Булычев Кир. Поселок

   — Томас, — тихо позвал Олег, — я согрелся. Давайте меняться.
   — Нет, не надо, — прошептал Томас, но губы плохо слушались.
   Олег перелез через него. Рыбья кожа палатки пропускала мороз, в эту ночь под одеялами спали все, даже Дик, который утверждает, что может спать и на снегу.
   — Спасибо, — произнес Томас. Его била дрожь.
   Проснулась Марьяна. Она сразу все поняла.
   — Я согрею воды, — решила она и начала шуршать, развязывая мешки.
   Козел, сообразив, что люди проснулись, вскочил, затопотал вокруг, призывно заблеял, видно, соскучился за ночь. Дик бросил свое одеяло Томасу и быстро вылез наружу.
   — Главное, — крикнул он снаружи, — двигаться! Поглядите, как здорово!
   Олег заставил себя вылезти вслед за Диком.
   Долина, до края которой они дошли вечером, была покрыта снегом. Снег выпал за ночь. Он был бел и чист, куда светлее облаков, которые по контрасту казались совсем фиолетовыми. Козел стоял неподалеку и выгрызал из шерсти льдинки. Белое пятно долины упиралось в крутой откос плоскогорья. Кусты, росшие на склоне, медленно шевелили ветвями, поднимая вокруг себя облачка снега.
   Дик был недоволен тем, что дрова тратятся быстрее, чем рассчитывали, но сказал об этом только Олегу и тихо, когда они отошли подальше от грязного холмика палатки.
   — Не надо было Томаса брать, — сказал он. — Будет болеть.
   — Без него нам трудно пройти перевал.
   — С ним еще труднее, — ответил Дик, пуская стрелу арбалета в темную нишу в скале. Олег ничего там не увидел, но в нише заклубился снег, оттуда вылетел заяц и большими прыжками, закинув хоботок на спину, помчался прочь. В следах его темнели капли крови.
   — Я пойду подберу его, — сказал Дик. Он остался при своем мнении.
   С Диком трудно спорить, потому что, когда он уверен, спора не продолжает, а просто уходит. А самые нужные слова появляются потом, и получается, что Дик берет верх, даже если не прав.
   «Как же мы дойдем без Томаса? — мысленно продолжал разговор с Диком Олег. — Ведь главное даже не дорога, главное — как себя вести дальше. Ведь мы же дикари, которые никогда не видели велосипеда, и поэтому мы не знаем, велосипед это или паровоз. Дику кажется, будто он знает все, что может понадобиться человеку в поселке или в лесу. Может, он боится оказаться в ином мире, где он не сильнее всех, не быстрее всех?»
   Марьяна разожгла костер. Козел уже привык к огню и решил, что огонь ему ничем не угрожает, поэтому тут же полез в костер, и Марьяна крикнула Олегу, чтобы он оттащил это проклятое животное. Оттащить взрослого козла — дело почти невыполнимое, но Олег старался. Он исколотил козла рукоятью ножа, хотя тот, видно, решил, что его гладят, и восторженно взвизгивал.
   Томас быстро ходил по снегу, чтобы согреться, он кутался в одеяло и горбился, и Олегу показался старым человеком, хотя он знал, что Томасу сорок лет. Эгли как-то говорила, что процессы старения в поселке почему-то происходят активнее, а тетя Луиза сказала тогда, что на такой диете всем давно пора загнуться. У всех бесконечные гастриты, аллергия, у старшего поколения почки никуда не годятся. Правда, дети были сравнительно здоровы. И поселку повезло, что большинство местных микробов к человеческому метаболизму не приспособилось. Еще не приспособилось, добавила тогда тетя Луиза.
   — Жалко, здесь нет болота, — сказала Марьяна. — Я бы вам нарвала травы, я знаю какой.
   — А почему не нарвала заранее? — спросил Олег.
   Марьяна лучше всех в деревне разбиралась в травах.
   — Странный ты, — удивилась Марьяна. — Эту траву надо сразу есть, пока свежая, как ее сохранишь?
   Ей всегда казалось странным, что другие не знают того, что знает она.
   — Олежка, — позвал Томас, — подойди ко мне.
   Томас опустился на палатку и поморщился.
   — Опять спина болит, — сообщил он, — прострел.
   — Я вам потом потру, — пообещала Марьяна.
   — Спасибо, не помогает, — улыбнулся Томас. Он был похож на ворону, как рисовал ее на уроках биологии Старый. Темная птица с крупным заостренным носом. — Слушай, ты помнишь, где я карту прячу? Мало ли что может со мной случиться.
   — Ничего не случится, — заверил Олег. — Мы же вместе идем.
   — И все-таки рисковать не будем. Ты разберешься в карте?
   Карта была нарисована на кусочке бумаги — самой большой ценности в поселке. Олег всегда испытывал к бумаге особенное чувство. Бумага, даже чистый листок, была колдовским образом связана со знанием. Она и была создана, чтобы выразить знание. Бумага была как бы проявлением божества.
   Томас, заходясь временами в кашле, заставил Олега показывать по карте путь к перевалу. Маршрут был знаком, они уже мысленно проходили его с Вайткусом и Старым, только, правда, в поселке ощутить суть пути, расстояние, холод было невозможно — в доме тепло, уютно горят светильники, за стеной шелестит дождик…
   Дик принес зайца. Козел почему-то испугался безжизненной тушки, умчался к откосу и стоял там, сокрушенно тряся головой.
   — Чует, что его ждет, — отметил Дик. Он бросил зайца на камни. — Давайте сейчас его съедим, веселее идти будет. И Томасу полезно. Правда, еще полезней горячей крови напиться, я всегда на охоте так делаю. Но ты ведь, Томас, не будешь?
   Томас отрицательно покачал головой.
   — Что делаете? Карту смотрите? — спросил Дик.
   — Томас просил повторить на случай, если с ним что-то произойдет.
   — Чепуха, — отрезал Дик, садясь на корточки и начиная ловко разделывать тушку зайца, — ты еще можешь идти. А плохо будет, вернемся.
   Олег понимал, что Дик не хочет обидеть Томаса. Дик с самого начала считал, что Томас может не дойти.
   — Ничего, — произнес Томас, который ничем не показал, что ему неприятен равнодушный тон Дика, — лучше подстраховаться.
   Когда они пили чай — кипяток с корешками, козел подошел ближе, но не с той стороны, где Дик кинул шкуру зайца, а с другой, как бы отгородившись от шкурки костром и палаткой. Он тяжело вздыхал, и Марьяна кинула ему несколько сушеных грибов.
   — Вот это лишнее, — покачал головой Дик. — Грибы нужны нам самим. Может так случиться, что мы ничего не найдем. Как обратно идти?
   — Там, за перевалом, есть пища, — напомнил Томас.
   — Мы не знаем, есть или уже нет, — ответил Дик. — Глупо погибать от голода. А в морозы лучше много есть.
   — В крайнем случае съедим козла, — сказал Олег.
   — Почему в крайнем? — спросил Дик. — Мы его обязательно съедим. И скоро. А то еще сбежит.
   — И не думай, — велела Марьяна, — не надо.
   — Почему? — удивился Дик.
   — Потому что козел хороший. Он вернется с нами в поселок. И будет жить. Нам пора иметь своих животных.
   — Я тебе таких козлов тысячу притащу, — пообещал Дик.
   — Неправда, ты только хвастаешься. Не приведешь. Их не так много в лесу. И если он не захочет, ты его никак не притащишь.
   — Возьму тебя с собой, ты умеешь со зверями разговаривать. — И Дик стал резать зайца на равные доли, всем поровну.
   — Я не дам убивать, — предупредила Марьяна. — У нее будут маленькие.
   — У кого? — спросил Олег.
   — У козла, — сказала Марьяна, — у козлихи.
   — Так это коза? — спросил Томас.
   — Да, козлиха, коза. Я знаю.
   — Марьяна права, пускай коза живет, — решил Томас. — Полезно думать о том, что будет завтра.
   — И еще надо думать, чтобы не умереть сегодня, — бросил Дик.
   — Козу будем подкармливать, — произнесла Марьяна.
   — И не вздумай, — отрезал Дик.
   — Я свое буду отдавать. — Марьяна упрямо глядела на Дика, острый подбородок вперед.
   Дик склонил голову, разглядывая девушку, как незнакомую зверюшку.
   Томас поднялся первым и пошел складывать палатку. Его трясло.
   — Может, вернешься? — спросил его Дик.
   — Поздно. Я пойду.
   — Подумай, — рассердилась Марьяна, рассерженная на Дика, — как ты можешь говорить! Томасу одному до поселка не дойти.
   — Олег с ним может вернуться.
   Это Дик сказал просто так, чтобы оставить за собой последнее слово.
   — Пора идти, — закончил спор Томас. — Если сегодня будем идти хорошо, может, выйдем на плоскогорье. В прошлый раз мы увязли в этом ущелье. Снег был по пояс. И метель.
   Томас пошел впереди по широкому ложу ручья, который при больших дождях, наверное, превращался в поток, а сейчас лишь чуть-чуть журчал по камням, отламывая наросшие за ночь у берегов льдинки.
   Коза сначала бросилась вперед, словно показывала дорогу, а потом раздумала, остановилась. Дик погрозил ей пальцем, но тут коза вздохнула и побрела за людьми, хотя порой останавливалась и занудно вопила, уговаривая вернуться.
   Чуть потеплело, снег под ногами начал таять, было скользко, за день пришлось раз десять перейти ручей, который вился по долинке, кидаясь от откоса к откосу, и ноги у всех закоченели.

* * *

   Весь следующий день долинка, по которой стекал ручей, постепенно сужалась, каменные темные стены становились круче и сходились все ближе, пряча ручей в вечную тень. Шум его стал мрачным, он отражался от стен, как в бочке. Было неуютно и страшно — никто из них, кроме Томаса, не был раньше в горах, даже Дик потерял всегдашнюю уверенность в себе, не убегал вперед, все время поглядывал вверх, словно боялся, что на голову упадет камень, и часто спрашивал Томаса:
   — Ну, скоро? Скоро выйдем?
   — К вечеру выйдем, — отвечал Томас.
   Томас, как и все, согрелся, даже вспотел, почти не кашлял и шел быстрее, чем вчера. Только иногда хватался за бок.
   — Вы узнаете места? — спросила Марьяна.
   Она шла сзади, подгоняя козу, которой все это путешествие окончательно надоело и которая часто останавливалась, оглядывалась, будто умоляя Марьяну отпустить ее обратно в лес, на простор.
   — Как тебе сказать, — отозвался Томас. — В прошлый раз мы сюда уже не добрались. А когда шли с перевала шестнадцать лет назад, здесь был снег, дни были короткие, и мы почти не смотрели по сторонам. Мы тогда обрели надежду, впервые обрели надежду, но очень устали. Путь отсюда до поселка занял больше недели.
   Дик, шедший впереди, вдруг замер, поднял руку.
   Все остановились. Даже коза остановилась, будто поняла приказ.
   Дик с арбалетом наготове медленно пошел вперед. Нагнулся.
   — Глядите! — крикнул он. — Они в самом деле здесь шли.
   За большим камнем, поблескивая тускло и отражаясь в бочажке ручья, лежала чудесная вещь. Она была сделана из белого металла и похожа на сплюснутый шар с белым наростом сверху. К этой вещи был прикреплен ремень, так что ее можно было носить через плечо.
   Дик поднял вещь и сказал:
   — На нее, наверное, упал камень.
   — Нет, не камень. Так надо, — произнес Томас, подходя к Дику и забирая у него вещь. — Здесь был привал. И кто-то… Вайткус! Это фляга Вайткуса. Вот он обрадуется, когда мы ему ее принесем!
   — Это называется «фляга»? — спросила Марьяна.
   Томас поболтал вещью в воздухе, и все услышали, что внутри плещется вода.
   — Удобная вещь, — определил Дик.
   — Ее специально сделали плоской, — объяснил Томас, осторожно отвинчивая крышку, — чтобы удобнее носить на боку.
   — Красивая, — сказала Марьяна.
   — Я буду ходить с ней на охоту, — решил Дик. — Вайткусу она не нужна. Он все равно болеет.
   Томас поднес флягу к носу и понюхал.
   — Черт возьми! — воскликнул он. — С ума можно сойти.
   — Что случилось? — спросил Олег. Ему хотелось подержать флягу.
   — Ребята, да это же коньяк! Вы понимаете, это коньяк!
   Коза отошла в сторону и удивленно заблеяла, подзывая к себе.
   Олег подошел к ней. В углублении за каменной россыпью лежали грудой металлические банки — такого сокровища видеть ему не приходилось.
   — Томас! — позвал он. — Посмотрите, что вы еще забыли!
   — Не забыли, — сказал Томас. — Понимаешь, мы тогда поверили, что выйдем к лесу, и в последний раз поели. Это консервные банки, понимаешь? Это ненужные консервные банки.
   — Ненужные?
   — Тогда они казались нам ненужными. — Томас снова поднес к носу флягу и принюхался. — Я сойду с ума. Это мне снится.
   — Значит, правда, — сказал Дик, — что вы здесь шли. Я иногда думал, что поселок был всегда.
   — Знаешь, я сам так иногда думаю, — улыбнулся Томас.
   Он отпил немного из фляги. Один глоток, и зажмурился.
   — Буду жить, — произнес он. Закашлялся, но не перестал улыбаться.
   Марьяна собирала консервные банки и складывала их в мешок. Коза часто вздыхала, охала, ей банки не нравились. Они были чужими.
   — Да не надо их тащить, — засмеялся Томас. — Не надо! Это же пустые банки. Если нужно, ты возьмешь их тысячу. Понимаешь?
   — Не знаю, — трезво возразила Марьяна. — А если не найдем ничего, они там тоже пригодятся. Не с пустыми руками вернемся. Из этих банок отец много всего сделает.
   — Тогда заберешь на обратном пути, — предложил Олег. Ему хотелось попробовать коньяк, который так обрадовал Томаса.
   — А если их возьмут? — спросила Марьяна.
   — Кто возьмет? — спросил Томас. — За шестнадцать лет никто не взял. Козлам банки не нужны.
   Но Марьяна собрала все банки, даже дырявые.
   Дик сказал:
   — Дай попробовать, Томас. Из фляги.
   — Тебе не понравится, — предупредил Томас. — Детям и дикарям коньяк противопоказан.
   Но протянул флягу Дику.
   «Надо было попросить, — огорчился Олег. — Я всегда только думаю о чем-то, а Дик уже это берет».
   — Только осторожно, — велел Томас, — один маленький глоток.
   — Не бойся, — ответил Дик. — Если тебе можно, мне тем более. Я сильнее тебя.
   Томас ничего не ответил. Олегу показалось, что он улыбается.
   Дик запрокинул флягу и сделал большой глоток. Видно, этот коньяк был очень горьким, потому что он выронил флягу и жутко закашлялся, схватившись за горло. Томас еле успел подхватить флягу.
   — Я же говорил, — произнес он укоризненно, но без сочувствия.
   Марьяна бросилась к покрасневшему, несчастному Дику.
   — Все горит… — смог наконец выговорить Дик.
   — Вы зачем? — рассердилась Марьяна на Томаса.
   Она стала копаться в своем мешке. Олег знал — искала снадобье от ожога.
   — Сейчас пройдет, — заверил Томас. — Ты же дикарь, Дик. Ты должен был незнакомую жидкость принимать, как яд, сначала языком…
   Дик отмахнулся.
   — Я поверил… Понимаешь, поверил! Ты же пил!
   Дик был унижен. Унижений он не выносил.
   — Вот, — сказала Марьяна, — пожуй траву. Это помогает.
   — Не надо, — отказался Дик.
   — Все прошло, — отозвался Томас. — Ему теперь уже теплее.
   — Нет, — возразил Дик. Но солгал.
   — Есть еще желание обжечься? — спросил Томас. — Как, мои смелые единоплеменники? Кстати, индейцы называли это огненной водой.
   — А потом спивались и отдавали за бесценок землю белым колонистам, — вспомнил Олег урок истории.
   — Вот именно. Только те напитки были пониже качеством.
   Томас повесил флягу через плечо. Дик поглядел на нее с тоской. Он бы с удовольствием вылил оттуда проклятый коньяк и налил воды.
   Они расселись на камнях передохнуть. Марьяна раздала всем по горсти сушеных грибов и по ломтику вяленого мяса. Козе тоже дала грибов. Дик поглядел неодобрительно, но ничего не сказал. Коза деликатно хрупала грибами, поглядывала на Марьяну, дадут ли еще. Козе в этих местах было трудно добывать пищу, она была голодна.
   — И вся ваша еда была в этих банках? — спросил Олег.
   — Не только, — сказал Томас. — Еда была в ящиках, коробках, контейнерах, бутылках, тюбиках, пузырьках, мешках и много в чем еще. Еды было, скажу вам, друзья, много. И еще там были сигареты, которые мне часто снятся.
   И вдруг Олег понял, что находка фляги, консервных банок, следов подействовала не только на него или Дика. Больше всех изменился Томас. Словно до этого момента он и сам не очень верил в то, что когда-то был за перевалом, где едят из блестящих банок и во флягах бывает коньяк. И этот чужой, но желанный для Олега, чужой и, в общем, ненужный для Дика мир отдалил Томаса.
   — Пошли, — сказал Томас, поднимаясь. — Теперь я почти поверил, что мы дойдем, хоть самая трудная часть пути впереди.
   Они пошли дальше. Марьяна держалась ближе к Дику, она беспокоилась, не плохо ли ему. У Марьяны есть это качество — всех жалеть. Иногда Олега оно трогало, а сейчас злило. Ведь видно же, что Дик здоров, только глаза блестят и говорит громче, чем обычно.
   — Это дверь, — произнес Томас, который шел рядом с Олегом. — Дверь, за которой начинаются мои воспоминания. Ты понимаешь?
   — Понимаю.
   — До этого я мог только представлять, — продолжал Томас. — И я совсем забыл об этом привале. Твоя мать несла тебя на руках. Она совсем выбилась из сил, но никому тебя не отдавала. И ты молчал. Дик орал, понимаешь, как положено голодному и несчастному младенцу. А ты молчал. Эгли все крутилась возле твоей матери, они же были еще совсем девчонками, лет по двадцать пять, не больше, а раньше дружили. У нее ничего не осталось в жизни, только ты.
   Томас вдруг закашлялся, его согнуло пополам. Он уперся ладонью о каменную стену, и Олег заметил, какие желтые и тонкие у Томаса пальцы. Дик с Марьяной ушли вперед и скрылись за поворотом.
   — Давайте я понесу мешок, — предложил Олег.
   — Нет, сейчас пройдет. Сейчас пройдет… — Томас виновато улыбнулся. — Казалось бы, я должен руководить вами, подавать пример подросткам. А тащусь еле-еле… Знаешь, мне показалось, что, если я глотну коньяку, все пройдет. Это наивно…
   — А вы выпейте еще, — сказал Олег.
   — Не надо. У меня температура. Добраться бы до перевала. Мне бы в больницу — покой и процедуры, а не восхождение и подвиги.
   Часа через два ущелье кончилось. Ручей маленьким водопадом слетал с невысокого, метра два, обрыва. Но взобраться на него оказалось непростым делом. Томас так ослаб, что его пришлось втаскивать наверх. Козу поднимали на веревке, и перепуганное животное чудом никого не покалечило, отбиваясь тонкими бронированными ногами.
   Было странное ощущение: два дня они поднимались узким полутемным ущельем, слыша только журчание воды, и вдруг оказались во власти простора, какого Олегу не приходилось видеть.
   Покрытое снегом, с редкими каменными проплешинами плоскогорье простиралось на несколько километров, упираясь в стену гор. С другой стороны, скатываясь бесконечным крутым откосом, оно вливалось в широкую долину, сначала голую, каменистую, затем на ней возникали точки кустов и деревьев, а далеко-далеко к горизонту эти точки сливались, густея, в бесконечный лес. Там, в четырех днях пути, был поселок. Правда, его отсюда не разглядишь.
   — Вот тут, — сказал, все еще стараясь отдышаться, Томас, — тут мы поняли, что спасены. Мы шли от гор, какой там шли — ползли, волоча больных, замерзая, ни во что не веря, и внезапно вышли к этому плоскогорью. Оно, как видите, чуть поднимается к краю, и потому, пока мы не добрались сюда, мы не знали, что есть надежда. Шел снег, метель… кто же был первым? Кажется, Борис. Ну да, Борис. Он ушел вперед и вдруг остановился. Я помню, как он вдруг замер, но я так устал, что не понял, почему он стоит. Когда я подошел к нему, он плакал, и лицо его обледенело. Видимость в тот день была плохая, но иногда снежная пелена рассеивалась, и мы поняли, что там, внизу, в долине, есть деревья. Значит, есть жизнь…
   Дул ветер, к счастью, несильный, коза начала скакать, резвиться, радуясь простору, подбрасывая мохнатый зад, оставляя глубокие треугольные следы на снежной простыне. Остановилась возле бурой проплешины, стала разрывать смерзшуюся землю роговой нашлепкой на носу, вздыхая, ахая и блея, — видно, почуяла что-то съедобное.
   — Здесь нет дичи, — произнес Дик с осуждением. Он обращался к Томасу, будто тот был в этом виноват.
   — Дня через три, если все будет нормально, дойдем, — заверил Томас. — Или через четыре.
   — А говорят, что вы шли две недели.
   — Мы шли тринадцать дней. Была зима, много больных и раненых, а сейчас мы налегке. Удивительно, как будто вчера было — мы стоим с Борисом и смотрим вниз…
   До темноты удалось достичь гор.

* * *

   Ночью похолодало, был мороз. Дик с Олегом положили Марьяну и Томаса посередине. Томас так вымотался за день, что даже не спорил. Он был горячим, но никак не мог согреться, и, когда он начинал заходиться в сухом кашле, Олег обнимал его, а Марьяна давала напиться микстуры от кашля, которую она приготовила. Марьяна не спала, и, чтобы скоротать ночь, они шептались с Олегом, а Дик, которому хотелось спать, ворочался. Потом сказал:
   — Завтра дневки не будет, ясно?
   — Ну и что? — спросил Олег.
   — Заставлю идти, как бы вам ни хотелось дрыхнуть.
   — Не бойся, из-за нас задержки не будет.
   — Из-за кого бы то ни было.
   Олег не стал спорить. Он понимал, что Дик имеет в виду Томаса. Он думал, что Томас спит, не слышит. Но Томас услышал.
   — По-моему, у меня пневмония, простите, что так неудачно получилось, друзья.
   Они разбили палатку в большой нише, тут было теплее, чем на открытом месте, и коза топталась рядом, вздыхая, потом начала шуршать, ковыряться в земле.
   — Чего она ищет? — прошептала Марьяна.
   — Улиток, — ответил Олег. — Я видел, как она нашла улитку.
   — Я думала, им тут холодно.
   — Мы же живем, значит, и другие могут.
   — Ничего здесь нет, — оборвал Дик, — спите.
   Закашлялся Томас. Марьяна опять дала ему напиться. Слышно было, как его зубы стучат о край кружки.
   — Надо было тебе вернуться, — произнес Дик.
   — Поздно, — сказал Томас, — до поселка мне не дойти.
   — Дурак ты, Дик, — кинула Марьяна, — законы забыл.
   — Я ничего не забыл, — громко заговорил Дик. — Я знаю, что мы должны заботиться о больных. Я знаю, что такое долг, не хуже тебя знаю. Но мне все твердили одно и то же: если мы сейчас не дойдем до перевала, если мы не принесем железо и инструменты, поселок может погибнуть. Это не я придумал. Я не верю, что поселок погибнет. Мы отлично живем без этих штук. Я из своего арбалета могу свалить медведя за сто шагов.
   — Еще бы, — напомнил Олег, — у тебя же железные наконечники на стрелах. Если бы Сергеев их не ковал, как бы ты свалил медведя?
   — Я могу сделать наконечник из камня. Тут дело не в материале, а в умении. Теперь нас погнали сюда, в горы…
   — Тебя никто не гнал, ты сам пошел.
   — Сам. Но вы знаете — вот-вот зарядит снег. И если мы будем тянуться еле-еле, мы можем не вернуться обратно.
   — А что ты предлагаешь? — спросил Олег.
   Ни Томас, ни Марьяна в их спор не вмешивались, но внимательно слушали его. Олегу казалось, что даже коза затихла, слушая.
   — Я предлагаю оставить здесь Марьяну с Томасом. Дать им одеяла и пищу. А мы с тобой налегке добежим до перевала.
   Олег не ответил. Он понимал, что Томаса оставить нельзя. Нельзя лишать Томаса цели. Это его убьет. Но вдруг Дик подумает, что он боится идти дальше вдвоем?
   — Ты испугался? — спросил Дик.
   — Я не о себе, — произнес наконец Олег. — Если Томас будет болен, он не сможет защитить Марьяну. А Марьяна его. А если звери? Если здесь хищники? Как она справится?
   — Марьяшка, справишься? — Дик не спросил, а будто приказал, будто имел право приказывать.
   — Я дойду, — произнес Томас. — Я дойду, не бойтесь, друзья. Мне надо дойти… я иду туда уже шестнадцать лет.
   И голос Томаса был горяч, быстр, словно полон слез.
   — Тогда спи, — велел Дик, переждав долгую паузу. Никто не согласился с ним, но никто и не убедил Дика.
   А утром спор прекратился сам собой. По очень простой причине. Когда Олег, встав первым — голова болела, ноги как деревянные, спина промерзла до печенки, — выбрался из ниши, он увидел на белой долине плоскогорья цепочку углублений, в которых даже не сразу угадал следы: будто кто-то вдавливал в снег большие бочки.
   Олег разбудил Дика, и вместе они осторожно прошли дальше по следам в ту сторону, куда указывали углубления когтей. Следы кончались у крутого откоса — этот зверь мог подниматься и по скалам.
   — Какой он? — спросил Олег шепотом.
   — Ляжет на дом — раздавит, — сказал Дик. — Вот бы подстрелить.
   — Надежды мало, даже с твоим арбалетом. Ты ему шкуру не пробьешь.
   — Постараюсь.
   — Где вы были? — спросила Марьяна, которая разжигала костер. — У Томаса температура упала. Хорошо, правда?
   — Хорошо, — ответил Олег.
   Они рассказали про следы, потому что Марьяна их все равно бы увидела. Но она не испугалась. Мало ли какие звери водятся вокруг! Далеко не все злые и опасные. Звери заняты своими делами.
   — Садитесь, — предложила Марьяна, — позавтракаем.
   Томас вылез из-под палатки. Он был бледен и слаб. В руке держал флягу. Садясь рядом с Олегом, отвинтил и отхлебнул.
   — Надо согреться, — объяснил он хрипло. — Когда-то врачи прописывали слабым и больным кагор.
   Марьяна достала свой мешок.
   Из него выкатился гриб.
   Мешок был разорван, изжеван. И пуст.
   — А где грибы? — спросила Марьяна у Томаса. Как будто он должен был знать, где грибы.
   Дик вскочил.
   — Где лежал мешок?
   — Я так устала, — сказала Марьяна. — Я думала, что положила под палатку, а он остался снаружи.
   — Где эта скотина? — произнес Дик тихо.
   — Ты с ума сошел? — закричала Марьяна. — Может, это не коза?
   — А кто? Томас? Я? Мы что теперь жрать будем?
   — У нас есть еще мясо.
   — Покажи. Может, и его нет?
   — Зачем коза будет есть мясо?
   Дик был прав. От мяса осталось десятка два ломтиков.
   — Я не шучу. — Дик подобрал со снега арбалет.
   Коза будто сообразила, что ей грозит, резко отскочила за скалу.
   — Ты не уйдешь, — бросил Дик.
   — Погоди, — остановил его Олег. — Погоди, если нужно, успеешь. Всегда успеешь. Ведь Марьяна хочет разводить их, понимаешь, как это важно для поселка? Значит, у нас всегда будет мясо.