюсь, делаю подкат, хотя подкаты-то никогда особо не тренировал. Но, когда играешь на таком уровне, срабатывает подсознание. Чувствую, лечу, как глиссер, по мокрой траве, и эта махина – правый защитник на мне. Доехали мы с ним аж до рекламных щитов. Врезались в «кока-колу». Встал, думаю: ну сейчас мне судья задаст. А англичанин Эллис, показывает: о-кей, вставай, все нормально, аут бросайте. У них так можно, потому что я в мяч сыграл, а не в ногу. Это у нас серьезно смотрели, чтобы при подкате одна нога на земле была. И тут началось.