Страница:
— Папа уже столько лет у власти, — успокаивающе заметил Майлз. — Мне иногда кажется, что его не сдвинуть с места даже гравитонной торпедой.
— Пробовали уже, — сдержанно отозвалась мать. — Пора бы отцу всерьез подумать об отставке. Пока что нам везло… по большей части. — Она с грустью взглянула на своего покалеченного сына.
— И это вечное политиканство, — помолчав, устало продолжала мать. — Даже на похоронах… А уж эти родственнички… — тут ее голос немного оживился. — Если увидишь отца раньше, чем я, скажи ему, что его разыскивает леди Форпатрил. То-то он обрадуется… Хотя нет, не говори. А то он непременно напьется.
Майлз поднял брови.
— А что ей нужно от отца на этот раз?
— Ну, она считает, что с тех пор, как умер лорд Форпатрил, Эйрел должен быть вместо отца этому болвану Айвену; я не возражаю, но всему есть мера. Сейчас, например, проблема состоит в том, чтобы дать Айвену хорошую взбучку за то, что он… как это… спит с горничными. Я никогда не могла понять, почему бы здешней знати не стерилизовать временно своих лоботрясов, — лет этак с двенадцати, — и отпускать их на травку, пусть резвятся, раз уж им так невтерпеж. Это было бы разумно. Как их остановишь? Все равно что набросить платок на самум… — Она вздохнула и направилась к библиотеке с обычным своим резюме: — Барраярцы проклятые…
За окнами сгустился вечерний сумрак, а поминки в доме Форкосиганов все продолжались. Проходя по коридору, Майлз поглядел на свое отражение в темном стекле. То, что он увидел, его не обрадовало — взъерошенные волосы, серые глаза, бледное лицо со слишком резкими, заостренными чертами. Да, на красавца он явно не тянет.
Голод напомнил Майлзу, что он так и не пообедал сегодня. Надо тихо прокрасться в столовую, чтобы не наткнуться на какого-нибудь из этих жутких старцев, и набрать себе сэндвичей. Заглянув в проем арки, ведущей в холл, и никого там не обнаружив, Майлз подскочил к столу и принялся без разбора сваливать в салфетку все закуски, какие подворачивались под руку.
— Только не бери вон то красное барахло, — прошептал знакомый приветливый голос. — По-моему, это какие-то водоросли. Твоя мать опять увлеклась какой-нибудь сумасшедшей диетой?
Майлз заметил своего кузена, Айвена, уже успевшего нагрузиться таким же кульком с яствами. Несмотря на добычу, открытая, раздражающе красивая физиономия молодого Форпатрила хранила тоскливое, и даже слегка затравленное выражение. Новенький, с иголочки, кадетский мундир, сидел на нем очень ловко, но с одного бока как-то странно оттопыривался.
— Вам что, уже разрешили носить оружие? — удивился Майлз.
— Какое к черту оружие. — Айвен воровато оглянулся — возможно, опасаясь появления леди Форпатрил, — потом распахнул мундир. — Бутылка из запасов твоего папеньки. Отобрал у слуги, прежде чем он разлил ее по этим крохотным стаканчикам. Слушай, ты не мог бы провести меня в какой-нибудь укромный уголок этого мавзолея? А то охрана не позволяет мне бродить по резиденции одному. Вино у вас приличное, еда еще лучше, за исключением этих красных штуковин, но, Бог мой, что за компания!
Майлз кивнул, соглашаясь, хотя в тайне и был склонен включить братца в эту самую «компанию».
— Ладно. Раздобудь еще бутылку, — распорядился он, решив, что при достаточном возлиянии можно будет вытерпеть даже общество кадета Форпатрила. — Спрячемся в моей спальне, я как раз туда направляюсь. Встретимся у лифта.
Майлз со вздохом вытянулся на койке; Айвен разложил еду и откупорил первую бутылку. Наполнив до краев взятые из ванной пластмассовые стаканчики, он подал один из них своему калеке-кузену.
— Я видел, как старик Ботари вынес тебя с поля, — тут он сделал добрый глоток, и Майлз представил, как возмутился бы старый граф, если бы стал свидетелем такого варварского истребления благородного напитка. Сам он лишь слегка пригубил свой стакан, стараясь при этом лучше оценить букет
— из почтения к памяти старика: дед иногда язвительно говаривал, что Майлз неспособен отличить хорошее вино от воды, в которой полощут чашки. — Жаль, конечно, — бодро продолжал Айвен. — Хотя вообще-то тебе повезло.
— Как это? — пробормотал Майлз, вонзая зубы в бутерброд.
— Точно тебе говорю. Завтра у нас начинается муштра…
— Да я уж слышал.
— Мне нужно явиться в казарму не позже полуночи. Я думал, хоть последнюю ночь повеселюсь как свободный человек, а вместо того застрял здесь. Это все матушка. Но скоро нас приведут к присяге — и тогда посмотрим, посмеет ли она обращаться со мной как с мальчишкой. — Он ненадолго умолк, расправляясь с бутербродом. — Так что вспомни про меня завтра на рассвете: я буду месить грязь под дождем, а ты тут будешь нежиться в теплой постельке…
— Вспомню-вспомню. — Майлз глотнул вина, потом сделал еще глоток. И еще.
— За три года там всего три увольнительных, — сокрушался Айвен, не переставая набивать рот. — Не многим лучше тюрьмы. Не зря службу называют лямкой. Хотя вернее назвать рабством. — Он одним духом осушил стакан, запивая пирожок. — А ты сам себе хозяин. Что хочешь, то и делаешь.
— Да уж, — равнодушно согласился Майлз. Его услуги не были нужны никому — ни императору, ни кому-либо другому. Он не мог их продать, ни даже отдать даром…
Через некоторое время, утолив первый голод, Айвен опасливо заметил:
— А твой папаша нас не застукает?
— Ты что, боишься его? — бросил Майлз.
— Да кто же его не боится? Весь генштаб бледнеет, стоит ему открыть рот. А я какой-то зеленый кадетишка. Ты-то сам разве не боишься?
Майлз подумал.
— Нет, пожалуй. В общем, не так, как ты это представляешь. Но если ты не хочешь попадаться ему на глаза, то здесь действительно не самое лучшее место, по крайней мере, сегодня, — добавил он, припомнив недавнюю сценку в библиотеке.
— Да? — Айвен в сомнении повертел стакан. — У меня всегда было такое чувство, что дядя меня не больно жалует…
— Да нет, тебе кажется, — утешил брата Майлз. — Хотя лет до четырнадцати я думал, что тебя зовут «этот-болван-Айвен». — Он оборвал себя, вновь осознав разницу в их положении. Кто здесь болван, а кто — счастливчик? Заснуть бы поскорее и забыть обо всем…
В дверь властно постучали, и Айвен испуганно вскочил.
— О черт, уж не он ли случайно?
— Когда заходит старший офицер, младшему положено встать и отдать честь, а не лезть под кровать.
— А я и не собирался лезть под кровать, — возразил Айвен. — Я хотел спрятаться в туалете.
— Не стоит. Уверяю тебя, тут будет такая пальба, что никто не заметит, как ты удерешь. — И Майлз громко отозвался: — Войдите!
Это и вправду был граф Форкосиган. Взгляд его серых глаз был холоден, как ледник в пасмурный день.
— Майлз, — начал он без предисловия, — из-за чего эта девушка расплакалась? Что ты наде… — Тут он запнулся, заметив стоящего навытяжку Айвена, и продолжал уже обычным своим беззлобно-ворчливым тоном: — А-а, черт. Я-то надеялся, что сегодня ты мне не попадешься. Думал, у тебя хватит ума найти укромное местечко и быстренько набраться. — Айвен не водил с графа испуганных глаз.
— Сэр… Дядя Эйрел… А… матушка с вами говорила, сэр?
— Да, — вздохнул граф Форкосиган, и кадет побледнел, не разглядев веселых огоньков в полуприкрытых глазах всесильного премьер-министра.
Майлз задумчиво провел пальцем по горлышку бутылки.
— Айвен зашел выразить мне сочувствие по поводу моей травмы, сэр.
Братец усиленно закивал в подтверждение.
— Понятно, — сухо сказал граф Форкосиган, и Майлз почувствовал, что отцу действительно все понятно. Граф опять вздохнул и с легкой усмешкой обратился к Айвену: — Вот служу почти пятьдесят лет, и до чего я дослужился? Мною пугают мальчишек, чтоб хорошо себя вели. Людоед, который питается непослушными детьми, вот кто я такой. — Премьер-министр угрожающе расставил руки и рявкнул: — Вот я тебя!.. Можешь считать, что экзекуция состоялась и топай отсюда. Иди, иди, малыш.
— Да, сэр. — Повеселевший Айвен отдал честь.
— И не смей козырять, — резко добавил граф. — Ты пока еще не офицер.
— Казалось, он только сейчас заметил мундир племянника.
— Да, сэр. Нет, сэр. — Пунцовый от избытка ощущений Айвен выскочил из комнаты. Губы графа Форкосигана дрогнули в улыбке.
А я-то был уверен, что мне никогда не придется благодарить моего кузена, подумал Майлз.
— Итак, сэр?.. — подсказал он отцу.
Граф не сразу собрался с мыслями, а когда заговорил, голос его звучал гораздо спокойнее.
— Почему Элен расплакалась, сынок? Ты к ней не… приставал?
— Нет, сэр. Я знаю, что все выглядит именно таким образом, но я не трогал Элен. Могу поклясться.
— Незачем. — Граф подтянул к себе стул и уселся. — Я верю, что ты не собираешься подражать этому болвану Айвену. Но я хочу тебе напомнить, что философия твоей матери в области… э-э… секса — бетанская, скажем прямо, философия — уместна только на Колонии Бета. Возможно, когда-нибудь она приживется и здесь, но не теперь. И я хочу, чтобы ты раз и навсегда уяснил для себя, что Элен Ботари — совершенно неподходящий объект для опытов в этом направлении.
— А почему? — неожиданно спросил Майлз. Отец изумленно поднял брови, и Майлз быстро продолжил: — Я не понимаю, почему ее надо во всем ограничивать и стеснять. Ее же все время пеленают, шагу не дают ступить без провожатых. А она умная, она… она красивая, и сильная… Она могла бы меня пополам переломить, если б захотела. Так почему ей не получить, например, приличное образование? Сержант изо всех сил противится этому. Единственное, что его заботит, — это приданое. Как бы сколотить дочери приличное приданое. И он никогда не позволяет ей путешествовать. А это дало бы ей в тысячу раз больше, чем любой из родовитых девиц, каких я знаю. — Майлз умолк, задохнувшись от волнения.
Граф Форкосиган задумчиво провел рукой по спинке стула.
— Все это верно. Только… Элен значит для сержанта гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Она для него — символ… символ всех его надежд… Не знаю, как тебе объяснить… Она — залог разумности и даже необходимости его жизни. Я многим обязан ему, и я должен оберегать этот залог.
— Да-да, я понимаю, — нетерпеливо оборвал его Майлз. — Но разве справедливо, что твоя признательность сосредоточена на отце и совсем не затрагивает дочь?!
Граф, видимо расстроенный, начал снова.
— Я обязан ему жизнью, Майлз. И своей, и твоей матери. Это не преувеличение: всем, что я сделал для Барраяра в последние восемнадцать лет, я обязан ему. И еще я обязан ему твоей жизнью, которую он спас дважды, а следовательно, тем, что не сошел с ума, хотя последнее и не бесспорно, как выразилась бы твоя мать. Если Ботари захочет получить с меня этот долг, он имеет право требовать все, что угодно. — Граф задумчиво потер подбородок. — И еще: в настоящее время я бы очень хотел избежать каких-либо домашних скандалов. Мои противники высматривают любой повод, любой рычаг, чтобы опрокинуть меня. Пожалуйста, не дай им превратить тебя в этот рычаг.
— Интересно, что же все-таки творится сейчас в правительстве? — в который раз подумал Майлз. Хотя вряд ли я дождусь объяснений… Кто я? Лорд Майлз Нейсмит Форкосиган. Профессия: бездельник и болтун. Хобби: падать со стенок, отнимать жизнь у стариков, доводить до слез девушек… Он страстно желал случая хотя бы помириться с Элен, но чем теперь рассеять ее страхи? Единственное, что приходило ему в голову, — отыскать эту чертову могилу, а она наверняка на Эскобаре, одна из шести или семи тысяч могил, оставшихся на память стой давней войне.
И тут ему в голову пришел план, да такой соблазнительный, что он забыл, о чем хотел сказать, и застыл с открытым ртом. Граф Форкосиган вежливо-вопросительно приподнял брови. В конце концов Майлз решился:
— А как дела у нашей бабушки Нейсмит?
Отец пристально посмотрел на него.
— Любопытно, что ты об этом спрашиваешь. Твоя матушка частенько вспоминает о ней в последнее время.
— Ну, это понятно. Кончина деда… Хотя бабушка — крепкая старушка. Вообще, по-моему, бетанцы рассчитывают жить лет сто двадцать, не меньше. Наверное, думают, что это одно из их гражданских прав.
Бабушка жила на Бете, в девяти скачках сквозь п-в-туннели. Путешествие туда занимало три недели, если лететь прямым путем — через Эскобар. Если подобрать подходящий рейс, то Майлз вполне сможет сделать остановку на Эскобаре. Можно будет поглядеть на месте достопримечательности, и провести небольшое расследование — тихо и незаметно, даже если Ботари прилипнет к нему, как банный лист. Мальчик интересуется военной историей — почему бы ему не совершить экскурсию на кладбища солдат императора? Очень естественно. Он даже мог бы проделать поминальные обряды в честь павших.
— Сэр, — начал он, — как по-вашему…
Отец заговорил одновременно с ним:
— Сынок, ты не хотел бы… Прошу прощения.
— Нет, нет, говори, отец…
— Я хотел сказать, — продолжал граф, — что сейчас самый удобный момент навестить бабушку. Сколько прошло, с тех пор как ты в последний раз был на Колонии Бета? Года два, наверное?
Майлз пошевелил языком, проверяя, не онемел ли он.
— Замечательная идея! А можно… можно мне взять с собой Элен?
Отцовские брови снова взлетели вверх.
— Что?
Майлз встал и захромал взад и вперед по комнате, не в силах усидеть из-за переполнявших его чувств. Если бы только он смог увезти Элен в путешествие за пределы планеты! Бог ты мой, он стал бы для нее героем, метра два ростом, как Форталия Храбрый.
— А почему бы и нет? Ботари все равно будет рядом. А кто может приглядеть за ней лучше, чем родной отец? И кто нашел бы здесь что-нибудь предосудительное?
— Сам Ботари, — без колебаний ответил граф Форкосиган. — Не могу себе представить, чтоб он одобрил идею показать дочери Колонию Бета. Он-то там бывал. А поскольку приглашение исходит от тебя, я не уверен, что оно ему покажется приличным — в данный момент.
— А-а. — Майлз дошел до угла, развернулся, сделал еще пару шагов. — Что ж, тогда я ее приглашать не буду.
— Ну вот. — Граф облегченно вздохнул. — Это, я думаю, мудрое…
— Я попрошу маму, чтобы она ее пригласила. И пусть сержант только попробует заартачиться!
От неожиданности отец рассмеялся.
— Удар ниже пояса, сынок! — Но голос у него был совсем не строгий. Майлз воспрянул духом.
— Эта идея насчет поездки пришла в голову маме, ведь так?
— В общем, да, — признался граф. — И, честно говоря, я был рад, что она сама предложила это. Мне будет легче, если ты проведешь следующие несколько месяцев на Бете. — Он встал. — Извини, я должен идти — дела. Мне еще надо побеседовать с Фордрозой, ради вящей славы империи. — Брезгливое выражение, появившееся у него на лице, говорило о многом. — Честное слово, я бы предпочел напиться с этим дурачком Айвеном. Или поболтать еще немножко с тобой. — Он с нежностью взглянул на сына.
— Я понимаю, сэр. Работа прежде всего.
Граф помолчал, потом медленно произнес, с трудом подбирая слова:
— Ничего ты не понимаешь. Моя работа… Моя работа не принесла тебе счастья. С самого начала. Мне жаль, что все так сложилось, сынок. — Отец молча кивнул и вышел.
Опять он передо мной извиняется, подумал Майлз, чувствуя себя вконец несчастным. Сперва говорит, что у меня все в порядке, а потом извиняется. Непоследовательно это, отец.
Он, хромая, заметался по комнате, и жгучая боль в ногах заставила его заговорить, почти закричать, обращаясь к закрытой двери.
— Я заставлю тебя взять извинения обратно! У меня все в порядке, понял? Я начиню тебя такой гордостью за сына, что не останется места для твоей дурацкой вины! Клянусь! Даю слово Форкосигана. Клянусь тебе, отец, — голос его понизился до шепота. — Клянусь, дедушка. Я не знаю как, но я это сделаю…
Майлз еще раз прошелся по комнате. Становилось холодно, и так вдруг потянуло в постель! Повсюду крошки от сэндвичей, на столе бутылки — одна пустая бутылка, другая полная… Тишина.
— Значит, разговариваем сами с собой, — прошептал он. — Скверный симптом, приятель.
Ноги страшно болели. Майлз прижал к себе полную бутылку и забрал ее с собой в постель.
— Пробовали уже, — сдержанно отозвалась мать. — Пора бы отцу всерьез подумать об отставке. Пока что нам везло… по большей части. — Она с грустью взглянула на своего покалеченного сына.
— И это вечное политиканство, — помолчав, устало продолжала мать. — Даже на похоронах… А уж эти родственнички… — тут ее голос немного оживился. — Если увидишь отца раньше, чем я, скажи ему, что его разыскивает леди Форпатрил. То-то он обрадуется… Хотя нет, не говори. А то он непременно напьется.
Майлз поднял брови.
— А что ей нужно от отца на этот раз?
— Ну, она считает, что с тех пор, как умер лорд Форпатрил, Эйрел должен быть вместо отца этому болвану Айвену; я не возражаю, но всему есть мера. Сейчас, например, проблема состоит в том, чтобы дать Айвену хорошую взбучку за то, что он… как это… спит с горничными. Я никогда не могла понять, почему бы здешней знати не стерилизовать временно своих лоботрясов, — лет этак с двенадцати, — и отпускать их на травку, пусть резвятся, раз уж им так невтерпеж. Это было бы разумно. Как их остановишь? Все равно что набросить платок на самум… — Она вздохнула и направилась к библиотеке с обычным своим резюме: — Барраярцы проклятые…
За окнами сгустился вечерний сумрак, а поминки в доме Форкосиганов все продолжались. Проходя по коридору, Майлз поглядел на свое отражение в темном стекле. То, что он увидел, его не обрадовало — взъерошенные волосы, серые глаза, бледное лицо со слишком резкими, заостренными чертами. Да, на красавца он явно не тянет.
Голод напомнил Майлзу, что он так и не пообедал сегодня. Надо тихо прокрасться в столовую, чтобы не наткнуться на какого-нибудь из этих жутких старцев, и набрать себе сэндвичей. Заглянув в проем арки, ведущей в холл, и никого там не обнаружив, Майлз подскочил к столу и принялся без разбора сваливать в салфетку все закуски, какие подворачивались под руку.
— Только не бери вон то красное барахло, — прошептал знакомый приветливый голос. — По-моему, это какие-то водоросли. Твоя мать опять увлеклась какой-нибудь сумасшедшей диетой?
Майлз заметил своего кузена, Айвена, уже успевшего нагрузиться таким же кульком с яствами. Несмотря на добычу, открытая, раздражающе красивая физиономия молодого Форпатрила хранила тоскливое, и даже слегка затравленное выражение. Новенький, с иголочки, кадетский мундир, сидел на нем очень ловко, но с одного бока как-то странно оттопыривался.
— Вам что, уже разрешили носить оружие? — удивился Майлз.
— Какое к черту оружие. — Айвен воровато оглянулся — возможно, опасаясь появления леди Форпатрил, — потом распахнул мундир. — Бутылка из запасов твоего папеньки. Отобрал у слуги, прежде чем он разлил ее по этим крохотным стаканчикам. Слушай, ты не мог бы провести меня в какой-нибудь укромный уголок этого мавзолея? А то охрана не позволяет мне бродить по резиденции одному. Вино у вас приличное, еда еще лучше, за исключением этих красных штуковин, но, Бог мой, что за компания!
Майлз кивнул, соглашаясь, хотя в тайне и был склонен включить братца в эту самую «компанию».
— Ладно. Раздобудь еще бутылку, — распорядился он, решив, что при достаточном возлиянии можно будет вытерпеть даже общество кадета Форпатрила. — Спрячемся в моей спальне, я как раз туда направляюсь. Встретимся у лифта.
Майлз со вздохом вытянулся на койке; Айвен разложил еду и откупорил первую бутылку. Наполнив до краев взятые из ванной пластмассовые стаканчики, он подал один из них своему калеке-кузену.
— Я видел, как старик Ботари вынес тебя с поля, — тут он сделал добрый глоток, и Майлз представил, как возмутился бы старый граф, если бы стал свидетелем такого варварского истребления благородного напитка. Сам он лишь слегка пригубил свой стакан, стараясь при этом лучше оценить букет
— из почтения к памяти старика: дед иногда язвительно говаривал, что Майлз неспособен отличить хорошее вино от воды, в которой полощут чашки. — Жаль, конечно, — бодро продолжал Айвен. — Хотя вообще-то тебе повезло.
— Как это? — пробормотал Майлз, вонзая зубы в бутерброд.
— Точно тебе говорю. Завтра у нас начинается муштра…
— Да я уж слышал.
— Мне нужно явиться в казарму не позже полуночи. Я думал, хоть последнюю ночь повеселюсь как свободный человек, а вместо того застрял здесь. Это все матушка. Но скоро нас приведут к присяге — и тогда посмотрим, посмеет ли она обращаться со мной как с мальчишкой. — Он ненадолго умолк, расправляясь с бутербродом. — Так что вспомни про меня завтра на рассвете: я буду месить грязь под дождем, а ты тут будешь нежиться в теплой постельке…
— Вспомню-вспомню. — Майлз глотнул вина, потом сделал еще глоток. И еще.
— За три года там всего три увольнительных, — сокрушался Айвен, не переставая набивать рот. — Не многим лучше тюрьмы. Не зря службу называют лямкой. Хотя вернее назвать рабством. — Он одним духом осушил стакан, запивая пирожок. — А ты сам себе хозяин. Что хочешь, то и делаешь.
— Да уж, — равнодушно согласился Майлз. Его услуги не были нужны никому — ни императору, ни кому-либо другому. Он не мог их продать, ни даже отдать даром…
Через некоторое время, утолив первый голод, Айвен опасливо заметил:
— А твой папаша нас не застукает?
— Ты что, боишься его? — бросил Майлз.
— Да кто же его не боится? Весь генштаб бледнеет, стоит ему открыть рот. А я какой-то зеленый кадетишка. Ты-то сам разве не боишься?
Майлз подумал.
— Нет, пожалуй. В общем, не так, как ты это представляешь. Но если ты не хочешь попадаться ему на глаза, то здесь действительно не самое лучшее место, по крайней мере, сегодня, — добавил он, припомнив недавнюю сценку в библиотеке.
— Да? — Айвен в сомнении повертел стакан. — У меня всегда было такое чувство, что дядя меня не больно жалует…
— Да нет, тебе кажется, — утешил брата Майлз. — Хотя лет до четырнадцати я думал, что тебя зовут «этот-болван-Айвен». — Он оборвал себя, вновь осознав разницу в их положении. Кто здесь болван, а кто — счастливчик? Заснуть бы поскорее и забыть обо всем…
В дверь властно постучали, и Айвен испуганно вскочил.
— О черт, уж не он ли случайно?
— Когда заходит старший офицер, младшему положено встать и отдать честь, а не лезть под кровать.
— А я и не собирался лезть под кровать, — возразил Айвен. — Я хотел спрятаться в туалете.
— Не стоит. Уверяю тебя, тут будет такая пальба, что никто не заметит, как ты удерешь. — И Майлз громко отозвался: — Войдите!
Это и вправду был граф Форкосиган. Взгляд его серых глаз был холоден, как ледник в пасмурный день.
— Майлз, — начал он без предисловия, — из-за чего эта девушка расплакалась? Что ты наде… — Тут он запнулся, заметив стоящего навытяжку Айвена, и продолжал уже обычным своим беззлобно-ворчливым тоном: — А-а, черт. Я-то надеялся, что сегодня ты мне не попадешься. Думал, у тебя хватит ума найти укромное местечко и быстренько набраться. — Айвен не водил с графа испуганных глаз.
— Сэр… Дядя Эйрел… А… матушка с вами говорила, сэр?
— Да, — вздохнул граф Форкосиган, и кадет побледнел, не разглядев веселых огоньков в полуприкрытых глазах всесильного премьер-министра.
Майлз задумчиво провел пальцем по горлышку бутылки.
— Айвен зашел выразить мне сочувствие по поводу моей травмы, сэр.
Братец усиленно закивал в подтверждение.
— Понятно, — сухо сказал граф Форкосиган, и Майлз почувствовал, что отцу действительно все понятно. Граф опять вздохнул и с легкой усмешкой обратился к Айвену: — Вот служу почти пятьдесят лет, и до чего я дослужился? Мною пугают мальчишек, чтоб хорошо себя вели. Людоед, который питается непослушными детьми, вот кто я такой. — Премьер-министр угрожающе расставил руки и рявкнул: — Вот я тебя!.. Можешь считать, что экзекуция состоялась и топай отсюда. Иди, иди, малыш.
— Да, сэр. — Повеселевший Айвен отдал честь.
— И не смей козырять, — резко добавил граф. — Ты пока еще не офицер.
— Казалось, он только сейчас заметил мундир племянника.
— Да, сэр. Нет, сэр. — Пунцовый от избытка ощущений Айвен выскочил из комнаты. Губы графа Форкосигана дрогнули в улыбке.
А я-то был уверен, что мне никогда не придется благодарить моего кузена, подумал Майлз.
— Итак, сэр?.. — подсказал он отцу.
Граф не сразу собрался с мыслями, а когда заговорил, голос его звучал гораздо спокойнее.
— Почему Элен расплакалась, сынок? Ты к ней не… приставал?
— Нет, сэр. Я знаю, что все выглядит именно таким образом, но я не трогал Элен. Могу поклясться.
— Незачем. — Граф подтянул к себе стул и уселся. — Я верю, что ты не собираешься подражать этому болвану Айвену. Но я хочу тебе напомнить, что философия твоей матери в области… э-э… секса — бетанская, скажем прямо, философия — уместна только на Колонии Бета. Возможно, когда-нибудь она приживется и здесь, но не теперь. И я хочу, чтобы ты раз и навсегда уяснил для себя, что Элен Ботари — совершенно неподходящий объект для опытов в этом направлении.
— А почему? — неожиданно спросил Майлз. Отец изумленно поднял брови, и Майлз быстро продолжил: — Я не понимаю, почему ее надо во всем ограничивать и стеснять. Ее же все время пеленают, шагу не дают ступить без провожатых. А она умная, она… она красивая, и сильная… Она могла бы меня пополам переломить, если б захотела. Так почему ей не получить, например, приличное образование? Сержант изо всех сил противится этому. Единственное, что его заботит, — это приданое. Как бы сколотить дочери приличное приданое. И он никогда не позволяет ей путешествовать. А это дало бы ей в тысячу раз больше, чем любой из родовитых девиц, каких я знаю. — Майлз умолк, задохнувшись от волнения.
Граф Форкосиган задумчиво провел рукой по спинке стула.
— Все это верно. Только… Элен значит для сержанта гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Она для него — символ… символ всех его надежд… Не знаю, как тебе объяснить… Она — залог разумности и даже необходимости его жизни. Я многим обязан ему, и я должен оберегать этот залог.
— Да-да, я понимаю, — нетерпеливо оборвал его Майлз. — Но разве справедливо, что твоя признательность сосредоточена на отце и совсем не затрагивает дочь?!
Граф, видимо расстроенный, начал снова.
— Я обязан ему жизнью, Майлз. И своей, и твоей матери. Это не преувеличение: всем, что я сделал для Барраяра в последние восемнадцать лет, я обязан ему. И еще я обязан ему твоей жизнью, которую он спас дважды, а следовательно, тем, что не сошел с ума, хотя последнее и не бесспорно, как выразилась бы твоя мать. Если Ботари захочет получить с меня этот долг, он имеет право требовать все, что угодно. — Граф задумчиво потер подбородок. — И еще: в настоящее время я бы очень хотел избежать каких-либо домашних скандалов. Мои противники высматривают любой повод, любой рычаг, чтобы опрокинуть меня. Пожалуйста, не дай им превратить тебя в этот рычаг.
— Интересно, что же все-таки творится сейчас в правительстве? — в который раз подумал Майлз. Хотя вряд ли я дождусь объяснений… Кто я? Лорд Майлз Нейсмит Форкосиган. Профессия: бездельник и болтун. Хобби: падать со стенок, отнимать жизнь у стариков, доводить до слез девушек… Он страстно желал случая хотя бы помириться с Элен, но чем теперь рассеять ее страхи? Единственное, что приходило ему в голову, — отыскать эту чертову могилу, а она наверняка на Эскобаре, одна из шести или семи тысяч могил, оставшихся на память стой давней войне.
И тут ему в голову пришел план, да такой соблазнительный, что он забыл, о чем хотел сказать, и застыл с открытым ртом. Граф Форкосиган вежливо-вопросительно приподнял брови. В конце концов Майлз решился:
— А как дела у нашей бабушки Нейсмит?
Отец пристально посмотрел на него.
— Любопытно, что ты об этом спрашиваешь. Твоя матушка частенько вспоминает о ней в последнее время.
— Ну, это понятно. Кончина деда… Хотя бабушка — крепкая старушка. Вообще, по-моему, бетанцы рассчитывают жить лет сто двадцать, не меньше. Наверное, думают, что это одно из их гражданских прав.
Бабушка жила на Бете, в девяти скачках сквозь п-в-туннели. Путешествие туда занимало три недели, если лететь прямым путем — через Эскобар. Если подобрать подходящий рейс, то Майлз вполне сможет сделать остановку на Эскобаре. Можно будет поглядеть на месте достопримечательности, и провести небольшое расследование — тихо и незаметно, даже если Ботари прилипнет к нему, как банный лист. Мальчик интересуется военной историей — почему бы ему не совершить экскурсию на кладбища солдат императора? Очень естественно. Он даже мог бы проделать поминальные обряды в честь павших.
— Сэр, — начал он, — как по-вашему…
Отец заговорил одновременно с ним:
— Сынок, ты не хотел бы… Прошу прощения.
— Нет, нет, говори, отец…
— Я хотел сказать, — продолжал граф, — что сейчас самый удобный момент навестить бабушку. Сколько прошло, с тех пор как ты в последний раз был на Колонии Бета? Года два, наверное?
Майлз пошевелил языком, проверяя, не онемел ли он.
— Замечательная идея! А можно… можно мне взять с собой Элен?
Отцовские брови снова взлетели вверх.
— Что?
Майлз встал и захромал взад и вперед по комнате, не в силах усидеть из-за переполнявших его чувств. Если бы только он смог увезти Элен в путешествие за пределы планеты! Бог ты мой, он стал бы для нее героем, метра два ростом, как Форталия Храбрый.
— А почему бы и нет? Ботари все равно будет рядом. А кто может приглядеть за ней лучше, чем родной отец? И кто нашел бы здесь что-нибудь предосудительное?
— Сам Ботари, — без колебаний ответил граф Форкосиган. — Не могу себе представить, чтоб он одобрил идею показать дочери Колонию Бета. Он-то там бывал. А поскольку приглашение исходит от тебя, я не уверен, что оно ему покажется приличным — в данный момент.
— А-а. — Майлз дошел до угла, развернулся, сделал еще пару шагов. — Что ж, тогда я ее приглашать не буду.
— Ну вот. — Граф облегченно вздохнул. — Это, я думаю, мудрое…
— Я попрошу маму, чтобы она ее пригласила. И пусть сержант только попробует заартачиться!
От неожиданности отец рассмеялся.
— Удар ниже пояса, сынок! — Но голос у него был совсем не строгий. Майлз воспрянул духом.
— Эта идея насчет поездки пришла в голову маме, ведь так?
— В общем, да, — признался граф. — И, честно говоря, я был рад, что она сама предложила это. Мне будет легче, если ты проведешь следующие несколько месяцев на Бете. — Он встал. — Извини, я должен идти — дела. Мне еще надо побеседовать с Фордрозой, ради вящей славы империи. — Брезгливое выражение, появившееся у него на лице, говорило о многом. — Честное слово, я бы предпочел напиться с этим дурачком Айвеном. Или поболтать еще немножко с тобой. — Он с нежностью взглянул на сына.
— Я понимаю, сэр. Работа прежде всего.
Граф помолчал, потом медленно произнес, с трудом подбирая слова:
— Ничего ты не понимаешь. Моя работа… Моя работа не принесла тебе счастья. С самого начала. Мне жаль, что все так сложилось, сынок. — Отец молча кивнул и вышел.
Опять он передо мной извиняется, подумал Майлз, чувствуя себя вконец несчастным. Сперва говорит, что у меня все в порядке, а потом извиняется. Непоследовательно это, отец.
Он, хромая, заметался по комнате, и жгучая боль в ногах заставила его заговорить, почти закричать, обращаясь к закрытой двери.
— Я заставлю тебя взять извинения обратно! У меня все в порядке, понял? Я начиню тебя такой гордостью за сына, что не останется места для твоей дурацкой вины! Клянусь! Даю слово Форкосигана. Клянусь тебе, отец, — голос его понизился до шепота. — Клянусь, дедушка. Я не знаю как, но я это сделаю…
Майлз еще раз прошелся по комнате. Становилось холодно, и так вдруг потянуло в постель! Повсюду крошки от сэндвичей, на столе бутылки — одна пустая бутылка, другая полная… Тишина.
— Значит, разговариваем сами с собой, — прошептал он. — Скверный симптом, приятель.
Ноги страшно болели. Майлз прижал к себе полную бутылку и забрал ее с собой в постель.
5
— Так-так-так, — елейным голосом протянул толстый таможенник-бетанец.
— Да это же сержант Ботари с Барраяра. Ну-с, с чем пожаловали на сей раз? Что там у вас в заднем кармане? Парочка атомных фугасов? Вы их забыли там совершенно случайно, разумеется. А что затесалось в ваш бритвенный прибор? Батарея лазерных пушек? А в ботинке — и там что-то застряло? Гравитонная ракета?
Сержант отреагировал на приветствие чем-то средним между кряхтением и рычаньем.
Майлз улыбнулся, силясь припомнить имя чиновника.
— Добрый день, господин Тиммонс. Все еще в таможне? Я думал, вы уже какая-нибудь крупная шишка в администрации.
Таможенник кивнул ему более приветливо.
— Добрый день, лорд Форкосиган. Вы же знаете, какая у нас служба. — Он перебрал их документы и вставил дискету в свой компьютер. — Ваши разрешения на ношение парализаторов в полном порядке. А теперь, пожалуйста, пройдите по одному через сканирующее устройство.
Ботари хмурился и негодующе фыркал. Майлз попытался перехватить его взгляд, но сержант внимательно рассматривал некую видимую только ему точку в пространстве. Такое поведение показалось Майлзу подозрительным, и он заявил:
— Сначала мы с Элен.
Элен прошла первой, неловко улыбаясь, как человек, которому пришлось слишком долго позировать, а потом снова принялась вертеть головой, жадно разглядывая окружающее. Майлз надеялся, что Колония Бета как-то компенсирует разочарование, постигшее их на Эскобаре.
Они два дня копались в архивах и таскались под дождем по заброшенным военным кладбищам, изображая, ради Ботари, живейший интерес ко всем руинам. Но все усилия пропали даром — они так и не нашли ни могилы, ни обелиска с именем матери Элен. Впрочем, неудача скорее утешила, чем огорчила Элен.
— Вот видишь? — повторяла она. — Отец меня не обманывал. Просто у тебя разыгралось воображение.
Сам сержант относился к их экскурсиям с плохо скрываемой скукой, и Майлз окончательно убедился, что Элен права.
Он теперь жалел, что поддался атмосфере тайны, окружавшей происхождение Элен, и не попробовал расспросить об этом мать. По возвращении надо непременно поговорить с ней. А что-то из этого разговора, может быть, передать дочери Ботари. Мама лучше сообразит, что именно и в какой форме.
Майлз прошел через сканер вслед за Элен, предвкушая, что будет показывать ей все чудеса Колонии Бета как исполненный торжества фокусник, готовый извлечь из шляпы целую компанию кроликов.
Настала очередь Ботари. Он шагнул под арку машины, и сейчас же раздалось что вроде резкого блеяния.
Тиммонс покачал головой:
— Все не уйметесь, сержант?
— Простите, я перебью вас, — быстро вставил Майлз, — мы с этой молодой леди можем быть свободны? — Агент кивнул, и Майлз забрал парализаторы и документы. — Тогда я покажу ей космопорт, пока вы тут выясняете отношения. Мы будем в главном зале.
— Вам нельзя… — встревоженно начал Ботари.
— О нас не беспокойтесь, — небрежно обронил Майлз, притянул к себе локоть Элен и увлек ее к выходу. Элен оглянулась через плечо.
— Неужели отец и вправду хотел протащить оружие?
— И подозреваю, что не один вид, — извиняющимся тоном сказал Майлз. — Я никогда не даю ему на это разрешения, и у него никогда ничего не выходит, но мне кажется, он чувствует себя просто голым, если не вооружен до зубов. Правда, нет худа без добра: раз уж бетанцы так лихо отыскивают оружие, думаю, здесь нам нечего опасаться.
Когда они вошли в главный зал, он незаметно посмотрел на Элен и губы его раздвинулись в довольной улыбке: она была просто вне себя от восторга. Их окружали тропические заросли. Мягкий золотистый свет лился из-под огромного купола, выхватывая из темной листвы яркие пятна цветов и невиданных птиц. Где-то рядом слышалось журчание фонтанов.
— Тут как в гигантском ботаническом или зоологическом саду, — прошептала Элен.
— Угу, — подтвердил Майлз. — Это все принадлежит зоопарку Силика. Что-то вроде большой открытой вольеры.
Они направились в конец зала, отведенный под магазинчики. Майлз осторожно направлял Элен, стараясь показать лишь то, что могло ей понравиться, и обходя опасные места. Например, заведение, где торгуют предметами интимного обихода, — это, наверно, чересчур для первого знакомства с планетой, хотя Элен ужасно мила, когда краснеет. А вот в магазине комнатных животных, весьма необычном, они провели несколько приятнейших минут. Элен приглянулась большая декоративная ящерица с Тау Кита, неправдоподобно многоцветная и сверкающая, и Майлзу захотелось немедленно подарить ей эту зверюгу. Но здравый смысл возобладал, и он удержался от покупки, тем более, что таукитянская рептилия была крайне разборчива в отношении кормежки и, несмотря на сказочную внешность, не отличалась чистоплотностью. Они побродили по балкону над этим огромным садом, и вместо ящерицы Майлз купил своей спутнице мороженого. Усевшись на скамейку у самых перил, юная парочка принялась уплетать лакомство.
— Тут так спокойно, свободно, — сказала Элен, облизывая пальцы и оглядываясь вокруг. Глаза у нее блестели от удовольствия. — Не то, что у нас: везде солдаты, охрана. А Здесь… Здесь женщина может стать кем угодно.
— Ну, смотря что понимать под свободой, — неопределенно ответил Майлз. — Между прочим, бетанцы мирятся с правилами, которых мы бы ни за что не потерпели. Ты бы видела, как они вытягиваются в струнку, когда объявляют чрезвычайную ситуацию — например, песчаную бурю, или учебную тревогу, или перебой в подаче энергии. У них здесь… не знаю, как бы получше выразиться… нет места для одиночек.
— Зато они сами устраивают собственную жизнь.
— А ты знаешь, что на Бете нужно разрешение, чтобы завести ребенка? Первый, правда, бесплатно, но потом…
— Какая ерунда, — рассеянно заметила Элен. — Кто же может это проконтролировать? — Но, испугавшись собственного вопроса, быстро оглянулась, нет ли поблизости отца.
Майлз тоже оглянулся, потом объяснил:
— Женщинам и гермафродитам здесь имплантируют постоянные предохранительные средства. А чтобы удалить имплантат, требуется специальное разрешение. Когда девушка достигает зрелости, ей вставляют эту штуку, прокалывают уши, и… — тут Майлз обнаружил, что умеет краснеть не хуже других, и торопливо закончил: — …удаляют девственную плеву. Все процедуры — за один визит к доктору. Именно так определяют девушку, с которой можно знакомиться… По ушам.
А в следующую секунду руки Элен взметнулись к серьгам, и она не просто порозовела, а покраснела до корней волос.
— Майлз! Они что, подумают, что я?..
— Да полно тебе! Если кто-то начнет приставать, а рядом не будет ни меня, ни твоего отца, вели им убираться, и все тут. Они сразу отстанут. Я все же решил, что лучше тебя предупредить. — Майлз покусал костяшки пальцев, борясь со смехом. — Знаешь, если ты собираешься ходить все шесть недель, прикрыв уши руками…
Она торопливо опустила руки на колени и свирепо глянула на него.
— Конечно, на Бете все ужасно необычно, — извиняющимся тоном проговорил он и в этот миг отчетливо вспомнил, в каких формах проявляется здешняя необычность.
Ему было пятнадцать, когда его послали учиться на Бету. Впервые в жизни он очутился в мире, где возможности для интимных знакомств казались неограниченными. Но эта иллюзия быстро растаяла — самые очаровательные девушки, как выяснилось, были на руках. Среди остальных кандидатур преобладали добрые самаритянки, готовые одарить своими прелестями любого желающего, гермафродиты и мальчики.
Майлзу вовсе не хотелось быть объектом благотворительности,а для двух последних категорий он был слишком барраярцем, хоть и достаточно свободомыслящим, чтобы не ужасаться, когда однополой любовью занимаются другие. У него был недолгий роман с одной искательницей острых ощущений, и он уже через пару недель был сыт ею по горло. Бетанку до того завораживали особенности его тела, что Майлз порою чувствовал себя настоящим монстром. Ему было еще тяжелее, чем дома, среди барраярцев, с их яростным отвращением к телесным недостаткам. Впрочем, когда эта извращенка обнаружила, что соответствующий орган у него в норме, она разочаровалась и потихоньку исчезла с горизонта.
Для Майлза эта история закончилась тяжелейшим приступом отчаяния; неделя проходила за неделей, а депрессия становилась все глубже и глубже, и однажды ночью сержанту Ботари пришлось спасать его жизнь в третий раз. Майлз дважды поранил Ботари, пока они боролись из-за ножа: сержант боялся переломать ему кости, а он просто обезумел тогда. В конце концов Ботари зажал Майлза, как клещами, и держал, пока тот не расплакался. Когда-то Ботари носил его на руках до тех пор, пока в четыре года Майлз не научился ходить, и теперь он поднял его и отнес в постель. Потом перевязал свои раны, перевязал и никогда не упоминал об этом.
Да, тот год был просто ужасным, и Майлз был полон решимости начать все с чистого листа. Он сжал перила, словно готовясь — к чему? У него не было цели, и от этого вся гостеприимная роскошь Колонии Бета показалась ему на миг скучной и бессмысленной.
Поблизости стояли четверо бетанцев, о чем-то громко споря. Майлз полуобернулся к ним, чтобы лучше видеть из-за Элен. Она была переполнена впечатлениями и болтала без умолку, но, когда Майлз приложил палец к губам, покорно затихла, с любопытством глядя на него.
— Да это же сержант Ботари с Барраяра. Ну-с, с чем пожаловали на сей раз? Что там у вас в заднем кармане? Парочка атомных фугасов? Вы их забыли там совершенно случайно, разумеется. А что затесалось в ваш бритвенный прибор? Батарея лазерных пушек? А в ботинке — и там что-то застряло? Гравитонная ракета?
Сержант отреагировал на приветствие чем-то средним между кряхтением и рычаньем.
Майлз улыбнулся, силясь припомнить имя чиновника.
— Добрый день, господин Тиммонс. Все еще в таможне? Я думал, вы уже какая-нибудь крупная шишка в администрации.
Таможенник кивнул ему более приветливо.
— Добрый день, лорд Форкосиган. Вы же знаете, какая у нас служба. — Он перебрал их документы и вставил дискету в свой компьютер. — Ваши разрешения на ношение парализаторов в полном порядке. А теперь, пожалуйста, пройдите по одному через сканирующее устройство.
Ботари хмурился и негодующе фыркал. Майлз попытался перехватить его взгляд, но сержант внимательно рассматривал некую видимую только ему точку в пространстве. Такое поведение показалось Майлзу подозрительным, и он заявил:
— Сначала мы с Элен.
Элен прошла первой, неловко улыбаясь, как человек, которому пришлось слишком долго позировать, а потом снова принялась вертеть головой, жадно разглядывая окружающее. Майлз надеялся, что Колония Бета как-то компенсирует разочарование, постигшее их на Эскобаре.
Они два дня копались в архивах и таскались под дождем по заброшенным военным кладбищам, изображая, ради Ботари, живейший интерес ко всем руинам. Но все усилия пропали даром — они так и не нашли ни могилы, ни обелиска с именем матери Элен. Впрочем, неудача скорее утешила, чем огорчила Элен.
— Вот видишь? — повторяла она. — Отец меня не обманывал. Просто у тебя разыгралось воображение.
Сам сержант относился к их экскурсиям с плохо скрываемой скукой, и Майлз окончательно убедился, что Элен права.
Он теперь жалел, что поддался атмосфере тайны, окружавшей происхождение Элен, и не попробовал расспросить об этом мать. По возвращении надо непременно поговорить с ней. А что-то из этого разговора, может быть, передать дочери Ботари. Мама лучше сообразит, что именно и в какой форме.
Майлз прошел через сканер вслед за Элен, предвкушая, что будет показывать ей все чудеса Колонии Бета как исполненный торжества фокусник, готовый извлечь из шляпы целую компанию кроликов.
Настала очередь Ботари. Он шагнул под арку машины, и сейчас же раздалось что вроде резкого блеяния.
Тиммонс покачал головой:
— Все не уйметесь, сержант?
— Простите, я перебью вас, — быстро вставил Майлз, — мы с этой молодой леди можем быть свободны? — Агент кивнул, и Майлз забрал парализаторы и документы. — Тогда я покажу ей космопорт, пока вы тут выясняете отношения. Мы будем в главном зале.
— Вам нельзя… — встревоженно начал Ботари.
— О нас не беспокойтесь, — небрежно обронил Майлз, притянул к себе локоть Элен и увлек ее к выходу. Элен оглянулась через плечо.
— Неужели отец и вправду хотел протащить оружие?
— И подозреваю, что не один вид, — извиняющимся тоном сказал Майлз. — Я никогда не даю ему на это разрешения, и у него никогда ничего не выходит, но мне кажется, он чувствует себя просто голым, если не вооружен до зубов. Правда, нет худа без добра: раз уж бетанцы так лихо отыскивают оружие, думаю, здесь нам нечего опасаться.
Когда они вошли в главный зал, он незаметно посмотрел на Элен и губы его раздвинулись в довольной улыбке: она была просто вне себя от восторга. Их окружали тропические заросли. Мягкий золотистый свет лился из-под огромного купола, выхватывая из темной листвы яркие пятна цветов и невиданных птиц. Где-то рядом слышалось журчание фонтанов.
— Тут как в гигантском ботаническом или зоологическом саду, — прошептала Элен.
— Угу, — подтвердил Майлз. — Это все принадлежит зоопарку Силика. Что-то вроде большой открытой вольеры.
Они направились в конец зала, отведенный под магазинчики. Майлз осторожно направлял Элен, стараясь показать лишь то, что могло ей понравиться, и обходя опасные места. Например, заведение, где торгуют предметами интимного обихода, — это, наверно, чересчур для первого знакомства с планетой, хотя Элен ужасно мила, когда краснеет. А вот в магазине комнатных животных, весьма необычном, они провели несколько приятнейших минут. Элен приглянулась большая декоративная ящерица с Тау Кита, неправдоподобно многоцветная и сверкающая, и Майлзу захотелось немедленно подарить ей эту зверюгу. Но здравый смысл возобладал, и он удержался от покупки, тем более, что таукитянская рептилия была крайне разборчива в отношении кормежки и, несмотря на сказочную внешность, не отличалась чистоплотностью. Они побродили по балкону над этим огромным садом, и вместо ящерицы Майлз купил своей спутнице мороженого. Усевшись на скамейку у самых перил, юная парочка принялась уплетать лакомство.
— Тут так спокойно, свободно, — сказала Элен, облизывая пальцы и оглядываясь вокруг. Глаза у нее блестели от удовольствия. — Не то, что у нас: везде солдаты, охрана. А Здесь… Здесь женщина может стать кем угодно.
— Ну, смотря что понимать под свободой, — неопределенно ответил Майлз. — Между прочим, бетанцы мирятся с правилами, которых мы бы ни за что не потерпели. Ты бы видела, как они вытягиваются в струнку, когда объявляют чрезвычайную ситуацию — например, песчаную бурю, или учебную тревогу, или перебой в подаче энергии. У них здесь… не знаю, как бы получше выразиться… нет места для одиночек.
— Зато они сами устраивают собственную жизнь.
— А ты знаешь, что на Бете нужно разрешение, чтобы завести ребенка? Первый, правда, бесплатно, но потом…
— Какая ерунда, — рассеянно заметила Элен. — Кто же может это проконтролировать? — Но, испугавшись собственного вопроса, быстро оглянулась, нет ли поблизости отца.
Майлз тоже оглянулся, потом объяснил:
— Женщинам и гермафродитам здесь имплантируют постоянные предохранительные средства. А чтобы удалить имплантат, требуется специальное разрешение. Когда девушка достигает зрелости, ей вставляют эту штуку, прокалывают уши, и… — тут Майлз обнаружил, что умеет краснеть не хуже других, и торопливо закончил: — …удаляют девственную плеву. Все процедуры — за один визит к доктору. Именно так определяют девушку, с которой можно знакомиться… По ушам.
А в следующую секунду руки Элен взметнулись к серьгам, и она не просто порозовела, а покраснела до корней волос.
— Майлз! Они что, подумают, что я?..
— Да полно тебе! Если кто-то начнет приставать, а рядом не будет ни меня, ни твоего отца, вели им убираться, и все тут. Они сразу отстанут. Я все же решил, что лучше тебя предупредить. — Майлз покусал костяшки пальцев, борясь со смехом. — Знаешь, если ты собираешься ходить все шесть недель, прикрыв уши руками…
Она торопливо опустила руки на колени и свирепо глянула на него.
— Конечно, на Бете все ужасно необычно, — извиняющимся тоном проговорил он и в этот миг отчетливо вспомнил, в каких формах проявляется здешняя необычность.
Ему было пятнадцать, когда его послали учиться на Бету. Впервые в жизни он очутился в мире, где возможности для интимных знакомств казались неограниченными. Но эта иллюзия быстро растаяла — самые очаровательные девушки, как выяснилось, были на руках. Среди остальных кандидатур преобладали добрые самаритянки, готовые одарить своими прелестями любого желающего, гермафродиты и мальчики.
Майлзу вовсе не хотелось быть объектом благотворительности,а для двух последних категорий он был слишком барраярцем, хоть и достаточно свободомыслящим, чтобы не ужасаться, когда однополой любовью занимаются другие. У него был недолгий роман с одной искательницей острых ощущений, и он уже через пару недель был сыт ею по горло. Бетанку до того завораживали особенности его тела, что Майлз порою чувствовал себя настоящим монстром. Ему было еще тяжелее, чем дома, среди барраярцев, с их яростным отвращением к телесным недостаткам. Впрочем, когда эта извращенка обнаружила, что соответствующий орган у него в норме, она разочаровалась и потихоньку исчезла с горизонта.
Для Майлза эта история закончилась тяжелейшим приступом отчаяния; неделя проходила за неделей, а депрессия становилась все глубже и глубже, и однажды ночью сержанту Ботари пришлось спасать его жизнь в третий раз. Майлз дважды поранил Ботари, пока они боролись из-за ножа: сержант боялся переломать ему кости, а он просто обезумел тогда. В конце концов Ботари зажал Майлза, как клещами, и держал, пока тот не расплакался. Когда-то Ботари носил его на руках до тех пор, пока в четыре года Майлз не научился ходить, и теперь он поднял его и отнес в постель. Потом перевязал свои раны, перевязал и никогда не упоминал об этом.
Да, тот год был просто ужасным, и Майлз был полон решимости начать все с чистого листа. Он сжал перила, словно готовясь — к чему? У него не было цели, и от этого вся гостеприимная роскошь Колонии Бета показалась ему на миг скучной и бессмысленной.
Поблизости стояли четверо бетанцев, о чем-то громко споря. Майлз полуобернулся к ним, чтобы лучше видеть из-за Элен. Она была переполнена впечатлениями и болтала без умолку, но, когда Майлз приложил палец к губам, покорно затихла, с любопытством глядя на него.