Буджолд Лоис. Границы бесконечности

   Отец, одетый в рубашку с открытым воротом и шорты, уже позавтракал и перебрался в потрепанное кресло. Эйрел Форкосиган был коренастым седовласым мужчиной с тяжелым подбородком, густыми бровями и шрамом на нижней челюсти. Такое лицо очень удобно для недоброго шаржа — Майлз повидал немало таких карикатур в печати оппозиции и в памфлетах противников Барраяра. Достаточно было изменить только одну деталь — сделать тусклыми эти яркие проницательные глаза — и получалась типичная пародия на военного диктатора.
   «Как сильно не дает ему покоя дед? — гадал Майлз. — Внешне почти ничего не заметно. Но, в конце концов, это и не должно быть заметно. Адмирал Эйрел Форкосиган, непревзойденный стратег космического боя, покоритель Комарры, герой Эскобара, в течение шестнадцати лет был регентом империи и верховным властителем Барраяра, хотя и не носил императорского титула. А потом нарушил все предсказания и снискал себе неувядаемую славу, добровольно передав власть достигшему совершеннолетия императору Грегору. Так что жизнь адмирала Эйрела затмевала даже достижения генерала Петера…»
   И с чем теперь остался младший лейтенант Майлз? С двумя двойками и джокером. Надо или сдаваться, или блефовать по-черному…
   Горянка сидела на низенькой скамеечке, держа в руке недоеденный пончик. Утратив дар речи, она уставилась на Майлза во всем его великолепии. Когда молодой человек поймал ее взгляд, губы женщины сжались, а глаза вспыхнули. Выражение ее лица показалось ему каким-то странным. Что это — гнев, радость, смущение, ликование или какая-то непонятная смесь всех этих чувств? «За кого ты меня приняла, женщина?»
   Поскольку Майлз был в мундире, он встал перед отцом навытяжку.
   — Сэр?
   Граф Форкосиган обратился к женщине:
   — Это мой сын. Если я пошлю его в качестве моего Голоса, тебя это удовлетворит?
   — Ох, — выдохнула она, и тут же расплылась в непонятной яростной улыбке. — О, да, милорд!
   — Прекрасно! Пусть будет так!
   «Что будет?» — встревоженно подумал Майлз.
   Граф с довольным видом откинулся в кресле, но сощуренные глаза говорили, что он не на шутку рассержен.
   Однако гнев его направлен не против этой женщины (они явно в чем-то согласны) и — Майлз быстро проверил себя — не на собственного отпрыска. Молодой человек негромко кашлянул, склонил голову набок и вопросительно улыбнулся.
   Граф сдвинул кончики пальцев и, наконец, обратился к сыну:
   — Очень интересное дело. Теперь я понимаю, почему ты послал ее сюда.
   — О, да, — дипломатично произнес Майлз. На что это он напоролся? Он просто помог ей пройти мимо охранника, это был порыв донкихотства — и еще наивное желание подразнить отца за завтраком…
   Брови графа Форкосигана поползли вверх.
   — Ты не знал?
   — Она говорила об убийстве и о равнодушии местных властей. Я решил, что ты направишь ее к судье…
   Граф еще глубже вжался в кресло и задумчиво потер шрам на подбородке.
   — Это дело об убийстве ребенка.
   У Майлза все внутри похолодело. «Я не хочу с этим связываться! Ну, теперь понятно, почему у нее при таких грудях не было младенца».
   — О таких случаях властям почти никогда не сообщают. Мы уже больше двадцати лет воюем против старых обычаев, — продолжал граф. — Пропаганда, просвещение… В городах прогресс немалый.
   — В городах, — вполголоса произнесла графиня, — у людей есть альтернативные выходы.
   — Да. Но в захолустье — почти ничего не изменилась. Мы знаем, что происходит, но без доклада, без жалобы… А семья обычно защищает своих… Уцепиться не за что.
   — А какая, — Майлз снова откашлялся и кивнул женщине, — была мутация у твоего ребенка?
   — Кошачий рот. — Женщина ткнула себе в губу. — Сосала она плохо — захлебывалась и плакала, но молока ей хватало, хватало!
   — Заячья губа, — графиня Форкосиган, родившаяся на Колонии Бета, перевела барраярское название на общепринятый галактический язык. — И, похоже, несращение неба. Харра, это даже не мутация. Это даже на Старой Земле встречалось. Э-э… Нормальный врожденный дефект, если можно так выразиться. Это не наказание за то, что твои барраярские предки прошли через Огонь. Простой операции было бы достаточно…
   Графиня замолчала. На лице горянки отразилась душевная мука.
   — Я слышала, — сказал она. — Милорд построил в Хассадаре больницу. Я собиралась отнести девочку туда, когда немного окрепну, хотя денег у меня не было. Ручки и ножки у нее были здоровенькие, все это видели… — Голос у женщины сорвался. — Но Лэм успел ее убить.
   Майлз прикинул: неделя ходьбы из Дендарийских гор к долинному городу Хассадару. Понятно, что сразу после родов такой переход был ей не по силам. А флайеру всего час лета…
   — Итак, мы получили заявление об убийстве, — сказал граф Форкосиган,
   — и нам предстоит разобрать дело. Это дает законный повод обратиться с посланием к самым отдаленным уголкам наших владений. Ты, Майлз, будешь моим Голосом, который прозвучит там, где не звучал еще никогда. Ты осуществишь графское правосудие — и не тайком. Пора покончить с обычаями, выставляющими нас дикарями в глазах всей галактики.
   Майлз с трудом сглотнул.
   — А разве местный судья не больше подходит…
   Граф чуть улыбнулся:
   — Для этого дела лучше тебя никого не найдешь.
   Посланник и послание в одном лице! Как бы Майлзу сейчас хотелось оказаться не здесь — где угодно, но не здесь! Уж лучше снова обливаться кровавым потом на выпускных экзаменах. Он с трудом подавил непристойный вопль: «Мой отпуск!» Но теперь отнекиваться поздно…
   Майлз почесал затылок:
   — Кто… э-э… кто же убил твою девочку?
   «Кого это я должен схватить и поставить к стенке?»
   — Мой муж, — без всякого выражения проговорила женщина, уставившись на отполированные серебристые доски пола.
   «Так я и знал, что история получится некрасивая…»
   — Она все плакала и плакала, — монотонно говорила женщина, — и никак не засыпала, ведь сосала-то она плохо… А он заорал, дескать, заставь ее замолчать…
   — И тогда? — подсказал Майлз, которого уже начинало тошнить.
   — Он обругал меня и пошел спать к своей матери. Он сказал, по крайней мере там работник может поспать. Я-то ведь тоже не спала…
   Похоже, парень что надо. Майлз представил себе огромного полудикого горца, привыкшего помыкать женой… Но в развязке явно чего-то недоставало.
   Граф тоже это заметил. Он слушал внимательно, как на совещании в генштабе: тело расслаблено, веки опущены, так что можно подумать, будто он задремал. Однако такое предположение было бы серьезной ошибкой.
   — Ты сама все видела? — спросил он обманчиво мягким тоном, заставившим Майлза насторожиться. — Ты действительно видела, как он ее убил?
   — Утром я нашла ее мертвой, милорд.
   — Ты вошла в спальню… — подсказал граф Форкосиган.
   — У нас только одна комната. — Женщина посмотрела на него так, словно впервые усомнилась в графском всеведении. — Она заснула, заснула наконец. Я пошла набрать немного блестяники, вверх по лощине. А когда вернулась… Мне надо было взять ее с собой, но я так радовалась, что она наконец-то заснула, я не хотела ее будить… — Из крепко зажмуренных глаз женщины потекли слезы. — Я не стала ее будить, когда вернулась. Я решила поесть и отдохнуть, но у меня набралось молоко, — она прикоснулась к груди, — и я пошла к колыбели…
   — И что, на девочке не было никаких отметин? Горло не перерезано? — спросил граф. Так обычно совершались убийства младенцев в захолустье — быстро и надежно, не то, что, например, переохлаждение.
   Женщина покачала головой.
   — По-моему, ее задушили подушкой, милорд. Жестоко, это было так жестоко! А наш староста говорит, что я сама ее заспала. И не захотел принять мою жалобу на Лэма. Не заспала я ее, не заспала! У нее была собственная колыбелька. Лэм смастерил ее, когда моя дочка еще была у меня в животе…
   Женщина была близка к истерике.
   Граф обменялся взглядом с женой и чуть наклонил голову. Графиня Форкосиган легко встала.
   — Харра, давай спустимся вниз. Тебе надо умыться и отдохнуть, а потом Майлз отвезет тебя домой.
   Горянка была совершенно ошарашена:
   — Но не в ваших же покоях, миледи!
   — Извини, другого помещения у меня здесь нет. Если не считать казармы. Охранники — хорошие парни, но они будут тебя стесняться…
   С этими словами графиня увела ее.
   — Ясно, — сказал граф Форкосиган, как только женщины отошли достаточно далеко и уже не слышали его слов, — что тебе сначала надо будет проверить медицинские факты, и уже только потом… орудовать. И я надеюсь, ты обратил внимание на небольшую проблему с установлением личности преступника. Этот прецедент может оказаться идеальным для публичного правосудия, но только в том случае, если все совершенно ясно. Хватит действовать втихомолку.
   — Я не могу делать медицинских заключений, — поспешно напомнил Майлз. Может, еще удастся отговориться…
   — Конечно. Ты возьмешь с собой доктора Ди.
   Лейтенант Ди был помощником личного врача премьер-министра, и Майлз был с ним немного знаком. Этот честолюбивый молодой медик постоянно находился в состоянии глубочайшей досады, поскольку его начальник не позволял ему прикасаться к столь важному пациенту… «О, Ди будет в восторге от такого задания», — мрачно решил Майлз.
   — Он может прихватить и оборудование для лечения переломов, — добавил граф, немного оживившись. — На всякий случай.
   — Какая предусмотрительность! — отозвался Майлз, трагически закатывая глаза. — Послушай, э-э… А вдруг все подтвердится и мы прищучим этого парня. Я что, должен лично…
   — Один из наших слуг будет твоим телохранителем. И, если потребуется, выполнит работу палача.
   Что ж, подумал Майлз, и на том спасибо.
   — А мы не можем дождаться судьи?
   — Любое решение, которое принимает судья, принимается от моего имени. Когда-нибудь оно будет приниматься от твоего имени. Пора тебе узнать, как это происходит на практике. И хотя исторически форы появились как каста военных, обязанности лорда-фора никогда не ограничивались только военной службой.
   Выхода нет. Проклятье, проклятье! Майлз вздохнул.
   — Ладно. Хорошо… На флайере мы доберемся туда часа за два. Вероятно, придется еще поискать эту дыру… Свалимся на них с неба, соберем народ и учиним суд и расправу… Домой вернемся к ночи.
   «Поскорее бы покончить с этим».
   Граф опять прищурился.
   — Нет, — медленно проговорил он, — не на флайере.
   — Но в горах наземная машина не пройдет! — запротестовал Майлз. — Там нет дорог, только тропы. Не думаю, что наша прогулка пешком укрепит уважение горцев к закону и власти.
   Отец взглянул на свежайшую офицерскую форму Майлза и чуть улыбнулся:
   — Ну, пока у тебя неплохо получались марш-броски.
   — Но представь себе, как я буду выглядеть после трех-четырех дней в полевых условиях? Ты не видел нас после маршей. И не нюхал.
   — Я тоже через это прошел, — сухо ответил адмирал. — Но ты совершенно прав. Не пешком. У меня есть идея получше.

 
   «Мой собственный кавалерийский эскадрон, — с иронией подумал Майлз, — точь-в-точь, как у деда». Вообще-то он был уверен, что у старика нашлось бы немало язвительных замечаний относительно всадников, следовавших за Майлзом по лесной дороге — дед высказал бы их после того, как отсмеялся при виде их посадки. Со смертью старика конюшни Форкосиганов захирели: лошади для поло проданы, немногих породистых (и норовистых) скакунов пустили пастись на свободе. Несколько верховых лошадей сохранили за уверенный шаг и добрый нрав, чтобы при желании ими могли воспользоваться редкие гости. За лошадьми ухаживали девчонки из деревни.
   Майлз подобрал поводья, напряг ногу, и Толстый Дурачок, выполнив аккуратный полуповорот, сделал два шага назад. Даже самый несведущий горожанин не принял бы этого приземистого чалого конька за горячего скакуна, но Майлз обожал его — за темные влажные глаза, широкий бархатистый нос, флегматичный нрав, который не тревожили ни бурные потоки, ни сигналы флайеров, но больше всего — за дивное послушание. Просто побыв с ним рядом, человек становился спокойнее — он снимал все отрицательные эмоции, как мурлыкающая кошка.
   Майлз потрепал Толстого Дурачка по холке.
   — Если кто-нибудь спросит, — пробормотал он, — я скажу, что тебя зовут Верховный Вождь.
   Толстый Дурачок повел мохнатым ухом и шумно вздохнул.
   К странной процессии, которую сейчас возглавлял Майлз, немалое отношение имел его дед. Великий генерал всю свою юность партизанил в этих горах. Здесь он остановил цетагандийских завоевателей, а позднее заставил их ретироваться. Правда, контрабандные самонаводящиеся зенитные установки, ценой страшных жертв доставленные на планету, способствовали этой победе гораздо больше, чем кавалерия. Дед признавался, что кавалерийские лошади спасли его армию во время самой жестокой военной зимы главным образом благодаря тому, что их можно было есть. Но дух романтики сделал лошадь символом героических походов Петера Форкосигана.
   Впрочем, Майлз считал, что отец излишне оптимистичен, полагая, будто слава старика может защитить семью от любых невзгод. Тайники и лагеря партизан давно превратились в заросшие лесом холмы. Да, черт подери, именно лесом, а не бурьяном или там кустарником. А люди, которые воевали под командой деда, давно легли в землю. Что здесь делать Майлзу? Его судьба — космические корабли, скачки к далеким мирам сквозь п-в-туннели…
   Размышления юноши прервала лошадь доктора Ди: ей не понравилась лежавшая поперек тропы ветка, и она, захрапев, резко остановилась. Доктор Ди с жалобным возгласом свалился на землю.
   — Не бросайте поводья! — крикнул Майлз, заставив Толстого Дурачка попятиться.
   Ди уже неплохо научился падать: на этот раз он приземлился почти на ноги. Доктор попробовал ухватиться за болтающиеся поводья, но соловая кобылка отпрянула в сторону. Почуяв свободу, она помчалась по тропе, лихо распустив хвост, что на лошадином языке означало: «Не поймаешь, не поймаешь!» Разозлившийся и покрасневший доктор Ди с проклятьями кинулся за ней. Соловая тут же пустилась рысью.
   — Нет-нет, не бегите! — крикнул Майлз.
   — Как же, к дьяволу, я ее поймаю, если не побегу за ней? — огрызнулся Ди. — На этом чертовом животном осталась моя аптечка!
   — А как, по-вашему, вы ее поймаете, если будете за ней гоняться? — спросил Майлз. — Она гораздо быстрее вас.
   Тем временем Пим, замыкавший их маленький отряд, развернул свою лошадь поперек тропы и загородил путь беглянке. Но та разгадала его маневр и свернула в сторону.
   — Не суетись, Харра, — посоветовал Майлз, заметив беспокойство своей спутницы, и Харра Журик покорно ссутулилась на лошади, не мешая той идти, как хочет. Она полагалась на равновесие и не пыталась пользоваться поводьями, в отличие от невезучего Ди. Замыкавший цепочку Пим держался в седле вполне уверенно, хотя и без удовольствия.
   Майлз пустил Толстого Дурачка шагом вслед за сбежавшей кобылкой. «Я совсем не собираюсь тебя ловить. Мы просто наслаждаемся пейзажем. Вот так, а теперь остановимся перекусить». Соловая, отбежав, принялась пощипывать травку, но продолжала косить глазом на приближающегося Майлза.
   Остановившись достаточно далеко, чтобы не возбудить ее опасений, Майлз спешился и, не обращая внимания на беглянку, начал демонстративно шарить по карманам. Толстый Дурачок нетерпеливо подтолкнул хозяина мордой, и тот, ласково приговаривая, дал ему кусок сахара. Кобылка заинтересованно подняла уши. Толстый Дурачок причмокнул и снова подтолкнул Майлза, прося добавки. Кобылка подошла и зафыркала, требуя своей доли. Она сняла губами кусок сахара с ладони Майлза, а молодой человек тем временем тихо взял поводья.
   — Ну вот, доктор Ди, получайте вашу лошадь. И никакой беготни.
   — Нечестно, — пропыхтел Ди, рысцой подбегая к Майлзу. — У вас в кармане был сахар.
   — Конечно, у меня в кармане был сахар. Это называется предусмотрительностью и планированием. Секрет обращения с лошадьми: не пытайтесь быть быстрее лошади или сильнее ее. Этим вы противопоставляете свои слабости ее сильным сторонам. Весь фокус в том, чтобы быть умнее лошади. Тогда мы противопоставляем ее слабости нашу сильную сторону. Не так ли?
   Ди принял поводья и подозрительно оглядел свою животину.
   — Она надо мной смеется.
   — Это называется ржать, а не смеяться, — ухмыльнулся Майлз.
   Он похлопал Толстого Дурачка по крупу, и тот послушно опустился на одно колено. Майлз легко вдел ногу в стремя.
   — А моя это делает? — спросил доктор Ди, зачарованно наблюдая за ним.
   — К сожалению, нет.
   Ди сердито нахмурился.
   — Это животное — настоящий дебил. Уж лучше я его поведу.
   Толстый Дурачок встал, а Майлз с трудом удержался от едкого замечания в духе деда: «Будьте умнее лошади, Ди». Хотя доктор на время расследования был официально подчинен Майлзу, космоврач лейтенант Ди был чином выше младшего лейтенанта Форкосигана. Чтобы командовать тем, кто старше тебя и по возрасту, и по воинскому званию, требуется определенный такт.
   Дорога стала чуть шире — здесь по ней вывозили лес, — и Майлз поехал рядом с Харрой Журик. Ее вчерашняя решимость, казалось, по мере приближения к дому, убывала. Или, может быть, бедняжка просто вымоталась: утром она почти все время молчала, а после полудня вообще, как язык проглотила. Если эта женщина утянет его за тридевять земель, а потом скиснет…
   — Где именно служил твой отец, Харра? — попытался разговорить горянку Майлз.
   Женщина принялась расчесывать пальцами волосы, но ее жест свидетельствовал, скорее, о волнении, чем о желании покрасоваться. Сквозь эти спутанные пряди соломенного цвета Харра смотрела на него, как пугливый зверек из-за живой изгороди.
   — В ополчении, милорд. Я его совсем не помню, он погиб, когда я была еще маленькая.
   — В бою?
   Харра кивнула:
   — В столице, в беспорядках во время восстания самозванца Фордариана.
   Майлз не стал спрашивать, на чьей стороне воевал ее отец: у большинства рядовых выбора не было, а императорская амнистия касалась не только тех, кто уцелел, но и погибших.
   — А у тебя есть братья или сестры?
   — Нет, милорд. Остались только мы с матерью.
   Напряжение чуть отпустило Майлза. Если его приговор действительно приведет к казни, то один неверный шаг может вызвать кровную вражду между семьями. Отец наверняка не хотел бы, чтобы правосудие привело к такому результату. Значит, чем меньше заинтересованных лиц, тем лучше.
   — А в семье твоего мужа?
   — У него семеро — четыре брата и три сестры.
   — Гм.
   Майлз на мгновение представил целую ораву огромных разгневанных горцев. Он невольно оглянулся на Пима: для выполнения задания явно не хватает сил. Майлз уже говорил об этом отцу, когда они вчера вечером планировали экспедицию.
   — Тебя поддержит деревенский староста и его помощники, — сказал граф.
   — Так же, как они помогают судье, когда тот приезжает на выездное заседание.
   — А если они не захотят мне помогать? — тревожно спросил Майлз.
   — Офицер, собирающийся командовать войсками императора, — сверкнул глазами граф Форкосиган, — должен сообразить, как добиться поддержки от сельского старосты.
   Иначе говоря, премьер-министр решил, что это предприятие будет хорошим испытанием для сына, и отказывался подсказывать ему возможные варианты выхода из идиотского положения. «Спасибо, папочка».
   — А у вас нет братьев и сестер, милорд? — спросила Харра, и Майлз сразу же вернулся в настоящее.
   — Нет. Но ведь это наверняка известно всем даже в вашем захолустье.
   — О вас много чего говорят, — пожала плечами Харра.
   Майлз закусил вопрос зубами, как ломтик лимона. Он не спросит, не спросит… Нет, ничего не поделаешь.
   — А что, например? — процедил он.
   — Все знают, что сын графа — мутант. — Во взгляде женщины мелькнул вызов. — Некоторые говорят, что это из-за инопланетянки, на которой граф женился, а еще, мол, — от радиации во время боев, или из-за… того, что в юности он развратничал с другими офицерами…
   Последняя версия была для Майлза полной неожиданностью.
   — …но большинство думает, что его отравили враги.
   — Я рад, что большинство не ошибается. На отца устроили покушение с помощью газообразного солтоксина, как раз, когда мать была мною беременна. Но это не…
   «Не мутация, — пошла по знакомой дорожке его мысль. — Сколько раз я уже это объяснял? Это дефект развития, а не генетическое уродство, я не мутант, не…» Но какое значение имеет эта биохимическая тонкость для невежественной женщины, только что потерявшей ребенка? Для нее он все равно мутант.
   — Это не важно, — закончил Майлз.
   Харра искоса посмотрела на него.
   — А еще люди говорят, что вы родились без ног и живете в особняке Форкосиганов в летающем кресле. А некоторые даже утверждают, что вы родились без костей…
   — И, надо полагать, меня держат в стеклянной банке в подвале, — пробормотал юноша.
   — Но Кейрел рассказывал, как видел вас с дедом на Хассадарской ярмарке, и что вы просто больной и недоросток. И еще говорили, будто отец устроил вас на Службу, а другие спорили, что вы улетели на планету матери и там ваш мозг превратили в компьютер, а тело кормят через трубочки, погрузив в жидкость.
   — Я так и знал, что где-нибудь да появится банка с жидкостью, — поморщился Майлз.
   «А еще ты знал, что пожалеешь о своем вопросе — и все-таки его задал». Ему вдруг показалось, что Харра намеренно дразнит его. Да как она посмела!.. Но веселья на лице женщины было не заметно, только напряженное снимание.
   Она рискнула очень, очень многим, придя к своему сюзерену с известием об убийстве — вопреки воле семьи и местных властей, вопреки обычаям. И кого же граф дал ей в качестве защиты и поддержки против гнева всех ее близких? Калеку, выродка! Справится ли он? Конечно, Харра сомневается и тревожится. Вдруг он все испортит, сдастся и убежит, оставив ее одну расхлебывать бурю ярости и мщения?
   Майлз уже жалел, что не оставил ее плакать у ворот.
   Лес — плод многолетних усилий терраформистов — вдруг кончился, уступив место заросшей бурым кустарником долине — исконно барраярскому пейзажу. Посреди долины вилась какая-то непонятная зелено-розовая лента; когда они подъехали ближе, Майлз с изумлением понял, что это — дикие розы. Настоящие земные розы. Тропа нырнула в их благоуханные заросли и исчезла.
   Теперь Майлз и Пим по очереди прорубали дорогу своими армейскими ножами. Ветви у роз были мощными, утыканными толстыми шипами; они с успехом наносили людям упругие ответные удары. Толстый Дурачок помогал, как мог, срывая зубами цветы и радостно их жуя. Майлз не знал, опасно ли это: то, что растение не барраярское, еще не значит, что лошадь им не отравится. Отсасывая кровь из уколотого пальца, он размышлял о трудной экологической истории Барраяра.
   Пятьдесят тысяч первопроходцев должны были стать только передовым отрядом колонизации планеты. Но внезапная гравитационная аномалия перекрыла пространственно-временной туннель, связь с Землей прервалась, а вместе с ней пошла прахом и тщательно спланированная программа освоения новой планеты. Привезенные с Земли растения и животные вышли из-под контроля и одичали; люди тоже сосредоточились на проблемах выживания. Биологи до сих пор горюют из-за массового исчезновения местных видов, эрозий, засух и наводнений, но на самом деле, решил Майлз, в течение многовекового Периода Изоляции виды обоих миров достигли равновесия. Если живая тварь плодится и покрывает землю, то какая разница, откуда она взялась?
   «Мы все появились здесь случайно. Как розы.»

 
   Этой ночью путники разбили лагерь на вершине холма. Наутро они добрались до подножия настоящих гор и вышли за пределы тех мест, которые Майлз знал с детства. Теперь он часто сверял указания Харры со своей картой, сделанной по орбитальным съемкам. На закате второго дня они были уже всего в нескольких часах пути от цели. Харра уверяла, что сможет привесит их туда до наступления темноты, но Майлзу не хотелось приезжать ночью в незнакомую деревню, где их встретят без всякой радости.
   На рассвете он искупался в ручье и оделся в только что распакованную форму офицера императорской армии. На Пиме была коричневая с серебром ливрея Форкосиганов; на раскладном алюминиевом древке, упертом в стремя, он держал графский штандарт. Ди остался в своем черном полевом комбинезоне, но вид при этом у доктора все равно был смущенный. «Разряжены мы убийственно», — невесело подумал Майлз. Если во всем этом маскараде и был какой-то глубинный смысл, то Майлз его не улавливал.
   Утро еще не кончилось, когда отряд остановил лошадей перед маленьким домиком на краю рощи сахарных кленов. Деревья, посаженные неизвестно когда, с годами взбирались все выше по склону, забрасывая вперед свои легкие семена. Горный воздух был прохладен и свеж. В зарослях сорняков копались куры; забитая тиной деревянная труба роняла капли воды в корыто.
   Харра соскользнула с лошади, разгладила юбку и поднялась на крыльцо.
   — Кейрел? — позвала она. Застыв в седле, Майлз с непреклонно-решительным видом дожидался первой встречи. Никогда не следует терять психологическое преимущество.