момент послышался топот лошадей. Крик в толпе:
"Затопчут!.." Толпа шарахнулась, взревела.
Тесните толпу!
Пространство перед подворотней очистилось. Окна квартиры
Пушкина угасли, а подворотня начала наливаться светом.
Стихло.
И тут из подворотни потекло тихое, печальное пение,
показались первые жандармские офицеры, показались первые
свечи. Темно. Пение постепенно переходит в свист
вьюги.
Ночь. Глухая почтовая станция. Свеча. Огонь в печке.
Смотрительша припала к окошку, что-то пытается
рассмотреть в метели.
За окошком мелькнул свет фонарей, послышались глухие
голоса. Первым входит станционный смотритель с фонарем и
пропускает вперед себя Ракеева и Александра Тургенева.
Смотрительша кланяется.
Ракеев. Есть кто на станции?
Тургенев бросается к огню, греет руки.
Смотритель. Никого нету, ваше высокоблагородие, никого. Ракеев. А это кто? Смотритель. Жена моя, супруга, ваше высокоблагородие. Тургенев. Что это, чай?.. Налейте мне, ради бога, стакан. Ракеев. И мне стакан, только поскорее. Через час дашь лошадей, под возок
тройку и под... это... пару.
Тургенев, обжигаясь, пьет чай.
Смотритель. Тройку-то ведь, ваше... Ракеев. Через час дашь тройку. (Берет стакан, пьет.) Смотритель. Слушаю, слушаю. Ракеев. Мы на час приляжем. Ровно через час... часы-то есть у тебя? Через
час нас будить. Александр Иванович, угодно, час поспим? Тургенев. О да, да, я не чувствую ни рук, ни ног. Ракеев. Ежели будет какой-нибудь проезжий, буди раньше и дай знать жандарму. Смотритель. Понял, понял, слушаю. Ракеев (смотрительше). А тебе, матушка, нечего в окно смотреть, ничего там
любопытного нету. Смотритель. Ничего, ничего... Слушаю. Пожалуйте на чистую половину.
Смотрительша открывает дверь, входит в другую комнату,
зажигает там свечку, возвращается. Ракеев идет в другую
комнату. Тургенев - за ним.
Тургенев. О боже мой!..
Дверь за ними закрывается.
Смотрительша. Кого, кого это они? Смотритель. Ежели ты на улицу выглянешь, я тебя вожжой! Беду с тобой
наживешь! Вот оказия навязалась! И нужно же было им по этому тракту...
Выглянешь, я тебе... Ты с ним не шути! Смотрительша. Чего я там не видела!
Станционный смотритель выходит. Смотрительша тотчас
припадает к окошку.
Наружная дверь открывается, в нее осторожно заглядывает
Пономарев, потом входит.
Пономарев. Легли? Смотрительша. Легли. Пономарев. Давай на пятак, кости замерзли.
Смотрительша наливает стакан водки, подает огурцы.
Пономарев выпивает, закусывает, трет руки.
Давай второй. Смотрительша (наливая). Да что же вы так? Вы бы сели и обогрелись. Пономарев. Обогреешься тут. Смотрительша. А куда путешествуете? Пономарев. Ох вы, бабье племя! Все равно как Ева... (Пьет, дает смотрительше
деньги и уходит.)
Смотрительша набрасывает платок и уже собирается выйти
наружу, как в двери показывается Битков. Он в шубенке,
уши у него под шапкой подвязаны платком.
Битков. Заснули? (Охает, подходит к огню.) Смотрительша. Озябли? Битков. Ты в окно погляди, чего ты спрашиваешь? (Садится, разматывает
платок.) Ты - смотрительша. То-то я сразу вижу. Как звать? Смотрительша. Анна Петровна. Битков. Давай, Петровна, штоф.
Смотрительша подает штоф, хлеб, огурцы. Битков жадно
пьет, снимает шубенку.
Что же это такое, а? Пресвятая богородица... пятьдесят пять верст...
Вот связала! Смотрительша. Кто это связала? Битков. Судьба. (Пьет.) Ведь это рыбий мех, да нешто это мыслимо?.. Смотрительша. Ну, никому! Ну, никому, язык отсохни, никому не скажу! Кого
везете? Битков. Не твое дело, а государственное. Смотрительша. И что же это, вы нигде не отдыхаете? Да ведь замерзнете. Битков. О нас горевать не будут, а ему теперь не холодно. (На цыпочках
подходит к внутренней двери и прислушивается.) Захрапели, это зря. Ведь
сейчас же будить. Смотрительша. Куда везете? Битков. Но, но, но! У меня выпытывать! Это, тетка, не твое дело, это наше
занятие.
Пауза.
В Святые Горы. Как его закопают, ну, тут и мою душу наконец на
покаяние. В отпуск. Его в обитель дальнюю, а меня в отпуск. Ах, сколько
я стихов переучил, будь они неладны... Смотрительша. Что это вы меня мучаете, все непонятное говорите. Битков (выпивает, пьянеет). Да, стихи сочинял... И из-за тех стихов никому
покоя, ни ему, ни начальству, ни мне, рабу божьему, Степану Ильичу... я
ведь за ним всюду... но не было фортуны ему... как ни напишет, мимо
попал, не туда, не те, не такие... Смотрительша. Да неужто казнили его за это? Битков. Ну, ну, ну... Ну что с бабой разговаривать! Ох, дура! Смотрительша. Да что вы ругаетесь? Битков. Да как же тебя не ругать? А впрочем, может быть, ты и не дура...
Только я на него зла не питал, вот крест. Человек как человек. Одна
беда, эти стихи... А я за ним всюду, даже и на извозчиках гонял. Он на
извозчика, а я на другого - прыг! Он и не подозревает, потеха! Смотрительша. Да ведь теперь-то он помер, теперь-то вы чего же за ним?.. Битков. Во избежание!.. Помер! Помереть-то он помер, а вон видишь, ночью,
буря, столпотворение, а мы по пятьдесят верст, по пятьдесят верст!..
Вот тебе и помер! Я и то опасаюсь, зароем мы его, а будет ли толк?
Опять, может, спокойствия не настанет?.. Смотрительша. А может, он оборотень? Битков. Может, и оборотень.
Пауза.
Что это меня мозжит?.. Налей-ка мне еще. Что это меня сосет?.. Да,
трудно помирал. Ох, мучился! Пулю-то он ему в живот засадил. Смотрительша. Ай-яй-яй! Битков. Да, руки закусывал, чтобы, не крикнуть, жена чтобы не услыхала. А
потом стих.
Пауза.
Только, истинный бог, я тут ни при чем! Я человек подневольный,
погруженный в ничтожество... Ведь никогда его одного не пускали, куда
он, туда и я... Ни на шаг, ни-ни-ни... А в тот день меня в другое место
послали, в среду-то... Я сразу учуял. Один чтобы!.. Умные! Знают, что
сам придет куда надо. Потому что пришло его время. Ну, и он прямо на
Речку, а там уж его дожидаются.
Пауза.
Меня не было!
Пауза.
А в ихний дом мне теперь не ходить больше. Квартира там теперь пустая,
чисто... Смотрительша. А этот господин-то с вами?.. Битков. Александр Иванович, господин Тургенев, сопровождающий. Никого не
пустили, ему одному велено. Господин Тургенев... Смотрительша. А старичок-то? Битков. Камердинер. Смотрительша. Что же он не обогреется? Битков. Не желает. Уж мы с ним бились, бились, бросили. Караулит, не
отходит. Я ему вынесу, (встает.) Ой, буря!.. Самые лучшие стихи
написал: "Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя. То, как зверь,
она завоет, то заплачет, как дитя..." Слышишь, верно, как дитя?..
Сколько тебе за штоф? Смотрительша. Не обидите. Битков (швыряет на стол деньги широким жестом). То по кровле обветшалой
вдруг соломой зашумит, то, как путник запоздалый, к нам в окошко...
Входит станционный смотритель, подбегает к внутренним
дверям, стучит.
Смотритель. Ваше высокоблагородие, ехать, ехать...
Во внутренних дверях тотчас показывается Ракеев.
Ракеев. Ехать!
Занавес
Конец 9 сентября 1939 года
АЛЕКСАНДР ПУШКИН
Решение писать пьесу о Пушкине и пригласить в соавторы В. В. Вересаева, известного писателя и историка литературы, автора книг "Пушкин в жизни" и "Современники Пушкина", было принято Булгаковым летом 1934 года. 18 октября Булгаков встретился с Вересаевым и предложил ему совместную работу, причем Вересаеву предлагалось взять на себя доставку исторических и биографических материалов, Булгаков брал на себя написание текста пьесы и договоры с театрами. Замысел пьесы к этому времени уже сложился: Булгаков предлагал писать пьесу о последних днях Пушкина без... Пушкина. Вересаев согласился. Черновые тетради Булгакова содержат материалы и выписки для пьесы, сделанные осенью 1934 года. Это выписки из писем современников Пушкина, многие из которых прямо вошли затем в реплики персонажей, описания внешности героев, их положения при дворе, возраста, основных Моментов карьеры.
В самом большом разделе, посвященном Николаю I, Булгаков сразу начинает писать сцену Наталии и Николая I на балу. Витиеватые фразы императора, обращенные к Наталии Николаевне, то и дело перебиваются его грубоватыми высказываниями о Пушкине: "...Похож на каналью фрачника! {...} Николай (Наталии). Примите мои слова за исповедь измученного сердца, обратитесь ко мне в критическую минуту..." С новой строки:
"Распущенный человек... Пусть забудет он то время, когда на балы езжал во фраках..."
Уже в набросках Булгаков очерчивает круг отношений, в которых существовал Пушкин в последние годы жизни: будничная, хорошо отлаженная машина III Отделения, робкие попытки друзей защитить поэта, лицемерие императора, относящегося к Пушкину со сдержанной злобой и ведущего дело к критической развязке.
17 декабря 1934 года был заключен договор с Театром им. Евг. Вахтангова на пьесу о Пушкине. Вечер того же дня Булгаков провел у Вересаева. План его пьесы заключал в себе десять картин: "Разметка действий. Акт первый. Картина первая: 1. У Пушкина. Картина вторая: 2. У Салтыкова. Акт второй. Картина первая: 3. Бал у Воронцовых. Картина вторая: 4. III-e Отделение. Акт третий. Картина первая: 5. У Геккеренов. Картина вторая: 6. Дуэль. Картина третья: 7. Квартира Пушкиных. Акт четвертый. Картина первая: 8. Вынос. Картина вторая: 9. Мойка. Картина третья: 10. Станция" (ГБЛ, ф. 562, к. 13, ед. хр. 5, л. 194). Структура пьесы не менялась на протяжении работы: три редакции текста полностью соответствуют "разметке действий", которая была сделана Булгаковым в первой подготовительной тетради.
Запись в дневнике Е. С. Булгаковой свидетельствует о том, что к середине декабря были уже намечены две первые картины и сцена с Данзасом, привезшим раненого поэта ("Квартира Пушкина"): "Прекрасный вечер: у Вересаева работа над "Пушкиным". Мишин план. Самое яркое: в начале Наталья, облитая светом с улицы ночью, и там же, в квартире, ночью тайный приход Дантеса, в середине пьесы - обед у Салтыкова (чудак, любящий книгу), в конце - приход Данзаса с известием о ранении Пушкина" (Булгаков Михаил. Письма. М., 1989, с, 358). "Пьеса уже видна, - записала Е. С. Булгакова 28 декабря. - Виден Николай, видна Александрина, и самое сильное, что осталось в памяти сегодня, - приход слепого Строганова, который решает вопрос драться или не драться с Пушкиным Дантесу" (там же, с. 358).
12 февраля 1935 года Булгаков читал у Вересаева написанный текст с 4-й по 8-ю картины. 27 марта черновая рукопись была закончена. В рукописи еще отсутствуют сцены Николая I с Н.Н. Пушкиной и Жуковским, намеченные в набросках, гораздо короче картина "У Салтыкова", в последней картине "Станция" - нет персонажа - А. Тургенева, появившегося в окончательной редакции. Между тем некоторые важнейшие образы пьесы очерчены в черновой рукописи гораздо ярче. Прежде всего это Александра Гончарова, Жуковский и Дантес. Значительнее была и роль литераторов - Кукольника и Бенедиктова, которые появлялись в начале сцены на Мойке, и Воронцовых-Дашковых, оказавшихся в момент дуэли на Черной речке (ГБЛ, ф. 562, к. 13, ед. хр. 5).
Начиная рукопись пьесы, Булгаков написал сбоку: "На необработанном языке", а в специальном разделе первой черновой тетради собирал характерные выражения николаевского времени. В тексте пьесы современный язык и построение фраз сказались прежде всего в сцене "III-е Отделение". Монолог Николая I после чтения пушкинского стихотворения звучит так: "Этот человек способен на все, исключая добра. Господи вседержитель! Ты научи, как милостивым быть! Старый болван Жуковский! Вчера пристал ко мне, сравнивал его с Карамзиным!" После чтения письма Геккерену император высказывается еще определеннее: "О, головорез!"
Современная лексика в речах костюмированных персонажей, рубленые фразы, просторечный стиль, в котором разговаривают с подчиненными и Николай I, и Дубельт, придает сценам в III Отделении неистребимый налет современности. В окончательном тексте речь императора звучит более сдержанно и плавно. Исчезает и чрезвычайно характерный диалог двух жандармов после его ухода:
"Бенкендорф. Много в столице таких, которых вышвырнуть бы надо.
Дубельт. Найдется!"
Эта краткая сцена явно была навеяна Булгакову обстоятельствами 30-х годов, когда население обеих столиц заметно поредело.
Любопытно, как воспринимали сцену в III Отделении современники Булгакова, среди которых явно были и "Битковы", и "Богомазовы". "Невероятно понравилась пьеса, записывает Е. С. Булгакова после одного из чтений в мае 1935 года. - {...} Жуховицкий говорил много о высоком мастерстве Миши, но вид у него был убитый: "Это что же такое, значит, все понимают?!" Когда Миша читал 4-ю сцену, температура в комнате заметно понизилась, многие замерли" (цит. по кн.: Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. М., 1988, с. 420).
18 мая 1935 года Булгаков читал у себя дома пьесу о Пушкине в присутствии В. В. Вересаева, его жены М. Г. Вересаевой и актеров вахтанговского театра: Л. П. Русланова, И. М. Рапопорта, Б. В. Захавы и А. О. Горюнова. С этого первого публичного чтения "Александра Пушкина" начался самый острый период разногласий между соавторами, которые с этих пор объяснялись друг с другом в письмах и, таким образом, оставили чрезвычайно любопытные свидетельства совместной работы. Как известно, В. В. Вересаева и М. А. Булгакова связывала глубокая симпатия и подлинная дружба, доказанная в самые черные дни. Именно поэтому история их несостоявшегося соавторства столь ярко выявляет разницу их художественных позиций и своеобразие художественного метода Булгакова.
"...Вы не сочли нужным изменить даже то, о чем мы с вами договорились совершенно определенно, - писал Вересаев Булгакову на следующий день. {...} Я до сих пор минимально вмешивался в Вашу работу, понимая, что всякая критика в процессе работы сильно подсекает творческий подъем. Однако это вовсе не значит, что я готов довольствоваться ролью смиренного поставщика материала {...} Образ Дантеса нахожу в корне неверным и, как пушкинист, никак не могу принять на себя ответственность за него. Крепкий, жизнерадостный, самовлюбленный наглец, великолепно чувствовавший себя в Петербурге, у Вас хнычет, страдает припадками сплина {...} Если уж необходима угроза Дантеса подойти к двери кабинета Пушкина, то я бы уж считал более приемлемым, чтобы это сопровождалось словами: "Я его убью, чтобы освободить вас!" И много имею еще очень существенных возражений" (Булгаков Михаил. Письма, с. 334-335).
В ответном письме 20 мая Булгаков возражает, что "всякий раз шел на то, чтобы делать поправки в черновиках при первом же возражении с Вашей стороны, не считаясь с тем, касается ли дело чисто исторической части или драматургической... Я ввожу в первой картине ростовщицу. Вы утверждаете, что ростовщица нехороша и нужен ростовщик. Я немедленно меняю. Что лучше с моей точки зрения? Лучше ростовщица. Но я уступаю".
О Дантесе Булгаков пишет: "Он нигде не хнычет. У меня эта фигура гораздо более зловещая, нежели та, которую предлагаете Вы".
Исправления и пометы в черновой рукописи Булгакова соответствуют требованиям Вересаева изменить ту или иную сцену. Так, ростовщица Ольга Аполлоновна Клюшкина, урожденная дворянка Сновидова, превращена в реальное историческое лицо - ростовщика Шишкина. Сделаны и некоторые другие исправления. С февраля 1935 года Вересаев начинает писать собственные варианты сцен: пространную любовную сцену Дантеса и Пушкиной и диалог Долгорукова и Богомазова на балу, разговор двух придворных о том, как с помощью своих дочерей и жен, пользующихся благосклонностью императора, ловкие люди делают карьеру при дворе, в число их собеседники, смеясь, включали и "сочинителя" Пушкина. В сцене "У Геккеренов", написанной Вересаевым, голландский посланник появляется в облике жадного спекулянта, торгующего тканями. Наконец, была написана сцена смерти Пушкина, в которой появлялся сам поэт, произносящий реплики из воспоминаний Даля. Булгаков, делая некоторые исправления в собственном тексте по совету Вересаева, отказывался включать написанные им сцены в пьесу, мотивируя свой отказ их несценичностью.
29 мая 1935 года была сделана первая полная перепечатка "Александра Пушкина". Это самый обширный по размерам текст пьесы. В нем расширены сцены "У Салтыкова" и "Бал у Воронцовых", среди персонажей появляется в последней сцене А. Тургенев. Первая картина после ухода Дантеса и Наталии Николаевны заканчивается ремаркой: "Через некоторое время ручка в дверях кабинета поворачивается, возникает полоска света, дверь приоткрывается, полоска света расширяется. Потом тьма..." Впоследствии Булгаков эту сцену исключил.
Во втором действии совершенно отчетливо выявлена связь Долгорукого с III Отделением - он специально дает переписывать ходящие по рукам стихи Пушкина Богомазову, несомненно зная о его службе, именно он приносит Богомазову и эпиграмму "В России нет закона, а столб, и на столбе - корона". На балу на вопрос Богомазова "Вы послали ему пасквиль?.." Долгоруков отвечает: "Я. Будет он помнить свои эпиграммы!" Однако под давлением своего соавтора Булгаков вычеркнул эту реплику и заменил ее другой: "Откуда я знаю? Почему вы задаете мне этот вопрос?" (ИРЛИ, ф. 369, э 218).
2 июня Булгаков читал первую законченную редакцию пьесы труппе Театра им. Евг. Вахтангова. Чтение прошло с огромным успехом. 6 июня Вересаев отправил Булгакову письмо, в котором предлагал снять свое имя.
Одним из основных пунктов несогласия авторов была фигура Дантеса. В воспоминаниях Л. Е. Белозерской есть характерный эпизод: "Мы бывали у Вересаевых не раз. {...} Помню, как Викентий Викентьевич сказал: "Стоит только взглянуть на портрет Дантеса, как сразу станет ясно, что это внешность настоящего дегенерата!" Я было открыла рот, чтобы, справедливости ради, сказать вслух, что Дантес очень красив, как под суровым взглядом М. А. прикусила язык" (Белозерская-Булгакова Л. Е. Воспоминания. М., 1990, с. 105). Теперь самому Булгакову все же пришлось вступить в спор со своим неуступчивым соавтором. "Нельзя трагически погибшему Пушкину в качестве убийцы противопоставить опереточного бального офицерика. Дантес не может восклицать: "О, ла-ла!" Дело идет о жизни Пушкина в этой пьесе. Если ему дать несерьезных партнеров, это Пушкина унизит", - писал Булгаков Вересаеву 20 мая. Дантес в пьесе, безусловно, характер, со своими страстями, убеждениями, своим понятием о добре и зле. Булгаков написал "Этюд о Дантесе", в котором собрал противоречивые высказывания современников о нем (Булгаков Михаил. Письма, с. 340-343).
Пошловатая наглость Дантеса и его хладнокровие разительно отличаются от той "животной наглости", о которой писал Вересаев.
Булгаков противопоставляет Пушкину характер не менее яркий, чем Николай I, Бенкендорф или Дубельт. В способности Дантеса "переступить" через любую ситуацию, в его эгоцентричности и рассудочности его страстей, в той смелости, с которой он добивается своих целей, проступает система ценностей, абсолютно противоположная Пушкину, который был для Булгакова идеалом и в защите которого писатель порой поступался соображениями осторожности и безопасности (см. "Записки на манжетах"). Подобного персонажа нет ни в одной из предшествующих пьес драматурга. Дантес никак не связан с той государственной машиной, в которой существует, но между тем существует в ней естественно. Это характер, несомненно, новый и, учитывая могущественный реализм булгаковского таланта, почерпнутый из окружающей действительности, с которой сам писатель находился в разладе. Только отказ от нравственных императивов создает душевный комфорт человеку в деспотическом обществе.
Тема художника и власти, личности и государства, которая стала главной в пьесах Булгакова "Мольер", "Адам и Ева", "Блаженство", в "Александре Пушкине" воплощена по-новому. Конфликт, сосредоточенный на противопоставлении главного героя и того или тех, кто имеет власть над ним, в этой пьесе значительно расширяется. Душевная усталость и безрассудство Натальи, сосредоточенность на своей страсти Александрины, узкая, прямолинейная доблесть Данзаса, придворная прирученность Жуковского, глупость Кукольника, безмятежное отсутствие в настоящем Салтыковых создают мир, в котором гений Пушкина не может существовать. Конфликт художника и власти в этой пьесе превращается в конфликт художника и общества, причем не того общества великосветских негодяев, которое травило Пушкина, но того, которое не смогло его защитить. Ситуация бездеятельного и беспомощного сочувствия болезненно переживалась самим Булгаковым именно в 30-е годы. Одним из характернейших признаков этой ситуации была растущая глухота общества к художественным созданиям, невосприимчивость к истинному искусству. Равнодушна к стихам Пушкина Наталья. Дантес называет его в черновой рукописи "бездарным писакой". Индифферентен к поэзии Данзас. Не понимает стихов Пушкина Никита. Публика на завтраке у Салтыковых восхищается "первым поэтом" Бенедиктовым. Кукольник заявляет, что у Пушкина "был" талант. Создания поэта - единственная его защита в волнах бытия - перестают быть значимы для общества.
Притязания В. В. Вересаева на то, чтобы вставить в пьесу собственные сцены, были невозможны для Булгакова не только потому, что Вересаев находился вне проблематики пьесы. В середине 30-х годов Вересаев, несомненно, находился под гнетом того мощного потока повествовательной литературы и драматургии, который хлынул в литературу в конце 20-х годов. Усредненно-"правильное" изложение исторических фактов и событий было актом не столько художественным, сколько идеологическим.
Противоречия соавторов не ограничивались различной трактовкой отдельных фигур пушкинского окружения. Вересаев стремился придать событиям пьесы социально-историческую уравновешенность в духе времени, расставить все точки над "i". Эта прямолинейность была неприемлема для Булгакова-драматурга. Помощь Вересаева в подборе исторических и биографических материалов была огромной, но Булгаков сохранил свой оригинальный текст.
В пьесе Булгакова новизна характеров и непредсказуемость поступков создают магическое ощущение подлинности происходящего. С первых строк пьесы Булгаков включил в драму знание каждым русским судьбы поэта. Предощущение его гибели бросает особый отсвет на лица, горечью наполняет сцены, персонажи которых, не ведая о том, стремительно движутся к трагической развязке. Для автора не столько важна была правильная расстановка друзей и врагов, сколько возможность передать столкновение воль и характеров, ведущее к неумолимому концу. Контраст бури, закружившей людей в Петербурге, и чистоты и тишины на Черной речке, где звучат два выстрела, заставляет вспомнить об этом высоком законе вещей. Но, следуя Толстому, Булгаков вводит в этот вечный закон реалии своего времени. Наиболее расчетливой силой, включенной в интригу против Пушкина, оказывается III Отделение. Наглость Дубельта, зловещая фигура Бенкендорфа, фактически отдающего приказ об убийстве, лицемерие Николая, который, по словам Булгакова, "ничем себя не выдав, стер его с лица земли", создают ошеломительную картину всевластия тайной полиции.
После блестящего успеха на чтении 2 июня 1935 года Булгаков тем не менее беспокоился о судьбе своей пьесы. 21 июня Булгакову написал Б. Захава: "Дорогой Михаил Афанасьевич! {...} Какие могут быть сомнения?! Пьеса, разумеется, принята. Я надеюсь, что к началу сезона (1 сентября) мы получим пьесу в окончательной редакции. Со всеми замечаниями, которые были высказаны на обсуждении. Вы вольны считаться, как сами найдете нужным. Единственное, что следует считать установленным, это необходимость шире и полнее показать отношение к Пушкину широкой разночинной общественности. Как Вы это сделаете - путем ли введения новой дополнительной сцены (мой совет) или же путем развития сцены на Мойке (рецепт Миронова), - это совершенно предоставляется на Ваше с Викентием Викентьевичем усмотрение. Немедленно по открытии сезона, получив от Вас окончательную редакцию текста, мы составим режиссуру спектакля и наметим исполнителей главных ролей. До 1-го января режиссуре будет предоставлено время для кабинетной проработки замысла. С 1-го января должна будет начаться репетиционная работа и работа художника над макетом (художник, я думаю, В.В. Дмитриев - как Вам кажется?). Летом 1936-го года осуществляется монтировка. С осени 36-го года репетируется, в монтировке и выпускается в юбилейные дни. {...} Ваш Б. Захава" (ИРЛИ, ф. 369, э 232). Превосходный план, которому, однако, не суждено было осуществиться. 5 сентября 1935 года "Вечерняя Москва" сообщила: "Драматург М. А. Булгаков закончил новую пьесу о Пушкине. Пьеса предназначается к постановке в Театре имени Вахтангова". 10 сентября пьеса сдана в театр. 20 сентября было получено известие о разрешении "Александра Пушкина" Реперткомом. Пьесой, как основой оперы, заинтересовались композиторы Сергей Прокофьев и Дмитрий Шостакович. 11 февраля 1936 года Булгаков пишет П. С. Попову: "Об Александре Сергеевиче стараюсь не думать, и так велика нагрузка. Кажется, вахтанговцы начинают работу над ним. Во МХАТ он явно не пойдет". 9 марта в "Правде" появилась редакционная статья о булгаковском "Мольере" - "Внешний блеск и фальшивое содержание". 16 марта с Булгаковым полтора часа говорил председатель Главреперткома П. Н. Керженцев, критиковал "Мольера" и "Пушкина".
"Миша понял, что "Пушкина" снимут..." - записала в дневнике Елена Сергеевна. 10 марта в "Литературной газете" опубликована статья Б. Алперса "Реакционные домыслы М. Булгакова". 17 марта в "Советском искусстве" появилась "чудовищная по тону" заметка о "Пушкине", в которой Булгаков и Вересаев названы "драмоделами". В "Советском искусстве" появилось выступление Керженцева на всесоюзном репертуарном совещании, где было сказано о недопущении к постановке пьесы "Александр Пушкин".
Договоры с ленинградским Красным театром. Саратовским драматическим театром. Татарским государственным академическим театром, Горьковским театром драмы, киевским Театром Красной Армии, Харьковским театром революции и Харьковским театром русской драмы остались без последствий. Причем Харьковский театр русской драмы требовал через суд вернуть аванс за запрещенную пьесу. Однако Булгакову удалось выиграть этот судебный процесс.
Лишь через три года, летом 1939-го, когда в Москве стало известно, что Булгаков заключил с МХАТом договор на пьесу о Сталине (15 июня), пьеса "Александр Пушкин" была разрешена. Протокол Реперткома от 26 июня 1939 года гласит:
"Протокол э 345
"Александр Пушкин" М. Булгаков-пьеса в 4-х действиях {...}
Пьесу вернее было бы назвать "Гибель Пушкина". Автор имел целью изобразить обстановку и обстоятельства гибели Пушкина.
Широкой картины общественной жизни в пьесе нет. Автор хотел создать лирическую, "камерную" пьесу. Такой его замысел осуществлен неплохо.
Заключение политредактора: Разрешить.
Политредактор ГУРК Евстратов" (ЦГАЛИ, ф. 656, on. 2, ед. хр. 129).
Через восемь месяцев, 10 марта 1940 года, Булгаков умер. Историю этой его пьесы действительно вернее было бы назвать "Гибель "Пушкина".
"Когда сто лет назад командора нашего русского ордена писателей пристрелили, на теле его нашли тяжелую {пистолетную} рану, - писал Булгаков в 1932 году. -Когда через сто лет будут {раздевать} одного из потомков его перед отправкой в дальний путь, найдут несколько шрамов от финских ножей. И {...} спине.
Меняется оружие!"
После смерти Булгакова впервые текст пьесы "Александр Пушкин" зазвучал со сцены в спектакле МХАТа "Последние дни", премьера которого состоялась в 1943 году. Спектакль продержался на сцене шестнадцать лет.
В первом издании пьес писателя в 1955 году текст был опубликован с театральными изменениями под названием "Последние дни (А. С. Пушкин)" и в дальнейшем в этом виде перепечатывался в сборниках пьес Булгакова в 1962, 1965 и 1986 годах.
В настоящем издании публикуется последняя редакция текста пьесы, датированная 9 сентября 1935 года, - по экземпляру, хранящемуся в Архиве М. А. Булгакова (ГБЛ, ф. 562, к. 13, ед. хр. 6).
В отличие от предыдущих изданий восстановлено авторское название "Александр Пушкин", восстановлены пропущенные реплики, ремарки и авторская пунктуация.
"Затопчут!.." Толпа шарахнулась, взревела.
Тесните толпу!
Пространство перед подворотней очистилось. Окна квартиры
Пушкина угасли, а подворотня начала наливаться светом.
Стихло.
И тут из подворотни потекло тихое, печальное пение,
показались первые жандармские офицеры, показались первые
свечи. Темно. Пение постепенно переходит в свист
вьюги.
Ночь. Глухая почтовая станция. Свеча. Огонь в печке.
Смотрительша припала к окошку, что-то пытается
рассмотреть в метели.
За окошком мелькнул свет фонарей, послышались глухие
голоса. Первым входит станционный смотритель с фонарем и
пропускает вперед себя Ракеева и Александра Тургенева.
Смотрительша кланяется.
Ракеев. Есть кто на станции?
Тургенев бросается к огню, греет руки.
Смотритель. Никого нету, ваше высокоблагородие, никого. Ракеев. А это кто? Смотритель. Жена моя, супруга, ваше высокоблагородие. Тургенев. Что это, чай?.. Налейте мне, ради бога, стакан. Ракеев. И мне стакан, только поскорее. Через час дашь лошадей, под возок
тройку и под... это... пару.
Тургенев, обжигаясь, пьет чай.
Смотритель. Тройку-то ведь, ваше... Ракеев. Через час дашь тройку. (Берет стакан, пьет.) Смотритель. Слушаю, слушаю. Ракеев. Мы на час приляжем. Ровно через час... часы-то есть у тебя? Через
час нас будить. Александр Иванович, угодно, час поспим? Тургенев. О да, да, я не чувствую ни рук, ни ног. Ракеев. Ежели будет какой-нибудь проезжий, буди раньше и дай знать жандарму. Смотритель. Понял, понял, слушаю. Ракеев (смотрительше). А тебе, матушка, нечего в окно смотреть, ничего там
любопытного нету. Смотритель. Ничего, ничего... Слушаю. Пожалуйте на чистую половину.
Смотрительша открывает дверь, входит в другую комнату,
зажигает там свечку, возвращается. Ракеев идет в другую
комнату. Тургенев - за ним.
Тургенев. О боже мой!..
Дверь за ними закрывается.
Смотрительша. Кого, кого это они? Смотритель. Ежели ты на улицу выглянешь, я тебя вожжой! Беду с тобой
наживешь! Вот оказия навязалась! И нужно же было им по этому тракту...
Выглянешь, я тебе... Ты с ним не шути! Смотрительша. Чего я там не видела!
Станционный смотритель выходит. Смотрительша тотчас
припадает к окошку.
Наружная дверь открывается, в нее осторожно заглядывает
Пономарев, потом входит.
Пономарев. Легли? Смотрительша. Легли. Пономарев. Давай на пятак, кости замерзли.
Смотрительша наливает стакан водки, подает огурцы.
Пономарев выпивает, закусывает, трет руки.
Давай второй. Смотрительша (наливая). Да что же вы так? Вы бы сели и обогрелись. Пономарев. Обогреешься тут. Смотрительша. А куда путешествуете? Пономарев. Ох вы, бабье племя! Все равно как Ева... (Пьет, дает смотрительше
деньги и уходит.)
Смотрительша набрасывает платок и уже собирается выйти
наружу, как в двери показывается Битков. Он в шубенке,
уши у него под шапкой подвязаны платком.
Битков. Заснули? (Охает, подходит к огню.) Смотрительша. Озябли? Битков. Ты в окно погляди, чего ты спрашиваешь? (Садится, разматывает
платок.) Ты - смотрительша. То-то я сразу вижу. Как звать? Смотрительша. Анна Петровна. Битков. Давай, Петровна, штоф.
Смотрительша подает штоф, хлеб, огурцы. Битков жадно
пьет, снимает шубенку.
Что же это такое, а? Пресвятая богородица... пятьдесят пять верст...
Вот связала! Смотрительша. Кто это связала? Битков. Судьба. (Пьет.) Ведь это рыбий мех, да нешто это мыслимо?.. Смотрительша. Ну, никому! Ну, никому, язык отсохни, никому не скажу! Кого
везете? Битков. Не твое дело, а государственное. Смотрительша. И что же это, вы нигде не отдыхаете? Да ведь замерзнете. Битков. О нас горевать не будут, а ему теперь не холодно. (На цыпочках
подходит к внутренней двери и прислушивается.) Захрапели, это зря. Ведь
сейчас же будить. Смотрительша. Куда везете? Битков. Но, но, но! У меня выпытывать! Это, тетка, не твое дело, это наше
занятие.
Пауза.
В Святые Горы. Как его закопают, ну, тут и мою душу наконец на
покаяние. В отпуск. Его в обитель дальнюю, а меня в отпуск. Ах, сколько
я стихов переучил, будь они неладны... Смотрительша. Что это вы меня мучаете, все непонятное говорите. Битков (выпивает, пьянеет). Да, стихи сочинял... И из-за тех стихов никому
покоя, ни ему, ни начальству, ни мне, рабу божьему, Степану Ильичу... я
ведь за ним всюду... но не было фортуны ему... как ни напишет, мимо
попал, не туда, не те, не такие... Смотрительша. Да неужто казнили его за это? Битков. Ну, ну, ну... Ну что с бабой разговаривать! Ох, дура! Смотрительша. Да что вы ругаетесь? Битков. Да как же тебя не ругать? А впрочем, может быть, ты и не дура...
Только я на него зла не питал, вот крест. Человек как человек. Одна
беда, эти стихи... А я за ним всюду, даже и на извозчиках гонял. Он на
извозчика, а я на другого - прыг! Он и не подозревает, потеха! Смотрительша. Да ведь теперь-то он помер, теперь-то вы чего же за ним?.. Битков. Во избежание!.. Помер! Помереть-то он помер, а вон видишь, ночью,
буря, столпотворение, а мы по пятьдесят верст, по пятьдесят верст!..
Вот тебе и помер! Я и то опасаюсь, зароем мы его, а будет ли толк?
Опять, может, спокойствия не настанет?.. Смотрительша. А может, он оборотень? Битков. Может, и оборотень.
Пауза.
Что это меня мозжит?.. Налей-ка мне еще. Что это меня сосет?.. Да,
трудно помирал. Ох, мучился! Пулю-то он ему в живот засадил. Смотрительша. Ай-яй-яй! Битков. Да, руки закусывал, чтобы, не крикнуть, жена чтобы не услыхала. А
потом стих.
Пауза.
Только, истинный бог, я тут ни при чем! Я человек подневольный,
погруженный в ничтожество... Ведь никогда его одного не пускали, куда
он, туда и я... Ни на шаг, ни-ни-ни... А в тот день меня в другое место
послали, в среду-то... Я сразу учуял. Один чтобы!.. Умные! Знают, что
сам придет куда надо. Потому что пришло его время. Ну, и он прямо на
Речку, а там уж его дожидаются.
Пауза.
Меня не было!
Пауза.
А в ихний дом мне теперь не ходить больше. Квартира там теперь пустая,
чисто... Смотрительша. А этот господин-то с вами?.. Битков. Александр Иванович, господин Тургенев, сопровождающий. Никого не
пустили, ему одному велено. Господин Тургенев... Смотрительша. А старичок-то? Битков. Камердинер. Смотрительша. Что же он не обогреется? Битков. Не желает. Уж мы с ним бились, бились, бросили. Караулит, не
отходит. Я ему вынесу, (встает.) Ой, буря!.. Самые лучшие стихи
написал: "Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя. То, как зверь,
она завоет, то заплачет, как дитя..." Слышишь, верно, как дитя?..
Сколько тебе за штоф? Смотрительша. Не обидите. Битков (швыряет на стол деньги широким жестом). То по кровле обветшалой
вдруг соломой зашумит, то, как путник запоздалый, к нам в окошко...
Входит станционный смотритель, подбегает к внутренним
дверям, стучит.
Смотритель. Ваше высокоблагородие, ехать, ехать...
Во внутренних дверях тотчас показывается Ракеев.
Ракеев. Ехать!
Занавес
Конец 9 сентября 1939 года
АЛЕКСАНДР ПУШКИН
Решение писать пьесу о Пушкине и пригласить в соавторы В. В. Вересаева, известного писателя и историка литературы, автора книг "Пушкин в жизни" и "Современники Пушкина", было принято Булгаковым летом 1934 года. 18 октября Булгаков встретился с Вересаевым и предложил ему совместную работу, причем Вересаеву предлагалось взять на себя доставку исторических и биографических материалов, Булгаков брал на себя написание текста пьесы и договоры с театрами. Замысел пьесы к этому времени уже сложился: Булгаков предлагал писать пьесу о последних днях Пушкина без... Пушкина. Вересаев согласился. Черновые тетради Булгакова содержат материалы и выписки для пьесы, сделанные осенью 1934 года. Это выписки из писем современников Пушкина, многие из которых прямо вошли затем в реплики персонажей, описания внешности героев, их положения при дворе, возраста, основных Моментов карьеры.
В самом большом разделе, посвященном Николаю I, Булгаков сразу начинает писать сцену Наталии и Николая I на балу. Витиеватые фразы императора, обращенные к Наталии Николаевне, то и дело перебиваются его грубоватыми высказываниями о Пушкине: "...Похож на каналью фрачника! {...} Николай (Наталии). Примите мои слова за исповедь измученного сердца, обратитесь ко мне в критическую минуту..." С новой строки:
"Распущенный человек... Пусть забудет он то время, когда на балы езжал во фраках..."
Уже в набросках Булгаков очерчивает круг отношений, в которых существовал Пушкин в последние годы жизни: будничная, хорошо отлаженная машина III Отделения, робкие попытки друзей защитить поэта, лицемерие императора, относящегося к Пушкину со сдержанной злобой и ведущего дело к критической развязке.
17 декабря 1934 года был заключен договор с Театром им. Евг. Вахтангова на пьесу о Пушкине. Вечер того же дня Булгаков провел у Вересаева. План его пьесы заключал в себе десять картин: "Разметка действий. Акт первый. Картина первая: 1. У Пушкина. Картина вторая: 2. У Салтыкова. Акт второй. Картина первая: 3. Бал у Воронцовых. Картина вторая: 4. III-e Отделение. Акт третий. Картина первая: 5. У Геккеренов. Картина вторая: 6. Дуэль. Картина третья: 7. Квартира Пушкиных. Акт четвертый. Картина первая: 8. Вынос. Картина вторая: 9. Мойка. Картина третья: 10. Станция" (ГБЛ, ф. 562, к. 13, ед. хр. 5, л. 194). Структура пьесы не менялась на протяжении работы: три редакции текста полностью соответствуют "разметке действий", которая была сделана Булгаковым в первой подготовительной тетради.
Запись в дневнике Е. С. Булгаковой свидетельствует о том, что к середине декабря были уже намечены две первые картины и сцена с Данзасом, привезшим раненого поэта ("Квартира Пушкина"): "Прекрасный вечер: у Вересаева работа над "Пушкиным". Мишин план. Самое яркое: в начале Наталья, облитая светом с улицы ночью, и там же, в квартире, ночью тайный приход Дантеса, в середине пьесы - обед у Салтыкова (чудак, любящий книгу), в конце - приход Данзаса с известием о ранении Пушкина" (Булгаков Михаил. Письма. М., 1989, с, 358). "Пьеса уже видна, - записала Е. С. Булгакова 28 декабря. - Виден Николай, видна Александрина, и самое сильное, что осталось в памяти сегодня, - приход слепого Строганова, который решает вопрос драться или не драться с Пушкиным Дантесу" (там же, с. 358).
12 февраля 1935 года Булгаков читал у Вересаева написанный текст с 4-й по 8-ю картины. 27 марта черновая рукопись была закончена. В рукописи еще отсутствуют сцены Николая I с Н.Н. Пушкиной и Жуковским, намеченные в набросках, гораздо короче картина "У Салтыкова", в последней картине "Станция" - нет персонажа - А. Тургенева, появившегося в окончательной редакции. Между тем некоторые важнейшие образы пьесы очерчены в черновой рукописи гораздо ярче. Прежде всего это Александра Гончарова, Жуковский и Дантес. Значительнее была и роль литераторов - Кукольника и Бенедиктова, которые появлялись в начале сцены на Мойке, и Воронцовых-Дашковых, оказавшихся в момент дуэли на Черной речке (ГБЛ, ф. 562, к. 13, ед. хр. 5).
Начиная рукопись пьесы, Булгаков написал сбоку: "На необработанном языке", а в специальном разделе первой черновой тетради собирал характерные выражения николаевского времени. В тексте пьесы современный язык и построение фраз сказались прежде всего в сцене "III-е Отделение". Монолог Николая I после чтения пушкинского стихотворения звучит так: "Этот человек способен на все, исключая добра. Господи вседержитель! Ты научи, как милостивым быть! Старый болван Жуковский! Вчера пристал ко мне, сравнивал его с Карамзиным!" После чтения письма Геккерену император высказывается еще определеннее: "О, головорез!"
Современная лексика в речах костюмированных персонажей, рубленые фразы, просторечный стиль, в котором разговаривают с подчиненными и Николай I, и Дубельт, придает сценам в III Отделении неистребимый налет современности. В окончательном тексте речь императора звучит более сдержанно и плавно. Исчезает и чрезвычайно характерный диалог двух жандармов после его ухода:
"Бенкендорф. Много в столице таких, которых вышвырнуть бы надо.
Дубельт. Найдется!"
Эта краткая сцена явно была навеяна Булгакову обстоятельствами 30-х годов, когда население обеих столиц заметно поредело.
Любопытно, как воспринимали сцену в III Отделении современники Булгакова, среди которых явно были и "Битковы", и "Богомазовы". "Невероятно понравилась пьеса, записывает Е. С. Булгакова после одного из чтений в мае 1935 года. - {...} Жуховицкий говорил много о высоком мастерстве Миши, но вид у него был убитый: "Это что же такое, значит, все понимают?!" Когда Миша читал 4-ю сцену, температура в комнате заметно понизилась, многие замерли" (цит. по кн.: Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. М., 1988, с. 420).
18 мая 1935 года Булгаков читал у себя дома пьесу о Пушкине в присутствии В. В. Вересаева, его жены М. Г. Вересаевой и актеров вахтанговского театра: Л. П. Русланова, И. М. Рапопорта, Б. В. Захавы и А. О. Горюнова. С этого первого публичного чтения "Александра Пушкина" начался самый острый период разногласий между соавторами, которые с этих пор объяснялись друг с другом в письмах и, таким образом, оставили чрезвычайно любопытные свидетельства совместной работы. Как известно, В. В. Вересаева и М. А. Булгакова связывала глубокая симпатия и подлинная дружба, доказанная в самые черные дни. Именно поэтому история их несостоявшегося соавторства столь ярко выявляет разницу их художественных позиций и своеобразие художественного метода Булгакова.
"...Вы не сочли нужным изменить даже то, о чем мы с вами договорились совершенно определенно, - писал Вересаев Булгакову на следующий день. {...} Я до сих пор минимально вмешивался в Вашу работу, понимая, что всякая критика в процессе работы сильно подсекает творческий подъем. Однако это вовсе не значит, что я готов довольствоваться ролью смиренного поставщика материала {...} Образ Дантеса нахожу в корне неверным и, как пушкинист, никак не могу принять на себя ответственность за него. Крепкий, жизнерадостный, самовлюбленный наглец, великолепно чувствовавший себя в Петербурге, у Вас хнычет, страдает припадками сплина {...} Если уж необходима угроза Дантеса подойти к двери кабинета Пушкина, то я бы уж считал более приемлемым, чтобы это сопровождалось словами: "Я его убью, чтобы освободить вас!" И много имею еще очень существенных возражений" (Булгаков Михаил. Письма, с. 334-335).
В ответном письме 20 мая Булгаков возражает, что "всякий раз шел на то, чтобы делать поправки в черновиках при первом же возражении с Вашей стороны, не считаясь с тем, касается ли дело чисто исторической части или драматургической... Я ввожу в первой картине ростовщицу. Вы утверждаете, что ростовщица нехороша и нужен ростовщик. Я немедленно меняю. Что лучше с моей точки зрения? Лучше ростовщица. Но я уступаю".
О Дантесе Булгаков пишет: "Он нигде не хнычет. У меня эта фигура гораздо более зловещая, нежели та, которую предлагаете Вы".
Исправления и пометы в черновой рукописи Булгакова соответствуют требованиям Вересаева изменить ту или иную сцену. Так, ростовщица Ольга Аполлоновна Клюшкина, урожденная дворянка Сновидова, превращена в реальное историческое лицо - ростовщика Шишкина. Сделаны и некоторые другие исправления. С февраля 1935 года Вересаев начинает писать собственные варианты сцен: пространную любовную сцену Дантеса и Пушкиной и диалог Долгорукова и Богомазова на балу, разговор двух придворных о том, как с помощью своих дочерей и жен, пользующихся благосклонностью императора, ловкие люди делают карьеру при дворе, в число их собеседники, смеясь, включали и "сочинителя" Пушкина. В сцене "У Геккеренов", написанной Вересаевым, голландский посланник появляется в облике жадного спекулянта, торгующего тканями. Наконец, была написана сцена смерти Пушкина, в которой появлялся сам поэт, произносящий реплики из воспоминаний Даля. Булгаков, делая некоторые исправления в собственном тексте по совету Вересаева, отказывался включать написанные им сцены в пьесу, мотивируя свой отказ их несценичностью.
29 мая 1935 года была сделана первая полная перепечатка "Александра Пушкина". Это самый обширный по размерам текст пьесы. В нем расширены сцены "У Салтыкова" и "Бал у Воронцовых", среди персонажей появляется в последней сцене А. Тургенев. Первая картина после ухода Дантеса и Наталии Николаевны заканчивается ремаркой: "Через некоторое время ручка в дверях кабинета поворачивается, возникает полоска света, дверь приоткрывается, полоска света расширяется. Потом тьма..." Впоследствии Булгаков эту сцену исключил.
Во втором действии совершенно отчетливо выявлена связь Долгорукого с III Отделением - он специально дает переписывать ходящие по рукам стихи Пушкина Богомазову, несомненно зная о его службе, именно он приносит Богомазову и эпиграмму "В России нет закона, а столб, и на столбе - корона". На балу на вопрос Богомазова "Вы послали ему пасквиль?.." Долгоруков отвечает: "Я. Будет он помнить свои эпиграммы!" Однако под давлением своего соавтора Булгаков вычеркнул эту реплику и заменил ее другой: "Откуда я знаю? Почему вы задаете мне этот вопрос?" (ИРЛИ, ф. 369, э 218).
2 июня Булгаков читал первую законченную редакцию пьесы труппе Театра им. Евг. Вахтангова. Чтение прошло с огромным успехом. 6 июня Вересаев отправил Булгакову письмо, в котором предлагал снять свое имя.
Одним из основных пунктов несогласия авторов была фигура Дантеса. В воспоминаниях Л. Е. Белозерской есть характерный эпизод: "Мы бывали у Вересаевых не раз. {...} Помню, как Викентий Викентьевич сказал: "Стоит только взглянуть на портрет Дантеса, как сразу станет ясно, что это внешность настоящего дегенерата!" Я было открыла рот, чтобы, справедливости ради, сказать вслух, что Дантес очень красив, как под суровым взглядом М. А. прикусила язык" (Белозерская-Булгакова Л. Е. Воспоминания. М., 1990, с. 105). Теперь самому Булгакову все же пришлось вступить в спор со своим неуступчивым соавтором. "Нельзя трагически погибшему Пушкину в качестве убийцы противопоставить опереточного бального офицерика. Дантес не может восклицать: "О, ла-ла!" Дело идет о жизни Пушкина в этой пьесе. Если ему дать несерьезных партнеров, это Пушкина унизит", - писал Булгаков Вересаеву 20 мая. Дантес в пьесе, безусловно, характер, со своими страстями, убеждениями, своим понятием о добре и зле. Булгаков написал "Этюд о Дантесе", в котором собрал противоречивые высказывания современников о нем (Булгаков Михаил. Письма, с. 340-343).
Пошловатая наглость Дантеса и его хладнокровие разительно отличаются от той "животной наглости", о которой писал Вересаев.
Булгаков противопоставляет Пушкину характер не менее яркий, чем Николай I, Бенкендорф или Дубельт. В способности Дантеса "переступить" через любую ситуацию, в его эгоцентричности и рассудочности его страстей, в той смелости, с которой он добивается своих целей, проступает система ценностей, абсолютно противоположная Пушкину, который был для Булгакова идеалом и в защите которого писатель порой поступался соображениями осторожности и безопасности (см. "Записки на манжетах"). Подобного персонажа нет ни в одной из предшествующих пьес драматурга. Дантес никак не связан с той государственной машиной, в которой существует, но между тем существует в ней естественно. Это характер, несомненно, новый и, учитывая могущественный реализм булгаковского таланта, почерпнутый из окружающей действительности, с которой сам писатель находился в разладе. Только отказ от нравственных императивов создает душевный комфорт человеку в деспотическом обществе.
Тема художника и власти, личности и государства, которая стала главной в пьесах Булгакова "Мольер", "Адам и Ева", "Блаженство", в "Александре Пушкине" воплощена по-новому. Конфликт, сосредоточенный на противопоставлении главного героя и того или тех, кто имеет власть над ним, в этой пьесе значительно расширяется. Душевная усталость и безрассудство Натальи, сосредоточенность на своей страсти Александрины, узкая, прямолинейная доблесть Данзаса, придворная прирученность Жуковского, глупость Кукольника, безмятежное отсутствие в настоящем Салтыковых создают мир, в котором гений Пушкина не может существовать. Конфликт художника и власти в этой пьесе превращается в конфликт художника и общества, причем не того общества великосветских негодяев, которое травило Пушкина, но того, которое не смогло его защитить. Ситуация бездеятельного и беспомощного сочувствия болезненно переживалась самим Булгаковым именно в 30-е годы. Одним из характернейших признаков этой ситуации была растущая глухота общества к художественным созданиям, невосприимчивость к истинному искусству. Равнодушна к стихам Пушкина Наталья. Дантес называет его в черновой рукописи "бездарным писакой". Индифферентен к поэзии Данзас. Не понимает стихов Пушкина Никита. Публика на завтраке у Салтыковых восхищается "первым поэтом" Бенедиктовым. Кукольник заявляет, что у Пушкина "был" талант. Создания поэта - единственная его защита в волнах бытия - перестают быть значимы для общества.
Притязания В. В. Вересаева на то, чтобы вставить в пьесу собственные сцены, были невозможны для Булгакова не только потому, что Вересаев находился вне проблематики пьесы. В середине 30-х годов Вересаев, несомненно, находился под гнетом того мощного потока повествовательной литературы и драматургии, который хлынул в литературу в конце 20-х годов. Усредненно-"правильное" изложение исторических фактов и событий было актом не столько художественным, сколько идеологическим.
Противоречия соавторов не ограничивались различной трактовкой отдельных фигур пушкинского окружения. Вересаев стремился придать событиям пьесы социально-историческую уравновешенность в духе времени, расставить все точки над "i". Эта прямолинейность была неприемлема для Булгакова-драматурга. Помощь Вересаева в подборе исторических и биографических материалов была огромной, но Булгаков сохранил свой оригинальный текст.
В пьесе Булгакова новизна характеров и непредсказуемость поступков создают магическое ощущение подлинности происходящего. С первых строк пьесы Булгаков включил в драму знание каждым русским судьбы поэта. Предощущение его гибели бросает особый отсвет на лица, горечью наполняет сцены, персонажи которых, не ведая о том, стремительно движутся к трагической развязке. Для автора не столько важна была правильная расстановка друзей и врагов, сколько возможность передать столкновение воль и характеров, ведущее к неумолимому концу. Контраст бури, закружившей людей в Петербурге, и чистоты и тишины на Черной речке, где звучат два выстрела, заставляет вспомнить об этом высоком законе вещей. Но, следуя Толстому, Булгаков вводит в этот вечный закон реалии своего времени. Наиболее расчетливой силой, включенной в интригу против Пушкина, оказывается III Отделение. Наглость Дубельта, зловещая фигура Бенкендорфа, фактически отдающего приказ об убийстве, лицемерие Николая, который, по словам Булгакова, "ничем себя не выдав, стер его с лица земли", создают ошеломительную картину всевластия тайной полиции.
После блестящего успеха на чтении 2 июня 1935 года Булгаков тем не менее беспокоился о судьбе своей пьесы. 21 июня Булгакову написал Б. Захава: "Дорогой Михаил Афанасьевич! {...} Какие могут быть сомнения?! Пьеса, разумеется, принята. Я надеюсь, что к началу сезона (1 сентября) мы получим пьесу в окончательной редакции. Со всеми замечаниями, которые были высказаны на обсуждении. Вы вольны считаться, как сами найдете нужным. Единственное, что следует считать установленным, это необходимость шире и полнее показать отношение к Пушкину широкой разночинной общественности. Как Вы это сделаете - путем ли введения новой дополнительной сцены (мой совет) или же путем развития сцены на Мойке (рецепт Миронова), - это совершенно предоставляется на Ваше с Викентием Викентьевичем усмотрение. Немедленно по открытии сезона, получив от Вас окончательную редакцию текста, мы составим режиссуру спектакля и наметим исполнителей главных ролей. До 1-го января режиссуре будет предоставлено время для кабинетной проработки замысла. С 1-го января должна будет начаться репетиционная работа и работа художника над макетом (художник, я думаю, В.В. Дмитриев - как Вам кажется?). Летом 1936-го года осуществляется монтировка. С осени 36-го года репетируется, в монтировке и выпускается в юбилейные дни. {...} Ваш Б. Захава" (ИРЛИ, ф. 369, э 232). Превосходный план, которому, однако, не суждено было осуществиться. 5 сентября 1935 года "Вечерняя Москва" сообщила: "Драматург М. А. Булгаков закончил новую пьесу о Пушкине. Пьеса предназначается к постановке в Театре имени Вахтангова". 10 сентября пьеса сдана в театр. 20 сентября было получено известие о разрешении "Александра Пушкина" Реперткомом. Пьесой, как основой оперы, заинтересовались композиторы Сергей Прокофьев и Дмитрий Шостакович. 11 февраля 1936 года Булгаков пишет П. С. Попову: "Об Александре Сергеевиче стараюсь не думать, и так велика нагрузка. Кажется, вахтанговцы начинают работу над ним. Во МХАТ он явно не пойдет". 9 марта в "Правде" появилась редакционная статья о булгаковском "Мольере" - "Внешний блеск и фальшивое содержание". 16 марта с Булгаковым полтора часа говорил председатель Главреперткома П. Н. Керженцев, критиковал "Мольера" и "Пушкина".
"Миша понял, что "Пушкина" снимут..." - записала в дневнике Елена Сергеевна. 10 марта в "Литературной газете" опубликована статья Б. Алперса "Реакционные домыслы М. Булгакова". 17 марта в "Советском искусстве" появилась "чудовищная по тону" заметка о "Пушкине", в которой Булгаков и Вересаев названы "драмоделами". В "Советском искусстве" появилось выступление Керженцева на всесоюзном репертуарном совещании, где было сказано о недопущении к постановке пьесы "Александр Пушкин".
Договоры с ленинградским Красным театром. Саратовским драматическим театром. Татарским государственным академическим театром, Горьковским театром драмы, киевским Театром Красной Армии, Харьковским театром революции и Харьковским театром русской драмы остались без последствий. Причем Харьковский театр русской драмы требовал через суд вернуть аванс за запрещенную пьесу. Однако Булгакову удалось выиграть этот судебный процесс.
Лишь через три года, летом 1939-го, когда в Москве стало известно, что Булгаков заключил с МХАТом договор на пьесу о Сталине (15 июня), пьеса "Александр Пушкин" была разрешена. Протокол Реперткома от 26 июня 1939 года гласит:
"Протокол э 345
"Александр Пушкин" М. Булгаков-пьеса в 4-х действиях {...}
Пьесу вернее было бы назвать "Гибель Пушкина". Автор имел целью изобразить обстановку и обстоятельства гибели Пушкина.
Широкой картины общественной жизни в пьесе нет. Автор хотел создать лирическую, "камерную" пьесу. Такой его замысел осуществлен неплохо.
Заключение политредактора: Разрешить.
Политредактор ГУРК Евстратов" (ЦГАЛИ, ф. 656, on. 2, ед. хр. 129).
Через восемь месяцев, 10 марта 1940 года, Булгаков умер. Историю этой его пьесы действительно вернее было бы назвать "Гибель "Пушкина".
"Когда сто лет назад командора нашего русского ордена писателей пристрелили, на теле его нашли тяжелую {пистолетную} рану, - писал Булгаков в 1932 году. -Когда через сто лет будут {раздевать} одного из потомков его перед отправкой в дальний путь, найдут несколько шрамов от финских ножей. И {...} спине.
Меняется оружие!"
После смерти Булгакова впервые текст пьесы "Александр Пушкин" зазвучал со сцены в спектакле МХАТа "Последние дни", премьера которого состоялась в 1943 году. Спектакль продержался на сцене шестнадцать лет.
В первом издании пьес писателя в 1955 году текст был опубликован с театральными изменениями под названием "Последние дни (А. С. Пушкин)" и в дальнейшем в этом виде перепечатывался в сборниках пьес Булгакова в 1962, 1965 и 1986 годах.
В настоящем издании публикуется последняя редакция текста пьесы, датированная 9 сентября 1935 года, - по экземпляру, хранящемуся в Архиве М. А. Булгакова (ГБЛ, ф. 562, к. 13, ед. хр. 6).
В отличие от предыдущих изданий восстановлено авторское название "Александр Пушкин", восстановлены пропущенные реплики, ремарки и авторская пунктуация.