Булгаков Михаил Афанасьевич. Блаженство (сон инженера Рейна)

   профсоюзе состоите? Анна. Простите, я не понимаю. Бунша. То есть, чтобы иначе выразиться, вы куда взносы делаете? Анна. Тоже не понимаю. (Смеется.) Милославский. Ты меня срамишь. Ты бы еще про милицию спросил. Ничего у них
   этого нет. Бунша. Милиции нет? Ну, это ты выдумал. А где же нас пропишут? Анна. Простите, что я улыбаюсь, но я ни одного слова не понимаю из того, что
   вы говорите. Вы кем были в прошлой жизни? Бунша. Я секретарь домоуправления в нашем жакте. Анна. А... а... вы что делали в этой должности? Бунша. Я карточками занимался, товарищ. Анна. А-а. Интересная работа? Как вы проводили ваш день? Бунша. Очень интересно. Утром встаешь, чаю напьешься. Жена в кооператив, а я
   сажусь карточки писать. Первым долгом смотрю, не умер ли кто в доме.
   Умер - значит, я немедленно его карточки лишаю. Анна (хохочет). Ничего не понимаю. Милославский. Позвольте, я объясню. Утром встанет, начнет карточки писать,
   живых запишет, мертвых выкинет. Потом на руки раздаст; неделя пройдет,
   отберет их, новые напишет, опять раздаст, потом опять отберет, опять
   напишет... Анна (хохочет). Вы шутите! Ведь так с ума можно сойти! Милославский. Он и сошел! Анна. У меня голова закружилась. Я пьяна. А вы сказали, что от спирта нельзя
   опьянеть. Милославский. Разрешите, я вас, за талию поддержу. Анна. Пожалуйста. У вас несколько странный в наше время, но, по-видимому,
   рыцарский подход к женщине. Скажите, вы были помощником Рейна? Милославский. Не столько помощником, сколько, так сказать, его интимный
   друг. Даже, собственно, не его, а соседа его Михельсона. Я случайно
   проезжал в трамвае, дай, думаю, зайду. Женя мне и говорит... ; Анна. Рейн? Милославский. Рейн, Рейн... Слетаем, что ли... Я говорю: а что ж, не все ли
   равно, летим... (Бунше.) Помолчи минутку. И вот-с, пожалуйста, такая
   история... Разрешите вам руку поцеловать. Анна. Пожалуйста. Я обожаю смелых людей. Милославский. При нашей работе нам нельзя несмелым быть. Оробеешь, а потом
   лет пять каяться будешь. Радаманов (входит). Анна, голубчик, я в суматохе где-то свои часы потерял. Милославский. Не видел. Анна. Я потом поищу. Бунша. Товарищ Радаманов... Радаманов. А? Бунша. Товарищ Радаманов, я вам хотел свои документы сдать. Радаманов. Какие документы? Бунша. Для прописки, а то ведь мы на балу веселимся непрописанные. Считаю
   долгом предупредить. Радаманов. Простите, дорогой, не понимаю... Разрешите потом... (Уходит.) Бунша. Совершенно расхлябанный аппарат. Ни у кого толку не добьешься. Граббе (входит). А, наконец-то я вас нашел! Радаманов беспокоится, не устали
   ли вы после полета? {Анне.) Простите, на одну минутку. (Наклоняется к
   груди Милославского, выслушивает сердце.) Вы пили что-нибудь? Милославский. Лимонад. Граббе. Ну, все порядке. (Бунше) А вы? Бунша. У меня, товарищ доктор, поясница болит по вечерам, а стул очень
   затрудненный. Граббе. Поправим, поправим. Позвольте-ка пульсик. А где ж часы-то мои?
   Неужели выронил? Милославский. Наверно, выронили. Граббе. Ну, неважно, всего доброго. В пальто, что ли, я их оставил?..
   (Уходит.) Анна. Что это все с часами как с ума сошли? Милославский. Обхохочешься! Эпидемия! Бунша (Милославскому тихо). Часы Михельсона - раз, товарища Радаманова
   два, данный необъяснимый случай... подозрения мои растут... Милославский. Надоел. (Анне.) Пройдемся? Анна. Я на ногах не стою из-за вашего спирта. Милославский. А вы опирайтесь на меня. (Бунше тихо.) Ты бы пошел в другое
   место. Иди и там веселись самостоятельно. И что ты за мной таскаешься?
   Все трое уходят. Входят Рейн и Аврора. Рейн идет,
   схватившись за голову.
   Аврора. Дорогой Евгений Николаевич, да где же он-то? Рейн. Одно из двух: или он остался на чердаке, или его уже схватили. И
   вернее всего, что он сейчас уже сидит в психиатрической лечебнице. Вы
   знаете, я как только вспомню о нем, прихожу в ужас. Да, да... Да, да...
   Несомненно, его уже взяла милиция, и воображаю, что там происходит! Но,
   впрочем, сейчас говорить об этом совершенно бесполезно. Все равно
   ничего не исправишь. Аврора. Вы не тревожьте себя, а выпейте вина. Рейн. Совершенно верно. (Пьет.) Да, история... Аврора. Я смотрю на вас ц не могу отвести глаз. Но вы-то отдаете себе отчет
   в том, что вы за человек? Милый, дорогой Рейн, когда вы восстановите
   свою машину? Рейн. Ох, знаете, там у меня катастрофа. Я важную деталь потерял. Ну,
   впрочем, это выяснится...
   Пауза.
   Аврора. Скажите, ну, у вас была личная жизнь? Вы были женаты? Рейн. Как же. Аврора. Что ж теперь с вашей женой? Рейн. Она убежала от меня. Аврора. От вас? К кому? Рейн. К какому-то Семену Петровичу, я не знаю точно... Аврора. А почему она вас бросила? Рейн. Я очень обнищал из-за этой машины, и нечем было даже платить за
   квартиру. Аврора. Ага... ага... А вы... Рейн. Что? Аврора. Нет, ничего, ничего.
   Бьет полночь. Из бальных зал донесся гул. В то же время
   открывается люк и появляется Саввич.
   Аврора. Полночь. Ах, вот мой жених. Рейн. А! Аврора. Ведь вы знакомы? Саввич. Да, я имею удовольствие. Аврора. Вы хотите со мной поговорить, Фердинанд, не правда ли? Саввич. Если позволите. Я явился в полночь, как вы назначили. Рейн. Пожалуйста, пожалуйста, я... (Встает.) Аврора. Не уходите далеко, Рейн, у нас только несколько слов.
   Рейн выходит.
   Милый Фердинанд, вы за ответом? Саввич. Да. Аврора. Не сердитесь на меня и забудьте меня. Я не могу быть вашей женой.
   Пауза.
   Саввич. Аврора... Аврора! Этого не может быть. Что вы делаете? Мы были
   рождены друг для друга. Аврора. Нет, Фердинанд, это грустная ошибка. Мы не рождены друг для друга. Саввич. Скажите мне только одно: что-нибудь случилось? Аврора. Ничего не случилось. Просто я разглядела себя и вижу, что я не ваш
   человек. Поверьте мне, Фердинанд, вы ошиблись, считая нас гармонической
   парой. Саввич. Я верю в то, что вы одумаетесь, Аврора. Институт Гармонии не
   ошибается, и я вам это докажу! (Уходит.) Аврора. Вот до чего верит в гармонию! (Зовет.) Рейн!
   Рейн входит.
   Извините меня, пожалуйста; вот мой разговор и кончен. Налейте мне,
   пожалуйста, вина. Пойдемте в зал.
   Рейн и Аврора уходят.
   Милославский (входит задом). Нет, мерси. Гран мерси. (Покашливает.) Не в
   голосе я сегодня. Право, не в голосе, Покорнейше, покорнейше благодарю. Анна (вбегает). Если вы прочтете, я вас поцелую. Милославский. Принимаю ваши условия. (Подставляет лицо.) Анна. Когда прочтете. А про - спирт вы наврали - он страшно пьяный. Милославский. Я извиняюсь... Радаманов (входит.) Я вас очень прошу - сделайте мне одолжение, прочтите
   что-нибудь моим гостям. Милославский. Да ведь, Павел Сергеевич... я ведь только стихи читаю. А
   репертуара, как говорится, у меня нету. Радаманов. Стихи? Вот и превосходно. Я, признаться вам, в стихах ничего не
   смыслю, но уверен, что они всем доставят большое наслаждение. Анна. Пожалуйте к аппарату. Мы вас передадим во все залы. Милославский. Застенчив я, вот горе... Анна. Не похоже.
   Милославского освещают.
   (В аппарат.) Внимание! Сейчас артист двадцатого века Юрий Милославский
   прочтет стихи.
   Аплодисмент в аппарате.
   Чьи стихи вы будете читать? Милославский. Чьи, вы говорите? Собственного сочинения.
   Аплодисмент в аппарате. В это время входит Гость, очень
   мрачен. Смотрит на пол.
   Богат... и славен... Кочубей... Мда... Его поля... необозримы! Анна. Дальше! Милославский. Конец.
   Некоторое недоуменное молчание, потом аплодисмент.
   Радаманов. Браво, браво... спасибо вам. Милославский. Хорошие стишки? Радаманов. Да какие-то коротенькие уж очень. Впрочем, я отношу это к
   достоинству стиха. У нас почему-то длиннее пишут. Милославский. Ну, простите, что не угодил, Радаманов. Что вы, что вы... Повторяю вам, я ничего не понимаю в поэзии. Вы
   вызвали восторг, послушайте, как вам аплодируют. Крики в аппарате: "Милославского! Юрия" Анна. Идемте кланяться. Милославский. К чему это?.. Застенчив я... Анна. Идемте, идемте.
   Анна и Милославский уходят, и тотчас доносится бурная
   овация.
   Радаманов (Гостю). Что с вами, дорогой мой? Вам нездоровится? Гость. Нет, так, пустяки. Радаманов. Выпейте шампанского. (Уходит.) Гость (выпив в одиночестве три бокала, некоторое время ползает по полу, ищет
   что-то). Стихи какие-то дурацкие... Не поймешь, кто этот Кочубей...
   Противно пишет... (Уходит.)
   Вбегает Услужливый гость, зажигает свет в аппарате.
   Услужливый гость. Филармония? Будьте добры, найдите сейчас же пластинку под
   названием "Аллилуйя" и дайте ее нам, в бальный зал Радаманова. Артист
   Милославский ничего другого не танцует... Молитва? Одна минута...
   (Убегает, возвращается.) Нет, не молитва, а танец. Конец двадцатых
   годов двадцатого века.
   В аппарате слышно начало "Аллилуйи".
   Аврора. Никого нет. Очень хорошо. Я устала от толпы. Рейн. Проводить вас в ваши комнаты? Аврора. Нет, мне хочется быть с вами. Рейн. Что вы сказали вашему жениху? Аврора. Это вас не касается. (Убегает и через некоторое время возвращается) Это! (Убегает.)
   Рейн и Аврора входят.
   Рейн. Что вы сказали вашему жениху?
   Аврора внезапно обнимает и целует Рейна. В то же время в
   дверях появляется Бунша.
   Рейн. Как вы всегда входите, Святослав Владимирович!
   Бунша скрывается.
   Услужливый гость (вбегает, говорит в аппарат). Громче! Гораздо громче!
   (Убегает, потом возвращается, говорит в аппарат.) Говорит, с
   колоколами! Дайте колокола! (Убегает, потом возвращается, говорит в
   аппарат.) И пушечную стрельбу! (Убегает.)
   Слышны громовые звуки "Аллилуйи" с пальбой и колоколами.
   Услужливый гость (возвращается). Так держать. (Убегает.) Рейн. Что он, с ума сошел? (Убегает с Авророй.)
   Темно.
   Конец второго действия.
   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
   Та же терраса. Раннее утро. Рейн в своей прозодежде у
   механизма. Встревожен, что-то вспоминает. Появляется
   тихонько Аврора и молча смотрит, как он работает.
   Рейн. Нет, не могу вспомнить и не вспомню никогда... Аврора. Рейн!
   Рейн оборачивается.
   Не мучь себя, отдохни. Рейн. Аврора!
   Целуются.
   Аврора. Сознавайся, ты опять не спал всю ночь? Рейн. Ну, не спал. Аврора. Не смей работать по ночам. Ты переутомишься, потеряешь память и
   ничего не добьешься. Мне самой уже - я просыпалась сегодня три раза
   все время снятся цифры, цифры, цифры... Рейн. Тес... Мне показалось, что кто-то ходит... Аврора. Кто же может прийти без сигнала? (Пауза.) Ты знаешь, я одержима
   мыслью, что мы с тобой улетим. И как только я подумаю об этом; у меня
   кружится голова... Я хочу опасностей, полетов! Рейн, ты понимаешь ли,
   какой ты человек!
   В аппарате свет.
   Отец. Его сигнал. Летим куда-нибудь! Тебе надо отдохнуть. Рейн. Я должен переодеться. Аврора. Вздор! Летим!
   Уходят оба.
   Радаманов входит, останавливается около механизма Рейна,
   долго смотрит на него, потом садится за стол, звонит.
   Анна (входит). Добрый день, Павел Сергеевич! Радаманов. Ну-с. Анна. Нету, Павел Сергеевич. Радаманов. То есть как нет? Это уже из области чудес. Анна. Павел Сергеевич, бюро потерь искало. Радаманов. Бюро здесь решительно ни при чем. И часы, и портсигар были у меня
   в кармане. Анна. Поверьте, Павел Сергеевич, что мне так неприятно... Радаманов. Ну, если неприятно, то черт с ними! И не ищите, пожалуйста,
   больше!
   Анна идет.
   Да, кстати, как поживает этот Юрий Милославский? Анна. Я не знаю, Павел Сергеевич. А почему вы вспомнили его? Радаманов. Вот и я не знаю. Но почему-то только вспомню про часы, так сейчас
   же вспоминаются его стихи про этого, как его... Кочубея... Что это,
   хорошие стихи, да? Анна. Они, конечно, древние стихи, но хорошие. И он великолепно читает,
   Павел Сергеевич! Радаманов. Ну, тем лучше. Ладно.
   Анна уходит.
   Радаманов погружается в работу. На столе вспыхивает
   сигнал, но Радаманов не замечает его. Саввич входит,
   молча останавливается и смотрит на Радаманова.
   (Некоторое время еще читает, не замечая его, машинально берется за
   карман.) Богат и славен... (Видит Саввича.) А-а! Саввич. Я вам звонил. Вход к вам свободен. Радаманов. Я не заметил. Прошу садиться. (Пауза.) Вы что-то плохо выглядите.
   (Пауза.) Вы что же, помолчать ко мне пришли? Саввич. Нет, Радаманов, говорить. Радаманов. О-хо-хо... Согласитесь, дорогой Фердинанд, что я не виноват в
   том, что я ее отец... и... будем считать вопрос исчерпанным. Давайте
   кофейку выпьем. Саввич. Бойтесь этих трех, которые прилетели сюда! Радаманов. Что это вы меня с утра пугаете? Саввич. Бойтесь этих трех! Радаманов. Что вы хотите, мой дорогой? Скажите пояснее. Саввич. Я хочу, чтобы они улетели отсюда в преисподнюю! Радаманов, Все единогласно утверждают, что преисподней не существует,
   Фердинанд. И, кроме того, все это очень непросто и даже, милый мой,
   наоборот... Саввич. То есть чтоб они остались здесь? Радаманов. Именно так. Саввич. Ах, понял. Я понимаю значение этого прибора. Ваш комиссариат может
   заботиться о том, чтобы сохранить его изобретение для нашего века, а
   Институт Гармонии должен позаботиться о том, чтобы эти трое - чужие нам
   - не нарушили жизни в Блаженстве! И об этом позабочусь я! А они ее
   нарушат, это я вам предсказываю! Я уберегу от них наших людей, и прежде
   всего уберегу ту, которую считаю лучшим украшением Блаженства,
   Аврору! Вы мало ее цените! Прощайте! (Уходит.) Радаманов. 0-хо-хо... Да, дела... (Звонит.)
   Анна входит.
   Анна, закройте все сигналы, чтобы ко мне никто не входил. Анна. Да. (Уходит.)
   Через некоторое время появляется Бунша и молча садится
   на то место, где сидел Саввич.
   Радаманов (подняв голову). Вот тебе раз! Дорогой мой, что же вы не дали
   сигнал, прежде чем подняться? Бунша. Очень удобный аппарат, но сколько я ни дергал... Радаманов. Да зачем же его дергать? Просто-напросто он закрыт. Бунша. Ага. Радаманов. Итак, чем я вам могу быть полезен? Бунша (подает бумагу). Я к вам с жалобой, товарищ Радаманов. Радаманов. Прежде всего, Святослав Владимирович, не надо бумаг. У нас они не
   приняты, как я вам уже говорил пять раз. Мы их всячески избегаем.
   Скажите на словах. Это проще, скорее, удобнее. Итак, на что жалуетесь? Бунша. Жалуюсь на Институт Гармонии. Радаманов. Чем он вас огорчил? Бунша. Я хочу жениться. Радаманов. На ком? Бунша. На ком угодно. Радаманов. Впервые слышу такой ответ. А... Бунша. А Институт Гармонии обязан мне невесту подыскать. Радаманов. Помилосердствуйте, драгоценный мой! Институт не сваха. Институт
   изучает род человеческий, заботится о чистоте его, стремится создать
   идеальный подбор людей, но вмешивается он в брачные отношения лишь в
   крайних случаях, когда они могут угрожать каким-нибудь вредом нашему
   обществу. Бунша. А общество ваше бесклассовое? Радаманов. Вы угадали сразу - бесклассовое. Бунша. Во всем мире? Радаманов. Решительно во всем. (Пауза.) Вам что-то не нравится в моих
   словах? Бунша. Не нравится. Слышится в ваших словах, товарищ Радаманов, какой-то
   уклон. Радаманов. Объясните мне, я не понимаю, что значит уклон? Бунша. Я вам как-нибудь в выходной день объясню про уклон, Павел Сергеевич,
   так вы очень задумаетесь и будете осторожны в ваших теориях. Радаманов. Я буду вам признателен, но вернемся к вашему вопросу. Невесту вы
   должны подыскать себе сами, а уж если Институт Гармонии поставит вам
   какие-нибудь препятствия, как человеку новому, то тут и потолкуем. Бунша. Павел Сергеевич, в наш переходный период я знал, как объясняться с
   дамами. А в бесклассовом обществе... Радаманов. Совершенно так же, как и в классовом. Бунша. А вы бы как ей сказали?.. Радаманов. Я, голубчик, ни за какие деньги ничего бы ей не сказал, ибо,
   давно овдовев, не чувствую склонности к семейной жизни. Но если б такая
   блажь мне пришла в голову, то сказал бы что-нибудь вроде того: я
   полюбил вас с первого взгляда... по-видимому, и я вам нравлюсь...
   Простите, больше беседовать не могу, меня ждут на заседании. Знаете
   что, поговорите с Анной или Авророй, они лучше меня... Всего доброго.
   (Уходит.) Бунша. Не бюрократ. Свой парень. Таких надо беречь да беречь. (Садится за
   стол Радаманова, звонит.) Анна (входит). Да, Павел Сер... Это вы звонили? Бунша. Я. Анна. Оригинально. Вам что-нибудь угодно мне сказать? Бунша. Да. Я полюбил вас с первого взгляда. Анна. Мне очень лестно, я очень тронута, но, к сожалению, мое сердце занято.
   (Кладет бумагу на стол.) Бунша. Не надо никаких бумаг, как я уже много раз говорил. Скажите на
   словах. Это скорее, удобнее и проще. Вы отказываете мне? Анна. Отказываю. Бунша. Вы свободны. Анна. В жизни не видела ничего подобного. Бунша. Не будем терять времени. Вы свободны.
   Анна уходит.
   Бунша. Первый блин комом. Аврора (входит). Отец! Ах, это вы? А отца нет?
   Бунша. Нет. Присядьте, мадемуазель Радаманова. Увидев вас, я полюбил
   вас с первого взгляда. Есть основание полагать, что и я вам нравлюсь.
   (Целует Аврору в щеку.) Аврора (хлопнув его по щеке). Дурак! (Уходит.) Бунша. Вы зарываетесь, Аврора Павловна! Но ничего! Мы ударим по рукам
   зарвавшегося члена общества!
   Входит Саввич.
   Вот кстати. Саввич. Павла Сергеевича нет? Бунша. Нет. На пару слов. Саввич. Да. Бунша. Я полюбил вас с первого взгляда. Саввич. Это что значит? Бунша. Это вот что значит. (Вынимает из кармана записочку и таинственно
   читает.) "Директору Института Гармонии. Первого мая сего года в
   половине первого ночи Аврора Радаманова целовалась с физиком Рейном. С
   тем же физиком она целовалась третьего мая у колонны. Сего числа в
   восемь часов утра означенная Аврора целовалась с тем же физиком у
   аппарата, причем произнесла нижеследующие слова: мы с тобой улетим..." Саввич. Довольно! Я не нуждаюсь в ваших сообщениях! (Выхватывает у Бунши
   бумажку, рвет ее, затем быстро уходит.) Бунша. Вот будет знать Аврора Павловна, как по щекам хлестать секретарей
   домкомов! Милославский (за сценой). Болван здесь? Бунша. Меня разыскивает. Милославский (входит). А-а, ты здесь. Скучно мне, Святослав. Хочешь, я тебе
   часы подарю? Но при одном условии: строжайший секрет, ни при ком не
   вынимать, никому не показывать. Бунша. А как же я время буду узнавать? Милославский. Они не для этого. Просто на память, как сувенир. Ты какие
   предпочитаешь, открытые или глухие? Бунша. Такое изобилие часов наводит меня. на страшные размышления. Милославский. Ты поделись с кем-нибудь этими размышлениями. Вот попробуй.
   Так глухие, что ли? Бунша. Глухие. Милославский. Получай. Бунша. Большое спасибо. Но, извиняюсь, здесь буква "X", а мои инициалы "С.
   В. Б." Милославский. Без капризов. У меня не магазин. Прячь. Рейн (входит). Вы почему здесь? Вас же повезли Индию осматривать. Милославский. Ничего интересного там нет. Рейн. Да вы в ней и пяти минут не пробыли. Милославский. Мы и одной минуты в ней не пробыли. Рейн. Так какого же черта вы говорите, что неинтересно? Милославский. В аэроплане рассказывали. Бунша. Полное однообразие. Рейн. Вы-то бы уж помолчали, Святослав Владимирович! Большим разнообразием
   вы пользовались в вашем домкоме. Ну, хорошо, мне некогда. (Направляется
   к своему механизму.) Слушайте, вы собираетесь у меня над душой, стоять?
   Я так работать не могу Отправляйтесь в какое-нибудь другое место, если
   вам не нравится Индия. Милославский. Академик! Женя! Что же это с вашей машиной? Вы будете любезны
   доставить нас на то место, откуда вы нас взяли. Рейн. Я не шофер. Милославский. Э-э-х! Рейн. Вы - жертвы случая. Произошла катастрофа. Я же не виноват, что вы
   оказались у Михельсона в комнате. Да, впрочем, почему катастрофа?
   Миллионы людей мечтают о том, чтобы их перенесли в такую жизнь. Неужели
   вам здесь не нравится? Милославский. Миллиону нравится, а мне не нравится. Нету мне применения
   здесь! Рейн. Да что вы рассказываете? Почему не читаете ваших стихов? За вами
   ходят, вам смотрят в рот! Но никто от вас ничего не слышал, кроме этого
   осточертевшего Кочубея. Милославский. Э-э-х! (Выпивает спирту из крана, потом разбивает стакан.) Рейн. Что это за хамство! Милославский. Драгоценный академик! Шевельните мозгами! Почините вашу
   машинку, и летим отсюда назад! Трамваи сейчас в Москве ходят! Народ
   суетится! Весело! В Большом театре сейчас утренник. В буфете давка! Там
   сейчас антракт! Мне там надо быть! Тоскую.(Становится на колени.) Бунша (тоже становится на колени). Евгений Николаевич! Меня милиция сейчас
   разыскивает на всех парусах. Ведь я без разрешения отлучился. Я
   эмигрант! Увезите меня обратно! Рейн. Да ну вас к черту! Прекратите вы этот цирк! Поймите, что тут беда
   случилась. Ключ выскочил из машины! С шифром ключ. А я без него не могу
   пустить машину. Мидоелавский. Что? Ключ, говорите? Это золотой ключик? Рейн. Именно, золотой ключик. Милославский. Что же ты молчал две недели?! (Обнимает Рейна.) Ура! Ура! Ура! Рейн. Отвяжитесь вы от меня! На нем двадцать цифр, я их вспомнить не могу! Милославский. Да чего же их вспоминать, когда у вас ключ в кармане в
   прозодежде! Рейн. Там его нет. (Шарит в карманах, вынимает ключ.) Что такое? Ничего не
   понимаю. Это волшебство! Бунша. Цепь моих подозрений скоро замкнется. Рейн. Аврора! Аврора! Аврора (входит). Что? Что такое? Рейн (показывает). Ключ! Аврора. У меня подкосились ноги... Где он был? Рейн. Не понимаю... В кармане... Аврора. В кармане! В кармане! Милославский. Летим немедленно! Рейн. Виноват, мне нужны сутки, чтобы отрегулировать машину. А если вы
   будете метаться у меня перед глазами, то и больше. Пожалуйста, уходите
   оба. Милославский. Уходим, уходим. Только уж вы, пожалуйста, работайте, а не
   отвлекайтесь в сторону. Рейн. Попрошу вас не делать мне указаний. Аврора (Милославскому). И никому ни слова о том, что найден ключ. Милославский. Будьте покойны, ни-ни-ни... (Бунше.) Следуй за мной, и чтоб
   молчать у меня! (Уходит с Буншей.) Рейн. Ключ! Аврора, ключ! (Обнимает ее.) Милославский (выглянув). Я же просил вас, Женечка, не отвлекаться... Пардон,
   мадемуазель. Ушел, ушел, ушел... Проверил только и ушел.
   Темно.
   Та же терраса. Рейн и Аврора у механизма. Рейн
   регулирует его, и время от времени начинает мерцать
   Кольцо.
   Рейн. Слышишь? Аврора. Гудит.
   В аппарате вспыхивает сигнал. Рейн тушит кольцо, прячет
   ключ в карман.
   Тсс... Отец. (Уходит.) Радаманов (входит). Здравствуйте, Рейн. Извините, что я прерву вашу работу,
   но у меня дело исключительной важности. Рейн. Я к вашим услугам. Радаманов. Я только что с заседания, которое было посвящено вам. Рейн. Слушаю. Радаманов. И вот что мне поручили передать вам. Мы постановили считать, что
   ваше изобретение - сверхгосударственной важности. А вас, автора этого
   изобретения, решено поставить в исключительные условия. Все ваши
   потребности и все ваши желания будут удовлетворяться полностью,
   независимо от того, чего бы вы ни пожелали. К этому нечего добавлять,
   кроме того, что я поздравляю вас. Рейн. Я прошу вас передать Совету Народных Комиссаров мою величайшую
   признательность, а также благодарность за то гостеприимство, с которым
   приняли меня и моих случайных спутников. Радаманов. Я все это передам. И это все, что вы хотели сказать? Рейн. Да, все... я польщен... Радаманов. Признаюсь вам, я ожидал большего. На вашем месте я бы ответил
   так. Я благодарю государство и прошу принять мое изобретение в дар. Рейн. Как? Вы хотите, чтобы я отдал свою машину? Радаманов. Прошу вас помыслить. Могло бы быть иначе? Рейн. А! Я начинаю понимать. Скажите, если я восстановлю свою машину... Радаманов. В чем, кстати говоря, я не сомневаюсь. Рейн. Мне дадут возможность совершать на ней мои полеты самостоятельно? Радаманов. С нами, с нами, гениальный инженер Рейн! Рейн. Народный Комиссар Изобретений! Мне все ясно. Прошу вас, вот мой
   механизм, возьмите его, но предупреждаю вас, что я лягу на диван и шагу
   не сделаю к нему, пока возле него будет хотя бы один контролер. Радаманов. Не поверю, не поверю. Если вы это сделаете, вы умрете в самый
   короткий срок. Рейн. Вы что же, перестанете меня кормить? Радаманов. Поистине вы сын иного века. Такого, как вы, не кормить? Ешьте
   сколько угодно. Но настанет момент, когда еда не пойдет вам в рот, и вы
   зачахнете. Человек, совершивший то, что совершили вы, не может лечь на
   диван. Рейн. Эта машина принадлежит мне. Радаманов. Какая ветхая, но интересная древность говорит вашими устами! Она
   принадлежала бы вам, Рейн, если б вы были единственным человеком на
   земле. Но сейчас она принадлежит всем. Рейн. Позвольте! Я человек иной эпохи. Я прошу отпустить меня, я ваш
   случайный гость. Радаманов. Дорогой мой. Я безумцем назвал бы того, кто бы это сделал! И
   никакая эпоха не отпустила бы вас и не отпустит, поверьте мне! Рейн. Я не понимаю, зачем вам понадобилась эта машина? Радаманов. Вы не понимаете? Не верится мне. Вы не производите впечатления
   неразвитого человека. Первый же поворот винта закончился тем, что
   сейчас там, в той Москве, мечется этот... как его... Василий Грозный...
   он в девятнадцатом веке жил? Рейн. Он жил в шестнадцатом, и его звали Иван. Радаманов. Прошу прощения, я плоховато знаю историю. Это специальность
   Авроры. Итак, там вы оставили после себя кутерьму. Затем вы кинетесь,
   быть может, в двадцать шестой век... И кто, кроме Саввича, который
   уверен, что в двадцать шестом будет; непременно лучше, чем у нас в
   двадцать третьем, поручится, что именно вы там встретите? Кто, знает,
   кого вы притащите к нам из этой загадочной дали на ваших же плечах? Но
   это не все. Вы представляете себе, какую пользу мы принесем, к огда
   проникнем в иные времена? Ваша машина бьет на четыреста лет, вы
   говорите? Рейн. Примерно да. Радаманов. Стало быть, она бьет по бесконечности. И, быть может, еще при