— Ну, а мне работать с Дру. Какой мне от нее прок, если она начнет чахнуть и умрет от разбитого сердца? Он уже не раз доводил ее до слез. Она забивается в какой-нибудь угол и плачет.
— Правда? Такое трудно себе представить.
— Не уверять же мне девочку, что Куделка ее недостоин… Как ты думаешь, она действительно ему неприятна? Или это только самозащита?
— Разумный вопрос… Могу сказать только одно: на днях мой водитель отпустил какое-то вольное замечание в ее адрес, и Ку после этого говорил с ним достаточно холодно. Не думаю, чтобы она была ему неприятна; скорее, он просто ей завидует.
Корделии пришлось удовлетвориться этим. Ей страстно хотелось как-нибудь помочь юной парочке, но на ум не приходило ничего, кроме обилия советов, касающихся преодоления сугубо интимных трудностей, которые могут возникнуть из-за инвалидности лейтенанта. Но высказывать их вслух — значило бы непростительно оскорбить и шокировать застенчивых влюбленных. О секс-терапии никто из барраярцев и слыхом не слыхивал.
Как истинная бетанка, Корделия была убеждена, что двойной стандарт в сексуальном поведении нелеп, да и вообще невозможен. Но постепенно, исследуя дебри высшего общества Барраяра, она начала понимать, как им удается совмещать несовместимое. Все сводилось к тому, что определенным лицам запрещался доступ к определенной информации, причем эти лица отбирались по каким-то неписаным правилам, известным всем, кроме нее. Нельзя, например, говорить о сексе в присутствии незамужних женщин и детей. Молодые барраярцы, кажется, не связаны никакими ограничениями в разговоре друг с другом, но только не при женщинах — любого возраста и положения. В придачу эти правила варьировались в зависимости от социального статуса. И замужние женщины в своем кругу, когда их не могут подслушать мужчины, тоже иногда вдруг кардинально меняли свои понятия о том, какие темы считаются приличными. По поводу некоторых вопросов можно пошутить — однако обсуждать их нельзя. А о некоторых особенностях даже упоминать запрещено. Она уже не раз шокировала собеседников каким-нибудь, как ей казалось, совершенно естественным и пустяковым замечанием — и Эйрел тут же отводил ее в сторону, чтобы объяснить ошибку.
Корделия попыталась систематизировать все эти неписаные правила, но нашла их настолько запутанными и противоречивыми — особенно в том, когда и кому в каких областях полагается напускать на себя неведение, — что вскоре бросила это занятие. Впрочем, она все же показала мужу свой конспект. Тот прочел его как-то вечером, уже лежа в постели — и чуть не умер со смеху.
— Неужели мы действительно выглядим такими идиотами? Мне особенно нравится твое Седьмое правило. Надо его запомнить… Жаль, что я не знал о нем в юности. Можно было бы обойтись без этих ужасных армейских учебных видео.
— Если будешь так ржать, у тебя кровь пойдет носом, — съязвила она. — Это ваши правила, а не мои. Вы их соблюдаете. Я всего лишь пытаюсь их понять.
— Моя милая исследовательница. Гм… Да уж, ты не боишься называть вещи своими именами. Мы никогда не пробовали… Ты не хотела бы нарушить со мной Одиннадцатое правило, милый капитан?
— Посмотрим-ка, которое это… О да, конечно! Сейчас? И уж если на то пошло, давай отбросим и Тринадцатое. У меня гормоны разыгрались.
— Тринадцатое? Вот уж не думал…
— Это потому что ты, как барраярец, слишком часто следуешь Второму правилу.
Этические изыскания на время были забыты. Но впоследствии Корделия обнаружила, что всегда может заставить мужа расхохотаться, пробормотав: «Девятое правило, сэр».
Осень уходила. Уже чувствовалось приближение холодов; ночными заморозками побило растения в саду графа Петера. Корделия с великим нетерпением ожидала прихода своей первой зимы. Форкосиган обещал ей снег, настоящую замерзшую воду. Такое она видела только в двух астроэкспедициях. «К весне я рожу сына. Ха».
День выдался погожий, даже жаркий. От нагревшейся плоской крыши, где стояла Корделия, исходило приятное тепло, хотя щеки стал пощипывать легкий морозец, как только солнце опустилось за линию городских домов.
— Добрый вечер, мальчики, — кивнула она двум охранникам, дежурившим на крыше.
Те заулыбались, а старший по званию неуверенно козырнул:
— Миледи!
У Корделии уже вошло в привычку каждый вечер подниматься сюда и смотреть на закат. С высоты четырех этажей открывался прекрасный вид на город. За деревьями и зданиями можно было разглядеть реку. Над крутым берегом вздымались башни замка Форхартунг, в стенах которого проходило столь памятное для Корделии заседание совета графов. Правда, огромный котлован в нескольких кварталах от резиденции Форкосиганов предвещал новостройку, которая вскоре положит конец наслаждению от любования окрестными пейзажами.
За замком раскинулся старый город. Корделия там еще не бывала — в его извилистых улочках, где не разминуться даже двум всадникам, машине не проехать. Но с флайера, пролетая над столицей, она не раз с интересом рассматривала странные темные пятна в сердце города. Новые кварталы, сверкавшие на горизонте, по планировке приближались к галактическим стандартам.
Ничто не напоминало тут Колонию Бета. Форбарр-Султан целиком лежал на поверхности планеты — странно двумерный и открытый всем стихиям. Города же Колонии Бета зарывались вглубь, в шахты и туннели, многослойные, уютные и надежные. Собственно говоря, на Бете вообще не имели понятия об архитектуре как о виде искусства — украшение жилищ там сводилось к отделке внутренних помещений. Просто удивительно, насколько разнообразными могут быть фасады зданий.
Охранники переминались с ноги на ногу и вздыхали, ожидая, когда ей надоест стоять, облокотившись на парапет. Им очень не нравилось, когда она приближалась к краю ближе, чем на три метра, хотя вся крыша была всего в шесть метров шириной.
Она вдохнула аромат полей, к которому примешивались запахи фабричного дыма и автомобильных выхлопов. На Барраяре допускалось совершенно бесконтрольное загрязнение воздуха, словно… Хотя он здесь и впрямь бесплатный. Никто его не распределяет, нет платы, за обработку и очистку… Понимают ли эти люди, насколько они богаты? Они могут дышать этим воздухом, просто выходя из дома, принимая этот дар так же спокойно, как и замерзшую воду, падающую с неба. Она сделала лишний вдох, словно хотела, как скряга, скопить на потом, и улыбнулась… Скоро появится машина Форкосигана, въезжающая во двор… Далекий резкий звук взрыва прервал плавное течение ее мыслей; у нее защемило сердце и перехватило дыхание. Оба охранника дернулись. «Ну, услышала взрыв, — мысленно пролепетала Корделия. — Совсем необязательно он имеет отношение к Эйрелу. — Но голос разума холодно уточнил: — Похоже на акустическую гранату. И не маленькую».
Из ущелья улицы в нескольких кварталах от резиденции поднимался столб дыма и пыли. Она наклонилась вперед…
— Миледи, — охранник взял ее за плечо. — Пожалуйста, вернитесь в дом. Его напарник прижал к уху запястье с комм-браслетом, напряженно впитывая информацию. А у нее такого браслета сейчас не было.
— Что происходит? — спросила Корделия.
— Миледи, пожалуйста, спускайтесь! — Он подвел ее к люку чердака. — Я уверен, что все в порядке.
— Это была акустическая граната четвертого класса, выпущенная, по-видимому, из пневматического гранатомета, — сообщила она этому невежде. — Если только метавший — не камикадзе. Вы что, никогда не слышали, как они взрываются?
Из люка выскочила Друшикко, сжимавшая в руке намазанный маслом рогалик. В другой она держала парализатор.
— Миледи?
Охранник с облегчением подтолкнул Корделию к ней и вернулся к своему старшему. Душа Корделии стонала, но она стиснула зубы и позволила телохранительнице увлечь себя на чердак.
— Что случилось?
— Пока не знаю. В подвальной столовой зажегся красный сигнал тревоги, и все бросились на свои посты, — ответила запыхавшаяся Дру. Похоже, она чуть ли не взлетела по шести лестничным пролетам.
С возгласом отчаяния Корделия помчалась вниз, особенно остро ощутив отсутствие лифта. Наверняка кто-нибудь дежурит у главного пульта в библиотеке — должно же хоть у кого-нибудь найтись комм-устройство… Она промчалась по винтовой лестнице, по белым с черным плитам холла.
Начальник охраны был там — он отдавал приказы. Дворецкий графа Петера дрожал от страха у него за спиной.
— Они едут прямо сюда, — бросил через плечо начальник охраны. — Срочно доставьте доктора.
Дворецкий помчался исполнять приказ.
— Что случилось? — выпалила Корделия. Сердце у нее отчаянно колотилось — и не только от стремительного бега.
Он начал было говорить что-то успокаивающее и бессмысленное, но прервал себя на полуслове:
— Кто-то пальнул по машине регента. Промахнулся. Они едут сюда.
— Насколько промахнулся?
— Не знаю, миледи.
Наверное, и вправду не знает. Но раз машина осталась на ходу… Она беспомощным жестом разрешила ему продолжить свою работу и резко повернулась, чтобы выйти обратно в холл, однако наткнулась на двоих людей графа Петера, преградивших ей путь к двери. Она замерла на третьей ступеньке, кусая губы.
— Как вы думаете, лейтенант Куделка с ним? — чуть слышно спросила Друшикко.
— Вероятно. Обычно они вместе, — рассеянно ответила Корделия, не отрывая взгляда от двери. И ждала, ждала… Она услышала, как подъехала машина. Один из слуг отворил наружную дверь. Охранники (и откуда их столько взялось?) обступили автомобиль сплошной стеной. Корделия успела заметить, что машина сильно поцарапана и закопчена, но глубоких вмятин на ней видно не было. Заднее стекло уцелело, хотя на переднем был след от удара. Распахнулись дверцы, и Корделия вытянула шею, пытаясь разглядеть мужа, скрытого зелеными спинами охранников. Тут они расступились, и в проеме показался лейтенант Куделка. Он растерянно моргал, из носа у него текла кровь. Капрал службы безопасности поддерживал его под руку. Наконец появился Форкосиган — он шел не спеша, отмахиваясь от предлагаемой со всех сторон помощи. Даже в такую минуту никто не посмел дотронуться до него без разрешения. Все вошли в дом, и дворецкий захлопнул входную дверь.
Адмирал поймал поверх многочисленных голов взгляд жены, и его мрачное лицо чуть просветлело. Он еле заметно кивнул: «У меня все в порядке».
Ее губы ответно дрогнули: «Смотри у меня».
Куделка возбужденно говорил:
— … Дьявольски большая дыра в асфальте! В нее бы целый грузовой катер влез. У водителя потрясающая реакция… Что? — Он покачал головой в ответ на какой-то вопрос. — Извините, у меня в ушах звенит. Повторите, пожалуйста.
Он замер с открытым ртом, прикоснулся к уху и изумленно уставился на окрасившуюся алой кровью руку.
— Ты временно потерял слух, Ку, — сказал Форкосиган. Голос его был спокойным, но чересчур громким. — К завтрашнему утру он восстановится. Только Корделия догадалась, что говорит он так громко не ради Куделки: Форкосиган тоже ничего не слышал. Он слишком быстро двигал зрачками — и это было единственным признаком того, что ему приходится читать по губам.
Саймон Иллиан и врач появились почти одновременно. Обоих пострадавших увели в тихую гостиную в задней части дома; Корделия и Друшикко пошли следом. По требованию Форкосигана врач начал осмотр с Куделки.
— Один выстрел? — спросил Иллиан.
— Только один, — подтвердил Форкосиган, наблюдая за его губами. — Если бы он задержался, чтобы сделать второй, то мог бы прищучить меня.
— Если бы он задержался, мы сами смогли бы его прищучить. Следственная группа уже там. Стрелявший, естественно, давно скрылся. Ничего не скажешь, место он выбрал разумно — десятки путей к отступлению. — Мы каждый день меняем маршрут, — проговорил Куделка; он с трудом следил за разговором, прижимая к лицу носовой платок. — Откуда он узнал, где устроить засаду?
— Видимо, утечка информации, — процедил капитан Иллиан.
— Не обязательно, — возразил Форкосиган. — Ближе к дому маршрутов не так уж много. Он мог ждать там несколько дней.
— Прямо у границы охраняемого района? — заметил Иллиан. — Не нравится мне это.
— Меня больше тревожит то, что он промахнулся, — ответил Форкосиган. — Почему? Может, это нечто вроде предупреждения?
— Это было старое оружие, — возразил Иллиан. — Система наведения могла отказать — никто из очевидцев не заметил «зайчика» от лазера. — Он умолк, заметив, как побледнела Корделия. — Миледи, я уверен, что стрелял какой-то сумасшедший. По крайней мере, совершенно точно известно, что он был один.
— И откуда же у маньяка армейский гранатомет? — осведомилась она.
Иллиан смутился.
— Это мы обязательно выясним. Но гранатомет был явно старого образца.
— Разве вы не уничтожаете списанное вооружение? — Его так много… Корделия вспыхнула.
— Тому, кто стрелял, надо было сделать всего один выстрел. Если бы он не промахнулся, а попал в автомобиль, Эйрела разнесло бы на мелкие кусочки. Сейчас ваши следователи разбирались бы, которые молекулы его, а которые — от Ку.
Лицо Друшикко стало серым, а Форкосиган нахмурился.
— Хотите, Саймон, я вам точно подсчитаю амплитуду резонансных колебаний для герметичного пассажирского салона? — яростно и беспощадно продолжала Корделия. — Тот, кто выбрал именно это оружие, был компетентным военным техником — хотя, к счастью, плохим стрелком.
Она с трудом заставила себя замолчать, ощутив в своем голосе истерические нотки.
— Приношу свои извинения, капитан Нейсмит, — сухо проговорил Иллиан. — Вы совершенно правы. — Сейчас в его тоне не было и намека на иронию. Он кивнул ей и удалился с чрезвычайно озабоченным видом.
Врач подтвердил диагноз, уже поставленный Форкосиганом на основании боевого опыта — акустический шок, — выдал сильнодействующие таблетки от головной боли и тотчас уехал, пообещав заглянуть утром.
Поздно вечером Иллиан вернулся, чтобы обсудить происшедшее с начальником охраны. Увидев его, Корделия едва поборола желание схватить капитана за грудки и, прижав к ближайшей стене, вытрясти из него все, что ему известно. Взяв себя в руки, она спросила:
— Кто пытался убить Эйрела? Кому это нужно? Чего Они надеются этим достичь?
Иллиан вздохнул:
— Вам короткий список, миледи, или длинный?
— А сколько человек в коротком списке? — спросила она с каким-то патологическим любопытством.
— Слишком много. Но, если хотите, я могу назвать вам верхний слой. — Он начал считать, загибая пальцы. — Цетагандийцы — всегда. Они рассчитывали на то, что здесь после смерти Эзара начнется политический хаос. И они вполне способны этому посодействовать. Убийство — куда более дешевый способ вмешательства по сравнению с оккупационным флотом. Комаррцы — из мести за старое или в знак начала нового восстания. Многие из них до сих пор называют вашего супруга Мясником Комарры… Корделия, знавшая историю этого ненавистного прозвища, поморщилась.
— Антифоры, потому что на их вкус регент слишком консервативен. Правое крыло военных, которые находят его чересчур демократичным. Кто-нибудь из уцелевших приверженцев принца Зерга и адмирала Форратьера. Бывшие сотрудники ныне разогнанного Министерства политвоспитания — хотя я сомневаюсь, чтобы кто-то из них мог промахнуться. Их ведь раньше готовил департамент Негри. Какой-нибудь обиженный фор, который считает, что в нынешних перестановках его незаслуженно обошли. Любой сумасшедший, имеющий доступ к оружию и горящий желанием прославиться. Мне продолжать?
— Не стоит. Так как же быть дальше? Если мотив имеется у слишком многих, то, может, не у всех была такая возможность?
— Здесь есть за что ухватиться, хотя результаты в основном пока отрицательные. Как я уже говорил, все сработано очень чисто. Тот, кто подготовил диверсию, должен был иметь доступ к определенного рода информации. Вот с этого мы и начнем.
Поразмыслив, Корделия пришла к выводу, что больше всего ее тревожит анонимность покушения. Если убийцей может оказаться любой, слишком велик соблазн подозревать каждого встречного. Похоже, сумасшествие здесь вроде гриппа — барраярцы заражают им друг друга. Ей оставалось лишь надеяться, что Иллиан и Негри совместными усилиями вскоре добудут какие-нибудь конкретные факты. Она загнала все страхи в крошечную каморку под сердцем и заперла их на замок — рядом со своим ребенком.
В эту ночь они долго лежали без сна, тесно прижавшись друг к другу. Говорить было не о чем, да и не хотелось. «Он промахнулся. Значит, идем дальше. До следующего покушения».
— Правда? Такое трудно себе представить.
— Не уверять же мне девочку, что Куделка ее недостоин… Как ты думаешь, она действительно ему неприятна? Или это только самозащита?
— Разумный вопрос… Могу сказать только одно: на днях мой водитель отпустил какое-то вольное замечание в ее адрес, и Ку после этого говорил с ним достаточно холодно. Не думаю, чтобы она была ему неприятна; скорее, он просто ей завидует.
Корделии пришлось удовлетвориться этим. Ей страстно хотелось как-нибудь помочь юной парочке, но на ум не приходило ничего, кроме обилия советов, касающихся преодоления сугубо интимных трудностей, которые могут возникнуть из-за инвалидности лейтенанта. Но высказывать их вслух — значило бы непростительно оскорбить и шокировать застенчивых влюбленных. О секс-терапии никто из барраярцев и слыхом не слыхивал.
Как истинная бетанка, Корделия была убеждена, что двойной стандарт в сексуальном поведении нелеп, да и вообще невозможен. Но постепенно, исследуя дебри высшего общества Барраяра, она начала понимать, как им удается совмещать несовместимое. Все сводилось к тому, что определенным лицам запрещался доступ к определенной информации, причем эти лица отбирались по каким-то неписаным правилам, известным всем, кроме нее. Нельзя, например, говорить о сексе в присутствии незамужних женщин и детей. Молодые барраярцы, кажется, не связаны никакими ограничениями в разговоре друг с другом, но только не при женщинах — любого возраста и положения. В придачу эти правила варьировались в зависимости от социального статуса. И замужние женщины в своем кругу, когда их не могут подслушать мужчины, тоже иногда вдруг кардинально меняли свои понятия о том, какие темы считаются приличными. По поводу некоторых вопросов можно пошутить — однако обсуждать их нельзя. А о некоторых особенностях даже упоминать запрещено. Она уже не раз шокировала собеседников каким-нибудь, как ей казалось, совершенно естественным и пустяковым замечанием — и Эйрел тут же отводил ее в сторону, чтобы объяснить ошибку.
Корделия попыталась систематизировать все эти неписаные правила, но нашла их настолько запутанными и противоречивыми — особенно в том, когда и кому в каких областях полагается напускать на себя неведение, — что вскоре бросила это занятие. Впрочем, она все же показала мужу свой конспект. Тот прочел его как-то вечером, уже лежа в постели — и чуть не умер со смеху.
— Неужели мы действительно выглядим такими идиотами? Мне особенно нравится твое Седьмое правило. Надо его запомнить… Жаль, что я не знал о нем в юности. Можно было бы обойтись без этих ужасных армейских учебных видео.
— Если будешь так ржать, у тебя кровь пойдет носом, — съязвила она. — Это ваши правила, а не мои. Вы их соблюдаете. Я всего лишь пытаюсь их понять.
— Моя милая исследовательница. Гм… Да уж, ты не боишься называть вещи своими именами. Мы никогда не пробовали… Ты не хотела бы нарушить со мной Одиннадцатое правило, милый капитан?
— Посмотрим-ка, которое это… О да, конечно! Сейчас? И уж если на то пошло, давай отбросим и Тринадцатое. У меня гормоны разыгрались.
— Тринадцатое? Вот уж не думал…
— Это потому что ты, как барраярец, слишком часто следуешь Второму правилу.
Этические изыскания на время были забыты. Но впоследствии Корделия обнаружила, что всегда может заставить мужа расхохотаться, пробормотав: «Девятое правило, сэр».
Осень уходила. Уже чувствовалось приближение холодов; ночными заморозками побило растения в саду графа Петера. Корделия с великим нетерпением ожидала прихода своей первой зимы. Форкосиган обещал ей снег, настоящую замерзшую воду. Такое она видела только в двух астроэкспедициях. «К весне я рожу сына. Ха».
День выдался погожий, даже жаркий. От нагревшейся плоской крыши, где стояла Корделия, исходило приятное тепло, хотя щеки стал пощипывать легкий морозец, как только солнце опустилось за линию городских домов.
— Добрый вечер, мальчики, — кивнула она двум охранникам, дежурившим на крыше.
Те заулыбались, а старший по званию неуверенно козырнул:
— Миледи!
У Корделии уже вошло в привычку каждый вечер подниматься сюда и смотреть на закат. С высоты четырех этажей открывался прекрасный вид на город. За деревьями и зданиями можно было разглядеть реку. Над крутым берегом вздымались башни замка Форхартунг, в стенах которого проходило столь памятное для Корделии заседание совета графов. Правда, огромный котлован в нескольких кварталах от резиденции Форкосиганов предвещал новостройку, которая вскоре положит конец наслаждению от любования окрестными пейзажами.
За замком раскинулся старый город. Корделия там еще не бывала — в его извилистых улочках, где не разминуться даже двум всадникам, машине не проехать. Но с флайера, пролетая над столицей, она не раз с интересом рассматривала странные темные пятна в сердце города. Новые кварталы, сверкавшие на горизонте, по планировке приближались к галактическим стандартам.
Ничто не напоминало тут Колонию Бета. Форбарр-Султан целиком лежал на поверхности планеты — странно двумерный и открытый всем стихиям. Города же Колонии Бета зарывались вглубь, в шахты и туннели, многослойные, уютные и надежные. Собственно говоря, на Бете вообще не имели понятия об архитектуре как о виде искусства — украшение жилищ там сводилось к отделке внутренних помещений. Просто удивительно, насколько разнообразными могут быть фасады зданий.
Охранники переминались с ноги на ногу и вздыхали, ожидая, когда ей надоест стоять, облокотившись на парапет. Им очень не нравилось, когда она приближалась к краю ближе, чем на три метра, хотя вся крыша была всего в шесть метров шириной.
Она вдохнула аромат полей, к которому примешивались запахи фабричного дыма и автомобильных выхлопов. На Барраяре допускалось совершенно бесконтрольное загрязнение воздуха, словно… Хотя он здесь и впрямь бесплатный. Никто его не распределяет, нет платы, за обработку и очистку… Понимают ли эти люди, насколько они богаты? Они могут дышать этим воздухом, просто выходя из дома, принимая этот дар так же спокойно, как и замерзшую воду, падающую с неба. Она сделала лишний вдох, словно хотела, как скряга, скопить на потом, и улыбнулась… Скоро появится машина Форкосигана, въезжающая во двор… Далекий резкий звук взрыва прервал плавное течение ее мыслей; у нее защемило сердце и перехватило дыхание. Оба охранника дернулись. «Ну, услышала взрыв, — мысленно пролепетала Корделия. — Совсем необязательно он имеет отношение к Эйрелу. — Но голос разума холодно уточнил: — Похоже на акустическую гранату. И не маленькую».
Из ущелья улицы в нескольких кварталах от резиденции поднимался столб дыма и пыли. Она наклонилась вперед…
— Миледи, — охранник взял ее за плечо. — Пожалуйста, вернитесь в дом. Его напарник прижал к уху запястье с комм-браслетом, напряженно впитывая информацию. А у нее такого браслета сейчас не было.
— Что происходит? — спросила Корделия.
— Миледи, пожалуйста, спускайтесь! — Он подвел ее к люку чердака. — Я уверен, что все в порядке.
— Это была акустическая граната четвертого класса, выпущенная, по-видимому, из пневматического гранатомета, — сообщила она этому невежде. — Если только метавший — не камикадзе. Вы что, никогда не слышали, как они взрываются?
Из люка выскочила Друшикко, сжимавшая в руке намазанный маслом рогалик. В другой она держала парализатор.
— Миледи?
Охранник с облегчением подтолкнул Корделию к ней и вернулся к своему старшему. Душа Корделии стонала, но она стиснула зубы и позволила телохранительнице увлечь себя на чердак.
— Что случилось?
— Пока не знаю. В подвальной столовой зажегся красный сигнал тревоги, и все бросились на свои посты, — ответила запыхавшаяся Дру. Похоже, она чуть ли не взлетела по шести лестничным пролетам.
С возгласом отчаяния Корделия помчалась вниз, особенно остро ощутив отсутствие лифта. Наверняка кто-нибудь дежурит у главного пульта в библиотеке — должно же хоть у кого-нибудь найтись комм-устройство… Она промчалась по винтовой лестнице, по белым с черным плитам холла.
Начальник охраны был там — он отдавал приказы. Дворецкий графа Петера дрожал от страха у него за спиной.
— Они едут прямо сюда, — бросил через плечо начальник охраны. — Срочно доставьте доктора.
Дворецкий помчался исполнять приказ.
— Что случилось? — выпалила Корделия. Сердце у нее отчаянно колотилось — и не только от стремительного бега.
Он начал было говорить что-то успокаивающее и бессмысленное, но прервал себя на полуслове:
— Кто-то пальнул по машине регента. Промахнулся. Они едут сюда.
— Насколько промахнулся?
— Не знаю, миледи.
Наверное, и вправду не знает. Но раз машина осталась на ходу… Она беспомощным жестом разрешила ему продолжить свою работу и резко повернулась, чтобы выйти обратно в холл, однако наткнулась на двоих людей графа Петера, преградивших ей путь к двери. Она замерла на третьей ступеньке, кусая губы.
— Как вы думаете, лейтенант Куделка с ним? — чуть слышно спросила Друшикко.
— Вероятно. Обычно они вместе, — рассеянно ответила Корделия, не отрывая взгляда от двери. И ждала, ждала… Она услышала, как подъехала машина. Один из слуг отворил наружную дверь. Охранники (и откуда их столько взялось?) обступили автомобиль сплошной стеной. Корделия успела заметить, что машина сильно поцарапана и закопчена, но глубоких вмятин на ней видно не было. Заднее стекло уцелело, хотя на переднем был след от удара. Распахнулись дверцы, и Корделия вытянула шею, пытаясь разглядеть мужа, скрытого зелеными спинами охранников. Тут они расступились, и в проеме показался лейтенант Куделка. Он растерянно моргал, из носа у него текла кровь. Капрал службы безопасности поддерживал его под руку. Наконец появился Форкосиган — он шел не спеша, отмахиваясь от предлагаемой со всех сторон помощи. Даже в такую минуту никто не посмел дотронуться до него без разрешения. Все вошли в дом, и дворецкий захлопнул входную дверь.
Адмирал поймал поверх многочисленных голов взгляд жены, и его мрачное лицо чуть просветлело. Он еле заметно кивнул: «У меня все в порядке».
Ее губы ответно дрогнули: «Смотри у меня».
Куделка возбужденно говорил:
— … Дьявольски большая дыра в асфальте! В нее бы целый грузовой катер влез. У водителя потрясающая реакция… Что? — Он покачал головой в ответ на какой-то вопрос. — Извините, у меня в ушах звенит. Повторите, пожалуйста.
Он замер с открытым ртом, прикоснулся к уху и изумленно уставился на окрасившуюся алой кровью руку.
— Ты временно потерял слух, Ку, — сказал Форкосиган. Голос его был спокойным, но чересчур громким. — К завтрашнему утру он восстановится. Только Корделия догадалась, что говорит он так громко не ради Куделки: Форкосиган тоже ничего не слышал. Он слишком быстро двигал зрачками — и это было единственным признаком того, что ему приходится читать по губам.
Саймон Иллиан и врач появились почти одновременно. Обоих пострадавших увели в тихую гостиную в задней части дома; Корделия и Друшикко пошли следом. По требованию Форкосигана врач начал осмотр с Куделки.
— Один выстрел? — спросил Иллиан.
— Только один, — подтвердил Форкосиган, наблюдая за его губами. — Если бы он задержался, чтобы сделать второй, то мог бы прищучить меня.
— Если бы он задержался, мы сами смогли бы его прищучить. Следственная группа уже там. Стрелявший, естественно, давно скрылся. Ничего не скажешь, место он выбрал разумно — десятки путей к отступлению. — Мы каждый день меняем маршрут, — проговорил Куделка; он с трудом следил за разговором, прижимая к лицу носовой платок. — Откуда он узнал, где устроить засаду?
— Видимо, утечка информации, — процедил капитан Иллиан.
— Не обязательно, — возразил Форкосиган. — Ближе к дому маршрутов не так уж много. Он мог ждать там несколько дней.
— Прямо у границы охраняемого района? — заметил Иллиан. — Не нравится мне это.
— Меня больше тревожит то, что он промахнулся, — ответил Форкосиган. — Почему? Может, это нечто вроде предупреждения?
— Это было старое оружие, — возразил Иллиан. — Система наведения могла отказать — никто из очевидцев не заметил «зайчика» от лазера. — Он умолк, заметив, как побледнела Корделия. — Миледи, я уверен, что стрелял какой-то сумасшедший. По крайней мере, совершенно точно известно, что он был один.
— И откуда же у маньяка армейский гранатомет? — осведомилась она.
Иллиан смутился.
— Это мы обязательно выясним. Но гранатомет был явно старого образца.
— Разве вы не уничтожаете списанное вооружение? — Его так много… Корделия вспыхнула.
— Тому, кто стрелял, надо было сделать всего один выстрел. Если бы он не промахнулся, а попал в автомобиль, Эйрела разнесло бы на мелкие кусочки. Сейчас ваши следователи разбирались бы, которые молекулы его, а которые — от Ку.
Лицо Друшикко стало серым, а Форкосиган нахмурился.
— Хотите, Саймон, я вам точно подсчитаю амплитуду резонансных колебаний для герметичного пассажирского салона? — яростно и беспощадно продолжала Корделия. — Тот, кто выбрал именно это оружие, был компетентным военным техником — хотя, к счастью, плохим стрелком.
Она с трудом заставила себя замолчать, ощутив в своем голосе истерические нотки.
— Приношу свои извинения, капитан Нейсмит, — сухо проговорил Иллиан. — Вы совершенно правы. — Сейчас в его тоне не было и намека на иронию. Он кивнул ей и удалился с чрезвычайно озабоченным видом.
Врач подтвердил диагноз, уже поставленный Форкосиганом на основании боевого опыта — акустический шок, — выдал сильнодействующие таблетки от головной боли и тотчас уехал, пообещав заглянуть утром.
Поздно вечером Иллиан вернулся, чтобы обсудить происшедшее с начальником охраны. Увидев его, Корделия едва поборола желание схватить капитана за грудки и, прижав к ближайшей стене, вытрясти из него все, что ему известно. Взяв себя в руки, она спросила:
— Кто пытался убить Эйрела? Кому это нужно? Чего Они надеются этим достичь?
Иллиан вздохнул:
— Вам короткий список, миледи, или длинный?
— А сколько человек в коротком списке? — спросила она с каким-то патологическим любопытством.
— Слишком много. Но, если хотите, я могу назвать вам верхний слой. — Он начал считать, загибая пальцы. — Цетагандийцы — всегда. Они рассчитывали на то, что здесь после смерти Эзара начнется политический хаос. И они вполне способны этому посодействовать. Убийство — куда более дешевый способ вмешательства по сравнению с оккупационным флотом. Комаррцы — из мести за старое или в знак начала нового восстания. Многие из них до сих пор называют вашего супруга Мясником Комарры… Корделия, знавшая историю этого ненавистного прозвища, поморщилась.
— Антифоры, потому что на их вкус регент слишком консервативен. Правое крыло военных, которые находят его чересчур демократичным. Кто-нибудь из уцелевших приверженцев принца Зерга и адмирала Форратьера. Бывшие сотрудники ныне разогнанного Министерства политвоспитания — хотя я сомневаюсь, чтобы кто-то из них мог промахнуться. Их ведь раньше готовил департамент Негри. Какой-нибудь обиженный фор, который считает, что в нынешних перестановках его незаслуженно обошли. Любой сумасшедший, имеющий доступ к оружию и горящий желанием прославиться. Мне продолжать?
— Не стоит. Так как же быть дальше? Если мотив имеется у слишком многих, то, может, не у всех была такая возможность?
— Здесь есть за что ухватиться, хотя результаты в основном пока отрицательные. Как я уже говорил, все сработано очень чисто. Тот, кто подготовил диверсию, должен был иметь доступ к определенного рода информации. Вот с этого мы и начнем.
Поразмыслив, Корделия пришла к выводу, что больше всего ее тревожит анонимность покушения. Если убийцей может оказаться любой, слишком велик соблазн подозревать каждого встречного. Похоже, сумасшествие здесь вроде гриппа — барраярцы заражают им друг друга. Ей оставалось лишь надеяться, что Иллиан и Негри совместными усилиями вскоре добудут какие-нибудь конкретные факты. Она загнала все страхи в крошечную каморку под сердцем и заперла их на замок — рядом со своим ребенком.
В эту ночь они долго лежали без сна, тесно прижавшись друг к другу. Говорить было не о чем, да и не хотелось. «Он промахнулся. Значит, идем дальше. До следующего покушения».
Глава 5
День рождения императора по традиции широко отмечался, и энтузиазм барраярцев ничуть не уменьшило то, что из-за смерти Эзара и воцарения Грегора они праздновали его второй раз в году. Во всех богатых домах задавались пиры, устраивали танцы, принимали ветеранов. Повсюду вспыхивали никем не контролируемые фейерверки, и Корделия подумала, что для государственного переворота или внезапного нападения на столицу лучшего дня не выбрать: в таком шуме никто не заметил бы даже артиллерийского обстрела. Треск бесчисленных петард начался еще на рассвете.
Дежурные охранники, давно привыкшие вскидываться при всяком неожиданном шуме, были напряжены до предела. Впрочем, пара новичков попыталась внести в праздник свою лепту, устроив собственный фейерверк в саду. Тут же у них состоялся короткий, весьма нелицеприятный разговор с начальником охраны. Позже Корделия видела, как они выносят мусор под командой насмешливой горничной — а младшая судомойка и помощник повара радостно помчались по домам, получив неожиданный отпуск.
Корделия отклонила приглашение посетить военный парад, дабы сохранить силы для вечернего мероприятия (как ей дали понять — самого важного в году): торжественного обеда в императорском дворце. Ей хотелось повидать Карин и Грегора — пусть даже мимолетно. К тому же можно было не сомневаться в том, что одета она будет, как подобает ее положению на Барраяре. Леди Форпатрил, досконально изучившая барраярские моды для беременных и обладавшая прекрасным вкусом, сжалилась над беспомощной инопланетянкой и взяла над ней шефство как модельер и эксперт.
Благодаря ее заботам Корделия чувствовала себя уверенно в превосходно скроенном шелковом платье цвета изумруда, волнами спадавшем от плеч до пола, и широком жилете из мягкого кремового бархата. Живые цветы, искусно вплетенные в ее рыжие волосы чудодеем-парикмахером, присланным Элис, элегантно дополняли туалет. Подбор нарядов, как и неукоснительное следование церемониалу, давно уже стал здесь национальным видом искусства, таким же сложным, как бетанский макияж для тела. На реакцию мужа Корделия не полагалась, но восторженные восклицания горничных убедили ее, что мастера поработали на славу.
Скоро в холл спустились оба Форкосигана и лейтенант Куделка. Адмирал и лейтенант были в дворцовых красно-коричневых мундирах, а старый граф — в своем роскошном коричнево-серебряном камзоле, предназначавшемся для особо торжественных случаев. Друшикко, сопровождавшая Корделию, была в наряде тех же тонов, что и хозяйка. Покрой ее одежды был рассчитан на то, чтобы не стеснять движений и скрывать вооружение и комм-устройство.
Несколько мгновений все молча восхищались друг другом, затем направились к выходу. Регентский кортеж ждал у дверей. Адмирал подсадил жену в машину, но сам отступил назад:
— Увидимся во дворце, дорогая.
— Что? — Она обернулась. — О! Значит, второй автомобиль… Это не просто из-за того, что нас много?
— Нет. Мне кажется… Разумным, чтобы с этого дня мы с тобой ездили в разных машинах.
— Да, — чуть слышно сказала она. — Конечно.
Он кивнул и отвернулся.
Будь проклята эта планета. Она отобрала еще одну часть их жизни. У них и так почти нет времени, чтобы побыть вдвоем, и даже эта крошечная потеря причиняет боль.
Рядом с Корделией сел граф Петер. Друшикко устроилась напротив, и машина плавно вывернула на улицу. Корделия прижалась носом к стеклу, пытаясь увидеть адмиральский лимузин, но тот отстал и оказался вне поля зрения. Вздохнув, она отвернулась и села прямо.
Желтое солнце садилось в серую гряду облаков: в прохладном осеннем сумраке начали зажигаться фонари. Город казался строгим и немного печальным. Сейчас Корделию даже обрадовали шумные толпы, высыпавшие на улицы по случаю торжеств. Праздничный фейерверк напомнил ей обычай древних жителей Земли стучать в тазы и стрелять из ружей во время лунных затмений, чтобы прогнать небесного дракона, пожирающего светило. Эта странная осенняя печаль… Она может поглотить неосторожную душу.
Дежурные охранники, давно привыкшие вскидываться при всяком неожиданном шуме, были напряжены до предела. Впрочем, пара новичков попыталась внести в праздник свою лепту, устроив собственный фейерверк в саду. Тут же у них состоялся короткий, весьма нелицеприятный разговор с начальником охраны. Позже Корделия видела, как они выносят мусор под командой насмешливой горничной — а младшая судомойка и помощник повара радостно помчались по домам, получив неожиданный отпуск.
Корделия отклонила приглашение посетить военный парад, дабы сохранить силы для вечернего мероприятия (как ей дали понять — самого важного в году): торжественного обеда в императорском дворце. Ей хотелось повидать Карин и Грегора — пусть даже мимолетно. К тому же можно было не сомневаться в том, что одета она будет, как подобает ее положению на Барраяре. Леди Форпатрил, досконально изучившая барраярские моды для беременных и обладавшая прекрасным вкусом, сжалилась над беспомощной инопланетянкой и взяла над ней шефство как модельер и эксперт.
Благодаря ее заботам Корделия чувствовала себя уверенно в превосходно скроенном шелковом платье цвета изумруда, волнами спадавшем от плеч до пола, и широком жилете из мягкого кремового бархата. Живые цветы, искусно вплетенные в ее рыжие волосы чудодеем-парикмахером, присланным Элис, элегантно дополняли туалет. Подбор нарядов, как и неукоснительное следование церемониалу, давно уже стал здесь национальным видом искусства, таким же сложным, как бетанский макияж для тела. На реакцию мужа Корделия не полагалась, но восторженные восклицания горничных убедили ее, что мастера поработали на славу.
Скоро в холл спустились оба Форкосигана и лейтенант Куделка. Адмирал и лейтенант были в дворцовых красно-коричневых мундирах, а старый граф — в своем роскошном коричнево-серебряном камзоле, предназначавшемся для особо торжественных случаев. Друшикко, сопровождавшая Корделию, была в наряде тех же тонов, что и хозяйка. Покрой ее одежды был рассчитан на то, чтобы не стеснять движений и скрывать вооружение и комм-устройство.
Несколько мгновений все молча восхищались друг другом, затем направились к выходу. Регентский кортеж ждал у дверей. Адмирал подсадил жену в машину, но сам отступил назад:
— Увидимся во дворце, дорогая.
— Что? — Она обернулась. — О! Значит, второй автомобиль… Это не просто из-за того, что нас много?
— Нет. Мне кажется… Разумным, чтобы с этого дня мы с тобой ездили в разных машинах.
— Да, — чуть слышно сказала она. — Конечно.
Он кивнул и отвернулся.
Будь проклята эта планета. Она отобрала еще одну часть их жизни. У них и так почти нет времени, чтобы побыть вдвоем, и даже эта крошечная потеря причиняет боль.
Рядом с Корделией сел граф Петер. Друшикко устроилась напротив, и машина плавно вывернула на улицу. Корделия прижалась носом к стеклу, пытаясь увидеть адмиральский лимузин, но тот отстал и оказался вне поля зрения. Вздохнув, она отвернулась и села прямо.
Желтое солнце садилось в серую гряду облаков: в прохладном осеннем сумраке начали зажигаться фонари. Город казался строгим и немного печальным. Сейчас Корделию даже обрадовали шумные толпы, высыпавшие на улицы по случаю торжеств. Праздничный фейерверк напомнил ей обычай древних жителей Земли стучать в тазы и стрелять из ружей во время лунных затмений, чтобы прогнать небесного дракона, пожирающего светило. Эта странная осенняя печаль… Она может поглотить неосторожную душу.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента